Татаренко Евгений. МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1976 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

   Линда впервые с горечью поняла, что в мире, в котором она живет, девушке, кроме красоты, нужно еще и богатство. Придя к такому выводу, она поняла, что дальнейшее пребывание в доме Ньюморов стало невозможным, и ушла, окунулась в самостоятельную жизнь.
   Линде повезло — почти сразу же она нашла место продавщицы в универсальном торговом комплексе ВДВ — «Все для всех».
   С Ньюмором они иногда встречались в городе, но крайне редко, и встречи эти носили случайный характер. Ньюм, теперь известный ученый, был ужасно занят. Он объяснил ей, что занят все той же задачей исправления природы человека, которой увлекся еще в отроческие годы. Линда узнала, что эксперименты его стоят чрезвычайно дорого, он тратит на них все деньги, и их не хватает. Несколько раз он повторил малопонятное словосочетание «ансамбль античастиц». Линда, однако, вспомнив про «камеру Вильсона», требовать объяснений не решилась.
   Однажды они столкнулись на углу, близ закусочной-автомата, куда Линда решила забежать после работы. Услышав о денежных затруднениях Ньюмора, Линда робко предложила ему все свои скромные сбережения. Когда она назвала сумму, Ньюмор улыбнулся.
   — Ты с работы? — спросил он.
   — Да.
   — Так пойдем-ка лучше в стерео, чем решать финансовые проблемы, — предложил он.
   Линда, поколебавшись, согласилась.
   Когда они направлялись к ближайшему куполу, девушка подумала, что внезапное предложение Ньюмора не отличается особой последовательностью. То он, видите ли, страшно занят — каждая минутка на счету, то вдруг выкраивает добрых полтора часа, чтобы посмотреть кривляний комика или очередную трогательную любовно-кинозвездную историю.
   В сферозале, когда они уселись в кресла, Ньюмор взял Линду за руку.
   Девушка безучастно смотрела на экран, мысли ее были заняты другим. Прежде она почла бы за счастье — сидеть вот так, в темном зале, рядом с Ньюмором, и чтобы он держал ее за руку. Но теперь прикосновение Ньюмора не взволновало ее. Как все меняется!
   Теперь их дороги разошлись.
   У Ньюмора своя жизнь, свои заботы.
   А у нее есть Арбен.
   Когда они вышли из сферозала на улицу, уже стемнело, и панели домов начали светиться.
   — Мы не виделись целую вечность, Рыжик, — сказал Ньюмор.
   — Не вечность, а чуточку меньше: четыре месяца, — уточнила Линда. Она обратила внимание, что со времени их последней встречи Ньюмор побледнел и осунулся.
   «Ньюм, как всегда, не щадит себя в работе», — подумала девушка.
   — Как тебе фильм? — спросила она.
   — Ничего, — рассеянно ответил Ньюмор.
   — Ты во время сеанса ни разу не улыбнулся…
   — У меня горе, Линда. Большое горе, — сказал Ньюмор. — Мама умерла.
   — Давно?
   — Вскоре после того, как мы с тобой виделись. Она очень тосковала об отце, и это свело ее в могилу. Если бы можно было избавить ее от этой тоски, от воспоминаний, она могла бы еще долго жить…
   — Разве это можно — избавить человека от воспоминаний? — спросила Линда.
   — Надеюсь, что да. Такой опыт скоро будет проводиться, — ответил Ньюмор.
   Они разговаривали, бесцельно переходя с одной ленты на другую. Вспоминали детство, погибшего капитана.
   — Ньюм, ты напрасно отказываешься от моих сбережений, — сказала Линда. — Мне они ни к чему. Я здорова и зарабатываю себе на жизнь…
   — Спасибо, Рыжик. Но мне досталось наследство — два с половиной миллиона жетонов.
   — Два с половиной миллиона, — повторила Линда. В ее представлении это была сумма ни с чем не сообразная, совершенно фантастическая. Это сколько же ей надо жизней, чтобы сколотить такую сумму? Десять? Сто? Она пыталась было прикинуть, но тут же отказалась от этой затеи.
   Впрочем, любовью к арифметике, как и к прочим точным (а равно и неточным, если можно так выразиться) наукам, Линда никогда не отличалась.
   По предложению Ньюмора они зашли в кафе отдохнуть немного.
   — Что же ты будешь делать с наследством? — спросила Линда, когда подали мороженое.
   — Придумаю что-нибудь. — Он перехватил взгляд Линды и спросил: — Ты хочешь предложить, как распорядиться капиталом?
   Девушка кивнула.
   — Ну-ка, скажи. Это интересно, — оживился Ньюмор, слизывая с ложечки мороженое.
   — Во-первых, можешь сразу бросить работу, она слишком изматывает тебя.
   — Интересное предложение… — Ньюмор наморщил лоб, словно всерьез обдумывая слова Линды. — А на что же мне жить, ваша милость?
   — На проценты.
   — Верно, — согласился Ньюмор. — Я не подумал об этой возможности.
   — У тебя появится масса свободного времени… Это такая прелесть — свободное время!
   — А на что его употребить?
   — Придумай что-нибудь сногсшибательное, — предложила Линда.
   Ньюмор откинулся на спинку стула.
   — Например?
   — Женись, — сказала Линда.
   Ньюмор пристально посмотрел на нее и улыбнулся.
   — Мы с тобой не пара, — сказал он. — Разве можно придумать двух более несхожих людей? Согласись, что мы с тобой, связанные узами Гименея, представляли бы весьма забавное зрелище.
   — Ты, как всегда, прав, — согласилась Линда. — Действительно, зрелище было бы забавное. Но дело в том, что, предлагая тебе жениться, я вовсе не себя имела в виду.
   — А кого же?
   — Мало ли девушек на свете?
   Ньюмор бросил на стол мелочь.
   — Я обручен, — сказал он.
   — Что ж ты раньше не сказал?
   — Думал, ты знаешь.
   — Откуда мне знать? — пожала плечами Линда. — «Брачный курьер» я не выписываю.
   — Да, я обручен, и навеки, как любят говорить поэты, вроде Арбена, о котором ты в прошлый раз столько рассказывала, — проговорил Ньюмор.
   — Арбен не поэт, а импровизатор.
   — Не все ли равно? — махнул рукой Ньюмор. — Главное, чтобы работа ладилась. Как у него дела в Уэстерне? Он, кажется, там работает?..
   — Плохо по-прежнему, — вздохнула Линда. — Я просто в отчаянии. Если так пойдет и дальше, могут уволить. Уэстерн шутить не любит, ты знаешь.
   — Неужели так обстоят дела?
   — Хуже некуда.
   — А в чем дело?
   — Со здоровьем у него неладно. Ни с кем ужиться не может. Нервы.
   — Нервы — болезнь века. Человечество должно воздвигнуть золотой памятник тому, кто избавит его от расстроенных нервов.
   — Вот и у Арбена, видно, эта самая болезнь века.
   — А в чем болезнь выражается у Арбена? — неожиданно заинтересовался Ньюмор.
   — Его все время мучают какие-то кошмары, или сны, или видения, что-то в этом роде, — произнесла Линда. — А после бессонной ночи, сам знаешь, каково работать. Все валится из рук. Ну, а если бессонница систематическая…
   Ньюм побарабанил пальцами по столу.
   — Интересно, очень интересно. Ты узнала все это от самого Арбена?
   Вместо ответа Линда раскрыла сумочку, вытащила растрепанную записную книжку, полистала и, раскрыв на нужном месте, протянула Ньюмору.
   — Что это? — спросил Ньюмор, с недоумением глядя на исписанную страницу. Строчки были неодинаковой длины, к концу они неумолимо сползали вниз, слова были написаны кое-как, вкривь и вкось, хотя видно было, что тот, кто писал их, старался вовсю: заглавные буквы выделялись своей аккуратностью.
   Ньюмор тут же представил себе, как тот, кто выводил их, склонил голову набок, высунув от усердия язык.
   — Прочти, — сказала Линда.
   — Можно вслух?
   — Только негромко, — попросила Линда. Она оглянулась: каждый из немногочисленных посетителей кафе был занят своим делом, на них никто не обращал внимания.
   Ньюмор пожал плечами, приблизил к глазам записную книжку — он был немного близорук, хотя и не носил контактных линз, — и медленно, запинаясь на малоразборчивых словах, прочел:

 
Жил он, в общем, несладко.
Незащищенный от ветра,
Куцую мерил дорогу,
Слушал пасхальный трезвон.
Сны ему снились такие,
Что всякий раз, проснувшись,
Он говорил: «Слава богу,
Это был только сон».
 

   — Ты пишешь стихи? — удивился Ньюмор. — Вот уж не знал, а ведь мы с тобой пуд соли съели.
   — Это стихи Арбена.
   — Импровизация?
   — Ну да.
   — И о ком стихи?
   — О себе… Послушай, Ньюм, помоги ему, — попросила Линда, пряча книжку в сумку.
   Ньюм ничего не ответил.
   — У тебя такие связи в ученом мире, есть знакомые медики. А у меня есть только один знакомый врач, он живет близ Гавани, неудачник без диплома… На него мало надежды, — сбивчиво проговорила Линда.
   — Судя по всему, что ты рассказала, у Арбена далеко зашло дело. «Сны ему снились такие, что всякий раз, проснувшись, он говорил: «Слава богу, это был только сон», — по памяти процитировал Ньюмор и покачал головой.
   — Только прошу тебя, Ньюм… — встревожилась девушка.
   — Что еще?
   — Арбен написал эти стихи только для меня. Я обещала их никому не показывать.
   Линда вздохнула.
   — Ладно, Рыжик. Тайну гарантирую.
   — Поможешь Арбену?
   — Попробую, хотя и не ручаюсь за успех. Во всяком случае, сделаю все от меня зависящее.
   Линда поднялась.
   — А теперь я хочу поздравить тебя, Ньюм.
   — С чем это? — воззрился тот на нее.
   — С обручением, которое скрыл от меня. Можно узнать, как зовут твою невесту?
   — Ее зовут наука.
   Смуглые щеки Линды залил румянец.
   — Можешь ты хоть раз отказаться от своих шуточек?
   — Я не шучу, Линди. Я обручен с наукой, и только с ней. Больше мне никто не нужен. А с тобой я хотел бы дружить.
   Молча они вышли из кафе. На ленте Ньюм спросил:
   — У тебя с Арбеном что-то серьезное, девочка?
   — Кажется, да, — негромко ответила Линда.
   — Трудно вам придется…
   — Понимаешь, Арбен порой такой беззащитный, жалкий… — проговорила Линда после долгой паузы. — Словно птенец, который выпал из гнезда. А то вдруг вспылит из-за пустяков… Потом, конечно, отходит, и самому стыдно.
   — Интересный субъект.
   — Не всем же быть гениями.
   — Не все ли равно: гений не гений, — произнес задумчиво Ньюмор. — Все мы слеплены из одного теста, разве не так? Помнишь, что говорило тебе по этому поводу всевидящее око?
   Линда вспыхнула.
   — Ты злой человек, — бросила она, отвернувшись.
   На расстоянии вытянутой руки перед ними скользили бесконечные стены домов.
   — Сколько раз повторять, Рыжик: око не сказало ничего для тебя обидного…
   — Ты злой человек.
   — Пусть будет по-твоему, — примирительно произнес Ньюмор. — Но именно таков наш мир — он зол и гадок. Такова истина. Кто же виноват в этом?
   — Я смотрю на мир иначе.
   — Значит, ты смотришь на него сквозь розовые очки, — подхватил Ньюмор. — Знаешь, как ведет себя страус, когда видит опасность? Он зарывает голову в песок. Такая позиция не по мне. Я предпочитаю смотреть правде в глаза. Расскажи-ка мне лучше еще об Арбене, о его недуге, — неожиданно сказал Ньюмор.
   Он внимательно слушал Линду, время от времени удовлетворенно кивая, словно в ее словах находил подтверждение каким-то своим мыслям.
   — В общем, сделаем так, — заключил он, когда девушка кончила. — Ты познакомишь меня с Арбеном, а там я посмотрю, что можно для него сделать.
   Переходя с ленты на ленту, они ступили наконец на самую медленную и сошли на улице, где жила Линда.
   Узкая, чуть изогнутая в перспективе улица была застроена старыми домами, стоявшими друг к другу плотно, словно зубы в челюсти.
   — Знаменитый ученый, а ездишь на ленте, как простой инженер, — съязвила Линда. — Деньги-то ведь теперь у тебя появились, отчего бы не купить машину?
   Ньюмор усмехнулся.
   — Деньги нужны мне, Рыжик, для другой цели, — сказал он, — Я уже говорил тебе сегодня, что у меня появилась еще одна идея… Боюсь, она обойдется мне недешево.
   Линда приостановилась:
   — Неужели ты хочешь ухлопать на свой очередной опыт все деньги, которые тебе достались?
   — Именно ухлопать, Рыжик, как ты изволила выразиться, — подтвердил Ньюмор, положив Линде руку на плечо. — И опасаюсь я только одного.
   — Чего же?
   — Что этих денег не хватит.
   — Сумасшедший!
   — Ну вот! — произнес Ньюмор, делая шаг вперед. — Злой, гадкий, а теперь еще и сумасшедший. Не слишком ли много для одного человека?..
   — Я не хотела тебя обидеть.
   — Знаю.
   Несколько минут они шли молча.
   — Знаешь, Ньюм, я никогда не могла понять тебя до конца, — нарушила паузу девушка. — И даже не пыталась. Ты для меня — как задача, которая не имеет решения. Или, может быть, имеет бесконечное множество решений, — добавила она, привлекая на помощь скудный запас математических познаний, приобретенных в школе.
   — Я и сам себя не всегда понимаю до конца, — произнес Ньюмор то ли искренне, то ли наигранно. Впрочем, в эту минуту он меньше всего походил на актера.
   — А машину все-таки купи, — перевела разговор Линда.
   — Машину мне и так вручит фирма. За особые заслуги.
   Они подошли к дому, в котором жила Линда. В парадном было полутемно. Лампочка еле светила сквозь пыль, словно шуба укутывающую ее. Линда проверила почту, которая состояла из двух — трех магазинных счетов.
   У лестницы они остановились. Линда жила на четвертом этаже и лифтом предпочитала не пользоваться, потому что он вечно застревал между этажами.
   — До свиданья, Рыжик.
   — Будь счастлив, Ньюм.
   Поднявшись на несколько ступенек, Линда обернулась и спросила Ньюмора:
   — Покатаешь на новой машине?
   — Непременно, — бросил Ньюмор и помахал на прощание рукой.
   Поднимаясь по лестнице, Линда думала об Арбене. Ньюм зовет ее Рыжик, Арбен — цыганочкой. А в прошлый раз, когда они прощались на этой лестнице, сказал: «Я твой раб, Линди. Раб твоей доброты, твоего сердца».
   С Арбеном у них, конечно, машины не будет. И мешка жетонов тоже. Ну и не надо. Пусть подземка, пусть лента, пусть пешая ходьба и лишь по праздникам — такси.
   Не в жетонах счастье.
   Линде вдруг показался подозрительным пристальный интерес, который Ньюмор проявил сегодня к скромной особе заурядного инженера Арбена. Ньюм никогда ведь не делает ничего просто так, без дальнего расчета. Она готова была теперь ругать себя, что показала Ньюмору стихи Арбена. Словно сонного выставила на посмешище.
   «Ладно, познакомлю их, а дальше пусть уж сам Арби решает, — решила Линда, доставая из сумочки ключ. — В конце концов, он всегда сможет отказаться от услуг Ньюмора».
   Ключ в скважине поворачивался туго, со скрежетом. Прежде чем открыть дверь, девушка огляделась. Ее охватили усталость и тоска. Что ее ждет впереди? Будущее скрыто туманом, таким же, который, если верить Ньюмору, напускают в камеру Вильсона.
   Перед глазами Линды маячила лестничная стена, вся в разводах сырости, знакомых до последнего изгиба. Рядом с дверью — серое пятно, похожее на краба. Вверху — неизменная электрическая лампочка, льющая сверху равнодушный свет.
   Линда вошла в комнату и остановилась перед слепым глазом видеофона. Ей очень захотелось позвонить Арбену, поговорить с ним. Она даже потрогала холодную клавишу вызова. А вдруг он занимается, а она оторвет его от дела, помешает?
   В последнее время Арбену много приходится работать на дому, по вечерам. Наверно, он, бедняга, просто не справляется с работой, хотя и уверяет Линду, что дело совсем в другом. Сотрудники в отделе, мол, плохо относятся к нему, каверзы всяческие подстраивают и чуть ли не подсовывают негодную, испорченную аппаратуру, чтобы выставить Арбена в дурацком свете.
   «Позвоню ему утром», — решила девушка.
   Арбен пришел на свидание с Линдой намного раньше, чем они уговорились.
   На душе его было тревожно. Но к обычному дурному настроению примешивались еще беспокойные мысли, связанные с удивительным предложением Ньюмора, приятеля Линды, с которым он в юности играл в одной баскетбольной команде.
   Линда вновь свела их две недели назад, и они быстро нашли общий язык. Конечно, дружба со знаменитым ученым не могла не льстить болезненному самолюбию Арбена. Ньюмор оказался дьявольски проницательным — он, неизвестно как, быстро догадался обо всем, что тревожило Арбена. А потом, не раскрывая своих карт, намекнул Арбену, что есть способ исправить положение. Способ, хотя, с другой стороны, и таящий опасность. Плохо вот, что обсудить это предложение не с кем — приходится решать самому.
   Даже с Линдой нельзя посоветоваться — единственной в мире живой душой, к которой Арбен питал теплые чувства. «Полная тайна в любом случае» — таково непременное условие, выдвинутое знаменитым физиком.
   Ну что ж. Тайна так тайна. Лишь бы какой-нибудь толк был из того, что задумал Ньюмор. А почему бы и нет?! Везет же другим. Так почему и ему, Арбену, не может повезти хоть раз в жизни?..
   В ожидании Линды Арбен медленно прохаживался по аллеям. Листья кленов и акации побурели, обожженные холодным пламенем осени.
   Арбен посмотрел на часы. Линда только что закончила смену. От ВДВ до парка ей добираться не меньше двадцати минут, сменив при этом три вида транспорта — аэробус, подземку и ленту.
   «Чем пока заняться? — думал он. — Пожалуй, лучше всего пойти на «шахматный круг», посмотреть на завзятых бойцов-завсегдатаев, поболеть за кого-нибудь…»
   Линда догадается, где он.
   Арбен любил шахматы, но играть в присутствии зрителей не решался, опасаясь, что, как всегда, «сдадут тормоза», нервы не выдержат.
   Иногда, глядя на чужую партию, он видел, что мог бы придумать потрясающую комбинацию с фейерверком жертв — достаточно только отдать слона с шахом, чтобы выманить короля, прогнать вражеского ферзя и сделать ход ладьей, и затем… затем… Все будто заволакивалось туманом, оставляя в душе боль и раздражение.
   Будь у него время, Арбен мог бы часами наблюдать шахматное сражение на шестидесяти четырех клетках. Только вот свободное время выдавалось все реже.
   И сегодняшний день в Уэстерне прошел скверно, как обычно. Вернее будет сказать, даже хуже, чем обычно. Утром он ни за что обидел нового лаборанта, юного Грино, который, неловко повернувшись, разбил вакуумную катодную трубку. И трубке-то грош цена, но Арбен пришел в ярость.
   Бледный Грино стоял перед ним, опустив глаза и ни словом не возражая, и это еще больше раздражало Арбена.
   «Я вас представлю к увольнению!» — хотел было крикнуть Арбен, но в этот момент Грино еле слышно произнес:
   — Я всю ночь не спал… У меня мать при смерти…
   Нет, не чувство жалости заставило Арбена проглотить приготовленную фразу. Жалость он не признавал, считал ее чувством недостойным. Жалость только мешает делу, ее следует неукоснительно искоренять. Нет, Грино спасло совсем другое. Услышав слово «смерть», Арбен мгновенно вспомнил о той, другой смерти. Ему даже почудилось, что в лицо дохнул жаркий, как расплавленное железо, июльский полдень, навеки связанный в его памяти с тем…
   Потом он сцепился со старым Доном Флешем, работником охраны Уэстерна, участником первой, легендарной экспедиции на Венеру. Тот, не спросясь ни у кого, приютил у себя бродячую собаку. Соорудил ей конуру близ крепостной стены, опоясывающей территорию Уэстерна. Ну какое, казалось бы, дело Арбену до всего этого? А он устроил скандал, разбил конуру, поранив при этом руку, пнул скулящую собаку, а самого престарелого Дона Флеша привел чуть ли не в состояние столбняка.
   Вокруг живописной группы — он, Дон Флеш и собака — образовался круг сотрудников, которые по ходу действия принялись обмениваться ироническими репликами.
   Кое-кто нарочно бросал дурацкие замечания, чтобы подлить масла в огонь. Арбен уже сам не знал, как прекратить нелепую сцену. Он озирался по сторонам, но среди насмешливых, оскорбительных, скучающих взглядов не мог поймать ни одного сочувствующего. И тут старое воспоминание, постоянно тлевшее в душе, пронзило его, подобно молнии. Ну конечно, все это уже было!.. Все — как тогда, на учебном аэродроме… Только вместо корпуса охраны стоял тогда — тоже чуть поодаль — ангар с волнистой металлической крышей, тот самый, да под ногами вместо битумного покрытия были тогда бетонные плиты, сваренные между собой грубыми швами. Да солнце тогда было жарче: был июль, стоял полдень, царил полный штиль, и лучи разъяренного светила падали совершенно отвесно. И он находился в центре круга, а на него так же сыпались обидные реплики окружающих.
   Арбен отталкивал Дона Флеша, который лез на него с трясущимися руками, а со всех сторон его подкалывали реплики:
   — Ай да Арби!
   — В своем репертуаре.
   — Его на весь Уэстерн слышно!
   — Оставьте его в покое, человек просто не в себе, — сказал кто-то, кажется, Грино. Но это был глас вопиющего в пустыне.
   — Он вечно не в себе. Ему не место среди людей! — пискнула мисс Шелла.
   Толпа увеличивалась.
   — Арбен первый начал, я сам видел, — перекрыл голоса чей-то тенор, поясняя ситуацию тем, кто только что подошел. — Что за вредный человек, чем ему собака помешала…
   Его едва дослушали.
   — Дай ему сдачи, старина, — посоветовал Дону Флешу кто-то из зрителей.
   — Флешу за сто перевалило, сам еле на ногах держится, — возразил тенор.
   — Арбен вчетверо моложе.
   — Ну и что? Только и умеет, что скандалить каждый день.
   — Двинь-ка его, Дон Флеш, — посоветовал хор голосов, жаждавших крови.
   Арбен поднял пораненную руку, как бы защищаясь.
   — Гляди-ка, ему тоже досталось.
   «О, проклятые, ненавистные, ухмыляющиеся лица! Всех бы их туда, в катапульту с заклинившимся верхом, всех бы расплющить о потолок ангара», — задыхаясь от злобы, подумал Арбен.
   Протяжный гонг, возвещающий конец обеденного перерыва, положил конец безобразной сцене. «Счастье еще, что ее не видел никто из начальства», — мелькнуло в затуманенной голове Арбена.
   Сотрудники расходились, разочарованные финалом, который оказался относительно мирным.
   …Арбен стоял у садовой скамьи и наблюдал за шахматной партией, но мысли его витали далеко.
   Из головы не выходил последний разговор с Ньюмором. Тот рассказывал, что в основу его изобретения, а оно может исцелить Арбена, положены элементарные частицы и античастицы, мельчайшие кирпичики, из которых построена наша Вселенная. Впоследствии изобретение Ньюмора должно спасти человечество от всех недугов…
   Сами по себе эти мельчайшие частички материи, как понял Арбен, величайший феномен природы. Ведь каждая такая частица, по словам Ньюмора, может обладать в принципе колоссальной энергией. С другой же стороны, энергия весома, согласно известному уравнению Альберта Эйнштейна. И массу эту нетрудно вычислить, она равна энергии, деленной на квадрат скорости света. Больше энергия частицы — следовательно, больше ее масса, это понятно каждому.
   «Ну, а если энергия частицы достаточно велика? — рассуждал взволнованный Арбен. — Такая частица может быть «заряжена» огромной массой, равной массе земного шара, а то и десяти, сотни, тысячи планет!
   Когда такая летящая с бешеной скоростью частица по какой-то причине прекратит свой бег, энергия ее перейдет в массу — родится новый мир. Может быть, планета, или целая планетная система, или звезда, или даже галактика. И родоначальницей галактики, можно сказать, ее праматерью будет мельчайшая частичка, которую не увидишь даже в электронный микроскоп!»
   Быть может, Ньюмор высмеял бы эти рассуждения и выводы. Арбен был не в ладах с физикой, но грандиозные картины рождения новых миров из микрочастиц поразили и пленили его легко воспламеняющееся воображение. Выходит, думал Арбен, исчезнув в результате космической катастрофы, наш мир может возродиться в другом уголке Вселенной? Выходит, смерти нет?! А как же тогда волнистая крыша ангара, глухо охнувшая от многотонного удара, и тяжелая капля, которая упала сверху на рукав Арбена?
   Арбен почувствовал привычное волнение, предшествующее импровизации. Он смотрел на шахматную доску, на захватанные пластмассовые фигурки, ведущие между собой, как и люди, извечную борьбу, и в голове рождались строки, навеянные разговором с Ньюмором:

 
Мир жил привычной жизнью, но однажды
С другим столкнулся
И мгновенным солнцем
Отметил место гибели своей.
Частицы фантастических энергий,
Нырнувшие в бесстрастное пространство, —
Вот что от мира гордого осталось.
Но он не умер!
Канули века,
Всплыла навстречу новая туманность,
Бессонный бег замедлили осколки —
И превратились в новые миры.
Так исчезает мир, чтоб вновь родиться,
Родиться — из космической частицы!..
 

   Закончив мысленно последнюю строчку, Арбен глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от сна, пригладил ладонью растрепанные волосы.
   А вот и Линда!
   Девушка еще издали помахала ему рукой, и Арбен, выбравшись из толпы болельщиков, пошел ей навстречу.
   — Что у тебя с рукой? Почему повязка? — спросила Линда, когда они двинулись в боковую аллею, где находилась «их» беседка, раз и навсегда облюбованная молодыми людьми.
   — Поранился, — неохотно ответил Арбен и отвел взгляд в сторону.
   — Сильно? — встревожилась Линда.
   — Пустяки.
   — В Уэстерне?
   — Да.
   Ажурная беседка оказалась свободной, и они выбрали солнечную сторону, ловя последние лучи уходящего лета.
   Линда с тревогой посмотрела на его осунувшееся, скорбное лицо.
   — У тебя неприятности?
   — Неприятности — мое обычное состояние, — ответил Арбен со слабой улыбкой.
   Линда поправила на коленях сумочку.
   — Ты не потеряла записную книжку?
   — С чего ты взял?
   — Просто так, пришло в голову… Не хотелось бы, чтобы ее читали чужие.
   Они помолчали, глядя на ребятишек, которые водили хоровод вокруг одиноко стоящего клена.
   — Послушай, Линда, что бы ты сказала, если бы я… исчез? — проговорил Арбен.
   — Исчез? — не поняла Линда.