Степанов Анатолий Яковлевич. Парад теней

   ...Корреспонденты ОРТ, вылетевшие рейсовым самолетом на полчаса ранее их чартера, успели подготовить материал к эфиру. Ну, первые два гола ясно по делу. Вот и единственный ответный. Засуетились ребятки и чисто по-детски напортачили. Третий - просто неберущийся. От угла штрафной левый хав фантастически (вероятнее всего, подавал, а получилась дикая срезка) закрутил в дальнюю паутину. Четвертый весьма подозрителен: дали спокойно разыграть двойную стенку. Ну и пятый... Прав Толя, чистая липа.
   - Он что, больной, припадочный? - спросил Смирнов про старпера, завалившего Анатолия.
   - Он делал счет, - злобно ответил Константин.
   - Та-ак, - протяжно произнес бывший мент. За это время компьютер в его голове считал все возможные варианты. Просчитал. - Так. Значит, теперь настоящий футбол мы будем видеть крайне редко.
   - Только это вас и волнует, Александр Иванович? - со скрытым раздражением осведомился Константин.
   - Почему же. - Смирнов выключил телевизор (пого да, вернее, прогноз погоды его не интересовал) и, повернувшись всем телом к гостю, сообщил: Меня все волнует. Исламский фундаментализм, чеченский сепаратизм, вновь набирающий пары коммунизм, восстановление храма Христа Спасителя, результаты торгов на межбанковской валютной бирже, Ксюшкины отметки в университете, участившиеся боли в моем простреленном колене. Но в данном случае меня больше всего волнует то, что настоящий болельщик не увидит настоящего футбола.
   - А то, то жулье и мерзавцы наживают на этом колоссальные деньги, вас не волнует?
   - Пусть себе наживают, только бы футбол не трогали. Тебе, как я понимаю, стало известно, что подпольный тотализатор заработал на полную катушку?
   - Какая разница - на полную, не на полную? Самое страшное то, что заработал.
   - Большая разница, Костик, большая. На неполную он работать и не переставал. Но неполная катушка - это неполная кубышка. А с малыми деньгами игру не купить, всерьез результаты не подправить. Так, кувыркались, передергивая помалости. Что тебе известно, Костик?
   - За стол, футболисты, - пригласила Лидия Сергеевна, которая поначалу их не беспокоила, доносила на стол то, что должно быть очень холодным или очень горячим.
   Александр Иванович, послушно и поспешно подчинившись приказу, отодвинул стул, уселся и уверенной рукой ухватился за "очень холодное". В этом доме хозяин принципиально предпочитал своего однофамильца. Полюбовавшись на этикетку "Смирновской", он показал ее Константину и серьезно спросил:
   - Рискнешь?
   - Была не была! Рискну, - решил Константин, чтобы продолжить разговор в благоприятной обстановке. - В принципе мне ни черта не известно, Александр Иванович, за исключением того, что сегодня нам сделали заранее оговоренный кем-то счет.
   - От меня-то что ты хочешь? - поинтересовался Смирнов. Он, морщась от сосредоточенности, разливал по рюмкам.
   - Чтобы вы помогли разоблачить и ликвидировать эту подлую панаму.
   - Кому помочь? Тебе? Футбольному союзу? Генеральному прокурору России? Старый хрен с палочкой всем сразу поможет, и станет очень хорошо. Ты думаешь, милиция не копает? Копает, будь уверен, копает. Но в таких делах очень трудно за что-то зацепиться: круговая порука.
   - Значит, никто ничего не может с этими нелюдями поделать?
   - Почему - никто? А вы? Тренеры и футболисты? Вам же во сто крат виднее все махинации на футбольном поле, чем нам, жалким дилетантам. Перестаньте предаваться совковым иллюзиям, будто какой-то всесильный дядя за вас сделает. Ловите заказанных коллег за руку, вам это легче, чем кому-либо. Меня же беспокоит нечто другое, Костик. Как ни вертись, а всемирный закон не переиначишь: природа не терпит пустоты. На смену павшим героям приходят новые бойцы.
   - Вы о чем? - в недоумении спросил Константин.
   - Все о том. Да будет тебе известно, что весь шоу-бизнес, включая и футбол, до прошлого года находился под жестким контролем чисто уголовной мафии. Минувшим летом ее сильно потрепали. Да так, что, как я предполагал, они вернутся на исходные позиции не ранее, чем годочка через три. А тут вдруг через полгода - наступление по всему фронту.
   - Саша, как ты себя чувствуешь? - Лидия Сергеевна встревожилась.
   - Хорошо. А что? - испуганно ответил Смирнов.
   - А я думала, заболел: водку не пьешь и говоришь, говоришь...
   - За здоровье Лидии Сергеевны! - мгновенно нашелся Константин и поднял рюмку.
   Выпили и с чувством закусили. Замечательно было! В тишине водочка, сопровождаемая вкусной едой, делала положенное ей: расслабляла натянутые нервишки, отгоняла невеселые мысли, давала возможность слегка воспарить. Попарили ненадолго и вернулись на землю.
   - Вы у Даши были, Костик? - спросила Лидия Сергеевна. - Как она там?
   - Да так... - Константин не знал, что ответить. - Я думал, что вы в курсе, так сказать, как соседи.
   - Не хочется зря волновать девочку, - сказала Лидия Сергеевна грустно. А Александр Иванович мрачно присовокупил:
   - Пока.
   - А мне кажется, что пора ее взволновать. Дарья в полном раскардаше. Физически и морально. И в полном неведении. Я думаю, лучше знать самое скверное, чем ничего не знать. Кстати, Александр Иванович, я не буду нахалом, если спрошу: как дела у вашего Сырцова?
   - Лида, ему Жорка не нравится! - изумился Смирнов.- Почему же тебе не нравится наш Жорка, Костик?
   - Мне кажется, что он иногда хамоват.
   - Жора - замечательный парень, уж поверьте мне, Костик, - попыталась мягко уговорить мрачного футболиста Лидия Сергеевна. Но Ларцев уговорам не поддался - не поверил, что Сырцов замечательный парень, и, не скрывая иронии, поинтересовался сдержанно:
   - И чем же занимается ваш замечательный парень сейчас? Насколько я понимаю, всемогущая Анна наняла его для расследования двух этих странных убийств.
   - Маетой, - ответил Смирнов. - Сейчас Жорка занимается сыскарской маетой.
   Уже не собирался Константин выяснять, что такое сыскарская маета, ибо почувствовал, как изменилось к нему отношение Смирновых-Болошевых после его нападок на Сырцова. Пришла пора виниться.
   - Я что-то не то сказал, да? - обаятельным взором он посмотрел сначала на Лидию Сергеевну, затем на Александра Ивановича и довершил штурм пожилой пары простодушной откровенностью: - Вообще-то я сильно обиделся на Сырцова, когда он меня небрежно отмел на презентации. Хотя сделал он это, наверное, правильно: незачем и вредно говорить о делах при посторонних людях, тем более таких, как наши эстрадные звезды.
   - Отмазывается и покупает нас, сентиментальных стариков? - спросил Александр Иванович у жены. Лидия Сергеевна рассмеялась.
   - Отмазался и купил. - И прочитала весьма изящно блоковское четверостишие, любимое в этом доме и часто повторяемое:
   Простим угрюмство. Разве это
   Сокрытый двигатель его?
   Он весь - дитя добра и света,
   Он весь свободы торжество.
   - Проехали, - решил Смирнов. - По второй, "дитя добра и света"?
   - По второй так по второй, - бодро согласился Константин. Деваться было некуда.
   - У вас что-то не так с арифметикой, - отметила Лидия Сергеевна. - Не по второй, а по четвертой.
   - Мы отмечаем не рюмки, а этапы общения, - ответил Смирнов.
   - Тогда не по второй, а по второму. По второму заходу.
   Смирнов безнадежно махнул жене рукой и разлил. Лидия Сергеевна подождала завершения этой операции, демонстративно отобрала бутылку и унесла в холодильник.
   - Блюдет, - пояснил Смирнов. - Нас с тобой блюдет. Меня как инфарктника, а тебя как водилу. Ты ведь в Москву собираешься? А то у нас переночуй.
   - Нет, поеду. Пора и к своему дому по-настоящему привыкать.
   Вернулась Лидия Сергеевна, на ходу услышавшая последнюю Костину фразу.
   - Ну а как вы, Костик, все-таки с бытом своим разбираетесь? Кто хозяйство ведет, кто готовит, кто в квартире прибирает?
   - Я привык, Лидия Сергеевна. И все сам умею. Восемь лет, как один.
   - Семьей пора обзаводиться, - строго подытожил Смирнов.
   - Уже обзаводился.
   - Еще раз обзаведись! - уже приказал Смирнов. - А вдруг получится!
   Приврал, конечно, Константин и насчет "все сам", и насчет "один". Один-то один, но в Германии - Труди, а здесь Зоенька иногда забегает. А если честно, то через день. И сегодня, наверное, прибежала. Прибралась, сготовила и ждет.
   - Неспокойный ты, Константин, - вдруг сказал Смирнов. - Отчего мучаешься?
   - Не знаю, не знаю! - в открытую признался Константин. - Хотя знаю! Я ко всем, Александр Иванович, сбоку припека. И к вам, и к Дарье, и ко всей этой истории. Со всеми свой, а все равно посторонний.
   - И с командой так? - поинтересовался Смирнов.
   - И с командой пока так.
   - Тогда плохо, Костик. У тебя дела нет.
   - А я о чем говорю?
   - Говоришь. А надо дело делать.
   - Какое?
   - Любое. Только обязательно делать, а не быть при нем.
   - Вы о чем? - спросила Лидия Сергеевна, прикатив столик с чайниками, чашками и печеньями-вареньями.
   - Тоска у него, - объяснил Смирнов. - Типа мировой скорби.
   - Ага! - успокоилась Лидия Сергеевна. - Это бывает. Скоро пройдет.
   Константин улыбнулся ей и вдруг неожиданно для самого себя спросил:
   - А где Ксения? - И поспешил добавить, чтобы вышло как будто между прочим: - Если не секрет.
   - Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! - загадочно произнес Смирнов, а Лидия Сергеевна понятно объяснила:
   - Она в отъезде. Завтра вместе с Жорой ранним утром прилетит.
   12
   Насчет срочного свидания Михаил Семенович слегка приврал Славику для солидности. Нельзя же назвать слишком срочной встречу, которая должна состояться в полночь, через три часа с гаком. Когда проскочили под МКАД, Славик поинтересовался, куда путь держим.
   Кобрин поразмышлял. Может, к Ляльке заскочить? Не предупредил. Да и какое это срочное деловое свидание? И Славик, и Артем, которого он на всякий случай прихватил с собой, знали Лялькин адрес и наверняка, ожидая его с этой деловой встречи, будут непочтительно смеяться над ним. А он не любил, когда над ним насмешки строят. Вдруг вспомнил, что Берта хвасталась своим сациви. Замечательное сациви готовила Берта. А он убежал от этого сациви. Страстно захотелось пожрать от пуза.
   - К Никитским воротам, - сурово распорядился Михаил Семенович. - К китайцам. Первая встреча у меня там в половине десятого.
   ...Лимузин влез на тротуар в устье Малой Бронной. Выбравшись на волю, Михаил Семенович обернулся. Славик и Артем вопросительно смотрели на него. А если бы к Ляльке заехал, то не на него бы смотрели, а меж собой переглядывались бы, паразиты.
   - Здесь быть через полтора часа. А пока - свободны, - сказал Кобрин и деловито зашагал ко входу в ресторан.
   Его знали здесь, любили его щедрые чаевые. Швейцар благоговейно снял с него пальтецо. А у дверей в зал уже ждал в полупоклоне его персональный официант, в сияющей улыбке обнажая верхнюю челюсть в золотых коронках.
   Михаил Семенович пил слабенькое китайское вино, заедая побегами бамбука. Кушал королевские креветки, заглатывал черные яйца, усердно и не торопясь, расправлялся с вырезкой. Насытившись до отвала, принял хорошего коньячку, запивая кофейком. Из своего угла с бессмысленным любопытством Кобрин рассматривал публику, стараясь не думать о предстоящем истинно деловом свидании.
   Ровно в одиннадцать он вышел из ресторана. Автомобиль покорно ждал его. Артем, стоявший на тротуаре, распахнул дверцу. Михаил Семенович, покряхтывая, удобно раскинулся на шелковистой коже.
   - А теперь куда? - спросил Славик. Без "Михаила Семеновича", без почтения. Обиделись, значит, что он их в ресторан с собой не взял.
   - А теперь, Славик, дорогой ты мой, покатай нас с Артемом по набережной, чтобы ровно в двенадцать быть у входа в Парк культуры. Будь так добр, - обходительно и ласково попросил водителя хозяин.
   - Сделаем, Михаил Семенович, в лучшем виде исполним, - горячо откликнулся на его расположенность Славик.
   Кобрин глядел на пробегавшую мимо полоску воды за парапетом в надежде на то, что вода должна успокаивать. Кремлевская набережная, Котельническая, Краснохолмская, Крутицкая, Симоновская. Взобрались на Автозаводский мост и побежали в обратную сторону по другому берегу. И опять: Даниловская, Павелецкая, Дербеневская. За Крутицким мостом оторвались от Москвы-реки и помчались вдоль водоотводного канала. Поуже здесь, поуютнее. Шлюзовая, Озерковская, Кадашевская... По Якиманской мимо стрелки опять выкатили к Москве-реке. Взобрались на Крымский мост, у Зубовской развернулись и прибыли на пустынную стоянку у парадных ворот Парка культуры. Славик лихо затормозил и повернулся к Михаилу Семеновичу, который, взглянув на часы, похвалил:
   - Точно. Спасибо тебе, Славик.
   И вылез из машины. Артем тут же возник рядом, ибо от ворот решительно шагали в их сторону двое в черных плащах до пят. И никого больше вокруг. Только эти двое. Артем незаметно вытащил из сбруи пистолет и спрятал руку с пистолетом в карман куртки. Двое, не дойдя до них метров пять, остановились, как по команде. Один в усах, другой без усов, наверное потому, что старше. Старший вежливо поинтересовался, глядя на Кобрина:
   - Михаил Семенович?
   - Да, - стараясь, чтобы получилось четко и волево, подтвердил Михаил Семенович.
   - Прошу, - сказал старший и приглашающе указал рукой на арку ворот.
   - Я с вами, Михаил Семенович, - твердо заявил Артем.
   - Нет, - не глядя на Артема, сказал старший.
   - Нет, Артем, - извинительно повторил за ним Михаил Семенович. - Ждите меня здесь. Через часик-полтора я вернусь.
   И посмотрел на старшего: так ли? Старший на его взгляд никак не отреагировал.
   Повторил только:
   - Прошу.
   Кобрин - в центре, плащи - по бокам. Трое в ногу шагали к черной дыре ворот. И скрылись в них. Артем поднял брови, посмотрел на Славика, сплюнул на асфальт и растер плевок ногой.
   Когда по ступеням спустились на в кирпичной крошке землю, Михаил Семенович, на ходу осматриваясь, недоуменно полюбопытствовал:
   - Куда мы идем?
   - Вас ждут у большого колеса обозрения, - объяснил старший, после чего опять зашагали в молчании. Парк был давно закрыт, и ни души не было в аллеях, на площадках, на набережной. Слева - кусты, справа - марсианские черные сооружения аттракционов. Миновали пруд, извилистой дорожкой пробрались сквозь геометрически - прямоугольниками и треугольниками расположенные жесткие кусты и вышли к ограде, за которой была неохватная глазом бетонная нога большого колеса. Через калитку проникли за ограду. Тот, кто его ждал, поднялся со скамейки и, не вынимая рук из карманов кожаного пальто, сказал:
   - Здравствуй.
   - Здравствуй, - эхом отозвался Михаил Семенович.
   - Извини и потерпи уж, пожалуйста, минут пяток. Я тут одно небольшое дельце должен завершить, - вежливо сказал тот, кто его ждал, возвратился к скамейке и присел рядом с человеком, странно напоминавшим Кобрину одного безрукого нищего в подземном переходе. Старший нежно тронул Михаила Семеновича за локоток и кивком указал на скамейку напротив. Вдвоем и уселись. Усатый перетаптывался рядом. Михаил Семенович вздохнул и от нечего делать присмотрелся к мирной парочке, сидевшей напротив. Понял, что не безруким нищим был тот человек, просто у него руки связаны за спиной. Ни от кого не скрываясь и потому не понижая голоса, тот, который его ждал, спросил связанного:
   - Последний раз спрашиваю... - Нет, он не спрашивал, а спокойно утверждал: - Это ты купил две игры на юге?
   - Я же крест целовал, - хрипло, пискливо заговорил безрукий. - Мамой клянусь!
   - Мамой клянется, а? - поделился с окружающими тот, кто его ждал. И уже никому и в никуда: - Раз мамой клянется, что уж тут делать...
   Из тьмы явились трое в кожаных куртках. Они подошли к безрукому, а тот, который его ждал, пересел на скамейку Михаила Семеновича, улыбнулся ему, как бы приглашая насладиться любопытным зрелищем.
   Трое привычно делали свое дело: связали несопротивлявшемуся безрукому и ноги, залепили пластырем рот, проверили добротность узлов на руках-ногах и понесли человека-бревно к большому колесу. Преодолели десяток ступеней и, пройдя немного, кинули в кабинку стоявшую в самом низу у контрольной калитки. Двое, шагнув в кабину вслед за бревном, подняли с пола нечто черное и широкое и стали надевать на голову связанному человеку. Не только на голову: в черном и широком исчез человек-бревно. Весь. Прожурчала, слышимая в тишине, застежка-молния, и один из двоих произнес:
   - Давай.
   Деликатно поскрипев (третий орудовал в будке), большое колесо приступило к привычному своему движению по кругу. Стало лучше видно обитаемую люльку, она поднялась над деревьями и попала в свет фонарей, ярко освещавших обе - по эту и ту сторону реки - набережные. Люлька прошла половину пути до верхней точки, когда сверху крик нули:
   - Стой!
   Кабина замерла над бездной: она сейчас была крайней, соседки сверху и снизу находились чуть в стороне.
   - Пускай, - не очень громко, но так, чтобы было слышно наверху, буднично распорядился тот, кто его ждал.
   Двое вверху склонились и образовали вместе с мешком нечто устрашающе черное. Затем единое черное стало черным трезубцем, середина которого, безжалостно кантуемая, была опрокинута в открытую дверцу. Черный мешок полетел в бездну. На встречу с бетоном.
   Мешок летел вниз и вдруг, будто ударившись о что-то встретившееся в пути, вознесся вверх метров на пять. И опять вниз, и опять вверх. Амплитуда сокращалась, и вскоре мешок неподвижно повис на невидимом упругом тросе.
   - Давай, - опять донеслось снизу.
   Большое колесо осторожно отправилось в обратный путь. Мешок приблизился к страшному бетону и аккуратно лег на него. Двое дождались окончательной остановки колеса и вылезли из кабины. Втроем (технический руководитель полета присоединился к дружной паре) подошли к мешку, открыли молнию, извлекли из него человека-бревно и понесли его к скамейке, с которой началось путешествие. Бревно безвольно прогибалось.
   Китайские разносолы просились на волю. Рот Михаила Семеновича наполнился обильной вязкой слюной. Михаил Семенович, сделав рот куриной гузкой, с силой выплюнул ее и освобожденно поднял голову.
   Тот, кто его ждал, обнял его за плечи и заставил подняться вместе с ним.
   Так, вдвоем, и подошли к связанному человеку. Плоские, нарисованные, белые глаза не смотрели - присутствовали на синем лице. С широким пластырем, закрывавшим рот, он был похож на гримированного белого клоуна из цирка.
   - Это была генеральная репетиция, - объявил клоуну тот, кто его ждал. - Но возможна и премьера, если ты собираешься упрямиться. Рисую перспективу: по окончании премьеры мы отвозим мешок к твоему дому, где балконная дверь и окна твоей квартиры будут распахнуты. Ты ведь, насколько я помню, на двенадцатом этаже живешь. Вытряхнув из мешка, мы уложим то, что от тебя останется, под этими окнами и, изобразив звук, который бывает при встрече человеческого тела с асфальтом, тихо исчезнем. Когда найдут твои останки, от них будет разить спиртным, а на столе в твоей квартире будут стоять пустая бутылка и стакан, захватанные твоими лапами. Человек, допившийся до белой горячки, выпрыгнул из окна. Что ж, и такое бывает. Ты посиди здесь, подумай. А мы с другом на колесе покатаемся. Тебя не приглашаем. Ты уже накатался.
   По-прежнему в обнимку поднялись по ступеням и подошли к кабине, стоявшей внизу, из которой совсем не давно выбросили черный мешок. Тот, который его ждал, объяснил ретиво подбежавшему третьему, что надо делать:
   - Пару кружков сделай, а потом на самом верху нас задержи. Москвой любоваться будем.
   Колесо крутилось, и, пока оно крутилось, они молчали. Михаил Семенович с тоской смотрел на то удалявшуюся, то приближавшуюся бетонированную землю. Не по сторонам, не вдаль, а только вниз. Вознесенная на самый верх кабинка остановилась и, инерционно раскачиваясь, баюкала их. Тот, кто его ждал, стараясь привлечь внимание Михаила Семеновича к красотам панорамы великого города с высоты птичьего полета, настойчиво потребовал:
   - Ты смотри, смотри!
   Было на что смотреть. Небрежно разбросанная по семи малым холмам, прекрасная Москва была чуть внизу и уходила вдаль без конца и края. Сверкали позолоченные купола храма Христа Спасителя; неподвижно летал над землей явившийся из детских снов Кремль; вырванные подсветкой из общего ряда, рафинадно сверкали в чистоте и покое высотные дома; переливалась разноцветьем отраженных огней Москва-река.
   - Воланд, - вдруг сказал Михаил Семенович.
   - Что? - недовольно не поняли его.
   - Ты, как Воланд перед отлетом из Москвы навсегда, осматриваешь свои владения.
   - Похвально, что деятели поп-бизнеса знакомы с классической литературой, и, не скрою, весьма приятно, что ты соотносишь меня с Воландом. Но ты глубоко ошибаешься в одном: отлетать из Москвы навсегда я не собираюсь ни в коем разе. - Тот, кто его ждал, замолк на миг, а затем резко спросил. Почти как у связанного клоуна: - Ты подумал?
   - Думай не думай - сто рублей не деньги, - расхожей народной мудростью откликнулся уже малость оклемавшийся Михаил Семенович.
   - Так ты думал или не думал? - Фольклорный юмор здесь, судя по всему, не принимался.
   - Думал, думал, - поспешил успокоить собеседника Михаил Семенович. Но мне неизвестны ваши теперешние условия.
   - Условия прежние.
   - Побойтесь бога! Не слишком ли жирно - любая половина?
   - Не слишком.
   - Ваш навар очевиден. А мой?
   - Твой навар - полная гарантия твоей безопасности и анонимности. И освобождение тебя от всяческих обременительных забот.
   - Не понял насчет забот, - настороженно признался Михаил Семенович.
   - За тобой остаются только кадры, их поиск и подготовка. Вся организационная работа переходит к нам. Хватит любительщины.
   - То есть полное отстранение меня от дел.
   - Только от тех дел, с которыми ты плохо справляешься.
   - Надеюсь, я буду в курсе финансовой части нашей, так сказать, сделки?
   - Мы будем представлять тебе всю документацию по расчетам.
   - И наш союз будет скреплен соответствующим договором?
   - Непременно. Но учти: обнародование, если так можно выразиться, этого договора, а оно последует, если ты начнешь б..довать, - твоя могила.
   - Уж это-то я учитываю в первую очередь.
   - Да?
   - Когда?
   - Что - когда? - на этот раз не понял Михаила Семеновича тот, кто его ждал.
   - Когда подпишем договор?
   - Через три дня.
   - Почему не завтра?
   - Необходима контрольная проверка отдельных деталей.
   - Касающихся меня, - продолжил за собеседника Михаил Семенович.
   - Касающихся дела.
   - Что ж, доверяй, но проверяй, - согласился Кобрин и неожиданно спросил: - Мешок - для меня спектакль?
   И за самонадеянную бесцеремонность тотчас получил по лбу.
   - Много чести. Я просто соединил приятное с полезным.
   - Что приятное, а что полезное? - решил уточнить Михаил Семенович.
   Тот, кто его ждал, ответил:
   - Все полезное - приятно. Ну и как тебе Москва сверху? Хороша?
   - Хороша, хороша, - ворчливо подтвердил Михаил Семенович, и тот, кто его ждал, все понял:
   - Вниз хочется? - И, не дожидаясь ответа, громко крикнул: - Вниз!
   Колесо сделало пол-оборота, и они были спущены вниз. На скамейке сидел связанный. Взгляд его был вял и равнодушен, как у засыпающего судака. Тот, кто его ждал, резким движением сорвал пластырь со рта у клоуна и, присев на корточки так, чтобы глаза в глаза, проникновенно спросил:
   - Да?
   - Да, - как бы выдохом ответил связанный.
   - Ты со своими шестерками кинул нас на сто пятьдесят тысяч зеленых. Да?
   - Да.
   - В течение пяти дней ты возвращаешь эти сто пятьдесят и еще пятьдесят в счет погашения долга за нашу упущенную прибыль. Да?
   - Да.
   - Мамой клянешься?
   * * *
   Александр Иванович Смирнов стоял в дверях террасы и с интересом рассматривал темно-синее лакированное чудо за штакетником. "Гранд чероки" перестал нежно урчать, и с водительского места одним движением, похожим на элемент гимнастического упражнения на коне, выбросил себя жизнерадостный Сырцов:
   Папа вышел на крыльцо
   Почесать свое... лицо?
   Но Смирнов был слишком поглощен благоговейным созерцанием мощного механического зверя, чтобы искать остроумный ответ на амикошонское приветствие.
   - Ну, зверюга! Ну, красавец! Третий раз его вижу, и третий раз сердце замирает. Мне бы его под задницу лет двадцать пять тому назад!
   - Здравствуйте, Александр Иванович! - пропел Сырцов.
   - Здорово, Жора. Что так долго?
   - Ксения в дому?
   - Уж полтора часа как.
   А вот и Ксения.
   - Гость - говно, не бывал давно! - выглянула она из-за спины Смирнова.
   Лидия Сергеевна из комнаты закричала:
   - Ксения! Я понимаю, что общение со Смирновым дает определенные плоды. Но не до такой же степени!
   Смирнов удовлетворенно заржал и внес уточнение:
   - Содержание, Лидка, мое, это точно. Но форма, форма - от тебя. Чистота московского говора, аристократическая сдержанность интонации - все через тебя от твоих дворянских предков.
   - Балда и старый хрен, - заключила столбовая дворянка. Ксения, поймав паузу, стремительно расцеловала Смирновых: мужа в левую щеку, а жену в правую. Потом посмотрела на Сырцова, который топтался перед террасой, и требовательно спросила:
   - Где же ты все-таки пропадал?
   - Проверялся, ласточка.
   - Я, как бедная студентка, на автобусе, метро, в электричке, еще раз на автобусе, и все равно на полтора часа раньше тебя прибыла. А ты небось на такси проверялся?
   - И на такси, и на городском транспорте, и пешком.
   - Считаешь, что надо было проверяться всерьез?