Степанов Анатолий Яковлевич. Парад теней

   - К черту, - без улыбки ответил Сырцов и вышел за калитку.
   Смирнов то ли постучал, то ли поскребся и, не открывая двери, спросил умильно:
   - Ты спишь, Даша?
   - Сплю! - криком ответила она из-за двери.
   - Ты уж прости меня, старого дурака. Это все я. Жорка ни при чем.
   - Оба хороши! - отозвалась она.
   - Ты спи, спи, я больше тебя беспокоить не буду, - заверил ее Смирнов и на цепочках отбыл.
   Эту он не жалел. Перегнулся через большое, накрытое пледом тело, взял с тумбочки портрет, перетянутый черный лентой, и спел, стараясь, чтобы получилось как у Олега Радаева:
   И вновь начинается бой,
   Какое-то сердце в груди...
   И Ленин такой молодой,
   И юный Октябрь впереди!
   - Я хочу умереть, - не оборачиваясь, трагически заявила Берта.
   - Сделаешь дело и умирай себе на здоровье, - милостиво разрешил он. Времени у тебя - только подмыться, помыться и накрасить морду лица. Вставай.
   * * *
   Через полтора часа домоправительница популярной певицы, всем известная в дачном поселке Берта Григорьевна, празднично яркая и оживленная, объявилась на пятачке, где у автобусной остановки функционировала стандартная палатка, в которой ей и прибрести надо было стандарт: минеральную и сладкую воду, упаковку пива, сухое печенье, орешки, пару шоколадок. Она перечисляла, что ей надо, а любезная (знала постоянную покупательницу) продавщица выставляла через оконце все требуемое на стойку. В поисках кошелька Берта, у которой, как и большинства дам, в сумке был полный бардак, вывалила все содержимое ее на стойку рядом с закупленным товаром. Нетерпеливый грубиян потребовал через Бертино плечо у продавщицы ответа:
   - "Балтика" есть?
   - Есть, - ответила продавщица. И показала на витрину.
   - Ну и обдираловка у вас тут! - осудил и цены, и продавщицу грубиян и опять же через Бертино плечо протянул деньги. Правой рукой, а левой, когда продавщица склонилась над пивным ящиком, выбрал из рассыпанного Бертой барахла нечто, похожее на пуговицу от блейзера, только потолще и без рисунка.
   Рыжий Вадик из своего спецфургона сделал телевиком десять крупных планов. Для страховки.
   Берта с тяжелой сумкой шла домой, а грубиян неизвестно куда.
   * * *
   Раньше в этой больнице лечились самые важные лица страны, а теперь самые богатые. Пропуск, слава богу, был заказан. Миновав проходную, Константин Ларцев ухоженной, тщательно подготовленной к позднему весеннему цветению территорией прошел ко входу и через мраморный вестибюль направился к лифтам.
   У индивидуальной палаты-апартаментов под номером 801 на белом стуле, растопырив ноги, сидел толстомордый охранник в белом халате поверх кожи. Тухлым взглядом оценив Константина, он спросил гундосо:
   - Чего надо?
   - Не чего, а кого. Бориса Гуткина.
   - Зачем?
   - Не твоего ума дело, - взвился Константин. - Иди и доложи.
   Охранник, гипнотизируя, секунд пять смотрел на Константина. Ларцев поторопил его:
   - Действуй, действуй, Бен.
   - Я - не Бен, я - Сема! - горестно и миролюбиво заговорил вдруг охранник, встал со стула, истово перекрестился. - Нету больше Бена, нету! И, наконец, узнал назойливого посетителя. - Так это вы были с тем мужиком, который с нами у жучков сцепился?
   Константин в знак примирения похлопал чувствительного Сему по бицепсу и напомнил:
   - Иди и доложи.
   Обе руки бывшего футбольного администратора, а ныне продюсера были на растяжке. Борис Гуткин находился в позе человека, делающего одно из упражнений утренней зарядки - в положении лежа дотянуться ладонями до пальцев ног. Не дотянулся - замер на полпути.
   - Со счастливым спасением тебя, Боб, - поздравил Ларцев. - Вызвонил меня на предмет?
   - Охохохо, - пожаловался Гуткин. - Здравствуй, Лара. Присаживайся. Выпить хочешь?
   - С чего бы это? - удивился Константин.
   - Ни с чего, а за что. За мое счастливое спасение.
   - Рано, - твердо сказал Константин, устраиваясь в кресле.
   - Что - рано? - испуганно спросил Гуткин. - Считаешь, меня еще доставать будут?
   - Рано сейчас. Двенадцать часов. А я раньше пяти не принимаю.
   - Так бы и говорил! - разозлился Гуткин. - А то пугаешь, пугаешь!
   - Зачем позвал?
   - Есть, есть Бог! - в который раз восторженно осознал божье присутствие Гуткин. Счастьем для него было, повторяя и повторяя, рассказывать, как Бог его спас. - Ты представляешь, когда мы подняли и понесли гроб, я вдруг почувствовал, что у меня расшнуровался левый ботинок. И не отойдешь - неудобно ведь, не качнешься - гроб на плече, так и тащился до могилы, боясь наступить на шнурок. Умучился- страсть. Как только гроб поставили, я сразу - за спину Бена и нагнулся, чтобы незаметно шнурки завязать. Тут и рвануло. Сто килограммов Бена мне на спину, и я руками в землю. Я треск своих ломающихся костей слышал, Лара. Меня поначалу за покойника приняли, когда "скорая помощь" трупы разбирать стала. Я весь в кровище, кости наружу, сверху вдрызг изуродованный мертвый Бен... Потом я заорал. От боли, от страха, от счастья, что живой, - не знаю.
   - Повезло, - согласился с ним Константин.
   - Кто мне шнурки развязал, Лара?
   - Бог, что ли? В таком разе он скоро тебе башмаки чистить будет!
   - Не кощунствуй, - строго предупредил Гуткин.
   - Когда о деле говорить начнешь?
   - Сейчас, сейчас, - пообещал Гуткин, прикрыл глаза, помолчал и, непроизвольно раздувая ноздри своего большого носа, в ненависти почти заорал: - Нельзя, нельзя допустить, чтобы эти суки остались безнаказанными!
   - Кто эти суки, Боб? - быстро спросил Константин.
   - Не знаю.
   - Но догадываешься. Что у тебя есть?
   - Спокойнее, Лара. - Гуткин был уже сосредоточен и деловит. - Я знаю, что ты принимаешь участие в расследовании, которое по поручению Анны ведет Сырцов. Я знаю, кто такой Сырцов, и знаю, кто еще за ним стоит. Я полностью доверяю этим людям и хочу, чтобы они довели это расследование до конца. Взвизгнул вдруг: - До точки!
   - Хочешь, так сказать, стимулировать расследование своими бабками?
   - Это само собой. А главное, я хочу посчитаться за смерть ребят и Бена.
   - Бен был твоим телохранителем?
   - И другом, - добавил Гуткин.
   - Вроде Семы, который у дверей, - усмехнулся Константин: - Тело хранитель. Он охранил твое тело, Боб. Насколько мне известно, первый случай выполнения прямых своих обязанностей.
   - Не говори так, Лара.
   - А как мне говорить, если ты все время в сторону?
   - Это ты все время в сторону. Кто речь о телохранителях завел?! уличил его Гуткин и, удовлетворившись, приступил к деловой части: - Ты спрашиваешь, что мне известно об этих скотах, и я опять повторяю: ничего. Но у меня есть ниточка к ним.
   - Давай ниточку, - согласился и на такую малость Константин.
   - Дам, - пообещал Гуткин. - Но заранее предупреждаю: все, что я тебе сейчас скажу, не может служить официальными моими показаниями и в любой момент я могу отказаться от них.
   - Видно, сильно ты нагрешил, Боб.
   - Слушать меня будешь? - взъярился Гуткин.
   - Ну нагрешил и нагрешил. Чего орать-то?
   - Когда возродился подпольный футбольный тотализатор, - элегически продолжил Гуткин, - я, честно признаюсь, решил использовать свое знание футбольного мира и многолетние тесные связи в нем для того, чтобы крупно заработать и одновременно прищемить хвост темным владельцам тотошки. Во залудил! - сам восхитился своим красноречием Гуткин.
   - То есть их купленные игры перебить своими купленными играми, тотчас сообразил Константин. - Три игры на юге - твои?
   - Все не так просто, Лара. Если идти до конца, то до меня не дойдешь, нету меня в этом деле. Но если всерьез и по-честному, то все провернул я.
   - И много на этом взял?
   - В том-то и дело, что ни хрена! - вновь осерчал Гуткин. - Даже в убытке остался.
   - Это ты-то? - страшно удивился Константин.
   - Я, я, именно я! - прокричал Гуткин, дернулся и, естественно, потревожил сломанные руки. Поскулил слегка.
   Константин вежливо дождался момента, когда утихли страдания собеседника.
   - И не подстраховался? Не верю.
   - Если бы я напрямую действовал, то, конечно, бы подстраховался. Но моими были только бабки. Всю операцию в автономном плавании проводил один мой человек, про которого никто не знает, что он мой человечек.
   - Что за человечек, Боб?
   - Смогу ли я тебе его назвать - будет ясно в конце нашего разговора. А пока давай разговаривать без лишних имен.
   - Хрен с тобой. Давай.
   - Так вот, эти суки, уж не знаю каким образом, все просчитав, вышли на моего человечка. Хотя и догадываюсь, каким образом. Мой человечек - фигура довольно известная в футбольных кругах именно южного региона...
   - И в криминальном мире того же региона, - перебив, добавил Константин. - Хочешь, назову фамилию, имя, отчество, год рождения, а также рост и вес твоего человечка?
   - Ну назови, назови!
   - Севка Субботин, Всеволод Робертович Субботин, пятьдесят девятого года рождения, рост - один метр семьдесят восемь сантиметров, вес в восемьдесят шестом году - семьдесят два килограмма.
   - Сейчас он толстый, - только в одном не согласился Гуткин и обиженно поинтересовался: - Как догадался?
   - Балда ты, Боб. Он же с Ростова, с интернатских лет с тамошней уголовщиной повязан. Потому и у нас больше сезона не задержался. Ты же помнишь, каким брезгливым был наш интеллигент Николай Васильевич. Как только про его блатные делишки узнал, так в момент и выставил. Даже Васильич, человек не от мира сего, узнал! Севка же первый, на кого пальцем укажут при любой сомнительной ситуации. Нет, ты - не конспиратор, Боб! При таком твоем чутье - загадка, как ты в бизнесменах оказался, да еще, говорят, и процветаешь.
   - Иссяк? - злобно полюбопытствовал Гуткин. - Он что- мешок денег за спину и по командам, да? Ни в одном случае он не позволил себе прямых контактов. Все по меньшей мере через два колена.
   - Вот они по цепочке и вышли.
   - Ты, Лара, давай выбирай: или слушать меня будешь, или свою сообразительность показывать.
   - Ну, извини. Слушаю тебя, слушаю.
   - Так вот. Через четыре дня после того, как мы кон сорвали, является ко мне Севка и - весь в слезах и соплях - в ноги. Не хочешь, говорит, моей смерти, тогда отдай весь выигрыш. Я по доброте душевной...
   - ...и от страха перед неведомыми извергами... - перебив, дополнил Константин.
   - ...и от страха перед неведомыми извергами, - яростно подтвердил Гуткин, - отдал ему те сто пятьдесят тысяч, а их штраф в полста он сам заплатил.
   - А ты говоришь - в убытке. При своих остался.
   - А накладные расходы? - возмутился Гуткин. - Двадцать пять кусков на ветер!
   - Мы деньги считаем или о деле говорим?
   - О деле, - остыл Гуткин. - Я ненавязчиво попытался узнать от него, кто его тряс, но он ни в какую. В общем, напуган до хронического поноса.
   - Ну и что ты предлагаешь?
   - Чтобы Сырцов его повторно потряс. Как профессионал.
   - А он опять в отказку.
   - Лара, Севка - не пальцем деланный и после этого взрыва понимает, что им отделаться от нежелательного свидетеля - раз плюнуть. А он нежелательный. Для него выбор: или в неопределенности под страхом жить, или, рискуя, навсегда покончить с источником страха. Севка - паренек отчаянный. Можно попытаться. Под гарантию, конечно, что он в любом случае останется в стороне.
   - Никаким образом он остаться в стороне не сможет, Боб, ты это прекрасно понимаешь. Просто так его выдернуть невозможно. За ним - хвосты.
   - Так пусть Сырцов ему пообещает обрубить хвосты!
   - А если это будет не в возможностях Сырцова?
   - Главное, пообещать, Лара. - Гуткин устал. Устал говорить, устал убеждать, устал держать голову над подушкой. Уронил затылок на веселенькую наволочку и вперил взгляд в белый потолок.
   - Севка Сырцова не подпустит, - сказал Константин.
   - Тебя-то подпустит?
   - Меня - должен.
   - Вот ты и начни.
   - Ладно, - согласился Константин и, прощально погладив нежную кожу подлокотников, рывком выкинул себя из расслабляющего кресла. - Севкин телефон давай.
   - Четыре - два - шесть - восемьдесят девять - сорок четыре, - по памяти назвал номер Гуткин и предупредил: - Записывать не надо, запоминай.
   - Запомнил, - успокоил его Константин.
   - Может, выпьешь? Мне тут нанесли всякого болеутоляющего.
   - Я же сказал - не буду! - рассердился Константин. - Да, Боб, а что за дамочка мне звонила?
   - Моя секретарша.
   - Ох и рисковый ты мужик, ох и рисковый! - восхитился мужеством страдальца Константин и попрощался: - Выздоравливай, дружок.
   18
   Пешочком, пешочком добрался до дома, где проживала известная певица Дарья, корявый гражданин с лицом смерда из племени кривичей. Прокричал в домофон:
   - Это я, Генрих! - и ему открыли.
   Открыл ему Артем. Он и стоял, ожидая, в распахнутых дверях. Небрежно пожал руку Генриху и недовольно осведомился:
   - Что ж ты так, в открытую? И меня не бережешь, и сам не бережешься.
   - Дела уж такие, Тема. Тут не беречься надо, а опережать.
   - Загадками говоришь. Может, объяснишь, что к чему?
   - В дом сначала пусти, - то ли попросил, то ли потребовал Генрих. И тут же придурился: - Никогда не видел, как богатые артисты живут.
   - Да какая она богатая, - махнул рукой Артем. - Проходи.
   Генрих ходил по комнатам, восхищенно вздыхая, рассматривал развешанные по стенам фотографии знаменитостей с дарственными надписями, оценивал взглядом мебель, на ощупь - матерьяльчик на гардинах, даже в ванную комнату заглянул, поинтересовался, какая стиральная машина. Уже на кухне сделал выводы:
   - Да, не так, чтобы... - И без спроса уселся за стол. - Чего это ты за мной ходил? Не доверяешь, что ли?
   - Кто тебя знает, - откровенно ответил Артем, - может, и возьмешь что-нибудь по забывчивости.
   - А тебе перед хозяйкой ответ держать... Тоже правильно. Может, попить дашь? Я чебуреками напихался, изжога замучила.
   Артем открыл холодильник, со знанием выбрал бутыль с содовой, взял из сушилки стакан и поставил все это перед жаждущим Генрихом.
   - А ты? - поинтересовался Генрих, наливая себе из бутылки.
   - А я чебуреков не ел. - Артем полустоял, полусидел, опершись задом о подоконник. - Зачем пожаловал?
   Прежде чем ответить, Генрих врастяжку и с удовольствием опорожнил стакан, деликатно отрыгнул газ и только после спросил:
   - С тобой ведь окончательный расчет произвести надо?
   - Надо, - непонятно усмехнувшись, согласился Артем.
   - Вот сегодня и произведем.
   - Производи, - насмешливо поторопил Артем.
   - Не я. Сам хочет с тобой поговорить и расплатиться.
   - Так зови его сюда.
   - Он, Тема, не из тех, кого зовут. Он сам кого надо зовет.
   - И все бегут на его зов, да?
   - Бегут, Тема, бегут. - Генрих плеснул себе еще полстакана, выпил, прислушался, что у него там в желудке, удовлетворился и встал. - Пошли.
   - А надо? - спросил Артем, оторвав зад от подоконника.
   - Если денежек больше не хочешь, тогда не надо, - оставил решение проблемы на рассмотрение Артема Генрих.
   - Ладно, - решил Артем, и они вышли в прихожую.
   В прихожей Артем сбросил шлепанцы, тщательно зашнуровал высокие кроссовки и, прежде чем надеть плотную куртку, извлек из подзеркального ящичка пистолет со сбруей.
   - Не доверяешь, - огорчился Генрих, наблюдая за тем, как Артем приспосабливал на левом плече сбрую и влезал в куртку. - А я вот он перед тобой - голенький! Можешь обыскать.
   - Ты как хочешь, а мне спокойнее при стволе. Мне слово "расплатиться" не очень понравилось, Генрих.
   - Ну раз так, оберегайся как хочешь, - не возразил ему Генрих.
   Они вышли из подъезда и внимательно осмотрелись. Подышали весенним воздухом еще пару минут.
   - Ты при машине?
   - А ты что - пешком? - удивился Артем.
   - Пешком, Тема, пешком, - прибеднился Генрих.
   - Что, с транспортом напряженка?
   - Не люблю я баранку крутить. Где твоя машина?
   - Не моя. Хозяйская, - поправил его Артем и направился к Дарьиному "форду".
   От Крутицкого вала на Таганскую, с Таганской на Садовое, с Садовой на Самотеку, и по Олимпийскому прямиком к саду Центрального дома армии. Артем крутил баранку, а Генрих указывал дорогу.
   Машину оставили у военной гостиницы, и к саду проследовали любимым Генриховым способом - пешком. Миновали ворота. Смерд глянул на свои наручные часы.
   - Рановато прибыли. Подождать придется. - И даже обрадовался такому обстоятельству. - Ну ничего, на скамеечке посидим, на солнышке погреемся, на воду посмотрим. Ничего лучше безделья на свете нет, Тема!
   Все шло по Генрихову плану. Они устроились на стоящей в сторонке скамейке, подставились уже закатному солнцу. Только вот с водой неувязка почти весь пруд занимал нерастаявший еще в стоячей воде серый ледяной остров.
   Генрих раскинул во всю ширь руки по спинке скамейки и тупо удивился, глядя на грязную льдину:
   - На градуснике нынче восемнадцать, а она, зараза, не тает!
   - Тебе-то что? - злобно задал вопрос Артем. - Где твой бугор?
   Из двух вопросов Генрих для ответа выбрал первый:
   - Как это что? Поздняя весна все-таки. - Вдруг увидел нечто, приведшее его в азарт. - Гляди, ну дают!
   У единственного работающего ларька при входе двое в коже, схватив друг друга за грудки, подобно двум дзюдоистам, исполняли некий предварительный танец в ожидании выгодной ситуации для проведения изощренного японского приема. Переростку в рыжей коже, видимо, надоел этот нерусский балет, и он, оторвав правую руку от черной кожи и держа противника на вытянутой левой, от души и размашисто врезал по лицу своего партнера. Стоявший неподалеку третий переросток, до этого, надо полагать, надеявшийся на мирное разрешение конфликта, бросился разнимать бойцов, за что и схлопотал от обладателя черной куртки.
   Артем с неподдельным интересом наблюдал эту весьма завлекательную картинку.
   Время. Генрих, не меняя позы, нашел за спиной Артема в скамеечной загогулине прикрепленный к рейке скотчем перстень и продел в него средний палец.
   - Во дают! - еще раз восхитился он и стал потихоньку перетягивать свою правую руку поближе к руке Артема, который в оживлении от веселого представления обеими руками упирался в край скамейки.
   Левой ощутимо хлопнуть, как бы в ажитации, по колену, а правую незаметно на мгновение положить на Артемову напряженную ладонь. Он и не заметит, что комарик укусил.
   - Перстенек какой занятный! - удивился за спиной Генриха хороший бас, и тот почувствовал, что локтевой сустав его разъят на составные. Боль пришла не сразу, а лишь после того, как бас оценил снятую со среднего пальца правой руки свою находку. - Чего только люди не изобретают!
   - Ай, ай, ай! - кричал Генрих от боли и от вида своей противоестественно вывернутой руки. Артем с ужасом смотрел на Сырцова. Опомнился, полез за пазуху...
   - Не дергайся, - посоветовал ему Сырцов. Сзади Артема уже стоял переросток в рыжей коже, с малоприметным пистолетом в руке. Периферическим зрением Артем обнаружил пистолет и признал Сырцова:
   - Вы...
   - Я, - подтвердил Сырцов. - Я, Артем, я.
   - Больно! Больно! - уже членораздельно кричал Генрих.
   - Потерпи, - предложил Сырцов. - Потерпи, пока я тебя не обшмонаю. Штучка эта должна у тебя под рукой быть...
   Сырцов знал, что искать и где искать. Из верхнего наружного кармана Генрихова пиджака он вытащил миниатюрное нечто, заботливо укутанное в вату.
   - Что это, Георгий Петрович? - еще не остыв от возбуждения, полюбопытствовал паренек в рыжей коже.
   - Не отвлекайся, Сережа, - предупредил его Сырцов, но, растянув вату и увидев ампулу размером не более слабительной таблетки сенаде, не удержался от того, чтобы под видом объяснения тайно похвастаться: - Впрочем, объясню. Если что не так, меня ноющий хмырь поправит. Вот это,- он показал Сереже перстень, - мини-шприц с мгновенно действующим препаратом, заставляющим клиента шоково отключиться на несколько минут. А это, - он, держа ампулу двумя пальцами, большим и указательным, предъявил ее Сереже, - ампула с цианом, которую вот этот воющий таракан положил бы на зубок бесчувственному Артему. Потом, несильно ударив его по подбородку, раздавил бы тонкое стекло и тихо удалился. Через какое-то время дворник этого сада обнаружил бы труп покончившего жизнь самоубийством, запутавшегося в мерзостях, пакостника Артема. - И обратился к Генриху: - Правильно я говорю, душегуб?
   Генриху было не до ответа. Он баюкал руку, раскачиваясь, как болванчик, и ноя почти на мотив колыбельной. Наконец-то оправился от шока Артем и, не видя ничего, кроме поганой хари Генриха, хрипло заговорил:
   - Так бы меня здесь и оставил, тварь? Я же тебя сегодня водичкой поил, я ж тебя сюда на машине вез, а ты сидел и спокойно рассчитывал, как меня удобнее на тот свет отправить, да? Да? Да?
   Он беспамятно выкрикивал свои "да". Сережа по кивку Сырцова слазил Артему за пазуху и вытащил из сбруи прикладистый "магнум".
   - Заткнись, - приказал Сырцов, и Артем послушно умолк. Брезгливо на него смотрел Сырцов, а на смерда Генриха - с отвращением. - Ты меня слышишь, душегуб? - Смерд, продолжая петь колыбельную, неровно, как больной Паркинсоном, покивал. - Я тебе должен пару вопросов на скорую руку задать. - И рявкнул ни с того ни с сего:- Встать!
   Условный рефлекс шестерки, не смеющей ослушаться командного рыка, вскинул Генриха на ноги. Ни черта он не понимал, кроме одного: стоять надо навытяжку. Сырцов взглядом оценил его выправку и неожиданно рванул вывернутую руку резко вниз. Генрих протяжно взвыл. Но внезапно затих, поняв, судя по вялой идиотической улыбке, появившейся на его синих устах, что такие родные, такие любимые его кости возвратились на место. Счастье было недолгим, так как, не поднимаясь со скамейки, Артем нанес ему неожиданный удар ногой в пах. Опять пришлось Генриху переломиться от невыносимой боли.
   - Сережа, что ж ты за ним не смотришь? - укорил за невнимательность своего ученика Сырцов. - Хорошо хоть в кроссовках, а будь при башмаке? - И Артему: - Скромнее веди себя, сучонок. С тобой разговор еще впереди.
   Высказавшись, Сырцов осторожно разогнул Генриха и ласково, как хрупкую старушку, усадил на скамейку.
   - Спасибо, - не открывая глаз, поблагодарил Генрих, стараясь глубоко дышать. Сырцов терпеливо ждал. Отпустило. Генрих открыл глаза и откинулся на спинку скамьи в полном изнеможении.
   - Говорить можешь? - спросил Сырцов. Он, широко расставив ноги, сверху смотрел на поверженного.
   - А что? - спросил смерд. - Что теперь говорить?
   - Я буду задавать прямые вопросы, а ты на них честно отвечать. Идет?
   - Идет, - согласился Генрих и тут же нарушил оговоренный порядок, сам выскочив с вопросом: - Как же вы нас вели? Я ж все время проверялся. Не было хвоста, не было!
   - При маячке в вашей тачке на кой хрен глаза мозолить?- исчерпывающе ответил Сырцов. - С твоими вопросами завязали. Мой, аналогичный твоему: за тобой присмотр был?
   - Вы же наверняка проверялись и убедились, что не было.
   - Ты вон тоже проверялся... - для порядка усомнился Сырцов, но в общем-то первым ответом удовлетворился. - А стационарный контроль за этой точкой имелся?
   - Я на такие дела один хожу, мне свидетелей не надо, - автоматически ответил Генрих и, вдруг поняв, что сказал, от закономерного последующего вопроса скуляще охнул в ужасе. Глазенки лезли из орбит.
   - Ну до чего же хорошо ответил! - восхитился Сырцов.- На все мои вопросы сразу. Теперь имеет смысл поговорить с тобой основательно. Но для этого разговора нужно время, а его, как я понимаю, у тебя в обрез. Когда у тебя отчет?
   - Не понял, - решил придуриться Генрих. На всякий случай.
   - Со мной в пятнашки играть не стоит, змей, - предупредил Сырцов. Для начала я тебе руку только вывихнул, а сейчас и сломать могу.
   - Не надо, - попросил смерд, - я все скажу.
   - Вот и говори.
   - В пять, в семнадцать ноль-ноль я должен в случае благоприятного исхода...
   Сидевший в двух метрах от него Артем рванулся, но бдительный Сережа его опередил: навалившись, скрутил правую Артемову руку до боли.
   - С-с-суки! - заклеймил всех Артем, свистящим "с" облегчая боль. Понимая, что он рыпаться больше не будет, Сережа ослабил прихват.
   - Не нравится, когда о твоей смерти говорят, как о благоприятном исходе, а, стервец? - жестко поинтересовался Сырцов. - А смерть Михаила Семеновича для тебя - тоже благоприятный исход?
   - Он был скотина и мерзавец, ваш Михаил Семенович!- отчаянно заявил Артем.
   - А Славик? - тихо спросил Сырцов.
   - Суки! Суки! Суки! - заорал Артем.
   - Сука - ты! - спокойно сказал Сырцов. - И не отвлекай меня больше от дела. Сережа, если будет дрыгаться и орать, бей его по башке. - Понаблюдал за тем, как исполнительный Сережа извлек из-за пояса пистолет с увесистой рукояткой, и вернулся к своему барану: - Итак, в семнадцать ноль-ноль...
   - ...в семнадцать ноль-ноль подтверждающий звонок, - закончил его фразу Генрих.
   - Это в случае благоприятного исхода. А в случае неблагоприятного?
   - В восемнадцать ноль-ноль по тому же телефону трижды по два звонка с интервалом в минуту. Трубку снимать не будут.
   Сырцов глянул на свое запястье. Было пятнадцать двенадцать.
   - У нас - час сорок пять минут. Сережа, там телефон есть?
   - Есть, Георгий Петрович!
   - Зови ребят и поехали, - распорядился Сырцов.
   - Петя! Вова! - крикнул Сережа.
   К скамейке подошли Петя с Вовой - припалаточные драчуны.
   Сырцовскую "девятку" вел Сережа, а на заднем сиденье Петя караулил Артема. За рулем "форда" сидел Сырцов, а Вова сзади присматривал за Генрихом.
   Через площадь Борьбы, на Палиху, по Лесной к трамвайному парку и в переулочек. Небольшой магазинчик в старом доме был на ремонте, правда ремонтирующих не было. Сережа открыл висячий замок, два дверных на металлических мини-воротах, и они гуртом проникли в раскуроченное помещение.
   На раскладном стульчике за так называемым столом, составленным из двери и малярных козел, сидел перед бутылкой "Смирновской" гость издалека лейтенант Валерий.