Страница:
— Сидит отлично. Не хватает только университетского значка для солидности.
— Будет значок. Будет через три года, — пообещал лейтенант и, перепрыгивая по две ступеньки, заспешил вниз.
— Минутку, Звягин! — остановил Афанасьев лейтенанта. — То, что вы в форме, даже отлично. Есть возможность блеснуть. Срочно поезжайте в центральную диспетчерскую такси и по радио выясните, была ли сегодня около девяти часов чья-нибудь машина на Суворовском бульваре. Возле дома, где произошло ограбление. Если найдется, водителя немедленно ко мне. Ясно?
— Ясно, товарищ майор! Разве у грабителей была машина?
— Этого я не знаю, а проверить нужно.
В кабинете майор снял серую спортивную куртку и повесил в шкаф. Открыл оба окна, включил вентилятор, а потом снял трубку прямого телефона и попросил дежурного по МУРу.
— Виктор Иванович? Доброе утро! Конечно, утро, раз без четверти одиннадцать. Только что вернулся, группа и ребята еще на месте. Собака? Дошла до асфальта и утеряла след, не исключена машина, видели у подъезда, кажется, такси. В диспетчерскую уже послал. Виктор Иванович, у меня две просьбы. Перед ограблением к потерпевшему пришел парнишка — Тюрин Павел, знакомый хозяина. Живет в Московской области по Киевской дороге. По просьбе хозяйки открыл дверь преступникам. Грабители на глазах у пострадавшей ударили его по голове. Он упал, а потом сбежал. В том месте, где лежал, есть кровь. Дай, пожалуйста, команду по городу, по селектору или телетайпу, всем отделениям: как только объявится, сразу сообщить нам. Пусть проверят поликлиники, «скорую», больницы, может, у него ранение тяжелое и убежал-то он сгоряча. Очень ценный свидетель. И второе. Как только приедет с места опергруппа, передай всем приметы вещей. Да, много. Что именно взяли, выясняют. У меня все.
Афанасьев уселся поглубже в кресло и закрыл глаза. Со стороны могло представиться, что майор задремал, настолько неподвижной и расслабленной казалась его фигура. Но он думал настойчиво, напряженно, стараясь собрать воедино какие-то отдельные, разрозненные факты. «Маски, мешок, нож… все эти детективные аксессуары любят дилетанты. Может быть, мальчишки? Однако хозяйка говорит, что они большие и сильные. Хотя и мой Петька в свои шестнадцать меня перерос. Акселерация… А потерпевшая-то маленькая, да и страх на нее напал. Ей преступники могли показаться огромными. Магнитофоны забрали — это тоже для юнцов характерно. Вон Петр все уши прожужжал: «Буду зарабатывать на маг…» И обязательно «Грюндик», другой не хочет. Да и в ценностях эти разбойнички ни черта не смыслят; стекляшки, что поцветистее, забрали, а настоящие камни оставили. Видимо, это группа новая. Несколько лет подобных налетов в Москве не было. Как они нашли эту квартиру? Кто-то навел. Знали точно, что женщина одна. Знали, что есть, чем поживиться. А что же все-таки с парнишкой? Неужели серьезное ранение? Но он же сумел убежать. Убежать-то убежал, но ведь известны случаи, когда люди в каких-то острых ситуациях почти мертвые поднимаются и идут и даже совершают героические поступки».
Телефонный звонок прервал размышления начальника уголовного розыска.
— Александр Филиппович! Лейтенант Звягин докладывает. Я его нашел, он их действительно вез.
— Где вы находитесь?
— У центральной диспетчерской.
— Подъезжайте к отделению, я выхожу.
Афанасьев встал, быстро надел куртку и направился к двери. На секунду остановился, вернулся к письменному столу, взял чистый лист бумаги и стал быстро писать. Затем сложил его пополам и, взяв с собой, вышел из кабинета. По-приятельски окликнул дежурного и попросил:
— Слушай, Леша! Срочно разыщи старшего инспектора Павлова, пусть все бросит и выполняет мое задание. Вот здесь я все ему написал. Нашелся таксист, что возил грабителей, только ты об этом пока никому. Добро?
На улице в потоке машин, пробегавших мимо отделения, Афанасьев издали заметил автомобиль, где рядом с шофером виднелась улыбающаяся, довольная физиономия Звягина. Едва водитель притормозил, Афанасьев вскочил в машину и попросил:
— Выберите место, где поудобнее, и остановитесь, поговорим.
Пожилой, степенный шофер повернулся к Звягину, а тот не мог спокойно сидеть на месте.
— Николай Митрофанович, это мой начальник, майор Афанасьев. Расскажите ему все, как было.
— Да, да, пожалуйста, — попросил Афанасьев.
Остановив машину, шофер взял сигарету у Звягина, не торопясь затянулся и начал рассказывать:
— Сегодня выехал из парка в семь утра, отвез до дому сменщика — он в ночь работал, — съездил на Белорусский вокзал и минут без двадцати девять подъехал на стоянку. На площади Пушкина. Там два молодых человека сели в машину. Один, что постарше, с белыми длинными волосами, говорит: «Заедем ко мне на Суворовский бульвар, заберем вещи и к Алику на дачу — в Серебряный бор». Я спрашиваю: «Что-нибудь громоздкое?» А он усмехнулся и говорит, чтобы я не беспокоился, мебель брать не будут, так как у его друга дача хорошо обставлена. Ну, я, конечно, согласился. Подъехали к дому, они указали подъезд. Второй парень, который все время молчал, записал номер, чтобы я не уехал, на пачке сигарет, а первый положил мне на сиденье червонец, чтобы я не думал, что они сбежали, и попросил несколько минут подождать. Минут через семь — восемь они вышли. Алик нес чемодан и магнитофон. У беловолосого были две большие дорожные сумки и радиоприемник. Я хотел положить вещи в багажник, но они все засунули на заднее сиденье и сказали, чтобы я ехал быстрее, а то у них времени в обрез, еще нужно на работу поспеть. Мы доехали до Серебряного бора, свернули с главной улицы в переулок, подъехали к даче. Я еще спросил, почему она такая заброшенная. Алик сказал, что родители уехали на юг, а он больше в городе. Вход в усадьбу с маленького тупика. Они выгрузились, дали мне еще пятерку, хотя на счетчике было всего четыре рубля двадцать копеек, и я уехал.
— О чем говорили по дороге? — спросил Афанасьев.
— Ни о чем. Молчали оба. Белый все время то пел, то насвистывал и назад оглядывался. А Алик курил сигарету за сигаретой.
— Вы хорошо их запомнили?
— Одного рассмотрел отменно. Белого. Он поменьше вас будет, но плотный такой парень. Я думаю, что он моему Лехе ровесник, а тому в августе девятнадцать будет. Когда сел, рукава у рубашки закатал, мускулы здоровые, руки большие, загорелые и все в рыжих волосах.
— А каких-нибудь наколок или шрамов не заметили? — вмешался Звягин.
— Чего не заметил, того не заметил.
— Что на нем было надето? — спросил Афанасьев, тщательно записывая в блокнот приметы.
— Серая рубашка с карманчиком на груди, я еще себе такую хотел купить, да размер не подошел. Она чешская, из хлопка, летом в ней не жарко. В джинсах, а на ногах босоножки, наверное, заграничные, спереди два широких ремня, темно-коричневые, и пряжка желтая. Алика я рассмотрел хуже. Он помоложе будет года на два или на три, голос грубый. Волосы черные, длинные и колечками на концах закручиваются. Я еще подумал, что на бигудях завивает. Теперь это у них модно. Расчесаны на пробор посредине. Брови широкие, а лицо узкое, бледное, усики пробиваются, еще бы бородку — на Христа бы смахивал. Только моложе, — усмехнулся шофер. — Рубашка на нем синяя, нейлоновая, а остальное не рассмотрел. Как будто в джинсах, а может, ошибаюсь.
— Вы помните то место, где их высадили?
— Конечно, помню. Если хотите, покажу.
Афанасьев насторожился. Уж больно все складно получалось: подъехать прямо на такси, задержать преступников — и разбойное нападение раскрыто. Так просто не бывает.
Звягин, слушая весь разговор, поворачивался то к Афанасьеву, то к водителю и, наконец, взмолился.
— Поедемте, Александр Филиппович, мы их там на даче тепленьких…
— Потерпи, друг. Вот что, Николай Митрофанович, едем-ка на Суворовский бульвар, а потом, как говорится, начнем от печки. Провезете нас тем самым маршрутом. Кстати, вы не заметили, Николай Митрофанович, что было в руках у ваших пассажиров, когда они к вам на площади Пушкина сели?
— У белого был лист плотной бумаги, скрученный в тонкую трубку. Ну знаете, такая бумага, на которой чертежи делают. А у Алика пакет небольшой, такой, если в газету завернуть, скажем, два батона.
— Когда вы ждали пассажиров, кто-нибудь заходил или выходил из подъезда?
— Вроде никто не заходил, а вот вышли пожилая женщина, затем мужчина в очках, да еще мальчишка выбежал небольшой, лет тринадцати или четырнадцати. Рукой все за голову держался. Он пробежал прямо перед моим радиатором, оглянулся на подъезд — и на проезжую часть. А там движение одностороннее, так он чуть под грузовик не угодил.
— Почему вы за ним наблюдали?
— Да я же вам говорю, он чуть под машину не попал. Вот я и думал, что шоферу из-за моей «Волги» парня этого не было видно, и он его легко мог сбить. Сбил, и все — тюрьма. Я наблюдал не за этим огольцом, а за своей шоферской судьбой. Тот водитель на грузовике так крутанул баранку, что я подумал, он в чугунную ограду врежется. Молодец, вывернул. Товарищ майор, вижу, вы со мной неспроста толкуете. Что эти двое наделали?
— Женщину связали и квартиру ограбили. В общем, вы, Николай Митрофанович, сегодня на чай с бандитов получили.
— Знать бы, так я завернул бы с ними на Петровку.
— Уж так бы и завернул! — усмехнулся Звягин.
— А ты думаешь, раз таксист, то шабашник? — рассердился водитель. — Я ведь мог и не сказать диспетчеру, что был на Суворовском, вот тогда бы вы меня и поискали. А то, как только диспетчер по радио спросила, кто в девять утра был на Суворовском, я сразу смекнул, что дело тут нечисто. Ну и сказал, потому что плевать мне на ихнюю десятку, приеду — сдам в кассу.
— Верно говорите, Николай Митрофанович. Видите милицейскую машину? Возле нее и остановитесь. Слушай, Звягин, это «Жигули» нашего Ильина. Сам он, наверное, в квартире у пострадавших. Поднимись на третий этаж, дверь справа. Вызови инспекторша сюда, а я пока позвоню. — И Афанасьев направился к стеклянной будке, прижавшейся к стене дома.
— Это опять я, Афанасьев. Нашелся таксист, он говорит, что увез бандитов в Серебряный бор на дачу. Но они почему-то выгрузились в каком-то тупике. Я съезжу, посмотрю. Одному не лезть? Со мной есть сыщик один. Еще прихватить? В помощь оперативной группе я оставил Ильина, думаю его взять с собой, тем более что он на своей машине.
Вскоре Звягин вернулся в сопровождении инспектора.
Майор быстро ввел его в курс событий.
— Ты знаешь кого-нибудь в местном ГАИ?
— Конечно, Александр Филиппович.
— Тогда нужно загнать к ним во двор такси, а мы с шофером съездим на твоей машине туда, где высадились эти типы. Неудобно нам на вашей машине ехать, — объяснил он водителю, — вы человек заметный, да и сами же говорите, что Алик номер ваш записал. Если они нас раньше времени заметят, потом их ищи-свищи. Вы не возражаете?
— Отчего же? Я согласился на все еще до того, как диспетчеру ответил, — пробурчал Николай Митрофанович.
— Ну тогда, Боря, вперед, а мы следом. Хотя постой. Возьми к себе нашего щеголя, и чтобы через пять минут он был в штатском.
— Как это в штатском, Александр Филиппович? — растерялся Звягин.
— Очень просто. Мундирчик сними, аккуратно сверни и Борису в багажник. У тебя, Боря, не найдется каких-нибудь брюк?
— Есть старенькие. Я в них машину мою. И рубашка найдется!
— Вот и одолжи их лейтенанту. Тогда мы его возьмем с собой и при случае даже представим возможность отличиться, может быть, позволим продемонстрировать успехи в изучении самбо, — посмеиваясь, говорил Афанасьев.
— Здесь не гони. Вот за следующим столбом — направо. Поезжай медленнее, через метров двести и будет тот самый тупик.
«Жигули» свернули на зеленую улицу, где с обеих сторон тянулись дачи, обнесенные штакетником. Все они спрятались в зелени деревьев, за заборами пестрели цветочные клумбы. На многих участках устремились в небо огромные сосны и серебристые ели.
Афанасьев опустил стекло и полной грудью втянул чистый смолистый воздух. Он легонько отстранил к спинке сиденья Николая Митрофановича и объяснил:
— Лучше, если вас не заметят.
Между двумя заборами показалась неширокая полоска ничейной земли, заросшая зеленой травой. Машина, не останавливаясь, прошла дальше, таксист махнул рукой:
— Стоп, на том прогоне я их и выгрузил. А вот и след, где я разворачивался.
На песке обочины прямо против угрюмого двухэтажного деревянного дома были хорошо видны следы автомобильных колес. Если на каждом участке висели гамаки или стояла легкая мебель, то этот дом — серый, нуждавшийся в покраске — явно пустовал.
Машина, не задерживаясь, прошла до конца улицы, завернула в переулок и опять оказалась на центральной магистрали Серебряного бора.
— Останови, Борис, — попросил Афанасьев. — Ты, Звягин, отправляйся на ту улицу, найди себе наблюдательный пункт и смотри за дачей.
Инспектор выбрался из машины. Теперь «блестящий лейтенант» был похож на бродягу. Старые, помятые брюки, застиранная рубашка и угрюмая физиономия.
Афанасьев осмотрел его и посоветовал:
— Модельные туфли хоть пылью посыпь, а то они в глаза бросаются, и веди себя тихо. Без всякой отсебятины. Наблюдай. Только в одном случае разрешаю действовать, и то осмотрительно: если преступники задумают перевезти куда-нибудь вещи.
Афанасьев вышел из машины, перекинул на руку куртку, расстегнул несколько пуговиц на воротнике рубашки.
— Вы посидите здесь, а я попробую кое-что выяснить, — и направился по улице, по которой только что проезжали на машине.
Недалеко от пустого дома возле одной из дач на скамейке сидела женщина. Около нее стояла детская коляска, а чуть поодаль белокурая девочка лепила из песка куличи. Майор подошел к калитке, кашлянул, подождал, пока дачница обратила на него внимание.
— Нельзя ли вас на минутку?
— Заходите. У нас нет собак.
Она взглянула на коляску, что-то там поправила и уже, наверное, не майору, а ребенку стала говорить:
— А сами мы добрые, хорошие, вот какие мы…
— У меня тоже двое таких, а в Москве сейчас жарко. Далеко уехать мы не можем, а хочется за город. Вы не могли бы сдать комнату?
— Что вы? — удивилась женщина. — Здесь нас и так три семьи. Эти дачи выделили нашему заводу.
— Скажите, а по соседству нет ли у кого-нибудь комнаты?
— Вряд ли. Вчера вот так же приходила женщина, искала комнату или террасу, но, кажется, так и ушла ни с чем.
— А вот в той даче нет случайно комнатушки? — Афанасьев указал на дом, видневшийся сквозь деревья.
— А он пустой. Его еще весной отдали нашим конструкторам. Они уже собирались переехать, а там рухнуло перекрытие. В общем, аварийный. — Женщина извинилась, забрала ребенка, сказав, что им пора обедать, пожелала Афанасьеву удачи и ушла.
Майор подумал, что и ему неплохо было бы перекусить, и отправился дальше. Зашел еще на два участка, поговорил со стариком, возившимся на грядках с цветами. Разговорился с пожилой женщиной, опекавшей целую стайку детей, и сумел узнать еще кое-что об угрюмом доме. Затем прошел до конца улицы, но Звягина нигде не было. Перешел на параллельную, такую же зеленую улицу, подошел к даче, примыкавшей к участку, где находился тот самый дом, и остановился в раздумье. В этот момент из дома вышла чистенькая, какая-то светлая старушка и заспешила к калитке. Шепотом, с оглядкой, проговорила:
— Александр Филиппович, ваш помощник у нас и просит вас зайти.
Появление старушки и ее осведомленность в планы майора явно не входили. «Узнала одна, через пятнадцать минут знает весь поселок, — подумал он, — а это уж совершенно ни к чему». Выругав про себя Звягина, Афанасьев изобразил улыбку и пошел со старушкой.
Хозяйка пригласила майора в большую светлую комнату и, указав на лестницу, ведущую на второй этаж, кивнула:
— Там ваш молодой человек.
Не скрывая раздражения, Афанасьев поднялся в мансарду. Довольный Звягин сидел недалеко от окна и смотрел на пустой дом, который отсюда был виден весь как на ладони.
— Вы как сюда попали? — как можно тише и спокойнее спросил майор.
— Познакомился с Никитой Тихомировичем, он адмирал в отставке, а потом с Зинаидой Христофоровной — его женой — разговорился. Адмирал мне прямо: «Вы жулик?» Я ему: «Нет, офицер» — и удостоверение показал. Тогда говорит: «Если нужно, можем помочь». Вы ведь сами говорили, что следует доверять людям. Они мне рассказали, что дача пустая и там только мальчишки со всего Серебряного бора играют. Сейчас адмирал пошел на разведку — посмотреть, что там и как. Я его отговаривал, а он сказал, что в этом нет ничего страшного, подозрительного, он и раньше там бывал. И пошел.
В окно Афанасьев увидел появившегося из-за угла дома плотного старика в белом чесучовом костюме, с лопатой в руках и корзиной. Он нагибался к заросшим грядкам, что-то рассматривал, потом подошел к дому, покрутился возле дверей, заглянул в закрытые окна, осмотрел что-то возле стены и снова вернулся к грядкам. Теперь Афанасьев заметил, что у него в корзине вместе с землей торчали какие-то кустики.
Через несколько минут адмирал вернулся. Афанасьев спустился ему навстречу, все еще не решив, стоит ли наказать Звягина или он заслуживает благодарности. Отставной моряк после знакомства, раскуривая трубку, усмехнулся:
— Под старость переквалифицировался в детективы. По-моему, в дом никто не входил. Двери-то явно не открывались. Позавчера дождь был, так под окнами как прибило песок, так он и сейчас целехонький. А вот в заборе, за домом, отсюда это место не видно, оторвана доска, и там свеженькие следочки. — Адмирал взглянул на Афанасьева, внимательно слушавшего вновь испеченного сыщика, и сразу же добавил: — Вы не сомневайтесь в моих способностях. Я охотник и в следах разбираюсь не хуже вас. Думаю, те, кого вы ищите, на даче не задержались, а прошли на соседний с моим участок. А там по забору малинник густой, так что дачники их и не заметили. Объясните, в чем дело. А то я вашего переодетого помощника спрашиваю, а он все твердит: «секрет», «служебная тайна».
Афанасьев рассмеялся. Ему ничего не оставалось, как рассказать моряку вкратце, что произошло.
— Ну все правильно! — И адмирал поделился своими наблюдениями: — Возле забора, где доска оторвана и держится едва на верхнем гвозде, трава примята, и у меня сложилось впечатление, что там что-то лежало. Наверное, эти самые вещи. Но куда же они их смогли унести? Пойдемте посмотрим? Нет, не к пустому дому, а на улицу. Ведь с соседнего участка только один выход.
Они вышли и направились к участку, что расположился рядом. Еще издали заметили оторванную планку штакетника, прислоненную к перекладине. Она стояла на земле, ее остро заточенный конец был значительно ниже других. Не останавливаясь, они прошли дальше, вышли на перекресток.
Улицы были пустынны, солнце пекло неимоверно, и все дачники спрятались в тень или были на Москве-реке. Афанасьев попросил:
— Товарищ адмирал! Я не злоупотреблю вашей любезностью, если на час или два попрошу приютить и второго моего помощника? Из ваших окон хорошо просматривается окрестность, а наблюдателей не видно.
— Да, в этом отношении моя рубка что надо. Для пользы дела пожалуйста. Могу предложить и отличный бинокль.
— Тогда я его сейчас подошлю. — Афанасьев быстро зашагал к машине.
Он издали увидел «Жигули». Ильин, на переднем сиденье, дремал, прислонившись к двери, а Николая Митрофановича вообще не было видно: он улегся на заднем сиденье, да еще прикрылся газетой.
— Недурно устроились, помощнички, — усмехнулся Александр Филиппович.
— А мы замаскировались, — откинув газету, заулыбался шофер.
Ильин смотрел выжидательно. Афанасьев взял ключ от зажигания и сообщил инспектору координаты его наблюдательного пункта. Забрав сигареты и сверток, по всей вероятности с бутербродами, Ильин пошел разыскивать адмиральскую дачу.
Афанасьев уселся за руль, осмотрелся. К машине приближался молодой человек в синих тренировочных брюках и шелковой майке. Его тянула за поводок огромная черно-коричневая овчарка. Чуть дальше вышагивала пожилая дама с поджарым доберман-пинчером на металлической цепочке.
— Скажите, пожалуйста, где здесь милиция? — обратился майор к проходившему мимо машины молодому человеку.
— А вам, собственно, какая нужна? Речная налево, в конце улицы. А местное отделение примерно в километре, ближе к троллейбусному кругу.
— Что же вы, товарищ майор, расположение своих отделений не знаете, — усмехнулся шофер.
— А их в Москве побольше сотни. Я и в половине из них не был.
Афанасьев тронул машину, свернул налево и вскоре оказался в узкой аллее, заросшей сиренью. Сквозь кусты блеснула Москва-река, показались уткнувшиеся в причал милицейские катера. Вывеска на черном стекле сообщала, что в небольшом доме, выкрашенном в цвет морской волны, размещается линейное отделение московской речной милиции.
Афанасьев прижал машину к обочине и посоветовал своему спутнику:
— Если хотите, Николай Митрофанович, можете искупаться. Мне думается, мы проторчим здесь минут сорок, не меньше. Я загляну к дежурному, а потом составлю вам компанию.
В линейном отделении было прохладно и чисто. Афанасьев немедленно связался с центральным городским пультом управления, и сразу же его переключили на дежурного по Московскому уголовному розыску.
— Виктор Иванович! Это опять я, Афанасьев. Из Серебряного бора. Таксист высадил их у «сквозняка», и мне думается, они ушли задами, куда-то недалеко. У тебя Лада дома? Отлично. А ты не мог бы приказать переодеться ее хозяину в цивильное и приехать ко мне. Здесь собак полно, на каждой улице, и Лада сможет сойти за местную «дачницу». Пришлешь? Спасибо. Пусть не забудет захватить контейнер. Спасибо.
Майор вышел из дежурки и прямо с порога увидел шофера. Он плавал недалеко от причала, нырял, отфыркивался и снова погружался в воду. Лицо его помолодело, и казалось, он был очень доволен всей этой историей, что выбила его из обычной колеи. Афанасьев разделся, отдал кобуру с пистолетом дежурному, который вышел вслед за майором, и, разбежавшись по пирсу, без плеска ушел под воду.
Через несколько минут, выбравшись из воды, оба поняли, что проголодались. Выяснив у дежурного, что рядом на пляже несколько буфетов, шофер начал одеваться, но Афанасьев его остановил:
— Постойте, пойдемте-ка к буфету, как и все остальные купальщики.
Шофер оглядел его японские плавки и, решительно подтянув свои сатиновые трусы, прозванные кем-то семейными, направился к дощатому строению.
Проглотив несколько пирожков, Афанасьев предложил:
— Пройдемся, Николай Митрофанович, себя покажем, людей посмотрим. Может, и ваши пассажиры здесь загорают. — И уже серьезно добавил: — Сейчас, в жару, если они не празднуют удачу где-нибудь под крышей, то вполне могут быть здесь, на пляже.
Они шли не торопясь, внимательно присматриваясь к отдыхающим, то заходили в воду и брели по самой кромке берега, то выходили на тропинку, петлявшую среди цветастых тентов и шезлонгов. Шофер внимательно рассматривал парней, а Афанасьев вообще приглядывался к публике. Его внимание привлекла компания молодых людей, расположившихся в дальнем углу пляжа, возле проволочной сетки, отделявшей благоустроенный пляж от дикого. Четверо парней разлеглись на песке и играли в карты, по очереди потягивая какую-то фиолетовую жидкость из большой темной бутылки. У каждого, кто прикладывался к горлышку, на губах, словно от модной помады, оставалось пятно, которое потом они стирали тыльной стороной ладони.
Только один из четырех — с длинными, почти белыми от солнца волосами — вытирал губы на свой манер. Он забирал их в горсть, оттягивал вперед и отпускал чистыми. Парни играли на деньги. Беловолосый чаще других складывал выигрыш в карман джинсов, разложенных на песке. Это был красивый юноша лет восемнадцати, с хорошо развитой мускулатурой, загоревший до черноты. Двое других — тоже длинноволосые- по сравнению с ним казались худыми и слабосильными. Четвертым игроком был школьник восьмого, а может быть, даже седьмого класса.
Беловолосый, отбросив карты, осмотрелся. Достал из джинсов яркую коробку, ловко выдернул зубами сигарету и небрежно перекинул пачку соседу. Затем полюбовался блестевшей на солнце зажигалкой, прикурил и пустил зажигалку по кругу. Несколько раз затянувшись, он что-то с жаром начал говорить.
Эта группка очень заинтересовала майора.
— Не они? — спросил он шофера.
— Нет. Но похожи, особенно мальчишка. Тот, что выбежал из подъезда. Такой же, может быть, чуть постарше.
— Давайте искупаемся и полежим возле, послушаем.
Шофер согласился, и они, выйдя из воды, улеглись на песок неподалеку от картежников.
Один из игроков отхлебнул из бутылки, поднял ее, посмотрел сквозь стекло на солнце и, убедившись, что она пустая, бросил в реку. Подтянул к себе клетчатую спортивную сумку, достал бутылку. Тонким, с хищным лезвием, ножом срезал пластмассовый колпачок, отпил несколько глотков и передал бутылку блондину.
Блондин потянулся к бутылке, потом, видно, передумал, рывком выдернул куртку из-под одного из парней и бросил ему в лицо.
В компании картежников явно назревала ссора. Они, видимо, забыли, что кругом люди, стали говорить громко. Блондин потребовал:
— Будет значок. Будет через три года, — пообещал лейтенант и, перепрыгивая по две ступеньки, заспешил вниз.
— Минутку, Звягин! — остановил Афанасьев лейтенанта. — То, что вы в форме, даже отлично. Есть возможность блеснуть. Срочно поезжайте в центральную диспетчерскую такси и по радио выясните, была ли сегодня около девяти часов чья-нибудь машина на Суворовском бульваре. Возле дома, где произошло ограбление. Если найдется, водителя немедленно ко мне. Ясно?
— Ясно, товарищ майор! Разве у грабителей была машина?
— Этого я не знаю, а проверить нужно.
В кабинете майор снял серую спортивную куртку и повесил в шкаф. Открыл оба окна, включил вентилятор, а потом снял трубку прямого телефона и попросил дежурного по МУРу.
— Виктор Иванович? Доброе утро! Конечно, утро, раз без четверти одиннадцать. Только что вернулся, группа и ребята еще на месте. Собака? Дошла до асфальта и утеряла след, не исключена машина, видели у подъезда, кажется, такси. В диспетчерскую уже послал. Виктор Иванович, у меня две просьбы. Перед ограблением к потерпевшему пришел парнишка — Тюрин Павел, знакомый хозяина. Живет в Московской области по Киевской дороге. По просьбе хозяйки открыл дверь преступникам. Грабители на глазах у пострадавшей ударили его по голове. Он упал, а потом сбежал. В том месте, где лежал, есть кровь. Дай, пожалуйста, команду по городу, по селектору или телетайпу, всем отделениям: как только объявится, сразу сообщить нам. Пусть проверят поликлиники, «скорую», больницы, может, у него ранение тяжелое и убежал-то он сгоряча. Очень ценный свидетель. И второе. Как только приедет с места опергруппа, передай всем приметы вещей. Да, много. Что именно взяли, выясняют. У меня все.
Афанасьев уселся поглубже в кресло и закрыл глаза. Со стороны могло представиться, что майор задремал, настолько неподвижной и расслабленной казалась его фигура. Но он думал настойчиво, напряженно, стараясь собрать воедино какие-то отдельные, разрозненные факты. «Маски, мешок, нож… все эти детективные аксессуары любят дилетанты. Может быть, мальчишки? Однако хозяйка говорит, что они большие и сильные. Хотя и мой Петька в свои шестнадцать меня перерос. Акселерация… А потерпевшая-то маленькая, да и страх на нее напал. Ей преступники могли показаться огромными. Магнитофоны забрали — это тоже для юнцов характерно. Вон Петр все уши прожужжал: «Буду зарабатывать на маг…» И обязательно «Грюндик», другой не хочет. Да и в ценностях эти разбойнички ни черта не смыслят; стекляшки, что поцветистее, забрали, а настоящие камни оставили. Видимо, это группа новая. Несколько лет подобных налетов в Москве не было. Как они нашли эту квартиру? Кто-то навел. Знали точно, что женщина одна. Знали, что есть, чем поживиться. А что же все-таки с парнишкой? Неужели серьезное ранение? Но он же сумел убежать. Убежать-то убежал, но ведь известны случаи, когда люди в каких-то острых ситуациях почти мертвые поднимаются и идут и даже совершают героические поступки».
Телефонный звонок прервал размышления начальника уголовного розыска.
— Александр Филиппович! Лейтенант Звягин докладывает. Я его нашел, он их действительно вез.
— Где вы находитесь?
— У центральной диспетчерской.
— Подъезжайте к отделению, я выхожу.
Афанасьев встал, быстро надел куртку и направился к двери. На секунду остановился, вернулся к письменному столу, взял чистый лист бумаги и стал быстро писать. Затем сложил его пополам и, взяв с собой, вышел из кабинета. По-приятельски окликнул дежурного и попросил:
— Слушай, Леша! Срочно разыщи старшего инспектора Павлова, пусть все бросит и выполняет мое задание. Вот здесь я все ему написал. Нашелся таксист, что возил грабителей, только ты об этом пока никому. Добро?
На улице в потоке машин, пробегавших мимо отделения, Афанасьев издали заметил автомобиль, где рядом с шофером виднелась улыбающаяся, довольная физиономия Звягина. Едва водитель притормозил, Афанасьев вскочил в машину и попросил:
— Выберите место, где поудобнее, и остановитесь, поговорим.
Пожилой, степенный шофер повернулся к Звягину, а тот не мог спокойно сидеть на месте.
— Николай Митрофанович, это мой начальник, майор Афанасьев. Расскажите ему все, как было.
— Да, да, пожалуйста, — попросил Афанасьев.
Остановив машину, шофер взял сигарету у Звягина, не торопясь затянулся и начал рассказывать:
— Сегодня выехал из парка в семь утра, отвез до дому сменщика — он в ночь работал, — съездил на Белорусский вокзал и минут без двадцати девять подъехал на стоянку. На площади Пушкина. Там два молодых человека сели в машину. Один, что постарше, с белыми длинными волосами, говорит: «Заедем ко мне на Суворовский бульвар, заберем вещи и к Алику на дачу — в Серебряный бор». Я спрашиваю: «Что-нибудь громоздкое?» А он усмехнулся и говорит, чтобы я не беспокоился, мебель брать не будут, так как у его друга дача хорошо обставлена. Ну, я, конечно, согласился. Подъехали к дому, они указали подъезд. Второй парень, который все время молчал, записал номер, чтобы я не уехал, на пачке сигарет, а первый положил мне на сиденье червонец, чтобы я не думал, что они сбежали, и попросил несколько минут подождать. Минут через семь — восемь они вышли. Алик нес чемодан и магнитофон. У беловолосого были две большие дорожные сумки и радиоприемник. Я хотел положить вещи в багажник, но они все засунули на заднее сиденье и сказали, чтобы я ехал быстрее, а то у них времени в обрез, еще нужно на работу поспеть. Мы доехали до Серебряного бора, свернули с главной улицы в переулок, подъехали к даче. Я еще спросил, почему она такая заброшенная. Алик сказал, что родители уехали на юг, а он больше в городе. Вход в усадьбу с маленького тупика. Они выгрузились, дали мне еще пятерку, хотя на счетчике было всего четыре рубля двадцать копеек, и я уехал.
— О чем говорили по дороге? — спросил Афанасьев.
— Ни о чем. Молчали оба. Белый все время то пел, то насвистывал и назад оглядывался. А Алик курил сигарету за сигаретой.
— Вы хорошо их запомнили?
— Одного рассмотрел отменно. Белого. Он поменьше вас будет, но плотный такой парень. Я думаю, что он моему Лехе ровесник, а тому в августе девятнадцать будет. Когда сел, рукава у рубашки закатал, мускулы здоровые, руки большие, загорелые и все в рыжих волосах.
— А каких-нибудь наколок или шрамов не заметили? — вмешался Звягин.
— Чего не заметил, того не заметил.
— Что на нем было надето? — спросил Афанасьев, тщательно записывая в блокнот приметы.
— Серая рубашка с карманчиком на груди, я еще себе такую хотел купить, да размер не подошел. Она чешская, из хлопка, летом в ней не жарко. В джинсах, а на ногах босоножки, наверное, заграничные, спереди два широких ремня, темно-коричневые, и пряжка желтая. Алика я рассмотрел хуже. Он помоложе будет года на два или на три, голос грубый. Волосы черные, длинные и колечками на концах закручиваются. Я еще подумал, что на бигудях завивает. Теперь это у них модно. Расчесаны на пробор посредине. Брови широкие, а лицо узкое, бледное, усики пробиваются, еще бы бородку — на Христа бы смахивал. Только моложе, — усмехнулся шофер. — Рубашка на нем синяя, нейлоновая, а остальное не рассмотрел. Как будто в джинсах, а может, ошибаюсь.
— Вы помните то место, где их высадили?
— Конечно, помню. Если хотите, покажу.
Афанасьев насторожился. Уж больно все складно получалось: подъехать прямо на такси, задержать преступников — и разбойное нападение раскрыто. Так просто не бывает.
Звягин, слушая весь разговор, поворачивался то к Афанасьеву, то к водителю и, наконец, взмолился.
— Поедемте, Александр Филиппович, мы их там на даче тепленьких…
— Потерпи, друг. Вот что, Николай Митрофанович, едем-ка на Суворовский бульвар, а потом, как говорится, начнем от печки. Провезете нас тем самым маршрутом. Кстати, вы не заметили, Николай Митрофанович, что было в руках у ваших пассажиров, когда они к вам на площади Пушкина сели?
— У белого был лист плотной бумаги, скрученный в тонкую трубку. Ну знаете, такая бумага, на которой чертежи делают. А у Алика пакет небольшой, такой, если в газету завернуть, скажем, два батона.
— Когда вы ждали пассажиров, кто-нибудь заходил или выходил из подъезда?
— Вроде никто не заходил, а вот вышли пожилая женщина, затем мужчина в очках, да еще мальчишка выбежал небольшой, лет тринадцати или четырнадцати. Рукой все за голову держался. Он пробежал прямо перед моим радиатором, оглянулся на подъезд — и на проезжую часть. А там движение одностороннее, так он чуть под грузовик не угодил.
— Почему вы за ним наблюдали?
— Да я же вам говорю, он чуть под машину не попал. Вот я и думал, что шоферу из-за моей «Волги» парня этого не было видно, и он его легко мог сбить. Сбил, и все — тюрьма. Я наблюдал не за этим огольцом, а за своей шоферской судьбой. Тот водитель на грузовике так крутанул баранку, что я подумал, он в чугунную ограду врежется. Молодец, вывернул. Товарищ майор, вижу, вы со мной неспроста толкуете. Что эти двое наделали?
— Женщину связали и квартиру ограбили. В общем, вы, Николай Митрофанович, сегодня на чай с бандитов получили.
— Знать бы, так я завернул бы с ними на Петровку.
— Уж так бы и завернул! — усмехнулся Звягин.
— А ты думаешь, раз таксист, то шабашник? — рассердился водитель. — Я ведь мог и не сказать диспетчеру, что был на Суворовском, вот тогда бы вы меня и поискали. А то, как только диспетчер по радио спросила, кто в девять утра был на Суворовском, я сразу смекнул, что дело тут нечисто. Ну и сказал, потому что плевать мне на ихнюю десятку, приеду — сдам в кассу.
— Верно говорите, Николай Митрофанович. Видите милицейскую машину? Возле нее и остановитесь. Слушай, Звягин, это «Жигули» нашего Ильина. Сам он, наверное, в квартире у пострадавших. Поднимись на третий этаж, дверь справа. Вызови инспекторша сюда, а я пока позвоню. — И Афанасьев направился к стеклянной будке, прижавшейся к стене дома.
— Это опять я, Афанасьев. Нашелся таксист, он говорит, что увез бандитов в Серебряный бор на дачу. Но они почему-то выгрузились в каком-то тупике. Я съезжу, посмотрю. Одному не лезть? Со мной есть сыщик один. Еще прихватить? В помощь оперативной группе я оставил Ильина, думаю его взять с собой, тем более что он на своей машине.
Вскоре Звягин вернулся в сопровождении инспектора.
Майор быстро ввел его в курс событий.
— Ты знаешь кого-нибудь в местном ГАИ?
— Конечно, Александр Филиппович.
— Тогда нужно загнать к ним во двор такси, а мы с шофером съездим на твоей машине туда, где высадились эти типы. Неудобно нам на вашей машине ехать, — объяснил он водителю, — вы человек заметный, да и сами же говорите, что Алик номер ваш записал. Если они нас раньше времени заметят, потом их ищи-свищи. Вы не возражаете?
— Отчего же? Я согласился на все еще до того, как диспетчеру ответил, — пробурчал Николай Митрофанович.
— Ну тогда, Боря, вперед, а мы следом. Хотя постой. Возьми к себе нашего щеголя, и чтобы через пять минут он был в штатском.
— Как это в штатском, Александр Филиппович? — растерялся Звягин.
— Очень просто. Мундирчик сними, аккуратно сверни и Борису в багажник. У тебя, Боря, не найдется каких-нибудь брюк?
— Есть старенькие. Я в них машину мою. И рубашка найдется!
— Вот и одолжи их лейтенанту. Тогда мы его возьмем с собой и при случае даже представим возможность отличиться, может быть, позволим продемонстрировать успехи в изучении самбо, — посмеиваясь, говорил Афанасьев.
* * *
Николай Митрофанович тронул инспектора Ильина за плечо:— Здесь не гони. Вот за следующим столбом — направо. Поезжай медленнее, через метров двести и будет тот самый тупик.
«Жигули» свернули на зеленую улицу, где с обеих сторон тянулись дачи, обнесенные штакетником. Все они спрятались в зелени деревьев, за заборами пестрели цветочные клумбы. На многих участках устремились в небо огромные сосны и серебристые ели.
Афанасьев опустил стекло и полной грудью втянул чистый смолистый воздух. Он легонько отстранил к спинке сиденья Николая Митрофановича и объяснил:
— Лучше, если вас не заметят.
Между двумя заборами показалась неширокая полоска ничейной земли, заросшая зеленой травой. Машина, не останавливаясь, прошла дальше, таксист махнул рукой:
— Стоп, на том прогоне я их и выгрузил. А вот и след, где я разворачивался.
На песке обочины прямо против угрюмого двухэтажного деревянного дома были хорошо видны следы автомобильных колес. Если на каждом участке висели гамаки или стояла легкая мебель, то этот дом — серый, нуждавшийся в покраске — явно пустовал.
Машина, не задерживаясь, прошла до конца улицы, завернула в переулок и опять оказалась на центральной магистрали Серебряного бора.
— Останови, Борис, — попросил Афанасьев. — Ты, Звягин, отправляйся на ту улицу, найди себе наблюдательный пункт и смотри за дачей.
Инспектор выбрался из машины. Теперь «блестящий лейтенант» был похож на бродягу. Старые, помятые брюки, застиранная рубашка и угрюмая физиономия.
Афанасьев осмотрел его и посоветовал:
— Модельные туфли хоть пылью посыпь, а то они в глаза бросаются, и веди себя тихо. Без всякой отсебятины. Наблюдай. Только в одном случае разрешаю действовать, и то осмотрительно: если преступники задумают перевезти куда-нибудь вещи.
Афанасьев вышел из машины, перекинул на руку куртку, расстегнул несколько пуговиц на воротнике рубашки.
— Вы посидите здесь, а я попробую кое-что выяснить, — и направился по улице, по которой только что проезжали на машине.
Недалеко от пустого дома возле одной из дач на скамейке сидела женщина. Около нее стояла детская коляска, а чуть поодаль белокурая девочка лепила из песка куличи. Майор подошел к калитке, кашлянул, подождал, пока дачница обратила на него внимание.
— Нельзя ли вас на минутку?
— Заходите. У нас нет собак.
Она взглянула на коляску, что-то там поправила и уже, наверное, не майору, а ребенку стала говорить:
— А сами мы добрые, хорошие, вот какие мы…
— У меня тоже двое таких, а в Москве сейчас жарко. Далеко уехать мы не можем, а хочется за город. Вы не могли бы сдать комнату?
— Что вы? — удивилась женщина. — Здесь нас и так три семьи. Эти дачи выделили нашему заводу.
— Скажите, а по соседству нет ли у кого-нибудь комнаты?
— Вряд ли. Вчера вот так же приходила женщина, искала комнату или террасу, но, кажется, так и ушла ни с чем.
— А вот в той даче нет случайно комнатушки? — Афанасьев указал на дом, видневшийся сквозь деревья.
— А он пустой. Его еще весной отдали нашим конструкторам. Они уже собирались переехать, а там рухнуло перекрытие. В общем, аварийный. — Женщина извинилась, забрала ребенка, сказав, что им пора обедать, пожелала Афанасьеву удачи и ушла.
Майор подумал, что и ему неплохо было бы перекусить, и отправился дальше. Зашел еще на два участка, поговорил со стариком, возившимся на грядках с цветами. Разговорился с пожилой женщиной, опекавшей целую стайку детей, и сумел узнать еще кое-что об угрюмом доме. Затем прошел до конца улицы, но Звягина нигде не было. Перешел на параллельную, такую же зеленую улицу, подошел к даче, примыкавшей к участку, где находился тот самый дом, и остановился в раздумье. В этот момент из дома вышла чистенькая, какая-то светлая старушка и заспешила к калитке. Шепотом, с оглядкой, проговорила:
— Александр Филиппович, ваш помощник у нас и просит вас зайти.
Появление старушки и ее осведомленность в планы майора явно не входили. «Узнала одна, через пятнадцать минут знает весь поселок, — подумал он, — а это уж совершенно ни к чему». Выругав про себя Звягина, Афанасьев изобразил улыбку и пошел со старушкой.
Хозяйка пригласила майора в большую светлую комнату и, указав на лестницу, ведущую на второй этаж, кивнула:
— Там ваш молодой человек.
— Вы как сюда попали? — как можно тише и спокойнее спросил майор.
— Познакомился с Никитой Тихомировичем, он адмирал в отставке, а потом с Зинаидой Христофоровной — его женой — разговорился. Адмирал мне прямо: «Вы жулик?» Я ему: «Нет, офицер» — и удостоверение показал. Тогда говорит: «Если нужно, можем помочь». Вы ведь сами говорили, что следует доверять людям. Они мне рассказали, что дача пустая и там только мальчишки со всего Серебряного бора играют. Сейчас адмирал пошел на разведку — посмотреть, что там и как. Я его отговаривал, а он сказал, что в этом нет ничего страшного, подозрительного, он и раньше там бывал. И пошел.
В окно Афанасьев увидел появившегося из-за угла дома плотного старика в белом чесучовом костюме, с лопатой в руках и корзиной. Он нагибался к заросшим грядкам, что-то рассматривал, потом подошел к дому, покрутился возле дверей, заглянул в закрытые окна, осмотрел что-то возле стены и снова вернулся к грядкам. Теперь Афанасьев заметил, что у него в корзине вместе с землей торчали какие-то кустики.
Через несколько минут адмирал вернулся. Афанасьев спустился ему навстречу, все еще не решив, стоит ли наказать Звягина или он заслуживает благодарности. Отставной моряк после знакомства, раскуривая трубку, усмехнулся:
— Под старость переквалифицировался в детективы. По-моему, в дом никто не входил. Двери-то явно не открывались. Позавчера дождь был, так под окнами как прибило песок, так он и сейчас целехонький. А вот в заборе, за домом, отсюда это место не видно, оторвана доска, и там свеженькие следочки. — Адмирал взглянул на Афанасьева, внимательно слушавшего вновь испеченного сыщика, и сразу же добавил: — Вы не сомневайтесь в моих способностях. Я охотник и в следах разбираюсь не хуже вас. Думаю, те, кого вы ищите, на даче не задержались, а прошли на соседний с моим участок. А там по забору малинник густой, так что дачники их и не заметили. Объясните, в чем дело. А то я вашего переодетого помощника спрашиваю, а он все твердит: «секрет», «служебная тайна».
Афанасьев рассмеялся. Ему ничего не оставалось, как рассказать моряку вкратце, что произошло.
— Ну все правильно! — И адмирал поделился своими наблюдениями: — Возле забора, где доска оторвана и держится едва на верхнем гвозде, трава примята, и у меня сложилось впечатление, что там что-то лежало. Наверное, эти самые вещи. Но куда же они их смогли унести? Пойдемте посмотрим? Нет, не к пустому дому, а на улицу. Ведь с соседнего участка только один выход.
Они вышли и направились к участку, что расположился рядом. Еще издали заметили оторванную планку штакетника, прислоненную к перекладине. Она стояла на земле, ее остро заточенный конец был значительно ниже других. Не останавливаясь, они прошли дальше, вышли на перекресток.
Улицы были пустынны, солнце пекло неимоверно, и все дачники спрятались в тень или были на Москве-реке. Афанасьев попросил:
— Товарищ адмирал! Я не злоупотреблю вашей любезностью, если на час или два попрошу приютить и второго моего помощника? Из ваших окон хорошо просматривается окрестность, а наблюдателей не видно.
— Да, в этом отношении моя рубка что надо. Для пользы дела пожалуйста. Могу предложить и отличный бинокль.
— Тогда я его сейчас подошлю. — Афанасьев быстро зашагал к машине.
Он издали увидел «Жигули». Ильин, на переднем сиденье, дремал, прислонившись к двери, а Николая Митрофановича вообще не было видно: он улегся на заднем сиденье, да еще прикрылся газетой.
— Недурно устроились, помощнички, — усмехнулся Александр Филиппович.
— А мы замаскировались, — откинув газету, заулыбался шофер.
Ильин смотрел выжидательно. Афанасьев взял ключ от зажигания и сообщил инспектору координаты его наблюдательного пункта. Забрав сигареты и сверток, по всей вероятности с бутербродами, Ильин пошел разыскивать адмиральскую дачу.
Афанасьев уселся за руль, осмотрелся. К машине приближался молодой человек в синих тренировочных брюках и шелковой майке. Его тянула за поводок огромная черно-коричневая овчарка. Чуть дальше вышагивала пожилая дама с поджарым доберман-пинчером на металлической цепочке.
— Скажите, пожалуйста, где здесь милиция? — обратился майор к проходившему мимо машины молодому человеку.
— А вам, собственно, какая нужна? Речная налево, в конце улицы. А местное отделение примерно в километре, ближе к троллейбусному кругу.
— Что же вы, товарищ майор, расположение своих отделений не знаете, — усмехнулся шофер.
— А их в Москве побольше сотни. Я и в половине из них не был.
Афанасьев тронул машину, свернул налево и вскоре оказался в узкой аллее, заросшей сиренью. Сквозь кусты блеснула Москва-река, показались уткнувшиеся в причал милицейские катера. Вывеска на черном стекле сообщала, что в небольшом доме, выкрашенном в цвет морской волны, размещается линейное отделение московской речной милиции.
Афанасьев прижал машину к обочине и посоветовал своему спутнику:
— Если хотите, Николай Митрофанович, можете искупаться. Мне думается, мы проторчим здесь минут сорок, не меньше. Я загляну к дежурному, а потом составлю вам компанию.
В линейном отделении было прохладно и чисто. Афанасьев немедленно связался с центральным городским пультом управления, и сразу же его переключили на дежурного по Московскому уголовному розыску.
— Виктор Иванович! Это опять я, Афанасьев. Из Серебряного бора. Таксист высадил их у «сквозняка», и мне думается, они ушли задами, куда-то недалеко. У тебя Лада дома? Отлично. А ты не мог бы приказать переодеться ее хозяину в цивильное и приехать ко мне. Здесь собак полно, на каждой улице, и Лада сможет сойти за местную «дачницу». Пришлешь? Спасибо. Пусть не забудет захватить контейнер. Спасибо.
Майор вышел из дежурки и прямо с порога увидел шофера. Он плавал недалеко от причала, нырял, отфыркивался и снова погружался в воду. Лицо его помолодело, и казалось, он был очень доволен всей этой историей, что выбила его из обычной колеи. Афанасьев разделся, отдал кобуру с пистолетом дежурному, который вышел вслед за майором, и, разбежавшись по пирсу, без плеска ушел под воду.
Через несколько минут, выбравшись из воды, оба поняли, что проголодались. Выяснив у дежурного, что рядом на пляже несколько буфетов, шофер начал одеваться, но Афанасьев его остановил:
— Постойте, пойдемте-ка к буфету, как и все остальные купальщики.
Шофер оглядел его японские плавки и, решительно подтянув свои сатиновые трусы, прозванные кем-то семейными, направился к дощатому строению.
Проглотив несколько пирожков, Афанасьев предложил:
— Пройдемся, Николай Митрофанович, себя покажем, людей посмотрим. Может, и ваши пассажиры здесь загорают. — И уже серьезно добавил: — Сейчас, в жару, если они не празднуют удачу где-нибудь под крышей, то вполне могут быть здесь, на пляже.
Они шли не торопясь, внимательно присматриваясь к отдыхающим, то заходили в воду и брели по самой кромке берега, то выходили на тропинку, петлявшую среди цветастых тентов и шезлонгов. Шофер внимательно рассматривал парней, а Афанасьев вообще приглядывался к публике. Его внимание привлекла компания молодых людей, расположившихся в дальнем углу пляжа, возле проволочной сетки, отделявшей благоустроенный пляж от дикого. Четверо парней разлеглись на песке и играли в карты, по очереди потягивая какую-то фиолетовую жидкость из большой темной бутылки. У каждого, кто прикладывался к горлышку, на губах, словно от модной помады, оставалось пятно, которое потом они стирали тыльной стороной ладони.
Только один из четырех — с длинными, почти белыми от солнца волосами — вытирал губы на свой манер. Он забирал их в горсть, оттягивал вперед и отпускал чистыми. Парни играли на деньги. Беловолосый чаще других складывал выигрыш в карман джинсов, разложенных на песке. Это был красивый юноша лет восемнадцати, с хорошо развитой мускулатурой, загоревший до черноты. Двое других — тоже длинноволосые- по сравнению с ним казались худыми и слабосильными. Четвертым игроком был школьник восьмого, а может быть, даже седьмого класса.
Беловолосый, отбросив карты, осмотрелся. Достал из джинсов яркую коробку, ловко выдернул зубами сигарету и небрежно перекинул пачку соседу. Затем полюбовался блестевшей на солнце зажигалкой, прикурил и пустил зажигалку по кругу. Несколько раз затянувшись, он что-то с жаром начал говорить.
Эта группка очень заинтересовала майора.
— Не они? — спросил он шофера.
— Нет. Но похожи, особенно мальчишка. Тот, что выбежал из подъезда. Такой же, может быть, чуть постарше.
— Давайте искупаемся и полежим возле, послушаем.
Шофер согласился, и они, выйдя из воды, улеглись на песок неподалеку от картежников.
Один из игроков отхлебнул из бутылки, поднял ее, посмотрел сквозь стекло на солнце и, убедившись, что она пустая, бросил в реку. Подтянул к себе клетчатую спортивную сумку, достал бутылку. Тонким, с хищным лезвием, ножом срезал пластмассовый колпачок, отпил несколько глотков и передал бутылку блондину.
Блондин потянулся к бутылке, потом, видно, передумал, рывком выдернул куртку из-под одного из парней и бросил ему в лицо.
В компании картежников явно назревала ссора. Они, видимо, забыли, что кругом люди, стали говорить громко. Блондин потребовал: