- Обязательно творческой! - вдруг ни с того ни с сего необычайно разозлился Казарян. - Редактор вонючего проституирующего листка заявляет: "Те образованные люди, которые знакомы с моим творчеством, знают..." Режиссер двух клипов оповещает общественность: "В моем творчестве красной нитью проходит..." Модельер, сшивший пару неудобоносимых юбок, делится сокровенным: "Ощущая в себе последнее время небывалый творческий подъем..." Так называемый композитор, сложивший из трех нот нечто именуемое песней, по сравнению с которой собачий вальс - предел музыкальной изощренности, откровенничает: "Противоречивость и трагическая раздвоенность моего внутреннего мира - вот истоки моего творчества..." Все творят, мать их за ногу! И никто не хочет профессионально, честно, добросовестно, а значит и трудно, работать!
   - Что ты, Рома? - удивилась Наталья.
   Удивился и сам Роман:
   - Действительно, чего это я?
   Тут появилась и горничная. Очаровательная молодка вкатила в комнату двухэтажное сооружение на колесиках, которое содержало несчетное количество бутылок отборных алкогольных напитков и, как говорится, сопутствующих товаров. Остановив чудо-коляску как раз между кинорежиссером и кинозвездой, прислуживающая очаровашка сделала намек на книксен, улыбнулась гостю и бесшумно удалилась.
   - Не опасаешься держать столь спелый персик под боком у Юрика? непринужденно спросил Роман.
   - Не опасаюсь, - беспечно и уверенно ответила она.
   - И зря, - предупредил знавший себя, а потому и мужиков вообще, умный Казарян.
   - Он уже мало что может, Рома, - пооткровенничала Наталья.
   - В этой ситуации важна она, а не он. Если она очень захочет, то он сможет. Или, в крайнем случае, будет самодовольно считать, что смог.
   - Ты, я думаю, приехал не для того, чтобы обсуждать сексуальную потенцию моего мужа. Что тебе от нас надо, Рома?
   - Получить кое-какую информацию от Юрика, - откровенно признался Казарян.
   - Какую информацию?
   - Самую пустяковую, крошка.
   - И для получения пустяковой информации ты издали показал Юрику внушительную дубину. Ты на что намекал, Рома?
   - Я ни на что не намекал, дорогая. Я просто очень боялся, что вы откажетесь - вон вы теперь какие, и рукой не достанешь! - меня принять, и для упрощения дела слегка погрозил пальцем впечатлительному Юрику. Пальцем, заметь, а не дубинкой!
   - Не только Юрию, но и мне. Что бы это значило, Рома?
   - Говенная ты хозяйка, Ната, - дал понять, что ему надоел допрос, Казарян. - Даже выпить гостю не предложишь.
   - Извини. Виновата, исправлюсь. - Наталья кинула в два длинных, как ее ноги, стакана пару льдышек и из тяжелой бутылки налила в них многолетнего виски. Подняла свой и, издеваясь (над ним, над собой - неизвестно), провозгласила: - За твой визит, принесший в этот дом радость!
   - Радость безмерная, нет ее причины! - голосом Робертино Лоретти пропел Казарян, выпил и уже речитативом продолжил музыкальную тему: - Ты, говорят, запела, Ната?
   - Слишком громко сказано, - тайно гордясь, произнесла она. - Просто я подготовила двухчасовую сольную программу, в которой и художественное слово, и отрывки из кинофильмов, где я снималась, и танец, и, да, пение, Рома!
   Он помнил, как она пела. Очень громко, но противно. Казарян пытался с нею лейтмотивную песню писать для первого ее фильма, но пришлось отказаться. В результате она только рот под фонограмму раскрывала.
   - И раскручивает тебя мудак Олег Радаев, в связи с чем Юрику сегодня приходится свидетельствовать ему свое почтение, - догадался Казарян.
   - Олег по-дружески помогает мне. И только.
   - И только! - поиронизировал Казарян. - Ладно, теперь о другом. У нас ведь сугубо светская беседа? Покажи-ка мне апартаменты Юрика. Или он тебя к себе не пускает?
   - Ох, Ромка, Ромка! Хитрости твои восточные - напросвет. Картины посмотреть хочешь, да?
   - Я о его коллекции много слышал, но ни разу не видел.
   - А кто видел? Он с ними, как скупой рыцарь с дукатами, беседует один на один. Но что ж, давай посмотрим, пока он в отлучке. Только должна тебя огорчить, здесь не все. Добрая половина - в загородном доме.
   - Что ж, посмотрим злую, - согласился Казарян.
   - Что? - не поняла Наталья.
   - Раз добрая половина там, то здесь злая, - доверчиво объяснил кинорежиссер.
   Через свежепрорубленную дверь проникли в банкирские хоромы и сразу же оказались в сотворенном из целой квартиры выставочном, по последнему слову музейной техники, зале. Наталья включила подсветку.
   - Да-а-а, - протяжно произнес Казарян. А что еще сказать?
   - Днями закончили в двух квартирах евроремонт, - гордо сообщила Наталья, чем вернула Казаряна из ошарашенного состояния в состояние обычное.
   - Теперь евро! Все теперь евро! - патетически воскликнул он и забормотал, забормотал: - Евроремонт, евробомонд, евроаборт, еврокомпот.
   - Будешь картины смотреть или нет?! - прервала его шаманское камлание Наталья.
   - Буду, буду! - тут же сдался Казарян.
   Не было какой-либо целенаправленности в секретарском коллекционировании. Брал что попадалось под его жадно ищущую руку. Но, надо сказать, с неплохим выбором. Особой шелухи, за исключением нескольких второстепенных передвижников, не наблюдалось. Чудесный, чего уж тут греха таить, уголок портретов конца восемнадцатого - начала девятнадцатого века, стена исторических (российские, несправедливо забытые академисты) полотен, стенд замечательных графиков, многочисленные мирискусники, и вот они (казаряновская страсть), столпы серебряного века. Нет, Юрик, у двух армян - отца (профессора-литературоведа) и сына (бывшего сыщика, а ныне кинорежиссера) и полнее эти живописцы представлены, и качественнее. Но вот эта Гончарова, пожалуй, младшему армянину не помешала бы. Как и Машков. Как Григорьев. Как и Яковлев.
   Но в чем всех обошел Юрик, так это в театральных и кинематографических работах. И двадцатые годы - Попова, Экстер, Лисицкий, Родченко, не говоря уже о Татлине, Егорове, Тышлере, Головине, и тридцатые - Эрдман, Вильямс, Дмитриев, Акимов, и сороковые, и пятидесятые, и шестидесятые...
   Кое-какие сведения о том, как добывались эти эскизы, у Казаряна имелись. После юбилейных выставок авторам или их наследникам намекалось, что неплохо было бы подарить вдохновителю и организатору, персонифицированному в страстном любителе искусств Юрии Егоровиче, не все, конечно, но кое-что из выставленных работ. И дарили. Не все, конечно, но дарили.
   Наталья молча ходила за Казаряном, стараясь не мешать, и присматривалась к тому, где и перед чем задерживался ушлый знаток. Она и сама малость поднаторела в коллекционировании, но по сравнению с кинорежиссером, конечно, была дилетанткой, не более того. А ей не мешало бы знать реальную ценность картин во всяком исчислении: историческом, эстетическом и, естественно, финансовом. На всякий случай.
   - Он все-таки прорвался в святая святых! - раздался шутливо грозный возглас. - Как ты допустила, жена моя?
   Юрий Егорович пришел с противоположной стороны. Он еще не переоделся. В полном параде стоял в начале экспозиции (если вести отсчет от его дверей) и победительно смотрел на Казаряна. Жаждущий, как всякий коллекционер, комплиментов.
   - Разве истинного любителя кто-нибудь может задержать? соответствующе откликнулся Казарян, без энтузиазма наблюдая, как Юрий Егорович шел к нему с протянутой для рукопожатия рукой. Но что поделаешь, знал, на что шел. Придется руку подать.
   Поздоровались, Юрий Егорович хитро заглянул в восточные глаза и бодро спросил:
   - Ну и как вам, Роман Суренович? - подразумевая, что "как" - это "вот так"!
   Юрий Егорович смотрел добродушно, спросил благожелательно. Будто и не нахлестал его по мордасам вышеупомянутый Роман Суренович лет пять тому назад, не тревожил немолодую его печень боксерским кулаком года за полтора до этой милой интеллигентной встречи, будто не рявкнул на него сегодня по телефону...
   - Первостатейно, - честно оценил коллекцию Казарян. Хотел было спросить о способах приобретения театральных и киноработ, перед которыми они стояли, но сдержался, отложил на потом, когда эта дубинка может понадобиться по-настоящему. Повторил, ответно улыбнувшись: - Первостатейно. Завидки берут.
   - Ну уж, не прибедняйтесь, Роман Суренович. О вашем собрании легенды ходят.
   - Делу время, делу время, потехе - час! - из Пугачевой спела (недаром певицей стала) Наталья. - Рома насмотрелся, Юрий. Пора и поговорить.
   - Где, котенок? - встрепенулся секретарь-банкир. - У меня, у тебя?
   - У меня, конечно, - величественно решила поющая кинозвезда.
   Устроились: Наталья - на диванчике, Роман Суренович и Юрий Егорович по креселкам.
   - Будто и не было этих пяти лет! - ностальгически вздохнул Казарян. Ну что уж там, право, вспоминать! Настоящим надо жить, настоящим! Будем жить настоящим, дорогие хозяева?
   - У тебя к нам вопросы, а не у нас, - не поддаваясь казаряновской игривости, сказала Наталья. - Вот ты и живи настоящим.
   - Но для начала выпьем, - решил банкир и разлил по стаканам все то же виски. Едины вкусы в этом объединенном доме. Поднял свой стакан. - Сегодня, сейчас мы нашли единственную точку соприкосновения, хоть как-то объединяющую нас. За живопись, приносящую всем нам радость!
   Он действительно нашел нечто, за что все трое согласно могли выпить без оговорок. Выпив, Казарян, не заботясь о том, какое впечатление он производит на светских хозяев, расстегнул верхнюю пуговицу крахмальной рубашки, оттянул вниз узел галстука, вытянул ноги по ковру и решительно шлепнул ладонями по подлокотникам креслица - приготовился работать.
   - Давай, Рома, давай, - ободрила его Наталья.
   - Не буду ходить вокруг да около, - определил стиль беседы Казарян. Я хочу задать вам несколько вопросов, на которые, не скрою, вам будет трудно, нежелательно, а иногда и просто невыгодно отвечать.
   - Ты не пугай, ты спрашивай, - посоветовала Наталья.
   - Но отвечать в любом случае придется, - презрительно не слыша ее, продолжил кинорежиссер, - потому что при ином, неприемлемом для меня варианте, я буду вынужден использовать весьма огорчительные для вас меры воздействия.
   - Неужто бить нас будешь?! - притворилась испуганной Наталья.
   - Котенок, - предупреждающе, по слогам, протянул Юрий Егорович.
   - Пардон, - извинилась Наталья. - В хоккей играют настоящие мужчины.
   - Слушаю вас, Роман Суренович, - подвел итог вступлению банкир.
   - Вопрос первый... - Казарян сделал паузу для того, чтобы подтянуть ноги, поставить на колени локти, а подбородком упереться в сдвинутые кулаки. - Первый и, по сути дела, основной. Ваш банк, Юрий Егорович, в последнее время финансировал или финансирует новые, так сказать, проекты в поп-бизнесе?
   - Финансирую я, а не банк. И только один проект - концертную программу своей жены, - не размышляя, быстро ответил Юрий Егорович.
   - Хорошо, если так. Это можно проверить. Спросим по-другому. Следовательно, ни одна из продюсерских контор не пользуется поддержкой вашего банка?
   - Вы говорили о прямом финансировании конкретных проектов последнего времени. Отрицательно я ответил только на этот вопрос.
   - Значит, я могу считать, что на продолжение вопроса вы ответили положительно?
   - А вы точнее сформулировали способ наших взаимоотношений с клиентами подобного рода. Не финансирование, а финансовая поддержка.
   - Не вижу разницы, - категорично заявил Казарян.
   - Это только на первый взгляд, Роман Суренович.
   - А на второй? - поторопил нетерпеливый армянин.
   - Финансирование предполагает долгосрочное кредитование, я бы даже сказал, инвестиционное кредитование. Финансовая же поддержка определяется конкретными сроками на конкретные суммы под конкретные проценты. Если вы спросите, проводили ли мы подобные операции, то я отвечу, что да, проводили. И не только в сфере поп-бизнеса.
   - Ни хрена не понял, ну да ладно, - признался Казарян.- Вопрос второй: может ли кто-нибудь из крупных пайщиков банка профинансировать проекты, о которых я упоминал?
   - Во-первых, вы ни о чем не упоминали, Роман Суренович, а во-вторых, кого вы имеете в виду, говоря об одном из крупных пайщиков?
   - Ну, допустим, только допустим, о Галине Васильевне Праховой. Четверть вашего банка, насколько мне известно, ее?
   - Почему не может - может. Исключительно из своих личных средств.
   - Ее личные средства - акции вашего банка, и для того, чтобы вложить в дело энную сумму, она должна продать часть своих акций на эту сумму. На сколько уменьшилась доля Праховой за последнее время, Юрий Егорович?
   - Я не могу, не нарушая банковской этики, ответить на ваш вопрос.
   Казарян, обычно не терпящий условностей, лавирования в общении, устал. Он расстегнул вторую пуговицу на рубашке, помотал головой и, поймав Натальин взгляд, подмиг нул ей. Та поспешно налила ему стаканчик. Казарян поднял наполненный стакан:
   - Спасибо, Ната. - Никого не дожидаясь, выпил и сделал заявление: Кстати, об этике, этикете и даже эстетике. Мне понятно твое стремление повесить мне на уши не лапшу даже, а прямо-таки итальянские спагетти в надежде заморочить мне голову. Стремление объяснимое, но для меня не приемлемое. Вне этики, этикета и эстетики я по-нашему, по-простому, можно так сказать, по-советски говорю тебе, Юрик: кончай вертеться и бляки распускать.
   - Я попросил бы вас, Роман Суренович... - многозначительно не договорил банкир.
   - Проси, - милостиво согласился Казарян. На это у объяснявшегося штампами Юрия Егоровича достойного ответа не нашлось. Он мямлил:
   - В общем, я в некотором смысле и не прошу... Я, скорее, требую...
   - Требуй, - пошел и на это Казарян.
   - Вы должны вести себя культурно! - в отчаянии вскричал банкир. Здесь дама!
   - Дама меня простит. Ты меня простишь, Ната?
   - А я и не обиделась и не возмутилась, Рома.
   Странные желания обуревали бедную кинозвезду. С одной стороны, ей хотелось, чтобы Казарян не пузырил ее такую гладкую, такую удобную жизнь, а с другой - страстно ей желалось, чтобы тот же Казарян стер с самодовольного личика ее супруга хамскую уверенность хозяина, ощущавшего свое всесилие и безнаказанность.
   - Спасибо за доброе слово, родная, - поблагодарил ее Казарян, встал, подошел к Юрию Егоровичу, поднял из кресла за атласные борта смокинга, заглянул в глубоко сидящие карие глазки и сказал легко и просто: - Правду будешь говорить, сукин кот? Делаю тебе первое и последнее серьезное предупреждение.
   ...Только крикнуть, только свистнуть... Могучие преданные ребята врываются сюда и - дубинкой по голове, руки в наручниках за спину, ногами по ребрам, по почкам, по наглой морде - и уже коленями перебирая по грязной земле, ползет к тебе, моля и плача: прости, прости! А ты его острым ботинком в пах, в живот...
   Юрий Егорович на миг прикрыл глаза.
   - "Не спи, не спи, художник! Не предавайся сну", - предложил Роман Казарян. Дальше продолжил своими словами: - Я понимаю, хочется видеть сладкий сон про то, как меня в укромном лесочке от души метелят твои дюжие быки. А ты стоишь рядом и радуешься. Нет, Юра, не предавайся сну, не надо. Хоть, как поется, пусть это был только сон, но какой дивный сон, отряхнись от него, отряхнись.
   И сам следуя своему совету, Казарян толчком в грудь возвратил банкира в уютное кресло - отряхнулся. Юрий Егорович вздохнул, жалеючи себя и свою мечту. Еще раз прикрыл глаза, но дивный сон не ушел. Поразмышляв, спросил. Не как бывший борец за светлые идеалы и светский человек, а попросту:
   - Что у тебя есть Казарян для того, чтобы брать меня за горло?
   - Заговорила роща золотая... Правильным путем идете, дорогой товарищ. А на ваш прямой и грубый вопрос отвечу, что уже неделю мой друг Алик Спиридонов усиленно работает над статьей по материалам прошлогоднего страшного дела, из которого ты успешно выкарабкался. Я так полагаю, что ты миллиончик зеленых, не меньше, тогда по лапам раскидал. Ведь и в налоговую инспекцию надо было запустить, и ревизорам ЦБ прилично откинуть. Но Спиридонов не берет, такая вот беда, Юрик. И уже сейчас по результатам его журналистского расследования можно сказать, что тебя прикрыли и отвели в сторону те, кому ты позолотил ручку.
   - Вы не сумеете ничего доказать на суде! - вскричал, не помня себя, банкир. - У вас нет, у вас не может быть основополагающей документации.
   - Не суетись, Юрик. Кое-что имеется. Может, действительно на обвинительный приговор при суперадвокате и не хватит, но для возбуждения уголовного дела вполне достаточно. А ты понимаешь, что такое президент банка под следствием. Легкая паника среди вкладчиков и клиентов - и твой банк безнадежный должник, что в переводе на общепонятный русский язык обозначает банкрот.
   - Не блефуешь? - на всякий случай спросил Юрий Егорович.
   - То есть не беру ли я тебя на понт? Успокойся или, наоборот, разволнуйся, - как хочешь, - на понт я тебя не беру, нет смысла. Ты же сам понимаешь, где твоя слабина, и я на нее тебе указал.
   - Что надо Смирнову? - задал главный вопрос во всем разобравшийся банкир.
   - Точные сведения о том, кто финансирует недавно возникшую новую структуру, которая прибирает к своим рукам индустрию развлечений.
   - Формально ее не финансирует никто, - устало ответил банкир. - За исключением договора с Радаевым на подготовку программы и гастрольного турне Натальи, наш банк с развлекательным бизнесом ничто не связывает.
   - Да я сейчас тебе, Рома, договор покажу! - неизвестно отчего вдруг обрадовавшись, предложила свои услуги Наталья, легко и стремительно подскочила к секретеру, выдвинула ящик.
   - А вот это ты зря, подружка! - рыком осудил ее Казарян и в три прыжка достиг двери.
   Закинув руку за спину и задрав блейзер, он вырвал из-под брючного ремня персональную машинку "магнум" и, расставив ноги и раскинув руки, распластался по стене в позе темпераментного грека, собирающегося исполнить знаменитый танец "Сиртаки". А "магнум" был пристроен к дверному косяку на уровне возможного появления головы входящего, который не заставил себя ждать. Он, видимо, очень торопился и поэтому совершил незначительную ошибку: не остановился на пороге, а сделал шаг в комнату. Незначительная ошибочка, но вполне достаточная, чтобы облегчить бывшему сыскарю работу. Казарян сделал первое па в греческом танце и оказался за спиной убедительно накачанного человека в рябеньком пиджаке и с пистолетом в руках. "Кольт" молодого человека смотрел в будуар-кабинет, а Казарянов "магнум" трогал холодным носом чувствительную шею охранника.
   - Роняй пугач и руки в гору! - приказал Казарян страшным голосом.
   "Кольт" с глухим стуком упал на ковер, а подрагивающие руки вознеслись. Не хотелось, конечно, но все время в напряжении дурачка под прицелом держать... Эстет и знаток живописи умело ударил контрагента рукояткой "магнума" за ушко. Молодой человек сделал проваливающийся шаг и упал лицом на жесткий афганский ковер.
   - Сигнал только в дому или еще и на вахту? - спросил Казарян у Юрия Егоровича.
   - Этот только домашний. На вахту у меня в кабинете, - послушно разъяснил банкир.
   Кинорежиссер глянул на него. Банкир трясся - не врал.
   - Вот и ладушки, - удовлетворился четким ответом кинорежиссер, присел на зад поверженного и левой рукой пошарил в карманах пестрого пиджачка. Должны же быть у него наручники, должны... А, вот и они!
   Подтянул тряпичные руки к спине, защелкнул наручники, ключики положил в карман блейзера и поднялся. Вернул "магнум" на место под ремень, попутно объяснив:
   - Обычно я им пупок грею, но на этот раз, чтобы любимую мою Зою зря не волновать, на спине пристроил.
   - Что ты наделала, идиотка! - обращаясь к жене, плачуще заныл Юрий Егорович. - Ведь они убийцы, профессиональные убийцы, им только повод дай!
   - Скучно было до невозможности, - игнорируя муженька, сказала, жадно раздувая ноздри правильного носика, Наталья Казаряну. - А тут такое волнующее представление! Бой быков! Но ты в порядке, мой тореадор Ромочка!
   - А если бы этот бычок по глупости в меня выпалил? - чисто риторически поинтересовался Казарян, наблюдая за охранником.
   - Тоже было бы завлекательно. Но не так эффектно, - нагло заявила Наталья.
   - Боже, какая идиотка! - продолжал причитать Юрий Егорович.
   Бычок пошевелился, пискливо постонал, перевалился на бок и сел на ковре, стараясь понять, что же произошло. Так и не поняв, попытался, плечом упираясь в пуфик, стоявший рядом, подняться, по-собачьи глядя на Юрия Егоровича.
   - Обделался, Родион, обделался, - подтвердил его самооценку банкир вроде бы сочувствующе, но тут же презрительно распорядился: - На место, на место иди! И сиди смирно, не рыпайся.
   - А руки? - понурился Родион.
   - Руки тебе нужны только для того, чтобы в носу ковыряться. И так посидишь, - вступил в беседу Казарян. - Сиди и жди. Может, со временем я тебя и расстегну.
   Родион вопросительно глянул на банкира. Тот кивнул. Пришлось уходить. Казарян подобрал с ковра осиротевший "кольт", спрятал его в боковой карман, вернулся в свое кресло и предложил:
   - Вернемся к нашим баранам. На чем мы остановились, Юрик?
   Юрик, занятый ненавистью к жене, не врубался. Признался виновато:
   - Не помню, Роман Суренович.
   - Ай. Ай. Ай. - раздельно произнес Казарян. - Воспроизвожу твои слова: "Формально наш банк с развлекательным бизнесом ничто не связывает". И что же далее? Неформально?
   - Насколько мне известно... - академично начал банкир, но вздорный кинорежиссер, передразнивая, перебил:
   - "Насколько мне известно!" Ты же самый главный пуп в банке, и поэтому подобная формулировка меня не устраивает. Я бы хотел услышать вроде: "По моему указанию..."
   - С моего согласия, - выбрал компромиссный вариант Юрий Егорович, финансирование новых проектов шоу-бизнеса проводилось опосредованно, через третью юридическую сторону. Чаще всего через спортивные организации и фонды.
   - И что же тебя подвигло на согласие?
   - Предельно выгодные для нас условия, - сознался в корыстной слабости банкир.
   - По-моему, ты врешь, - грустно сказал Казарян. - Так я и поверю, зная тебя, что ты, ошалев от алчности и не помня себя, погнался за длинным рублем. Ты и живой, и не в тюрьме только оттого, что предельно осторожен. А операция с малозаконной третьей стороной весьма смахивает на криминальную махинацию. Зачем это тебе, когда, как я знаю, положение банка вполне устойчиво? Незачем тебе все это. Похоже, на тебя всерьез наехали, Юрик. Кто и с чем?
   - Переговоры со мной велись через Радаева. Я могу надеяться на то, что все, о чем я вам скажу, останется между нами или хотя бы не выйдет на уровень гласности?
   - Надейся, - посоветовал Казарян.
   - Надежды маловато. Хотелось бы уверенности...
   - Да что ты жмешься, будто ссать хочешь? - не вытерпела, возмутилась Наталья. - Начал закладывать, так закладывай до конца!
   - Если не принимать во внимание некоторую грубость изложения, совет вашей жены своевременен и абсолютно правилен.
   - Итак, о Радаеве... - эпически начал Юрий Егорович.
   - Да ладно о Радаеве! - И Казарян уже разозлился. - Чем они тебя придавили?
   - Подробнейшей и отчасти документированной информацией о нашей не совсем законной прошлогодней операции, связанной с событиями, происшедшими в криминальном мире.
   - Это когда вы вместо того, чтобы отмыть, три четверти уголовного общака под шумок междусобойной войны тихо прикарманили?
   - Можно и так выразиться.
   ...Двое в камуфляже наблюдали, как Казарян вышел из лифта и направился к выходу. Когда он проходил мимо них, они встали и попрощались дуэтом:
   - До свидания, Роман Суренович.
   - Ах да, - спохватился задумавшийся кинорежиссер, вернулся и просунул в полукруглую дырку в стеклянной стене ключи от наручников и увесистый "кольт". - Там Родион томится. Расстегните его и отдайте ему пистолет.
   Ничего не поняли камуфлированные, но дверь открыли. Казарян вышел на волю и сладко потянулся. В общем, можно быть довольным собой.
   17
   Почему понедельник - день тяжелый? А потому что рабочий. Первый рабочий день недели. Смирнов зевнул во всю пасть, лязгнул искусственными челюстями и, открыв калитку, выкатил свой велосипед в проулок. Время лечебной физкультуры для инфарктника - десять верст на двух колесах по местным тропинкам. Но крутить педали не очень-то и хотелось, а хотелось выкурить вторую - вне плана - утреннюю папиросу.
   Он увел велосипед из зоны, которая могла просматриваться бдительной Лидией, и, пройдя немного, безбоязненно и оттого в полную оттяжку закурил, привалив двухколесное чудо техники к забору Дарьи.
   - Здравствуйте, Александр Иванович! - сладко пропел женский голос из-за забора. Но соло исполнила не певица, сидевшая на лавке у крыльца, а Берта Григорьевна, притулившаяся к хозяйке.
   - Чего это вы здесь спозаранку? - от изумления забыв поздороваться, растерялся Смирнов. - Ты же, Дарья, в это время дрыхнешь без задних ног!
   - А нас из дома выгнали! - похвасталась Берта Григорьевна.
   - Это как же понимать?
   - Да идите же сюда! - испугавшись чего-то, вдруг свистяще зашипела Дарья. - Нам громко разговаривать нельзя.
   Берта нажала на кнопку, и Смирнов, миновав калитку, покорно покатил велосипед к скамейке. Подойдя на расстояние шепота, шепотом же и повторил:
   - Это как же понимать?
   - Мастер у нас в доме, - уважительно сообщила Дарья.- Мою технику записывающую и воспроизводящую- проверяет, что-то там у меня в последнее время барахлит. Конечно, я понимаю, не ко времени все это, но что делать? Заранее с ним договорилась, а у него на два месяца вперед все расписано. Еще, что ли, два месяца ждать?
   - Такой важный? - удивился Смирнов.
   - Такой умелый. И единственный. Нарасхват.
   Глазастый Смирнов вмиг соединил спецфургончик за забором с шурующим на даче мастером. Указал кивком на фургончик: