Страница:
Л.Троцкий
Кадикей, 12 апреля 1931 г.
15 апреля 1931 г.
Группе "ОСВОБОЖДЕНИЕ", София88
Дорогие товарищи!
Я давно не имел от вас сведений и, в частности, не имел подтверждения
получения вами проекта платформы. Я буду очень рад узнать от вас, поставили
ли вы этот проект в порядок дня и подвергли ли его обсуждению. Чем скорее мы
придадим проекту платформы окончательный вид, тем больше политические
результаты мы сможем получить в борьбе за влияние наших идей. Законченная
платформа по русскому вопросу должна будет стать чрезвычайно важным орудием
наступления левой оппозиции на официальную бюрократию Коминтерна во всех
странах. Ничего, кроме готовых казенных фраз, у официального аппарата нет за
душой. Законченная и внутренне согласованная оценка противоречий развития
СССР и ложная политика официального руководства неизбежно застигнет
бюрократические ряды врасплох и откроет нам новые бреши внутри партии. Да и
по отношению к беспартийным рабочим цельная концепция даст нам большие и
серьезные преимущества на долгий период. Тем важнее подвергнуть проект
всесторонней критике и ускорить выработку окончательного текста.
Задолго до проекта я послал вам свое циркулярное письмо по поводу
положения дел в Германии89. Это письмо состоит из двух частей. Первая, более
обширная, представляет собою довольно резкую критику нынешнего берлинского
Правления. Я вполне понимаю, что вам нелегко высказаться по существу
затронутых критической частью моего письма вопросов, так как в вашем
распоряжении нет, вероятно, всех необходимых данных. Я и не рассчитывал на
то, что вы немедленно займете позицию по спорным вопросам внутри немецкой
оппозиции. Но есть другая сторона дела, которая выражена в заключительных
шести пунктах моего циркулярного письма. На всякий случай прилагаю их при
сем. Эти пункты имеют чисто организационный характер и являются гарантиями
против преждевременного или случайного раскола. Дело идет о том, чтобы
давлением интернациональной левой оппозиции заставить берлинское Правление
созвать конференцию на основах демократического централизма, т. е. на
основах правильной предварительной дискуссии, на глазах всех секций
оппозиции, и правильного выбора делегатов на конференцию. Т[оварищ] Ландау
уклоняется от такой конференции только потому, что не хочет идти на
соглашение с другой группой и боится остаться в меньшинстве. Затяжка
нынешнего положения не только парализует немецкую оппозицию, но и
автоматически устанавливает режим раскола. Тот довод берлинского Правления,
будто у нас интернациональный кризис и потому нужна интернациональная
конференция, является вдвойне несостоятельным. Мы еще, к сожалению, далеко
не так сплочены в интернациональном масштабе, чтобы кризисы у нас принимали
интернациональный характер. Пока что кризисы вспыхивают на почве
национальных вопросов и методов. Только постепенно мы дорастем до
интернациональных кризисов. Но даже если считать кризис интернациональным, и
в этом случае нельзя прийти к его разрешению иначе, как начиная с базы, т.
е. с национальных секций. Надо, чтобы сама немецкая оппозиция обсудила свои
спорные вопросы и попыталась дать им разрешение на конференции. Если ей это
не удастся, вопрос перейдет на интернациональную конференцию. Для того,
чтобы эта последняя состояла не из отдельных лиц, а из действительных
представителей секций, нужно, чтобы делегации были выбраны на национальных
конференциях. Все это мне представляется совершенно азбучным. Вот почему я
думаю, что вопрос об организационных гарантиях немецкой дискуссии и немецкой
конференции может быть разрешен и сейчас каждой национальной секцией.
Сообщаю вам, что из членов Бюро за предложенные мною шесть пунктов
высказались, кроме Маркина, т. Нин и т. Шахтман. Из национальных секций до
сих пор мое предложение поддержано Испанской секцией, бельгийской и
греческой. Большая половина немецкой оппозиции (Лейпциг, Бруксаль, Гамбург,
часть берлинцев, депутат прусского Ландтага Зейпольд и др.) высказались
категорически в пользу вынесенного мною предложения. Насколько я знаю,
французское Правление постановило в этом же духе выработать обращение к
немецкой оппозиции, но текста я еще не получал. Было бы желательно услышать
и ваш голос по этому вопросу.
Надеюсь, вы получили вышедший с большим опозданием No 5
Интернационального "Бюллетеня". В этом номере обращаю особенное ваше
внимание на тезисы итальянской левой оппозиции (группа "Прометео") по
вопросу о демократических лозунгах. Группа "Прометео", сторонников т.
Бордиги, представляет собою по своему личному составу, несомненно, очень
доброкачественную организацию, состоящую из преданных революционеров. Но это
группа, которая в течение ряда лет живет в эмиграции, в стороне от всех
остальных групп, притом отрезанная от своего вдохновителя Бордиги. В этих
условиях группа развила в себе совершенно сектантские черты, которые
закрывают перед нею возможность дальнейшего развития. В No 5 есть ответ т.
Милля на ложные в корне тезисы группы "Прометео". Дискуссия по этому вопросу
неизбежно должна принять интернациональный характер, так как вопрос имеет
гигантское значение не только для Китая и Индии, напр[имер], но и для
Испании, а завтра может получить большое значение в Италии в зависимости от
того, какими путями пойдет ликвидация фашистского режима. Этот вопрос имеет
непосредственное практическое значение для Болгарии. Голое отрицание
демократии и демократических лозунгов возвращает нас до некоторой степени к
домарксовскому "чистому" социализму. Если товарищи из "Прометео" и
пользуются лозунгом диктатуры пролетариата, то они придают ему характер
сверхисторической абстракции.
Буду очень рад узнать ваше мнение по всем этим вопросам.
Два номера "Освобождения" производят очень благоприятное впечатление.
От всей души желаю успешного развития вашему журналу и вашей группе.
[Л.Д.Троцкий]
24 апреля 1931 г.
т. Миллю.
Дорогой товарищ М[илль],
Вы пишете, что события в Лиге внесли "перебой" в вашу работу. Это очень
мягко сказано. У меня лично такое впечатление, что Секретариат является
беспомощным привеском к Лиге, а вовсе не самостоятельным учреждением,
обслуживающим все секции. Я остаюсь при своем прежнем убеждении, что
Секретариат вовсе не должен вмешиваться во все перипетии кризисов и личных
столкновений Лиги, а должен выполнять свою собственную, крайне ответственную
работу. Состав Секретариата определен в интернациональном порядке. Если
обеспечить правильную организацию переводческой работы, то "Бюллетени" могут
выходить правильно, независимо от потрясений внутри Лиги.
Навилль ездил в Англию. С чем он вернулся? Ни в ваших письмах, ни в
"Веритэ" обо всем этом не упоминается ни слова, как если бы вопрос о
создании английской секции был ничего не значащей мелочью.
Относительно французских дел я остаюсь при том же мнении, какое развил
в своем письме к вам и Раю месяца три тому назад, если не больше.
Устойчивого правления не может быть, если не ввести наиболее ответственного
представителя внутренней оппозиции в состав правления. Тов. Рай признает
теперь необходимость этого. Но т. Роман и его единомышленники, насколько я
понимаю, выступают против этого и делают, конечно, ошибки. Такие методы
ведут к тому, что организацию приходится резать на части в связи с каждым
новым очередным вопросом и разногласием.
Если я, таким образом, согласен с тем, что Навилля надо в качестве
меньшинства включить в правление, то я отнюдь не хочу все же поднимать этого
вопроса снова. Это дело самих французских товарищей, которые должны учиться
на собственных ошибках и делать необходимые выводы. Но в отношении
интернациональной организации я считаю решительной ошибкой введение Навилля
в работу Секретариата. Он уже снова подписывает "Бюллетень" в качестве
издателя. Это совсем не формальность, а, в связи с прошлым, политический
вопрос. До тех пор, пока Навилль не займет ясной и отчетливой позиции в
национальных вопросах, и прежде всего в немецком, я категорически совершенно
формально протестую против его подписи на Интернациональном "Бюллетене", и
формально ставлю предложение о снятии этой подписи. Если бы Навилль открыто
поддерживал Ландау в статьях самого "Бюллетеня" и т. д., я бы не требовал ни
в каком случае удаления подписи Навилля, ибо всякий знал бы, что его подпись
означает. Во французских делах все члены Лиги знают поведение Навилля, и,
следовательно, могут его выбрать или не выбрать в Правление на основании
точного знакомства с его политической физиономией. Другое дело
интернациональная арена. Здесь Навилля не знают. За его подпись мы все несем
ответственность. Между тем он скрывает свое лицо, ведет закулисную переписку
недостойного характера, т. е. такую, относительно которой он не смеет давать
отчет. Поддерживает Ландау, не смея об этом сказать открыто. Прикрывать
такие нравы - преступление. Секретариат совершает это преступление,
выставляя имя Навилля на своем "Бюллетене".
[Л.Д.Троцкий]
5-е мая 1931 г.
Милый мой,
Не писал тебе несколько дней, так как был целиком поглощен книгой91.
Подготовил еще три главы. Одну посылаю сегодня для перевода. Две другие - в
течение ближайших дней. Для писания статей или циркулярных писем у меня
сейчас времени нет и в ближайшие два-три месяца "не предвидится". Я хочу
поэтому насчет ряда принципиальных и практических вопросов интернациональной
левой поговорить в этом письме с тем, чтобы ты использовал его в той или
другой форме в отношении всех тех товаришей, которых могут интересовать
высказанные здесь соображения.
Брандерлианцы говорят, что мы - "секта", тогда как они стоят за
"массовое движение". Вообще говоря, это есть классическое обвинение, которое
меньшевики предъявляли большевикам. В период контрреволюции меньшевики
приспособлялись, отчасти просто примазывались ко всем и всяким формам
рабочего движения, большевики отбирали и воспитывали кадры. В другой
обстановке, в других условиях, на другой ступени развития, но в этом именно
состоит сейчас противоположность между левой и правой оппозицией. Громадное
отличие нынешней обстановки состоит в том, что, кроме левой и правой
оппозиций, существует официальная партия, которая в разных странах
представляет разную силу, но в общем все же является гигантским фактором
мирового рабочего движения. Полное непонимание этого Урбансом, половинчатое
понимание этого Навиллем и делает их позицию бесплодной. Официальная партия,
особенно в Германии, представляет собой огромный фактор; но нужно отдать
себе ясный отчет в совершенно особенной природе этого факта. Что составляет
силу германской компартии? а) Глубокий социально-национальный кризис в
Германии, б) традиция Октябрьской революции и прежде всего существование
СССР. Оба эти фактора очень важны, но их недостаточно для того, чтобы
создать "душу" партии. Устойчивость партии, ее самостоятельная сила
определяются внутренней идейной связью кадров и их на опыте проверенном
авторитете в глазах масс. Именно этот элемент партии в нынешнем Коминтерне,
в том числе и в германской партии, чрезвычайно слаб, и слабость эта лучше
всего выражается фигурой Тельмана. Если представить себе на минуту, что СССР
не существует, что германская компартия лишается официальной поддержки, то
нетрудно понять, что и в германской партии немедленно начнется величайший
идейный разброд и организациолнный распад. В лице Тельмана верят Советскому
государству и Октябрьской революции. Без этих двух опор - тельмановский
аппарат есть пустое место.
В проекте платформы подробно характеризуется состояние ВКП, которая
целиком держится на административном аппарате. Внутренняя идеологическая
спайка сейчас настолько формальна и противоречива, что при первом серьезном
толчке партия распадется на несколько частей. Мы видим, таким образом, в
составе Коминтерна по крайней мере две огромные организации, которые сильны
как организации, но крайне слабы как партии. Именно этим определяется - на
ближайший период - наша роль как фракции по отношению к официальной партии.
Мы создаем в первую голову предпосылки и элементы кристаллизации внутри
самой официальной партии. Мы создаем кадры. Секта мы или не секта - это
определяется не количеством тех элементов, которые собрались вокруг нашего
знамени на сегодняшний день (и даже не качеством этих элементов, ибо далеко
не все они лучшего качества!), а совокупностью тех программных, тактических
и организационных идей, которые данная группа вносит в движение. Борьба
левой оппозиции имеет поэтому на данной стадии в первую голову программный и
принципиально-стратегический характер. Говорить: "Надо апеллировать к нуждам
массы" и противопоставлять это общее место левой оппозиции значит впадать в
убийственную пошлось, ибо дело ведь о том и идет, с какими идеями обращаться
к массе, под каким критерием вырабатывать требования, в том числе и
частичные. В известный период сталинцы апеллировали в Китае к гигантским
массам. Но с чем они апеллировали? С программой и методами меньшевизма. И
они погубили революцию. Когда брандлерианцы говоорят: "Мы не можем кормить
немецких рабочих китайской революцией", то они показывают тем самым не свой
мнимый реализм, а свою оппортунистическую подлость. Испанские коммунисты,
которые не усвоили опыта и уроков китайской революции, могут погубить
испанскую революцию. А когда революционная ситуация развернется в Германии,
то немецкие рабочие предъявят спрос на кадры, которые всосали в плоть и
кровь уроки русской, китайской и испанской революций. В то время, как мы
только начинаем воспитывать или перевоспитывать кадры, брандлерианцы
противопоставляют воспитание кадров массовой работе. У них поэтому никогда
не будет ни того, ни другого. Не имея принципиальной установки в основных
вопросах и не имея поэтому возможности действительно воспитывать и закалять
кадры, они занимаются имитацией массовой работы. Но в этой области
социал-демократия, с одной стороны, и комапартия, с другой, несравненно
сильнее их. Самый тот факт, что отчаявшиеся брандлерианцы пытаются найти
ответ на основные вопросы у нас, хотя бы половинчато и трусливо, намечает
тот путь, каким будут складываться кадры леваой оппозиции - не только за
счет брандлерианцев, но в первую голову за счет официальной партии.
2. Брандлерианцы, Урбанс, Снивлит92 сходятся на том, что наша политика
имеет сектантский характер. По существу, к ним приближаются Фрей, Ландау и
Навилль, только они отчасти не додумывают, отчасти не договаривают свою
мысль до конца. Возьмем Урбанса. Он уже не раз повторял в своей газете:
"Левая оппозиция требует, чтобы признавали каждую запятую Троцкого". Можно
только поблагодарить Урбанса за эту открытую и ясную постановку вопроса.
Разумные и серьезные работники левой оппозиции не должны стесняться
поднимать вопрос и в этой плоскости, раз он так поставлен противниками. С
Урбансом у нас расхождение не больше, не меньше, как о классовой природе
СССР, о том, партия ли мы или фракция, и должны ли мы в момент военной
опасности быть на стороне СССР или только открывать дискуссию, на чьей мы
стороне: на стороне ли контрреволюционного Китая или советской республики.
Эти вопросы Урбанс называет "запятой Троцкого". Этим самым он обнаруживает
величайшее свое легкомыслие, богемский или люмпенпролетарский цинизм. Он
показывает, что дело для него сводится к его лавочке, а вовсе не к основным
проблемам мировой революции. Но мало этого. Говоря о запятой Троцкого,
Урбанс игнорирует русскую оппозицию и весь ее опыт, всю ее борьбу на разные
фронты, как и ее платформу. Наше непримиримое отношение к мясниковщине, наш
раскол с сапроновцами - все это "запятая Троцкого"? А те сотни тысяч старых
и молодых революционеров с большим опытом, которые годы проводят в тюрьмах и
ссылке, причем и в тюрьмах продолают борьбу с сапроновщиной, - неужели же
они все это делают из-за "запятой Троцкого"? Стыд и срам!
Наконец, если, по мнению Урбанса, дело сводится к запятой, то какое же
он имеет право из-за одного знака препинания рвать с интернациональной левой
и оставаться вне ее рядов? Его позиция создана из идейного шарлатанства и из
идейного авантюризма.
Нужно ли останавливаться на Снивлите? Он клянется, что не имеет ничего
общего с интернационалом No 2. Но мы клятвам не верим. Он работает рука об
руку с Роланд Голст и поддерживает по всей линии Монатта, систематически
перепечатывая его статьи. Роланд Голст стоит за объединение II и III
Интернационалов. Монатт стоит между реформистами и коммунистами, ближе к
реформистам, чем к коммунистам, блокируется с реформистами против
коммунистов, а Снивлит блокируется с Монаттом и Роланд Голст против нас. И,
чтобы оправдать эту прямую измену коммунизму, Снивлит говорит: "У нас
требуют признания каждой запятой Троцкого". Что это значит? Это значит, что
Снивлиту приходится оправдываться перед частью собственных рабочих в том,
почему он работает с Роланд Голст, а не с революционерами. Вместо того,
чтобы честно ответить: "Мне Роланд Голст по всем основным вопросам ближе,
чем эти люди", Снивлит говорит: "Там требуют присяги знаком препинания".
Разве же это не чистейшее шарлатанство? Разве же можно брать всерьез людей,
которые так рассуждают? Или еще хуже: разве можно уважать рабочих политиков,
которые таким образом втирают очки рабочим?
3. В замечаниях брандлерианцев есть один пункт, действительно
заслуживающий внимания. Они обвиняют нас в том, что мы не дали до сих пор
конкретного анализа германской ситуации 1923 года. Само по себе это верно. Я
уже не раз настаивал перед немецкими товарищами на необходимости произвести
такую работу. Сам я в ближайшее время совершенно лишен возможности ею
заняться. Но как же я лично пришел к своим выводам без "конкретнонго
анализа" немецкой обстановки 1923 года? Очень просто: я занимался этой
оценкой не задним числом, а политически переживал обстановку 1923 года,
следя за ней по газетам, по беседам с немецкими товарищами и пр. Мое
представление о немецкой обстановке складывалось так же, как и мое
представление о русской обстановке в 1905 и 1917 гг. Разумеется теперь,
задним числом, особенно поскольку дело идет о молодом поколении, надо уже
теоретически восстановить тогдашнюю обстановку с цифрами и фактами в руках.
Эту работу левая оппозиция должна проделать и она ее проделает. Но здесь мы
опять-таки разойдемся с брандлерианцами так же, как расходимся по всем
остальным основным вопросам мирового развития. Тальгеймер с ученым видом
оцениват обстановку 1923 года. Но разве он что-нибудь понял в китайской
обстановке 1927 года? Или в русской обстановке периода правоцентристского
курса? Или в английской обстановке периода англо-русского комитета? Разве у
него есть отношение к проблеме так наз[ываемой] перманентной революции,
которая приобретает сейчас жгучий характер в Испании? Брандлерианцам всегда
будет казаться, что их недобросовестно обвиняют за 1923 год, потому что они
сохранили и еще углубили свои оппортунистические критерии в 1931 году.
4. Фрей, Ландау, в значительной мере Навилль вырабатывают для себя
новый политический паспорт исключительного глубокомыслия: в политике-де они
согласны с Троцким, но вот организационные методы его плохи. Ни один из них
не дал себе труда ясно и точно формулировать на бумаге, что, собственно, он
понимает под "организационными методами". Жаловаться на организационные
мероды назван [...]93 ратии группа "Прометео" выработала такие тезисы,
которые отбрасывают ее по существу назад к домарксовому социализму. Сейчас в
Германии коммунисты обязаны развернуть бешеную наступательную кампанию под
лозунгами демократии и на этой основе отвоевать рабочих у республиканцев и
социалистов. Позиция бордигистов, если бы ее усвоили испанские товариши,
означала бы гибель испанской революции. По этой линии нужен беспощадный
отпор. Мы не можем нести и тени ответственности за эту сектантскую и
полуанархическую реакцию. Мы были бы изменниками, если бы протянули мизинец
этим предрассудкам. Что же делает Ландау? Он пытается блокироваться с
бордигистами против основного ядра интернациональной оппозиции. Потому ли,
что он согласен с бордигистами в вопросе о демократии? Ах, нет. Ландау не до
этого. Он озабочен исправлением организационных нравов Троцкого и ему
поэтому нужды союзники. Все дело объясняется организационными потребностями
Ландау.
Конечно, Ландау скажет: у нас есть с бордигистами серьезные
разногласия, но... и т. д. и т. д. Это ведь песня всех оппортунистов и всех
авантюристов. "Разногласия не мешеют совместной работе". Ведь Ландау так
либерален, великодушен и широк..., когда дело касается Италии, Испании,
Китая. Но увы, все меняется, конда дело касается Лейпцига или Гамбурга.
Ландау есть тип национально-кружкового сектанта, который легко принимает
покровительственную окраску и имитирует интернационализм. Но эта окраска
спадает с него при первом воздействии серьезного опыта и серьезной критики.
6. Увенчание своей теории (т.е. той теории, которую он позаимствовал у
Фрея, не называя источника) Ландау пытается найти в "завещании" Ленина.
Некоторые товарищи писали мне, что Ландау в этом отношении становится на
путь Сталина и Зиновьева. Нет, это неправильно. Сталин и Зиновьев все-таки
знают и все-таки более серьзено подходят к политическим вопросам, даже к
кляузе. Ленин говорил о переоценке административных методов по вопросу о
взаимоотношении между государственным аппаратом и хозяйством. Он совершенно
точно ссылается на опыт с комиссариатом путей сообщения. В "Автобиографии" и
в некоторых других своих работах я объяснил, в чем было дело:
административные методы не могли вывести хозяйство из тупика, но, поскольку
партия оставалась на почве военного коммунизма, других методов, кроме
административных, не могло быть. Мы бились в заколдованном кругу - в
обстановке, которой никогда раньше в истории не было. Из заколдованного
круга военного коммунизма вышли наши разногласия с Лениным, которые обоих
нас привели к нэпу и к устранению разногласий. Но дело сейчас совсем не в
этом. Есть ведь опыт русской оппозиции, опыт 8 лет борьбы. В этой борьбе
вопросы партийного режима, начиная с моей брошюры "Новый курс"94 (да и ранее
того) занимали важнейшее место. На этом фундаменте сплачивались тысячи и
десятки тысяч членов партии. Где же и у кого же Ландау заимствовал всю свою
премудрость насчет центризма и центристского бюрократизма, как не у русской
оппозиции? И вот теперь оказывается, что русская оппозиция всего этого не
заметила, а Ландау заметил и разоблачил. Можно ли к этому серьезно
относиться?
Неужели же мы рвали со Ситриными, Зиновьевыми, Бухариными, Томскими для
того, чтобы объединяться или сближаться с Брандлерами, Снивлитами и
"Манруфами"? Нет, это плохие шутки. Мы защищает определенную сумму идей,
выросшую из грандиознейшего исторического опыта русского и мирового
пролетариата. Вне левой оппозиции есть достаточно места для всяких групп,
группочек, сект, "Манруфов" и пр. Вопрос совсем не сводится к тому, будет ли
с нами сегодня Петр или Павел или его многоуважаемая венская племянница или
тетка. Вопрос сводится к тому, чтобы систематически развивать и применять к
событиям определенный капитал идей и на этом воспитывать настоящие
революционные марксистские кадры. Для этого надо очиститься от случайных
прохожих, которые примкнули к нам из любопытства или по ошибке. Мы будем с
величайшим вниманием и с величайшим терпением защищать наши взгляды перед
каждым молодым рабочим, который хочет знать правду и готов учиться. Но мы
проявим в дальнйшем удесятиренную непримиримость по отношению ко всяким
конфузионистам, пронырам, авантюристам, которые хотят под знаменем левой
интернациональной оппозиции раскинуть свои палатки и собрать в них своих
добрых друзей и знакомых. Нет, этот номер не пройдет.
Франкель, может быть, переведет это письмо на немецкий язык. Брошюру об
Исп[ании] я не получал. [...]95. Посмотрим.
Обнимаю тебя крепко. Будь здоров и бодр.
Л.Троцкий
[Письмо Л.Л.Седову]96
9-е мая 1931 г.
Милый Лева,
Посылаю тебе окончание своего политического письма97. Франкель и Шюрер
перевели его на немецкий язык и пошлют тебе сегодня-завтра немецкий перевод.
Похоже, может быть, придется напечатать это письмо в "Интернациональном
бюллетене". Пока что его надо пустить по рукам. Следовало бы сделать и
французский перевод. Но здесь это не осуществимо. Придется как-нибудь
согласовать этот вопрос с Парижем. Эта задача уж ляжет на тебя.
Ты спрашивал, что извлечь из процесса по поводу убийства Воровского. Не
зная протоколов, трудно высказаться. Но кое-какие советы я могу подать. В
речах есть, вероятно, попытка личной характеристики Воровского. Может быть,
и очернение его противной стороной. Эти все места нужны. Особенно ценны те
Кадикей, 12 апреля 1931 г.
15 апреля 1931 г.
Группе "ОСВОБОЖДЕНИЕ", София88
Дорогие товарищи!
Я давно не имел от вас сведений и, в частности, не имел подтверждения
получения вами проекта платформы. Я буду очень рад узнать от вас, поставили
ли вы этот проект в порядок дня и подвергли ли его обсуждению. Чем скорее мы
придадим проекту платформы окончательный вид, тем больше политические
результаты мы сможем получить в борьбе за влияние наших идей. Законченная
платформа по русскому вопросу должна будет стать чрезвычайно важным орудием
наступления левой оппозиции на официальную бюрократию Коминтерна во всех
странах. Ничего, кроме готовых казенных фраз, у официального аппарата нет за
душой. Законченная и внутренне согласованная оценка противоречий развития
СССР и ложная политика официального руководства неизбежно застигнет
бюрократические ряды врасплох и откроет нам новые бреши внутри партии. Да и
по отношению к беспартийным рабочим цельная концепция даст нам большие и
серьезные преимущества на долгий период. Тем важнее подвергнуть проект
всесторонней критике и ускорить выработку окончательного текста.
Задолго до проекта я послал вам свое циркулярное письмо по поводу
положения дел в Германии89. Это письмо состоит из двух частей. Первая, более
обширная, представляет собою довольно резкую критику нынешнего берлинского
Правления. Я вполне понимаю, что вам нелегко высказаться по существу
затронутых критической частью моего письма вопросов, так как в вашем
распоряжении нет, вероятно, всех необходимых данных. Я и не рассчитывал на
то, что вы немедленно займете позицию по спорным вопросам внутри немецкой
оппозиции. Но есть другая сторона дела, которая выражена в заключительных
шести пунктах моего циркулярного письма. На всякий случай прилагаю их при
сем. Эти пункты имеют чисто организационный характер и являются гарантиями
против преждевременного или случайного раскола. Дело идет о том, чтобы
давлением интернациональной левой оппозиции заставить берлинское Правление
созвать конференцию на основах демократического централизма, т. е. на
основах правильной предварительной дискуссии, на глазах всех секций
оппозиции, и правильного выбора делегатов на конференцию. Т[оварищ] Ландау
уклоняется от такой конференции только потому, что не хочет идти на
соглашение с другой группой и боится остаться в меньшинстве. Затяжка
нынешнего положения не только парализует немецкую оппозицию, но и
автоматически устанавливает режим раскола. Тот довод берлинского Правления,
будто у нас интернациональный кризис и потому нужна интернациональная
конференция, является вдвойне несостоятельным. Мы еще, к сожалению, далеко
не так сплочены в интернациональном масштабе, чтобы кризисы у нас принимали
интернациональный характер. Пока что кризисы вспыхивают на почве
национальных вопросов и методов. Только постепенно мы дорастем до
интернациональных кризисов. Но даже если считать кризис интернациональным, и
в этом случае нельзя прийти к его разрешению иначе, как начиная с базы, т.
е. с национальных секций. Надо, чтобы сама немецкая оппозиция обсудила свои
спорные вопросы и попыталась дать им разрешение на конференции. Если ей это
не удастся, вопрос перейдет на интернациональную конференцию. Для того,
чтобы эта последняя состояла не из отдельных лиц, а из действительных
представителей секций, нужно, чтобы делегации были выбраны на национальных
конференциях. Все это мне представляется совершенно азбучным. Вот почему я
думаю, что вопрос об организационных гарантиях немецкой дискуссии и немецкой
конференции может быть разрешен и сейчас каждой национальной секцией.
Сообщаю вам, что из членов Бюро за предложенные мною шесть пунктов
высказались, кроме Маркина, т. Нин и т. Шахтман. Из национальных секций до
сих пор мое предложение поддержано Испанской секцией, бельгийской и
греческой. Большая половина немецкой оппозиции (Лейпциг, Бруксаль, Гамбург,
часть берлинцев, депутат прусского Ландтага Зейпольд и др.) высказались
категорически в пользу вынесенного мною предложения. Насколько я знаю,
французское Правление постановило в этом же духе выработать обращение к
немецкой оппозиции, но текста я еще не получал. Было бы желательно услышать
и ваш голос по этому вопросу.
Надеюсь, вы получили вышедший с большим опозданием No 5
Интернационального "Бюллетеня". В этом номере обращаю особенное ваше
внимание на тезисы итальянской левой оппозиции (группа "Прометео") по
вопросу о демократических лозунгах. Группа "Прометео", сторонников т.
Бордиги, представляет собою по своему личному составу, несомненно, очень
доброкачественную организацию, состоящую из преданных революционеров. Но это
группа, которая в течение ряда лет живет в эмиграции, в стороне от всех
остальных групп, притом отрезанная от своего вдохновителя Бордиги. В этих
условиях группа развила в себе совершенно сектантские черты, которые
закрывают перед нею возможность дальнейшего развития. В No 5 есть ответ т.
Милля на ложные в корне тезисы группы "Прометео". Дискуссия по этому вопросу
неизбежно должна принять интернациональный характер, так как вопрос имеет
гигантское значение не только для Китая и Индии, напр[имер], но и для
Испании, а завтра может получить большое значение в Италии в зависимости от
того, какими путями пойдет ликвидация фашистского режима. Этот вопрос имеет
непосредственное практическое значение для Болгарии. Голое отрицание
демократии и демократических лозунгов возвращает нас до некоторой степени к
домарксовскому "чистому" социализму. Если товарищи из "Прометео" и
пользуются лозунгом диктатуры пролетариата, то они придают ему характер
сверхисторической абстракции.
Буду очень рад узнать ваше мнение по всем этим вопросам.
Два номера "Освобождения" производят очень благоприятное впечатление.
От всей души желаю успешного развития вашему журналу и вашей группе.
[Л.Д.Троцкий]
24 апреля 1931 г.
т. Миллю.
Дорогой товарищ М[илль],
Вы пишете, что события в Лиге внесли "перебой" в вашу работу. Это очень
мягко сказано. У меня лично такое впечатление, что Секретариат является
беспомощным привеском к Лиге, а вовсе не самостоятельным учреждением,
обслуживающим все секции. Я остаюсь при своем прежнем убеждении, что
Секретариат вовсе не должен вмешиваться во все перипетии кризисов и личных
столкновений Лиги, а должен выполнять свою собственную, крайне ответственную
работу. Состав Секретариата определен в интернациональном порядке. Если
обеспечить правильную организацию переводческой работы, то "Бюллетени" могут
выходить правильно, независимо от потрясений внутри Лиги.
Навилль ездил в Англию. С чем он вернулся? Ни в ваших письмах, ни в
"Веритэ" обо всем этом не упоминается ни слова, как если бы вопрос о
создании английской секции был ничего не значащей мелочью.
Относительно французских дел я остаюсь при том же мнении, какое развил
в своем письме к вам и Раю месяца три тому назад, если не больше.
Устойчивого правления не может быть, если не ввести наиболее ответственного
представителя внутренней оппозиции в состав правления. Тов. Рай признает
теперь необходимость этого. Но т. Роман и его единомышленники, насколько я
понимаю, выступают против этого и делают, конечно, ошибки. Такие методы
ведут к тому, что организацию приходится резать на части в связи с каждым
новым очередным вопросом и разногласием.
Если я, таким образом, согласен с тем, что Навилля надо в качестве
меньшинства включить в правление, то я отнюдь не хочу все же поднимать этого
вопроса снова. Это дело самих французских товарищей, которые должны учиться
на собственных ошибках и делать необходимые выводы. Но в отношении
интернациональной организации я считаю решительной ошибкой введение Навилля
в работу Секретариата. Он уже снова подписывает "Бюллетень" в качестве
издателя. Это совсем не формальность, а, в связи с прошлым, политический
вопрос. До тех пор, пока Навилль не займет ясной и отчетливой позиции в
национальных вопросах, и прежде всего в немецком, я категорически совершенно
формально протестую против его подписи на Интернациональном "Бюллетене", и
формально ставлю предложение о снятии этой подписи. Если бы Навилль открыто
поддерживал Ландау в статьях самого "Бюллетеня" и т. д., я бы не требовал ни
в каком случае удаления подписи Навилля, ибо всякий знал бы, что его подпись
означает. Во французских делах все члены Лиги знают поведение Навилля, и,
следовательно, могут его выбрать или не выбрать в Правление на основании
точного знакомства с его политической физиономией. Другое дело
интернациональная арена. Здесь Навилля не знают. За его подпись мы все несем
ответственность. Между тем он скрывает свое лицо, ведет закулисную переписку
недостойного характера, т. е. такую, относительно которой он не смеет давать
отчет. Поддерживает Ландау, не смея об этом сказать открыто. Прикрывать
такие нравы - преступление. Секретариат совершает это преступление,
выставляя имя Навилля на своем "Бюллетене".
[Л.Д.Троцкий]
5-е мая 1931 г.
Милый мой,
Не писал тебе несколько дней, так как был целиком поглощен книгой91.
Подготовил еще три главы. Одну посылаю сегодня для перевода. Две другие - в
течение ближайших дней. Для писания статей или циркулярных писем у меня
сейчас времени нет и в ближайшие два-три месяца "не предвидится". Я хочу
поэтому насчет ряда принципиальных и практических вопросов интернациональной
левой поговорить в этом письме с тем, чтобы ты использовал его в той или
другой форме в отношении всех тех товаришей, которых могут интересовать
высказанные здесь соображения.
Брандерлианцы говорят, что мы - "секта", тогда как они стоят за
"массовое движение". Вообще говоря, это есть классическое обвинение, которое
меньшевики предъявляли большевикам. В период контрреволюции меньшевики
приспособлялись, отчасти просто примазывались ко всем и всяким формам
рабочего движения, большевики отбирали и воспитывали кадры. В другой
обстановке, в других условиях, на другой ступени развития, но в этом именно
состоит сейчас противоположность между левой и правой оппозицией. Громадное
отличие нынешней обстановки состоит в том, что, кроме левой и правой
оппозиций, существует официальная партия, которая в разных странах
представляет разную силу, но в общем все же является гигантским фактором
мирового рабочего движения. Полное непонимание этого Урбансом, половинчатое
понимание этого Навиллем и делает их позицию бесплодной. Официальная партия,
особенно в Германии, представляет собой огромный фактор; но нужно отдать
себе ясный отчет в совершенно особенной природе этого факта. Что составляет
силу германской компартии? а) Глубокий социально-национальный кризис в
Германии, б) традиция Октябрьской революции и прежде всего существование
СССР. Оба эти фактора очень важны, но их недостаточно для того, чтобы
создать "душу" партии. Устойчивость партии, ее самостоятельная сила
определяются внутренней идейной связью кадров и их на опыте проверенном
авторитете в глазах масс. Именно этот элемент партии в нынешнем Коминтерне,
в том числе и в германской партии, чрезвычайно слаб, и слабость эта лучше
всего выражается фигурой Тельмана. Если представить себе на минуту, что СССР
не существует, что германская компартия лишается официальной поддержки, то
нетрудно понять, что и в германской партии немедленно начнется величайший
идейный разброд и организациолнный распад. В лице Тельмана верят Советскому
государству и Октябрьской революции. Без этих двух опор - тельмановский
аппарат есть пустое место.
В проекте платформы подробно характеризуется состояние ВКП, которая
целиком держится на административном аппарате. Внутренняя идеологическая
спайка сейчас настолько формальна и противоречива, что при первом серьезном
толчке партия распадется на несколько частей. Мы видим, таким образом, в
составе Коминтерна по крайней мере две огромные организации, которые сильны
как организации, но крайне слабы как партии. Именно этим определяется - на
ближайший период - наша роль как фракции по отношению к официальной партии.
Мы создаем в первую голову предпосылки и элементы кристаллизации внутри
самой официальной партии. Мы создаем кадры. Секта мы или не секта - это
определяется не количеством тех элементов, которые собрались вокруг нашего
знамени на сегодняшний день (и даже не качеством этих элементов, ибо далеко
не все они лучшего качества!), а совокупностью тех программных, тактических
и организационных идей, которые данная группа вносит в движение. Борьба
левой оппозиции имеет поэтому на данной стадии в первую голову программный и
принципиально-стратегический характер. Говорить: "Надо апеллировать к нуждам
массы" и противопоставлять это общее место левой оппозиции значит впадать в
убийственную пошлось, ибо дело ведь о том и идет, с какими идеями обращаться
к массе, под каким критерием вырабатывать требования, в том числе и
частичные. В известный период сталинцы апеллировали в Китае к гигантским
массам. Но с чем они апеллировали? С программой и методами меньшевизма. И
они погубили революцию. Когда брандлерианцы говоорят: "Мы не можем кормить
немецких рабочих китайской революцией", то они показывают тем самым не свой
мнимый реализм, а свою оппортунистическую подлость. Испанские коммунисты,
которые не усвоили опыта и уроков китайской революции, могут погубить
испанскую революцию. А когда революционная ситуация развернется в Германии,
то немецкие рабочие предъявят спрос на кадры, которые всосали в плоть и
кровь уроки русской, китайской и испанской революций. В то время, как мы
только начинаем воспитывать или перевоспитывать кадры, брандлерианцы
противопоставляют воспитание кадров массовой работе. У них поэтому никогда
не будет ни того, ни другого. Не имея принципиальной установки в основных
вопросах и не имея поэтому возможности действительно воспитывать и закалять
кадры, они занимаются имитацией массовой работы. Но в этой области
социал-демократия, с одной стороны, и комапартия, с другой, несравненно
сильнее их. Самый тот факт, что отчаявшиеся брандлерианцы пытаются найти
ответ на основные вопросы у нас, хотя бы половинчато и трусливо, намечает
тот путь, каким будут складываться кадры леваой оппозиции - не только за
счет брандлерианцев, но в первую голову за счет официальной партии.
2. Брандлерианцы, Урбанс, Снивлит92 сходятся на том, что наша политика
имеет сектантский характер. По существу, к ним приближаются Фрей, Ландау и
Навилль, только они отчасти не додумывают, отчасти не договаривают свою
мысль до конца. Возьмем Урбанса. Он уже не раз повторял в своей газете:
"Левая оппозиция требует, чтобы признавали каждую запятую Троцкого". Можно
только поблагодарить Урбанса за эту открытую и ясную постановку вопроса.
Разумные и серьезные работники левой оппозиции не должны стесняться
поднимать вопрос и в этой плоскости, раз он так поставлен противниками. С
Урбансом у нас расхождение не больше, не меньше, как о классовой природе
СССР, о том, партия ли мы или фракция, и должны ли мы в момент военной
опасности быть на стороне СССР или только открывать дискуссию, на чьей мы
стороне: на стороне ли контрреволюционного Китая или советской республики.
Эти вопросы Урбанс называет "запятой Троцкого". Этим самым он обнаруживает
величайшее свое легкомыслие, богемский или люмпенпролетарский цинизм. Он
показывает, что дело для него сводится к его лавочке, а вовсе не к основным
проблемам мировой революции. Но мало этого. Говоря о запятой Троцкого,
Урбанс игнорирует русскую оппозицию и весь ее опыт, всю ее борьбу на разные
фронты, как и ее платформу. Наше непримиримое отношение к мясниковщине, наш
раскол с сапроновцами - все это "запятая Троцкого"? А те сотни тысяч старых
и молодых революционеров с большим опытом, которые годы проводят в тюрьмах и
ссылке, причем и в тюрьмах продолают борьбу с сапроновщиной, - неужели же
они все это делают из-за "запятой Троцкого"? Стыд и срам!
Наконец, если, по мнению Урбанса, дело сводится к запятой, то какое же
он имеет право из-за одного знака препинания рвать с интернациональной левой
и оставаться вне ее рядов? Его позиция создана из идейного шарлатанства и из
идейного авантюризма.
Нужно ли останавливаться на Снивлите? Он клянется, что не имеет ничего
общего с интернационалом No 2. Но мы клятвам не верим. Он работает рука об
руку с Роланд Голст и поддерживает по всей линии Монатта, систематически
перепечатывая его статьи. Роланд Голст стоит за объединение II и III
Интернационалов. Монатт стоит между реформистами и коммунистами, ближе к
реформистам, чем к коммунистам, блокируется с реформистами против
коммунистов, а Снивлит блокируется с Монаттом и Роланд Голст против нас. И,
чтобы оправдать эту прямую измену коммунизму, Снивлит говорит: "У нас
требуют признания каждой запятой Троцкого". Что это значит? Это значит, что
Снивлиту приходится оправдываться перед частью собственных рабочих в том,
почему он работает с Роланд Голст, а не с революционерами. Вместо того,
чтобы честно ответить: "Мне Роланд Голст по всем основным вопросам ближе,
чем эти люди", Снивлит говорит: "Там требуют присяги знаком препинания".
Разве же это не чистейшее шарлатанство? Разве же можно брать всерьез людей,
которые так рассуждают? Или еще хуже: разве можно уважать рабочих политиков,
которые таким образом втирают очки рабочим?
3. В замечаниях брандлерианцев есть один пункт, действительно
заслуживающий внимания. Они обвиняют нас в том, что мы не дали до сих пор
конкретного анализа германской ситуации 1923 года. Само по себе это верно. Я
уже не раз настаивал перед немецкими товарищами на необходимости произвести
такую работу. Сам я в ближайшее время совершенно лишен возможности ею
заняться. Но как же я лично пришел к своим выводам без "конкретнонго
анализа" немецкой обстановки 1923 года? Очень просто: я занимался этой
оценкой не задним числом, а политически переживал обстановку 1923 года,
следя за ней по газетам, по беседам с немецкими товарищами и пр. Мое
представление о немецкой обстановке складывалось так же, как и мое
представление о русской обстановке в 1905 и 1917 гг. Разумеется теперь,
задним числом, особенно поскольку дело идет о молодом поколении, надо уже
теоретически восстановить тогдашнюю обстановку с цифрами и фактами в руках.
Эту работу левая оппозиция должна проделать и она ее проделает. Но здесь мы
опять-таки разойдемся с брандлерианцами так же, как расходимся по всем
остальным основным вопросам мирового развития. Тальгеймер с ученым видом
оцениват обстановку 1923 года. Но разве он что-нибудь понял в китайской
обстановке 1927 года? Или в русской обстановке периода правоцентристского
курса? Или в английской обстановке периода англо-русского комитета? Разве у
него есть отношение к проблеме так наз[ываемой] перманентной революции,
которая приобретает сейчас жгучий характер в Испании? Брандлерианцам всегда
будет казаться, что их недобросовестно обвиняют за 1923 год, потому что они
сохранили и еще углубили свои оппортунистические критерии в 1931 году.
4. Фрей, Ландау, в значительной мере Навилль вырабатывают для себя
новый политический паспорт исключительного глубокомыслия: в политике-де они
согласны с Троцким, но вот организационные методы его плохи. Ни один из них
не дал себе труда ясно и точно формулировать на бумаге, что, собственно, он
понимает под "организационными методами". Жаловаться на организационные
мероды назван [...]93 ратии группа "Прометео" выработала такие тезисы,
которые отбрасывают ее по существу назад к домарксовому социализму. Сейчас в
Германии коммунисты обязаны развернуть бешеную наступательную кампанию под
лозунгами демократии и на этой основе отвоевать рабочих у республиканцев и
социалистов. Позиция бордигистов, если бы ее усвоили испанские товариши,
означала бы гибель испанской революции. По этой линии нужен беспощадный
отпор. Мы не можем нести и тени ответственности за эту сектантскую и
полуанархическую реакцию. Мы были бы изменниками, если бы протянули мизинец
этим предрассудкам. Что же делает Ландау? Он пытается блокироваться с
бордигистами против основного ядра интернациональной оппозиции. Потому ли,
что он согласен с бордигистами в вопросе о демократии? Ах, нет. Ландау не до
этого. Он озабочен исправлением организационных нравов Троцкого и ему
поэтому нужды союзники. Все дело объясняется организационными потребностями
Ландау.
Конечно, Ландау скажет: у нас есть с бордигистами серьезные
разногласия, но... и т. д. и т. д. Это ведь песня всех оппортунистов и всех
авантюристов. "Разногласия не мешеют совместной работе". Ведь Ландау так
либерален, великодушен и широк..., когда дело касается Италии, Испании,
Китая. Но увы, все меняется, конда дело касается Лейпцига или Гамбурга.
Ландау есть тип национально-кружкового сектанта, который легко принимает
покровительственную окраску и имитирует интернационализм. Но эта окраска
спадает с него при первом воздействии серьезного опыта и серьезной критики.
6. Увенчание своей теории (т.е. той теории, которую он позаимствовал у
Фрея, не называя источника) Ландау пытается найти в "завещании" Ленина.
Некоторые товарищи писали мне, что Ландау в этом отношении становится на
путь Сталина и Зиновьева. Нет, это неправильно. Сталин и Зиновьев все-таки
знают и все-таки более серьзено подходят к политическим вопросам, даже к
кляузе. Ленин говорил о переоценке административных методов по вопросу о
взаимоотношении между государственным аппаратом и хозяйством. Он совершенно
точно ссылается на опыт с комиссариатом путей сообщения. В "Автобиографии" и
в некоторых других своих работах я объяснил, в чем было дело:
административные методы не могли вывести хозяйство из тупика, но, поскольку
партия оставалась на почве военного коммунизма, других методов, кроме
административных, не могло быть. Мы бились в заколдованном кругу - в
обстановке, которой никогда раньше в истории не было. Из заколдованного
круга военного коммунизма вышли наши разногласия с Лениным, которые обоих
нас привели к нэпу и к устранению разногласий. Но дело сейчас совсем не в
этом. Есть ведь опыт русской оппозиции, опыт 8 лет борьбы. В этой борьбе
вопросы партийного режима, начиная с моей брошюры "Новый курс"94 (да и ранее
того) занимали важнейшее место. На этом фундаменте сплачивались тысячи и
десятки тысяч членов партии. Где же и у кого же Ландау заимствовал всю свою
премудрость насчет центризма и центристского бюрократизма, как не у русской
оппозиции? И вот теперь оказывается, что русская оппозиция всего этого не
заметила, а Ландау заметил и разоблачил. Можно ли к этому серьезно
относиться?
Неужели же мы рвали со Ситриными, Зиновьевыми, Бухариными, Томскими для
того, чтобы объединяться или сближаться с Брандлерами, Снивлитами и
"Манруфами"? Нет, это плохие шутки. Мы защищает определенную сумму идей,
выросшую из грандиознейшего исторического опыта русского и мирового
пролетариата. Вне левой оппозиции есть достаточно места для всяких групп,
группочек, сект, "Манруфов" и пр. Вопрос совсем не сводится к тому, будет ли
с нами сегодня Петр или Павел или его многоуважаемая венская племянница или
тетка. Вопрос сводится к тому, чтобы систематически развивать и применять к
событиям определенный капитал идей и на этом воспитывать настоящие
революционные марксистские кадры. Для этого надо очиститься от случайных
прохожих, которые примкнули к нам из любопытства или по ошибке. Мы будем с
величайшим вниманием и с величайшим терпением защищать наши взгляды перед
каждым молодым рабочим, который хочет знать правду и готов учиться. Но мы
проявим в дальнйшем удесятиренную непримиримость по отношению ко всяким
конфузионистам, пронырам, авантюристам, которые хотят под знаменем левой
интернациональной оппозиции раскинуть свои палатки и собрать в них своих
добрых друзей и знакомых. Нет, этот номер не пройдет.
Франкель, может быть, переведет это письмо на немецкий язык. Брошюру об
Исп[ании] я не получал. [...]95. Посмотрим.
Обнимаю тебя крепко. Будь здоров и бодр.
Л.Троцкий
[Письмо Л.Л.Седову]96
9-е мая 1931 г.
Милый Лева,
Посылаю тебе окончание своего политического письма97. Франкель и Шюрер
перевели его на немецкий язык и пошлют тебе сегодня-завтра немецкий перевод.
Похоже, может быть, придется напечатать это письмо в "Интернациональном
бюллетене". Пока что его надо пустить по рукам. Следовало бы сделать и
французский перевод. Но здесь это не осуществимо. Придется как-нибудь
согласовать этот вопрос с Парижем. Эта задача уж ляжет на тебя.
Ты спрашивал, что извлечь из процесса по поводу убийства Воровского. Не
зная протоколов, трудно высказаться. Но кое-какие советы я могу подать. В
речах есть, вероятно, попытка личной характеристики Воровского. Может быть,
и очернение его противной стороной. Эти все места нужны. Особенно ценны те