Страница:
Осмотрев пустую хижину, спустились по крутому откосу к морю. Тимка резко наклонился, увидев желтую блестку в траве.
— Наши, Ася… Тут были наши… — проговорил он, сжимая в руке еще пахнущую порохом винтовочную гильзу.
Они присели на корточки и отыскали много таких гильз. Если экипаж отца окружили на этом плоском пятачке, где лишь несколько валунов могли служить укрытием, — судьба экипажа была решена заранее.
Осмотрели иссеченные пулями валуны. Тимке хотелось еще раз напомнить Асе, что здесь всего двое суток назад, по существу обреченные, сражались их отцы… Ася вдруг громко вскрикнула за его спиной. Тимка одним движением рванул из-за пояса наган и щелкнул курком.
Но Ася стояла одна на взгорке и, зажав ладонями рот, смотрела куда-то вниз, в землю перед собой.
Тимка подошел к ней и замер на краю неглубокой ямы.
— Отвернись… — сказал Тимка, но Ася будто одеревенела, бледная, с широко открытыми глазами.
Трава по кромке ямы выгорела. На дне лежали останки сожженных трупов. Их было около пятнадцати-двадцати или даже больше — неузнаваемые. И валялась рядом пустая канистра из-под горючего.
Тимка снял рюкзак, вынул из него одеяло, осторожно спустился в яму и накрыл одеялом трупы. Ася при этом стояла в той же позе и на том же месте, откуда разглядела свою жуткую находку.
— Носи камни, Ася… — велел Тимка.
Это вывело ее из оцепенения. Но движения ее долго еще оставались деревянными, когда она, точно манекен, стала подбирать и носить к яме разбросанные по склону камни. Тимка осторожно укладывал их поверх одеяла. Потом вылез наружу, и они вместе носили булыжники до тех пор, пока над ямой не вырос тяжелый каменный холм.
Постояли рядом у могилы, притихшие, одинокие. Ветер улегся к вечеру, и желтое солнце опустилось на сверкающую кромку горизонта, обливая мягкими, желтыми лучами последнее пристанище моряков…
Тимка вытащил из кармана и надел кепку, натянув козырек до бровей, когда Ася вдруг схватила его за локоть:
— Крест, Тима! Смотри, опять крест!
НА СКЛОНЕ
ПЕРЕПОЛОХ
ТИМКИНЫ ДОГАДКИ ПОДТВЕРЖДАЮТСЯ
ДОРОГА К СВОИМ
— Наши, Ася… Тут были наши… — проговорил он, сжимая в руке еще пахнущую порохом винтовочную гильзу.
Они присели на корточки и отыскали много таких гильз. Если экипаж отца окружили на этом плоском пятачке, где лишь несколько валунов могли служить укрытием, — судьба экипажа была решена заранее.
Осмотрели иссеченные пулями валуны. Тимке хотелось еще раз напомнить Асе, что здесь всего двое суток назад, по существу обреченные, сражались их отцы… Ася вдруг громко вскрикнула за его спиной. Тимка одним движением рванул из-за пояса наган и щелкнул курком.
Но Ася стояла одна на взгорке и, зажав ладонями рот, смотрела куда-то вниз, в землю перед собой.
Тимка подошел к ней и замер на краю неглубокой ямы.
— Отвернись… — сказал Тимка, но Ася будто одеревенела, бледная, с широко открытыми глазами.
Трава по кромке ямы выгорела. На дне лежали останки сожженных трупов. Их было около пятнадцати-двадцати или даже больше — неузнаваемые. И валялась рядом пустая канистра из-под горючего.
Тимка снял рюкзак, вынул из него одеяло, осторожно спустился в яму и накрыл одеялом трупы. Ася при этом стояла в той же позе и на том же месте, откуда разглядела свою жуткую находку.
— Носи камни, Ася… — велел Тимка.
Это вывело ее из оцепенения. Но движения ее долго еще оставались деревянными, когда она, точно манекен, стала подбирать и носить к яме разбросанные по склону камни. Тимка осторожно укладывал их поверх одеяла. Потом вылез наружу, и они вместе носили булыжники до тех пор, пока над ямой не вырос тяжелый каменный холм.
Постояли рядом у могилы, притихшие, одинокие. Ветер улегся к вечеру, и желтое солнце опустилось на сверкающую кромку горизонта, обливая мягкими, желтыми лучами последнее пристанище моряков…
Тимка вытащил из кармана и надел кепку, натянув козырек до бровей, когда Ася вдруг схватила его за локоть:
— Крест, Тима! Смотри, опять крест!
НА СКЛОНЕ
Над восточным горизонтом снова показалась верхушка мачты с короткой поперечиной реи. Настороженное чутье подсказало Тимке, что крестоносец держит курс именно сюда, на Летучие скалы. Что-то влекло фашиста в этот удобный, почти невидимый с моря залив.
Надо было укрыться, пока их не разглядели с эсминца.
Увлекая за собой Асю, Тимка побежал в обход залива. По ту сторону Летучих скал, на крутом, обращенном к морю откосе, в какие-то давние времена подземные воды намыли глубокие норы в скальном грунте. Склон густо зарос кустарником, подземные русла давно обрушились, но остались их выходы на поверхность, которые отец называл иногда пещерами, а чаще — гротами, не без основания утверждая, что слово «грот» звучит загадочней.
Через кустарник на откосе шли низко пригнувшись, так как Летучие скалы уже просматривались с эсминца.
Тимка без труда нашел одну из нор. Ася первой нырнула в этот подземный мешок и задержалась, присев на корточки у входа, чтобы глаза привыкли к сумраку. Их новое убежище очень напоминало то, в котором они скрывались в предыдущую ночь. Только и всего, что над головой вместо бетонной плиты нависала вся тысячетонная громада склона.
Тимка показал ей на рюкзак.
— Расстели одеяло. А я погляжу сверху.
— Я с тобой, — решительно возразила Ася.
— Ползком, — предупредил Тимка, чтобы не спорить, и, передвинув наган за спину, вышмыгнул на поверхность. Через несколько метров оглянулся. Ася уверенно пробиралась между кустами следом.
Выбрались почти на гребень откоса. И залегли рядышком в кустах.
Уже стали различимы люди на крестоносце. На юте [9]и вдоль бортов выстроились наготове матросы с кранцами. [10]
Корабль круто развернулся в кабельтове от берега и задним ходом пошел в каменные ворота залива.
Эсминец вел опытный моряк, так что заготовленные на случай удара о скалы кранцы не понадобились. Корабль прошел точно между Летучих скал, вплотную к склоненным над водой громадам. Орудийные расчеты на мостике даже невольно приспустили стволы пушек, чтобы случайно не врезаться ими в скалы, хотя опасности такой практически не существовало. Гася скорость, отработали на «полный вперед» машины, и загремела якорная цепь.
Потом слышно было, как заводили на берег сходни.
Ася время от времени шепотом переводила команды:
— Выставить охрану… Или охранение?.. Подготовить операцию…
— Какую операцию? — встревоженно спросил Тимка.
Ася виновато пожала плечами. Оба уткнулись носами в землю, когда послышались приближающиеся шаги.
Мимо них по гребню откоса прошли четверо вооруженных автоматами немцев.
Один остался на берегу, рядом с откосом, остальные пошли прочь от моря, оцепляя залив со стороны берега.
Тимка и Ася таким образом оказались внутри оцепления. Чтобы уйти подальше от часового, Тимка велел Асе двигаться за ним и уполз ближе к скалам.
Послышался встревоженный возглас на палубе крестоносца.
Ася, прильнув к Самому уху Тимки, перевела:
— Здесь кто-то был! — Резкие голоса звучали несколько минут подряд. Ася переводила с пятого на десятое: — Убитые заложены камнями… Что слышно из тыла?.. Со стороны леса никакого движения… Черт… Черт побери, — поправилась Ася: вмешался третий голос — Нашли детские следы на берегу… Неужели эти?.. Выходит, что… ну, выкарабкались… А куда могли деться?.. Сбежали, конечно. Впрочем, это не так важно… Продолжайте действовать по плану…
Тимка многое бы отдал за возможность узнать, о какой операции шла речь и что это значит: действовать по плану…
Однако пришлось пролежать в кустах без движения еще минут двадцать, в течение которых не было слышно ничего нового. Потом, когда солнце скрылось за горизонтом и начали быстро густеть сумерки, на палубе эсминца опять зазвучали резкие голоса команд.
— Выходи!.. Быстро!.. Ну, быстро!.. — переводила Ася.
Тимка сжал ее руку, и она ответила тем же, давая понять, что догадалась о происходящем: на палубу эсминца выводили пленных краснофлотцев со «Штормового». Тимка вытащил из-за пояса наган. Как он смел плохо думать об этих людях?! Если их выводят, чтобы…
Ася смотрела на него выжидающе: она поняла, о чем он думает. И не протестовала, хотя знала не хуже Тимки, что любая их попытка вмешаться в события ни к чему хорошему не приведет. Ну, убьет Тимка одного фашиста… Если еще успеет подобраться и выстрелить…
— Запереть как следует! — торопливо перевела она команду с эсминца. — Поставить часового!.. За каждого отвечаете головой, ефрейтор!..
Ася радостно встряхнула Тимкину руку. Он понял ее. Краснофлотцев хотят запереть в избушке смотрителя. Это возрождало какую-то надежду: впереди была ночь. По трапу застучали шаги охранников, потом, вразнобой, — шаги пленных, и опять четкие шаги немцев.
Тимка скользнул ближе к скалам. Ася догнала его. И они увидели, как по тропинке от залива к избушке прошагал вооруженный автоматом солдат, затем, опустив головы, со связанными за спиной руками все шесть краснофлотцев со «Штормового». Тимка показал головой Асе, чтобы ползла назад. И, вплотную припадая к земле, они медленно спустились к укрытию: ждать ночи.
Надо было укрыться, пока их не разглядели с эсминца.
Увлекая за собой Асю, Тимка побежал в обход залива. По ту сторону Летучих скал, на крутом, обращенном к морю откосе, в какие-то давние времена подземные воды намыли глубокие норы в скальном грунте. Склон густо зарос кустарником, подземные русла давно обрушились, но остались их выходы на поверхность, которые отец называл иногда пещерами, а чаще — гротами, не без основания утверждая, что слово «грот» звучит загадочней.
Через кустарник на откосе шли низко пригнувшись, так как Летучие скалы уже просматривались с эсминца.
Тимка без труда нашел одну из нор. Ася первой нырнула в этот подземный мешок и задержалась, присев на корточки у входа, чтобы глаза привыкли к сумраку. Их новое убежище очень напоминало то, в котором они скрывались в предыдущую ночь. Только и всего, что над головой вместо бетонной плиты нависала вся тысячетонная громада склона.
Тимка показал ей на рюкзак.
— Расстели одеяло. А я погляжу сверху.
— Я с тобой, — решительно возразила Ася.
— Ползком, — предупредил Тимка, чтобы не спорить, и, передвинув наган за спину, вышмыгнул на поверхность. Через несколько метров оглянулся. Ася уверенно пробиралась между кустами следом.
Выбрались почти на гребень откоса. И залегли рядышком в кустах.
Уже стали различимы люди на крестоносце. На юте [9]и вдоль бортов выстроились наготове матросы с кранцами. [10]
Корабль круто развернулся в кабельтове от берега и задним ходом пошел в каменные ворота залива.
Эсминец вел опытный моряк, так что заготовленные на случай удара о скалы кранцы не понадобились. Корабль прошел точно между Летучих скал, вплотную к склоненным над водой громадам. Орудийные расчеты на мостике даже невольно приспустили стволы пушек, чтобы случайно не врезаться ими в скалы, хотя опасности такой практически не существовало. Гася скорость, отработали на «полный вперед» машины, и загремела якорная цепь.
Потом слышно было, как заводили на берег сходни.
Ася время от времени шепотом переводила команды:
— Выставить охрану… Или охранение?.. Подготовить операцию…
— Какую операцию? — встревоженно спросил Тимка.
Ася виновато пожала плечами. Оба уткнулись носами в землю, когда послышались приближающиеся шаги.
Мимо них по гребню откоса прошли четверо вооруженных автоматами немцев.
Один остался на берегу, рядом с откосом, остальные пошли прочь от моря, оцепляя залив со стороны берега.
Тимка и Ася таким образом оказались внутри оцепления. Чтобы уйти подальше от часового, Тимка велел Асе двигаться за ним и уполз ближе к скалам.
Послышался встревоженный возглас на палубе крестоносца.
Ася, прильнув к Самому уху Тимки, перевела:
— Здесь кто-то был! — Резкие голоса звучали несколько минут подряд. Ася переводила с пятого на десятое: — Убитые заложены камнями… Что слышно из тыла?.. Со стороны леса никакого движения… Черт… Черт побери, — поправилась Ася: вмешался третий голос — Нашли детские следы на берегу… Неужели эти?.. Выходит, что… ну, выкарабкались… А куда могли деться?.. Сбежали, конечно. Впрочем, это не так важно… Продолжайте действовать по плану…
Тимка многое бы отдал за возможность узнать, о какой операции шла речь и что это значит: действовать по плану…
Однако пришлось пролежать в кустах без движения еще минут двадцать, в течение которых не было слышно ничего нового. Потом, когда солнце скрылось за горизонтом и начали быстро густеть сумерки, на палубе эсминца опять зазвучали резкие голоса команд.
— Выходи!.. Быстро!.. Ну, быстро!.. — переводила Ася.
Тимка сжал ее руку, и она ответила тем же, давая понять, что догадалась о происходящем: на палубу эсминца выводили пленных краснофлотцев со «Штормового». Тимка вытащил из-за пояса наган. Как он смел плохо думать об этих людях?! Если их выводят, чтобы…
Ася смотрела на него выжидающе: она поняла, о чем он думает. И не протестовала, хотя знала не хуже Тимки, что любая их попытка вмешаться в события ни к чему хорошему не приведет. Ну, убьет Тимка одного фашиста… Если еще успеет подобраться и выстрелить…
— Запереть как следует! — торопливо перевела она команду с эсминца. — Поставить часового!.. За каждого отвечаете головой, ефрейтор!..
Ася радостно встряхнула Тимкину руку. Он понял ее. Краснофлотцев хотят запереть в избушке смотрителя. Это возрождало какую-то надежду: впереди была ночь. По трапу застучали шаги охранников, потом, вразнобой, — шаги пленных, и опять четкие шаги немцев.
Тимка скользнул ближе к скалам. Ася догнала его. И они увидели, как по тропинке от залива к избушке прошагал вооруженный автоматом солдат, затем, опустив головы, со связанными за спиной руками все шесть краснофлотцев со «Штормового». Тимка показал головой Асе, чтобы ползла назад. И, вплотную припадая к земле, они медленно спустились к укрытию: ждать ночи.
ПЕРЕПОЛОХ
Взяв у Аси нож, Тимка открыл, пока еще можно было разглядеть, две банки консервов, разделил хлеб и велел есть как следует: им понадобится ночью много сил… Потом, глядя сквозь кусты на сиреневый закат, он стал думать. Позвал шепотом:
— Ася…
— Что, Тима? — чуть слышно отозвалась она и, подсев к нему, поглядела тревожно: она обо всем догадывалась сразу.
— Я попробую один, Ася, ладно?.. — спросил Тимка. — Ты останься тут… Вдвоем нам все равно делать там нечего…
Ася медленно покачала головой и ответила с укором:
— Пойдем вместе, Тима… Нам же будет легче, если что-нибудь случится с одним. Понимаешь?
— Ладно… — сказал Тимка, возвращая ей нож. — Там, за избушкой, кусты, пойдем через них. Забинтуй руки, будем пробираться ползком.
— Ничего, — сказала Ася. — Почти все зажило.
Вдвоем оглядели свое нехитрое хозяйство. Взять с собой, кроме оружия, стоило разве только фонарик. Тимка сунул его в карман.
Объяснил Асе:
— Если нам удастся что-нибудь, дальше, за кустами, — сосняк, потом поле. Видела прошлый раз?.. Потом хлеба. Через восемь километров — лес. Если что — за ночь можно спокойно добраться до леса.
Ася кивнула. Она отрезала угол байкового одеяла и сделала из него платок для себя, чтоб не мешали волосы.
С эсминца долго не доносилось ни звука. Потом опять отстучали шаги по трапу. И слышно было, как фашисты прошли по гребню над их убежищем, сменяя посты. Тимка удовлетворенно отметил про себя, что теперь до новой смены часа на полтора не предвидится никаких перемещений внутри кольца охраны.
Тишина обволокла землю, и загустела над морем короткая безлунная ночь. Тимка тронул Асю за локоть. Она кивнула ему в темноте.
Осторожно выбрались наружу.
Время остановилось, пока они добирались до вершины склона.
Тимка уползал на два — три метра вперед и ждал, когда его догонит Ася. Потом уползал снова. И снова ждал, напряженно вслушиваясь в темноту. На звездном небе четко вырисовывался силуэт часового с автоматом, когда они перевалили гребень.
Дальше, на пологом спуске в низину, кустарник постепенно редел. Зато попадалось много валунов, и темнота в низине была надежней, гуще.
Отдышались как следует, уже почти обогнув бухту, возле кустарника, что неширокой полосой тянулся до самой избушки.
Теперь было бы очень важно знать время. Знать, когда сменятся часовые. Но приходилось рассчитывать на удачу.
Ася тихонько дула в ладони. Тимка зря не настоял, чтобы она забинтовала их. Движением руки дал ей понять, что надо двигаться дальше. Первым нырнул глубже в кустарник… и больно пнул ногой Асю, когда она догнала его.
С этой минуты перевернулись все их дальнейшие планы, которые пусть во многом и рассчитывались на случай, но были хоть сколько-то логичными. А тут события приняли неожиданный и совершенно непонятный для них оборот… Тимка рывком подтянул к себе Асю и прижал ее к земле, чтобы она не вскрикнула, разглядев перед собой человеческое тело.
Заметил его Тимка несколько минут назад или ему почудилось движение в этой стороне?.. Скользнув ладонью по груди человека, по небритому лицу, он ощутил под рукой что-то густое, липкое. Догадался: «Кровь!»
— Он дышит! — шепотом проговорила над его ухом Ася. И вдруг ночную тишину распорола автоматная очередь со стороны избушки. Затем послышался непонятный возглас, и снова очередь. Тимка ухватил раненого за ремень, Ася уцепилась за фланелевку краснофлотца, под мышками, и, разбивая в кровь локти, колени, они поволокли его прочь от кустов назад, в низину.
Упали между валунами. Подхватили и поволокли опять.
А тишины уже не существовало. Под множеством ног загрохотала палуба крестоносца. Заработали автоматы часовых.
Теперь надо было как можно быстрей попасть на склон, где гроты, уже не обращая внимания на треск ломаемых кустов, на стук осыпающихся под ногами булыжников. Услышать их не могли. На них могли наткнуться и увидеть… Когда перетаскивали раненого через гребень, часовой палил короткими очередями в сторону моря.
Где-то за кустарником, что тянулся от избушки, взвилась над полем ракета. Потом еще одна. И автоматы захлебывались в той стороне, полосуя небо, ночь, хлеба за полем.
Тимка задыхался, припав лицом к траве на склоне, обессиленный, разбитый. И можно представить, что испытывала при этом Ася. Минут пятнадцать — двадцать лежали они, скрытые кустарником.
И, не подавая признаков жизни, раскинув руки по сторонам, как они бросили его, лежал раненый краснофлотец. Теперь их уже не могли заметить.
Ракеты взмывали несколько раз. И, то удаляясь от моря, то приближаясь опять, долго еще тревожили тишину автоматы.
— Двигаемся?.. — шепотом спросил Тимка.
И Ася ответила ему неслышно, кивком, сглотнув комок в горле.
Автоматы умолкли, но еще долго, после того когда ребята втащили раненого в свое укрытие и более или менее пришли в себя, перекликались гитлеровцы. Пользуясь где комьями земли, где камнями, обломками сухого хвороста, Тимка задрапировал выход из убежища сложенным вдвое одеялом, а сверху еще и черным плащом отца. Только после этого, сев спиной к выходу, включил фонарик.
— Ася…
— Что, Тима? — чуть слышно отозвалась она и, подсев к нему, поглядела тревожно: она обо всем догадывалась сразу.
— Я попробую один, Ася, ладно?.. — спросил Тимка. — Ты останься тут… Вдвоем нам все равно делать там нечего…
Ася медленно покачала головой и ответила с укором:
— Пойдем вместе, Тима… Нам же будет легче, если что-нибудь случится с одним. Понимаешь?
— Ладно… — сказал Тимка, возвращая ей нож. — Там, за избушкой, кусты, пойдем через них. Забинтуй руки, будем пробираться ползком.
— Ничего, — сказала Ася. — Почти все зажило.
Вдвоем оглядели свое нехитрое хозяйство. Взять с собой, кроме оружия, стоило разве только фонарик. Тимка сунул его в карман.
Объяснил Асе:
— Если нам удастся что-нибудь, дальше, за кустами, — сосняк, потом поле. Видела прошлый раз?.. Потом хлеба. Через восемь километров — лес. Если что — за ночь можно спокойно добраться до леса.
Ася кивнула. Она отрезала угол байкового одеяла и сделала из него платок для себя, чтоб не мешали волосы.
С эсминца долго не доносилось ни звука. Потом опять отстучали шаги по трапу. И слышно было, как фашисты прошли по гребню над их убежищем, сменяя посты. Тимка удовлетворенно отметил про себя, что теперь до новой смены часа на полтора не предвидится никаких перемещений внутри кольца охраны.
Тишина обволокла землю, и загустела над морем короткая безлунная ночь. Тимка тронул Асю за локоть. Она кивнула ему в темноте.
Осторожно выбрались наружу.
Время остановилось, пока они добирались до вершины склона.
Тимка уползал на два — три метра вперед и ждал, когда его догонит Ася. Потом уползал снова. И снова ждал, напряженно вслушиваясь в темноту. На звездном небе четко вырисовывался силуэт часового с автоматом, когда они перевалили гребень.
Дальше, на пологом спуске в низину, кустарник постепенно редел. Зато попадалось много валунов, и темнота в низине была надежней, гуще.
Отдышались как следует, уже почти обогнув бухту, возле кустарника, что неширокой полосой тянулся до самой избушки.
Теперь было бы очень важно знать время. Знать, когда сменятся часовые. Но приходилось рассчитывать на удачу.
Ася тихонько дула в ладони. Тимка зря не настоял, чтобы она забинтовала их. Движением руки дал ей понять, что надо двигаться дальше. Первым нырнул глубже в кустарник… и больно пнул ногой Асю, когда она догнала его.
С этой минуты перевернулись все их дальнейшие планы, которые пусть во многом и рассчитывались на случай, но были хоть сколько-то логичными. А тут события приняли неожиданный и совершенно непонятный для них оборот… Тимка рывком подтянул к себе Асю и прижал ее к земле, чтобы она не вскрикнула, разглядев перед собой человеческое тело.
Заметил его Тимка несколько минут назад или ему почудилось движение в этой стороне?.. Скользнув ладонью по груди человека, по небритому лицу, он ощутил под рукой что-то густое, липкое. Догадался: «Кровь!»
— Он дышит! — шепотом проговорила над его ухом Ася. И вдруг ночную тишину распорола автоматная очередь со стороны избушки. Затем послышался непонятный возглас, и снова очередь. Тимка ухватил раненого за ремень, Ася уцепилась за фланелевку краснофлотца, под мышками, и, разбивая в кровь локти, колени, они поволокли его прочь от кустов назад, в низину.
Упали между валунами. Подхватили и поволокли опять.
А тишины уже не существовало. Под множеством ног загрохотала палуба крестоносца. Заработали автоматы часовых.
Теперь надо было как можно быстрей попасть на склон, где гроты, уже не обращая внимания на треск ломаемых кустов, на стук осыпающихся под ногами булыжников. Услышать их не могли. На них могли наткнуться и увидеть… Когда перетаскивали раненого через гребень, часовой палил короткими очередями в сторону моря.
Где-то за кустарником, что тянулся от избушки, взвилась над полем ракета. Потом еще одна. И автоматы захлебывались в той стороне, полосуя небо, ночь, хлеба за полем.
Тимка задыхался, припав лицом к траве на склоне, обессиленный, разбитый. И можно представить, что испытывала при этом Ася. Минут пятнадцать — двадцать лежали они, скрытые кустарником.
И, не подавая признаков жизни, раскинув руки по сторонам, как они бросили его, лежал раненый краснофлотец. Теперь их уже не могли заметить.
Ракеты взмывали несколько раз. И, то удаляясь от моря, то приближаясь опять, долго еще тревожили тишину автоматы.
— Двигаемся?.. — шепотом спросил Тимка.
И Ася ответила ему неслышно, кивком, сглотнув комок в горле.
Автоматы умолкли, но еще долго, после того когда ребята втащили раненого в свое укрытие и более или менее пришли в себя, перекликались гитлеровцы. Пользуясь где комьями земли, где камнями, обломками сухого хвороста, Тимка задрапировал выход из убежища сложенным вдвое одеялом, а сверху еще и черным плащом отца. Только после этого, сев спиной к выходу, включил фонарик.
ТИМКИНЫ ДОГАДКИ ПОДТВЕРЖДАЮТСЯ
На земляном полу грота, босой, со слипшимися от крови волосами лежал перед ними боцман Василий. Тимка сунул фонарик Асе: «Держи!»
Она хотела взять фонарь, но трясущиеся пальцы не слушались ее. Кое-как удержала его обеими руками. В пепельно-сером лице ее не было ни кровинки, а ссохшиеся губы кривились, точно от боли.
— Потерпи, Ася! — сказал Тимка, хотя и у самого гудело от напряжения все тело, а руки и ноги слушались плохо.
Ася благодарно кивнула в отвеет.
Тимка вытряхнул из рюкзака бинты, йод, вату,
У боцмана оказался пробитым затылок. Тимка слышал от матери, что прижигать йодом открытые раны нельзя. Кое-как продезинфицировал волосы вокруг пролома. Сделал мягкий тампон из ваты, как делала мать, и, приложив его к ране, туго забинтовал голову боцмана, потом опустил ее на согнутую пополам подушку.
Надо было сделать что-то еще для Аси… Взял у нее нож и аккуратно, почти бесшумно вскрыл банку «Щука в томате».
Руки у Аси продолжали трястись. Поднес банку к ее губам.
— Пей! Не обрежься.
Она сделала несколько жадных глотков.
— Спасибо, Тима… — поперхнулась.
Тимка высосал остатки томата, прибрал банку в сторону и открыл еще одну. Опять осушили ее вдвоем. Сладковатый томатный соус не мог заменить воды, и все же обоим стало легче. Выключив ненужный пока фонарь, отдышались, сидя бок о бок у ног боцмана.
— Что случилось, Тима? — спросила Ася.
Тот пожал плечами:
— Не знаю… Не пойму, Ася.
— Немцы кричали разные команды: прочесать поле… окружить… ракеты… тревога… Ну, и все такое… Почему он один? Может, там был еще кто-нибудь? — спросила Ася.
Тимка щелкнул фонариком, потому что дядька Василь застонал.
— Тише! — громким шепотом предупредил его Тимка. (Боцман медленно открыл глаза). — Тише, дядя Василь! — прижимая палец ко рту, повторил Тимка.
Боцман шевельнул губами:
— Тимофей?..
— Да! — радостно кивнул Тимка.
Ася взяла банку, чтобы выцедить на губы раненого остатки влаги. Он движением руки остановил ее:
— Где это я? Откуда вы? Почему я здесь?
— Мы в пещере! Кругом немцы. Мы думали, они закрыли вас в избушке, и пробирались помочь. А нашли вас в кустах, — объяснил Тимка.
— Так… — Боцман скользнул взглядом по своему телу и вдруг напрягся: — Где мои корочки?! — И хотел привстать.
Подскочив к нему, Ася с трудом удержала его голову на подушке.
Тимка тоже присел на корточках у самого его лица. «Корочками» моряки называли свои легкие парадные ботинки.
— Вы были босиком, дядя Василь! На вас ничего не было! — объяснил Тимка.
— Та-ак… — медленно, с непонятно изменившимся лицом повторил боцман. — Как вы подобрали меня?
— Когда ползли к избушке. А вы лежали в кустах, — повторил Тимка. — Потом началась стрельба, и мы потащили вас сюда.
— А до этого было тихо, когда вы меня нашли? — удивленно переспросил боцман.
— Да… — кивнула, стараясь его понять, Ася.
— Значит, меня трахнули по голове и разули без шума?! Стрельба, по-вашему, началась позже?!
— Да, дядя Василь. Тревога поднялась потом, — подтвердил Тимка.
Дядька Василь обхватил их за плечи, приблизил к себе:
— Вы представляете, что вы говорите, пацаны?! Или не представляете?!
Нет, Ася и Тимка ничего не представляли пока. Боцман отпустил их плечи:
— Загаси фонарь, Тимоша, слепит… — Голос его прозвучал слабо, откуда-то издалека.
— Вы отдохните, дядя Василь, — попросила Ася. — Вам сейчас надо лежать и не разговаривать.
— Нельзя мне не разговаривать, пацаны… — ответил после паузы дядька Василь и, отыскав их плечи, опять обнял обоих. — Я буду говорить, а вы слушайте. И постарайтесь что-нибудь понять в этом! Нас держали весь день в румпельном отсеке. По одному водили на допрос к какому-то типу. Спрашивали: зачем «Штормовой» шел к Летучим скалам? Этого даже я не знаю. Да и спрашивали нас так, не очень, для порядка разве… Но было вот что: когда «Штормовой» потерял ход, когда мы открыли кингстоны и вместе с вашими батьками высадились сюда на шлюпке, с крестоносца тоже высадили человек пятьдесят. Они прижали нас к морю. Твой батька, Ася, был крепко ранен… Мы лежали за валунами, и, когда командир окликнул его, он уже не мог отозваться… Не плачь! — Боцман встряхнул Асю.
— Я не плачу… — тихо ответила она.
— Командир позвал меня. Я перескочил за его камень. Он выдернул из-за пазухи блокнот, ручку одной рукой, потому как в другой — винтовка, и черканул мне какую-то схему. Сунул этот листок, сказал: «Возьми всех, кто остался живой, и вдоль берега, по мелководью, уходите на шлюпке. Эту бумагу, сказал, если город наши уже сдали, как хочешь, живой или мертвый, доставь людям в Сорочьем лесу. Все, что им надо, сказал, — здесь!» Это я вам долго объясняю, пацаны. А под огнем говорилось короче. Бумага эта была у меня под стелькой. Ни одна живая душа не знала, кроме меня… — Боцман помолчал. — До сегодняшнего вечера, пацаны. Понимаете? До сегодняшнего, когда нас отвели в эту халупу и заперли, как телят. Это вы правильно прикинули. Нас посадили на ночь в избушку. Ну, зубастый Левай перегрыз веревку Неходе, тот распутал нас всех. Действуем, конечно, шепотком. Тыр-пыр — стены крепкие, за дверью — часовой. Тогда я признаюсь ребятам: в корочке у меня бумага, которую надо — тому, кто останется жив, — доставить своим, в лес. И тут, слушайте меня внимательно, кто-то нашел железку вроде ломика за стропилом. Хоп! Мы вскрыли одну половицу. Потом другую. И ну шуровать этим ломиком под стеной… Договорились пробираться через хлеба к лесу. Я, пацаны, уходил последним. Вы понимаете это?! Последним! И было тихо! Уходил по кустам. И тут меня что-то трахнуло по голове. Больше ничего не помню. А вы говорите, что, когда нашли меня, тоже было тихо. А корочек уже нет! Ты что-нибудь понимаешь, Тимофей?!
— Да… — сказав Тимка.
— Говори! — Боцман сжал его плечо.
— С вами был на «Штормовом» кто-нибудь незнакомый?
— Трое, из сухопутных! Все трое полегли — я видел своими глазами.
— Папа хотел высадить их здесь, у Летучих…
— Наверное! — согласился боцман. — Если бы не крестоносец.
— Да, — сказал Тимка. — И папа говорил, что крестоносец будто следит за «Штормовым», будто ждет этого рейса…
— Точно, Тимоша, точно! — Боцман слегка встряхнул его и Асю. — Он появлялся и уходил. А тут вылетел как из-под земли и сразу отрезал нам дорогу назад, к морю.
— Папе казалось… — продолжал Тимка, — что крестоносец, ну… словно дожидается какого-то сигнала со «Штормового»… Так ему казалось в последнее время.
Боцман заскрипел сомкнутыми зубами.
— То-то и оно, ребятки! — Он вздохнул. — То-то и оно… Я еще тогда удивился: почему он бьет нас так осторожно — лишь бы не выпустить. И потом, когда мы уходили с «БО» на шлюпках, он обстреливал нас, как салага после пьянки: снаряд по курсу, снаряд за кормой, снаряд где-то сбоку. Он, значит, не хотел нас топить, пацаны! И на берегу они волынили, когда прижали нас. Три раза предлагали сдаться. Им нужен был живой командир или те трое! Ближе к делу, Тимоша. Что произошло сегодня ночью, ты понял?
— Да, дядя Василь…
— Говори!
— Когда вам удалось бежать…
— Нет, кажется, ты уже ошибся! Если все так, значит: не когда нам удалось, а когда нам разрешили бежать! Ты понял? Раз-ре-ши-ли! — по слогам повторил боцман. — Им не удалось взять живыми тех трех ребят, сухопутных, и что-то такое осталось для них невыясненным. Поэтому они решили дать нам уйти в лес. Понятно?!
— Я так и хотел сказать, — подтвердил Тимка. — Перед тем как отвести вас в избушку, немцы командовали: подготовить операцию… Это Ася переводила, она понимает по-немецки.
— Вот именно, ребятки: подготовить, — горестно согласился боцман. — Им надо было, чтобы мы разыскали своих в лесу. А я проболтался ночью об этой бумаге! Думал, перед смертью говорю!
— Кто же он, дядя Василь?.. — тревожно спросила Ася.
— Вся беда как раз в том, что мы не знаем! Эта падаль ела с нами из одного котелка, а потом наводила на нас крестоносец. И когда с этим ничего не получилось, дрянь эта, опять же в нашей компании, решила пробраться к лесу. В последний момент я ляпнул про бумагу!
Оставалось еще много неясностей во всей этой странной истории. Но боцман вдруг застонал, руки его ослабли и соскользнули с плеч Аси и Тимки. Нужно было срочно достать воды или хотя бы вскрыть еще одну банку. Тимка включил фонарик, хотел передать его Асе. Боцман движением бровей остановил обоих.
— Это сейчас… Сейчас пройдет… — сказал он чуть слышно. Потом, отдохнув, коротко подытожил их путаную беседу: — Если все так, пацаны, как у нас получается: бумага твоего батьки, Тимофей, попала к фашистам. Но спрашивается: почему этот сукин сын, который трахнул меня по голове, почему он тут же не поднял шум? Не решился? Ждал указаний? Или ему все же надо попасть в лес? Где он сейчас? Где другие ребята?!
— А кто железку нашел, дядя Василь? — спросил Тимка.
— Не помню. Да это и неважно. Тот, кто действовал среди нас, не такой глупый, чтобы лезть на глаза: вот, мол, я… Теперь слушайте дальше! Я с вами разбирался в этом деле, чтобы вы знали все не хуже меня! — Боцман сморщился, трогая рукой голову. — А выяснилось — вы даже кое-что добавили. Ну, так вот вам приказ… Пока ночь, пока еще не поздно… Сможете пробраться к лесу?
— Да… — сказал Тимка. — Мы знаем эти места.
— Значит, двигайте! И — немедленно! — Боцман приподнялся на локтях. — Вы должны разыскать в лесу наших и передать им все, о чем говорили только что! Пока тот, кто-то, кого мы еще не знаем, не натворил еще каких-нибудь пакостей! Вы поняли меня?! — яростно спросил боцман, видя, что они ждут, не двигаясь.
Тимка невольно отстранился под его взглядом.
— Дядя Василь… А как же вы? — спросила Ася.
— Обо мне не думать! Приказываю не думать, понятно?! — Лицо дядьки Василя перекосилось от боли, и закончил он тихо: — Моя песенка, кажется, спета… Трогайте, пацаны… И живее… Оставь себе! — приказал он, видя, что Тимка хочет вернуть ему наган. — Уходите! Не поминайте меня лихом, ребятки… Прощайте… — Боцман обмяк, медленно закрывая глаза. Дыхание его стало чуть слышным. А губы нетерпеливо дрогнули: мол, вы еще здесь?! Чего вы медлите?!
Она хотела взять фонарь, но трясущиеся пальцы не слушались ее. Кое-как удержала его обеими руками. В пепельно-сером лице ее не было ни кровинки, а ссохшиеся губы кривились, точно от боли.
— Потерпи, Ася! — сказал Тимка, хотя и у самого гудело от напряжения все тело, а руки и ноги слушались плохо.
Ася благодарно кивнула в отвеет.
Тимка вытряхнул из рюкзака бинты, йод, вату,
У боцмана оказался пробитым затылок. Тимка слышал от матери, что прижигать йодом открытые раны нельзя. Кое-как продезинфицировал волосы вокруг пролома. Сделал мягкий тампон из ваты, как делала мать, и, приложив его к ране, туго забинтовал голову боцмана, потом опустил ее на согнутую пополам подушку.
Надо было сделать что-то еще для Аси… Взял у нее нож и аккуратно, почти бесшумно вскрыл банку «Щука в томате».
Руки у Аси продолжали трястись. Поднес банку к ее губам.
— Пей! Не обрежься.
Она сделала несколько жадных глотков.
— Спасибо, Тима… — поперхнулась.
Тимка высосал остатки томата, прибрал банку в сторону и открыл еще одну. Опять осушили ее вдвоем. Сладковатый томатный соус не мог заменить воды, и все же обоим стало легче. Выключив ненужный пока фонарь, отдышались, сидя бок о бок у ног боцмана.
— Что случилось, Тима? — спросила Ася.
Тот пожал плечами:
— Не знаю… Не пойму, Ася.
— Немцы кричали разные команды: прочесать поле… окружить… ракеты… тревога… Ну, и все такое… Почему он один? Может, там был еще кто-нибудь? — спросила Ася.
Тимка щелкнул фонариком, потому что дядька Василь застонал.
— Тише! — громким шепотом предупредил его Тимка. (Боцман медленно открыл глаза). — Тише, дядя Василь! — прижимая палец ко рту, повторил Тимка.
Боцман шевельнул губами:
— Тимофей?..
— Да! — радостно кивнул Тимка.
Ася взяла банку, чтобы выцедить на губы раненого остатки влаги. Он движением руки остановил ее:
— Где это я? Откуда вы? Почему я здесь?
— Мы в пещере! Кругом немцы. Мы думали, они закрыли вас в избушке, и пробирались помочь. А нашли вас в кустах, — объяснил Тимка.
— Так… — Боцман скользнул взглядом по своему телу и вдруг напрягся: — Где мои корочки?! — И хотел привстать.
Подскочив к нему, Ася с трудом удержала его голову на подушке.
Тимка тоже присел на корточках у самого его лица. «Корочками» моряки называли свои легкие парадные ботинки.
— Вы были босиком, дядя Василь! На вас ничего не было! — объяснил Тимка.
— Та-ак… — медленно, с непонятно изменившимся лицом повторил боцман. — Как вы подобрали меня?
— Когда ползли к избушке. А вы лежали в кустах, — повторил Тимка. — Потом началась стрельба, и мы потащили вас сюда.
— А до этого было тихо, когда вы меня нашли? — удивленно переспросил боцман.
— Да… — кивнула, стараясь его понять, Ася.
— Значит, меня трахнули по голове и разули без шума?! Стрельба, по-вашему, началась позже?!
— Да, дядя Василь. Тревога поднялась потом, — подтвердил Тимка.
Дядька Василь обхватил их за плечи, приблизил к себе:
— Вы представляете, что вы говорите, пацаны?! Или не представляете?!
Нет, Ася и Тимка ничего не представляли пока. Боцман отпустил их плечи:
— Загаси фонарь, Тимоша, слепит… — Голос его прозвучал слабо, откуда-то издалека.
— Вы отдохните, дядя Василь, — попросила Ася. — Вам сейчас надо лежать и не разговаривать.
— Нельзя мне не разговаривать, пацаны… — ответил после паузы дядька Василь и, отыскав их плечи, опять обнял обоих. — Я буду говорить, а вы слушайте. И постарайтесь что-нибудь понять в этом! Нас держали весь день в румпельном отсеке. По одному водили на допрос к какому-то типу. Спрашивали: зачем «Штормовой» шел к Летучим скалам? Этого даже я не знаю. Да и спрашивали нас так, не очень, для порядка разве… Но было вот что: когда «Штормовой» потерял ход, когда мы открыли кингстоны и вместе с вашими батьками высадились сюда на шлюпке, с крестоносца тоже высадили человек пятьдесят. Они прижали нас к морю. Твой батька, Ася, был крепко ранен… Мы лежали за валунами, и, когда командир окликнул его, он уже не мог отозваться… Не плачь! — Боцман встряхнул Асю.
— Я не плачу… — тихо ответила она.
— Командир позвал меня. Я перескочил за его камень. Он выдернул из-за пазухи блокнот, ручку одной рукой, потому как в другой — винтовка, и черканул мне какую-то схему. Сунул этот листок, сказал: «Возьми всех, кто остался живой, и вдоль берега, по мелководью, уходите на шлюпке. Эту бумагу, сказал, если город наши уже сдали, как хочешь, живой или мертвый, доставь людям в Сорочьем лесу. Все, что им надо, сказал, — здесь!» Это я вам долго объясняю, пацаны. А под огнем говорилось короче. Бумага эта была у меня под стелькой. Ни одна живая душа не знала, кроме меня… — Боцман помолчал. — До сегодняшнего вечера, пацаны. Понимаете? До сегодняшнего, когда нас отвели в эту халупу и заперли, как телят. Это вы правильно прикинули. Нас посадили на ночь в избушку. Ну, зубастый Левай перегрыз веревку Неходе, тот распутал нас всех. Действуем, конечно, шепотком. Тыр-пыр — стены крепкие, за дверью — часовой. Тогда я признаюсь ребятам: в корочке у меня бумага, которую надо — тому, кто останется жив, — доставить своим, в лес. И тут, слушайте меня внимательно, кто-то нашел железку вроде ломика за стропилом. Хоп! Мы вскрыли одну половицу. Потом другую. И ну шуровать этим ломиком под стеной… Договорились пробираться через хлеба к лесу. Я, пацаны, уходил последним. Вы понимаете это?! Последним! И было тихо! Уходил по кустам. И тут меня что-то трахнуло по голове. Больше ничего не помню. А вы говорите, что, когда нашли меня, тоже было тихо. А корочек уже нет! Ты что-нибудь понимаешь, Тимофей?!
— Да… — сказав Тимка.
— Говори! — Боцман сжал его плечо.
— С вами был на «Штормовом» кто-нибудь незнакомый?
— Трое, из сухопутных! Все трое полегли — я видел своими глазами.
— Папа хотел высадить их здесь, у Летучих…
— Наверное! — согласился боцман. — Если бы не крестоносец.
— Да, — сказал Тимка. — И папа говорил, что крестоносец будто следит за «Штормовым», будто ждет этого рейса…
— Точно, Тимоша, точно! — Боцман слегка встряхнул его и Асю. — Он появлялся и уходил. А тут вылетел как из-под земли и сразу отрезал нам дорогу назад, к морю.
— Папе казалось… — продолжал Тимка, — что крестоносец, ну… словно дожидается какого-то сигнала со «Штормового»… Так ему казалось в последнее время.
Боцман заскрипел сомкнутыми зубами.
— То-то и оно, ребятки! — Он вздохнул. — То-то и оно… Я еще тогда удивился: почему он бьет нас так осторожно — лишь бы не выпустить. И потом, когда мы уходили с «БО» на шлюпках, он обстреливал нас, как салага после пьянки: снаряд по курсу, снаряд за кормой, снаряд где-то сбоку. Он, значит, не хотел нас топить, пацаны! И на берегу они волынили, когда прижали нас. Три раза предлагали сдаться. Им нужен был живой командир или те трое! Ближе к делу, Тимоша. Что произошло сегодня ночью, ты понял?
— Да, дядя Василь…
— Говори!
— Когда вам удалось бежать…
— Нет, кажется, ты уже ошибся! Если все так, значит: не когда нам удалось, а когда нам разрешили бежать! Ты понял? Раз-ре-ши-ли! — по слогам повторил боцман. — Им не удалось взять живыми тех трех ребят, сухопутных, и что-то такое осталось для них невыясненным. Поэтому они решили дать нам уйти в лес. Понятно?!
— Я так и хотел сказать, — подтвердил Тимка. — Перед тем как отвести вас в избушку, немцы командовали: подготовить операцию… Это Ася переводила, она понимает по-немецки.
— Вот именно, ребятки: подготовить, — горестно согласился боцман. — Им надо было, чтобы мы разыскали своих в лесу. А я проболтался ночью об этой бумаге! Думал, перед смертью говорю!
— Кто же он, дядя Василь?.. — тревожно спросила Ася.
— Вся беда как раз в том, что мы не знаем! Эта падаль ела с нами из одного котелка, а потом наводила на нас крестоносец. И когда с этим ничего не получилось, дрянь эта, опять же в нашей компании, решила пробраться к лесу. В последний момент я ляпнул про бумагу!
Оставалось еще много неясностей во всей этой странной истории. Но боцман вдруг застонал, руки его ослабли и соскользнули с плеч Аси и Тимки. Нужно было срочно достать воды или хотя бы вскрыть еще одну банку. Тимка включил фонарик, хотел передать его Асе. Боцман движением бровей остановил обоих.
— Это сейчас… Сейчас пройдет… — сказал он чуть слышно. Потом, отдохнув, коротко подытожил их путаную беседу: — Если все так, пацаны, как у нас получается: бумага твоего батьки, Тимофей, попала к фашистам. Но спрашивается: почему этот сукин сын, который трахнул меня по голове, почему он тут же не поднял шум? Не решился? Ждал указаний? Или ему все же надо попасть в лес? Где он сейчас? Где другие ребята?!
— А кто железку нашел, дядя Василь? — спросил Тимка.
— Не помню. Да это и неважно. Тот, кто действовал среди нас, не такой глупый, чтобы лезть на глаза: вот, мол, я… Теперь слушайте дальше! Я с вами разбирался в этом деле, чтобы вы знали все не хуже меня! — Боцман сморщился, трогая рукой голову. — А выяснилось — вы даже кое-что добавили. Ну, так вот вам приказ… Пока ночь, пока еще не поздно… Сможете пробраться к лесу?
— Да… — сказал Тимка. — Мы знаем эти места.
— Значит, двигайте! И — немедленно! — Боцман приподнялся на локтях. — Вы должны разыскать в лесу наших и передать им все, о чем говорили только что! Пока тот, кто-то, кого мы еще не знаем, не натворил еще каких-нибудь пакостей! Вы поняли меня?! — яростно спросил боцман, видя, что они ждут, не двигаясь.
Тимка невольно отстранился под его взглядом.
— Дядя Василь… А как же вы? — спросила Ася.
— Обо мне не думать! Приказываю не думать, понятно?! — Лицо дядьки Василя перекосилось от боли, и закончил он тихо: — Моя песенка, кажется, спета… Трогайте, пацаны… И живее… Оставь себе! — приказал он, видя, что Тимка хочет вернуть ему наган. — Уходите! Не поминайте меня лихом, ребятки… Прощайте… — Боцман обмяк, медленно закрывая глаза. Дыхание его стало чуть слышным. А губы нетерпеливо дрогнули: мол, вы еще здесь?! Чего вы медлите?!
ДОРОГА К СВОИМ
Решили миновать часового низом, по склону. Но Тимка остановился раньше, чем должен был оказаться над ними часовой. Ася подползла к нему и тоже остановилась. Оба помолчали, не глядя друг на друга. Потом Ася позвала:
— Тима…
— Что, Ася? — спросил Тимка, словно не догадываясь, о чем она.
— Ты иди, Тима… Ты быстрее меня… А я останусь около дяди Василя.
Тимка не знал, что ей ответить. Нашел в темноте и сжал ее руку. Она осторожно высвободила ее:
— Иди, Тимоша… Не обижайся: дядя Василь тебя тоже так звал… Иди, а я буду тебя ждать…
— Ася… — Не умел Тимка говорить слова благодарности. И хвалить не умел: как-то не научился еще за свою жизнь. Выдернул из-за пояса наган и вложил его в раскрытую Асину ладонь: — Возьми! С ним не так страшно.
— Тебе будет нужней!.. — запротестовала Ася.
— Возьми, возьми, — сказал Тимка. — Если меня поймают — может, лучше безо всего. А вам будет спокойней. Жди меня, Ася, ладно?
— Я буду ждать хоть сколько… — ответила Ася. — Пока придешь. — И она решительно повернула назад, к убежищу, чтобы Тимка не видел ее лица, потому что она обещала не плакать.
Тимка куснул губы. Куснул, не думая, чтобы вышло, как у отца. Это получилось само собой, когда он провожал глазами Асю.
Затянул потуже ремень и, уже не оглядываясь, пополз между кустами прочь от неприветливых Летучих скал, с которыми для него связывалось теперь слишком много утрат.
Откос тянулся почти на километр вдоль береговой полосы. Но, отдалясь от часового на каких-нибудь сто, сто пятьдесят метров, Тимка выбрался наверх, огляделся, вслушиваясь в мерное шуршание волн внизу. Где-то уже начал просыпаться ветер, а Тимка должен был сделать много трудных километров до утра.
Где пригибаясь, где ползком спустился в низину и зашагал вдоль моря, подальше от крестоносца, от Летучих скал, от холодных гротов на откосе. Решил на всякий случай не идти по следам бежавших краснофлотцев. Он не знал ни того, что произошло там во время тревоги, ни того, что задумали немцы в связи с операцией…
Шагал быстро. Но когда пришло и установилось второе дыхание, еще прибавил шагу.
Потом свернул вправо, оставив берег у себя за спиной.
Лес длинным языком выдавался к морю, и самое короткое расстояние к нему было по прямой от Летучих скал. Тимка решил преодолеть два-четыре липших километра, чтобы войти в лес как бы из деревни, что лежала дальше, влево от него, а не со стороны моря.
Эта деревня да еще широкое асфальтовое шоссе, что тянулось параллельно морю, по его расчетам, представляли главную опасность.
— Тима…
— Что, Ася? — спросил Тимка, словно не догадываясь, о чем она.
— Ты иди, Тима… Ты быстрее меня… А я останусь около дяди Василя.
Тимка не знал, что ей ответить. Нашел в темноте и сжал ее руку. Она осторожно высвободила ее:
— Иди, Тимоша… Не обижайся: дядя Василь тебя тоже так звал… Иди, а я буду тебя ждать…
— Ася… — Не умел Тимка говорить слова благодарности. И хвалить не умел: как-то не научился еще за свою жизнь. Выдернул из-за пояса наган и вложил его в раскрытую Асину ладонь: — Возьми! С ним не так страшно.
— Тебе будет нужней!.. — запротестовала Ася.
— Возьми, возьми, — сказал Тимка. — Если меня поймают — может, лучше безо всего. А вам будет спокойней. Жди меня, Ася, ладно?
— Я буду ждать хоть сколько… — ответила Ася. — Пока придешь. — И она решительно повернула назад, к убежищу, чтобы Тимка не видел ее лица, потому что она обещала не плакать.
Тимка куснул губы. Куснул, не думая, чтобы вышло, как у отца. Это получилось само собой, когда он провожал глазами Асю.
Затянул потуже ремень и, уже не оглядываясь, пополз между кустами прочь от неприветливых Летучих скал, с которыми для него связывалось теперь слишком много утрат.
Откос тянулся почти на километр вдоль береговой полосы. Но, отдалясь от часового на каких-нибудь сто, сто пятьдесят метров, Тимка выбрался наверх, огляделся, вслушиваясь в мерное шуршание волн внизу. Где-то уже начал просыпаться ветер, а Тимка должен был сделать много трудных километров до утра.
Где пригибаясь, где ползком спустился в низину и зашагал вдоль моря, подальше от крестоносца, от Летучих скал, от холодных гротов на откосе. Решил на всякий случай не идти по следам бежавших краснофлотцев. Он не знал ни того, что произошло там во время тревоги, ни того, что задумали немцы в связи с операцией…
Шагал быстро. Но когда пришло и установилось второе дыхание, еще прибавил шагу.
Потом свернул вправо, оставив берег у себя за спиной.
Лес длинным языком выдавался к морю, и самое короткое расстояние к нему было по прямой от Летучих скал. Тимка решил преодолеть два-четыре липших километра, чтобы войти в лес как бы из деревни, что лежала дальше, влево от него, а не со стороны моря.
Эта деревня да еще широкое асфальтовое шоссе, что тянулось параллельно морю, по его расчетам, представляли главную опасность.