- Удовлетворен. - Марин был негромок и задум чив. Он смотрел, как утомленный монологом Сырцов наливал себе в стакан из тяжелой темной бутылки. Дождался, когда тот примет первую сегодня свою дозу, и признался опять, как в начале разговора: - Тяжело с вами.
   - Будто с тобой легко, - проворчал Смирнов.
   - Со мной - терпимо, потому что я один. А вы что - заранее все отрепетировали?
   Сырцов хлебнул из стакана и ответил за всех:
   - Импровизация. Как в джазе, на заданную тему.
   - Мы пьем или не пьем?! - взревел доведенный до точки кипения Кузьминский.
   23
   Водить Казаряна и Спиридонова было бессмысленно; небожители, олимпийцы, они существовали как бы над схваткой, и их повседневные контакты вряд ли смогли чего-нибудь дать. Водить Сырцова и Смирнова - не просто опасно, а смертельно опасно; и опасность не в том, что им ничего не стоило просечь любую слежку, а в том, что они могли незаметно поменяться местами с наблюдателями, со всеми сопутствующими подобной ситуации обстоятельствами. Из дам задействована только Лидия Сергеевна Болошева. Но она скорее резидент, чем активный агент, выходящий на связи. Кузьминский тоже не особо перспективен, так как и Смирнов, и Сырцов использовали его локально и обычно в самый последний момент. Да и вообще все они - Казарян, Спиридонов, Болошева, Кузьминский, не говоря уже о Смирнове с Сырцовым, - слишком хорошо обучены, чтобы их без опаски водить.
   Оставался один Константин Ларцев. Бывший футболист, судя по инциденту в подпольной букмекерской конторе, связан с ними и, скорее всего, используется для контактов с артистическим миром и сбора информации в футбольной среде. Он сейчас с ними, но не в их команде. Он в курсе всех дел, но не закабален многолетней привычкой остерегаться. И контакты его не просто связи для получения сведений, они еще и дружеские отношения.
   Он водил Ларцева. Это было несложно. У второго тренера всегда достаточно забот по месту основной работы. С базы он отлучался только вечером, но часто оставался на ночь с командой. Первые четыре дня не дали ничего. Но он был спокоен и терпелив, зная, что слежка никогда не дает мгновенного результата. За ним надо много-много ножками ходить. Наконец, на пятый день его подопечный вырулил на перспективного клиента.
   Первым перспективным клиентом оказался его же, Демидова, человек, номинальный владелец тайной букмекерской конторы, бывший футболист и золотой мальчик семидесятых годов Дмитрий Буланов. Тот, что в своей конторе устраивал секретный закуток для всесильного и неведомого босса. Буланов никогда не видел босса, но знал, что босс существует и недреманным оком следит за ним.
   ...Вчера вечером они с Костиком Ларцевым прилично набрались, горячо рассуждая о сложностях бытия. Костик на перепутье, да и он, Дмитрий Буланов, перед камнем, на котором начертано "Направо пойдешь...", "Налево пойдешь...", "Прямо пойдешь...". После смерти Летчика Дмитрий чувствовал себя сиротой. Но это - вчера. А сегодняшним утром надо готовиться к сумасшедшему вечеру: в России, в Европе играется очередной футбольный тур. Забот полон рот. Он с понимающим видом поприсутствовал при проверке связи и электроники, обсудил с барменом ассортимент и цены, в очередной раз проинструктировал, уча вежливости и напору, балбесов-охранников, условился с кассиром о высшей ставке на сегодня и вконец (похмельный все-таки) утомился. Самое время отдохнуть минуток двести.
   В его прохладном кабинете, за его столом, на его удобном кресле уверенно сидел маленький человек и строго смотрел на него.
   - Ты кто такой? - от растерянности довольно хамски поинтересовался Буланов.
   - Я - вьетнамец, - вежливо представился маленький человечек.
   - Тебя кто сюда пустил?
   - Никто. Я сам, - сказал вьетнамец и сделал улыбку: глаза ушли с лица, все тридцать два зуба - наружу. Похмельному Буланову стало значительно хуже, чем раньше. Он подошел к столу, оперся о него обеими руками (чтобы было грозно) и задал первый вопрос по делу:
   - Что тебе надо?
   - Мне ничего не надо, - сладко протянул вьетнамец. - Хозяину очень надо.
   - Какому еще хозяину?
   Вьетнамец снова сделал вид, что улыбнулся.
   - Мой хозяин. Очень добрый хозяин.
   - А ну давай отсюда! - мучительно преодолевая себя, заорал Буланов.
   - Громко кричать нельзя, - тоненьким голосом пропели за его спиной, где откуда ни возьмись возник еще один вьетнамский певец с пистолетом в правой руке.
   Смиряя дрожь, Буланов плюхнулся в кресло так, чтобы видеть обоих представителей Юго-Восточной Азии. Игнорируя вооруженного, он спросил у сидевшего за столом:
   - Так что нужно твоему хозяину?
   - Он и твой хозяин тоже, - сообщил сидевший за столом. - Наш хозяин очень хочет знать, о чем ты говорил вчера с Константином Ларцевым.
   * * *
   После игры Константин решил навестить временного инвалида Борьку Гуткина, который, вырвавшись из медицинского стационара, вернулся в свою трехэтажную квартиру в Матвеевском. Скромный ларцевский "опель" остановился у палисадника, за оградой которого энергичная хозяйка Римма Федоровна (в свое время Римец-девочка, оторви да брось, из околофутбольного окружения) производила первый весенний постриг розовых кустов.
   Константин хлопнул дверцей, и Римма подняла голову. Узнала, распрямилась и небрежно поздоровалась, будто виделись они вчера:
   - Привет, Костик.
   - Римец, а ты мне не рада! - обиженно заметил Константин.
   - И ездют, и ездют... - подражая кому-то, проворчала Римма.
   - Придуриваешься или охамела от сытой жизни? - живо поинтересовался Константин.
   - От такой жизни не то что охамеешь - на стенку полезешь! - серьезно ответила Римма. - Борька трясется от страха, я трясусь. Один идиот Сема не трясется, и то потому что идиот. Тоже мне охранник!
   - Телохранитель, - уточнил Константин. - Найдите другого, поумнее. Бабки-то не перевелись?
   - Телохранитель, - повторила Римма. - Тело охраняет. Пока еще живое. Нашего кретина Борька никогда не поменяет, считает, что при нем ему везуха. Ты зачем приехал? Надо что или водку трескать?
   - Нет в тебе душевной тонкости, Римец. Такие понятия, как беспокойство за ближнего своего, участие, сочувствие, тобой напрочь исключаются?
   С внезапностью террористического взрыва из уст бывшей околофутбольной девы бабахнул Тютчев:
   Нам не дано предугадать,
   Как слово наше отзовется,
   И нам сочувствие дается,
   Как нам дается благодать...
   - Римка, да ты стала книжки читать! - искренне изумился Константин.
   - А что мне делать одной-то в этих хоромах? - одновременно жалуясь и гордясь, заметила Римма. - Пошли в дом.
   Будто услышав ее слова, на высоком крыльце, особо не отдаляясь от дверей, объявился Сема, угрожающе держа правую руку за пазухой. Римма бросила секатор на молодую траву, стянула резиновые перчатки, скатав их в комочек, отправила вслед за секатором и, подойдя к ступеням, наконец-то расцеловалась с Константином. Монументальный Сема на крыльце глядел поверх их голов вдаль. Полюбовавшись этим памятником самому себе, Римма заметила:
   - Бдит балбес.
   Они поднялись по ступенькам. В дверях Константин приветственно похлопал Сему по плечу.
   ...Он эту завлекательную картинку наблюдал из старенькой "Оки", скромно приткнувшейся к бровке тротуара через два подъезда от гуткинских апартаментов. Теперь - ждать. Полчаса. Час. Полтора.
   Через час сорок Ларцев покинул гостеприимные гуткинские пенаты. Что ж, минут через пяток можно и начинать. Но начать не дали: не успел Ларцев сесть в свой "опель", как подкатила смена - светлый приплюснутый "паккард" остановился рядом с неброским детищем германской ав топромышленности, и из американского чудища выскочил, как молодой, патриарх отечественной попсы. Визитеры - и отбывающий и прибывший - слегка приобнялись, похлопали друг друга по спинам, о чем-то перемолвились и разбежались каждый по своим делам: Ларцев - в "опель", а патриарх - в гуткинский дом.
   Опять ждать. Демидов без эмоций отнесся к этому. Усмехнулся только, вспомнив любимое смирновское словечко - "маета". Вспомнил и в который раз подкатило нечто, застилавшее глаза. Ненависть, ярость, боль? Подумал о другом: как они его вычислили? Да и вычислили ли? Не стал ли он маниакалом? Ни одного живого конца к нему, ни одной дельной зацепки, ни одного человека, который мог назвать его по имени. Засуетился зря? От первых неудач, от тревожного ощущения тотального гона, от участия в этом гоне Смирнова и Сырцова? Отряхнуться и не паниковать. Сыскари сделали свое дело: покойные Радаев и Кобрин разоблачены, выявлены их связи с главарем всего синдиката, захватившего верхушку шоу-бизнеса, рецидивистом Феоктистовым-Летчиком, ликвидирована система по давления и запугивания, вместе с Галиной Праховой исчез и основной канал финансирования. Сыскари сделали свое дело и должны отдыхать. Пора и ему отдохнуть эти полгода. Стоп. Каждый человек - немного страус. Страус и он. Головку на полгода в песок - как хорошо! Тепло, темно и безопасно. Безопасно потому, что в тепле и мраке кажется, что и любой другой ничего не видит.
   Но видят, видят. Сырцов со Смирновым наверняка насторожились, узнав о лихой переквалификации Генриха из скокаря в киллеры - крайняя редкость в уголовном мире. А въедливый Махов, конечно, прошерстил все дела бывшего скокаря и наверняка вышел на то, где тогда еще капитан Демидов отцепил от срока не слишком замазанного Генриха, чтобы сделать из него своего агента. А уж прокачать каналы Радаева и Летчика - задачка для Махова элементарная.
   Нет, он не страус. Он не сунет голову в песок, оставляя на всеобщее обозрение беззащитный бесхвостый зад, он не позволит им в благодушном спокойствии ожидать, когда он объявится. Он их достанет неожиданно, не готовых к встрече с ним. Он выберет момент, когда они соберутся вместе все - Смирнов, Сырцов, Казарян, Спиридонов, Кузьминский, Махов - все те, кто год тому назад вышвырнул его из своего мира, и тогда он сделает так, что и они покинут и свой мир, и мир вообще. Все вместе и в одно мгновение. Они обязательно соберутся, они не могут не собраться, ибо быть вместе для них - главная в жизни радость. Их сходки в доме Смирнова, где в свое время погубили себя киллеры Паши Рузанова и боевики главного уголовного авторитета Большого, и в остоженской квартире журналиста Спиридонова, которая всегда под ненавязчивым наблюдением местной ментовки, для него не подходят. Но есть одна, но почти стопроцентная, вероятность, что их клиенты - восторженная попса - не упустят возможности восславить подвиги сыскарей. Если это произойдет, в чем Демидов был уверен, единственный шанс обнаружить место и время триумфальной встречи - контакты Константина Ларцева.
   Патриарх, провожаемый приветливым Семой, возвратился на крыльцо неожиданно быстро, через пятнадцать минут. Похоже, тут не дружеский визит, а деловая встреча. Уже интересно.
   "Паккард" укатил. Демидов глянул на себя в зеркальце заднего обзора. Темные - приклеенные - борода и усы, светозащитные очки, каскетка с длинным козырьком. О чем не подумал, о том не подумал, - вылитый террорист Салман Радуев. В голове мелькнуло созвучие: Радаев - Радуев; он усмехнулся, кинул на сиденье каскетку, снял очки. Так-то стало лучше, ибо бородатый и усатый, в небрежном молодежном прикиде он гляделся как обычный персонаж литературно-художественной богемы. Да и не даст он Семе как следует рассмотреть себя.
   Храбрый Сема, увидев в глазок гнилого интеллигента в бороде, распахнул дверь и раздраженно спросил:
   - Что надо?
   Демидов коротко ударил его в солнечное сплетение, врезал по опускавшемуся темечку кастетом и втащил ватное тело в прихожую.
   Три вьетнамца неслышно возникли из-за его спины. Демидов уступил им дорогу и, прикрыв за собой дверь, вернулся в неприметную "Оку".
   Римму Федоровну самый младший вьетнамец обнаружил на кухне. Он приставил к ее затылку такой большой в маленькой руке "кольт" и сказал строгим голосом:
   - Не надо оборачиваться. Садитесь на стул и смотрите в окно. Не надо двигаться. Все будет хорошо.
   Самый старший в это время в кабинете ласково приветствовал Бориса Матвеевича, который, оберегая свои руки, на спине возлежал на удобном диване:
   - Здравствуйте, Борис Матвеевич. Наш хозяин хочет узнать, что говорили вам гости, которые были у вас сегодня.
   - Какой хозяин? Какие гости? - в ужасе пролепетал Гуткин. Он попытался сесть, но вьетнамец помоложе твердой ладошкой удержал его в прежнем положении. А старший терпеливо объяснил:
   - Наш хозяин, очень добрый хозяин. А гости от вас ушли. Совсем, совсем недавно. О чем вы говорили?
   - Да ни о чем мы не говорили!
   - Два часа не говорил с футболистом? Двадцать минут молчал с певец? удивился старший вьетнамец. Удивился и предложил: - Не может быть. Вам нужно вспомнить.
   - Да не помню я, не помню, о чем мы говорили! Пустяки все! - плаксиво заверил Гуткин.
   - Какие пустяки?
   - Ну, здоровьем моим интересовались, сочувствовали,- поспокойнее заговорил Гуткин.
   - Мы тоже интересуемся вашим здоровьем, - сказал старший. - И сочувствуем. Такая беда - руки вам сломали. Они уже хорошо срослись, да?
   - Срослись, - подтвердил Гуткин. - Хорошо.
   - Жалко опять их ломать. Но хозяин сказал: "Если он не будет говорить, сломайте ему руки опять в том же самом месте". Хозяин приказал, и мы сейчас сделаем.
   Гуткин посмотрел в невыразительные вьетнамские глаза, в которых прочитал лишь одно: они сделают это. Попросил:
   - Не надо.
   * * *
   Не знаешь, где найдешь - где потеряешь. Удача? Не сглазить, не сглазить. Но пахнет, пахнет удачей. Интуиция никогда его не подводила. И узкопленочные - молодцы. Им было дано задание узнать, о чем говорил Ларцев с Гуткиным, а они, добросовестные черти, поинтересовались, зачем в этот уютный домик заявился и знаменитый певец.
   Удача? Не желавший тревожить свои срочные вклады в банках патриарх приехал к Гуткину подзанять наличность для, как он выразился, финансового оформления сабантуя по поводу успешного завершения кое-какого дельца. Так и выразился, стервец. Десять зеленых кусков на предоплату сабантуя!
   Только бы сошлось. Но не может, не может не сойтись. Патриарх не сказал: "Я устраиваю сабантуй". Он сказал: "Я финансово оформляю сабантуй". Не его, общий!
   Теперь только не опоздать, только бы зацепиться!
   Светлый "паккард" стоял в сером, закрытом серыми стенами серых корпусов, асфальтовом дворе. Патриарх был демонстративно консервативен и проживал не в новомодных коттеджах, не в шикарных новостроях с бассейнами и кортами, а в доме на набережной.
   Дом. Здесь к телефону не подключишься. Дистанционная подслушка тоже невозможна: одиннадцатый этаж, окна на Москву-реку; подъезд, лестничные площадки легко просматриваются, можно засветиться. Слежка, только слежка. Контакты и объекты посещения. Работа для родимых узкопленочных. За работу, товарищи!
   24
   Вьетнамские товарищи простую работу делали хорошо. Остаток дня после продолжительного отдыха патриарх посвятил двум визитам - к несравненной Анне и к собственному своему администратору, а вечер провел с друзьями в Доме композитора. Друзья были композиторы не из шалавой попсы. Их можно проигнорировать. А Анна и шустрый администратор патриарха требовали присмотра. Анну отдал вьетнамцам, а сам решил вести администратора. Наверняка патриарх поручил ему какое-то предварительное и черновое дельце.
   Администратор был жаворонок и домосед. Прибыв к себе домой в десять вечера, судя по погасшим окнам, завалился спать в одиннадцать. Демидов в своей "Оке" просидел всю ночь, боясь возможных ночных неожиданностей. Но ничего не случилось, и он позволил себе подремать за баранкой холодной микролитражки с трех до восьми.
   В половине девятого администратор уселся за руль иномарки чешского производства и покатил по всяким своим делам, среди которых наверняка было и порученное ему патриархом. Первое дело - не дело: на пару минут отметиться - заскочил в контору. Второе дело - плевое дело: заехал в парикмахерскую, где его постригла смазливая дева, не закрывавшая (было видно через витринное стекло) рта во время всего двадцатиминутного процесса приведения в порядок администраторовой шевелюры. Затем администратор поуба вил время: под кока-коловым ярким тентом уличного кафе бесконечно (как потом оказалось - пятнадцать минут) тянул через соломинку из жестяной банки темную жидкость. Молодежь вокруг предпочитала пепси, а администратор коку.
   В десять двадцать администратор бросил банку в пластмассовое ведро, поднялся и влез в стоявший неподалеку свой автомобиль. Поехали.
   Басманная, Садовое, поворот на Кутузовский и по хорошему тракту, не сворачивая. МКАД - и уже воздух другой, теплый, весенний, без душных запахов человеческого плотного общежития.
   После МКАД верст двадцать пять - тридцать, не более, и вот она, цель путешествия озабоченного администратора. Машина замерла у загородного ресторана в стиле рюс почему-то с элементами альпийской псевдоготики. Ресторан еще не открылся (какой ресторан для нуворишей открывается раньше двух?), но обслуга уже лениво колбасилась, делая вид, что трудится. Следовательно, кто-то из главных в конторе. Она находилась в задней, простой, без признаков какого-либо архитектурного решения, кирпичной пристройке. Туда и направился администратор.
   Обнюхать углы? Походить вокруг, посмотреть, что, как, где и откуда, прикинуть варианты прихода и ухода, возможные посты, определить места для узко пленочных, точки основной и запасной подстав. Рано, рано, и вообще не следует торопиться.
   Через десять минут администратор энергично вернулся в полуиностранную "фелицию" и, сделав лихаческий разворот, помчался в обратный путь. Без двадцати час неразлучная парочка - "фелиция" с "Окой" - были у дома на набережной. Администратор пристроил свой автомобильчик рядом с "паккардом" и решительно кинулся в подъезд. Демидов остановился неподалеку от своей любимой "восьмерки", за рулем которой послушно восседал старший из черноглазеньких.
   Они поменяли свои средства передвижения: теперь администратор мчался в "паккарде", сидя рядом с патриархом на заднем сиденье, а он - от греха вел уже не "Оку", а испытанную на все случаи жизни "восьмерку".
   Свернули на этот раз на Бородинский мост у Смоленской площади. А в остальном все по-прежнему: Кутузовский, МКАД; свежий воздух и шикарная точка общественного питания.
   Патриарх и администратор отбыли в контору, а он ждал. Недолго. Через пять минут из пристройки выкатилась группа в составе четырех деятельных персонажей. Впереди шагал, взмахами коротких ручонок указывая на прелести окружавшей ресторан природы, кто-то из здешних организаторов, за ним потенциальные клиенты. Арьергардом следовал (смокинг, галстук-бабочка) невозмутимый и почтительнй метрдотель. Ресторан уже функционировал, но посетителей, судя по автомобилям на стоянке, было человек пять, не более, и поэтому свободные от работы наглые, гренадерского роста официанты с любезными улыбками стояли у главного входа, ожидая знатного гостя. Дождались и малым гуртом - все вместе - скрылись в чертогах чревоугодия.
   Патриарх нигде долго не задерживался. Через десяток минут он, уже усаживаясь в "паккард", давал последние указания главному, склонившемуся, чтобы лучше слышать, у открытой дверцы.
   Пора. "Восьмерка" с дальней обочины выехала на проезжую часть, вырулила, будто после долгого путешествия, к въезду на ресторанную стоянку и остановилась неподалеку от "паккарда". Но долго постоять рядом с чудом американского автостроения ей не удалось, так как "паккард" почти тотчас тронулся, увозя в столицу великого певца.
   Демидов спрятал в бардачок бинокль и вылез из "восьмерки". Без усов и бороды, на этот раз не в богемном, а нуворишском прикиде: костюмчик за тысчонку баксов, итальянские башмаки ручной работы, златая цепь в распахнутом вороте рубахи от Тиффани. И походочка лениво-бесцельная, угрожающе расслабленная - соответствующая. От дверей, брезгливо морща нос, осмотрел безлюдный зал.
   Подбежал один из гренадеров и, оценивающе разглядывая цепь, предложил услуги:
   - Чем могу быть вам полезен?
   - Пожрать от пуза. Сегодня даже позавтракать не успел.- Здесь не врал.
   - Обедать будете? - Гренадер прощупывал клиента. - Есть дежурный обед...
   Все-то он понимал про холуя и знал, чем приятно удивить того. Жестом фокусника вытянул из внутреннего кармана пиджака купюру стоимостью поболее дежурного обеда и протянул ее официанту:
   - Это тебе за совет. А что мне внутрь забрасывать, еще подумаю. У окна меня усади.
   Официант бережно, как больного, проводил его к столику. Отодвинул стул и поинтересовался ненавязчиво:
   - Не надумали пока?
   - А чем у вас знаменитый певец подхарчился?
   - Так он не ел ничего! - разочарованно сообщил официант.
   - Принял, значит, свои пятьсот под ладошку и сделал ноги, - понял он все, как надо.
   - Уж вы скажете! - восхитился недогадливостью клиента гренадер. - Он и не пил ничего.
   - Не ел, не пил, - раздражился клиент. - Что же он тут делал?
   - На субботу зал снимать приезжал.
   - И снял?
   - С его-то бабками!.. Снял, конечно.
   - А у вас что, банкетный зал имеется? - спросил он так, чтобы официант понял, что этот и банкет заказать может.
   - Имеется, у нас все имеется. Но он вот этот снял, в котором мы сейчас с вами беседуем. - Гренадер с гордостью осмотрел варварскую роскошь зала. А вам что, тоже вечерок для компании организовать надо?
   - Мне надо, чтобы ты организовал мне пожрать. И побыстрее.
   - Надумали что-нибудь? - вторично осведомился официант.
   - Не буду я думать! - осерчал он. - Ты думай, чем меня ублажить.
   - На какую сумму? - предусмотрительно спросил официант.
   - Без ограничений! Действуй, - закончил он дружескую беседу. Теперь бы и уйти официанту, но требовалось уточнить некоторые детали:
   - Напитки?
   Сейчас бы для раскрепощения после напряженного - чет или нечет? ожидания неспешно спустить в желудок стаканчик-другой ледяной водочки и затаиться до тех пор, пока не распустится внутри мягко согревающая огненная роза. И любить, любить открывающийся после этого в своей невыразимой яркости и четкости окружающий тебя мир. Окно в зелень, скачущие пятна солнца на подвижных листьях, ослепляющие, скатертной белизной столы, тяжелый блеск ножей и вилок, цветастый платок, накинутый на настольную лампу... А потом мент-гаишник на дороге, и все в тартарары...
   - Безалкогольные, - твердо решил он.
   Собственно, с чего это взыграл? Ну, сабантуй у патриарха, ну, соберутся его гости. Но кто сейчас может гарантировать, что среди гостей будут Смирнов, Сырцов, Казарян со Спиридоновым, Кузьминский, Махов? Нет, еще не время для радостного раскрепощения. Не надо успокаиваться, надо беспокоиться.
   * * *
   Он беспокоился до середины субботнего дня. А в три часа пополудни перестал, потому что, небрежно прогуливаясь в ресторанных окрестностях, просек трех пареньков, делавших вид, что они то ли заблудились, то ли гуляют. Одного из пареньков он мгновенно узнал, отчетливо, как на крупном плане в кино, вспомнив это русопятое личико, виденное в магазине у Лесной сквозь оптический прицел снайперской винтовки.
   Сырцовские ребята с курсов на охране объекта. В качестве практики. Он хорошо знал беззаботного авантюриста Сырцова, чтобы поверить, будто пареньков тот прихватил для свой личной безопасности. Парни будут охранять тех, за жизнь которых Сырцов беспокоится пуще, чем за свою.
   Он перестал беспокоиться, ибо теперь беспокоился Сырцов.
   В четверг, в тот день, когда хотелось водочки и когда так и не выпил, он, достойно пообедав и будто для моциона расхаживая вокруг, ненавязчиво поинтересовался входами и выходами гостеприимной ресторации. Входов, они же и выходы, было четыре: парадный для беззаботных толстосумов, окованная жестью двухстворчатая дверь на кухню, покатый люк-окно в продовольственный склад-подвал и хилое крылечко административной пристройки, железная дверь которой закрывалась (он в четверг дождался этой операции) в шесть часов вечера удалявшимися на отдых конторскими работниками во главе с пожилым господином (скорее всего, бухгалтером) на два сейфовых замка.
   Три первых входа оставались открытыми вплоть до закрытия ресторана. И если что и будет охраняться, так они. Следовательно, надо войти в закрытую дверь. Один вопрос: есть ли проход из конторы в собственно ресторан?
   В пятницу, когда смена знакомого официанта-грена дера не работала, он, выпивший, в поисках туалета позволил себе заблудиться в лабиринте ресторанных подсобок. Был проход из конторы, был! Патриарха не повели внутренними проходами только потому, что больно непрезентабельны они были. Коридоры (конторы и подсобных помещений) соединялись Т-образно, где коридор конторы был вертикалью, поддерживающей двустороннюю линию коридора ресторанного. В точке соединения находилась дверь, запиравшаяся на задвижку со стороны конторы. В тот же вечер он опробовал перспективные ключи к сейфовым замкам конторской двери. С совсем малой поправкой подобрал подходящие и, слегка их уточнив, свободно открыл железную дверь. И тут же закрыл ее.
   Из главного коридора подсобок поворотом на девяносто градусов мимо собственно кухни следовал проход в гостевой зал. Этот проход предназначался для избранных, проход же для официантов был расположен зеркально, с другой стороны кухни, где были окна выдачи.
   Итак, путь: через контору, поворот налево, поворот направо и в зал. Отход: из зала той же дорогой - поворот налево, поворот направо, пограничная дверь закрывается на задвижку, через железную дверь на крыльцо, с крыльца к забору, через малый лесок - и к джипу "мицубиси", который тайно уже притулился в кустах неподалеку от дороги, соединяющей два магистральных шоссе.