Страница:
— Гони деньги за трюзера. Два месяца жду. Вот сдеру их с тебя, и пойдешь отсюда голым.
Второй что-то виновато отвечал: по-видимому, оправдывался, а блондин распалялся все больше и больше.
— Никак не пойму, что они не поделили, из-за чего спор? — спросил шофер.
— Штаны делят, — усмехнулся Афанасьев. — Трюзера — это на их языке штаны, дорогой Митрофанович. Мои ребята недавно прихватили одного деятеля, он этими самыми трюзерами торговал. Сейчас, брат, у стиляг портки чуть ли не в культ возведены. Вот индийские джинсы в магазине восемь рублей стоят. Но уважающий себя модник такие джинсы и бесплатно не возьмет. Нужно, чтобы они были сшиты фирмой «Леви Страус» или «Блюдоллар», и тогда эти штаны из грубой, толстой материи, упакованные в запечатанный целлофановый пакет, стоят сто или сто двадцать рублей. Но запечатанный пакет еще не гарантия от подделки. Нужно, чтобы на джинсах был «Лебл» — фирменная этикетка. Обычно она вшивается в шов под поясом где-нибудь сзади и цветным украшением торчит наружу, оповещая всех любителей, что штаны сшиты знаменитой фирмой. Но одной этикетки мало. Фирменными должны быть пуговицы. Они теперь на ширинке сверху как украшение пришиваются. Но ловкачи и это обходят, такие подделки мастерят, что диву даешься.
— И где же берут такие деньги эти юнцы?
— Главным образом у добреньких родителей. Но некоторые ради заморских штанов всячески изворачиваются и даже совершают преступления.
— Мой ходит в восьмирублевых, — усмехнулся шофер. — Правда, отыскал старые сапоги, отрезал голенища, выкроил из них два кленовых листа и пришил сзади, а на каждую коленку поставил по круглой заплате. Ну ладно бы дыры были, а то прямо на целое место. Говорит, модно.
— Отстал ваш от моды, Николай Митрофанович. Хорошо хоть, сторублевых не просит.
Спор среди картежников стал общим. В нем приняли участие и те, кто до этого молчал. Люди, что находились поблизости, испуганно посматривали на них и начали расходиться. Высокий плотный мужчина вместо того, чтобы вмешаться и остановить расходившихся парней, быстро сложил свои вещи в портфель и отправился подальше. Перешли на другое место молодой, спортивного вида человек с девушкой. Поднялся и Афанасьев.
— Пойдем и мы, Митрофанович! Не досуг мне с ними заниматься, а жаль. Проводник, наверное, вот-вот подойдет. Пришлем сюда ребят из речной милиции, пусть посмотрят, что это за горлопаны.
— Всем недосуг. Вот тому, который с портфелем, недосуг! Спортсмену с девицей не хочется ввязываться, и нам некогда, а юнцы привыкают, наглеют и безобразничают, потому что никто из старших вовремя спесь не сбил. Раньше у нас в деревне скажи что-нибудь невпопад в присутствии старших, потом неделю будешь ходить с синяком под глазом, не то что теперь.
Николай Митрофанович еще долго ворчал, пробираясь среди лежащих на песке людей.
Возле пирса речной милиции Афанасьев сразу же увидел на берегу в высокой зеленой траве серую Ладу. Она узнала майора даже в этом непривычном виде и приветливо замахала хвостом. Собаку держал на поводке парень в кедах, тренировочных брюках и голубой шелковой безрукавке; в нем не сразу можно было признать давешнего проводника.
— Ну, вот подходяще. Такого же мы встретили на дачном проспекте, только овчарка у него была чепрачной окраски и не было у него в руках такого замечательного контейнера, — подытожил Афанасьев, рассматривая инспектора-кинолога, как теперь стали величать проводников служебно-розыскных собак.
Одеваясь, майор подозвал к себе дежурного отделения речной милиции и рассказал о картежниках, замеченных на пляже. Тот немедленно выслал катер с милиционерами и дружинниками и пообещал:
— Проверим и результаты сообщим в местное отделение.
Усаживаясь в «Жигули», Николай Митрофанович начал расспрашивать проводника:
— Ну, как Лада у тебя работает?
— Отлично. Если, конечно, следы есть. В городе-то трудно. Там знаете сколько запахов? А здесь другое дело.
— Как же она их след найдет? — усомнился шофер.
— Есть такая наука. Одорология называется, — оживился проводник. — Ученые доказали, что молекулы, из которых состоит запах, сохраняются очень долго, и если их законсервировать, то потом можно использовать этот запах через продолжительное время. Эти самые ученые сконструировали специальный локатор, «собачий нос». Но нам механический нос ни к чему. Верно, Лада? — Проводник обнял собаку, притянул к себе, и та, отлично понимая, что хозяин ею доволен, что он ей верит, улучив момент, лизнула его в щеку.
— Не целуйся, противная морда, — доставая платок, шутливо проворчал проводник и продолжил импровизированную лекцию. — Наши ученые-криминалисты изобрели специальный контейнер, куда помещают вещь, предмет или просто обогащенный нужным запахом воздух. Вот приедем, на месте вы увидите. Лада знает, что от мешка пахнет преступниками. Она, прежде чем прорабатывать след, еще там, в квартире, обнюхала потерпевшую, выяснила, как пахнут в квартире другие вещи, и сейчас будет искать только запах владельцев мешка. Если они, конечно, снова не уехали на машине, то она их найдет. Отличная собака у меня Лада, — похвалил проводник свою любимицу.
Через несколько минут Афанасьев остановил машину в тупике возле пустого дома. Проводник раскрыл контейнер и вытряхнул из него мешок. Лада старательно, даже с какой-то показной внимательностью начала его обнюхивать.
— Пойдете за проводником. Вам нет смысла проходить через участок дачи, — инструктировал майор подошедших Ильина и Звягина. — Идите в обход и ждите. Лучше, если один пойдет поближе к собаке, а другой в стороне. Подстраховывая. Как только Лада проработает след, немедленно сообщите. Буду в местном отделении милиции. Там же оставлю, Борис, твои «Жигули», а ключи передам дежурному.
Афанасьев отправил своих помощников на соседнюю улицу, дождался, когда Лада взяла след, длинной щепкой, чтобы не прикасаться руками, запихнул мешок обратно в контейнер, закрыл его и положил в багажник. Уселся за руль, взглянул на дремавшего таксиста:
— Поехали, Николай Митрофанович. Есть у нас еще дома, то бишь в родной милиции, дела.
— Четыре часа я вас мучаю, Николай Митрофанович! И, если не будете возражать, еще часок — другой.
— Чего уж там! Вы мне внеочередной день отдыха устроили. Справку-то дадите?
— Дам, конечно. С печатью, все честь по чести.
— Тогда ладно, мне главное, чтобы начальство не ругалось. Я вот там в тени на лавочке подожду.
Шофер направился в тень, а Афанасьев к своему местному коллеге — Михаилу Трофимовичу. Едва Афанасьев переступил порог кабинета, ему навстречу вышел из-за письменного стола худощавый, лысеющий мужчина небольшого роста. Крепко пожал руку.
— Уже звонили о твоей беде, Александр Филиппович. У меня на территории таких дел лет пятнадцать не было. Вот сижу, тебя жду. Думаю, без меня все равно не обойдешься. Я даже своих ребят задержал, чтобы тебе помочь.
— Тогда одолжи ненадолго двух инспекторов, — улыбнулся Афанасьев.
— Хоть трех, лишь бы толк был. Нужно, так я и сам к тебе в помощники пойду.
Александр Филиппович коротко рассказал о поездке с шофером, о том, что на месте, где выгрузили награбленное, работает собака.
— Боюсь, что это дело какие-то мои подлецы сообразили, — перебил его Михаил Трофимович и с надеждой вслух подумал: — А может, приезжие дачники?
— А ты не знаешь плотного блондина лет девятнадцати-двадцати?
— Они тут сейчас почти все блондины, — вздохнул Михаил Трофимович. — Посиди на таком солнце изо дня в день, не то что блондином, совсем седым станешь. Так что ты хотел от моих ребят?
— Во дворе сидит шофер, что грабителей вез. Он их обоих отлично запомнил. Мы с ним по пляжу прошлись, их там нет. Может, твои посмотрят с ним закусочные и рестораны поблизости. А мы с тобой пока обсудим, что дальше делать.
Два инспектора — спортивного вида молодые люди — внимательно выслушали наставления своего и чужого начальника и уехали вместе с таксистом.
Коллеги закурили. Афанасьев подробно рассказал об ограблении.
Разговор оборвал телефонный звонок. Докладывал Ильин. На пустыре возле Москвы-реки Лада нашла вещи. Тайник не тронули. За ним наблюдает Звягин, а он звонит с адмиральской дачи. Проводник с собакой ушел в отделение.
— Вас заметили? — перебил Афанасьев.
— По-моему, нет. Мы со Звягиным держались в стороне, а проводник у тайника почти не останавливался. Пошел сразу к реке, искупал собаку. В общем, если смотреть со стороны, это обычная прогулка. Людей на пустыре никаких нет, поблизости тоже. Вещи завернуты в полиэтиленовую пленку, такую, какой накрывают грядки.
— Иди к Звягину, — приказал майор. — Загорайте, купайтесь, но чтобы у вас из-под носа ничего не ушло. Я сейчас подъеду.
— Ну, теперь дело за нами, подождем, когда явятся… — Афанасьев довольно потирал руки.
Дверь из коридора открылась, и в кабинет вихрем влетела Лада. Она была очень довольна собой и вела себя весьма свободно. В два прыжка оказалась возле Афанасьева, лизнула ему руку, хотела добраться и до лица, но ее окликнул проводник. Несколько сконфузясь, собака прошлась по кабинету, заглянула под стол, независимо обнюхала углы и улеглась у дверей.
Проводник докладывал:
— От пустой дачи мы прошли метров триста. Вышли на пустырь. Там когда-то была мусорная свалка.
— Ага, понятно, поэтому и нет в этом месте отдыхающих, — решил Афанасьев.
— Да, людей там совсем немного, и те на самом берегу, — продолжал проводник.
— Знаю я это место, — вмешался Михаил Трофимович. — Местные жители там иногда берут песок.
— Вот, вот. В одной такой яме Ладушка и отыскала все. Яма глубокая, метра полтора, а то и поглубже.
Собака поняла, что разговор идет о ней, подошла к проводнику, села рядом, положила голову на колени своего друга и стала посматривать то на одного, то на другого.
— Все лежит в углублении, вроде как в норе, в полиэтилен завернуто, я пощупал: сумки, магнитофон, еще что-то. Сверху песком завалено. Мы с Ильиным, возвращаясь, все свои следы заровняли. Любопытных никого не было, так что, думаю, мы не наследили. Придут они за вещами. Нужно ждать. Обязательно придут, — уверенно закончил проводник.
— Если не заметили вас, то придут, — вздохнул Михаил Трофимович, — а если видели, как вы там с собакой шныряли, то просидим до морковкина заговенья. — Он подошел к шкафу, порывшись в связке ключей, открыл дверцу и вытащил две маленькие, портативные рации.
— Возьми. Отдай своим сыщикам, отлично работают, а в засаде незаменимы.
— А у тебя заряженной фотокамеры нет?
— Ты, друг, как цыган. Попить нет? Поесть нет? Обуться нет? Одеться нет? А лошадки не найдется?
— Ладно, не ворчи.
— Хочешь фоторужье или «Зенит»?
— Давай лучше «Зенит», а то с фоторужьем таскаться…
Афанасьев подъехал к магазину, купил хлеб, колбасу, несколько бутылок нарзана и направился к дому адмирала. Зинаида Христофоровна сообщила, что ее муж забрал удочки и ушел.
Афанасьев завернул в куртку продукты, рации, снял рубашку, повесил на шею фотоаппарат и не торопясь отправился к реке. Он сразу заметил на берегу одинокого рыбака. Берег и прилегающая к нему прибрежная полоса были пустынными. Видимо, не любили здесь купаться и загорать дачники. Возле трех хорошо оборудованных удочек колдовал адмирал. В целлофановом пакете, наполненном водой, плавали два ерша и окунишка.
— Не велик улов, ухи явно не получится, — усмехнулся майор.
— Да, не клюет, — пожаловался моряк. — А я сюда каждый день по ведру подкормки бросаю и ловлю. А сегодня как кто заколдовал. К непогоде, то ли? — Рыбак осмотрел горизонт, но небо было чистым. — Парит здорово. Ну ничего, может, рыбка покрупнее клюнет. Вот там возле кустов расположился ваш молодой человек, а второй пошел проводить одну компанию. Да вон он возвращается.
Майор передал подошедшему Ильину сверток, объяснив, что в нем еда и рации — одна ему, вторая Звягину. Оглядевшись и не заметив посторонних, Афанасьев вытащил рацию и для проверки включил прием. Немедленно послышался зуммер вызова. Прибавил громкость и сразу же услышал:
— Саша! Саша! Это я, Миша! Прием.
Несмотря на искажение голоса, Афанасьев догадался, что это его вызывает Михаил Трофимович. Переключив тумблер на передачу, ответил:
— Миша, я тебя слышу хорошо. Что ты хочешь?
— Велено немедленно забрать все, что нашли. Понимаешь? Немедленно! Постарайся осторожно.
— Миша, почему?
— Идет грозовой фронт. Обещают ливень похлеще последнего, испортится чужое добро, не расплатишься.
— А как же «наши друзья»? Ну, новые хозяева? — растерянно спросил Афанасьев.
— Виктор Иванович и его «батя» сказали, что это потерпевших не касается. Им нужно все вернуть не испорченным, а «друзья» — это наша с тобой забота. У меня все, будь на приеме.
Приказ начальства нарушил все планы, уничтожил надежду легко схватить преступников с поличным, когда они явятся за вещами. Ильин и Афанасьев молча смотрели друг на друга.
Из оцепенения их вывел адмирал, слышавший весь разговор. Он раскурил трубку и проворчал:
— Теперь мне ясно, почему рыба не клевала. Вы тут сматывайте мои удочки, а я к себе, у меня есть отличная садовая тачка. Мы на нее погрузим вещи, присыплем песком и домой. Так что комар носа не подточит.
Едва вещи были привезены в дом адмирала, хлынул ливень. Дождь лил сплошной стеной. В окна было видно, как на улице все канавки, ямки и углубления мгновенно наполнились водой.
Афанасьев, рассматривая заграничный магнитофон, представил, как тайник грабителей наполняется желтой жижей, представил, во что бы превратились вещи, которые сейчас переписывал в акте изъятия Звягин.
Адмирал и его симпатичная жена, согласившись быть понятыми, понимали, что работники уголовного розыска, спасая имущество пострадавших, уничтожили ключ к розыску преступников и тем самым чрезвычайно усложнили свою работу.
— Надевайте сапоги, забирайте удочки. Теперь будет клевать обязательно. Посидим вечернюю зорьку да заодно и на бережок посмотрим.
Звягину адмирал предложил брезентовую куртку, под которую тот пристроил рацию.
Афанасьев все-таки решил оставить на берегу, возле тайника, засаду. Чем черт не шутит, вдруг придут! А сам поехал в отделение милиции.
Михаил Трофимович встретил Афанасьева приветливо. В уголовном розыске часто так бывает, что рассчитываешь, прикидываешь, кажется, все учтено, все-все предусмотрено, а потом выясняется, что все не так, все не годится и нужно начинать сначала.
— Тут тебе Павлов несколько раз звонил, не нашел он мальчишку. Говорит, в адресном по Москве и области несколько тысяч Тюриных. Да, может, он и не Тюрин вовсе? Кто его знает?
— Думаешь, Михаил Трофимович, он из той же компании?
— Не исключено. Больше того, думаю, что в этом деле кто-нибудь из моих подопечных замешан. Пустых дач сейчас в нашем Серебряном бору раз-два и обчелся, а они, видимо, знали, что дом пустой. Знали и заранее присмотрели яму. Я дал команду перепроверить всех местных парней, особенно тех, кто у нас уже побывал. Кстати, из речной милиции звонили, ту компанию, что тебе на пляже в глаза бросилась, они передали в Таганский район. У местного уголовного розыска есть кое-какие вопросы к этим картежникам. К нам, как лето, со всей Москвы едут, — вздохнул майор.
— Ну, я тебя больше задерживать не буду. Поеду к себе.
Афанасьев крепко пожал руку Михаилу Трофимовичу, и они расстались.
Приехав к себе в отделение, майор увидел инспектора Киселева, который беседовал с потерпевшими. Он передал инспектору ключи от автомашины, забрал из багажника вещи, чтобы предъявить их молодым людям, а потом вернуть под расписку. Пострадавшие, видимо, никак не ожидали такой оперативности и настолько растерялись, что не знали, что им делать.
Афанасьев застал Павлова над изучением каких-то книг. Он настолько увлекся, что даже не обратил внимания на приход начальника. Афанасьев постоял немного у двери и дважды спросил своего старшего инспектора, что тот выяснил по его заданию, но Павлов даже не поднял головы, и майор еле сдержался, чтобы не повысить голос. Он знал, что Павлов книголюб, знал, что у него интересная и ценная библиотека, но никак не мог предполагать, что такой серьезный и опытный работник вместо розыска мальчика будет изучать какие-то книги. Афанасьев подошел к столу, захлопнул книгу, которую в лупу рассматривал Павлов.
— Нашел время, Кузьмич, книжками любоваться. Что с мальчишкой?
Павлов взглянул на Афанасьева, встал, бережно взял со стола книгу.
— Ты посмотри, Саша, что это такое! Просто невероятно. Это же уникальные издания.
Слово «уникальные» Павлов произнес по слогам и с каким-то особым почтением.
— Слушай, я у тебя про Павла Тюрина спрашиваю, а ты мне книжками голову морочишь.
— Я тебе как раз и отвечаю. Эти книжки продал потерпевшему тот самый загадочный мальчишка, который ни в одну поликлинику или больницу не обращался. Кстати, он, видимо, по Киевской дороге не живет. Проверили четырнадцать семей Тюриных, но старушки, заметь, одинокой, с внуком Павликом, до Апрелевки не нашли.
— Почему до Апрелевки?
— Завтра будут проверять и дальше. Думаю сейчас сходить к потерпевшим и поподробнее побеседовать с ними об этом Павлике. Книжки мне отдала жена студента, его самого дома не было, он ездил к каким-то родственникам.
— Не надо никуда ходить. Потерпевшие сейчас у Киселева. Пойдем посмотрим и поговорим. Кстати, объясни, пожалуйста, зачем ты забрал эти книги?
— Очень просто. Книги настолько редкие, что их могут знать букинисты. Хочу кое-кому показать.
— Ну что же, может быть, в этом есть резон. Пойдем к Киселеву.
Павлов пошел было за Афанасьевым, но вернулся, открыл сейф, аккуратно уложил в него книги, потом захлопнул стальную дверь, закрыл замок и только тогда вышел из кабинета.
Потерпевшие рассыпались в благодарностях и, казалось, были удивлены таким быстрым результатом.
Женщина, торопливо осматривая вещи, подтвердила, что все возвращено. Вдруг лицо ее изменилось, и она несколько раз с опаской взглянула на дверь, словно ожидая, что вот-вот появится что-то страшное. Афанасьев перехватил ее взгляд.
— Чего вы боитесь, Наташа?
— Бандитов! Разве их не приведут? — шепотом спросила она.
— К сожалению, их еще не поймали. Когда поймаем, обязательно вам покажем, да вы не бойтесь. Они у нас после задержания пай-мальчики, много я таких перевидел. Ищешь чуть ли не громилу, а задержишь — смотреть не на что. И ростом меньше, и голосок дрожит.
Афанасьев распорядился предъявить вещи и вручить их хозяйке, а сам пригласил к себе в кабинет старшего инспектора и студента.
— Расскажите нам, Костя, как и где вы познакомились с Павлом Тюриным?
— А вы его нашли? Что с ним?
— К сожалению, что с ним и где он, нам неизвестно, поэтому и прошу вас рассказать о нем все самым подробным образом.
— Так вот, перед Маем я получил стипендию и зашел в «Находку» — это возле площади Дзержинского букинистический магазин. Посмотрел, что есть на прилавках, и вышел. Там, возле магазина, в сквере, постоянно толкутся люди с редкими книгами. Правда, их прогоняют милиция и директор магазина, но они отойдут, а потом возвращаются. Смотрю, в сторонке стоит мальчик, в руках книга, завернутая в газету. Я подошел, спросил, что у него. Он развернул. Я так и ахнул. География, изданная в 1718 году, еще при жизни Петра Великого. Книга старая, но довольно хорошо сохранилась. Я спросил, сколько стоит. А он мнется и в свою очередь спрашивает, сколько я дам. Знаю, что книга очень дорогая, и так, на всякий случай, предложил семьдесят пять рублей. Он сразу согласился. Я вспомнил, что у меня с собой и пятидесяти не наберется, и попросил пойти со мной домой, у Наташи деньги были: нам ее родители помогают. По дороге разговорились. Дома я рассчитался с Павлом. Поинтересовался, какие он книги намерен продать еще. Он сказал, что сам решать этого не может, а посоветуется с бабушкой. Потом я купил у него восьмитомник монографий Костомарова, изданный в 1908 году, все за сто рублей. Два томика Берсеньева «Московский Кремль в старину и теперь» на веленевой бумаге за пятьдесят рублей, и вот сегодня Павлик притащил две вот эти книги Шильдера — «История Александра Первого», их должно быть еще два тома, — озабоченно закончил Костя.
Павлов внимательно слушал и перелистывал редкие книги, которые принес из своего кабинета.
— А скажите, сколько они могут, по вашему мнению, стоить? А?
— Точно не знаю, — смутился молодой человек.
— Ну что же вы, а еще историк, книги-то по вашей специальности, — удивился Павлов.
— Ну, примерно представляю, конечно…
— Подороже, чем вы заплатили? — снова переспросил старший инспектор.
— Ну, я думаю… — неопределенно ответил студент.
— Допустим, знаете, тогда как же вы так, извините, «обжали» бедного мальчика с его бедной бабушкой? — съязвил Афанасьев.
— Это уже слишком высокие материи, да если не я, так другой, — пожал плечами Костя.
— Но вы-то еще и будущий педагог, — вздохнул Павлов.
Разговор зашел в тупик. Приподнятое настроение у потерпевшего исчезло. Уходя, он задержался в дверях.
— Может быть, можно забрать с собой книги?
— Повремените, — лаконично ответил Афанасьев.
«В общем, ищи-свищи», — думал Афанасьев, усаживаясь с Павловым в машину, чтобы ехать к букинистам.
По пути в «Находку» Павлов увлеченно рассказывал, вводил, так сказать, в курс дела неофита Афанасьева.
— Директор «Находки» интереснейшая личность. Его отец, Иван Фадеев, — обычный владимирский крестьянин, рос в большой бедной семье. В конце прошлого века родители определили одиннадцатилетнего мальчика в книжный магазин в Харькове. Лет через пятнадцать он перебрался в Москву. Постепенно, понемногу открыл собственное дело и сына — Александра Ивановича — тоже заставил работать на побегушках в своей лавке. Сейчас Александру Ивановичу под семьдесят, а память у него феноменальная. Энциклопедическая. Он набит всевозможными историями о редких книгах. Иногда специально выбираю время и иду к нему. Часами слушаю невероятные вещи. При царе отцовскую лавку не раз закрывали, за распространение марксистской литературы штрафовали. Кстати, отец Александра Ивановича в канун первой мировой войны купил у князей Гончаровых две рукописные книги с миниатюрами в красках. Одна — пятнадцатого века Апостол, вторая — Евангелие шестнадцатого века. Чтобы приобрести их, продал свою лавку, заложил дом, залез в долги, а все-таки купил. Сейчас эти фолианты в библиотеке имени Владимира Ильича Ленина в Государственном фонде и записаны как фадеевские.
Машина выехала с площади Дзержинского на улицу 25 Октября, медленно проползла сквозь длиннющую очередь за мороженым и подъехала к павильону, над которым стеклянной вязью было написано «Находка». В сквере стояли и сидели на скамейках молодые люди и пожилые мужчины с портфелями, папками или связками книг. Едва они заметили красную надпись на борту «Москвича», как стали разбегаться в разные стороны — точно тараканы на кухне после того, как включили свет.
Афанасьев кивнул в их сторону:
— Значит, здесь потерпевший познакомился с Павликом.
В магазине, несмотря на раннее утро, было много покупателей.
Павлов вежливо поздоровался с пожилой кассиршей, узнал, что директор у себя, и потащил Александра Филипповича по одному ему известным закоулкам. Кабинет директора был завален книгами. Несмотря на крутившиеся под потолком лопасти вентилятора, пахло здесь как-то особенно: бумагой, красками и, пожалуй, тленом. Увидев Павлова, пожилой, невысокий мужчина, улыбаясь, вышел из-за стола.
— Давненько вы ко мне не заглядывали, Иван Кузьмич. Я уж думал, не заболели ли? — Он осмотрел Павлова и решил: — Хотя по вашему виду этого не скажешь, но загореть бы не мешало. Видно, на солнце мало бываете.
Иван Кузьмич, дождавшись паузы, представил майора и сообщил, что на этот раз он пришел по делу.
— Просьба, Александр Иванович! Оцените вот эти книги и скажите, не попадались ли они вам раньше.
Старый книжник буквально ощупал каждый том и переспросил:
— Вам как нужно их оценить, точно по каталогу или приблизительно? Хотя, в общем-то, и на память не ошибусь. — Он защелкал костяшками счетов и сообщил, что в общей стоимости книги могут быть куплены магазином за шестьсот двадцать пять рублей. — Сдаете?
— Нет, Александр Иванович, мы не собираемся сдавать эти книги. Они чужие и фигурируют в уголовном деле, — ответил Афанасьев. — Нас очень интересует, не попадались ли они вам раньше?
Второй что-то виновато отвечал: по-видимому, оправдывался, а блондин распалялся все больше и больше.
— Никак не пойму, что они не поделили, из-за чего спор? — спросил шофер.
— Штаны делят, — усмехнулся Афанасьев. — Трюзера — это на их языке штаны, дорогой Митрофанович. Мои ребята недавно прихватили одного деятеля, он этими самыми трюзерами торговал. Сейчас, брат, у стиляг портки чуть ли не в культ возведены. Вот индийские джинсы в магазине восемь рублей стоят. Но уважающий себя модник такие джинсы и бесплатно не возьмет. Нужно, чтобы они были сшиты фирмой «Леви Страус» или «Блюдоллар», и тогда эти штаны из грубой, толстой материи, упакованные в запечатанный целлофановый пакет, стоят сто или сто двадцать рублей. Но запечатанный пакет еще не гарантия от подделки. Нужно, чтобы на джинсах был «Лебл» — фирменная этикетка. Обычно она вшивается в шов под поясом где-нибудь сзади и цветным украшением торчит наружу, оповещая всех любителей, что штаны сшиты знаменитой фирмой. Но одной этикетки мало. Фирменными должны быть пуговицы. Они теперь на ширинке сверху как украшение пришиваются. Но ловкачи и это обходят, такие подделки мастерят, что диву даешься.
— И где же берут такие деньги эти юнцы?
— Главным образом у добреньких родителей. Но некоторые ради заморских штанов всячески изворачиваются и даже совершают преступления.
— Мой ходит в восьмирублевых, — усмехнулся шофер. — Правда, отыскал старые сапоги, отрезал голенища, выкроил из них два кленовых листа и пришил сзади, а на каждую коленку поставил по круглой заплате. Ну ладно бы дыры были, а то прямо на целое место. Говорит, модно.
— Отстал ваш от моды, Николай Митрофанович. Хорошо хоть, сторублевых не просит.
Спор среди картежников стал общим. В нем приняли участие и те, кто до этого молчал. Люди, что находились поблизости, испуганно посматривали на них и начали расходиться. Высокий плотный мужчина вместо того, чтобы вмешаться и остановить расходившихся парней, быстро сложил свои вещи в портфель и отправился подальше. Перешли на другое место молодой, спортивного вида человек с девушкой. Поднялся и Афанасьев.
— Пойдем и мы, Митрофанович! Не досуг мне с ними заниматься, а жаль. Проводник, наверное, вот-вот подойдет. Пришлем сюда ребят из речной милиции, пусть посмотрят, что это за горлопаны.
— Всем недосуг. Вот тому, который с портфелем, недосуг! Спортсмену с девицей не хочется ввязываться, и нам некогда, а юнцы привыкают, наглеют и безобразничают, потому что никто из старших вовремя спесь не сбил. Раньше у нас в деревне скажи что-нибудь невпопад в присутствии старших, потом неделю будешь ходить с синяком под глазом, не то что теперь.
Николай Митрофанович еще долго ворчал, пробираясь среди лежащих на песке людей.
Возле пирса речной милиции Афанасьев сразу же увидел на берегу в высокой зеленой траве серую Ладу. Она узнала майора даже в этом непривычном виде и приветливо замахала хвостом. Собаку держал на поводке парень в кедах, тренировочных брюках и голубой шелковой безрукавке; в нем не сразу можно было признать давешнего проводника.
— Ну, вот подходяще. Такого же мы встретили на дачном проспекте, только овчарка у него была чепрачной окраски и не было у него в руках такого замечательного контейнера, — подытожил Афанасьев, рассматривая инспектора-кинолога, как теперь стали величать проводников служебно-розыскных собак.
Одеваясь, майор подозвал к себе дежурного отделения речной милиции и рассказал о картежниках, замеченных на пляже. Тот немедленно выслал катер с милиционерами и дружинниками и пообещал:
— Проверим и результаты сообщим в местное отделение.
Усаживаясь в «Жигули», Николай Митрофанович начал расспрашивать проводника:
— Ну, как Лада у тебя работает?
— Отлично. Если, конечно, следы есть. В городе-то трудно. Там знаете сколько запахов? А здесь другое дело.
— Как же она их след найдет? — усомнился шофер.
— Есть такая наука. Одорология называется, — оживился проводник. — Ученые доказали, что молекулы, из которых состоит запах, сохраняются очень долго, и если их законсервировать, то потом можно использовать этот запах через продолжительное время. Эти самые ученые сконструировали специальный локатор, «собачий нос». Но нам механический нос ни к чему. Верно, Лада? — Проводник обнял собаку, притянул к себе, и та, отлично понимая, что хозяин ею доволен, что он ей верит, улучив момент, лизнула его в щеку.
— Не целуйся, противная морда, — доставая платок, шутливо проворчал проводник и продолжил импровизированную лекцию. — Наши ученые-криминалисты изобрели специальный контейнер, куда помещают вещь, предмет или просто обогащенный нужным запахом воздух. Вот приедем, на месте вы увидите. Лада знает, что от мешка пахнет преступниками. Она, прежде чем прорабатывать след, еще там, в квартире, обнюхала потерпевшую, выяснила, как пахнут в квартире другие вещи, и сейчас будет искать только запах владельцев мешка. Если они, конечно, снова не уехали на машине, то она их найдет. Отличная собака у меня Лада, — похвалил проводник свою любимицу.
Через несколько минут Афанасьев остановил машину в тупике возле пустого дома. Проводник раскрыл контейнер и вытряхнул из него мешок. Лада старательно, даже с какой-то показной внимательностью начала его обнюхивать.
— Пойдете за проводником. Вам нет смысла проходить через участок дачи, — инструктировал майор подошедших Ильина и Звягина. — Идите в обход и ждите. Лучше, если один пойдет поближе к собаке, а другой в стороне. Подстраховывая. Как только Лада проработает след, немедленно сообщите. Буду в местном отделении милиции. Там же оставлю, Борис, твои «Жигули», а ключи передам дежурному.
Афанасьев отправил своих помощников на соседнюю улицу, дождался, когда Лада взяла след, длинной щепкой, чтобы не прикасаться руками, запихнул мешок обратно в контейнер, закрыл его и положил в багажник. Уселся за руль, взглянул на дремавшего таксиста:
— Поехали, Николай Митрофанович. Есть у нас еще дома, то бишь в родной милиции, дела.
* * *
Майор загнал автомашину во двор отделения, поставил в сторону, чтобы не мешала. Взглянул на часы: было около трех часов дня.— Четыре часа я вас мучаю, Николай Митрофанович! И, если не будете возражать, еще часок — другой.
— Чего уж там! Вы мне внеочередной день отдыха устроили. Справку-то дадите?
— Дам, конечно. С печатью, все честь по чести.
— Тогда ладно, мне главное, чтобы начальство не ругалось. Я вот там в тени на лавочке подожду.
Шофер направился в тень, а Афанасьев к своему местному коллеге — Михаилу Трофимовичу. Едва Афанасьев переступил порог кабинета, ему навстречу вышел из-за письменного стола худощавый, лысеющий мужчина небольшого роста. Крепко пожал руку.
— Уже звонили о твоей беде, Александр Филиппович. У меня на территории таких дел лет пятнадцать не было. Вот сижу, тебя жду. Думаю, без меня все равно не обойдешься. Я даже своих ребят задержал, чтобы тебе помочь.
— Тогда одолжи ненадолго двух инспекторов, — улыбнулся Афанасьев.
— Хоть трех, лишь бы толк был. Нужно, так я и сам к тебе в помощники пойду.
Александр Филиппович коротко рассказал о поездке с шофером, о том, что на месте, где выгрузили награбленное, работает собака.
— Боюсь, что это дело какие-то мои подлецы сообразили, — перебил его Михаил Трофимович и с надеждой вслух подумал: — А может, приезжие дачники?
— А ты не знаешь плотного блондина лет девятнадцати-двадцати?
— Они тут сейчас почти все блондины, — вздохнул Михаил Трофимович. — Посиди на таком солнце изо дня в день, не то что блондином, совсем седым станешь. Так что ты хотел от моих ребят?
— Во дворе сидит шофер, что грабителей вез. Он их обоих отлично запомнил. Мы с ним по пляжу прошлись, их там нет. Может, твои посмотрят с ним закусочные и рестораны поблизости. А мы с тобой пока обсудим, что дальше делать.
Два инспектора — спортивного вида молодые люди — внимательно выслушали наставления своего и чужого начальника и уехали вместе с таксистом.
Коллеги закурили. Афанасьев подробно рассказал об ограблении.
Разговор оборвал телефонный звонок. Докладывал Ильин. На пустыре возле Москвы-реки Лада нашла вещи. Тайник не тронули. За ним наблюдает Звягин, а он звонит с адмиральской дачи. Проводник с собакой ушел в отделение.
— Вас заметили? — перебил Афанасьев.
— По-моему, нет. Мы со Звягиным держались в стороне, а проводник у тайника почти не останавливался. Пошел сразу к реке, искупал собаку. В общем, если смотреть со стороны, это обычная прогулка. Людей на пустыре никаких нет, поблизости тоже. Вещи завернуты в полиэтиленовую пленку, такую, какой накрывают грядки.
— Иди к Звягину, — приказал майор. — Загорайте, купайтесь, но чтобы у вас из-под носа ничего не ушло. Я сейчас подъеду.
— Ну, теперь дело за нами, подождем, когда явятся… — Афанасьев довольно потирал руки.
Дверь из коридора открылась, и в кабинет вихрем влетела Лада. Она была очень довольна собой и вела себя весьма свободно. В два прыжка оказалась возле Афанасьева, лизнула ему руку, хотела добраться и до лица, но ее окликнул проводник. Несколько сконфузясь, собака прошлась по кабинету, заглянула под стол, независимо обнюхала углы и улеглась у дверей.
Проводник докладывал:
— От пустой дачи мы прошли метров триста. Вышли на пустырь. Там когда-то была мусорная свалка.
— Ага, понятно, поэтому и нет в этом месте отдыхающих, — решил Афанасьев.
— Да, людей там совсем немного, и те на самом берегу, — продолжал проводник.
— Знаю я это место, — вмешался Михаил Трофимович. — Местные жители там иногда берут песок.
— Вот, вот. В одной такой яме Ладушка и отыскала все. Яма глубокая, метра полтора, а то и поглубже.
Собака поняла, что разговор идет о ней, подошла к проводнику, села рядом, положила голову на колени своего друга и стала посматривать то на одного, то на другого.
— Все лежит в углублении, вроде как в норе, в полиэтилен завернуто, я пощупал: сумки, магнитофон, еще что-то. Сверху песком завалено. Мы с Ильиным, возвращаясь, все свои следы заровняли. Любопытных никого не было, так что, думаю, мы не наследили. Придут они за вещами. Нужно ждать. Обязательно придут, — уверенно закончил проводник.
— Если не заметили вас, то придут, — вздохнул Михаил Трофимович, — а если видели, как вы там с собакой шныряли, то просидим до морковкина заговенья. — Он подошел к шкафу, порывшись в связке ключей, открыл дверцу и вытащил две маленькие, портативные рации.
— Возьми. Отдай своим сыщикам, отлично работают, а в засаде незаменимы.
— А у тебя заряженной фотокамеры нет?
— Ты, друг, как цыган. Попить нет? Поесть нет? Обуться нет? Одеться нет? А лошадки не найдется?
— Ладно, не ворчи.
— Хочешь фоторужье или «Зенит»?
— Давай лучше «Зенит», а то с фоторужьем таскаться…
Афанасьев подъехал к магазину, купил хлеб, колбасу, несколько бутылок нарзана и направился к дому адмирала. Зинаида Христофоровна сообщила, что ее муж забрал удочки и ушел.
Афанасьев завернул в куртку продукты, рации, снял рубашку, повесил на шею фотоаппарат и не торопясь отправился к реке. Он сразу заметил на берегу одинокого рыбака. Берег и прилегающая к нему прибрежная полоса были пустынными. Видимо, не любили здесь купаться и загорать дачники. Возле трех хорошо оборудованных удочек колдовал адмирал. В целлофановом пакете, наполненном водой, плавали два ерша и окунишка.
— Не велик улов, ухи явно не получится, — усмехнулся майор.
— Да, не клюет, — пожаловался моряк. — А я сюда каждый день по ведру подкормки бросаю и ловлю. А сегодня как кто заколдовал. К непогоде, то ли? — Рыбак осмотрел горизонт, но небо было чистым. — Парит здорово. Ну ничего, может, рыбка покрупнее клюнет. Вот там возле кустов расположился ваш молодой человек, а второй пошел проводить одну компанию. Да вон он возвращается.
Майор передал подошедшему Ильину сверток, объяснив, что в нем еда и рации — одна ему, вторая Звягину. Оглядевшись и не заметив посторонних, Афанасьев вытащил рацию и для проверки включил прием. Немедленно послышался зуммер вызова. Прибавил громкость и сразу же услышал:
— Саша! Саша! Это я, Миша! Прием.
Несмотря на искажение голоса, Афанасьев догадался, что это его вызывает Михаил Трофимович. Переключив тумблер на передачу, ответил:
— Миша, я тебя слышу хорошо. Что ты хочешь?
— Велено немедленно забрать все, что нашли. Понимаешь? Немедленно! Постарайся осторожно.
— Миша, почему?
— Идет грозовой фронт. Обещают ливень похлеще последнего, испортится чужое добро, не расплатишься.
— А как же «наши друзья»? Ну, новые хозяева? — растерянно спросил Афанасьев.
— Виктор Иванович и его «батя» сказали, что это потерпевших не касается. Им нужно все вернуть не испорченным, а «друзья» — это наша с тобой забота. У меня все, будь на приеме.
Приказ начальства нарушил все планы, уничтожил надежду легко схватить преступников с поличным, когда они явятся за вещами. Ильин и Афанасьев молча смотрели друг на друга.
Из оцепенения их вывел адмирал, слышавший весь разговор. Он раскурил трубку и проворчал:
— Теперь мне ясно, почему рыба не клевала. Вы тут сматывайте мои удочки, а я к себе, у меня есть отличная садовая тачка. Мы на нее погрузим вещи, присыплем песком и домой. Так что комар носа не подточит.
Едва вещи были привезены в дом адмирала, хлынул ливень. Дождь лил сплошной стеной. В окна было видно, как на улице все канавки, ямки и углубления мгновенно наполнились водой.
Афанасьев, рассматривая заграничный магнитофон, представил, как тайник грабителей наполняется желтой жижей, представил, во что бы превратились вещи, которые сейчас переписывал в акте изъятия Звягин.
Адмирал и его симпатичная жена, согласившись быть понятыми, понимали, что работники уголовного розыска, спасая имущество пострадавших, уничтожили ключ к розыску преступников и тем самым чрезвычайно усложнили свою работу.
* * *
Дождь лил почти два часа и прекратился только к вечеру. На западе проглянул край солнца, небо очистилось. Ильин загнал машину во двор адмиральской дачи и вместе со Звягиным погрузил в багажник изъятые вещи. Пока они возились возле машины, хозяин дачи вытащил из сарая две пары резиновых сапог, откуда-то достал несколько длинных бамбуковых удилищ и подмигнул Ильину.— Надевайте сапоги, забирайте удочки. Теперь будет клевать обязательно. Посидим вечернюю зорьку да заодно и на бережок посмотрим.
Звягину адмирал предложил брезентовую куртку, под которую тот пристроил рацию.
Афанасьев все-таки решил оставить на берегу, возле тайника, засаду. Чем черт не шутит, вдруг придут! А сам поехал в отделение милиции.
Михаил Трофимович встретил Афанасьева приветливо. В уголовном розыске часто так бывает, что рассчитываешь, прикидываешь, кажется, все учтено, все-все предусмотрено, а потом выясняется, что все не так, все не годится и нужно начинать сначала.
— Тут тебе Павлов несколько раз звонил, не нашел он мальчишку. Говорит, в адресном по Москве и области несколько тысяч Тюриных. Да, может, он и не Тюрин вовсе? Кто его знает?
— Думаешь, Михаил Трофимович, он из той же компании?
— Не исключено. Больше того, думаю, что в этом деле кто-нибудь из моих подопечных замешан. Пустых дач сейчас в нашем Серебряном бору раз-два и обчелся, а они, видимо, знали, что дом пустой. Знали и заранее присмотрели яму. Я дал команду перепроверить всех местных парней, особенно тех, кто у нас уже побывал. Кстати, из речной милиции звонили, ту компанию, что тебе на пляже в глаза бросилась, они передали в Таганский район. У местного уголовного розыска есть кое-какие вопросы к этим картежникам. К нам, как лето, со всей Москвы едут, — вздохнул майор.
— Ну, я тебя больше задерживать не буду. Поеду к себе.
Афанасьев крепко пожал руку Михаилу Трофимовичу, и они расстались.
Приехав к себе в отделение, майор увидел инспектора Киселева, который беседовал с потерпевшими. Он передал инспектору ключи от автомашины, забрал из багажника вещи, чтобы предъявить их молодым людям, а потом вернуть под расписку. Пострадавшие, видимо, никак не ожидали такой оперативности и настолько растерялись, что не знали, что им делать.
Афанасьев застал Павлова над изучением каких-то книг. Он настолько увлекся, что даже не обратил внимания на приход начальника. Афанасьев постоял немного у двери и дважды спросил своего старшего инспектора, что тот выяснил по его заданию, но Павлов даже не поднял головы, и майор еле сдержался, чтобы не повысить голос. Он знал, что Павлов книголюб, знал, что у него интересная и ценная библиотека, но никак не мог предполагать, что такой серьезный и опытный работник вместо розыска мальчика будет изучать какие-то книги. Афанасьев подошел к столу, захлопнул книгу, которую в лупу рассматривал Павлов.
— Нашел время, Кузьмич, книжками любоваться. Что с мальчишкой?
Павлов взглянул на Афанасьева, встал, бережно взял со стола книгу.
— Ты посмотри, Саша, что это такое! Просто невероятно. Это же уникальные издания.
Слово «уникальные» Павлов произнес по слогам и с каким-то особым почтением.
— Слушай, я у тебя про Павла Тюрина спрашиваю, а ты мне книжками голову морочишь.
— Я тебе как раз и отвечаю. Эти книжки продал потерпевшему тот самый загадочный мальчишка, который ни в одну поликлинику или больницу не обращался. Кстати, он, видимо, по Киевской дороге не живет. Проверили четырнадцать семей Тюриных, но старушки, заметь, одинокой, с внуком Павликом, до Апрелевки не нашли.
— Почему до Апрелевки?
— Завтра будут проверять и дальше. Думаю сейчас сходить к потерпевшим и поподробнее побеседовать с ними об этом Павлике. Книжки мне отдала жена студента, его самого дома не было, он ездил к каким-то родственникам.
— Не надо никуда ходить. Потерпевшие сейчас у Киселева. Пойдем посмотрим и поговорим. Кстати, объясни, пожалуйста, зачем ты забрал эти книги?
— Очень просто. Книги настолько редкие, что их могут знать букинисты. Хочу кое-кому показать.
— Ну что же, может быть, в этом есть резон. Пойдем к Киселеву.
Павлов пошел было за Афанасьевым, но вернулся, открыл сейф, аккуратно уложил в него книги, потом захлопнул стальную дверь, закрыл замок и только тогда вышел из кабинета.
Потерпевшие рассыпались в благодарностях и, казалось, были удивлены таким быстрым результатом.
Женщина, торопливо осматривая вещи, подтвердила, что все возвращено. Вдруг лицо ее изменилось, и она несколько раз с опаской взглянула на дверь, словно ожидая, что вот-вот появится что-то страшное. Афанасьев перехватил ее взгляд.
— Чего вы боитесь, Наташа?
— Бандитов! Разве их не приведут? — шепотом спросила она.
— К сожалению, их еще не поймали. Когда поймаем, обязательно вам покажем, да вы не бойтесь. Они у нас после задержания пай-мальчики, много я таких перевидел. Ищешь чуть ли не громилу, а задержишь — смотреть не на что. И ростом меньше, и голосок дрожит.
Афанасьев распорядился предъявить вещи и вручить их хозяйке, а сам пригласил к себе в кабинет старшего инспектора и студента.
— Расскажите нам, Костя, как и где вы познакомились с Павлом Тюриным?
— А вы его нашли? Что с ним?
— К сожалению, что с ним и где он, нам неизвестно, поэтому и прошу вас рассказать о нем все самым подробным образом.
— Так вот, перед Маем я получил стипендию и зашел в «Находку» — это возле площади Дзержинского букинистический магазин. Посмотрел, что есть на прилавках, и вышел. Там, возле магазина, в сквере, постоянно толкутся люди с редкими книгами. Правда, их прогоняют милиция и директор магазина, но они отойдут, а потом возвращаются. Смотрю, в сторонке стоит мальчик, в руках книга, завернутая в газету. Я подошел, спросил, что у него. Он развернул. Я так и ахнул. География, изданная в 1718 году, еще при жизни Петра Великого. Книга старая, но довольно хорошо сохранилась. Я спросил, сколько стоит. А он мнется и в свою очередь спрашивает, сколько я дам. Знаю, что книга очень дорогая, и так, на всякий случай, предложил семьдесят пять рублей. Он сразу согласился. Я вспомнил, что у меня с собой и пятидесяти не наберется, и попросил пойти со мной домой, у Наташи деньги были: нам ее родители помогают. По дороге разговорились. Дома я рассчитался с Павлом. Поинтересовался, какие он книги намерен продать еще. Он сказал, что сам решать этого не может, а посоветуется с бабушкой. Потом я купил у него восьмитомник монографий Костомарова, изданный в 1908 году, все за сто рублей. Два томика Берсеньева «Московский Кремль в старину и теперь» на веленевой бумаге за пятьдесят рублей, и вот сегодня Павлик притащил две вот эти книги Шильдера — «История Александра Первого», их должно быть еще два тома, — озабоченно закончил Костя.
Павлов внимательно слушал и перелистывал редкие книги, которые принес из своего кабинета.
— А скажите, сколько они могут, по вашему мнению, стоить? А?
— Точно не знаю, — смутился молодой человек.
— Ну что же вы, а еще историк, книги-то по вашей специальности, — удивился Павлов.
— Ну, примерно представляю, конечно…
— Подороже, чем вы заплатили? — снова переспросил старший инспектор.
— Ну, я думаю… — неопределенно ответил студент.
— Допустим, знаете, тогда как же вы так, извините, «обжали» бедного мальчика с его бедной бабушкой? — съязвил Афанасьев.
— Это уже слишком высокие материи, да если не я, так другой, — пожал плечами Костя.
— Но вы-то еще и будущий педагог, — вздохнул Павлов.
Разговор зашел в тупик. Приподнятое настроение у потерпевшего исчезло. Уходя, он задержался в дверях.
— Может быть, можно забрать с собой книги?
— Повремените, — лаконично ответил Афанасьев.
* * *
Утро следующего дня не принесло новостей: засада не имела успеха, обход ресторанов и закусочных с шофером такси не дал результатов. Мало того, дежурному позвонила хозяйка ограбленной квартиры и «обрадовала» — оказывается, пропали еще облигации трехпроцентного займа на шестьсот рублей, принадлежащие ее родителям. Значит, преступники с деньгами и могли уехать куда-нибудь, например на юг.«В общем, ищи-свищи», — думал Афанасьев, усаживаясь с Павловым в машину, чтобы ехать к букинистам.
По пути в «Находку» Павлов увлеченно рассказывал, вводил, так сказать, в курс дела неофита Афанасьева.
— Директор «Находки» интереснейшая личность. Его отец, Иван Фадеев, — обычный владимирский крестьянин, рос в большой бедной семье. В конце прошлого века родители определили одиннадцатилетнего мальчика в книжный магазин в Харькове. Лет через пятнадцать он перебрался в Москву. Постепенно, понемногу открыл собственное дело и сына — Александра Ивановича — тоже заставил работать на побегушках в своей лавке. Сейчас Александру Ивановичу под семьдесят, а память у него феноменальная. Энциклопедическая. Он набит всевозможными историями о редких книгах. Иногда специально выбираю время и иду к нему. Часами слушаю невероятные вещи. При царе отцовскую лавку не раз закрывали, за распространение марксистской литературы штрафовали. Кстати, отец Александра Ивановича в канун первой мировой войны купил у князей Гончаровых две рукописные книги с миниатюрами в красках. Одна — пятнадцатого века Апостол, вторая — Евангелие шестнадцатого века. Чтобы приобрести их, продал свою лавку, заложил дом, залез в долги, а все-таки купил. Сейчас эти фолианты в библиотеке имени Владимира Ильича Ленина в Государственном фонде и записаны как фадеевские.
Машина выехала с площади Дзержинского на улицу 25 Октября, медленно проползла сквозь длиннющую очередь за мороженым и подъехала к павильону, над которым стеклянной вязью было написано «Находка». В сквере стояли и сидели на скамейках молодые люди и пожилые мужчины с портфелями, папками или связками книг. Едва они заметили красную надпись на борту «Москвича», как стали разбегаться в разные стороны — точно тараканы на кухне после того, как включили свет.
Афанасьев кивнул в их сторону:
— Значит, здесь потерпевший познакомился с Павликом.
В магазине, несмотря на раннее утро, было много покупателей.
Павлов вежливо поздоровался с пожилой кассиршей, узнал, что директор у себя, и потащил Александра Филипповича по одному ему известным закоулкам. Кабинет директора был завален книгами. Несмотря на крутившиеся под потолком лопасти вентилятора, пахло здесь как-то особенно: бумагой, красками и, пожалуй, тленом. Увидев Павлова, пожилой, невысокий мужчина, улыбаясь, вышел из-за стола.
— Давненько вы ко мне не заглядывали, Иван Кузьмич. Я уж думал, не заболели ли? — Он осмотрел Павлова и решил: — Хотя по вашему виду этого не скажешь, но загореть бы не мешало. Видно, на солнце мало бываете.
Иван Кузьмич, дождавшись паузы, представил майора и сообщил, что на этот раз он пришел по делу.
— Просьба, Александр Иванович! Оцените вот эти книги и скажите, не попадались ли они вам раньше.
Старый книжник буквально ощупал каждый том и переспросил:
— Вам как нужно их оценить, точно по каталогу или приблизительно? Хотя, в общем-то, и на память не ошибусь. — Он защелкал костяшками счетов и сообщил, что в общей стоимости книги могут быть куплены магазином за шестьсот двадцать пять рублей. — Сдаете?
— Нет, Александр Иванович, мы не собираемся сдавать эти книги. Они чужие и фигурируют в уголовном деле, — ответил Афанасьев. — Нас очень интересует, не попадались ли они вам раньше?