И Бруно приказал Ли Тео Ленгу или Амосу Доуви:
   - Попытайся скрыться.
   Начались мытарства инженера по странам, а затем тюрьмам, время в которых оплачивалось по тройной ставке.
   Клео Сурапато знал историю вербовки Амоса Доуви. Не знал он, что номер шифрованного счета в швейцарском банке, на который шли деньги и ценности через Индо-Австралийский банк, давно изменен...
   Круг, начавшийся со сборища в ресторане сайгонской гостиницы "Мажестик", заседал дважды в году. Одряхлевший Нго уступил председательское место Кроту, своему старшему сыну, который предпочитал отсиживаться в тени в качестве старшего бухгалтера бангкокского отделения Индо-Австралийского банка. После падения в 1975 году Сайгона параноидальная скрытность Крота обострилась до предела. Вряд ли кто помнил подлинное его имя. Даже цепи его связей и доносительства назывались кротовым подпольем, а подчиненные именовались младшими кротами.
   Объединение Бруно Лябасти двух мафий в группу "Бамбуковый сад" добавило к столу Круга новых лиц. Для Круга Бруно оставался человеком, имя которого использовалось как доверительный пароль при переводе денег в Швейцарию. Личностью, действия и помыслы которой контролировались Клео Сурапато. Предполагалось, что только они двое знают код счета в Берне. Состояние баланса на заседаниях Круга докладывали Бруно и Клео по очереди.
   Затмение, что ли, нашло на Бруно, когда он отправился на Круг как раз в день разговора председателя аудиторского совета с Ли Тео Ленгом - Амосом Доуви? Вполне возможно, что и так...
   Едва открыв кожаную папку, Бруно понял, что вложил в неё по ошибке не финансовый отчет, а совсем другой документ - сведения о движении капиталов крупной корпорации, выкраденные электронным взломщиком Джеффри Пиватски. Листки не имели фирменного обозначения и, прежде чем Бруно окончательно сообразил, что никакого отношения к Кругу они не имеют, папка оказалась в цепких пальцах Крота.
   Крот, не особо всматриваясь, пробежал несколько страниц и минуты две размышлял над итоговой суммой: 182 миллиона 458 тысяч долларов значилось там.
   Ничего не сказав, Крот вернул документ.
   Через два часа в помещении 8-А здания "Банка четырех океанов" Бруно Лябасти приказал секретарю заказать билет на ближайший авиарейс в Швейцарию. В Берне ему сообщили, что действительные накопления на счете Круга составляют 623 миллиона 872 тысячи долларов. После этого он составил заявление на прихваченном из Сингапура бланке с имевшейся на нем подписью Клео - формально они вдвоем и только вместе могли распоряжаться номерным счетом - с просьбой переменить как номер счета, так и код допуска к нему.
   Формальности заняли около двух часов.
   После этого Бруно составил второе заявление, в котором просил сохранить прежний номерной счет и код допуска, и перевел с нового счета на старый 182 миллиона 458 тысяч. Его дневной заработок составил, таким образом, 441 миллион 414 тысяч долларов.
   Подумав, Лябасти поменял и имя владельца нового счета - на Амоса Доуви.
   Только он, Бруно, знал код, по которому некий Амос Доуви мог распоряжаться сотнями миллионов. Или не Амос Доуви, а кто-то, знающий код.
   Если воротилы Круга держали информатора внутри швейцарского банка в Берне, то донос придет на Амоса Доуви, а про этого Амоса все знали, что он - фигура, подотчетная Клео Сурапато.
   Бруно возвращался из Берна через Лондон. Самолетом "Бритиш эйруэйз" прилетел в Джорджтаун на острове Пенанг в Малайзии, где рассчитывал попасться на глаза людям "Бамбукового сада". Из гостиницы "Шангри-Ла" позвонил в Сингапур и поболтал с Клео о пустяках, сказав, что оказался на Пенанге, увязавшись за одной "леди четырех сезонов", и возвращается вечером. Алиби было стопроцентным. Кража, совершенная в Берне, стала абсолютной.
   Деньги на старый номерной счет в Берне шли, как и раньше, - через Индо-Австралийский банк и дальше через итальянский Триест. На новый, собственный счет Бруно деньги поступали в конвертах Индо-Австралийского банка, но вторым каналом. Тем самым, который выявил Титто в Триесте.
   Клео Сурапато с двадцатого этажа "Герцог-отеля" невидящими глазами смотрел на корабельные огни и отблески бакенов в порту.
   Бруно Лябасти только что завершил рассказ о собственном продолжении истории Амоса Доуви, начатой Клео ещё в Сайгоне. Бруно говорил почти без пауз, лишь один раз прервался для телефонного разговора с Рутером, который доложил о завершении какой-то операции.
   - Откуда взялась записка через травника от капитана Сы? Зачем это было сделано? - спросил Клео.
   - Шутка Крота, друг, - сказал Бруно. - Крот хотел вырвать у тебя состояние, о нем его отец Нго узнал от Фэня, Послеполуденного Фэня, сына капитана Сы. Какая-то история вашего каравана с золотом... Тогда и началась сегодняшняя трагедия.
   - Для Крота, для меня - да. А для тебя - триумф. Ты всех убрал, Бруно, с дороги, всех обобрал... Ты подмял под себя все. Но есть люди...
   Зазвонил мобильный телефон.
   Бруно протянул трубку Клео.
   - Тебе.
   Из машины, в которой его везли из аэропорта Чанги, Крот, шепелявя и сбиваясь, сказал:
   - С интервалами в пятнадцать минут убиты двадцать два держателя "синих фонарей" "Бамбукового сада". Убиты одинаково - пуля в основание черепа. Дай сигнал, Клео, собрать оставшихся в живых для переговоров с представителями нападающей стороны. На обычном месте...
   - Нас предали! - зло крикнул ему Клео.
   - Бруно? - спросил Крот из машины.
   Бруно взял трубку из руки бывшего компаньона.
   - Хочешь что-нибудь выпить, Клео?
   - Ты Иуда... Я жалею, что не велел прикончить тебя тогда, у канала У Кэй, а расплатился с тобой сполна... Жалею! И жалею, что не могу сделать это сейчас! Жалею!
   Он сел на корточки у подоконника, опустил лицо в ладони.
   В истории Азии, его Азии, это был первый случай, когда фаранг, белый, переиграл всех местных.
   Бруно полистал записную книжку, чтобы вспомнить настоящее имя Крота, которого везли в "Герцог". Найти не успел. В прихожей донесся обрывок мелодии из песенки "Обезьянка в хвойном лесу". Он вдавил кнопку внутренней связи и услышал условное:
   - По графику.
   Бруно вдавил другую кнопку, открывая дверной замок.
   Крота приходилось тащить буквально на руках. Его подвернутые ступни волочились по ковру: упадок сил...
   Бруно проконсультировался с записью в книжке.
   - Так, значит... высокочтимый и любезный господин э... э... Ийот Пибул? Он же Крот? Здравствуйте... Мне много и всегда с похвалой говорил о вас сын как о старшем бухгалтере бангкокского отделения моего Индо-Австралийского банка. Вы с исключительным рвением исполняли должность...
   Крот осваивался с обстановкой. Присутствие Клео, скорчившегося у окна, свидетельствовало, что его самого не убьют - по крайней мере, сразу. Он растопыривал и шевелил крючковатые пальцы с ревматическими шишками на суставах.
   Бруно удивлялся стойкости китайцев, они умели скрывать гнев и страх.
   - Я жалею, Бруно, что не заявил на Круге о подсунутой тобой фальшивке, липовом балансе нашего счета в Берне, - с расстановкой произнес Крот.
   Это не имело теперь значения. Но и опозоренный, он не желал умирать, оставаясь в глазах земляка, Клео Сурапато, дураком. Потому и сказал то, что сказал.
   - У меня было ощущение, что ты знал, - ответил Бруно.
   - Я подумывал тебя убить...
   - Что же тянул?
   Крот покосился на Клео.
   - Так что же тянул, а? - напомнил Бруно. - Или жадность мешала? Полагал, что я полностью в твоих ревматических лапах и все, что наворую у Круга, достанется потом тебе одному?.. Клео, ты слышишь? С помощью Послеполуденного Фэня, достойного сынка капитана Сы, сначала он проглотил бы добытое твоим отцом и тобой, а потом принялся за меня!
   - Миллионы в Берне и твоя поганая жизнь были слишком связаны, чтобы сразу рубить этот узел, - сказал Крот.
   Этим он вернул себе "лицо" в глазах Клео.
   Бруно все понял. Унизить китайцев в глазах друг друга не удавалось.
   - Здесь две спальни, - сказал он. - Около десяти вечера вас отвезут на Круг... Опустевшие в эту ночь кресла не останутся вакантными. Появятся другие лица. Лица моих людей. Ничего не изменилось...
   - Кроме твоего положения, - сказал Клео новому главе "Нуган Ханг бэнкинг груп" и полновластному хозяину Сети. Бывшему легионеру, кричавшему от отчаяния возле канала У Кэй, в помоях которого ему предстояло бы утонуть, не сдержи Клео своего слова. Бывшей марионетке, жену которого, пожелай Клео воспользоваться этим, он уложил бы в постель отца Крота. Бывшему нищему французу - или кто там он от рождения? - и новоявленному предводителю "Бамбукового сада".
   - Я хочу позвонить сыну, - попросил он.
   Бруно кивнул охранникам.
   - Сынок, - сказал Клео в трубку обычного телефона, не сотового, передай матери, что я заночую у своего друга Бруно Лябасти... Да, она права... самое безопасное для меня сейчас место в городе... Кто приходил?
   Бруно схватил параллельную трубку. Полный молодой энергии голос Лин Вэя звучал в трубке:
   - Отец, приходил мой друг, бакалавр Ван Та. Он сказал, что ты распорядился передать ему деревянную скульптуру, позолоченный кулак... ну, тот, что ты приобрел недавно. Вроде бы ты подарил этот бесценный предмет главе юридической конторы "Ли и Ли".
   - Бакалавр унес предмет?
   - Я позволил. Люди все известные и уважаемые.
   - Ты поступил правильно, сынок. Почтительные извинения маме за отсутствие. Надеюсь, она снисходительно простит...
   - Ну, какие церемонии, отец...
   Лин Вэй разъединился первым.
   - Что там с этим кулаком? - спросил Бруно.
   - Не знаю, - ответил Клео. - Не мое это теперь дело... хозяин.
   Бруно кивнул охранникам, развалившимся в креслах с плюшевой обивкой. Оба были европейцами, новозеландцами. Оружие держали в сумках.
   - Закажите сэндвичи, коку, кофе... и так далее... Поднос примите у посыльного в дверях...
   - Ясно, сэр.
   - Покормите и тех... Я через пятнадцать минут буду в помещении 8-А. Оповещать каждые сорок минут...
   Джеффри Пиватски взглянул на часы в деревянной резной коробке, дорогие и старинные, привезенные из Гонконга. Мягкое пощелкивание и равномерное покачивание маятника в виде морской розы ветров благотворно влияло, заверял доктор, на состояние Ольги. Часы висели в кухне над холодильником.
   До встречи с Бруно время ещё оставалось.
   Когда Ольга отходила от "настроений", её первым побуждением было устремиться на кухню, чтобы приготовить что-нибудь для мужа. Наблюдая, как она движется возле плиты, открывает холодильник, идет к посудомойке, разрывает пакет, берет чайник, он ощущал себя так, будто наблюдает собственное отражение в зеркале. Повадка, походка, выражение на лице копировали его, Джеффри...
   На экране телевизора мелькали странные герои сериала "Охотники за головами". Звук Джеффри вырубил. Ольга не любила шумов в квартире, хотя ей нравилось мелькание, как она говорила, глупых сцен и особенно глупых потасовок или объятий. От этого из комнат, считала она, исчезали привидения...
   Под шипение яичницы на сковородке Джеффри перечитывал вслух рассказ, написанный Ольгой. Богатый русский генерал, любовник императрицы и одновременно её фрейлины, а также партнер по содомским утехам императора выращивал в Сибири ананасы. Оранжерея обеспечивалась теплом от генератора, приводившегося в движение скачущими по кругу породистыми лошадьми. Генерал затевал международные интриги и конфликты с единственной целью заполучить доступ в Аравию, откуда доставлялись чистокровные скакуны для его генератора...
   Джеффри подумал, что люди незаурядные часто становятся рабами какой-нибудь страсти, и, если эта страсть по общим понятиям ненормальна, родственники или близкие принимаются бороться с выявившейся незаурядностью. Заваливают талант, который, скорее всего, просто несвоевремен. Слава богу, что он понимает Ольгу, что он вместе с ней вне обыденности, где самые первые оказываются и самыми скучными...
   Джеффри вздохнул от никчемности собственных рассуждений.
   - Посмотри-ка с этого края окна, - сказал Ольга. - Какая огромная чистая луна!
   - Наступило полнолуние, Ольга, - сказал Джеффри. - На морях большая приливная волна...
   - В такие дни, дорогой, приходит какое-то пробуждение от вялости... Ну, знаешь, будто откачали водяную толщу, сквозь которую я слушала и смотрела... А? Ты понимаешь?
   Джеффри обнял её, и они постояли так несколько минут.
   Он вдруг почувствовал, что она понимает. Осознала, что с ней иногда происходит. Осознала свои "настроения". Вот именно сейчас и в первый раз на его памяти. Он испугался, что бесценное понимание сейчас расплескается.
   - Джефф, - сказал она, - я знаю, как ты любишь меня.
   Больше ему ничего и не было нужно. Больше - ничего.
   - Мне придется уйти ненадолго, - сказал он. - К Бруно. Он назначил в три ночи, этот гангстер.
   - Опять серьезное? Кончено, иди... Не волнуйся, я буду спать. Я знаю.
   4
   Лифт в пустом и гулком вестибюле "Банка четырех океанов" вызывал мрачноватый охранник в коричневой форме. Закинув, будто за пистолетом, руку на бедро, где на ремне висел телефон, он трижды надавил кнопку предупреждения.
   Увидев отражение своего мятого лица в зеркале кабины, Джеффри подумал, что пора бросать сложившуюся привычку работать по найму. Где бы то ни было. В армии. У Клео. У Бруно. Предчувствие, что Ольга пойдет на поправку, распрямляло. Он мог бы теперь и рисковать, не опасаясь, что на какое-то время поставит жену в затруднительные материальные обстоятельства.
   Черт бы их всех побрал!
   Ему показалось, что из-за двери, в которую он собирался постучать, донесся приглушенный стон. Несколько секунд прислушивался. Нет, почудилось...
   Открыл Бруно, на котором и в три ночи сорочка оставалась безукоризненно свежей. Вместо галстука шейный платок в горошек. Глаза словно замороженные. В глубине помещения 8-А светился монитор компьютера, над которым торчал пюпитр с бумагами.
   Ответив на кивок, Бруно вернулся к компьютеру и развернул пюпитр так, чтобы скрыть текст на листках. Сел в вертящееся кресло.
   - Потери, Джефф?
   - Ты имеешь в виду просечку с Фрицем Доэлом, Бруно?
   - Ну да!
   - Фриц Доэл во время встречи во Франкфурте обратился с просьбой принять его к нам на работу... Что касается его ареста, это не надолго... Если хочешь, могу позвонить ему. Прямо в тюрьму, к нему в камеру... Ха! Могу представить физиономии колбасников с их инструкциями! У меня впечатление, что парень подсадной, из армейской разведки... К нам хочет, чтобы совершенствоваться дальше. Казармы и штабы - не исследовательский институт... Начальники разрешат ему побыть у нас.
   - Скажи-ка, Джефф...
   В голосе руководителя всемогущей фирмы "Деловые советы и защита" звучало нечто неслыханное. Почти сердечность. Уж не Бруно ли стонал, действительно? И лев от боли мяукает...
   Бруно молчал, вероятно, подбирая слова.
   Джеффри не дождался продолжения.
   - Скажу... Зачем ты все это ворочаешь, Бруно? Денег мало? Власти? Ты сожрал Нугана, сожрал Клео. Судя по всему, кого-то дожевываешь и сейчас. Зачем?
   Бруно откинулся в кресле, и спинка его на специальных шарнирах пошла назад. Теперь Лябасти полулежал, словно был на приеме у дантиста. Длинноватые седые усы, на крутом подбородке шрам, резко очерченные губы... В полумраке помещения 8-А босс походил на расхожий образ киношного мексиканца, но без пистолетов, хотя и они, наверное, где-нибудь имелись, может, в ящике стола под компьютером.
   - Ты наблюдателен, - сказал Бруно.
   Прежде чем впустить Джеффри, он погасил на экране портрет Барбары.
   Преодолев замешательство, Бруно спросил:
   - Как ты, Джефф, отнесешься к передаче в твои руки компании "Деловые советы и защита"? В полное твое распоряжение...
   - Тебе ведь известно, Бруно, у меня нет денег купить всю эту махину... За последние сутки это уже второе такое предложение...
   - Второе? Какое же первое?
   - От старины Нугана... Стать директором "Нуган Ханг бэнкинг груп".
   - Я бы согласился на твоем месте.
   - На моем месте?
   - Нет, не в этом смысле... На твое назначение.
   Джеффри помолчал. Усмехнулся пришедшей догадке.
   - Уходишь, Бруно? Поднявшись на вершину могущества?
   Тишина стояла такая, что оба слышали легкий, почти незаметный шелест кулера - компьютерного вентилятора.
   - Думал об этом... Нет, не так. Я думал об уходе совсем.
   - О самоубийстве? Теперь?
   - Чтобы не было завтра...
   - Что же такое должно случиться завтра?
   Бруно вскочил. Ботинок на нем не было, и он бегал по ковру в шелковых фиолетовых носках, как у папского нунция.
   - А вот что... А вот что... И не завтра, а уже сегодня, Джефф! Рассвет скоро... Сюда доставят Крота, Клео и ещё восемь человек. Вся орава, включая меня, называется Круг, который властвует над "Бамбуковым садом". И я выложу им предложение, от которого они лишатся дара речи. Потому что никто из них никогда ничем, кроме вымогательства, не занимался. Им до судорог непривычно отдавать свое, а не брать чужое... Однако, их жизни в моих руках, они пойдут на все, лишь бы им оставили хотя бы немного...
   - Откуда их привезут, Бруно?
   - С чрезвычайного заседания Круга, на который налетит полиция с облавой... Пресса после этой операции загрохочет во все пустые ведра, какие найдутся. Потребуют слушания в парламентской комиссии, а то и в парламенте... Те воротилы "Бамбукового сада", которые для меня ещё в недосягаемости, не соберутся с силами и через полсотни лет, чтобы отнять назад у меня или моего сына то, что я забираю у них сегодня. Понял, Джефф?
   - И никогда-никогда не появятся в этом городе никакие бамбуковые, дубовые, сосновые, пальмовые братья! И другие вымогатели! И жулики! Биржевые! Компьютерные! И прочие! Их больше не будет, - сказал ехидно Джеффри.
   - Как и нас с тобой, - сказал Бруно со смехом. - Аминь!
   Они долго хохотали.
   В полдень Рутер Батуйгас, переодетый в полицейскую форму, включил в помещении 8-А экран телевизора. Диктор представил Барбару Чунг.
   Бруно сидел в вертящемся кресле. Крот и Клео - на раскладных табуретах, принесенных агентами фирмы "Деловые советы и охрана".
   Агенты стояли за спинами пленников, не успев переодеться после маскарадного полицейского налета на собрание Круга в отдельном кабинете ресторана гостиницы "Пенинсула", инсценированного Бруно.
   Нападение кончилось незапланированно. Предполагалось, что трупов не будет, только немного постреляют в воздух... Но перепуганные жестокими, исполненными накануне словно по железнодорожному расписанию, убийствами, боевики Круга перенервничали. Пришлось уложить всех. Самое смешное, что старший боевиков пытался прикрыть своим телом Бруно. Он его и застрелил, дабы избежать потерь среди действительно своих...
   Шести участникам Круга, державшим "синие флаги", преднамеренно дали возможность уйти. Они представляли таксистов, ссора с которыми была нежелательна. Пощадили ещё и для того, чтобы шум вокруг мафии не уподобился, как сказал Бруно, атомному взрыву из-за слишком большого числа убитых.
   Полицейские темно-синие рубашки и брюки с черными лампасами выглядели непривычно на бойцах фирмы "Деловые советы и защита", носивших обычно коричневую униформу с белыми аксельбантами. Джеффри не отпускало странное ощущение, будто все они угодили в полицейский участок.
   Барбара объясняла с экрана, что выступать на не привычную для себя тему о рэкете и мафии её побудила необходимость. Междоусобная война гангстеров, в которой нападающая сторона, как стало известно от следствия, использовала полицейскую форму, вынуждает её поделиться некоторыми соображениями о будущем бизнеса в этом городе-государстве. Газеты сообщили детали. Она не собирается их повторять. Хотела бы только заметить, что простые таксисты показали пример решительного отпора вымогателям, заявив три дня назад, что, если им не поможет администрация, они сами защитят себя от рэкета. Не исключено, что сопротивление таксистов как раз и вызвало междоусобную грызню внутри "Бамбукового сада" и прочих группировок подобного рода.
   Барбара сказала, что всякий раз, когда речь идет о необходимости искоренить преступность, имеется в виду прежде всего необходимость взять под защиту главный, основополагающий принцип жизни всякой цивилизации. Этот принцип - незыблемость правового государства и правового общества. Сингапурское общество, слава Богу, способно ещё самоочищаться от преступных союзов именно потому, что оно - свободное общество в лучшем смысле этого слова, то есть обеспечивает свободу конкуренции. Пусть лучшие поднимаются, а худшие знают, что могут подняться тоже, но никому не дано делать это путем внеэкономического насилия..
   Барбара заявила, что мафии в городе больше нет. Сингапур чист и останется таким навсегда. Финансовый бизнес, торговля и предпринимательство не терпели подпольной экономики ранее и не потерпят её в будущем...
   Пустили армейскую рекламу. Пилот ввинтил свой перехватчик в бирюзово-желтую высь, и диктор заявил: "Рожденные побеждать ждут новых товарищей! Вербуйтесь в военно-воздушные силы!"
   - Что скажет рожденный побеждать Рутер? - спросил Бруно.
   - Мы договаривались с ней о другом, сэр... Складывается впечатление, будто она собирается баллотироваться в парламент...
   Кнопка памяти, которую вдавил Бруно Лябасти на своем телефоне, чтобы вызвать номер Барбары, была под цифрой один. Джеффри, сидевший рядом, не находил объяснения такой значимости журналистки в жизни хозяина.
   - Здравствуй, Барбара. Это Бруно... Твой кабинетик в редакции, где тебя снимали, выглядит мило...
   Все вокруг молчали, хотя другие на их месте, подумал Джеффри, о чем-нибудь да разговаривали бы, хотя бы вполголоса. Минувшей ночью они перестали быть компаньонами и превратились в подчиненных одного человека, властного над их имуществом и будущим. Каждый обдумывал свое новое положение, и между ними зарождалось то, что неминуемо взращивается в кругу прихлебателей - взаимная подозрительность и отчуждение.
   А Клео в это время думал, что Бруно - счастливчик. Как всякий, умеющий заводить не одного, а двух и больше врагов.
   - Быстрый отклик, - сказала Барбара Бруно. - Я ещё не успела остыть от жутких софитов...
   - Ты говорила блестяще!
   - Ты читал когда-нибудь книги барона Стендаля, Бруно?
   - Это имя мне неизвестно...
   - Барон родился французом или итальянцем, что-то в этом роде, но взял себе немецкое имя... Так вот, он вложил в уста своего героя...
   Барбара запнулась, вспоминая название книги.
   - Это ведь неважно, в конце концов... Что он там изрек великого?
   - Какая-то любовница из богатеньких устроила герою сцену, грозившую перейти в публичный скандал. И он ей сказал такие слова: "У меня, мадам, нет ничего, кроме репутации"... У Сингапура, Бруно, тоже нет ничего, кроме репутации. Ни природных ресурсов, ни своих денег. Все это привозят сюда, как на ярмарку. У нас хорошо жить и торговать. У нас порядок... Так вот, в этом городе мафии и прочих преступлений давно не было. Их нет и не может быть... А если и заводится что-нибудь такое, оно будет пресечено. Непременно... Возможно, ты ещё не знаешь, что на рассвете арестовано около ста проходимцев, занимавшихся вымогательством "масляных денег" у таксистов и в барах?
   "О, Господи", - подумал Бруно. Он посмотрел на безмятежно задремавшего Рутера. Чистая случайность, что участники маскарадного налета в "Пенинсуле" не нарвались на настоящих полицейских, устроивших, как оказывается, собственную "ночь длинных ножей"... "Сколько раз я говорил себе, что в управлении по подавлению преступности необходим информатор, сколько раз! Вот она хваленая неподкупность сингапурской полиции!"
   - Нет, не знаю, - сказал Бруно.
   - Это опасно... для тебя. Не знать об этом, - произнесла Барбара.
   - Почему ты так думаешь?
   Барбара помолчала.
   - Ты выжидаешь? - спросил Бруно.
   - Ты помнишь, конечно, что через несколько дней будет слушаться дело о банкротстве некоего Ли Тео Ленга по инициативе, выдвинутой со стороны "Ассошиэйтед мерчант бэнк"? Аудиторский совет намерен прислать в суд свидетеля. Им назначен младший Ли, этот бульдог-сутяга, достойный отпрыск своего папы, старшего Ли, из конторы "Ли и Ли". Он будет дотошно выявлять добросовестность иска "Ассошиэйтед мерчант бэнк", поскольку сто восемнадцать миллионов... ты знаешь чьих... ушло через "Ассошиэйтед мерчант бэнк". А их желают повесить на беззащитного Ли Тео Ленга, который сидит в гонконгской тюрьме. Или, если хочешь, Амоса Доуви... Другими словами, твой компаньон и друг Клео Сурапато хочет повесить собственное преступление на снежного человека в Гималаях... Чтобы покончить со слухами о мафии и финансовых преступлениях, пачкающих репутацию этого города, младший Ли пойдет на все... То есть, на все пойдет его отец и другие отцы города... Там как-то оказались замешаны русские, а их крайняя добросовестность - или крайняя недобросовестность - в делах известны. На русских сейчас проверяются репутации. Со знаком плюс или со знаком минус. Среднего в делах с ними не дано. Поэтому Сурапато будут уничтожать дубиной, выструганной из русского дела.
   - Ты словно бы продиктовала колонку в газету, - попробовал пошутить Бруно.
   - Я, конечно, именно так не напишу, - сказала Барбара серьезно. Однако что-то в этом духе придется делать, чтобы почитали и в их посольстве тоже, или где там ещё у них это читают, если читают.
   - Барбара, мне говорили про одного русского возле тебя...
   - Правильно говорили, Бруно. Может, мне удастся укрепить его в мысли, что в этой жизни не так уж все отвратительно... До свидания!
   Наверное, она рассмеялась у себя в редакции.