Страница:
— Это другой вопрос, — развел руками директор. — Мне думается, что «Географию генеральную» я недавно видел. Минуточку погодите. — Он постучал в перегородку и попросил: — Зайдите, пожалуйста, Галина Ивановна.
Сейчас же в кабинет вошла худенькая немолодая женщина, кивнула посетителям и подошла к столу. Фадеев протянул ей книгу и попросил:
— Посмотрите, голубушка, не эту ли книгу нам приносил недавно молодой человек?
Женщина тщательно осмотрела книгу, взглянула на последнюю страницу.
— Эту самую, такой высокий юноша в заграничном замшевом пиджаке. Я тогда обратила внимание, что у этой редкой книги разорвана и даже не подклеена последняя страница. Он спрашивал, сколько она стоит, и мы вместе с вами оценили ее в сто пятьдесят рублей. Он у нас часто бывает, сказал, что сам заплатил за нее столько же и продавать не намерен. Если нужна его фамилия, я загляну в картотеку заказов, там есть его несколько открыток. — Женщина вышла и вскоре вернулась. — Этот юноша — студент, хочет приобрести любые книги Костомарова, Покровского, живет он на Суворовском бульваре. — Галина Ивановна назвала фамилию потерпевшего.
— Скажите, Галина Ивановна, вы все время на приемке книг?
— Да, постоянно, если не выезжаю по адресам.
— Вы не помните вот такого парнишку. — И Афанасьев описал приметы Павла.
— Нет, не помню. Подростки к нам заходят часто, но я механически, не рассматривая ни книг, ни юношей, объясняю, что книги покупаем только у взрослых.
Женщина ушла, и Афанасьев, взяв одну из книг, показал директору магазина фиолетовый оттиск на титульном листе и попросил:
— Посмотрите, пожалуйста, Александр Иванович, на эту печать, я еще вчера обратил внимание, да забыл спросить у нашего книголюба. — И Афанасьев кивнул в сторону Павлова, рассматривавшего книги, сложенные в углу кабинета.
Александр Иванович достал из ящика большую лупу и, разглядывая оттиски, стал рассказывать:
— Это экслибрис. Личный знак владельца, если так можно выразиться, их разновидностей много, самых различных, они выполняются на дереве, на металлических клише, печатаются типографским способом. Есть и такие, как здесь, выполненные в виде печати. «Экслибрис» с латыни дословно переводится: «из книг такого-то».
Вообще этот знак весьма древний, у нас в России встречается чуть ли не со времен Ивана Грозного. Их обычно заказывали художникам или граверам, конечно, состоятельные люди, иногда и учреждения. Например, до революции Севастопольское военно-морское училище все книги своей библиотеки помечало экслибрисом. Вот здесь, на этих книгах, экслибрис владельца весьма символичен. На нем изображены высокие горы, река и расположившийся на отдых караван. Я бы сказал, что владелец библиотеки любил путешествия в горах, одинокий верблюд свидетельствует о том, что он побывал и в пустынях. Река здесь как символ отдыха, видно, манила к себе этого путешественника. Выполненный внизу вензель — это инициалы владельца. — Александра Ивановича вдруг осенила какая-то идея, и он попросил:
— Можно, товарищ майор, я покажу эти книги нашим девушкам?
Афанасьев сразу согласился.
В кабинет одна за другой заходили совсем юные и постарше женщины и, посмотрев на книги, пожав плечами, уходили, и только одна из них — стройная, красивая женщина с пышной копной каштановых волос — сразу же воскликнула:
— Знаю я этого верблюда, и горы помню, и библиотеку. В прошлом году вы послали меня на квартиру покупать книги, на набережную Москвы-реки, я еще оттуда вам несколько раз звонила, советовалась. В общем, насчитала примерно на четыре тысячи рублей. Сказала, что со скидкой они получат на руки три с лишним. Хозяева пообещали привезти к нам книги на следующий день и везут до сих пор.
— Да, да, правильно, — припомнил Александр Иванович, — я еще вас туда посылал выяснить, почему не привезли.
— Я приезжала во второй раз, а хозяева-наследники извинились, сказали, что решили не продавать библиотеку дедушки.
Фадеев подошел к женщине и с некоторым опозданием представил ее:
— Моя заместительница — Орлова Людмила Яковлевна.
— Скажите, Людмила Яковлевна, — попросил майор, — у вас не сохранился адрес этого дома?
— Нет, — сразу же ответила женщина. — Не сохранился, но тот дом я помню и, пожалуй, отыщу. Старинный, с колоннами, вход с переулка. Недалеко от Парка культуры имени Горького.
— Вы не могли бы, Александр Иванович, разрешить Людмиле Яковлевне съездить к владельцам этих книг? — спросил Афанасьев.
— Раз нужно, пусть едет, — согласился Фадеев.
Орлова и Павлов, захватив с собой книги, уехали.
Афанасьев, распрощавшись с Фадеевым, тоже вышел из магазина. Машину он отдал Павлову и остановился в раздумье, как лучше и быстрее добраться до Серебряного бора. Решил, что быстрее такси ничего не придумаешь, и мысленно рассмеялся. Ему припомнилось, как комиссар Мегрэ, усаживаясь в такси, всякий раз вспоминал своего сварливого бухгалтера, не соглашавшегося оплачивать его поездки.
— Видно, все бухгалтеры одинаковые, — решил майор и остановил проходившую машину с шашечками.
— Сейчас двенадцатый час, мы тут с самого утра твоих бандитов ищем, а ты отсыпаешься. Вот с Танюшей все ее кондуиты перебрали и, понимаешь, не нашли ни одного Тюрина. Подходящего, я имею в виду.
Афанасьев взглянул на молодую женщину в ярком легком платье, которая при его появлении поднялась со стула и с достоинством поклонилась.
— Татьяна Александровна Коробочкина, лейтенант милиции, наш инспектор по несовершеннолетним, — представил ее подполковник. — Ты не смотри на ее хрупкую внешность и миловидность. Ошибешься. Она куда старше, чем выглядит, у нее уже дочь на голову выше, а характер у нашего инспектора такой, что дай бог другому мужчине.
— Что-то вы уж больно меня расписываете, Михаил Трофимович, перевести в его отделение решили?
— Нет, Танечка. Никуда я тебя не отдам, но помочь коллегам придется… — Подполковник сделал паузу, подошел к окну, заглянул во двор и, рассматривая что-то, продолжал:
— Разбуди, Татьяна Александровна, нашего шофера, а то он уже все бока отлежал, и пусть он тебя отвезет к соседям. Посмотри-ка хозяйским глазом, нет ли у них этого самого Тюрина. Как думаешь, Александр Филиппович, верно я говорю?
— Верно, — согласился Афанасьев. — Только, Татьяна Александровна, не просто Тюрина ищите, ищите тройку, четверку парней, в которой могут оказаться похожие на него и двух грабителей. Всех приметы помните?
— Наизусть изучила, — усмехнулась женщина. — Вчера двух подходящих блондинов задержала. Один художником оказался, а другой мотористом из Освода. Но, к сожалению или, скорее, к счастью, к разбою они не имеют никакого отношения, пришлось извиниться. Так я поехала?
Михаил Трофимович согласно кивнул, женщина забрала свои папки и вышла.
Афанасьев поинтересовался засадой и узнал, что пока никаких сведений оттуда не поступало.
Михаил Трофимович взглянул на часы — было уже половина двенадцатого — и предложил:
— Пойдемте, Саша, пообедаем? А то потом очередь будет, а я, откровенно сказать, не завтракал.
— А где тут у вас поблизости?
— Рядом, возле троллейбусного круга, пельменная. Там всегда отличная окрошка.
Они вышли из отделения, предупредив дежурного, что через полчаса вернутся.
Здание милиции ничем не отличалось от окружающих дач. Видно, и строилось оно для отдыха, а не для беспокойной милицейской службы. По участку возле милиции росли огромные сосны, а в палисаднике на молодых, хорошо ухоженных деревьях спели яблоки, кто-то из работников под этими яблонями расставил скамейки и круглый стол, на которых отлично бы смотрелся кипящий самовар. Он настолько отчетливо представился Афанасьеву, что ему даже почудился запах дыма от сосновых шишек, которыми он топится.
— Хорошо ты живешь, Михаил Трофимович. Круглый год на даче. Не то что мы в центре.
— Верно, тут хорошо. Но сам знаешь, уголовный розыск везде один и тот же, даже здесь, на даче, ребятам крепко достается.
Разговаривая, они подошли к калитке и не успели выйти на улицу, как в ворота вкатился «Москвич». Афанасьев сразу же увидел в машине Павлова. Он поздоровался с Курилиным и направился к дому, но Афанасьев остановил:
— Давай, Кузьмич, посидим вон там под яблоньками, и ты нам все расскажешь про книги.
— Хорошо. Расскажу и про книги, и про Павла Тюрина.
— Неужто нашел?
— Нашел, Михаил Трофимович. Еду к вам и думаю, не потерять бы снова.
— Не темни, Кузьмич, выкладывай все свои новости. Только по порядку.
— Раз по порядку, то по порядку, — согласился Павлов. — Людмила Яковлевна нашла владельцев книг. Внучка этого собирателя книг была не очень-то разговорчивой, пришлось мне сообщить ей вчерашнюю историю, и она сразу заговорила. Продали они в прошлом году книги вам в Серебряный бор, инженеру Тюрину.
— Какому Тюрину? — заерзал на скамье Михаил Трофимович.
— Тюрину, что живет в новом доме, недалеко от вашего районного управления, в трехкомнатной квартире номер семнадцать.
— Ты был там, что ли? — перебил Михаил Трофимович. — А где Павлик?
— Был. Павлик дома, а вот почему не привез, расскажу подробно.
— А зачем вам, в сущности, нужны Тюрины? Кстати, замужем за инженером Тюриным моя дочь.
Старший инспектор не растерялся. Он достал из портфеля книги и объяснил, что они попали к нему случайно из того же самого собрания, что приобрел ее зять, и он хотел бы узнать, нет ли среди книг, купленных Тюриным, остальных томов, добавил, что такие редкие издания просто грех разъединять. Старушка пригласила Ивана Кузьмича в квартиру и провела в большую комнату, уставленную книжными шкафами старинной работы. За стеклами шкафов поблескивали потемневшей позолотой книги, под стать тем, что были у Ивана Кузьмича в портфеле. Против большого окна стоял резной письменный стол, а в углу приткнулась широкая софа. Старушка, показав комнату и шкафы с книгами, позвала Ивана Кузьмича на кухню, видимо служившую столовой. Надела очки и попросила показать книги. Она внимательно посмотрела одну, другую и, когда дошла до географии Петра Великого, тщательно перелистала страницы, рассмотрела разорванный лист и с уверенностью заявила, что это их книга, что она сама хотела подклеить этот лист и когда специально купила клеющуюся пленку, то книгу не нашла.
— Как она к вам попала? — спросила старая женщина Ивана Кузьмича.
Павлов был вынужден предъявить женщине свое удостоверение. Та внимательно его прочла и, возвращая документ, сердито сказала:
— С этого нужно было и начинать, уважаемый Иван Кузьмич, а то несете какую-то околесицу, а я никак не пойму, кто же вам нужен: то ли мой зять, то ли мой внук. На жулика вы не похожи, книги действительно знаете. Но я должна вам сказать, кстати, меня зовут Тамара Николаевна, что, проработав тридцать с лишком лет в трибунале, а затем в Верховном Суде я сразу почувствовала, что ваш визит неспроста. Говорите толком, что вы от нас хотите?
— Хорошо, Тамара Николаевна, скажу, но прежде ответьте мне на несколько вопросов.
Старуха достала, из буфета пачку «Примы», закурила, пододвинула сигареты Павлову.
— Спрашивайте.
— Где ваш внук?
— На лодочной станции, вот-вот явится, буду его обедом кормить.
— А где он был вчера утром?
— Дома. Валялся чуть ли не до одиннадцати часов. Он с двумя мальчишками с вечера рисовал газету для своего клуба, и закончили они под утро. Я их два раза приходила разгонять, а они: «Баб, имей совесть, дай дорисовать». Утром мне в поликлинику нужно было к одиннадцати часам, перед уходом я его едва подняла.
— Скажите, Тамара Николаевна, а у Павлика с головой все в порядке?
— Эх, милый Иван Кузьмич! С головой-то у него все в порядке. Восьмой класс в этом году закончил и за всю учебу ни одной тройки не было. Вот со зрением у него плохо. Минус четыре.
— Вы меня не поняли, Тамара Николаевна. Травм у него каких-либо вчера не было?
— Травм у него всегда хоть отбавляй, а вот вчера не было. Он весь день дома просидел. Лоцию учил. Отец пообещал ему купить лодочный мотор, как только он сдаст судовождение.
— Ну что же, теперь очередь за мной. — решил Иван Кузьмич и рассказал о проданных книгах и о разбойном нападении.
Тамара Николаевна внимательно слушала и качала головой.
— Кое-кому Павлик дает книги. Отец разрешил. Но я вот думаю, перебираю их всех по одному, но никто по приметам под самозванца не подходит, да и мальчишки-то все хорошие. Не пойдут они на такую подлость.
— Тогда у меня к вам просьба. Не говорите внуку о нашем разговоре, а я посоветуюсь и через часок вернусь. Если сможете, найдите предлог, чтобы Павлика попридержать дома.
…— Вот так, товарищ начальник, с Павлом Тюриным получилось. — Иван Кузьмич взглянул на часы и сообщил: — Прошло уже тридцать минут из обусловленного часа, и Тамара Николаевна, наверное, волнуется.
— Поезжайте, Александр Филиппович, с Иваном Кузьмичом. Поговорите с мальчишкой. А я тем временем попытаюсь выяснить, с кем этот парнишка водится. Жаль только, что Татьяны нет. Ну да я, может быть, ее разыщу. Она всю эту братию знает…
Афанасьев и Павлов остановились перед квартирой номер семнадцать. Иван Кузьмич дважды нажал кнопку звонка, и дверь сразу же открылась.
В темном проеме прихожей блестели толстые стекла очков и виднелись белые плавки. Афанасьев не сразу рассмотрел загоревшего до черноты маленького, щуплого мальчишку. На вид ему можно было дать лет одиннадцать, от силы двенадцать. Он стоял босиком, как-то по-цыплячьи поджав правую ногу. Видно, и Кузьмича обескуражил вид Павла Тюрина, которого с таким рвением разыскивали в клиниках и больницах.
— Нам бы Тамару Николаевну, — почти прошептал старший инспектор.
Мальчишка молча широко распахнул дверь, крикнул:
— Баб, к тебе! — и юркнул в комнату напротив.
Пока Афанасьев знакомился с Тамарой Николаевной, из комнаты мальчишки выплеснулась громогласная музыка. Майору даже послышалось шлепанье о паркет голых пяток в такт джазу.
Тамара Николаевна несколько раз стукнула в дверь, и музыка сразу стала тише.
Павлов и Афанасьев подождали, пока Тамара Николаевна представила им для разговора своего внука. В сопровождении бабушки в комнату чинно вошел Павлик, в светлых брючках, белой рубашке. Несмотря на старательно намоченные и причесанные волосы, коротко стриженные белесые вихры торчали у него в разные стороны. Павлик внимательно рассмотрел гостей и, остановившись посреди комнаты, объявил:
— Я вас слушаю.
— Мы из МУРа, — сообщил Афанасьев, — и хотели бы у тебя кое-что выяснить.
— Уголовный розыск? У меня! — Белесые брови паренька удивленно вздернулись вверх. — Спрашивайте.
— Ты часто даешь ребятам книги из домашней библиотеки?
— Часто. Если просят. Но при чем здесь книги? Мне разрешил папа. Он говорит: «Книги не могут быть мертвым капиталом. Они должны помогать людям».
— Дай-ка портфель, Иван Кузьмич.
— Взгляни сюда, Павел, это ваши книги?
— На всех наших книгах на двадцать первой странице внизу стоит буква «Т», я сам вырезал печатку и помечаю каждую книгу, как только она у нас появится. — Мальчишка подошел к портфелю, взял одну, другую книгу и явно удивился.
— Как они к вам попали?
— Это мы тебе, конечно, расскажем, но сначала ты вспомни, кому ты их давал?
Павлик взял томик Костомарова, открыл двадцать первую страницу и с еще большим удивлением указал на серо-синий отпечаток. Чуть ли не по слогам произнес:
— На-ша! Смотри-ка, баб! И петровская география здесь, а ты меня все ругала, куда дел! Куда засунул!
— Эти книги наши, Павлуша. Книги попали к преступникам, и один из них назвался Павлом Тюриным, — не вытерпела до сих пор молчавшая Тамара Николаевна.
— Как к преступникам? — Паренек подошел к Афанасьеву и как-то очень серьезно, по-взрослому попросил: — А вы мне их покажете? И того, который «Тюрин»?
— Ладно, садись сюда поближе и слушай! — И Афанасьев рассказал Павлику историю продажи книг и последующего ограбления.
Мальчишка не перебивая слушал и, видно, все время пытался что-то понять, в чем-то разобраться. Когда майор обрисовал ему приметы самозванца, Павлик уверенно заявил, что такого не знает.
— Ты подумай! — попросил майор. — Перебери в памяти всех, кто к тебе приходил, ведь не могли книги сами по воздуху вылететь из дома, их кто-то унес. Унес человек, которого ты приглашал к себе, которому доверял.
Павлик слушал, потом нагнулся над портфелем, в котором так и остались книги, и стал их перебирать. Быстро выхватил «Историю Александра Первого» и растерянно, совсем оторопело спросил:
— А эта книга тоже была там? Ну, где ограбление случилось?
— Да, тоже. Ты вспомнил, кому ее давал?
— Там есть и второй том Шильдера, — подсказал Иван Кузьмич, и Павлик достал и его из портфеля.
Прижав обе книги к себе, он отступил к двери, растерянно, с каким-то внутренним трепетом, что-то решая для себя и обдумывая, но все же сказал:
— Нет. Этих книг я тоже никому не давал. И не знаю, как они очутились вместе с другими.
— Скажи, Павлуша, — затянувшись сигаретой, попросила бабушка. — Не эти ли книги брал у тебя на прошлой неделе Борис?
— Что ты, баб! Борис брал у меня совсем другие, — нервничая, ответил Павлик.
— Все ли ты нам честно сказал, Павел! Тебе можно верить? — решил подвести черту Афанасьев.
— Все! — потупился парнишка.
Но в этом коротком слове прозвучала такая решительность, что было ясно — мальчишка больше ничего не скажет. Как бы в подтверждение этого предположения Павлик добавил:
— Если я что-то узнаю, вернее, припомню, где вас найти?
— В отделении милиции в Серебряном бору. — Майор вырвал из блокнота листок и написал несколько номеров телефонов.
Тамара Николаевна проводила работников уголовного розыска до лестничной площадки и, оглядываясь на дверь, прошептала:
— Спасибо вам за умный разговор. Правильно сделали, что не нажимали на мальчишку, он такой строптивый, если заупрямится, слова не вымолвит. Я сама, да отец приедет, вместе выясним. Отцу он все скажет, скорее, чем вам или мне.
— Ну что ж, будем надеяться. Вы, конечно, понимаете, что книги ваши вернем попозже, — вздохнул Александр Филиппович. — Пойдем, Кузьмич! Нас там Михаил Трофимович, наверное, заждался.
Павлик, услышав, что гости ушли, а бабушка хлопнула дверью своей комнаты, упал на кушетку и разревелся. Он плакал и приговаривал: «Друг, лучший друг, и такая пакость». Несколько минут от обиды и разочарования у него ручьем лились слезы. Павлик еще некоторое время лежал на кушетке, а затем решительно встал, прошел в ванную комнату, забрался под душ. Потом заглянул в комнату к бабушке.
— Баб! Ты хоть бы окно открыла. Надымила, как пароход. Угоришь. Я уйду на полчасика?
— Может, Павлуша, ты хоть мне что-нибудь расскажешь об этих книгах?
— Мне, ба, нечего рассказывать. Бандитов я и правда не знаю.
— Куда же ты идешь?
— Тут недалеко. Я скоро.
— Смотри глупостей не наделай.
— Не наделаю. Не беспокойся.
Мальчишка ушел, а Тамара Николаевна, закурив новую сигарету, в раздумье подошла к телефону, сняла трубку, а потом, положив ее на аппарат, направилась в комнату, где только что были работники МУРа, отыскала листок с записью Афанасьева и снова подошла к телефону.
…Павел вышел из подъезда, остановился возле кустов сирени, схватил уже отцветающую гроздь и загадал: если найдется цветок с пятью лепестками, значит, Борька не виноват, с тремя — виноват. Павлик нашел сразу две пятерки, потом еще одну, и здесь же оказались соцветия с тремя лепестками. Он выпустил куст и горько усмехнулся — по пятеркам Борька тут ни при чем., а по тройкам самый лучший друг оказался обманщиком и подлецом. Нет, Борис не может связаться с преступниками, да и не похож он совсем на того самозванца. Но как же тогда два тома Шильдера, которые Борис взял у него на прошлой неделе, попали к бандитам? А впрочем, что тут гадать. Борис наверняка дома, ведь они вместе вернулись с водного стадиона и договорились встретиться попозже. Павел решительно перешел улицу и, поднявшись на второй этаж, позвонил.
— Ты дома, Борька! Вот и хорошо. Есть разговор.
Михаил Афанасьевич так распалился, что, отчитывая своего коллегу, даже перешел на начальственный тон. Кузьмич, слушая эту отповедь, уютно усевшись на диване, молчал. Афанасьев докурил сигарету, щелкнув зажигалкой, прикурил новую.
— Ладно, Миша! У каждого из нас своя точка зрения. Во-первых, брать под наблюдение честного мальчишку, а в честности его мы убедились, просто не годится. Кстати, мне кажется, ходить по пятам и подсматривать за честным человеком унизительно. Для него в первую очередь, да и для нас тоже.
В тот момент, когда оба были готовы серьезно поссориться, раздался телефонный звонок. Михаил Трофимович снял трубку, потом протянул ее Афанасьеву:
— Тебя, Саша!
Громко, на всю комнату был слышен голос Тамары Николаевны, она сказала, что Павлик следом за ними ушел, куда — не знает, обещал вскоре вернуться. Она хотела его не пускать, но потом раздумала: вдруг его уход в интересах уголовного розыска?
— Да, как бы наши интересы Павлику боком не вышли, — проворчал Кузьмич.
— Как боком? — забеспокоился Афанасьев.
— Думаю, пошел он по собственному почину вести следствие, и не дай бог напорется на преступников, а те ведь по-всякому могут с ним обойтись.
— Наверно, ты прав, Михаил Трофимович! Нужно было понаблюдать за парнишкой, в случае чего, мы могли бы ему помочь из беды выпутаться. Что же теперь делать будем?
— Ничего. Ждать, — решил Курилин.
— Ждать чего? Когда Тюрину в лучшем случае нос расквасят?
— Нет, будем ждать инспектора Коробочкину, которую я послал со списком друзей Павлика. Она вот-вот появится или позвонит.
— Вот смотри, здесь красным пунктиром я нанес путь Тура Хейердала на «Кон-Тики». Вот этот синий пунктир прошел «Ра».
— Мне сейчас не до путешествий. Где книги, что ты брал на прошлой неделе?
— В коридоре, возле тебя на третьей полке.
— Там их нет, — сразу же ответил Павел, даже не взглянув на полку.
— Как это нет? — недовольно поднялся Борис. Он оказался на голову выше приятеля и поплотнее. На вид старше, хотя мальчишки были ровесниками и учились в одном классе. Борис подошел к полкам, просмотрел их и, очень удивленный, заглянул в стенной шкаф. Зачем-то выскочил на кухню, вернулся в комнату и посмотрел в ящиках письменного стола. Борис метался по квартире, а Павлик молча наблюдал за ним. Борис набрал номер телефона и спросил Ольгу Александровну.
— Мама, ты не знаешь, где книги, что я взял у Павлика? Ну да, те самые, старинные, про Александра Первого. Не брала? Да, пообедал. У меня Павлик. Я буду дома. Ладно. Поищу.
— Не ищи, Борька. Не найдешь. Лучше скажи, кому ты их отдал?
— Как это отдал? Ты же сам говорил, что даешь с тем условием, чтобы никому не передавать.
— Где ты вчера был?
— Ты что, Пашка, спятил? Мы же с тобой вместе были на речке.
— Это днем, а вот ты скажи, где был утром?
— Ты что пристал? Вчера утром я спал. Мы еще с тобой вместе допоздна газету делали. Я пришел и как завалился, мама меня по телефону полдвенадцатого разбудила, я поел и на Москву-реку… Ты же сам там был!
— Это днем. А утром ты в центр ездил.
— В какой центр? Ты что, с ума сошел?
— Слушай, Борька, а ты не врешь? Дай слово, что спал, что никуда не ездил?
— Ну ты совсем того. Я же тебе говорю, что дома был.
— Честное слово?
— Честное слово!
— Тогда куда делись наши книги?
— Никуда они не делись. Тут где-нибудь. Мама засунула. Вот сейчас поищу получше, и найдем.
Сейчас же в кабинет вошла худенькая немолодая женщина, кивнула посетителям и подошла к столу. Фадеев протянул ей книгу и попросил:
— Посмотрите, голубушка, не эту ли книгу нам приносил недавно молодой человек?
Женщина тщательно осмотрела книгу, взглянула на последнюю страницу.
— Эту самую, такой высокий юноша в заграничном замшевом пиджаке. Я тогда обратила внимание, что у этой редкой книги разорвана и даже не подклеена последняя страница. Он спрашивал, сколько она стоит, и мы вместе с вами оценили ее в сто пятьдесят рублей. Он у нас часто бывает, сказал, что сам заплатил за нее столько же и продавать не намерен. Если нужна его фамилия, я загляну в картотеку заказов, там есть его несколько открыток. — Женщина вышла и вскоре вернулась. — Этот юноша — студент, хочет приобрести любые книги Костомарова, Покровского, живет он на Суворовском бульваре. — Галина Ивановна назвала фамилию потерпевшего.
— Скажите, Галина Ивановна, вы все время на приемке книг?
— Да, постоянно, если не выезжаю по адресам.
— Вы не помните вот такого парнишку. — И Афанасьев описал приметы Павла.
— Нет, не помню. Подростки к нам заходят часто, но я механически, не рассматривая ни книг, ни юношей, объясняю, что книги покупаем только у взрослых.
Женщина ушла, и Афанасьев, взяв одну из книг, показал директору магазина фиолетовый оттиск на титульном листе и попросил:
— Посмотрите, пожалуйста, Александр Иванович, на эту печать, я еще вчера обратил внимание, да забыл спросить у нашего книголюба. — И Афанасьев кивнул в сторону Павлова, рассматривавшего книги, сложенные в углу кабинета.
Александр Иванович достал из ящика большую лупу и, разглядывая оттиски, стал рассказывать:
— Это экслибрис. Личный знак владельца, если так можно выразиться, их разновидностей много, самых различных, они выполняются на дереве, на металлических клише, печатаются типографским способом. Есть и такие, как здесь, выполненные в виде печати. «Экслибрис» с латыни дословно переводится: «из книг такого-то».
Вообще этот знак весьма древний, у нас в России встречается чуть ли не со времен Ивана Грозного. Их обычно заказывали художникам или граверам, конечно, состоятельные люди, иногда и учреждения. Например, до революции Севастопольское военно-морское училище все книги своей библиотеки помечало экслибрисом. Вот здесь, на этих книгах, экслибрис владельца весьма символичен. На нем изображены высокие горы, река и расположившийся на отдых караван. Я бы сказал, что владелец библиотеки любил путешествия в горах, одинокий верблюд свидетельствует о том, что он побывал и в пустынях. Река здесь как символ отдыха, видно, манила к себе этого путешественника. Выполненный внизу вензель — это инициалы владельца. — Александра Ивановича вдруг осенила какая-то идея, и он попросил:
— Можно, товарищ майор, я покажу эти книги нашим девушкам?
Афанасьев сразу согласился.
В кабинет одна за другой заходили совсем юные и постарше женщины и, посмотрев на книги, пожав плечами, уходили, и только одна из них — стройная, красивая женщина с пышной копной каштановых волос — сразу же воскликнула:
— Знаю я этого верблюда, и горы помню, и библиотеку. В прошлом году вы послали меня на квартиру покупать книги, на набережную Москвы-реки, я еще оттуда вам несколько раз звонила, советовалась. В общем, насчитала примерно на четыре тысячи рублей. Сказала, что со скидкой они получат на руки три с лишним. Хозяева пообещали привезти к нам книги на следующий день и везут до сих пор.
— Да, да, правильно, — припомнил Александр Иванович, — я еще вас туда посылал выяснить, почему не привезли.
— Я приезжала во второй раз, а хозяева-наследники извинились, сказали, что решили не продавать библиотеку дедушки.
Фадеев подошел к женщине и с некоторым опозданием представил ее:
— Моя заместительница — Орлова Людмила Яковлевна.
— Скажите, Людмила Яковлевна, — попросил майор, — у вас не сохранился адрес этого дома?
— Нет, — сразу же ответила женщина. — Не сохранился, но тот дом я помню и, пожалуй, отыщу. Старинный, с колоннами, вход с переулка. Недалеко от Парка культуры имени Горького.
— Вы не могли бы, Александр Иванович, разрешить Людмиле Яковлевне съездить к владельцам этих книг? — спросил Афанасьев.
— Раз нужно, пусть едет, — согласился Фадеев.
Орлова и Павлов, захватив с собой книги, уехали.
Афанасьев, распрощавшись с Фадеевым, тоже вышел из магазина. Машину он отдал Павлову и остановился в раздумье, как лучше и быстрее добраться до Серебряного бора. Решил, что быстрее такси ничего не придумаешь, и мысленно рассмеялся. Ему припомнилось, как комиссар Мегрэ, усаживаясь в такси, всякий раз вспоминал своего сварливого бухгалтера, не соглашавшегося оплачивать его поездки.
— Видно, все бухгалтеры одинаковые, — решил майор и остановил проходившую машину с шашечками.
* * *
Михаил Трофимович вместо приветствия стал шутливо отчитывать Афанасьева.— Сейчас двенадцатый час, мы тут с самого утра твоих бандитов ищем, а ты отсыпаешься. Вот с Танюшей все ее кондуиты перебрали и, понимаешь, не нашли ни одного Тюрина. Подходящего, я имею в виду.
Афанасьев взглянул на молодую женщину в ярком легком платье, которая при его появлении поднялась со стула и с достоинством поклонилась.
— Татьяна Александровна Коробочкина, лейтенант милиции, наш инспектор по несовершеннолетним, — представил ее подполковник. — Ты не смотри на ее хрупкую внешность и миловидность. Ошибешься. Она куда старше, чем выглядит, у нее уже дочь на голову выше, а характер у нашего инспектора такой, что дай бог другому мужчине.
— Что-то вы уж больно меня расписываете, Михаил Трофимович, перевести в его отделение решили?
— Нет, Танечка. Никуда я тебя не отдам, но помочь коллегам придется… — Подполковник сделал паузу, подошел к окну, заглянул во двор и, рассматривая что-то, продолжал:
— Разбуди, Татьяна Александровна, нашего шофера, а то он уже все бока отлежал, и пусть он тебя отвезет к соседям. Посмотри-ка хозяйским глазом, нет ли у них этого самого Тюрина. Как думаешь, Александр Филиппович, верно я говорю?
— Верно, — согласился Афанасьев. — Только, Татьяна Александровна, не просто Тюрина ищите, ищите тройку, четверку парней, в которой могут оказаться похожие на него и двух грабителей. Всех приметы помните?
— Наизусть изучила, — усмехнулась женщина. — Вчера двух подходящих блондинов задержала. Один художником оказался, а другой мотористом из Освода. Но, к сожалению или, скорее, к счастью, к разбою они не имеют никакого отношения, пришлось извиниться. Так я поехала?
Михаил Трофимович согласно кивнул, женщина забрала свои папки и вышла.
Афанасьев поинтересовался засадой и узнал, что пока никаких сведений оттуда не поступало.
Михаил Трофимович взглянул на часы — было уже половина двенадцатого — и предложил:
— Пойдемте, Саша, пообедаем? А то потом очередь будет, а я, откровенно сказать, не завтракал.
— А где тут у вас поблизости?
— Рядом, возле троллейбусного круга, пельменная. Там всегда отличная окрошка.
Они вышли из отделения, предупредив дежурного, что через полчаса вернутся.
Здание милиции ничем не отличалось от окружающих дач. Видно, и строилось оно для отдыха, а не для беспокойной милицейской службы. По участку возле милиции росли огромные сосны, а в палисаднике на молодых, хорошо ухоженных деревьях спели яблоки, кто-то из работников под этими яблонями расставил скамейки и круглый стол, на которых отлично бы смотрелся кипящий самовар. Он настолько отчетливо представился Афанасьеву, что ему даже почудился запах дыма от сосновых шишек, которыми он топится.
— Хорошо ты живешь, Михаил Трофимович. Круглый год на даче. Не то что мы в центре.
— Верно, тут хорошо. Но сам знаешь, уголовный розыск везде один и тот же, даже здесь, на даче, ребятам крепко достается.
Разговаривая, они подошли к калитке и не успели выйти на улицу, как в ворота вкатился «Москвич». Афанасьев сразу же увидел в машине Павлова. Он поздоровался с Курилиным и направился к дому, но Афанасьев остановил:
— Давай, Кузьмич, посидим вон там под яблоньками, и ты нам все расскажешь про книги.
— Хорошо. Расскажу и про книги, и про Павла Тюрина.
— Неужто нашел?
— Нашел, Михаил Трофимович. Еду к вам и думаю, не потерять бы снова.
— Не темни, Кузьмич, выкладывай все свои новости. Только по порядку.
— Раз по порядку, то по порядку, — согласился Павлов. — Людмила Яковлевна нашла владельцев книг. Внучка этого собирателя книг была не очень-то разговорчивой, пришлось мне сообщить ей вчерашнюю историю, и она сразу заговорила. Продали они в прошлом году книги вам в Серебряный бор, инженеру Тюрину.
— Какому Тюрину? — заерзал на скамье Михаил Трофимович.
— Тюрину, что живет в новом доме, недалеко от вашего районного управления, в трехкомнатной квартире номер семнадцать.
— Ты был там, что ли? — перебил Михаил Трофимович. — А где Павлик?
— Был. Павлик дома, а вот почему не привез, расскажу подробно.
* * *
Павлов подвез Людмилу Яковлевну к «Находке», а сам решил отправиться к Тюриным. У него не было никакого плана, он не представлял, как сложится разговор с Павлом, и поэтому решил сориентироваться на месте. Оставив машину в стороне, Иван Кузьмич подошел к дому. Возле подъезда, обсаженного сиренью, сидели две старушки и о чем-то оживленно беседовали. Павлов поздоровался, поговорил о погоде и, как ему казалось, очень ловко начал расспрашивать о жильцах и как бы между прочим спросил о Тюрине. Одна из женщин, полная, седая, подтвердила, что Тюрин живет в семнадцатой квартире вместе с женой и сыном Павлом. Она похвалила инженера, его жену, а затем стала рассказывать, какой замечательный мальчишка их сын Павлик. Иван Кузьмич едва удержался, чтобы не спросить, где он сейчас и не случилось ли с ним что-нибудь. И вовремя удержался, так как женщина вдруг насторожилась и, что называется, «приперла его к стене».— А зачем вам, в сущности, нужны Тюрины? Кстати, замужем за инженером Тюриным моя дочь.
Старший инспектор не растерялся. Он достал из портфеля книги и объяснил, что они попали к нему случайно из того же самого собрания, что приобрел ее зять, и он хотел бы узнать, нет ли среди книг, купленных Тюриным, остальных томов, добавил, что такие редкие издания просто грех разъединять. Старушка пригласила Ивана Кузьмича в квартиру и провела в большую комнату, уставленную книжными шкафами старинной работы. За стеклами шкафов поблескивали потемневшей позолотой книги, под стать тем, что были у Ивана Кузьмича в портфеле. Против большого окна стоял резной письменный стол, а в углу приткнулась широкая софа. Старушка, показав комнату и шкафы с книгами, позвала Ивана Кузьмича на кухню, видимо служившую столовой. Надела очки и попросила показать книги. Она внимательно посмотрела одну, другую и, когда дошла до географии Петра Великого, тщательно перелистала страницы, рассмотрела разорванный лист и с уверенностью заявила, что это их книга, что она сама хотела подклеить этот лист и когда специально купила клеющуюся пленку, то книгу не нашла.
— Как она к вам попала? — спросила старая женщина Ивана Кузьмича.
Павлов был вынужден предъявить женщине свое удостоверение. Та внимательно его прочла и, возвращая документ, сердито сказала:
— С этого нужно было и начинать, уважаемый Иван Кузьмич, а то несете какую-то околесицу, а я никак не пойму, кто же вам нужен: то ли мой зять, то ли мой внук. На жулика вы не похожи, книги действительно знаете. Но я должна вам сказать, кстати, меня зовут Тамара Николаевна, что, проработав тридцать с лишком лет в трибунале, а затем в Верховном Суде я сразу почувствовала, что ваш визит неспроста. Говорите толком, что вы от нас хотите?
— Хорошо, Тамара Николаевна, скажу, но прежде ответьте мне на несколько вопросов.
Старуха достала, из буфета пачку «Примы», закурила, пододвинула сигареты Павлову.
— Спрашивайте.
— Где ваш внук?
— На лодочной станции, вот-вот явится, буду его обедом кормить.
— А где он был вчера утром?
— Дома. Валялся чуть ли не до одиннадцати часов. Он с двумя мальчишками с вечера рисовал газету для своего клуба, и закончили они под утро. Я их два раза приходила разгонять, а они: «Баб, имей совесть, дай дорисовать». Утром мне в поликлинику нужно было к одиннадцати часам, перед уходом я его едва подняла.
— Скажите, Тамара Николаевна, а у Павлика с головой все в порядке?
— Эх, милый Иван Кузьмич! С головой-то у него все в порядке. Восьмой класс в этом году закончил и за всю учебу ни одной тройки не было. Вот со зрением у него плохо. Минус четыре.
— Вы меня не поняли, Тамара Николаевна. Травм у него каких-либо вчера не было?
— Травм у него всегда хоть отбавляй, а вот вчера не было. Он весь день дома просидел. Лоцию учил. Отец пообещал ему купить лодочный мотор, как только он сдаст судовождение.
— Ну что же, теперь очередь за мной. — решил Иван Кузьмич и рассказал о проданных книгах и о разбойном нападении.
Тамара Николаевна внимательно слушала и качала головой.
— Кое-кому Павлик дает книги. Отец разрешил. Но я вот думаю, перебираю их всех по одному, но никто по приметам под самозванца не подходит, да и мальчишки-то все хорошие. Не пойдут они на такую подлость.
— Тогда у меня к вам просьба. Не говорите внуку о нашем разговоре, а я посоветуюсь и через часок вернусь. Если сможете, найдите предлог, чтобы Павлика попридержать дома.
…— Вот так, товарищ начальник, с Павлом Тюриным получилось. — Иван Кузьмич взглянул на часы и сообщил: — Прошло уже тридцать минут из обусловленного часа, и Тамара Николаевна, наверное, волнуется.
— Поезжайте, Александр Филиппович, с Иваном Кузьмичом. Поговорите с мальчишкой. А я тем временем попытаюсь выяснить, с кем этот парнишка водится. Жаль только, что Татьяны нет. Ну да я, может быть, ее разыщу. Она всю эту братию знает…
Афанасьев и Павлов остановились перед квартирой номер семнадцать. Иван Кузьмич дважды нажал кнопку звонка, и дверь сразу же открылась.
В темном проеме прихожей блестели толстые стекла очков и виднелись белые плавки. Афанасьев не сразу рассмотрел загоревшего до черноты маленького, щуплого мальчишку. На вид ему можно было дать лет одиннадцать, от силы двенадцать. Он стоял босиком, как-то по-цыплячьи поджав правую ногу. Видно, и Кузьмича обескуражил вид Павла Тюрина, которого с таким рвением разыскивали в клиниках и больницах.
— Нам бы Тамару Николаевну, — почти прошептал старший инспектор.
Мальчишка молча широко распахнул дверь, крикнул:
— Баб, к тебе! — и юркнул в комнату напротив.
Пока Афанасьев знакомился с Тамарой Николаевной, из комнаты мальчишки выплеснулась громогласная музыка. Майору даже послышалось шлепанье о паркет голых пяток в такт джазу.
Тамара Николаевна несколько раз стукнула в дверь, и музыка сразу стала тише.
Павлов и Афанасьев подождали, пока Тамара Николаевна представила им для разговора своего внука. В сопровождении бабушки в комнату чинно вошел Павлик, в светлых брючках, белой рубашке. Несмотря на старательно намоченные и причесанные волосы, коротко стриженные белесые вихры торчали у него в разные стороны. Павлик внимательно рассмотрел гостей и, остановившись посреди комнаты, объявил:
— Я вас слушаю.
— Мы из МУРа, — сообщил Афанасьев, — и хотели бы у тебя кое-что выяснить.
— Уголовный розыск? У меня! — Белесые брови паренька удивленно вздернулись вверх. — Спрашивайте.
— Ты часто даешь ребятам книги из домашней библиотеки?
— Часто. Если просят. Но при чем здесь книги? Мне разрешил папа. Он говорит: «Книги не могут быть мертвым капиталом. Они должны помогать людям».
— Дай-ка портфель, Иван Кузьмич.
— Взгляни сюда, Павел, это ваши книги?
— На всех наших книгах на двадцать первой странице внизу стоит буква «Т», я сам вырезал печатку и помечаю каждую книгу, как только она у нас появится. — Мальчишка подошел к портфелю, взял одну, другую книгу и явно удивился.
— Как они к вам попали?
— Это мы тебе, конечно, расскажем, но сначала ты вспомни, кому ты их давал?
Павлик взял томик Костомарова, открыл двадцать первую страницу и с еще большим удивлением указал на серо-синий отпечаток. Чуть ли не по слогам произнес:
— На-ша! Смотри-ка, баб! И петровская география здесь, а ты меня все ругала, куда дел! Куда засунул!
— Эти книги наши, Павлуша. Книги попали к преступникам, и один из них назвался Павлом Тюриным, — не вытерпела до сих пор молчавшая Тамара Николаевна.
— Как к преступникам? — Паренек подошел к Афанасьеву и как-то очень серьезно, по-взрослому попросил: — А вы мне их покажете? И того, который «Тюрин»?
— Ладно, садись сюда поближе и слушай! — И Афанасьев рассказал Павлику историю продажи книг и последующего ограбления.
Мальчишка не перебивая слушал и, видно, все время пытался что-то понять, в чем-то разобраться. Когда майор обрисовал ему приметы самозванца, Павлик уверенно заявил, что такого не знает.
— Ты подумай! — попросил майор. — Перебери в памяти всех, кто к тебе приходил, ведь не могли книги сами по воздуху вылететь из дома, их кто-то унес. Унес человек, которого ты приглашал к себе, которому доверял.
Павлик слушал, потом нагнулся над портфелем, в котором так и остались книги, и стал их перебирать. Быстро выхватил «Историю Александра Первого» и растерянно, совсем оторопело спросил:
— А эта книга тоже была там? Ну, где ограбление случилось?
— Да, тоже. Ты вспомнил, кому ее давал?
— Там есть и второй том Шильдера, — подсказал Иван Кузьмич, и Павлик достал и его из портфеля.
Прижав обе книги к себе, он отступил к двери, растерянно, с каким-то внутренним трепетом, что-то решая для себя и обдумывая, но все же сказал:
— Нет. Этих книг я тоже никому не давал. И не знаю, как они очутились вместе с другими.
— Скажи, Павлуша, — затянувшись сигаретой, попросила бабушка. — Не эти ли книги брал у тебя на прошлой неделе Борис?
— Что ты, баб! Борис брал у меня совсем другие, — нервничая, ответил Павлик.
— Все ли ты нам честно сказал, Павел! Тебе можно верить? — решил подвести черту Афанасьев.
— Все! — потупился парнишка.
Но в этом коротком слове прозвучала такая решительность, что было ясно — мальчишка больше ничего не скажет. Как бы в подтверждение этого предположения Павлик добавил:
— Если я что-то узнаю, вернее, припомню, где вас найти?
— В отделении милиции в Серебряном бору. — Майор вырвал из блокнота листок и написал несколько номеров телефонов.
Тамара Николаевна проводила работников уголовного розыска до лестничной площадки и, оглядываясь на дверь, прошептала:
— Спасибо вам за умный разговор. Правильно сделали, что не нажимали на мальчишку, он такой строптивый, если заупрямится, слова не вымолвит. Я сама, да отец приедет, вместе выясним. Отцу он все скажет, скорее, чем вам или мне.
— Ну что ж, будем надеяться. Вы, конечно, понимаете, что книги ваши вернем попозже, — вздохнул Александр Филиппович. — Пойдем, Кузьмич! Нас там Михаил Трофимович, наверное, заждался.
Павлик, услышав, что гости ушли, а бабушка хлопнула дверью своей комнаты, упал на кушетку и разревелся. Он плакал и приговаривал: «Друг, лучший друг, и такая пакость». Несколько минут от обиды и разочарования у него ручьем лились слезы. Павлик еще некоторое время лежал на кушетке, а затем решительно встал, прошел в ванную комнату, забрался под душ. Потом заглянул в комнату к бабушке.
— Баб! Ты хоть бы окно открыла. Надымила, как пароход. Угоришь. Я уйду на полчасика?
— Может, Павлуша, ты хоть мне что-нибудь расскажешь об этих книгах?
— Мне, ба, нечего рассказывать. Бандитов я и правда не знаю.
— Куда же ты идешь?
— Тут недалеко. Я скоро.
— Смотри глупостей не наделай.
— Не наделаю. Не беспокойся.
Мальчишка ушел, а Тамара Николаевна, закурив новую сигарету, в раздумье подошла к телефону, сняла трубку, а потом, положив ее на аппарат, направилась в комнату, где только что были работники МУРа, отыскала листок с записью Афанасьева и снова подошла к телефону.
…Павел вышел из подъезда, остановился возле кустов сирени, схватил уже отцветающую гроздь и загадал: если найдется цветок с пятью лепестками, значит, Борька не виноват, с тремя — виноват. Павлик нашел сразу две пятерки, потом еще одну, и здесь же оказались соцветия с тремя лепестками. Он выпустил куст и горько усмехнулся — по пятеркам Борька тут ни при чем., а по тройкам самый лучший друг оказался обманщиком и подлецом. Нет, Борис не может связаться с преступниками, да и не похож он совсем на того самозванца. Но как же тогда два тома Шильдера, которые Борис взял у него на прошлой неделе, попали к бандитам? А впрочем, что тут гадать. Борис наверняка дома, ведь они вместе вернулись с водного стадиона и договорились встретиться попозже. Павел решительно перешел улицу и, поднявшись на второй этаж, позвонил.
— Ты дома, Борька! Вот и хорошо. Есть разговор.
* * *
— Ну, знаешь, Александр Филиппович, я тебя просто не понимаю. Ты меня извини, но упустить того мальчишку, не добившись истины, просто ни на что не похоже. Допустим, ты прав, и Павел Тюрин нам здесь ничего не сказал бы, раз он решил не говорить, но ты мог оставить там Ивана Кузьмича, мог позвонить мне, и я подослал бы тебе двух ребят, и они бы хоть понаблюдали за парнишкой. Стало бы ясно, к кому он пошел.Михаил Афанасьевич так распалился, что, отчитывая своего коллегу, даже перешел на начальственный тон. Кузьмич, слушая эту отповедь, уютно усевшись на диване, молчал. Афанасьев докурил сигарету, щелкнув зажигалкой, прикурил новую.
— Ладно, Миша! У каждого из нас своя точка зрения. Во-первых, брать под наблюдение честного мальчишку, а в честности его мы убедились, просто не годится. Кстати, мне кажется, ходить по пятам и подсматривать за честным человеком унизительно. Для него в первую очередь, да и для нас тоже.
В тот момент, когда оба были готовы серьезно поссориться, раздался телефонный звонок. Михаил Трофимович снял трубку, потом протянул ее Афанасьеву:
— Тебя, Саша!
Громко, на всю комнату был слышен голос Тамары Николаевны, она сказала, что Павлик следом за ними ушел, куда — не знает, обещал вскоре вернуться. Она хотела его не пускать, но потом раздумала: вдруг его уход в интересах уголовного розыска?
— Да, как бы наши интересы Павлику боком не вышли, — проворчал Кузьмич.
— Как боком? — забеспокоился Афанасьев.
— Думаю, пошел он по собственному почину вести следствие, и не дай бог напорется на преступников, а те ведь по-всякому могут с ним обойтись.
— Наверно, ты прав, Михаил Трофимович! Нужно было понаблюдать за парнишкой, в случае чего, мы могли бы ему помочь из беды выпутаться. Что же теперь делать будем?
— Ничего. Ждать, — решил Курилин.
— Ждать чего? Когда Тюрину в лучшем случае нос расквасят?
— Нет, будем ждать инспектора Коробочкину, которую я послал со списком друзей Павлика. Она вот-вот появится или позвонит.
* * *
Борис открыл дверь и, не дожидаясь, когда Павел войдет, вернулся в комнату, где на полу была разостлана большая географическая карта мира. Улегся прямо на карту и предложил Павлику расположиться рядом.— Мне сейчас не до путешествий. Где книги, что ты брал на прошлой неделе?
— В коридоре, возле тебя на третьей полке.
— Там их нет, — сразу же ответил Павел, даже не взглянув на полку.
— Как это нет? — недовольно поднялся Борис. Он оказался на голову выше приятеля и поплотнее. На вид старше, хотя мальчишки были ровесниками и учились в одном классе. Борис подошел к полкам, просмотрел их и, очень удивленный, заглянул в стенной шкаф. Зачем-то выскочил на кухню, вернулся в комнату и посмотрел в ящиках письменного стола. Борис метался по квартире, а Павлик молча наблюдал за ним. Борис набрал номер телефона и спросил Ольгу Александровну.
— Мама, ты не знаешь, где книги, что я взял у Павлика? Ну да, те самые, старинные, про Александра Первого. Не брала? Да, пообедал. У меня Павлик. Я буду дома. Ладно. Поищу.
— Не ищи, Борька. Не найдешь. Лучше скажи, кому ты их отдал?
— Как это отдал? Ты же сам говорил, что даешь с тем условием, чтобы никому не передавать.
— Где ты вчера был?
— Ты что, Пашка, спятил? Мы же с тобой вместе были на речке.
— Это днем, а вот ты скажи, где был утром?
— Ты что пристал? Вчера утром я спал. Мы еще с тобой вместе допоздна газету делали. Я пришел и как завалился, мама меня по телефону полдвенадцатого разбудила, я поел и на Москву-реку… Ты же сам там был!
— Это днем. А утром ты в центр ездил.
— В какой центр? Ты что, с ума сошел?
— Слушай, Борька, а ты не врешь? Дай слово, что спал, что никуда не ездил?
— Ну ты совсем того. Я же тебе говорю, что дома был.
— Честное слово?
— Честное слово!
— Тогда куда делись наши книги?
— Никуда они не делись. Тут где-нибудь. Мама засунула. Вот сейчас поищу получше, и найдем.