- Далеко больно, - посомневался смерд.
   - Да не боись! Дорога хорошая, ты за рулем, я за рулем, и к ночи на месте. Не сезон еще, в "Жемчужине" остановимся и погуляем, ух погуляем!
   - Мне домой надо, - скучно сказал смерд.
   - Из Сочи завтра вечером и улетишь, - ничто уже не могло остановить Виктора. - Так, сейчас ко мне домой, я переоденусь, и покатим.
   - Старушка-то твоя в порядке?
   - Я - шофер, дядя, - обиделся Виктор.
   - Сапожник без сапог.
   - Это про сапожников, а я - не сапожник. - Виктор поднялся. - Пошли.
   Он снимал комнату в верхней, одноэтажной части города, и смерд об этом знал.
   - Может, я тебя здесь подожду? - предложил он. - Лень карабкаться.
   - Как хочешь, как хочешь! - великодушно ликовал Виктор. - Буду через полчаса, ну, может, через сорок минут. Это - край. Жди.
   - Пакет-то как следует заховай, - на прощание тихо посоветовал смерд.
   - Это уж как водится! - заверил его Виктор и, не оборачиваясь, припустился бегом.
   ...Через час ухоженный одиннадцатый "жигуленок" убегал из города. Приодетый с наивным милицейским франтовством Виктор крутил баранку до Геленджика. Когда миновали его зеленые окраины, смерд решил:
   - Дай-ка я свою норму отработаю. А в сумерках ты поведешь. Я под серость заснуть могу, спал-то сегодня три часа всего.
   - Бессонница? - посочувствовал Виктор, притуляясь к обочине.
   Смерд, не отвечая, обошел капот машины и сел за руль, отодвинув Виктора на пассажирское место. Ответил, когда уже поехали:
   - Работа. Курьерская работа. Ночью из Омска прилетел.
   - Ишь, как тебя мотает! Интересно небось?
   - Что интересно?
   - Ну, разные города, где никогда не бывал, природа там... - увядая, объяснил Виктор.
   - А вижу я города эти? - злобно спросил смерд сам у себя.
   Дальше - тишина. В молчании ехали более часа. До тех пор, пока смерд не признался:
   - Нет, все-таки надо передохнуть с непривычки и с устатку тоже.
   - С устатку граммов двести полагается, - бодро откликнулся Виктор.
   - То-то и оно! - глубокомысленно заключил смерд и остановил машину.
   Грузовики в предвкушении двухдневного отдыха уже забились по своим конурам, курортные лимузины еще бегали по своим холодным городам, ибо прав, бесконечно прав Виктор: не сезон. Пустынное шоссе полукругом шло над обрывом.
   В крутой и узкой расщелине жила зелень. По почти отвесным склонам неизвестно как росли мелкие деревья и густой кустарник.
   Надо полагать, здесь. Площадка после верстового столба с круглой цифрой.
   - Где тут моя сумочка? - ласково вопросил у сумки, лежащей на заднем сиденье, смерд и, ухватив ее за ремень, перетянул к себе.
   - Что у тебя там? - полюбопытствовал Виктор. Он уже стоял на утрамбованной земле.
   - Сейчас увидишь, - пообещал смерд, хлопнув дверцей, обошел радиатор и стал искать местечко, чтобы присесть. Не любил он эту жесткую, проволочную, враждебно острую поросль, которая на юге именуется травой. То ли подмосковная мурава! Но - деваться некуда, и осторожно присел. Рядом устроился Виктор, ожидая, что покажут. А показали ему раскрытую сумку, в которой дровами лежали банки с кока-колой и пивом, а впритык к ним пристроилась длинная матовая бутылка "кремлевской".
   - Ну ты ловкач! "Я в сумерках боюсь заснуть! Три дня не спал!" А сам вон как устроился!
   - Можешь пивка попить, - утешил смерд. - Оглоушь пару банок, за два часа, пока за рулем я, все выветрится. И соньку слегка придавишь. От пивка хорошо дремлется.
   - Возьми быка за рога! - восторженно повторил телевизионную рекламу Виктор и отломил закрышку поллитрового "Ред бул".
   Сидели, лениво прихлебывали из дырочек. Виктор пиво, а смерд "колу". Так, не суетясь, высосали по паре баночек. За четверть часа мимо прошли всего три машины. Последний раз глянув на окрестности, смерд хлопнул себя по коленям, кинул ремень сумки через плечо и встал:
   - Я готов. Пора, Виктор.
   - Пора так пора, - неохотно согласился тот. Виктору, приятно расслабленному американским пивом, явно не хотелось перемещаться.
   Они уже уселись, уже пристегнулись, уже мурлыкал мотор, когда, вдруг что-то вспомнив, смерд злобно сорвал с себя ремень безопасности и выскочил из машины, громко боморча:
   - Ну мы, россияне, молодцы! Все, все засрем!
   Он подошел к обрыву и по одной побросал в бездну пустые банки пива и колы. Виктор из окошка благодушно откомментировал его действия:
   - Ох и чистюля, ох и заботник! А банки в кустах, надо полагать, сами растворятся.
   - Хоть настроение проезжающим портить не будут, - продолжая ворчать, смерд подошел к машине и вдруг удивился, увидев нечто у дверцы, за которой был Виктор: - Что это? Вить, не ты потерял?
   Виктор открыл дверцу и, желая посмотреть, что там на земле, высунул голову наружу. Удар короткой дубинки пришелся ему в висок. Пристегнутый, он уронил голову на плечо - только и всего. Смерд приоткрыл левое его веко. Все в порядке, зрачки ушли под лоб. Он заложил вялое тело внутрь салона и захлопнул дверцу. Обошел капот и, расстегнув ремень и до предела напрягаясь, перетащил Виктора на водительское место. Здесь он опять пристегнул его и, засунув ватные руки в рулевое колесо, проверил - не слишком ли ходило оно. Ходило в приемлемых параметрах; скорее всего, машина пойдет как надо, по прямой.
   Самое противное было обыскивать. Как он и предполагал, Витя следовал учению древнего философа: все свое ношу с собой. Доллары хранились в зашпиленном булавкой внутреннем кармане пестрого пиджака.
   Прислушался. Еле слышно урчал невыключенный мотор. Он выключил его для того, чтобы послушать, не работают ли поблизости другие моторы. Тишина был а. Тишина. Он снова включил мотор, снял машину с ручного тормоза, поставил неживую ступню Виктора на педаль газа, включил первую скорость и захлопнул дверцу. Хотел было подтолкнуть, но не успел: "жигуленок" сам под легкий уклон набирал и набирал разгон.
   "Жигуленок" шел по прямой, а дорога уходила налево. Метров через сто он, развив приличную скорость, снес пару оградительных столбиков и исчез, нырнув вниз. Шум листьев, треск ветвей, дробь каменной осыпи, гул четырех ударов металла о камень. И все. Опять тишина.
   Кто бы в этой глуши мог ходить пешком? А ходили: за кустами он обнаружил узкую тропку, по которой можно идти так, что пешехода не видно было с дороги. Теперь посошок, посошок! Он отвинтил головку "кремлевской", открыл банку пива, сделал три мощных глотка из бутылки и жадно опорожнил банку до дна. Банку забросил в кусты, а бутылку даже и прятать в сумке не стал: нес в правой руке. Идти надо было два с половиной километра, ко второму от того, что с круглой цифрой столба. Он шел, отмечая каждые пройденные пятьсот метров легким глотком "кремлевской". Когда он достиг цели, бутылка была пуста более чем наполовину. Слегка пошатывало. Он бухнулся задом на нелюбимую жесткую траву.
   Ждать пришлось недолго. Черная "Волга" была лишь третьей машиной из тех, что проследовали по шоссе. Водитель, увидев его у столба, притормозил, развернулся в два приема и поставил "Волгу" рядом с ним.
   14
   Они, вовсе незнакомые, сразу узнали друг друга. Один - по подробному описанию, с профессиональной дотошностью выданному сыщиком Сырцовым, другой - по своей почти компьютерной памяти, в которой на всякий случай хранилось все: факты, вымыслы, впечатления, ощущения, картинки, слова...
   - Я твой последний гол в чемпионате Союза помню, - после дежурного приветствия хвастливо заявил писатель Кузьминский.
   - А я две ваши книжки читал, - пошел со своего козыря футболист Ларцев.
   Кузьминскому понравилось играть в детскую игру "кто кого перехвастает". Не задумываясь, он выбрал туза:
   - Я сегодня водки как следует выпью, а ты, трезвый, меня домой отвезешь, потому что ты на машине.
   - А я вас отвезу и тоже врежу. Но как!
   - Чего-то не пойму, - удивился Кузьминский. - Ты со мной на "вы", что ли? Это почему?
   - Ну, вы вроде старше...
   - Не аргумент, - не обиделся Кузьминский. - Я в душе шибко молодой. На брудершафт нам сегодня с тобой выпить не придется по причине твоего вынужденного воздержания, так что сразу на "ты". Заметано?
   - Это большая честь для меня, - не сдержался Константин.
   - Видишь, как тебе везет. - Уладив дело с переходом на "ты", Кузьминский без торможения и разворота поехал в другую сторону: - Я у Иваныча и Жорки - прислуга за все. Ну а ты в каком качестве?
   - Косвенно я - заинтересованная сторона.
   - В какой степени - выясним потом. - Кузьминский глянул на часы. Вот-вот, минут через пять-десять Гришка со своим дружком-богатеем явятся. Учти. Ты - мой кореш с давних лет. Еще до твоего отъезда за бугор. Тебе все в нашей новой жизни любопытно, поэтому ты со мной, забулдыгой, хвостом по всем московским злачным местам. Все это к тому, если тебе кто-то из знакомых встретится, что, я думаю, вполне вероятно. - Изложив диспозицию, Кузьминский опять рванул на поворот. - Твои же сегодня играют! Больным сказался или просто прогуливаешь?
   - Мое дело - дубль. А на матчах основы я - так, для многочисленности тренерского штаба. Сегодня под нами - аутсайдер, обойдутся и без меня.
   - Манкируешь, - назидательно пожурил Кузьминский.- Смотри, выгонят.
   Виктор Кузьминский был из знаменитой компании Деда, Александра Ивановича Смирнова, в которую попал последним. Если журналист Спиридонов и киноре жиссер Казарян прошли со Смирновым рядом, считай, целую человеческую жизнь в полвека, то Кузьминский был принят в компанию лет шесть тому назад после того, как по уши влез в скандальную историю с незаконными формированиями и во многом способствовал разоблачению группы политических уголовников. Легкомысленный и по-писательски наблюдательный, он - любитель бурно и весело пожить - охотно существовал на рискованной нейтральной полосе, там, где завязывались узлы нитей, связывающих респектабельную благонамеренную жизнь с уголовщиной, черным бизнесом, подпольной торговлей. Дед, а вслед за ним и Сырцов часто обращались к нему, если им были необходимы свежая информация, тонкая дезинформация, легкий шухер, прикрывающий целенаправленную провокацию, побуждающую к активному действию персонажей того дела, которым в данное время занимались и Дед, и Сырцов. И вот, опять призвали.
   Они стояли на Тверской у Дома книги. Подкатил монументальный "паккард" и припарковался за Константиновым "опелем". Распахнулась передняя дверца, и из нее не просто вылез, а неким видением явил себя земному миру Гришка Абрамов, красавец, театральный премьер, кинозвезда. Сопровождаемый восхищенно-любопытными взглядами женской половины бредущих по широкому тротуару, он пал в объятия Виктора Кузьминского с возгласом:
   - Витенька, старый хрен, радость моя! Объявился, наконец!
   Кузьминский похлопал его по спине и сжал в железных объятиях, разделяя его восторг.
   - Мальчик мой, я так соскучился!
   Несмотря на некоторую намечающуюся тучность, известный литератор был еще крепок. В стиснутой грудной клетке Абрамова перехватило, и он сказал с уважением:
   - Ну и здоров ты, козел, как бык!
   - Так кто я? Козел или бык? - живо заинтересовался Кузьминский.
   Абрамов не успел ответить. Ответил за него веселый, круглый - круглая лысая голова, круглые, обтянутые шерстяной кофтой плечи, круглый живот, среднего роста мужчина, выбравшийся с заднего сиденья "паккарда":
   - Бык, Витя, Бык!
   - Какой я тебе бык? - внезапно обиделся Виктор. - Бык вон он! Охранником у тебя на заднем сиденье!
   Круглый был настроен миролюбиво и великодушно:
   - Ты на мгновение становишься быком для того, Витя, чтобы как Юпитер похитить Европу!
   - Боже! - изумился Кузьминский. - Луч света в темном царстве! Эрудит в серых рядах армии нуворишей!
   - Я не в армии, - не обидевшись, скромно признался круглый. - Я впереди.
   - На лихом коне, Боря? Полководец?
   - Знаменосец, а может, и горнист, - хихикнул Боря.
   - Нет, тебя не ухватить! - заглядывая в Борины волчьи глазки, заметил Кузьминский. - И не буду. Знакомьтесь, мой давний друг Константин Ларцев.
   Константин, до того стоявший сзади и сбоку, сделал шаг вперед и поклонился.
   - Не надо знакомить. Великий футболист всем знаком. А представляться надо мне: Борис Марин - предприниматель.
   Абрамов уже тряс двумя руками правую руку Константина, экспансивно и великодушно, как истинная знаменитость, которой не страшна конкуренция, славил всероссийскую, а может быть, и международную известность нового знакомца:
   - Кто же не знает Константина Ларцева? Его удары, его обводку, его пасы, восхищающие всех нас, болельщиков, много-много лет! Я счастлив, Константин, знакомству с вами.
   - По этому вопросу все? - заключил славословие Кузьминский. - Тогда поехали, господа хорошие!
   Марин и Абрамов возвратились в "паккард", а Ларцев с Кузьминским уселись в "опель", который, подождав, пристроился в хвост американцу, и покатили. За Триумфальной иностранная парочка ушла направо и, дважды вильнув в Тверских-Ямских, остановилась у мраморного с золотом подъезда, над которым полукругом сияла надпись "Казино", а под ней, уже в линеечку, "Бар. Ресторан".
   "Паккард" еще не заглушил мотор, когда с криком: "Борис Евсеевич!" по скользким от немыслимой гладкости ступеням скатился швейцар в форме латиноамериканского генерала и распахнул заднюю дверцу. Но к этому моменту с переднего сиденья уже выскочил на тротуар Абрамов и сказал холую с угрозой:
   - А меня и не узнаешь, Павлуха. Плохо мышей ловишь. Смотри, уволю.
   Швейцар заполошно замахал руками:
   - Григорий Александрович! Это вас-то не узнать!
   - "На миг умерьте ваше изумленье", - процитировал Абрамов и, кивком указав на стоявших уже у "опеля" Ларцева и Кузьминского, спросил: - А вот их узнаешь?
   - Никак нет, - бодро доложил Павлуха.
   - Ну и дурак, - удовлетворенно сказал Гриша. - А перед тобой великий футболист Ларцев и знаменитый писатель Кузьминский. У знаменитости все должно быть знаменито: и лицо, и одежда, и друзья.
   - Господи, да как же, как же! - умилился швейцар. - Милости просим!
   - Джон с шофером при машине, а ты, Вавик, с нами. Потом будете сменяться, - отдал приказ своей свите Борис Евсеевич и пригласил дорогих гостей: - Константин, Виктор, в пещеру, в пещеру!
   Они прошли через игорный зал в ресторан. Вавик, не вынимая руки из правого кармана, замыкал шествие. В игорном зале четверо заядлых игроков торчали у рулеточного колеса, трое - у расчерченного белыми линиями зеленого стола для девятки, да один задумчивый посетитель маячил за стойкой бара. В ресторане было занято лишь два стола. Пустынно и оттого прохладно еще было в залах.
   Устроились в полукабине на шесть персон. Вавик знал свое место и в полукабину не полез, а уселся за пустой столик поблизости. Подошел метрдотель; изображая бурную радость, раскрыл объятия и, продемонстрировав в улыбке работу хорошего дантиста, интимно справился:
   - Итак?
   - Все мое, - сказал Борис Евсеевич. - На четверых.
   - А может, мы и не захотим твое? - задрался Кузьминский.
   - Захотите, Витя, потому что лучше моего здесь ничего нет.
   Метр удалился отдавать распоряжения. Нетерпеливый Кузьминский рвался в бой:
   - А когда туда, Боренька?
   - Выпьем, поедим, а потом и туда. Не суетись, Витя, еще рано, успокоил его Борис Евсеевич и спросил у Константина: - Когда сегодня ваши начинают?
   - Суббота. В пять, в семнадцать ноль-ноль.
   - Ну вот, - удовлетворенно кивнул Марин. - У нас в запасе час пятнадцать. Как раз успеем.
   Конечно, они успели. Без пятнадцати пять Борис Евсеевич, расплачиваясь, дал команду стоявшему в отдалении (деньги принимал официант) метру:
   - Маркела позови.
   И появился Маркел. Вообще-то не Маркел, а Марк, но могущественному Борису Евсеевичу нравилось называть его Маркелом.
   - Как идут дела, Маркел?
   - Тьфу, тьфу, не сглазить, вроде все в порядке.
   - Тогда веди нас, Сусанин.
   Двухметровый, астеничный, тонкий, как хлыст, Марк-Маркел с маленькой головой, расчерченной по черным волосам безупречным пробором, с высоты смотрел полуприкрытыми глазами на лысину Бориса Евсеевича. Без эмоций. На миг опустил тяжелые веки до конца, а затем одарил всех лучезарным взглядом.
   - Целиком полагаюсь на скромность и сдержанность ваших гостей, Борис Евсеевич.
   - Полагайся в первую очередь на меня, Маркел, - посоветовал Борис Евсеевич и обратился к своим гостям, скромность и сдержанность которых гарантировал: - Оне беспокоятся, не звонари ли вы или сексоты.
   - Зачем вы так? - мягко укорил его Марк.
   - Ах, значит, не так? Значит, все в порядке? - поерничал Марин. Тогда веди.
   Шли гуськом. Впереди - Марк, а за ним по очереди Борис Евсеевич, Константин, Кузьминский, Абрамов. Замыкающим был Джон, сменивший Вавика, который дожевывал на ходу остатки наспех проглоченного обеда. Вошли в малозаметную дверь в игровом зале, поднялись по весьма замызганной лестнице два пролета наверх, и - снова дверь, которая распахнулась, когда к ней приблизилась процессия.
   Все было "как у больших". Солидная букмекерская контора в дальнем зарубежье. Демонстрационная электрон ная доска во всю дальнюю стену громадной комнаты без окон, на которой фиксированные букмекерские ставки на исход, результат, комбинации нескольких игр футбольных чемпионатов России, Италии, Испании. Над доской - бегущая строка с новостями ИТАР-ТАСС с футбольных полей, у боковой стены - четыре телевизора в ожидании трансляции футбольных матчей из четырех стран, касса с двумя окошками красного дерева, отлакированная, похожая на горку для посуды в богатом доме, стойка миниатюрного бара и кресла у низких столиков, разбросанные в артистично организованном беспорядке.
   - Здесь курить можно? - полушепотом спросил Константин у Бориса Евсеевича, хотя на столике, за которым устроилась вся честная компания, стояла пепельница.
   - Курите, курите! - поспешно разрешил Борис Евсеевич. - Посмотрите, все курят!
   Действительно, курили если не все, то большинство. А всех-то собралось здесь человек двадцать пять-тридцать, исключительно мужеского пола. Надо полагать, курящее большинство уже сделало ставки, потому как, куря, сидело за столиками и баловалось напитками из высоких стаканов. Некурящее меньшинство в количестве семи человек чинно стояло у окошек кассы.
   Щелкнув зажигалкой, Константин закурил, откинулся в кресле и в задумчивости спросил как бы у самого себя:
   - А не поставить ли мне на своих?
   - Смысл? - азартный Кузьминский, сориентировавшись на табло, прикидывал варианты. - Выдача на ваш выигрыш- полтора к одному.
   - Я на счет.
   - Пять к двум. Если по-крупному, то, угадавши, будешь с приличным наваром. И я с тобой рискну. Давай счет, - поторопил Кузьминский.
   - Четыре-один.
   - Обоснования?
   - К началу второго тайма будет три-ноль. Где-нибудь к минуте семидесятой обязательно наши бояре, решив, что дело сделано, пропустят. Ну а потом прибавят в погоне за призом крупного счета и забьют четвертый. Я пойду, поставлю.
   - Да сиди ты! Тебя узнают у окошка, начнется ненужный ажиотаж. Пойду я. - Кузьминский встал, вздохнул решительно. - Деньги давай.
   - Завелись, завелись! - неизвестно чему радуясь, ликовал Григорий.
   - Мы играть сюда пришли, - злобно сказал Кузьминский. - А ты зачем?
   - На вас, дурачков, посмотреть.
   - Сколько? - спросил Константин, прекращая перепалку.
   - Давай по двести поставим. Потянешь? - Кузьминский взвинченно постукивал каблуком по паркету - бил копытом, глядя, как отстегивал зелененькие Константин. Наблюдая за ними, Борис Евсеевич негромко позвал:
   - Джон.
   Послушный амбал вскочил с кресла, стоявшего слегка на отшибе, откликнулся с готовностью:
   - Слушаю вас, Борис Евсеевич.
   - Ставишь комбинацию: город-герой - два-ноль, хозяева, Питер - ничья, один-один, южане проигрывают один-два. - Борис протянул Джону не несколько купюр, целую пачку банкнот.
   Когда со ставками покончили, устроились у телевизора, транслировавшего московский матч. Джон принес от стойки стаканы, из которых пили только трое, потому что четвертого, Кузьминского, этот принцип не устраивал. Он сидел у стойки и с высокого стульчика кидал орлиный взор на далекий экран, периодически заказывая и выпивая очередную порцию.
   Константин курил одну за другой. Четыре сигареты за первый тайм. К перерыву было два-ноль. Вроде все шло по плану. Пошла реклама: первый тайм закончился. Константин загасил четвертый окурок в пепельнице и смущенно рассмеялся.
   - Забирает, когда за результатом свои, кровные? - догадался о его переживаниях Борис Евсеевич.
   - Забирает, - признался Константин. - Вроде бы и простился, на всякий случай, с двумя сотнями, сам себя успокоил, что не беда, если и пропадут, а все равно колотит.
   - Не денег хочется, Константин. Удачи, которую вы, веря только себе, наперед оплатили. Удачи, которую вы, и никто кроме вас, вычислили, удачи, которая позволит вам самоутвердиться, - изрек Борис Евсеевич и в той же поучительной интонации считал с бегущей строки: - Два-ноль. Первый результат с Волги - мой.
   Подошел Кузьминский, уже основательно потеплевший, положил сзади ладони на плечи Константина и доложил:
   - У меня очко ходит, братцы.
   - Уж не от выпитого ли? - ядовито заметил Гриша, обиженный тем, что всеми забыт.
   - А ты поставь и узнаешь, отчего очко ходит, - миролюбиво посоветовал Кузьминский.
   - Я на наших не ставлю. Я Испанию играю, - гордо заявил Абрамов.
   - Тогда пора, Гриша, - предостерег его от возможных случайностей Борис Евсеевич. - Минут через двадцать тассовки пойдут и касса закроется.
   Гриша поднялся без слов и, с достоинством ощущая по провожавшим его взглядам свою знаменитость, прошествовал к кассам.
   - Хорош! - вздохнув, отметил Кузьминский и укорил Константина: План-то не выполнили твои.
   - В самом начале второго тайма забьют третий, - успокоил его Константин.
   Но в начале второго тайма все случилось с точностью до наоборот: полузащитник аутсайдера, не видя продолжения атаки, оставшись на мгновения свободным, отчаянно пробил по голу. Мяч слегка свалился у него с ноги и полетел по немыслимой дуге. Вышедший вперед метра на три вратарь увидел недосягаемый мяч уже в сетке. В верхнем углу ворот.
   - Что это такое? - капризно расстроился Кузьминский, не успевший отбыть к стойке.
   - Сейчас отыграются. - Константин опять закурил.
   Тут и Кузьминский не смог выдержать характер. Обхватив ладонями четыре стакана, он трусцой примчался от стойки к столу.
   "Уж был денек! Сквозь дым летучий..." И так далее. Наши, как французы, двигались тучей, но ихние бились, как львы... Время летело с катастрофической быстротой. Зал стонал, Константин курил, Кузьминский пил.
   На восемьдесят второй минуте продавили-таки третий.
   - Есть еще время! Еще есть! Поспокойнее, в игру, не просто закидывайте! - умолял своих подопечных Константин. А Кузьминский лишь мычал:
   - Ну! Ну! Ну! - и так невнятно, что не понять, "ну" ли это или "му".
   Борис Евсеевич не смотрел в телевизор. Он с симпатией следил за завороженными экраном Константином и Виктором. Из прокуренного воздуха около них вдруг возник бывший футбольный администратор, а ныне деятель шоу-бизнеса Борис Матвеевич Гуткин. Упершись обеими руками в спинку кресла, на котором сидел Константин, он, интимно склоняясь, сказал в раскрасневшееся ухо бывшего футболиста:
   - Ишь, как ребята стараются! Ты им счет заказал, Лара?
   - Осторожнее, тезка, - предупредил Гуткина Борис Евсеевич, хорошо чувствовавший накалившиеся страсти гостей, но было поздно. Кузьминский взревел, как бык, и, вырвавшись из кресла, схватил шоумена за грудки.
   - Ты что сказал, паскуда?
   - Руки! - высокомерно через задравшийся галстук потребовал Борис Матвеевич.
   Тут-то руки Кузьминского и пошли в ход. Левая отодвинула известного продюсера на удобное расстояние, а правая, взлетев чуть снизу и сбоку, кулаком вре залась в челюсть. Гуткин, пролетев метра три, рухнул на соседний столик. Обладавшие хорошей реакцией, соседи успели подхватить свои стаканы, так что особого звона не было.
   Борис Матвеевич очнулся лишь тогда, когда Кузьминский второй раз схватил его за грудки и поднял для броска. Взлетев на мгновение от пола, Гуткин заорал:
   - Сема! Бен!
   Сема и Бен, его рослые телохранители, уже бежали к ним по проходу выручать босса. Заметив их, Кузьминский переменил направление броска и метнул обмякшее тело бизнесмена в ноги бежавшим навстречу охранникам, и трое рухнули на пол.
   Кузьминский в восторге, засунув два пальца в рот, издал пронзительный и победительный свист. Но до победы было далеко: Сема с Беном мгновенно вскочили и ринулись на него. Сцепившись трое, сами того не замечая, топтали лежавшего под их ногами Бориса Матвеевича. Он завизжал по-поросячьи и на четвереньках побежал с поля битвы. Худо стало и Кузьминскому, и он, прикрыв кулаками голову, а локтями живот, ушел в глухую защиту. Молодые, полные сил охранники колотили в него, как в мешок.
   - Джон, помоги, - приказал Борис Евсеевич, не поворачивая головы.
   - Кому? - равнодушно уточнил стоявший сзади него Джон.
   - Нашему гостю, естественно!
   И Джон вступил в бой. Вот теперь пошло всерьез. Джон, с ходу врезав первому попавшемуся под его кувалду (то ли Семе, то ли Бену - не разобрать), отправил его в доброкачественный нокдаун, тем самым дав передохнуть Кузьминскому.
   Вот уж и двое на двое. Конечно, Джон работал первым номером, но и Кузьминский не манкировал. Упало первое кресло, рухнул на сломанных ножках столик, зазвенела, падая на пол, и захрустела под ногами стеклянная посуда. К тому времени у обеих команд появились и свои сторонники.
   Драка пошла совсем всерьез. От официальной двери бежали охранники, от замаскированной в стене - законспирированные хозяева.