Страница:
Придя в себя, Арбен слабо застонал. Голова раскалывалась на части. Онемевшее тело казалось мешком, набитым ватой. Он тотчас припомнил погоню и чудесное избавление. С трудом поднявшись на руках, он глянул в переднее стекло. Отшатнулся: на него глядело бледное привидение, прилипшее к стеклу. Неужели это он, Арбен?.. Нет, он смотрит не в зеркало. Альва с тупым упорством выбрал место, от которого расстояние до Арбена было наименьшим. Неподвижное лицо напоминало маску, руки жадно обхватили радиатор. Альва, пребывая в полной неподвижности, ждал, пока жертва выйдет наружу, — терпения ему было не занимать.
Арбен вздохнул — так вздыхают, только избежав большой опасности, — и потрогал пальцем уголок отклеившегося пластика, старательно прижав его к стенке кабины.
Дав себе немного отдохнуть, Арбен нажал стартер. Машина тронулась с места. Лицо Альвы соскользнуло со смотрового стекла. Туловище медленно съехало с радиатора.
Когда Арбен развернул машину, он оглянулся. Фигура Альвы, слабо освещенная фонарем, быстро таяла. Арбен закурил, стало легче. Но все равно затылок страшно ныл.
Итак, попытка избавиться от Чарли не удалась. Мертвый, он продолжал тревожить Арбена. Даже Альва сумел прекратить его посещения только на два месяца. Тревожное воспоминание вернулось…
Ньюмор вошел — в лабораторию и тяжко опустился на стул. Он был в скверном расположении духа. Итак, опыт, столь блестяще начатый, придется прервать, перечеркнуть. И Альва, его детище, погибнет. Рассыплется на элементарные частицы, исчезнет. А сколько бессонных ночей, сколько надежд, сколько денег, наконец, связано с Альвой! Все пойдет прахом.
Ньюмор осторожно потрогал пальцем горло. После сегодняшней безобразной сцены в ресторане он сперва воспылал к Арбену гневом, но, к удивлению Ньюмора, злоба его быстро растаяла. Вместо нее возникла жалость. И еще — неясное предчувствие беды, навеянное сбивчивым рассказом инженера о злоключениях с Альвой. Что, если этот рассказ — не плод его фантазии? Значит, в расчеты Ньюмора вкралась какая-то ошибка и Альва ведет себя не совсем так, как он предполагал. А может, всему виной — сам Арбен? Не бережется. Ведь Альва глуп, как сорок тысяч роботов, и обмануть его ничего не стоит.
Но теперь уже поздно разбираться, кто прав, кто виноват. Ньюмор дал слово, и он сдержит его. Альва погибнет, и Арбен возвратится в прежнее состояние — надо сказать, незавидное состояние.
Ньюмор встал и прошелся по комнате. Пора было подойти к пульту и нажать кнопку вызова Альвы, но он бессознательно оттягивал этот момент.
В голове теснились непривычные мысли. Они волновали Ньюмора, лишали привычного спокойствия, на поверку оказавшегося призрачным. Так, гладь озера кажется стальной. Ничто в мире не может возмутить ее. И медленно проплывают в глубине облака, и деревья у берега равнодушно вглядываются в свои отражения — поверхность незыблема. Но налетит ветер — и покой исчезает!
Вот так и его мир, размеренный мир Ньюмора, надежно, казалось бы, закованный в броню непреложных законов. Формулы бесконечно сложны, верно. Но это ведь не перечеркивает их истинности? Они справедливы, Ньюмор мог бы голову дать на отсечение. В чем же дело? Почему так непонятно ведет себя Альва? Нет следствия без причины, как не бывает дыма без огня. В чем же он все-таки ошибся, если физические основы конструкции незыблемы?
Пораженный внезапной мыслью, Ньюмор остановился посреди лаборатории. Наверно, так. Наверно, нельзя механически разделить человека на добро и зло, на пороки и добродетели. Лишь вместе все без исключения качества образуют тот таинственный сплав, который называем мы человеческой личностью.
Ньюмор почему-то вспомнил игрушку, привезенную отцом из дальнего рейса. Небольшой шар — всевидящее око.
…В его комнате было полутемно. А в дальнем углу, там, где стоял письменный стол, разливалось голубое сияние.
— Как красиво, — тихо сказала тогда Линда, остановившись в дверях.
— Подойди, не бойся, — легонько подтолкнул ее Ньюмор. Глаз сверкал, как невиданная мохнатая драгоценность.
— Всевидящее око, — произнес Ньюмор. На лице Линды было написано недоверие.
— Не веришь? — разгорячился Ньюмор. — Так слушай. — Он протянул к сияющему шару руку и нажал что-то. И шар заговорил! Бесцветный голос начал сухо передавать информацию, которую у него затребовали.
— …Род — человеческий, пол — женский… Примерный возраст в земных единицах — четырнадцать лет… Объем черепной коробки… (Близко за окном прогудел бас аэробуса, заглушивший конец фразы.) …зубов, все здоровые, — продолжал шар. Линда слушала, неподвижная, словно изваяние. — Волосы — светлые, золотистого оттенка…
— Ясно, рыжая, — пояснил Ньюмор.
— Сообщаю внутреннюю схему, — продолжал шар. — Длина пищевода…
— Замолчи! — вдруг крикнула Линда, и шар послушно умолк.
Порыв Линды угас так же внезапно, как вспыхнул. Всхлипывая, глотая слезы, она выбежала из комнаты.
Ньюмор в ту ночь долго ворочался в постели, вставал, пил воду, поправлял подушку, но сон не приходил. Это была первая бессонница в его жизни. Ньюмор тогда впервые задумался о многих вещах, которые до этого проходили мимо его сознания. Как знать, может быть, именно тогда в голове Ньюмора зародилась еще неясная мысль об Альве — двойнике, который мог бы принять на себя все горести человека?..
Неожиданно мальчика осенило. Маленькое голубое зарево — вот что не дает ему уснуть. Как оно устроено, всевидящее око?
Он обязан разгадать это чудо.
Ньюмор опустил босые ноги на пол. Холодное слабое сияние притягивало его, как магнит.
Ступая по холодному пластику, мальчик подошел к столу. Потрогал шар. Достаточно нажать этот бугорок — и шар тотчас расскажет, сколько у него, Ньюмора, ребер, какова упругая сила сердечной мышцы и все прочее. Жутковато. Кажется он понял, почему обиделась Линда. Извиниться? Пустяки. Все равно она до завтра забудет. Вообще у Линды глаза на мокром месте. Чуть задень — она сразу в слезы. Одно слово — девчонка.
Непреодолимая сила заставила Ньюмора выдвинуть ящик стола и вытащить из него скальпель. Шар безмятежно сиял — посланец далекой планеты.
Скальпель успел нагреться в руке. Ньюмор несколько раз протягивал к шару руку и тотчас отдергивал ее. В конце концов, он сделает только надрез оболочки. Это не должно повредить глаз. Он только посмотрит, что там внутри. А потом наживит разрез с помощью биопластика — даже шрама не останется. Прошлым летом он успешно провел подобный опыт с лягушкой.
Решившись наконец, Ньюмор сделал надрез. Оболочка шара оказалась податливой, она резалась легко, почти без сопротивления. Больше всего Ньюмор опасался, что из образовавшегося отверстия хлынет жидкость, но этого не произошло. Шар по-прежнему продолжал сиять, и Ньюмор осмелел. «Врачи, когда нужно сделать операцию, разрезают человека, а потом накладывают швы как ни в чем не бывало, — подумал Ньюмор. — Главное — это осторожность. Ведь не сложнее же этот шар, чем человек, в конце концов?!»
Бесчисленные прожилки, похожие на паутину, переплелись так, что их, кажется, не сумел бы распутать и самый терпеливый человек в мире. «Нейроны», — догадался Ньюмор. Обычные трубочки, мягкие сосуды… Честное слово, в них не было ничего таинственного.
Уронив скальпель — он с глухим стуком упал на пол, — Ньюмор склонился над разрезанным шаром. Шар лежал перед ним, словно экзотический плод, неведомо как попавший в руки Ньюмора. Ньюму даже почудилось, что шар издает слабый аромат. Вдруг голубой свет начал медленно меркнуть. В комнату хлынула ночь. Дрожащий Ньюмор на ощупь включил панель. Ничего, он все сейчас поправит, не мог же он повредить глаз. Ведь он не порвал ни одной нити. Нужно только сложить кромки надреза как можно точнее, а затем смазать их биопластиком.
Биопластик и впрямь помог — живительная пленка быстро затянула надрез. Шар теперь был целым, как прежде. Но он не светился. «Свет», — решил Ньюмор. Он выключил панель, и в комнате вновь воцарилась тьма, кромешная, бездонная…
Напрасно нажимал он бугорок — шар безмолвствовал. Глаз был мертв, и убил его он, Ньюмор, убил собственными руками. Его утешали все: и отец, обещавший привезти из следующего рейса точно такой же шар, и мать, и Линда. Но Ньюмор был безутешен.
Только теперь, много лет спустя, он, кажется, понял, в чем дело. В ту далекую ночь, вооружившись скальпелем, он разрушил единство, которое воплощал в себе голубой шар. Так вот по какой ассоциации он вспомнил сейчас все это. Разве теперь он не пытался нарушить то единство, которое представляет собой всякий человек, и в частности инженер «Уэстерн-компани» Арбен?
Ньюмор подошел к окну. В этом сумасшедшем мире безумно все, даже погода. Снова оттепель, хотя несколько часов назад, когда он встретился с Арбеном, был мороз.
Прозрачная пленка окна была покрыта седой изморозью. По наружной стороне, оставляя извилистый след, прокатилась капля воды. Она двигалась толчками, точь-в-точь маленькая юркая ящерка. Прикосновение холодной поверхности окна к пылающему лбу было приятно. Капля, пройдя рядом с глазом Ньюмора, ушла вниз.
«Да, это, если угодно, та самая капля, в которой можно увидеть отражение всего мира, — подумал Ньюмор. — Нужно только уметь правильно смотреть на вещи. Взять, например, эту юркую капельку, она — органическое единство двух элементов, водорода и кислорода. Отдели один из них — и вода как таковая исчезнет…»
Лаборатория Ньюмора помещалась высоко, и кусок города, лежащий сразу за оградой, был виден отсюда как на ладони. Дальняя перспектива, в ясную погоду отчетливая, была мелко заштрихована неутомимо сочащимся дождем.
На площади, прямо перед главным входом на территорию, производились работы — это было необычно. Ньюмор присмотрелся. Какая-то машина, похожая на кита, пускающего фонтан, медленно двигалась по кругу, оставляя за собой поблескивающую ленту нового покрытия. Зачем-то дорожникам понадобилось перекраивать площадь, да еще в такую неподходящую пору. Может быть, готовят искусственный каток для представления? На днях какой-то праздник, из тех, что приходится дюжина на месяц.
Ньюмор подошел к пульту и нажал кнопку вызова. Где-то он сейчас, Альва, бесплотное создание, вызванное к жизни Ньюмором? Бродит ли Альва бесцельно по городу в надежде на встречу с Арбеном? Или притаился где-нибудь, поджидая свою половину? Засада — вот чего больше всего боится бедняга Арбен. А может, Альва слоняется в каком-нибудь совсем уж неподходящем месте — скажем, в музее, или фешенебельном Клубе пифагорейцев, куда вход его названому брату Арбену заказан, или где-то еще — ведь для Альвы любая дверь открыта, точнее, он и не нуждается в двери.
Вот уж, должно быть, недоумевают знакомые Арбена, когда мимо них быстро скользит безмолвная фигура Альвы!.. Сейчас выяснится, где в эту минуту обретается Альва. Через несколько секунд он откликнется на радиосигнал, и в ответе будут две цифры — координаты местонахождения. Зная координаты, можно будет без труда, пользуясь стереокартой города, определить, где бродит худшая половина Арбена.
Время шло — глазок связи не вспыхивал. Странно. Раньше этого никогда не было — Альва послушно шел на связь.
Случайные помехи? Неисправность аппаратуры? Через пять минут Ньюмор убедился, что все блоки в порядке. И тогда смутное опасение перешло в уверенность.
Альва вышел из повиновения! Фантом, лишенный воли, искусно слепленный ансамбль античастиц, имеющий лишь человеческую оболочку. Еще вчера послушный своему создателю, он ушел из-под его власти, затерялся в огромном городе, безопасный для всех его жителей, кроме одного…
Дело осложнилось. Оставалось надеяться, что за ночь ничего не случится, а завтра, когда к нему приедет Арбен, Ньюмору удастся поймать Альву, использовав для этой цели мощные магнитные ловушки. Такие ловушки исстари применялись на пульсолетах для защиты от античастиц. Арбен будет служить для Альвы отличной приманкой.
Надо только позвонить Арбену, чтобы он на всякий случай поберегся. Пусть в своей машине, обклеенной пластиком, подъедет к самому входу. Ньюмор его встретит. Арбену придется пробежать лишь небольшой участок открытого пространства. А уж здесь, в лаборатории, Арбен будет в безопасности — Ньюмор об этом позаботится.
— Уэстерн, — бросил Ньюмор в мембрану. Но экран видеофона оставался темным. Ньюмор вытер внезапно вспотевший лоб. Похоже, все силы объединились против Арбена.
Ньюмор резко сдвинул верньер красного цвета.
— Слушаю, — пропел мелодичный голосок.
— Я не могу связаться с Уэстерном, — сказал Ньюмор. (Хорошо, хоть справочный центр ответил!)
— Не волнуйтесь, линия связи временно нарушена. («Робот или человек?» — подумал Ньюмор, вглядываясь в геометрически правильные черты блондинки.)
— Надолго нарушена линия?
— К утру наладят. («Пожалуй, все-таки человек».)
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался Ньюмор.
— Ремонтные и подготовительные работы на площади. («Так улыбаться может только женщина».)
— Да, я вижу из окна.
Создание выжидательно смотрело на Ньюмора.
— Скажите, к чему это дурацкое покрытие на площади? — не сдержался Ньюмор.
— Простите, я не могу входить в обсуждение распоряжений городских властей, — холодно сказала блондинка.
Экран померк.
«Конечно, робот», — решил Ньюмор. Ну что же, ситуация ясна. Ничего страшного. Позвоню в Уэстерн завтра утром и поговорю с Арбеном.
Ньюмор оглядел еще раз огромную пустынную лабораторию, похожую на храм, и направился к выходу.
Сотрудников Ньюмор терпел только по необходимости, предпочитая обходиться исполнительными, хотя и туповатыми роботами.
Дел немало — вряд ли ему придется заснуть этой ночью. Неожиданный бунт Альвы — если можно назвать бунтом его непонятное поведение — спутал все карты.
Прежде всего нужно отладить магнитную ловушку. Это дело капризное, и без участия Ньюмора здесь не обойтись. Кроме того, нужно обклеить защитным пластиком какую-нибудь из комнат, поменьше. В этой комнате Арбен будет жить до тех пор, пока Альва, привлеченный приманкой, не попадется в ловушку.
Главное — поймать Альву. Тогда-то Ньюмор сумеет выяснить, что произошло, и слепить из двух половинок единое целое, имя коему — инженер Арбен.
Обклеить комнату — дело, конечно, нехитрое, с этим справится любой лаборант. Но чем меньше людей будут посвящены в тайну Альвы, тем лучше.
Времена теперь такие, что даже роботу доверять нельзя. Лучше уж сам он обклеит комнату пластиком. Да оно и надежнее — ведь малейшая щель сможет оказаться роковой.
Ньюмор достал рулон ионопластика и принялся за работу, но предчувствие беды не покидало его. Ньюмор старался отвлечься, но мысль снова и снова возвращалась к двум блуждающим полюсам созданного им магнита, к Арбену и Альве, брошенным в каменный лабиринт огромного города.
Последние сутки, последняя ночь жизни Арбена в новом, «лучшем» качестве. Лучшем ли? Счет уже, собственно говоря, пошел на часы.
После ресторана и решающего разговора с Ньюмором Арбен ехал домой по вечернему городу, предоставив машину автоводителю.
Да, эксперимент Ньюмора не удался. Быть может, он был заранее обречен на неудачу — как знать? Разве под силу человеку изменить природу себе подобного?
Бесплотный Альва в главном оказался несостоятельным: он не смог даже вытравить из памяти Арбена красавчика Чарли.
«А как заманчиво обладать могуществом природы — конструировать жизнь по собственным чертежам!» — размечтался Арбен. Доведись ему по собственному разумению наново создавать то, что именуют жизнью, — о, уж он постарался бы, чтобы каждое, даже самое последнее существо на лестнице бытия было счастливо!..
«Безан» бесшумно мчался по улицам. Арбен рассеянно поглядывал по сторонам, думая о завтрашнем дне.
…Почему в нашем мире жизнь неотделима от страдания?
В душе Арбена шевельнулось давно забытое волнение: оно всегда предшествовало вольной импровизации, когда слова послушно выстраиваются в строки, а мысли облекаются в образы. Давно не посещало его это чувство — с тех самых пор, как Альва появился на улицах города… Выходит, и тут изобретение Ньюмора оказалось несостоятельным.
Арбен закрыл глаза. В голове одна за другой вспыхивали, теснились, рождались строки.
«Надо бы записать… Ладно, сделаю это завтра, когда вернусь от Ньюмора», — подумал Арбен.
И тут он вспомнил о Чарли.
…Это случилось давно, еще на втором курсе обучения. Они занимались в параллельных группах. Красавчик Чарли всех затмевал. Ловкий, подтянутый, всегда тщательно выбритый, даже в дни учебного поиска, когда чуть не каждый курсант обрастал бородой. Разумеется, Чарли пользовался наибольшим успехом среди представительниц прекрасного пола, — иначе и быть не могло. Но это была только одна сторона дела, пожалуй наименее важная. Куда удивительней было то, что при всех своих бесчисленных увлечениях Чарли ухитрялся оставаться первым среди первых. «Талант», — говорили одни. «Пройдоха», — пожимали плечами другие. Как бы там ни было, никто лучше Чарли Канцоне не мог решить комплексную инженерную задачу, а когда в училище приезжала инспекция с Базы или из Центра, начальство неизменно выставляло Чарли на переднюю линию огня. Арбен долго крепился, снедаемый завистью. Он понимал, что не ему, с его средними задатками, тягаться с блестящим Чарли. Арбен был старателен, очень старателен, но тот результат, которого он добивался упорным, многодневным трудом, давался баловню судьбы Чарли шутя. Притом инженерные решения его по изяществу и остроумию далеко превосходили любые проекты Арбена. «Сработано топором» — так однажды выразился экзаменатор, рассматривая проект городского подземного перехода, представленный Арбеном.
Жизнь стала совсем невыносимой, когда на горизонте появилась Виннипег — эфирное создание, исполнявшее обязанности диспетчера учебной части. Сначала Арбену казалось, что он наконец понял смысл существования. И Винни ему оказывала знаки внимания. Она охотно щебетала с ним, а однажды даже разрешила сводить себя в кафе и угостить мороженым. Но в один прекрасный вечер Арбен увидел Винни в обществе Чарли, и свет для него померк. Он придумывал тысячи способов убрать с дороги соперника, но то, что казалось убедительным и удачным в ночной тиши, утром представлялось бессмысленным. Арбен подолгу с мрачным видом сидел у зеркала, изучая свое весьма заурядное лицо. Нет, не с такими данными вступать в единоборство с неотразимым Чарли.
Откинувшись на спинку сиденья, Арбен невидящим взглядом скользнул по темным громадам домов, погруженных в сон. После беспокойного дня город засыпал рано. Светились лишь редкие купола ночных клубов.
Зачем он вошел тогда в ангар? Разыскать масленку? Моток пермаллоевой проволоки? А может быть, просто отдохнуть в прохладе? Тысячи раз потом пытался Арбен восстановить до мельчайших штрихов детали происшествия. Но эта мелочь навсегда ускользнула из памяти.
Стоял жаркий июльский полдень. Все изнывали от небывалого в этих широтах зноя. Арбен, уроженец севера, чувствовал себя отвратительно. Он, помнится, долго слонялся по учебному аэродрому, прежде чем войти в ангар. Постоял у дверей, пока глаза привыкли к полумраку. Здесь было прохладно, и Арбен решительно направился в ангар. Внезапно он остановился. Впереди, в самом центре золотистого солнечного конуса, льющегося с потолка, стоял Чарли. Его античное лицо было серьезно. Арбен присмотрелся. Чарли возился у катапульты. «Разве у него завтра полет?» — подумал Арбен.
Инженеры проходили обязательную летную практику, которая — в зависимости от их специализации- занимала от одного-единственного полета в субпространство до солидных двухнедельных упражнений в открытом космосе. И Арбена и Чарли ждал в будущем единственный старт, — инженерам-наземникам большая космическая практика ни к чему.
Катапульта в учебных полетах применялась чрезвычайно редко. Собственно, на памяти Арбена ни разу. Но на курсе ходила легенда, что когда-то ракета вспыхнула в полете, и катапульта вышвырнула практиканта, потерявшего сознание от перегрузки. Парашют опустил его в озеро, откуда добровольцы выловили незадачливого космонавта. Насколько эта легенда соответствовала истине, сказать никто не мог.
Принцип действия катапульты был несложен. В случае опасности нажималась кнопка, верхушка корабля открывалась, и пилот выбрасывался вверх. Механизм был запрограммирован так, что в случае нужды мог сработать и автоматически, как и произошло в том легендарном случае.
Видимо, Чарли интересовался автоматическим включением катапульты. Арбен знал, что в случае пожара замыкается химическая цепь, которая и включает взрывное устройство катапульты. Чарли, видимо, представлял это не очень ясно. А может, он хотел понять процесс во всех тонкостях? Арбен присмотрелся. Конечно, он возился с химическими реактивами. Наверно, желает самостоятельно составить включающую цепь.
Наконец Чарли заметил Арбена.
— Что, жарко? — громко сказал Чарли, разглядывая на свет пробирку ядовито-зеленого цвета.
Арбен в ответ что-то буркнул и подошел поближе. Счастливый соперник притягивал его, как магнит.
— Хочу выяснить, может ли эта штука сработать самостоятельно, — кивнул Чарли на кресло, похожее на трон.
— Как самостоятельно? — не понял Арбен.
— Я имею в виду — без причины, вернее, из-за какого-нибудь пустяка, — снисходительно пояснил Чарли.
Чарли впервые удостаивал его серьезного разговора. До сих пор он отделывался лишь шутками. А может, сам Арбен виноват во всем? Он всегда был нелюдим. Чарли, наверное, в общем-то, неплохой парень.
— По пустякам катапульта не срабатывает, — заявил убежденно Арбен.
— Не уверен.
Арбен подошел к испытательному стенду. Рубильник был выключен. Чарли хлопнул ладонью по потертому пластику сиденья, на котором не одно поколение будущих инженеров протирало форменные брюки.
— Проблема — и самая важная — это надежность. Каждая деталь должна обладать запасом прочности, — сказал Чарли.
— Ошибочная теория, — осмелился возразить Арбен.
— Вы так думаете? — Чарли поставил пробирку в штатив и не спеша вытер руки белой тряпкой.
— Лишний запас прочности перегружает конструкцию, — произнес Арбен.
— А не кажется ли вам, что еще пагубнее недостаток прочности? — сощурился Чарли. — В таком случае контакты расходятся от малейшего дуновения ветерка. И в результате — автоматическая ракета сходит с курса, здание оседает набок после пустякового землетрясения, и девушка… — он выдержал паузу и с расстановкой произнес, — девушка уходит к другому.
Кровь жаркой волной прихлынула к щекам. Арбен в полной растерянности отступил назад. Он чувствовал себя в положении собачонки, которую сначала приласкали, а затем ткнули ей в нос горящей сигаретой.
Сколько лет прошло с тех пор, но до сих пор кажется, что все это произошло вчера. И улыбающийся Чарли стоит перед глазами, как живой…
«Безан» равнодушно пожирал городское пространство. Машина миновала центр. Дома стали пониже, освещение — похуже. Окраина. Скоро начнется территория Уэстерна, и Арбен будет дома. Надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним. Надо надеяться, он заснет: благо нервы пока крепкие.
Чарли, Чарли…
Не обращая больше внимания на уничтоженного Арбена, Чарли небрежным жестом опустил рубильник, затем подпрыгнул и ловким движением опустился в кресло учебной катапульты. Он решил испытать действие нового реактива, составленного им самим, как впоследствии установила комиссия.
Сверху упал солнечный луч, и тонкая медная проволочка в пробирке ярко заблестела. Перед тем как сесть в кресло, Чарли поставил в штатив песочные часы, и золотистая струйка песка побежала в нижнее отделение пробирки, отсчитывая положенные ей пять минут. Чарли вздумал проверить, каким запасом прочности обладает придуманная им система. Он был уверен, что реактив не сумеет за пять минут разъесть проволочку и тем самым включить катапульту. Чтобы проверить это, достаточно было загрузить катапульту балластом, но Чарли, не задумываясь, сам вскочил в кресло. В чем, в чем, а в недостатке храбрости его нельзя было упрекнуть.
Чарли сжал подлокотник, и сверху на него опустился прозрачный купол, выполненный из армированного пластика. Теперь он напоминал космонавта в кабине корабля — классическую картинку из детской книжки. Там со страниц на страницу кочевали именно такие конфетные красавчики.
«Это он уж напрасно, — подумал Арбен, глядя на массивный купол. — Хвастун!..»
Золотистая кучка песка медленно росла на дне пробирки. Медная проволочка истончилась настолько, что ее трудно было заметить простым глазом.
«Слезай, хватит!» — хотелось крикнуть Арбену. Но он не крикнул. Может быть, потому, что купол, под которым сидел Чарли, был звуконепроницаемым?
Как зачарованный смотрел Арбен на тоненькую песчаную струйку. Наконец-то! Струя иссякла. Пять минут прошло. Чарли улыбнулся Арбену и приветственно помахал рукой. Затем опустил руку на подлокотник… но прозрачный купол не поднялся. «Заело», — сообразил Арбен. Сквозь поблескивающую оболочку он видел, как побледнело красивое лицо Чарли. Он привстал и изо всех сил налег на препятствие, но герметический купол не поддавался. Купол служил для испытаний в ядовитой среде, и сорвать его вручную было почти невозможно.