Скворцов Валериан. Сингапурский квартет

   Куда же запропастился бухгалтер?
   Жоффруа снял трубку телефона внутренней связи. Набрал 02.
   - Слушаю, шеф, - сказал старший бухгалтер.
   - Через десяток минут привезут русского. Если к этому времени я не появлюсь внизу, встретьте его, пожалуйста. Скажите, что я ненадолго задерживаюсь. Поговорите о чем-нибудь. Так, вообще... О московских долгах, например. Для разогрева.
   Бухгалтер молчал. Это, во-первых, означало: зачем меня учить, молодой хозяин? И во-вторых: ваш отец, молодой хозяин, появляется на деловых свиданиях пунктуально. Не исключалось, что отец предоставил этому китайскому педанту канал контроля за выходом его, Жоффруа, личного компьютера на базу данных и бухгалтер видит на своем экране, чем интересуется директор отделения. Поэтому Жоффруа не клал трубку, ждал хотя бы формального изъявления послушания.
   - Будет исполнено, патрон, - сказал бухгалтер.
   Он носил прозвище Крот, поскольку обитал в подземном, грунтовом мире Индо-Австралийского банка, высовываясь на поверхность лишь в исключительных случаях. Такие случаи на жаргоне служащих банка классифицировались как "явление привидений". Это значило, что в операционном зале объявлялись фигуры, выпадавшие из системы нормальных финансовых операций, ими-то и занимался исключительно Крот. Гонконгский миллионер в нижнем белье и полицейский комиссар в пиджачной паре из Парижа входили в этот разряд. Ожидавшийся московский гость, пожалуй, тоже.
   Крот, обретаясь в подземельях, обладал обостренным чутьем на любые отклонения от нормы, проявлявшиеся на поверхности, в реальной жизни. Изощренный, "скользкий" финансовый документ, даже сваренный из подлинных цифр, непременно застревал на его столе. Эта прозорливость имела объяснение. Банковские агенты и биржевые маклеры, то есть "ребята горячих денег", как называл их дядя Пиватски, поговаривали, будто бухгалтер имеет собственных "кротов", роющих на недосягаемых глубинах чужих замыслов повсюду в мире, благодаря чему и обваливаются любые хитроумные подкопы к деньгам отца, его "старинного друга" Клео Сурапато и "боевого товарища" дяди Пиватски. При этом успешно прокладываются сапы к чужим денежным средствам.
   Жоффруа набрал сингапурский номер такого "крота". Услышав в трубке знакомый голос, он с сожалением подумал, что приходиться слышать его только по делу.
   - Барбара? Это говорит парень, который пять лет назад набрался наглости сказать ведущей финансовой пифии в клубе журналистов исторические слова: "Весна, мадам, и поэтому неимоверно хочется познакомится с совершенно нескромной особой".
   - А что ответила газетная зануда?
   - Она ответила: "А также с каким-нибудь бездельником, чтобы сбежать от этих умников на свежий воздух поиграть в крикет".
   - И тогда бездельник призвал: "Мадам, примерим наши намерения!" Какие они у тебя сейчас, Жоффруа?
   - Барбара, меня интересует подоплека дела Амоса Доуви.
   - Ах, русские!
   В голосе Барбары ему послышалось оживление.
   - Отчего энтузиазм? - спросил Жоффруа.
   - Русские, как говорят некоторые, в том числе и Доуви, не считают денег. У меня же такое ощущение, что эти ребята вдруг начали их недосчитываться. Вот и твой звонок... По правде говоря, я ждала... то есть жду из Бангкока другого звонка. Как раз от русского. Но это не к делу. Ты напомнил мне о весне...
   Она назвала Жоффруа код выхода на банк данных, которые его интересовали.
   - Ты так щедра, Барбара. Спасибо большое!
   - Только потому, что мы чуть было не стали родственниками, Жоффруа.
   - Ты пыталась купить акции нашего семейного банка?
   - Была на пути к тому. Несколько часов назад твой отец сделал мне формальное предложение...
   Она отключилась.
   Жоффруа дважды сбивался с порядка, в котором следовало набирать цифры закодированного телефона в Сингапуре с выходом в информационные запасники газеты "Стрейтс таймс".
   Отец предпринял странный и неожиданный шаг. Странный и неожиданный...
   Деловой расчет исключался. Тогда - возрастная дурь? Блажь провести остаток жизни вместе с элегантной, умной, обаятельной и загадочной метиской? Несколько лег сексуальной агонии в объятиях красавицы и - пропади все пропадом?
   Жоффруа минуты две читал и не понимал вызванного на экран текста. Заставил себя сосредоточиться. На мониторе компьютера мерцали строки:
   "Барбара Чунг, доверительно тем, кого это касается.
   Мой источник из Вашингтона. Попытку российской внешней разведки прибрать к рукам калифорнийские банки, в которую вовлечен бывший сингапурский делец Амос Доуви, едва удалось сорвать принятием соответствующего закона. Два демократа от Нью-Йорка, а именно сенатор Дэниэл Мойнихен и член палаты представителей Чарлз Шумер, выступили с законопроектом. Он стал откликом на сообщение о потрясающей операции русской внешней разведки. О самой этой операции пронюхали журналисты "Нью-Йорк таймс". Законодательную инициативу поддерживает управление контрразведки, входящее в ФБР. Управление и стало источником сведений для публикации.
   Согласно "Нью-Йорк таймс", российский агент попытался скупить акции трех банков в Северной Калифорнии и подбирался к четвертому. Агент осуществлял часть плана русских по проникновению в коммерческие и технологические секреты.
   В настоящее время в США нет препятствий для покупки иностранцами четверти акций финансовых или банковских компаний, что равносильно фактическому приобретению их в собственность. В законопроекте предусматриваются требование о предоставлении в этом случае сведений относительно национального происхождения средств покупщика и наказание за ложные данные.
   Проведено расследование, из которого следует, что контрразведывательным службам США подкладывается следующая версия.
   Некто Амос Доуви вознамерился приобрести акции нескольких американских банков. Средства на это он получил в виде кредитов от представительства российской холдинговой группы "Евразия" в Сингапуре. Фактическим распорядителем кредитов является Петраков, генерал бывшего КГБ, ныне высокопоставленный оперативник службы внешней разведки России. Сначала Доуви перевел полученные им лично от Петракова 118 миллионов долларов в Панаму, где открыл счет в "Пасифик Атлантик бэнк". Оттуда он отправил эти деньги в "Юнион бэнк", Нашвилл, штат Теннесси. Приехав в Нашвилл, Доуви перевел свои миллионы в Сан-Франциско. Появившись в этом городе, он и развернул операции по скупке акций "Пенинсула нэшнл бэнк", "Ферст нэшнл бэнк оф Фресно", "Тахо нэшнл бэнк" и "Камино Калифорниа", выдавая себя за нашвиллского дельца.
   Затем - арест Доуви в Сан-Франциско по розыскному запросу из Гонконга, его побег из-под стражи и повторный арест в Лондоне с последующим судом.
   Клифф Палевски, адвокат Доуви, заявил, что не может быть сомнений в чистосердечности признания его клиента в работе по принуждению на российскую внешнюю разведку. Другой его адвокат, Эфраим Марголин, сказал на суде, что, если бы банки попали в руки Москвы, это распахнуло бы ей ворота к секретам оборонных предприятий в Силиконовой долине. Доуви, утверждают его адвокаты, - невинная жертва интриг Петракова. Приговор о мошенничестве должен быть отменен, и клиента следует выпустить на свободу.
   Однако суд счел недостаточными доказательства правдивости утверждения Доуви о его принудительной вербовке службой внешней разведки России.
   Позиция русских.
   Петраков, известный в финансовых кругах Сингапура предприниматель из России, в частных беседах отрицает причастность Москвы к действиям Доуви в США. Тем не менее он признает выдачу частями 118 миллионов долларов в качестве кредитов по рекомендациям Доуви, работавшего советником у Петракова. Гарантом по кредитам выступал "Ассошиэйтед мерчант бэнк".
   "Ассошиэйтед мерчант бэнк" объявил банкротом своего клиента, некоего Ли Тео Ленга. Это имя - деловой псевдоним Амоса Доуви, которым он пользовался для собственных сделок с фирмами, пользовавшимися его рекомендациями в отношениях с русскими партнерами. Ведущая из этих фирм "Лин, Клео и Клео", владелец Клео Сурапато. Посредничество обеспечивало бангкокское отделение Индо-Австралийского банка.
   Русский директор, формальный начальник Петракова, был отозван из Сингапура в Москву, где против него возбудили дело по обвинению в коррупции, халатности и растратах. Однако осужден он не был и сейчас занимает высокий пост в одной из естественных монополий России. Это стало основным поводом для утверждений адвокатов Доуви, что Петраков действительно манипулировал Доуви, который и стал невольной жертвой московских интриг".
   - Слушаю, патрон, - сказал в телефон приторным голосом Крот, когда Жоффруа позвонил ему в приемную. - Мы как раз беседуем здесь с господином Севастьяви...
   - Когда "Ассошиэйтед мерчант бэнк" подал в суд о банкротстве Ли Тео Ленга в Сингапуре?
   - Два месяца назад, патрон.
   - А когда судебное заседание?
   - Через четыре месяца и неделю, патрон.
   Жоффруа бросил трубку и включил трансляцию разговоров в приемной.
   - Финансирование совместных предприятий, - говорил по-английски почти без акцента русский, - одно из основных наших занятий. Сойдемся в деталях, сойдемся и в принципиальной договоренности.
   - Значит, совместные кредиты тоже? - спросил Крот.
   - Почему нет? У нас есть опыт в этой области.
   - Вы, кажется, работали в прошлом с господином Петраковым?
   Жоффруа придержал палец, лежавший на кнопке выключения системы прослушивания.
   - Да, работал.
   Услышав ответ, Жоффруа надавил на кнопку.
   Пора было ему самому появиться в приемной.
   Спускаясь по мраморной лестнице в операционный зал, к которому примыкала гостиная, Жоффруа испытывал чувство тревоги. Отец считал секретность в делах одним из решающих условий успеха. А оказывается, что сведения об одной из самых темных связей Индо-Австралийского банка, банка его отца, - связи с Ли Тео Ленгом, то есть Амосом Доуви, через Клео Сурапато - заложены этой всезнайкой Барбарой Чунг в банк данных известной газеты.
   Жоффруа почувствовал себя актером в театре теней, где зрители по ошибке расселись с закулисной стороны занавеса, а его отец, Клео Сурапато и он сам, Жоффруа Лябасти-младший, не подозревая этого, разыгрывают перед ними подсчет денег, манипулируя раскрашенными клочками бумаги.
   С тем большим радушием Жоффруа протянул руку русскому.
   - Господин Севастьянов! Спасибо, что позвонили!
   - Я только что узнал печальную весть, - скромно перебил Крот. Господин Петраков, которого мы все хорошо знали и высоко уважали, оказывается, скончался несколько дней назад. Невосполнимая утрата!
   Сокрушенно ссутулившись, Крот встал и поклонился.
   - Прошу извинить, господин Севастьянов. К исходу дня копятся заботы... С вашего разрешения, патрон...
   Крот переиграл и Севастьянова, и хозяина. Уходом он показал, что не интересуется предложениями посетителя, а если у того есть другие, более серьезные идеи, их следует адресовать иным людям, и при этом не Лябасти-младшему. Отсутствие преемственности в беседе показало Севастьянову, что новый партнер по разговору откуда-то подслушал её начало.
   Жоффруа не стал лицемерить. Он понимающе улыбнулся русскому и развел руками.
   - Что, ж... В таком случае нам остается только договорить за ужином!
   Огромное окно подвального зала ресторана гостиницы "Шангри-Ла" смотрело в реку. За толстыми стеклами в коричневой воде роились и кишели представители диковинных существ, обретающихся в омывающей Бангкок Чао-Прае. Рыбешки и рыбины, тритоны, пауки, пиявки, бесцветные гады и плоские огромные лягушки, привлеченные подсветкой, ошалело тыкались в невидимую преграду, сослепу забросив охоту друг за другом.
   - Отвратительно, верно? - спросил Жоффруа Лябасти-младший Севастьянова. - И представьте, популярнейшее место встреч местного делового мира... Большинство ведь китайцы.
   - Я видел в некоторых китайских домах деревянные теремки под стеклянными колпаками, заселенные белыми мышами. Хозяева наблюдают за их жизнью, родами и смертями, грызней... Словно сериалы смотрят.
   - Мышиный театр с намеком на человеческое бытие, а?
   В зале царила прохлада, и не верилось, что вода за стеклом может быть теплая, как суп, а на улице выше тридцати жары, влажность и духота.
   Когда обсуждали меню, Севастьянов удивился вкусу банкира. Француз, сын француза предпочитал немецкую кухню.
   - Ваша семья, что же, эльзасцы?
   - Нет, мы парижане. Мама, правда, из Шампани. Вернее, мой дед, генерал де Шамон-Гитри... Но ведь это все равно Иль-де-Франс... Мама родилась в Сайгоне, как и я... А что?
   Жоффруа подумал, что русский, наверное, ощущает недоброжелательную настороженность со стороны руководства Индо-Австралийского банка. Да пусть! Что таится в скрытном сибирском уме, даже Крот не в состоянии предсказать. Поэтому барьер, возникший на пути серьезных переговоров, - возможно, благоприятный исход для банка. И обеспечил его - по своей воле или же случайно - не кто иной как Крот. Впрочем, в его поступках никогда и ничего случайного не бывает. Так что все в порядке. Между русскими и банком отца такая же непроницаемая перегородка, как аквариумное стекло, занимающее половину ресторанной стены.
   Если же поставить себя на место русского, то у него, конечно же, есть право на неприятный разговор об обеспечении Индо-Австралийским банком кредитов, невозвращенных московской холдинговой группе с диким названием "Евразия". Но когда упоминалась кончина Петракова, Севастьянов не воспользовался предлогом, чтобы развить тему кредитов. Видимо, и не собирался развивать. Финансовый клерк без полномочий поставит крестики в перечне вопросов, которые ему велели задать, и укатит в Сингапур, довольный, что роскошно поужинал не на свои.
   Утопая в диване, обтянутом шерстяной плетенкой, поглядывая на гигантский аквариум, Жоффруа развивал фантастический проект перестройки финансового хозяйства отца. Схему превращения Индо-Австралийского банка со всеми связями и интересами в замкнутый операционный цикл.
   "Замкнутые круги в финансах? Не понимаю..." - сказал бы Петраков. Он всегда ставил вопросы в таком стиле на официальных обедах, где полагалось не только вкушать, но и изрекать. Повторял утверждение собеседника с сомнением, а потом сообщал, что не понимает его. После этого, пока тебе разжевывают какую-то проблему, можно спокойно, ограничиваясь кивками, наслаждаться лакомым кушаньем. Севастьянов привычно повторил прием.
   - Превратить банк в самодостаточную систему без подпитки извне, исключить постороннее, в том числе и правительственное вмешательство. Уплата налогов - вот и все отношения с администрацией, с нацией, если хотите. Только в этом случае, господин Севастьянов, ваше дело останется вашим, а ваши люди останутся вашими людьми... Кажется, вы уже делаете нечто подобное в России?
   - Абсолютная финансовая монархия...
   - Метко сказано. Отец утверждает, что существование такой системы сбережет жизненность и независимость банков. И нам, деловым людям, не придется по-солдатски воспринимать фельдфебельские команды правительств, которые сами все глубже погрязают в долгах. Дурь бюрократов не будет калечить реальный мир реальных интересов и забот, пусть даже эту дурь нашептали прямо в ухо премьер-министру...
   - И что же, ваш отец следует своим намерениям?
   - Мы говорим о теоретических посылках, господин Севастьянов, а не о намерениях Индо-Австралийского банка, верно? - сказал Жоффруа и, доставая из бумажника кредитную золотую карточку, поманил официанта, чтобы расплатиться, не спрашивая счета.
   Из "Шангри-Ла" Севастьянов, сняв галстук и сунув его в нагрудный карман сорочки, пешком пошел в джазовый бар "Сахарная хибарка". До него было рукой подать. Он ни о чем не думал. Просто пил бочковое и слушал музыку.
   ...В полночь он вышел из такси за квартал от гостиницы, напротив Тридцатого переулка Сукхумвит-роуд, в этот поздний час безлюдной и продуваемой влажным ветерком. Зеленые, красные и синие всполохи ещё не выключенных реклам бликами отражались на крышах редких автомобилей.
   "Подведем итоги первого дня?" - сказал себе Севастьянов.
   С подворья буддийского храма, где, возвышаясь над оградой, стоя спал слон, едко несло хлевом и воскурениями. Слон раскачивался взад-вперед, пошевеливая в такт лопастями ушей. Тягучий и заунывный гул гонга возник, разросся и ушел куда-то за цементные коробки, на задворки, где начинались заболоченные пустыри.
   Человек в махровой панаме и футболке, поверх которой болтался камуфляжный армейский жилет, преградил дорогу.
   - Молодые леди скучают, сэр. Вот фотографии...
   - Я дурно болен, братец, - ответил Севастьянов. На Востоке впрямую не отказывают.
   Как и ему никто и ни в чем не отказывал весь этот день. Ни в любви, ни в деловом партнерстве.
   Понурый гонг ещё слабо гудел вдали, когда портье "Амбассадора" услужливо открыл Севастьянову дверь.
   В номере, приняв душ, он сел за составление послания своему оператору. Закончив, соединил ноутбук с телефоном и передал сообщение о состоявшейся встрече в Индо-Австралийском банке. Судя по электронному адресу, который он получил в Шереметьево от своего оператора за несколько минут до отлета, его послание адресовалось кому-то в Бангкоке. Связник был в этом городе, рядом. Возможно, и наблюдал сегодня за ним...
   Глава третья
   ЧЕШУЯ ДРАКОНА
   1
   Джеффри Пиватски, бывший пилот, дважды с перерывом в три минуты приметил, как самолет ложился на правое крыло. Вписывались в коридоры. В общеевропейском доме воздушные пути прокладывались для своих и чужих. Для чужих - углами, уводившими нежелательных соглядатаев в сторону от военных объектов, будто давным-давно не летали спутники... В его эскадрилье один пилот до перехода в бомбардировочную авиацию водил истребитель, приспособленный ослеплять космических шпионов. Просто сбивать их запрещало международное право.
   Спутники давно привлекали внимание Джеффри как возможный объект финансового обслуживания. Скажем, страхование гражданских спутников. В том числе и от ослепления. Экспертиза рисков и правовое обеспечение. Кажется, эта деловая ниша достаточно свободна... Почему бы и нет? Собственное дело. Первоначальный капитал взять у Бруно и Клео, которые, возможно, войдут и в долю, потому что ума не приложат, как отмывать изобильные наличные, низвергающиеся обвалами со всех сторон. "Спейс Иншуранс" - отличное название! А специалистов он наберет...
   В иллюминаторе "боинга" облака застыли, будто заснеженные гряды гор, которые Джеффри с курсантских времен называл Клондайком, хотя в настоящих горах никогда не бывал, а о безлюдных холодных пространствах знал из романов про золотоискателей. Казалось, игрушка-самолетик подвешен над "Клондайком" на невидимой нити, раскручивающейся то в одну, то в другую сторону. Нитка удлинилась, "боинг" продавился сквозь облачность, и Джеффри наблюдал теперь плоские поля. Внизу тянулась Сербия на подходе к Белграду. Как и во Вьетнаме, который он бомбил, деревни жались к церквям, неизменно торчавшим на перекрестках.
   Джеффри представил, как под черепичной крышей одного из домов, среди мрачноватых, неряшливых и плохо выбритых славян в овчинах, ютились предки его жены, фамилию которой он теперь носил. Отупляющая работа в поле, пастьба скотины, церковная служба и кабак как единственное развлечение для людей, из поколения в поколение производящих зерно и мясо, возможно, ещё сыр и вино. Такой ли вспоминает Ольга прародину? Какие драмы разыгрываются вон под той отполированной холодным дождем кровлей?
   Впрочем, это вполне могло относиться и к его собственной семейной жизни, в которой рядом с наивной, чистой сердцем, отважной и умной Ольгой он постоянно чувствовал свою закомплексованность. Сноб-технократ, искушенность которого парализует побуждения и чувства. Чем он-то отличается от туповатых, грубых, простодушных или злобных, кто их разберет, увальней, бравших в жены прабабок Ольги? Галстуком и блейзером? Ну, а у тех овчинные жилетки и пестрый шнурок под вышитым воротником... Какая разница?
   Нет, времена не меняются. Меняется человек, но и то лишь внешне и не полностью, внутренне всякое существо неизменно. Непоколебимо желание владеть, подчинять, размножаться, одурманиваться. Время - это океан вроде того бескрайнего простора, который открывается из иллюминатора "боинга". Океан, в котором плавают люди-рыбки... Люди-рыбки в извечном, Богом данном океане времени.
   Он пристально всматривался в приближающуюся землю одной из бывших последних коммунистических стран, на которую впервые залетел без боевого задания обнаружить и уничтожить цель. Здесь эту работу делали уже ребята другого поколения.
   "Боинг" чиркнул шинами по взлетно-посадочной полосе и понесся мимо контрольной башни. Промелькнула груда кое-как поставленных авиеток, за которыми серо-зелеными тушами выделялись на серой бетонке останки "дакот" и русских Ли-2 времен второй мировой войны. У аэровокзала приподнималась на лапах гигантская черная черепаха - укрытие, под которым стоял зачехленный истребитель-спарка. Русский МИГ?
   Джеффри вспомнил, как перемещались на экране локатора осы, пробивавшиеся сквозь облака, чтобы отогнать его Б-52 от Хайфона... А он пропахивал математически точно нацеленными бомбами пятикилометровые борозды по рисовым полям, дорогам и порту.
   Направляясь к автобусу, который должен был перевезти пассажиров в аэровокзал, Джеффри с любопытством рассматривал солдат почетного караула в салатовых мундирах, собиравшихся кого-то встречать. Перчаток им не выдали. Желтые ремни топорщились на плечах. Барабанщик отбивал жидковатую скучную дробь, под которую музыканты военного оркестра врассыпную тащились на построение. Последним семенил пожилой второй барабанщик, на ходу поправлявший на спине портупею лакированной колотушкой. Этот жест, такой домашний и мужицкий для человека в военной форме, разочаровал Джеффри. Он порадовался бы, скорее всего, если бы ощутил нечто зловещее в облике вражеского солдата.
   Возможно, из-за неосознанного раздражения, первый вопрос, который он задал встречавшему его человеку, был о билете на самолет до Франкфурта, откуда он и планировал затем вылететь домой, в Сингапур. Высокий брюнет с красноватыми пятнами на щеках - видно, наспех побрился электробритвой говорил по-английски с итальянским акцентом. Он был в пальто с откинутым капюшоном, не имел галстука и шаркал резиновыми сапогами. В Белград приехал специально из Триеста. Звали его Титто и, когда брюнет представился, губы Джеффри тронула улыбка.
   - От известного президента этой страны меня отличает только лишнее "т"...
   Титто был резидентом фирмы "Деловые советы и защита" в Триесте, через который проходила завершающая часть финансовой тропы, начинавшейся в Сингапуре, - через третьи банки или юридические конторы, переводами или посылками с наличностью на номерные счета в швейцарских банках. Тропа, принадлежавшая Бруно Лябасти, приносила обильную выручку. Титто, будучи последним в цепочке, сводил данные о вкладах и передавал их в электронную память фирмы, в которой они классифицировались лично Бруно Лябасти. Дальнейшее Титто не касалось.
   Компетенция итальянца предполагала, что за его работой наблюдает "глаз", известный одному Бруно. Будучи профессионалом, умудренным многолетним опытом предыдущей работы в итальянской военной разведке, резидент определенно знал это, и его предложение встретиться на территории, лежавшей за пределами "тропы", ничего, кроме желания повидаться с Джеффри вне досягаемости "глаза", означать не могло. Недружественная или нейтральная земля - например, Белград - в таких случаях наиболее безопасна. Так это дело растолковал для себя Джеффри, когда согласился сделать немалый крюк и потратить полтора дня в ответ на приглашение, протелеграфированное Титто во Франкфурт. Стародавний способ выхода на контакт в обход электронной почты триестского резидента лишь подтверждал догадку.
   - Где поселимся? - спросил Джеффри.
   Титто уверенно направил красную "альфа-ромео" по окраине огромного поля, примыкавшего к аэродрому. Под колеса неслись обрывки бумаг, какое-то тряпье, к черным деревьям липли грязные пластиковые пакеты. Отворачиваясь от пронизывающего ветра, вдоль кювета топтались полицейские в синей форме, выстроенные для охраны ожидавшейся персоны.
   - Гостиница "Славия". Улица Светог Саве. Шестой этаж. Окна во внутренний двор. Человек, с которым я предлагаю вам поговорить, придет в банк на улице князя Милоша завтра в девять тридцать утра. Ваш самолет во Франкфурт в двенадцать без четверти.
   - Вы не сказали, какой именно банк на улице князя...
   - Милоша... Здесь нет других банков, занимающихся валютными операциями, кроме государственного, - сказал Титто.
   - Контакт?
   - Если вы захотите, чтобы он состоялся, обратитесь за советом относительно обмена мексиканских долларов на динары к человеку, который, рассматривая доску с курсами валют, будет тыкать тростью в линию, обозначающую стоимость местных денег в немецких марках. Здешние деньги и называются динары... Он сделает это несколько раз, как бы по бестолковости, соображая и высчитывая.
   - Допустимо ли махать тростью у табло с валютными курсами? Жест мог бы быть поскромнее, что ли... незаметнее.
   Титто передернул плечами, удобнее устраивая капюшон между спиной и сиденьем.
   - В банке на улице князя Милоша курсы пишут мелом на черной доске. Курс утверждается начальством раз или два, может, три раза в течение банковского дня. В табло нет необходимости... Я думаю, где-то в недрах банка, где сидят эти начальники, табло, видимо, есть. Но оно для посвященных.