Страница:
не
об извращенном понимании презумпции невиновности, а о стойком, заданном
предубеждении против всего, что исходит из официальной юстиции.
Нет смысла отрицать, что противоправные органы во многом заслуживают
такое отношение. Но совершенно очевидно, что сложившееся положение чревато
самыми тяжелыми последствиями, не говоря уже о том, что в условиях
враждебности значительной части общества органам уголовной юстиции система
правосудия, включающая в себя суды присяжных, нормально функционировать не
может.
Отрицательное отношение к правоприменительным органам в ряде случаев
сочетается у присяжных с проявлением презумпции виновности: "А может, она
еще что-то сделала и еще больше украла, а мы ее оправдаем..." Это
причудливое сочетание свидетельствует о том, что негативная оценка
общественными присяжными деятельности официальной юстиции не столько
основана на ясном понимании ее коренных пороков, сколько является
следствием
присущего люмпенизированному обществу глобального и неосознаваемого
недовольства, готового выплеснуться на любой подходящий объект
(партаппарат,
мафия, "теневая" экономика... жидомассоны и т.д.)
Проблемы организации ОСП
Абстрагируясь от условности судов присяжных, проводимых Обществом
ЗОХиЭС, необходимо отметить две их принципиальных особенности.
Во-первых, это суды, где нет судебного следствия, непосредственного
исследования доказательств. По существу присяжные проверяют обоснованность
судебных решений, вступивших в законную силу, что всегда и везде относится
к
исключительной компетенции профессиональных юристов. Судов присяжных
надзорной инстанции нет и не может быть ни в одной системе правосудия.
Во-вторых, общественные суды присяжных в большинстве случаев разрешают
вопросы права, а не вопросы факта, в то время как институт присяжных по
самой своей природе предназначен только для разрешения вопросов факта.
В такой ситуации, строго говоря, надо признать явную некорректность
выносимых общественными присяжными вердиктов и безосновательность претензий
руководителей Общества ЗОХиЭС на социальную значимость этих вердиктов, и
тем
более на то, чтобы рассматривать их в качестве очевидного свидетельства
судебной ошибки официального правосудия.
Однако столь однозначно отрицательная оценка деятельности ОСП будет
несправедливой. Не говоря уже о том, что они являются эффективной школой
экономико-правовых знаний, своеобразной формой подготовки людей к участию в
осуществлении правосудия, за ними нельзя отрицать и другого бесспорного
значения. ОСП в той или иной мере отражают общественное мнение об уголовной
политике в сфере регулирования ответственности за экономические
преступления
и, независимо от обоснованности выносимых вердиктов, позволяют выявить
существенные проблемы и крупные недостатки в практике работы
правоприменительных органов.
К сожалению, указанное значение во многом снижается в результате
необъективности, проявляемой организаторами при разборе конкретного дела.
Эта необъективность, вполне вероятно, не всегда осознается, но она
изначально задана характером деятельности Общества, члены которого по чисто
этическим соображениям не могут превращаться из защитников осужденных
хозяйственников в обвинителей. И само по себе проведение ОСП, претендующего
на объективность, ставит организаторов в двусмысленное положение, поскольку
они рискуют тем, что виновность их подзащитного будет подтверждена
общественным вердиктом. Эта двусмысленность, видимо, преодолевается
тенденциозным подходом к разбирательству дела, что в свою очередь лишает
его
результаты репрезентативности.
Очевидно, что организаторам необходимо развести задачи, которые они
ставят перед ОСП: получить объективную, независимую оценку действий
осужденного хозяйственника и одновременно использовать итоги
разбирательства
в интересах его защиты. Эти задачи совместимы только в том случае, если
организацию ОСП возьмут на себя люди, не связанные с Обществом, а члены
Общества ограничат свое участие в них функциями защиты.
Нельзя не коснуться еще одного этического момента, который не
учитывается организаторами. ОСП есть имитация реального суда, иными
словами - игра в суд. По мнению же психологов нельзя играть "в суд",
"болезнь", "смерть", т.е. во все значимое для судьбы человека, иначе в
сознании человека происходит девальвация наиболее важных ценностей (театр и
художественный кинематограф не в счет, там происходит эстетико-философское
осмысление реальности). ОСП не могут вызвать никаких нареканий как
разновидность деловой игры, проводимой в исследовательских целях при ясно
осознаваемой условности судебной процедуры, обезличенности или анонимности
"подсудимого". Когда же речь идет об игре в суд над конкретным человеком
(пусть даже и в целях его реабилитации - но тогда, какой это суд?), это
выглядит далеко не безупречно.
Отмеченная выше необъективность проводимых ОСП проявляется прежде всего
в том, что при разборе дела практически не представлена позиция обвинения,
которая нашла отражение в обвинительном приговоре. Во многих ОСП все
ограничивается тем, что излагаются основные положения приговора, причем
нередко это делается с изрядной долей критики. Даже когда роль обвинителя
берет на себя один из участников, он исполняет ее чисто формально, а то и
вольно или невольно "скатывается" на позицию защиты. В определенной степени
исключение составляют случаи, когда функции обвинителей выполнялись
профессиональными юристами, но и тогда ощущается, что они сами не убеждены
в
правильности позиции, которую пытаются отстаивать.
Организация ОСП страдает не только от тенденциозности, но и от
несоблюдения элементарных процедурных правил, гарантирующих полноту и
всесторонность разбирательства. Первые заседания ОСП даже отдаленно не
напоминали реальный судебный процесс, а носили характер сумбурного, плохо
организованного обсуждения. В дальнейшем процедура оттачивалась, но, строго
говоря, правилам суда присяжных более или менее соответствуют лишь два
заседания, проведенные под председательством профессионального юриста, хотя
и им в напутственном слове была допущена заметная тенденциозность. Поэтому
по идее практически каждый вердикт таких судов мог бы быть отменен
"кассационной инстанцией" в силу допущенных процессуальных нарушений.
К числу примеров отступлений от процедурных правил укажем следующее:
- один из участников заседания выступает в трех лицах:
председательствующего, обвинителя и защитника,
- прения сторон как таковые не проводятся, а зачитываются выдержки из
приговора и жалоб осужденного,
- присяжные начинают обсуждения в прениях до их полного окончания и
"удаления в совещательную комнату",
- обвинитель и защитник участвуют в обсуждении наравне с присяжными,
- присяжным не разъясняются их права, обязанности и задачи.
Как отмеченные, так и иные просчеты в организации и проведении
заседаний ОСП в большинстве случаев вызваны объективными причинами и
связаны
с недостаточной помощью, которая оказывается Обществу профессиональными
юристами, хотя это могло бы принести обоюдную просьбу. Тем не менее
организаторам необходимо тщательно продумать процедуру, которая, с одной
стороны, соответствовала бы реальной судебной процедуре, а с другой -
учитывала специфику, условность и возможности общественного суда присяжных.
Типовой моделью разбирательства дела ОСП может служить следующее:
Председательствующий открывает заседание, объявляет дело, выносимое на
рассмотрение, представляет участников заседания, разъясняет право их
отвода,
порядок разбирательства, права, обязанности и задачи присяжных, после чего
предоставляет слово обвинителю.
Обвинитель излагает суть обвинения, придерживаясь обстоятельств,
изложенных в приговоре, но делает это в свободной доступной форме, а затем
приводит доказательства, на которых основано обвинение. В свою очередь
защитник со ссылкой на обстоятельства, содержащиеся в приговоре и жалобах
осужденного, воспроизводит фактическую сторону дела с позиции защиты.
На данной стадии обвинитель и защитник не анализируют доказательства,
не формулируют своих окончательных выводов, стараются прямо не возражать
друг другу, а вводят присяжных в курс дела. Это своеобразный аналог
судебного следствия, а точнее - подведение его итогов представителями
процессуальных сторон. Обвинитель и защитник могут задавать вопросы друг
другу, отвечают на вопросы председательствующего и присяжных. Если
фактические обстоятельства, установленные приговором, очевидны и никем не
оспариваются, то данная стадия разбирательства может быть существенно
сокращена и сведена к уточнению сути и содержания обвинения.
В прениях представители сторон формулируют и обосновывают свою
окончательную позицию. Здесь вопросы уже не задаются, председательствующий
лишь может предложить обвинителю и защитнику уточнить свои выводы.
В качестве аналога последнего слова подсудимого может использоваться
удачно найденная организаторами форма: защитник приводит выдержки из жалоб
осужденного или его родственников с просьбой о пересмотре дела. Необходимо
только, чтобы эти выдержки относились к существу разбирательства. В
противном случае председательствующий обязан прервать выступающего и
предложить ему высказываться по вопросам, непосредственно связанным с
данным
делом.
Напутственное слово председательствующего, совещание присяжных,
оглашение вердикта, закрытие заседания.
Едва ли не решающим для успешного проведения ОСП является то, насколько
участник, выступающий обвинителем, хорошо выполнит свои функции. Он должен
полностью вжиться в роль, выглядеть убежденным сторонником позиции,
изложенной в приговоре, независимо от своего личного мнения. Обвинитель
связан позицией приговора (это непременное условие всестороннего анализа
дела), но ничем не связан в своей аргументации. Его задача состоит в том,
чтобы выстроить перед присяжными всю систему доводов, в соответствии с
которыми действия подсудимого считаются преступными и с точки зрения
определенных положений теории уголовного права, и с точки зрения судебной
практики. Если позиция приговора в чем-то явно уязвима, обвинитель может
выдвинуть альтернативные предложения, но так, чтобы при этом не
дискредитировать приговор. Безусловно, эти требования нелегко выполнить,
даже если функции обвинителя будет выполнять квалифицированный юрист.
Выводы.Подводя итоги и анализируя причины расхождения вердиктов ОСП с
официальными судебными решениями, проще всего было бы отнести их за счет
необъективности участников, их неопытности, а также недостатков в
организации заседаний. В определенной мере так оно и есть, но главное,
думается, в ином.
Ведь довольно часто в ходе совещания большинство общественных присяжных
фактически признавали за осужденным вину в уголовно-наказуемом деянии, но
тем не менее высказывались за его оправдание. Определяющим здесь служила
резко негативная реакция на жестокость как конкретного наказания,
назначенного осужденному, так и в целом законодательства об ответственности
за экономические преступления. Необходимо еще раз подчеркнуть, что подобная
реакция проявлялась при разбирательстве каждого дела и была абсолютно
единодушной. Таким образом в сознании по крайней мере какой-то части
общества наметилось принципиальное изменение по отношению к тому, что
следует считать экономическим преступлением, и как оно должно наказываться.
Это, пожалуй, главный итог проведенного изучения. К сказанному можно
добавить следующее:
1) Общественные присяжные в отличие от профессиональных судей,
чувствуют себя гораздо более раскованными в обращении с уголовным законом,
который для них - не догма. Общественное сознание вообще более мобильно,
динамично в сравнении с профессиональным сознанием юристов, которое по
своей
природе более консервативно и помимо общих предрассудков, заражено еще и
чисто "цеховыми". В принципе это нормальное противоречие, но в наших
условиях оно может вылиться в уродливую форму, вызвать, с одной стороны,
полный правовой нигилизм, а с другой - резкое неприятие профессиональным
юридическим корпусом - идей демократической правовой реформы. Задача же
заключается в том, чтобы постепенно добиваться сближения позиций на базе
этой реформы.
2) Нельзя не признать, что общественные присяжные в большей части
стараются глубже разобраться в природе действий, совершенных осужденным,
чем
это делается органами официальной юстиции. Если для первых отнюдь не
безразличен общий социально-экономический контекст, то вторые чаще
ограничиваются формальным соотнесением деяния с признаками состава
преступления, закрепленного в законе. В общем-то следователи, прокуроры и
судьи делают именно то, что должны делать. Проблема, однако, состоит в том,
что, не разобравшись в социально-экономической природе деяния, трудно дать
ему и правильную уголовно-правовую оценку.
3) Если профессиональный юрист при оценке действий обвиняемого или
подсудимого, как правило, отталкивается от буквы закона, то общественного
присяжного больше интересует то, какой вред причинили эти действия, кому
именно и в чем он конкретно выразился. В этом - здравый смысл "народного
правосознания", благодаря которому суды присяжных и заняли свое место в
системе правосудия.
4) Общественные присяжные придают очень большое значение личности
человека, привлеченного к уголовной ответственности. В неменьшей степени
это
свойственно и официальной юстиции. Причем проявляется это не только при
назначении той или иной меры наказания, но нередко сказывается и на решении
вопроса о виновности и невиновности. Разница, однако, заключается в том,
что
официальная юстиция гораздо чаще концентрирует внимание на отрицательных
качествах личности, используя их в качестве факторов, усиливающих
наказание.
Общественный присяжный ориентирован на выявление положительных начал в
человеке. В этой связи можно отметить, что существующий в нашем правосудии
примат личности над деянием при введении суда присяжных сменит свою
направленность.
5) Материалы заседаний ОСП по указанным выше причинам дают довольно
скудную информацию для анализа позиции обвинения. Вместе с тем даже эта
информация позволяет предположить, что с введением суда присяжных
обвинительная власть встанет перед такими проблемами, о каких ранее и не
подозревала. Достаточно сказать, что во всех случаях, когда роль обвинителя
в ОСП исполняли вполне квалифицированные юристы, им не удалось добиться
вынесения обвинительного вердикта. Предстоящая судебно-правовая реформа
потребует от обвинительной власти кардинального изменения системы
подготовки
своих кадров. Такая подготовка в обязательном порядке должна включать в
себя
практику проведения деловых игр, моделирующих заседания суда присяжных.
Опыт проведения ОСП нуждается в дальнейшем изучении и популяризации, а
сама деятельность Общества в указанном направлении - в расширении и
совершенствовании. Представляется крайне интересным, в частности,
организация совместной деловой игры членов Общества ЗОХиЭС со слушателями
Института повышения квалификации прокуратуры России.
Сегодня было бы преувеличением считать проведенные ОСП полигоном
судебно-правовой реформы, но они могут им стать, если привлекут большее
внимание к себе со стороны юридической общественности.
Март 1992 г.
Социолог Яковлева Л.М.
(аналитик Фонда "Общественное мнение")
3-4 апреля 1993 г. в 15 городах России Фонд "Общественное мнение" по
заказу ОЗОХиЭС провел опрос населения по трем типичным с точки зрения
заказчика ситуациям осужденных хозяйственников.
Были опрошены 996 человек по выборке, репрезентирующей взрослое
городское население страны. Опрос проводился в технике формализованного
интервью дома у респондента. В качестве вопросов респондентам предлагались
конкретные ситуации, и его (респондента) задачей было выбрать тот ответ-
подсказку, с которой он согласен в большей степени.
Надо отметить, что хотя все три ситуации были связаны с уголовными
делами хозяйственников, реакция населения на решения суда по каждому
конкретному случаю была не вполне одинаковой. И хотя все трое осужденных с
точки зрения опрошенных сегодня должны быть бесспорно освобождены, степень
личной вины каждого в глазах населения неодинакова.
Менее всего виновным признан студент, купивший на улице у иностранца
70$ (5% опрошенных считают, что он осужден правильно и должен полностью
отбыть назначенный ему срок лишения свободы, а 56%, напротив, полагают, что
его необходимо освободить и реабилитировать). Эта история представляется
нелепой большинству опрошенных, так как пункты по обмену валюты сегодня
можно видеть почти на каждом углу, а за курсом доллара к рублю (по данным
опросов Фонда "Общественное мнение") следит сегодня почти все население
России.
Вина человека, продавшего арендному предприятию непригодную для завода
медь, представляется респондентам несколько более очевидной (7% считают,
что
он должен отсидеть до конца срок, а 32% высказываются за его освобождение и
реабилитацию). Мотивы опрошенных мы определить не можем, однако вероятно,
что здесь решающим оказалось то, что продавалось так называемое
"государственное" сырье, а человек, его продавший, занимал официальную
должность, пусть и небольшую.
Скорее всего этот же фактор определил отношение опрошенных к делу
совхозного бригадира, реализовавшего пропадающие яблоки. Одно дело -
частное
лицо, приобретшее валюту у другого частного лица, другое дело - должностные
лица, в той или иной мере пользующиеся служебным положением.
А теперь о самом интересном. При анализе результатов опросов
общественного мнения исследователи пользуются таблицами, в которых
респонденты разделяются на группы в зависимости от заданного условия
(например пол, возраст, образование и т.д.). Если ответы на какой-либо
вопрос приблизительно одинаковы в разных группах опрошенных, значит
общественное мнение по этой проблеме на данный момент стабилизировалось.
Если же мужчины, и женщины, и пожилые, и молодые, и горожане, и сельские
жители отвечают на вопрос совершенно по-разному, значит общественного
мнения
по этому вопросу еще нет.
В описываемом опросе практически во всех группах населения (и по полу,
и по возрасту, и по образованию, и по доходу), разница в ответах
минимальная. Разница в ответах на вопросы заметна только у респондентов,
относящихся к разным группам по роду деятельности. Так, различного ранга
руководители государственных предприятий, как правило, чаще других выбирают
концепцию "он виновен, но не в том, за что был осужден, его нельзя лишать
свободы." Предприниматели чуть больше других осуждают совхозного бригадира,
но по двум другим ситуациям высказываться категорически за освобождение и
реабилитацию. Учащиеся особенно категоричны в случае со студентом, впрочем,
и в других ситуациях они не видят вины осужденных.
Для рабочих нелепой оказывается история с медью. Очевидно, что люди,
работающие непосредственно на производстве, знают, какой необходимостью это
могло быть вызвано. У специалистов с высшим образованием довольно ровное
распределение ответов на вопросы. То же наблюдается также у пенсионеров и
служащих без высшего образования.
Особенно интересна позиция группы сотрудников правоохранительных
органов. Эти люди гораздо реже остальных считают, что наши осужденные
должны
полностью отбыть наказание, они чаще других говорят, что наказание не
соответствует вине, однако к реабилитации не призывают. Скорее всего знание
существующего законодательства обязывает их признать виновными героев наших
историй, но здравый смысл диктует необходимость их освобождения.
Конечно, сегодня такие истории большинству людей представляются
нелепыми. По-видимому, люди в первую очередь руководствуются здесь не
знанием законов, а собственным чувством справедливости (совести). Насколько
правовое сознание России стало сегодня более просвещенным, чем пять лет
назад, можно только гадать. А можно и исследовать, в том числе и при помощи
опросов общественного мнения.
1993 г.
Французский политолог Жила Ф.Г.
(доктор политических наук, Париж)
Я с большим удовольствием ознакомился с работой исследовательского суда
присяжных (ИСП) 4.06.96 г. в Москве на правах иностранного наблюдателя. Я
считаю проведенный эксперимент во многом удачным положительным и
перспективным.
Очень понравилось, что мероприятие хорошо организовано, все присяжные
сразу понимают серьезность их участия в этом эксперименте. Я ожидал больше
неформальности и недисциплинированности от присяжных, а оказывается, все
они
очень правильно воспринимают роль своих должностей, потому что организаторы
успели создать обстановку серьезности. Наверное, присяжных впечатляют такие
факты, как:
- висит российский флаг за судьей,
- все получили денежное пособие за присутствие,
- судья, прокурор, адвокат являются опытными юристами,
- процесс снимался видеокамерой.
Несомненно, эти факторы положительно влияют на поведение присяжных, а
созданная обстановка совпадает с целями организаторов мероприятия. Также
убедительным оказывается процесс принятия решения. Участники обсуждения
независимы от организаторов. Присяжные очень стараются убеждать друг друга,
повлиять на конечное решение, но весь процесс проходит демократично.
Несмотря на эту в целом положительную оценку, будет полезным высказать и
некоторую критику, чтобы улучшить это мероприятия, хотя, возможно, и сами
организаторы сознают эти недостатки.
Недостаточна репрезентативность в подборе участников эксперимента. Так,
в мероприятии 4.06.96 г. участвовали 10 присяжных, в том числе 3 мужчин и 7
женщин, 6 молодых и 4 зрелых лица, 5 человек с высшим образованием и 3 со
средним. Эти цифры не соответствуют структуре российского населения.
Тем не менее мы замечаем, что и с таким набором присяжных можно все-
таки работать: дискуссия между присяжными имеет смысл. И хотя эта группа
присяжных не точно отражала русское общество (достаточно сказать, что все -
москвичи и, кроме того, из одного района города), она кристаллизует
различные слои и мнения российского общества. Весьма показательна дискуссия
о понятии "взятки" между одним предпринимателем и одной пенсионеркой:
подарок это или преступление?
Представление фактов судьей, прокурором и защитником иногда не
соответствует требованиям объективности. Понятно, что все организаторы, в
том числе и прокурор этого мероприятия, хотят, чтобы в российском обществе
более гуманно относились к некоторым преступлениям. Поэтому иногда
чувствуется, что прокурор и судья чуть-чуть (слишком) мягко представляют
аргументы за суровое наказание подсудимого. Такое представление, видимо,
влияет на присяжных, которые чувствуют, что даже обвинитель считает, что
совершенное преступление вызывает у него снисходительность. Думаю, что
позиции обвинителя и защитника должны быть более твердыми для того, чтобы
этот суд еще более полно мог отразить реальность мнений.
В процессе, на котором я присутствовал, судья и обвинитель были
профессиональными юристами, а защитник - экономистом. Мне объяснили, что
обычно только юристы играют все процессуальные роли. Так и должно быть,
потому что "асимметрия компетенций" между защитником и обвинителем сразу
чувствуется и может отрицательно повлиять на поведении присяжных.
В заключение я благодарю за приглашение, поддерживаю и поздравляю
организаторов этого мероприятия за удачный проект и перспективный
эксперимент. Хотя я не юрист, но знаком с российской системой правосудия. Я
занимаюсь исследованиями российской криминальной политики и знаю недостатки
судебной системы России, разницу между юридическим и общественным
определениями понятия "преступления". Я считаю необходимыми и очень
полезными такие инициативы и дискуссии вокруг них.
1996 г.
К.ю.н. Пашин С.А.
(в 1992-95 годы - руководитель отдела судебной реформы ГПУ при
Президенте РФ, ныне - судья Мосгорсуда)
Первые 4 дела, рассмотренные исследовательским судом присяжных,
безусловно, содержат в себе серьезные правовые проблемы, точно выделенные
устроителями мероприятий. Участие в проекте депутатов Государственной Думы
и
экспертов, работающих с ее комитетами и комиссиями, повышает ценность
исследовательских результатов и, кроме того, позволяет надеяться на их
использование в законотворческом процессе.
Особенностью данного проекта выступает применение суда присяжных как
исследовательского механизма; большая же часть заседаний неофициальных
судов
присяжных, о которых мне известно, носила имитационный характер.
Соответственно, процедуры, использованные при рассмотрении уголовных дел,
далеки от какой-либо реальной юридической практики. В частности,
установление фактических обстоятельств дела здесь упразднено, хотя, судя по
вопросам, которые ставят некоторые присяжные заседатели, они нуждались в
уточнении тех или иных фактов, проверке возникших у них догадок. Как
следствие, не обсуждается и вопрос о допустимости доказательств. По сути,
эксплуатируется лишь одно из свойств суда присяжных, редко проявляющееся в
развитых странах: возможность так называемой нулификации ("nullification"),
т.е. предотвращения присяжными применения закона к данному конкретному
случаю и безмотивного оправдания подсудимого, очевидно нарушившего
юридическую норму.
От традиционных социологических опросов ИСП отличаются тем, что
"респонденты", во-первых, принимают коллективное решение, а во-вторых,
предварительно выслушивают мнения сторон и председательствующего. Из
об извращенном понимании презумпции невиновности, а о стойком, заданном
предубеждении против всего, что исходит из официальной юстиции.
Нет смысла отрицать, что противоправные органы во многом заслуживают
такое отношение. Но совершенно очевидно, что сложившееся положение чревато
самыми тяжелыми последствиями, не говоря уже о том, что в условиях
враждебности значительной части общества органам уголовной юстиции система
правосудия, включающая в себя суды присяжных, нормально функционировать не
может.
Отрицательное отношение к правоприменительным органам в ряде случаев
сочетается у присяжных с проявлением презумпции виновности: "А может, она
еще что-то сделала и еще больше украла, а мы ее оправдаем..." Это
причудливое сочетание свидетельствует о том, что негативная оценка
общественными присяжными деятельности официальной юстиции не столько
основана на ясном понимании ее коренных пороков, сколько является
следствием
присущего люмпенизированному обществу глобального и неосознаваемого
недовольства, готового выплеснуться на любой подходящий объект
(партаппарат,
мафия, "теневая" экономика... жидомассоны и т.д.)
Проблемы организации ОСП
Абстрагируясь от условности судов присяжных, проводимых Обществом
ЗОХиЭС, необходимо отметить две их принципиальных особенности.
Во-первых, это суды, где нет судебного следствия, непосредственного
исследования доказательств. По существу присяжные проверяют обоснованность
судебных решений, вступивших в законную силу, что всегда и везде относится
к
исключительной компетенции профессиональных юристов. Судов присяжных
надзорной инстанции нет и не может быть ни в одной системе правосудия.
Во-вторых, общественные суды присяжных в большинстве случаев разрешают
вопросы права, а не вопросы факта, в то время как институт присяжных по
самой своей природе предназначен только для разрешения вопросов факта.
В такой ситуации, строго говоря, надо признать явную некорректность
выносимых общественными присяжными вердиктов и безосновательность претензий
руководителей Общества ЗОХиЭС на социальную значимость этих вердиктов, и
тем
более на то, чтобы рассматривать их в качестве очевидного свидетельства
судебной ошибки официального правосудия.
Однако столь однозначно отрицательная оценка деятельности ОСП будет
несправедливой. Не говоря уже о том, что они являются эффективной школой
экономико-правовых знаний, своеобразной формой подготовки людей к участию в
осуществлении правосудия, за ними нельзя отрицать и другого бесспорного
значения. ОСП в той или иной мере отражают общественное мнение об уголовной
политике в сфере регулирования ответственности за экономические
преступления
и, независимо от обоснованности выносимых вердиктов, позволяют выявить
существенные проблемы и крупные недостатки в практике работы
правоприменительных органов.
К сожалению, указанное значение во многом снижается в результате
необъективности, проявляемой организаторами при разборе конкретного дела.
Эта необъективность, вполне вероятно, не всегда осознается, но она
изначально задана характером деятельности Общества, члены которого по чисто
этическим соображениям не могут превращаться из защитников осужденных
хозяйственников в обвинителей. И само по себе проведение ОСП, претендующего
на объективность, ставит организаторов в двусмысленное положение, поскольку
они рискуют тем, что виновность их подзащитного будет подтверждена
общественным вердиктом. Эта двусмысленность, видимо, преодолевается
тенденциозным подходом к разбирательству дела, что в свою очередь лишает
его
результаты репрезентативности.
Очевидно, что организаторам необходимо развести задачи, которые они
ставят перед ОСП: получить объективную, независимую оценку действий
осужденного хозяйственника и одновременно использовать итоги
разбирательства
в интересах его защиты. Эти задачи совместимы только в том случае, если
организацию ОСП возьмут на себя люди, не связанные с Обществом, а члены
Общества ограничат свое участие в них функциями защиты.
Нельзя не коснуться еще одного этического момента, который не
учитывается организаторами. ОСП есть имитация реального суда, иными
словами - игра в суд. По мнению же психологов нельзя играть "в суд",
"болезнь", "смерть", т.е. во все значимое для судьбы человека, иначе в
сознании человека происходит девальвация наиболее важных ценностей (театр и
художественный кинематограф не в счет, там происходит эстетико-философское
осмысление реальности). ОСП не могут вызвать никаких нареканий как
разновидность деловой игры, проводимой в исследовательских целях при ясно
осознаваемой условности судебной процедуры, обезличенности или анонимности
"подсудимого". Когда же речь идет об игре в суд над конкретным человеком
(пусть даже и в целях его реабилитации - но тогда, какой это суд?), это
выглядит далеко не безупречно.
Отмеченная выше необъективность проводимых ОСП проявляется прежде всего
в том, что при разборе дела практически не представлена позиция обвинения,
которая нашла отражение в обвинительном приговоре. Во многих ОСП все
ограничивается тем, что излагаются основные положения приговора, причем
нередко это делается с изрядной долей критики. Даже когда роль обвинителя
берет на себя один из участников, он исполняет ее чисто формально, а то и
вольно или невольно "скатывается" на позицию защиты. В определенной степени
исключение составляют случаи, когда функции обвинителей выполнялись
профессиональными юристами, но и тогда ощущается, что они сами не убеждены
в
правильности позиции, которую пытаются отстаивать.
Организация ОСП страдает не только от тенденциозности, но и от
несоблюдения элементарных процедурных правил, гарантирующих полноту и
всесторонность разбирательства. Первые заседания ОСП даже отдаленно не
напоминали реальный судебный процесс, а носили характер сумбурного, плохо
организованного обсуждения. В дальнейшем процедура оттачивалась, но, строго
говоря, правилам суда присяжных более или менее соответствуют лишь два
заседания, проведенные под председательством профессионального юриста, хотя
и им в напутственном слове была допущена заметная тенденциозность. Поэтому
по идее практически каждый вердикт таких судов мог бы быть отменен
"кассационной инстанцией" в силу допущенных процессуальных нарушений.
К числу примеров отступлений от процедурных правил укажем следующее:
- один из участников заседания выступает в трех лицах:
председательствующего, обвинителя и защитника,
- прения сторон как таковые не проводятся, а зачитываются выдержки из
приговора и жалоб осужденного,
- присяжные начинают обсуждения в прениях до их полного окончания и
"удаления в совещательную комнату",
- обвинитель и защитник участвуют в обсуждении наравне с присяжными,
- присяжным не разъясняются их права, обязанности и задачи.
Как отмеченные, так и иные просчеты в организации и проведении
заседаний ОСП в большинстве случаев вызваны объективными причинами и
связаны
с недостаточной помощью, которая оказывается Обществу профессиональными
юристами, хотя это могло бы принести обоюдную просьбу. Тем не менее
организаторам необходимо тщательно продумать процедуру, которая, с одной
стороны, соответствовала бы реальной судебной процедуре, а с другой -
учитывала специфику, условность и возможности общественного суда присяжных.
Типовой моделью разбирательства дела ОСП может служить следующее:
Председательствующий открывает заседание, объявляет дело, выносимое на
рассмотрение, представляет участников заседания, разъясняет право их
отвода,
порядок разбирательства, права, обязанности и задачи присяжных, после чего
предоставляет слово обвинителю.
Обвинитель излагает суть обвинения, придерживаясь обстоятельств,
изложенных в приговоре, но делает это в свободной доступной форме, а затем
приводит доказательства, на которых основано обвинение. В свою очередь
защитник со ссылкой на обстоятельства, содержащиеся в приговоре и жалобах
осужденного, воспроизводит фактическую сторону дела с позиции защиты.
На данной стадии обвинитель и защитник не анализируют доказательства,
не формулируют своих окончательных выводов, стараются прямо не возражать
друг другу, а вводят присяжных в курс дела. Это своеобразный аналог
судебного следствия, а точнее - подведение его итогов представителями
процессуальных сторон. Обвинитель и защитник могут задавать вопросы друг
другу, отвечают на вопросы председательствующего и присяжных. Если
фактические обстоятельства, установленные приговором, очевидны и никем не
оспариваются, то данная стадия разбирательства может быть существенно
сокращена и сведена к уточнению сути и содержания обвинения.
В прениях представители сторон формулируют и обосновывают свою
окончательную позицию. Здесь вопросы уже не задаются, председательствующий
лишь может предложить обвинителю и защитнику уточнить свои выводы.
В качестве аналога последнего слова подсудимого может использоваться
удачно найденная организаторами форма: защитник приводит выдержки из жалоб
осужденного или его родственников с просьбой о пересмотре дела. Необходимо
только, чтобы эти выдержки относились к существу разбирательства. В
противном случае председательствующий обязан прервать выступающего и
предложить ему высказываться по вопросам, непосредственно связанным с
данным
делом.
Напутственное слово председательствующего, совещание присяжных,
оглашение вердикта, закрытие заседания.
Едва ли не решающим для успешного проведения ОСП является то, насколько
участник, выступающий обвинителем, хорошо выполнит свои функции. Он должен
полностью вжиться в роль, выглядеть убежденным сторонником позиции,
изложенной в приговоре, независимо от своего личного мнения. Обвинитель
связан позицией приговора (это непременное условие всестороннего анализа
дела), но ничем не связан в своей аргументации. Его задача состоит в том,
чтобы выстроить перед присяжными всю систему доводов, в соответствии с
которыми действия подсудимого считаются преступными и с точки зрения
определенных положений теории уголовного права, и с точки зрения судебной
практики. Если позиция приговора в чем-то явно уязвима, обвинитель может
выдвинуть альтернативные предложения, но так, чтобы при этом не
дискредитировать приговор. Безусловно, эти требования нелегко выполнить,
даже если функции обвинителя будет выполнять квалифицированный юрист.
Выводы.Подводя итоги и анализируя причины расхождения вердиктов ОСП с
официальными судебными решениями, проще всего было бы отнести их за счет
необъективности участников, их неопытности, а также недостатков в
организации заседаний. В определенной мере так оно и есть, но главное,
думается, в ином.
Ведь довольно часто в ходе совещания большинство общественных присяжных
фактически признавали за осужденным вину в уголовно-наказуемом деянии, но
тем не менее высказывались за его оправдание. Определяющим здесь служила
резко негативная реакция на жестокость как конкретного наказания,
назначенного осужденному, так и в целом законодательства об ответственности
за экономические преступления. Необходимо еще раз подчеркнуть, что подобная
реакция проявлялась при разбирательстве каждого дела и была абсолютно
единодушной. Таким образом в сознании по крайней мере какой-то части
общества наметилось принципиальное изменение по отношению к тому, что
следует считать экономическим преступлением, и как оно должно наказываться.
Это, пожалуй, главный итог проведенного изучения. К сказанному можно
добавить следующее:
1) Общественные присяжные в отличие от профессиональных судей,
чувствуют себя гораздо более раскованными в обращении с уголовным законом,
который для них - не догма. Общественное сознание вообще более мобильно,
динамично в сравнении с профессиональным сознанием юристов, которое по
своей
природе более консервативно и помимо общих предрассудков, заражено еще и
чисто "цеховыми". В принципе это нормальное противоречие, но в наших
условиях оно может вылиться в уродливую форму, вызвать, с одной стороны,
полный правовой нигилизм, а с другой - резкое неприятие профессиональным
юридическим корпусом - идей демократической правовой реформы. Задача же
заключается в том, чтобы постепенно добиваться сближения позиций на базе
этой реформы.
2) Нельзя не признать, что общественные присяжные в большей части
стараются глубже разобраться в природе действий, совершенных осужденным,
чем
это делается органами официальной юстиции. Если для первых отнюдь не
безразличен общий социально-экономический контекст, то вторые чаще
ограничиваются формальным соотнесением деяния с признаками состава
преступления, закрепленного в законе. В общем-то следователи, прокуроры и
судьи делают именно то, что должны делать. Проблема, однако, состоит в том,
что, не разобравшись в социально-экономической природе деяния, трудно дать
ему и правильную уголовно-правовую оценку.
3) Если профессиональный юрист при оценке действий обвиняемого или
подсудимого, как правило, отталкивается от буквы закона, то общественного
присяжного больше интересует то, какой вред причинили эти действия, кому
именно и в чем он конкретно выразился. В этом - здравый смысл "народного
правосознания", благодаря которому суды присяжных и заняли свое место в
системе правосудия.
4) Общественные присяжные придают очень большое значение личности
человека, привлеченного к уголовной ответственности. В неменьшей степени
это
свойственно и официальной юстиции. Причем проявляется это не только при
назначении той или иной меры наказания, но нередко сказывается и на решении
вопроса о виновности и невиновности. Разница, однако, заключается в том,
что
официальная юстиция гораздо чаще концентрирует внимание на отрицательных
качествах личности, используя их в качестве факторов, усиливающих
наказание.
Общественный присяжный ориентирован на выявление положительных начал в
человеке. В этой связи можно отметить, что существующий в нашем правосудии
примат личности над деянием при введении суда присяжных сменит свою
направленность.
5) Материалы заседаний ОСП по указанным выше причинам дают довольно
скудную информацию для анализа позиции обвинения. Вместе с тем даже эта
информация позволяет предположить, что с введением суда присяжных
обвинительная власть встанет перед такими проблемами, о каких ранее и не
подозревала. Достаточно сказать, что во всех случаях, когда роль обвинителя
в ОСП исполняли вполне квалифицированные юристы, им не удалось добиться
вынесения обвинительного вердикта. Предстоящая судебно-правовая реформа
потребует от обвинительной власти кардинального изменения системы
подготовки
своих кадров. Такая подготовка в обязательном порядке должна включать в
себя
практику проведения деловых игр, моделирующих заседания суда присяжных.
Опыт проведения ОСП нуждается в дальнейшем изучении и популяризации, а
сама деятельность Общества в указанном направлении - в расширении и
совершенствовании. Представляется крайне интересным, в частности,
организация совместной деловой игры членов Общества ЗОХиЭС со слушателями
Института повышения квалификации прокуратуры России.
Сегодня было бы преувеличением считать проведенные ОСП полигоном
судебно-правовой реформы, но они могут им стать, если привлекут большее
внимание к себе со стороны юридической общественности.
Март 1992 г.
Социолог Яковлева Л.М.
(аналитик Фонда "Общественное мнение")
3-4 апреля 1993 г. в 15 городах России Фонд "Общественное мнение" по
заказу ОЗОХиЭС провел опрос населения по трем типичным с точки зрения
заказчика ситуациям осужденных хозяйственников.
Были опрошены 996 человек по выборке, репрезентирующей взрослое
городское население страны. Опрос проводился в технике формализованного
интервью дома у респондента. В качестве вопросов респондентам предлагались
конкретные ситуации, и его (респондента) задачей было выбрать тот ответ-
подсказку, с которой он согласен в большей степени.
Надо отметить, что хотя все три ситуации были связаны с уголовными
делами хозяйственников, реакция населения на решения суда по каждому
конкретному случаю была не вполне одинаковой. И хотя все трое осужденных с
точки зрения опрошенных сегодня должны быть бесспорно освобождены, степень
личной вины каждого в глазах населения неодинакова.
Менее всего виновным признан студент, купивший на улице у иностранца
70$ (5% опрошенных считают, что он осужден правильно и должен полностью
отбыть назначенный ему срок лишения свободы, а 56%, напротив, полагают, что
его необходимо освободить и реабилитировать). Эта история представляется
нелепой большинству опрошенных, так как пункты по обмену валюты сегодня
можно видеть почти на каждом углу, а за курсом доллара к рублю (по данным
опросов Фонда "Общественное мнение") следит сегодня почти все население
России.
Вина человека, продавшего арендному предприятию непригодную для завода
медь, представляется респондентам несколько более очевидной (7% считают,
что
он должен отсидеть до конца срок, а 32% высказываются за его освобождение и
реабилитацию). Мотивы опрошенных мы определить не можем, однако вероятно,
что здесь решающим оказалось то, что продавалось так называемое
"государственное" сырье, а человек, его продавший, занимал официальную
должность, пусть и небольшую.
Скорее всего этот же фактор определил отношение опрошенных к делу
совхозного бригадира, реализовавшего пропадающие яблоки. Одно дело -
частное
лицо, приобретшее валюту у другого частного лица, другое дело - должностные
лица, в той или иной мере пользующиеся служебным положением.
А теперь о самом интересном. При анализе результатов опросов
общественного мнения исследователи пользуются таблицами, в которых
респонденты разделяются на группы в зависимости от заданного условия
(например пол, возраст, образование и т.д.). Если ответы на какой-либо
вопрос приблизительно одинаковы в разных группах опрошенных, значит
общественное мнение по этой проблеме на данный момент стабилизировалось.
Если же мужчины, и женщины, и пожилые, и молодые, и горожане, и сельские
жители отвечают на вопрос совершенно по-разному, значит общественного
мнения
по этому вопросу еще нет.
В описываемом опросе практически во всех группах населения (и по полу,
и по возрасту, и по образованию, и по доходу), разница в ответах
минимальная. Разница в ответах на вопросы заметна только у респондентов,
относящихся к разным группам по роду деятельности. Так, различного ранга
руководители государственных предприятий, как правило, чаще других выбирают
концепцию "он виновен, но не в том, за что был осужден, его нельзя лишать
свободы." Предприниматели чуть больше других осуждают совхозного бригадира,
но по двум другим ситуациям высказываться категорически за освобождение и
реабилитацию. Учащиеся особенно категоричны в случае со студентом, впрочем,
и в других ситуациях они не видят вины осужденных.
Для рабочих нелепой оказывается история с медью. Очевидно, что люди,
работающие непосредственно на производстве, знают, какой необходимостью это
могло быть вызвано. У специалистов с высшим образованием довольно ровное
распределение ответов на вопросы. То же наблюдается также у пенсионеров и
служащих без высшего образования.
Особенно интересна позиция группы сотрудников правоохранительных
органов. Эти люди гораздо реже остальных считают, что наши осужденные
должны
полностью отбыть наказание, они чаще других говорят, что наказание не
соответствует вине, однако к реабилитации не призывают. Скорее всего знание
существующего законодательства обязывает их признать виновными героев наших
историй, но здравый смысл диктует необходимость их освобождения.
Конечно, сегодня такие истории большинству людей представляются
нелепыми. По-видимому, люди в первую очередь руководствуются здесь не
знанием законов, а собственным чувством справедливости (совести). Насколько
правовое сознание России стало сегодня более просвещенным, чем пять лет
назад, можно только гадать. А можно и исследовать, в том числе и при помощи
опросов общественного мнения.
1993 г.
Французский политолог Жила Ф.Г.
(доктор политических наук, Париж)
Я с большим удовольствием ознакомился с работой исследовательского суда
присяжных (ИСП) 4.06.96 г. в Москве на правах иностранного наблюдателя. Я
считаю проведенный эксперимент во многом удачным положительным и
перспективным.
Очень понравилось, что мероприятие хорошо организовано, все присяжные
сразу понимают серьезность их участия в этом эксперименте. Я ожидал больше
неформальности и недисциплинированности от присяжных, а оказывается, все
они
очень правильно воспринимают роль своих должностей, потому что организаторы
успели создать обстановку серьезности. Наверное, присяжных впечатляют такие
факты, как:
- висит российский флаг за судьей,
- все получили денежное пособие за присутствие,
- судья, прокурор, адвокат являются опытными юристами,
- процесс снимался видеокамерой.
Несомненно, эти факторы положительно влияют на поведение присяжных, а
созданная обстановка совпадает с целями организаторов мероприятия. Также
убедительным оказывается процесс принятия решения. Участники обсуждения
независимы от организаторов. Присяжные очень стараются убеждать друг друга,
повлиять на конечное решение, но весь процесс проходит демократично.
Несмотря на эту в целом положительную оценку, будет полезным высказать и
некоторую критику, чтобы улучшить это мероприятия, хотя, возможно, и сами
организаторы сознают эти недостатки.
Недостаточна репрезентативность в подборе участников эксперимента. Так,
в мероприятии 4.06.96 г. участвовали 10 присяжных, в том числе 3 мужчин и 7
женщин, 6 молодых и 4 зрелых лица, 5 человек с высшим образованием и 3 со
средним. Эти цифры не соответствуют структуре российского населения.
Тем не менее мы замечаем, что и с таким набором присяжных можно все-
таки работать: дискуссия между присяжными имеет смысл. И хотя эта группа
присяжных не точно отражала русское общество (достаточно сказать, что все -
москвичи и, кроме того, из одного района города), она кристаллизует
различные слои и мнения российского общества. Весьма показательна дискуссия
о понятии "взятки" между одним предпринимателем и одной пенсионеркой:
подарок это или преступление?
Представление фактов судьей, прокурором и защитником иногда не
соответствует требованиям объективности. Понятно, что все организаторы, в
том числе и прокурор этого мероприятия, хотят, чтобы в российском обществе
более гуманно относились к некоторым преступлениям. Поэтому иногда
чувствуется, что прокурор и судья чуть-чуть (слишком) мягко представляют
аргументы за суровое наказание подсудимого. Такое представление, видимо,
влияет на присяжных, которые чувствуют, что даже обвинитель считает, что
совершенное преступление вызывает у него снисходительность. Думаю, что
позиции обвинителя и защитника должны быть более твердыми для того, чтобы
этот суд еще более полно мог отразить реальность мнений.
В процессе, на котором я присутствовал, судья и обвинитель были
профессиональными юристами, а защитник - экономистом. Мне объяснили, что
обычно только юристы играют все процессуальные роли. Так и должно быть,
потому что "асимметрия компетенций" между защитником и обвинителем сразу
чувствуется и может отрицательно повлиять на поведении присяжных.
В заключение я благодарю за приглашение, поддерживаю и поздравляю
организаторов этого мероприятия за удачный проект и перспективный
эксперимент. Хотя я не юрист, но знаком с российской системой правосудия. Я
занимаюсь исследованиями российской криминальной политики и знаю недостатки
судебной системы России, разницу между юридическим и общественным
определениями понятия "преступления". Я считаю необходимыми и очень
полезными такие инициативы и дискуссии вокруг них.
1996 г.
К.ю.н. Пашин С.А.
(в 1992-95 годы - руководитель отдела судебной реформы ГПУ при
Президенте РФ, ныне - судья Мосгорсуда)
Первые 4 дела, рассмотренные исследовательским судом присяжных,
безусловно, содержат в себе серьезные правовые проблемы, точно выделенные
устроителями мероприятий. Участие в проекте депутатов Государственной Думы
и
экспертов, работающих с ее комитетами и комиссиями, повышает ценность
исследовательских результатов и, кроме того, позволяет надеяться на их
использование в законотворческом процессе.
Особенностью данного проекта выступает применение суда присяжных как
исследовательского механизма; большая же часть заседаний неофициальных
судов
присяжных, о которых мне известно, носила имитационный характер.
Соответственно, процедуры, использованные при рассмотрении уголовных дел,
далеки от какой-либо реальной юридической практики. В частности,
установление фактических обстоятельств дела здесь упразднено, хотя, судя по
вопросам, которые ставят некоторые присяжные заседатели, они нуждались в
уточнении тех или иных фактов, проверке возникших у них догадок. Как
следствие, не обсуждается и вопрос о допустимости доказательств. По сути,
эксплуатируется лишь одно из свойств суда присяжных, редко проявляющееся в
развитых странах: возможность так называемой нулификации ("nullification"),
т.е. предотвращения присяжными применения закона к данному конкретному
случаю и безмотивного оправдания подсудимого, очевидно нарушившего
юридическую норму.
От традиционных социологических опросов ИСП отличаются тем, что
"респонденты", во-первых, принимают коллективное решение, а во-вторых,
предварительно выслушивают мнения сторон и председательствующего. Из