Степанов Анатолий Яковлевич. Парад теней

   - Да, Александр Иванович.
   ...Накормили Сырцова, и все - вчетвером - устроились за круглым столом. Для порядка хотели поначалу прогнать Ксюшку, но она устроила такой ор, что пришлось смириться с ее присутствием. Как-никак участница событий! Сырцов изложил все как под протокол.
   - Выводы, - потребовал Смирнов.
   - Мне бы хотелось, чтобы их по моему рассказу сделали Лидия Сергеевна и вы.
   - Ты видел все своими глазами. Ты беседовал с людьми. Ты должен был уловить атмосферу случившего ся, - твердо сказала Лидия Сергеевна. - Твои выводы, Жора.
   - С чего начать?
   - По хронологии, - предложил полковник.
   - Тогда с видеофильма, - решил Сырцов, ненадолго задумался, вспоминая видеокартинки. - Этот Теодор, Тэд- мастер, который утрет нос любому столичному оператору. В непредсказуемой ситуации он действовал азартно и хладнокровно. Точно выбирал эмоциональные пики. В смонтированном виде картиночка страшная и впечатляющая. Вот Ксения не даст мне соврать. Впечатляет, Ксюша?
   - Положим, соврать я тебе дам, - на полном серьезе вступила репликой Ксения. - Тем более у тебя никогда не поймешь - врешь ли ты или правду говоришь. Но в данном случае он прав, дорогие мои. Впечатляет, и еще как впечатляет.
   - Но... - начала Лидия Сергеевна.
   - Но... - послушно продолжил Сырцов. - Но, черт меня побери, я хотел бы видеть на месте мастера Тэда кондового лудилу-оператора из пресс-центра МУРа, который, устроившись где-нибудь подальше и повыше, мотал бы и мотал непрерывный общий план. Был бы определен абсолютно точно временной отрезок, видно было бы перемещение отдельных лиц в толпе, последовательность действий основных персонажей и, наконец, общая реакция на три выстрела в целом и на каждый выстрел в отдельности. Сами выстрелы звуково зафиксированы, слава богу, точно. Между первым и двумя последующими маленькая, еле заметная пауза, и первый по звуку, опять же еле заметно, отличается от двух последующих. В обойме дряхлого "ТТ" отсутствуют три патрона, но кто мне может доказать, что обойма была полной? Это первое, что берется на заметку.
   Смертельный выстрел был произведен снизу, по моей, весьма приблизительной, прикидке с места, на пять ступенек ниже того, на котором находилась лже-Дарья. Пуля пробила два ребра, прошла сквозь сердце и унеслась в никуда, предварительно легко преодолев две кости плечевой суставной сумки.
   - Это из "ТТ"-то? - не выдержал, изумился вслух Смирнов. - Да быть такого не может!
   - Итак, второе, что мы берем на заметку, - ровным голосом, будто его и не перебивали, отметил Сырцов и продолжил: - Дальше. Местная милиция искала следы от пуль в направлении смертельного выстрела. Мне же пришла в голову бредовая идея искать их в обратном направлении. И на десятой ступеньке я нашел скол, который, как я полагаю с определенной долей уверенности, является следом от пули. Скорее всего, это был выстрел в того, кто убил лже-Дарью. Никаких следов от третьей пули я не нашел. Видимо, потому, что он был произведен Горбатовым, когда его уже заламывали, вверх, в воздух. Это третье. И резюме: Даниил Горбатов не убивал лже-Дарью.
   - Можно тебя перебить? - попросил отставной полковник. - Будь добр, скажи, что ты думаешь по поводу пугача, из которого был произведен смертельный выстрел.
   - Очень мощная машинка, Александр Иванович, очень мощная. Пожалуй, среди известных мне пистолетов и револьверов аналога ей нет.
   - Ну а твои предположения?
   - Месяц тому назад полковник Лешка Панкратов передо мной хвастался новым секретным своим пистолетом под кличкой "грач". Удлиненный по сравнению со всеми нашими отечественными моделями ствол, заряд сверхусиленный, пули - стальные. Из этого "грача", я думаю, можно произвести такой выстрел. Но он только-только поступает на вооружение спецназа. Откуда он у убийцы?
   - Можно догадаться, - мрачно укорил Сырцова Дед. - Куплен за бешеные деньги.
   - Все может быть, - согласился с учителем послушный ученик. - Вас, как видно, не особо поразил мой первый вывод. Тогда пойдем дальше?
   - Продолжай, Жора, - осторожно предложила Лидия Сергеевна.
   - Да, чуть не забыл! - встрепенулся Сырцов. - Такой импульсивный, неуравновешенный, искренний парень, как Горбатов-младший, вряд ли бы пожелал и, главное, смог три часа предварительного допроса играть в глухую блатную отказку. Он, если бы сделал это, наверняка сразу признался в убийстве. Дополнительный аргумент к первому выводу. Ну и, наконец, то, что произошло во дворе райотдела милиции. Опер Валера у следователя и майора случайно оказался под рукой, он не знал-не ведал, что будет сопровождать предполагаемого убийцу. Водила же "воронка" заранее был предупрежден, что повезет его. Водила запирал Горбатова в "воронке", водила выпускал Горбатова из "воронка", дважды оставаясь с ним один на один. Что ему стоило шепнуть издерганному бесконечным тупым и жестким допросом, да и без того истеричному, Горбатову: беги, мол, тебя спасут те, кто ждет за забором детсадика? Тот же водила решил почему-то, что арестованного лучше провести через служебный вход, и подогнал "воронок" как можно ближе к забору. И Горбатов побежал, побежал, не думая и не рассуждая, побежал от ненавистной милиции, допросов, "воронка"... Теперь о его смерти. Фонарь-фара, освещающий дорогу, висит на стоящем почти впритык к забору столбе и направлен на здание райотдела. Когда Горбатов добежал до забора, он стал почти невидим, а фонарь-фара светил стрелявшим прямо в глаза. Опер и водила стреляли вслепую и вряд ли могли достать Горбатова. Скорее всего, его порешили те, кто находился за забором. Резюме: смерть Горбатова - результат сговора неизвестных лиц, вероятнее всего истинных убийц лже-Дарьи, с водителем "воронка".
   - Общий вывод, - потребовала Лидия Сергеевна.
   - Обе смерти, смерть лже-Дарьи и смерть Горбатова, были предусмотрены заранее тщательно разработанным планом, по которому эти смерти отвлекали и закрывали дело об убийстве неизвестной певицы. Уверен, что Даниил Горбатов был использован неизвестными преступниками втемную: его убедили, что лже-Дарья подвергается смертельной опасности, и всучили старенький пистолет. Он действительно охранял ее до конца. До ее конца. До своего конца. - Сырцов облегченно откинулся на стуле и пригласил Александра Ивановича и Лидию Сергеевну к дискуссии. - Теперь рвите меня на части. Опровергайте умозаключения, крушите аргументы, подвергайте сомнению выводы.
   - Нечем и незачем, Жора, - сказала Лидия Сергеевна.- Все правильно, я считаю.
   - Считай не считай, а поделать ничего нельзя! - ни с того ни с сего взъярился Смирнов. - Дело провернуто профессионалами и подсунуто милиции так, что никто из местных начальников никогда не позволит кому-либо развалить его или хотя бы подвергнуть сомнению.
   - Если оно не войдет частью в какое-нибудь большое всероссийское дело, строго контролируемое центром, - позволила не до конца согласиться с мужем Лидия Сергеевна. На что Сырцов с сожалением заметил:
   - Возможность такого поворота весьма проблематична.
   - Я знаю, - тихо призналась Лидия Сергеевна.
   Все удрученно промолчали. Приклонив голову на сложенные на столе руки, Ксения вздохнула:
   - Господи, жалко-то как всех!
   - И нас, что ли? - недовольно осведомился Дед.
   - Всех. Мертвую девочку под безымянным крестом. Сумасшедшего этого Горбатова. Вас, Александр Иванович. Вас, Лидия Сергеевна. Тебя, Жора.
   - Нас-то почему жалеешь? - возмутился Сырцов. - Мы - живые!
   - А просто так. Жалко вас, и все тут!
   Опять все замолкли. Наконец Дед звонко хлопнул обеими ладонями о столешницу и встал. Подняв правую бровь, посмотрел, как Кутузов на Багратиона, на Сырцова:
   - Теперь Дарья.
   - Знаю, что Дарья, - без энтузиазма откликнулся Сырцов и непроизвольно шмыгнул носом.
   - Меня с собой возьмешь? - спросила у него Ксения.
   - Зачем?
   - А как основного свидетеля. Я девушку узнала.
   - Незачем. Обойдусь без основного свидетеля, - хмуро не разрешил Сырцов.
   * * *
   Дарьи на даче не оказалось, но Берта Григорьевна заверила Ксению, забежавшую к соседям как бы между прочим, что хозяйка должна возвратиться к обеду.
   Обед в России - понятие растяжимое. Семейство Смирновых-Болошевых лениво и долго обедало. Смирнов и Сырцов сыграли с десяток партий в быстрые шахматы, Лидия Сергеевна, умаявшись готовкой и уборкой, поспала с часик, а Дарья еще не возвратилась. Смирнов с Сырцовым играли в гусарский винт, когда с террасы начала орать Ксения, добровольно и со страстью выполнявшая роль наблюдателя:
   - Приехала! И с футболистом! - Она промчалась через столовую, ворвалась в кабинет-спальню и здесь доложила нормальным голосом: Приехала.
   - И с футболистом, - любуясь ею и улыбаясь, ласково подначил Дед.
   - И с футболистом, - задорно подтвердила она.
   - А вот футболист нам и вовсе ни к чему, - грустно протянул Сырцов.
   - Иди, иди! - приказал Дед.
   - Да вы что? - возмутился Сырцов. - Человек только что вошел в свой дом. Пусть хоть расположится, помоется, поест. Через час, не ранее, Александр Иванович.
   - И то правда! - Смирнов и сам удивился своей ретивости: - Ишь, как завелся, старый дурак!
   - Давайте пульку распишем для препровождения времени, - предложила Ксения коварно, ибо была великим докой в преферансе.
   ...Проигравшийся Сырцов нажал на кнопку у Дарьиной калитки через час. Еле слышно звучал в доме звонок. Накинув на плечи павловопосадский платок до земли, на крыльцо вышла Берта Григорьевна. Увидела человека за забором, не узнала и неспешно двинулась по керамической дорожке к калитке - выяснять у незнакомца, кто он такой есть и почему людей обеспокоил. Но Сырцов опередил ее: она еще не приблизилась, а он уже говорил:
   - Здравствуйте, Берта Григорьевна. Меня зовут Григорий Петрович Сырцов.
   - А меня зовут Берта Григорьевна, - довольно грубо отбрехнулась Берта. - Ну и что?
   - Я знаком с Дарьей Васильевной и хотел бы с ней побеседовать.
   - Но захочет ли она беседовать с вами?
   - А вы доложите ей и узнаете, - осадил домоправительницу Сырцов.
   Рыцарским плащом взвился павловопосадский плат - так резко повернулась Берта Григорьевна и направилась к дому. Сырцов ждал минуту, не более. Она воротилась на крыльцо, нажала там на что-то, и калитка распахнулась:
   - Заходите!
   Она отодвинулась, пропуская его в дверь, и пошла вслед за ним. В холле распорядилась:
   - Идите по лестнице наверх. Вторая дверь. Дарья Васильевна в музыкальном салоне.
   Константин Ларцев делал вид, что все как надо: демонстративно развалясь в кресле, он невидяще смотрел в телевизионный экран. Даша напряженно, как девочка семидесятых при приеме в пионерки, стояла посреди обширной комнаты.
   - Здравствуйте, - сказал Сырцов с двумя легкими полупоклонами.
   Дарья рывком двинулась к нему навстречу и протянула ему руку. Сырцов пожал сухую длинную ладонь - несильно. Константин выбрался из кресла, сказал равнодушно-вежливо:
   - Здравствуйте, Георгий. Как ваши дела?
   - Идут помаленьку. Вот приехал с Дарьей Васильевной побеседовать.
   - Один на один?
   - Хотелось бы, - честно признался Сырцов.
   - Вероятно, удобнее будет, если я уйду?
   Дарья в ужасе оглянулась на него и взмолилась рванувшимся голосом:
   - Костя, не уходи!
   Он подошел к ней, погладил ее по плечу и невесело сказал:
   - Вот сейчас я окончательно понял, что мне следует уйти.
   - Тогда уходи! - закричала Даша. - Сию же минуту уходи!
   Тоскливым взглядом пожалев ее, Константин обратился к Сырцову:
   - Я часок погуляю и вернусь.
   - Не сочтите за труд взять с собой на прогулку Берту Григорьевну, - то ли приказал, то ли попросил Сырцов.
   Константин покорно прошел к двери и, перегнувшись через перила, позвал:
   - Берта Григорьевна, можно вас на минутку?
   Берта легкой девочкой взлетела по ступеням и вместе с Константином зашла в музыкальный салон. Глянула на Дарью. Та стояла, отвернувшись ото всех, у окна и смотрела неизвестно куда.
   - Я собираюсь на часовую прогулку, Берта Григорьевна. Не составите ли вы мне компанию? - предложил Константин.
   Берта снова глянула на Дарью, продолжавшую неподвижно стоять у окна. Не дождавшись какой-либо реакции хозяйки, она, зачем-то страстно вздохнув, объявила всем:
   - С наслаждением, Константин. С таким мужчиной - хоть на край света. Сделайте одолжение, подождите меня минутку. Я только брюки и кроссовки надену.
   Когда внизу хлопнула входная дверь, Сырцов подошел к замеревшей у окна Дарье. Вместе понаблюдали, как Берта и Константин, неторопливо беседуя, вальяжно плыли к калитке, потом по улице и исчезли постепенно за чужими заборами. Сырцов тихо и тревожно позвал:
   - Дарья.
   Она резко обернулась:
   - Слушаю вас, Георгий.
   - Давайте сядем, а? - предложил он.
   - Не могу, - призналась она. - Не могу. А вы садитесь.
   Он не мог позволить себе удобно расположиться в кресле. Он сел на табуретку и спросил как можно безразличнее:
   - Где ваше красное пальто, Даша?
   - Я подарила его. - Она уже не стояла; она, сжав перед собой в замок худые ладони, нервно ходила от окна к двери и от двери к окну.
   - Мы с Ксенией летали в тот город, чтобы просмотреть все, что снял телеоператор.
   - И Ксения узнала ее? - Дарья остановилась на мгновенье. - Да?
   - Да.
   - И видела-то ее здесь раза два, по-моему, да и то издали, а узнала, вроде бы даже похвалила Ксению Дарья и вновь двинулась в свой бесконечный поход от окна к двери и обратно.
   - Расскажите все, что знаете о ней и Данииле Горбатове. Мне это крайне необходимо для того, чтобы найти настоящих убийц.
   Она вновь замерла, и вдруг до нее дошли его слова.
   - Значит, Даник не убивал ее? Не убивал? - спросила она с надеждой.
   - Не убивал.
   Она обессиленно присела на пуфик, прикрыла лицо ладонями и с детскими всхлипами заплакала. Через минуту Дарья сделала три глубоких прерывистых вздоха, тыльной стороной ладони размазала, чтобы скорей высохли, слезы по щекам и спросила:
   - Что вы хотите узнать, Георгий?
   - Все о ней. Никому, кроме вас, не известно даже, как ее зовут. И о Данииле. Об их и ваших с ними взаимоотношениях.
   - Он правда не убийца?
   - Он никого не убивал.
   - Благодарю тебя, Господи! - со страстной истовостью произнесла Дарья и размашисто, освобожденно перекрестилась. - И дай покой душам невинно убиенных!
   Сырцову всегда было неудобно от подчеркнутой актерской экстатичности. Ну да, открытость чувствований, ну да, безмерная искренность. Ну да, младенческая непосредственность. Но все равно, слишком это смахивало на игру.
   - Вы успокоились, Даша?
   - Да, да, да! - с лихорадочной готовностью заверила она.
   - Тогда рассказывайте.
   - А как?
   - По порядку. Все с самого начала.
   Она поднялась с пуфика, подошла к окну, полуприсела на подоконник и попросила:
   - Можно я отсюда?
   - Почему же нельзя? Конечно, можно, - не выдержал, улыбнулся Сырцов. - Тем более вы же хозяйка: что хочу, то и ворочу.
   - Начинать? - тонким голосом опять спросила она.
   - Да начнешь ты когда-нибудь! - как бы грозно прокричал он, непроизвольно перейдя на "ты". Она без гнева, с любопытством зыркнула на его и приступила к рассказу:
   - Лиза появилась у меня в московской квартире года полтора тому назад...
   - Ее звали Лиза? - импульсивно перебил Сырцов и тут же извинился: Пардон.
   - Лиза, - подтвердила Дарья. - Лиза Воронина. Елизавета Михайловна Воронина. Мне продолжать? - попросила разрешения и, увидев поспешный кивок Сырцова, продолжила, упрямо повторив начало: - Лиза появилась у меня в московской квартире года полтора тому назад. Не знаю как, но ей удалось устроиться в бригаду, которая делала у меня ремонт. - Дарья, видимо вспомнив свои претенциозные замашки, презрительно усмехнулась. - Так называемый евроремонт. Мне тогда как-то не жилось в обыкновенных комнатах с обыкновенной кухней и обыкновенным санузлом. Хотелось простора, утопленной в пол ванны, раздвижных дверей, бронзовых ручек и уютного для жопы итальянского унитаза. Нет, нет! - перебила себя она. - Не о том говорю, не о том! Все-таки известно, как попала Лиза в эту бригаду. Она была замечательный маляр - аккуратная, добросовестная, получавшая удовольствие от своей работы. Такую всякий толковый строитель возьмет к себе в бригаду с радостью. Но в эту бригаду она устроилась специально, чтобы познакомиться со мной. Фаны бывают разные: одних просто заразила подростковая эпидемия, другим нравится кривляться на концертах, прыгая и хлопая в ладоши, третьи как бы присматриваются - а вдруг и мне удастся стать знаменитостью, четвертым искренне нравится, что и как поет их кумир. Лиза же просто обожала меня. Сначала издали, а потом, когда мы с ней познакомились, и вблизи, что бывает редко. Я до сих пор не разгадала секрета этого обожания. Ну ладно, если бы просто шизоидная девица, для которой такое обожание - в какой-то степени мания. Лиза была сдержанна, весьма и весьма не глупа, с хорошим юмором и, главное, с безусловной музыкальной одаренностью. Почти безупречный слух, хороший, низкий, правда не очень обработанный, голос. Ее путь - скорее всего, классический джаз. Но она хотела одного: быть похожей на меня во всем. Щебетать с мнимо беспомощными киксами, ходить, как я, одеваться, как я, гримироваться, как я. После окончания ремонта я предложила ей жить у меня, чтобы она пом огала мне по хозяйству, а я поднатаскала ее к к возможному дебюту. Здесь, на даче, была Берта, а в городе - Лиза.
   - А где был Даниил? - осторожно поинтересовался Сырцов.
   - О, Даник! - тихо воскликнула Дарья. - Он был удивительный человек. Он ценил некоторые мои песни, ему жутко нравилась моя манера держаться на эстраде, и ему казалось, что он безумно влюблен в меня. Ничего себе влюбленность! Он решился познакомиться со мной - он и до этого хотел познакомиться, но никак не мог решиться, - только тогда, когда понял, что новый мой шлягер - чушь и пошлятина.
   Не знаю как, но он прорвался на концерте через заслон и сказал, глядя на меня влюбленными глазами, что мой новый шлягер - чушь и пошлятина. И я пригласила его к себе, чтобы он подробнее высказал мне все. Знаете, Жора, как бывает с наивными, застенчивыми, легкоранимыми людьми? Совершенно случайно они находят одно-единственное место, где могут быть самими собой. Вот мой дом и стал таким местом для Даника. И не моя это только заслуга, а наша с Лизой. Со мной-то делать ему что было? Молчаливо любоваться выдуманным им самим идеалом женственности? Занятие на две-три недели. А дальше? А дальше была Лиза, с которой ему легко и просто играть в веселые щенячьи игры. Честно признаюсь, мне не удавались музыкальные уроки с ней. Она упрямо хотела быть такой, как я. Вслух вроде бы соглашалась со мной, что надо иметь свое лицо, но потихоньку продолжала стремиться быть похожей на меня. Даник же легко стал ее наставником. Он незаметно поддерживал меня, он весело и так же незаметно делал из выпускницы строительного училища воспитанного человека, помогал ей ориентироваться в искусстве вообще, обаятельно и необидно отучал от плебейских манер и привычек, насмешками и подначками выбивал из ее речи неотвязный суржик. Вечерами мы втроем слушали хорошую музыку и разговаривали, разговаривали. Я почти совсем перестала ездить сюда, на дачу, потому что хорошо мне было только там, с ними. С радостью я замечала, что его выдуманная ко мне любовь ушла и остались только доброта и откровенность настоящих дружеских отношений. А тихая его нежность, незаметно для него самого, перешла на вечно задираемую им простушку Лизу. Господи, какие это были чудесные полгода! - Дарья опять заплакала. Крупные слезы покатились по спокойному, умиротворенному лицу. Дернулась вдруг:- Черт, где же носовой платок?! - Она оторвалась от подоконника и выбежала из салона. Вернулась через несколько минут. Умытая, со свежим носовым платком в руке. Села наконец на пуфик, натянула юбку на колени, посмотрела на Сырцова просительно и виновато.
   - А потом? - потребовал он продолжения рассказа. Она задумалась, указательным пальцем нарисовала на паркете невидимый скрипичный ключ и решительно подняла голову.
   - А потом у нас с Лизой случилась страшная ссора.
   - Когда она случилась? - Сырцову нужны были точные детали.
   - Месяца два тому назад, почти два. В первых числах марта. Я устала от ее упрямства и орала на нее, как бешеная. Я обзывала ее идиоткой, бессмысленной коровой, тупой дурой, которую ничему научить невозможно. Все-таки понадобился Дарье носовой платок. Она промокнула глаза и высморкалась. - Но не она идиотка и тупая дура, а я. Я! Я!
   - Без эмоций, - предостерег Сырцов.
   - В общем, во всем виновата я. Во всем, Жора.
   - Ты не переживай, ты рассказывай.
   - А что еще рассказывать?
   - Как она ушла, что делала ты. Какое впечатление это произвело на Даниила.
   - Как она ушла? - Нет, не могла она рассказывать сидя. Вернулась к подоконнику. - Как уходят после безобразных скандалов. Схватила свое пальтишко и - за дверь. Я на площадку выскочила, кричала, звала. Но тут уже кричи - не докричишься.
   - Ушла и все? И больше ты ее не видела?
   - Видела. Через два дня она забежала на минутку, вещи свои забрать. Исплаканная, нервная. Я у нее прощения просила. А она - у меня. Обнялись, ревели долго. Я умоляла ее остаться, но она ни в какую. И ушла. Навсегда.
   - Что она сказала тебе на прощание? Не помнишь?
   - Почему не помню, очень хорошо помню. Уже в дверях схватила мою руку, поцеловала и сказала: "Прости меня за все. За прошлое, настоящее и будущее".
   - В тот раз ты и подарила ей красное пальто?
   - Да. Еле уговорила взять. Оно сидело на ней лучше, чем на мне, и очень ей шло.
   - А что же Даниил?
   - Что Даниил, что Даниил? Огорчился страшно. Сначала вместе со мной ждал ее звонка - она обещала звонить иногда, но не дождался. И я не дождалась: она ни разу не позвонила. А потом Даник поклялся мне, что найдет ее. И искал.
   - И нашел, - завершил ее рассказ Сырцов.
   - Когда ты все понял? - быстро спросила Дарья. - Когда Костя рассказал тебе, что я, увидев все это по телевизору, закричала, что это мое пальто?
   - Константин мне вообще ничего не рассказывал. А все понял я только сейчас. Но на всякий случай задам тебе еще несколько вопросов. Можно?
   - Теперь все можно, - с горечью разрешила она.
   - Кто, помимо тебя и Даниила, знал, что Лиза живет у тебя?
   - Кто? - Она задумалась, уперлась ладонями в подоконник с такой силой, будто хотела сделать гимнастическое упражнение "угол", подумала и удивилась: - Миша, конечно. Он обязательно должен все знать и действительно все знает. Вот, пожалуй, и все!
   - Берта была знакома с Лизой?
   - Не больше, чем Ксения. Видела она Лизу два раза, когда мы заезжали на дачу.
   Он поднялся с вертлявого табуретика, подошел к подоконнику, пристроился рядом с ней, достал из внутреннего кармана пиджака свернутый вчетверо лист бумаги и протянул ей.
   - Здесь все песни, которые исполняла на стадионе Лиза. Можешь что-нибудь сказать по этому поводу? Прочти внимательно.
   Под его строгим присмотром она прочла список от начала и до конца, вернула его Сырцову, закрыла глаза и с закрытыми глазами заговорила:
   - Ничего не понимаю, ничего. - Распахнула глаза и требовательно на него посмотрела, осуждая неизвестно за что. - Здесь четыре песни, которые я записала для нового диска три недели тому назад. Они вроде бы есть, но в принципе их нет. Они существуют только на рабочей фонограмме.
   - Как они оказались на Лизиной фанере?
   - Не знаю. Скорее всего, их за бабки выкрали из студии.
   - И так может быть.
   - Нельзя, грешно быть не самим собой!
   - О чем ты?
   - Не о чем. О ком. О Лизе. Давай выпьем, Жора, а? - встрепенулась вдруг Дарья.
   - Давай, - легко согласился он.
   Дарья мигом обернулась: постучала внизу какими-то дверцами и явилась с подносом, на котором несла бутылку джина "Гордон", пластмассовую бутыль тоника, стаканы и, видимо, в спешке прихваченную початую пачку печенья. Выпивали на рояле. Отвинтив головку четырехгранной бутылки, Дарья привычно спросила:
   - Пропорция?
   - Пополам, - предложил Сырцов, и предложение было принято - сначала по полстакана джина, затем тоника до выпуклого мениска. По стакану, значит. Осторожно, боясь расплескать, Дарья подняла свой стакан:
   - За упокой души невинно убиенных.
   Подчеркнутой торжественности Сырцов не любил. Но куда же денешься? Выпили с русской неуемностью по стакану. До дна. Слегка отдышались, и тут же Дарья соорудила по второму. На этот раз предложил тост Сырцов:
   - На брудершафт?
   - На кой хрен нам брудершафт, Жора? Еще из стаканов прольем ненароком. Неизвестно как, но мы уже на "ты". А поцеловать тебя я и так поцелую. Дарья потянулась к нему через крышку рояля. Он помог ей: на вытянутой шее подставил щеку, и она поцеловала ее.
   - За тебя, Даша.
   - За меня так за меня! - бесшабашно поддержала она. Опять осушили по стакану, но на этот раз хоть печеньица пожевали. Она опять потянулась к нему и опять поцеловала. Уже сильно плыла певица Дарья.
   - За что? - с ласковой насмешкой спросил Сырцов.
   - Ты тупой и неумный, если не понимаешь, что для меня сделал. Ты принес покой. Ты сделал мое горе настоящим. Был ужас оттого, что мой друг убил мою подругу. А теперь другое горе о потерянных друзьях, но оно спокойней. Как же тебе объяснить? Да ни черта ты не можешь понять вообще! Ты толстокожий, равнодушный, бесчувственный и наглый супермен. Высказавшись, она решительно обогнула, на ходу слегка качнувшись, загогулину рояля и, подойдя, обняла его за шею. Пришлось ей высоко поднять руки.- Боже мой, какой же ты здоровенький!
   Она замолчала и щекой, ухом прижалась к его груди. Будто врач, прослушивающий легочные хрипы. Где-то у солнечного сплетения он ощутил ее неподатливые маленькие груди, и желание возникло в нем. Он осторожно обеими ладонями сжал ее талию. Ладони сошлись. Нежное и нервное тело было под ними. Нельзя. Нельзя пользоваться неконтролируемой женской распахнуто стью. Нехорошо это. И поэтому - нельзя. Он опустил руки и, положив подбородок на ее макушку, смотрел в окно, усмиряя в себе желание.