Троицкий Андрей Борисович. Бумер-2

   Зобин, которому он в свое время помог подняться и вылезти из грязи, которому он доверял, отбирает у Захарова два прибыльных предприятия. И теперь, когда записи конфиденциальных разговоров находится в руках шантажиста, с бывшим компаньоном ничего нельзя сделать. Заказ на него отменяется, а Захаров влетает на большие деньги. Очень большие.
   И дома один геморрой вместо душевного отдохновения. Дочь Оксанка делает вид, будто ее оскорбили в лучших чувствах, когда обыскали комнату и запретили выходить за пределы участка. Теперь она сидит, заперевшись в спальне, и дуется на отца. Когда из-за границы вернется супруга Захарова, дочка перескажет все, что происходило в отсутствие матери. И вывернет события так, будто во всем виноват именно отец. Что он последний гад и к тому же дурак набитый.
   Да, растишь этих деток, холишь, как куст редкостных сортовых роз, ни денег, ни души не жалеешь. А потом выясняется, что вместо прекрасных цветов вырос какой-то чертополох.
   — Убью эту тварь, — сказал вслух Захаров. — Лично, своими руками. Кто бы это ни был.
   — Что, не понял? — повернул голову Круглов.
   — Ничего, — буркнул Захаров. — В этом мире жить противно. А так ничего.

Книга вторая
Большая зона

Глава первая

   Три ночи Кот провел в дешевой гостинице за Кольцевой дорогой, где селились в основном челноки или приезжие работяги. Здесь спрашивали деньги вперед, но забывали спросить документы, поэтому такое положение вполне устраивало нового постояльца. Кроме того, о милицейских облавах предупреждали за час до их начала. Заплатив вперед за неделю, Кот поселился на втором этаже в комнате на пять рыл. После зоны условия просто царские. Здесь было все необходимое для красивой жизни: кровать с мягкой панцирной сеткой, чистое белье, холодильник и даже трехпрограмный радиоприемник.
   Конечно, Костян мог попросить о ночлеге двух-трех старых приятелей, которых каким-то чудом до сих пор не отстреляли и даже оставили на свободе, но не хотел, чтобы слухи о его неожиданном сказочном возвращении поползли среди прежних друзей и, главное, врагов.
   Сегодня чуть свет Кот вышел из гостиницы и неторопливо протопал квартал до охраняемой платной стоянки. Там, чтобы не привлекать внимание соседей по номеру и гостиничного персонала к своей скромной персоне, он оставил слишком приметный джип БМВ. В половине восьмого он, как и последние два дня, отправлялся в Москву по делам. Из документов в карманах лежала лишь портянка об освобождении из ИТУ, выписанная на имя Кольки Шубина. Законным образом получить паспорт по этой справке невозможно, поэтому приходилось искать надежные документы, без них — никуда.
   Как ни не хотелось светиться перед прежними знакомыми, сделать один визит все же пришлось. Проторчав почти час в дорожной пробке, Кот приехал в Марьину рощу к Ваське Блохину, который в прежние времена мог достать любые документы на машину. Настоящие, а не отпечатанные на домашнем принтере. Ездить на БМВ без бумаг, разумеется, можно. Но не в положении Кота. Кроме того, такие приключения до бесконечности продолжаться не могут. На первый случай менты выдоят его до последней копейки. А потом защелкнут на запястьях стальные браслеты, снимут пальцы и пробьют по картотеке оперативного учета. И снова на кичу.
   Оставив джип за два квартала до нужного дома, Кот нашел подъезд и, вспомнив номер квартиры, пешком поднялся на пятый этаж, потому что лифт не работал.
   После долгих настойчивых звонков дверь открыла какая-то заспанная баба в длинном халате. Она смерила раннего гостя долгим взглядом, словно прикидывала про себя, сколько стоит его роскошные туфли и модный костюм: пару штук баксов или дороже.
   — Вы кто? — спросила женщина.
   — Знакомый Васи, — ответил Кот. — Меня зовут Николаем Шубиным.
   — А я его жена, — сказала женщина, по имени не назвалась, однако уточнила. — То есть, бывшая гражданская жена.
   — А вот оно что, — улыбнулся Кот. — Мы с Васей давно не виделись. А тут я оказался проездом. По делам в Москве, в командировке. И подумал: почему бы не зайти. Нам есть, что вспомнить.
   — Нечего вспоминать, — вздохнула хозяйка. — И не с кем.
   Она пошире распахнула дверь, вгляделась в лицо Кота и решила, что когда-то давно, в незапамятные времена, она видела этого мужчину, возможно, они даже были знакомы. Но когда и при каких обстоятельствах познакомились и где виделись, — большой вопрос. На алкаша он не похож. Такие прикинутые и вежливые мужики к Ваське давно не приходили. Последние годы здесь вечно отиралась местная шпана и ханыги. А потом гражданский муж умер, пьяный в дупель лег спать и больше не проснулся.
   Обо всем этом бывшая сожительница Блохина коротко рассказала Костяну, размазывая по щекам мутные, как плохой самогон, слезинки. Еще она добавила, что за последние два года не видела гражданского мужа трезвым, а пропивал он значительно больше, чем зарабатывал. Женщина пригласила в квартиру, помянуть Ваську, чем бог послал. Но ранний гость отказался, сказав, что очень спешит. Может быть, в другой раз заглянет.
   — Жаль, чертовски жаль, — добавил Кот. — Вот же непруха.
   — Вроде бы я вас где-то видела, — женщина прищурилась. — Из головы вон… Когда-то давно, не припоминаете?
   — Это исключено, — соврал Кот, хорошо помнивший Верку еще молодой и красивой. Судя по отечному лицу, желтой коже и мешкам под глазами, в последнее время она пила не меньше Блохина, словно спешила лечь с ним рядом на кладбище.
   — Я живу в другом городе. В Москве бываю редко.
   Попрощавшись, он спустился вниз и медленно дошагал до стоянки. Через час в районе зоопарка Кот посадил в машину своего давнего знакомого Жору Бубнова по кличке Бубен. Это был высокий стройный малый, одетый по последней моде: в итальянский костюм цвета маренго, светло-голубую шелковую рубашку и темные нубуковые мокасины. Этот прикид свидетельствовал о том, что прямо сейчас Бубен отправляется на работу, и не вернется домой без парочки толстых кошельков.
   — Куда едим? — спросил Кот. — На вещевой рынок?
   — На вещевках я давно не пасусь.
   Жора прикурил от золотой зажигалки тонкую сигаретку, почти не содержавшую никотина. Бубен выпивал только по большим праздникам, да и то пару рюмок, не больше, и курил не часто, берег здоровье и свои золотые руки. Он трижды отбывал срока за кражу, но два раза попадался по вине сообщников. Теперь он работал без ассистентов. Жора был щипачом высокой квалификации, который, как он сам говорил, мог снять крест со священника во время воскресной службы. Вчера Кот пришел к нему и попросил достать настоящий паспорт, Бубен согласился, не раздумывая.
   В свое время, когда он только прибыл в Москву из провинции и постигал тонкости воровского ремесла, Кот достал ему пару хороших иномарок по смешной цене. Теперь приятель просит о небольшом одолжении, и Бубен рад помочь.
   Ехать пришлось на другой конец города, в огромный торговый центр. Бубен с Котом, побродив по одному из залов, пошли назад, приземлились за разными столиками кафе, будто не были знакомы друг с другом. С позиции Паука, сидевшего ближе к входным дверям, можно было хорошо разглядеть лица посетителей, заходивших в центр. С места Кота обзор тоже неплохой, но людской поток ширился на глазах, вырвать из толпы мужскую физиономию, хоть немного похожую на его физиономию, задача не из легких.
   После полудня народ повалил валом, и никакой рекламы, кажется, уже не требовалось, потому что сюда и так съехалось полгорода. Но по громкой связи в десятый раз объявили, что в торговом центре проводится грандиозная летняя распродажа, цены на определенные виды товаров снижены на пятьдесят и более процентов. Кот неторопливо приканчивал вторую чашку кофе и поверх развернутой газеты наблюдал за людьми. Временами казалось, что они с Бубном зря теряют время, найти похожего человека и выудить у него паспорт, — задача практически невыполнимая.
   Проторчав в кафе более двух часов, напарники сменили позицию для наблюдения. Они вышли из комплекса, встали поодаль друг от друга и стали ждать. Минут через сорок Бубен неожиданно тронулся с места и мгновенно потерялся в потоке покупателей.
   Еще через четверть часа в кармане Кота зазвонил мобильник.
   — Я на втором этаже, — сказал Бубен. — Пятая линия, секция нижнего белья. Женского, не мужского. Поднимись по лестнице и иди по стрелке.

* * * *

   После обеда Чугур позвонил по телефону внутренней связи начальнику колонии и спросил, нет ли у Ефимова нескольких свободных минут для личного разговора. Разумеется, свободное время у Анатолия Васильевича нашлось. Как всегда, он, плотно пообедав в собственном кабинете, а не в офицерской столовке, усаживался за свежий кроссворд. За обедом он неизменно принимал внутрь сто грамм разведенного спирта. Чугур, хорошо знавший порядок жизни начальника, специально подгадал время, чтобы начать трудный разговор на сытый желудок, когда Ефимов пребывал в добром расположении духа.
   Кум вошел в кабинет в кителе, застегнутом на все пуговицы, выглаженной рубашке, коротко, по-деловому, поздоровавшись, присел за стол для посетителей, давая понять разомлевшему начальнику, что зашел не просто языком почесать. Расстегнув планшет, кум молча положил на письменный стол рапорт о своей отставке, отпечатанный на пишущей машинке с размашистой подписью внизу. Кум подготовился к разговору, хорошо зная, что выступления экспромтом ему даются плохо. Куда лучше выходит, когда Сергей Петрович наперед продумывает каждое слово, представляет себе возражения начальства и придумывает, чем крыть.
   На этот раз Чугур подготовился основательно, он понимал, что его отставка для Ефимова — все равно что гром среди ясного неба. Но откладывать дальше нельзя. Второго дня Чугур получил в районе загранпаспорт, а Ирине Будариной и оформлять ничего не нужно. Третий год подряд она ездила на отдых в Турцию.
   — М-да, подкладываешь ты мне свинью, — сказал Ефимов, пробежав взглядом машинописные строки. — Ты же знаешь: я в отпуск собираюсь. Тоже выбрал время. Только о себе думаешь?
   Как ни странно, в голосе начальника не слышалось ноток гнева или обиды. Кажется, рапорта кума он ожидал давно и был готов к такому повороту событий.
   — Ну, Сережа, давай отложим это дело хоть до осени?
   — Никак не могу…
   Кум, тронутый теплым товарищеским тоном Ефимова, выбросил из головы все домашние заготовки, весь этот надуманный лепет. Он провел ребром ладони по горлу и сказал:
   — Слушай: вот где у меня эта собачья служба, эти зоны и эти зэки. Устал я как бобик. И усталость эта не проходит ни после бани, ни после водки, ни после бабы. Товарищ полковник, Анатолий… Я свое этому делу отдал. И упрекнуть меня не в чем. Может, о себе я не забывал. И кое-чего скопил на старость. Есть такой грех. Но и службу свою туго знал. Сам знаешь: эту поганую зону я вот где держал.
   Он выставил вперед раскрытую ладонь и сжал пальцы в кулак.
   — Анатолий, я понимаю, что не ко времени все это, — продолжил кум. — Но о себе тоже надо подумать. Для себя пожить. Сколько уж мне осталось… Десять лет? Двадцать? Хорошо бы так.
   — Не прибедняйся, с твоим богатырским здоровьем ты еще полвека пропыхтишь. И не заметишь.
   — Может быть, — кивнул кум и сказал то, чего говорить не хотел. Впрочем, и скрывать смысла нет. Земля слухами полнится. Не сегодня, так завтра Ефимов все равно узнает. — Я третьего дня подал заявление. Развожусь со своей дурой, что б ее свиньи съели. А с Ириной поженимся. Я все равно с женой уж два года не живу. Дети выросли. Так на что мне эта колотушка в паспорте? И разговоры по всему поселку: Чугур опять к своей крале лыжи намылил. Тьфу…
   Ефимов помолчал, убрал рапорт в папку и сказал:
   — Тут случайно услышал разговор, у магазина бабы болтали, будто твоя Ира дом продает. Вы что же, хотите уехать с концами?
   — Окончательно еще не решили, — промямлил кум. — Еще думаем, прикидываем. Туда-сюда…
   — Покупателей уже нашли?
   Кум замялся, пожал плечами.
   — Да был один человек на примете, приценивался, — перед глазами встал образ убитого в Москве Резака. — Но потом куда-то пропал. Видно, передумал покупать.
   Оказывается, Ефимов знал обо всем еще до того, как на его стол лег рапорт. Много лет назад начальник ИТУ начинал оперативником, работал на улицах, ловил шпану и мелких уголовников. Видимо, до сих пор не забыл, чему научили в угрозыске. Бабы у магазина болтали, как бы не так. У Ефимова есть свои источники информации. Он только с виду простоватый мужик.
   — Честно говоря, хочется уехать, — кум решил не врать напоследок. — Может, подадимся в теплые края.
   — Что ж, Сережа, мы неплохо поработали, — глаза Ефимова сделались грустными. — Рапорт завтра же наверх пойдет. А я кого надо напрягу, чтобы побыстрее. Но недели две-три подождать придется. Сам понимаешь, тут не все от меня зависит. И еще: не нравится мне это. Твоя отставка после этой истории с Котом больше напоминает бегство.
   — Глупости, — кум прижал ладони к груди и удивленно выкатил глаза. — Чушь собачья.
   — Сережа, скажи мне честно: нам светят неприятности? — Ефимов прищурился. — Что-то случилось?
   — Ничего нам не светит, — покачал головой Чугур. Не хватало только обсуждать эту темную историю с гибелью Резака здесь, в этих стенах, с самим начальником колонии. — А иначе ты бы узнал обо всем первый. Клянусь богом.
   Кум вышел из административного корпуса под вечер. Заходящее солнце спряталось за тучи, быстро стемнело, уже вторые сутки без остановки шел дождь, то едва накрапывал, то лил как из ведра. Кум думал, что разговор с Ефимовым не отнимет больше получаса, а они до вечерней зорьки засиделись. Поговорили честно, по-мужски, выпили по сто пятьдесят водочки. И еще поговорили. И еще добавили и закусили.
   Чугур чувствовал легкое опьянение, после мужского разговора с Ефимовым с души словно камень свалился. Начальник обещал не чинить препятствий и все устроить в самый короткий срок.

* * * *

   Оказавшись на втором этаже торгового цента, Кот не сразу понял, куда направить стопы, а, сообразив, нашел секцию женского белья, но напарника там уже не оказалось. Он торчал поодаль, у дверей какой-то лавки или бутика, делая вид, что разглядывает товар в витрине. Поравнявшись с ним, Кот на несколько секунд остановился, чуть наклонился вперед, сделав вид, что заинтересовался парой мужских ботинок. Мимо лился поток покупателей, непрерывный калейдоскоп человеческих лиц.
   — Вон тот мужик в сером клетчатом пиджаке и голубых джинсах, который стоит боком к двери, — прошептал Бубен, прикрывая рот ладонью. — Как тебе?
   — По-моему, он на меня совсем не похож.
   — Это по-твоему. А у меня глаз как алмаз. Приезжий, по повадкам видно. Значит, паспорт у него, рупь за сто, при себе. И баба с ним, вон та лохушка в сарафане, которая туфли меряет.
   Через мгновение Жору унесло человеческим потоком. Как было условлено, Кот побрел вдоль витрины, спустился на первый этаж, побродил там минут двадцать. Затем вышел на улицу покурить и снова вернулся к тому кафе, откуда начали наблюдение. Он сел за столик и заказал пиццу и бутылку минералки. Жора сейчас пасет того клетчатого фраерка, дожидается момента.
   Костян смотрел на пеструю толпу, перебирал глазами празднично одетых людей, задерживая взгляд на красивых женщинах. А красивых женщин оказалось столько, что за день неводом не переловишь. Многие покупатели приезжали сюда на целый день, здесь устроили какие-то аттракционы для детей, работали кинотеатры. А покупки это так… Между делом.
   Кот жевал и думал, что за годы, проведенные в неволе, отстал от жизни. Она промчалась где-то стороной, на полной скорости, как поезд с курортниками мимо вокзального нищего. Но теперь можно наверстать упущенное, еще есть шанс запрыгнуть на подножку этого поезда, в котором полно красивых женщин и ресторан работает всю ночь. Можно… Но сначала надо оплатить один счет и выполнить одно поручение. Всего-то.
   Жора Бубен сохранял полное спокойствие и держался на почтительном расстоянии от своей будущей жертвы, издали безошибочно определяя сотрудников службы безопасности торгового центра, болтавшихся среди покупателей. Ноги в мягких мокасинах уже начинали гудеть от усталости. Но он увидел все, что хотел увидеть. Мужик правша, на нем пиджак с пятью карманами. Чувак платит налом, носит бумажник в левом внутреннем кармане пиджака. Это даже не бумажник, а здоровенное портмоне из тонкой бордовой кожи с золотыми уголками. Паспорт в портмоне. Там же деньги, две кредитки и какие-то бумажки.
   Обед давно миновал, а мужик со своей бабой все бродили по торговым павильонам, словно не за барахлом пришли, а совершали долгую пешую прогулку. Он что-то недовольно бубнил на ухо своей спутницы, та отмахивалась от спутника, как от назойливой мухи и рыскала взглядом по полкам и стеллажам. Наконец с двумя продолговатыми коробками они вышли из очередного павильона и двинули в сторону кафе на втором этаже.
   — Подгребай, примешь товар, — сказал Бубен в трубку мобильника. — Второй этаж, третья линия, кафе «Альянс».
   Парочка уселась за круглый столик неподалеку от входа, подрулил официант, что-то чиркнул в блокноте и не успел принять заказ и отойти, когда Бубен, отодвинув свободный стул и очаровательно улыбнувшись, обратился к женщине.
   — Вы не возражаете?
   Женщина не возражала. Бубен сел по правую руку от мужчины и заказал официанту бутерброд с бужениной, креветочный салат и кружку пива.
   — Виталик, а мы в театр успеем? — спросила женщина своего спутника и полезла в сумочку за пудреницей, забыв о том, что задала вопрос.
   — Успеем, Верунчик, — кивнул Виталик. — Если тут не заблудимся.
   Мужик расслабил ноги и расстегнув вторую пуговицы рубашки. И сделал первый самый сладкий глоток из запотевшей кружки пива, которую притаранил расторопный официант. По физиономии гостя столицы было заметно, что он очень утомлен и разочарован визитом в это заведение. Виталий вынужден таскаться следом за своей женой или любовницей, расстегивать кошелек и платить за ее покупки, вместо того, чтобы нежиться в лучах телевизора в прохладном гостиничном номере.
   Жора, не поднимая головы, ковырялся в салате, периферическим зрением он заметил, что Кот уже сидит через столик от него и читает меню с таким усердием, будто хочет выучить его наизусть. Теперь при ближайшем рассмотрении выяснилось, что Виталик, несомненно, похож на Кота. Тот же разрез глаз, нос с едва заметной горбинкой. Парень моложе Кота лет на пять, он выше ростом, но уже в плечах. Волосы темнее и прическа совсем другая.
   Но все это — мелочи, по большому счету они не имели значения. Во-первых, волосы на черно-белых фото всегда выходят темнее, чем они есть в натуре. Во-вторых, достаточно самого общего сходства с вклеенной в паспорт фотографией, — и никаких проблем у нового владельца документа не возникнет.
   — Официант где-то пропал, — поделился наблюдениями Жора и поднял кружку, на дне которой плескалось немного пива. — Пойду наполню.
   Мужчина рассеяно кивнул в ответ. Бубен поднялся на ноги, сделал неуверенный шаг в сторону барной стойки, но неожиданно зацепился носком ботинка за стул, резко наклонился в сторону, чтобы сохранить равновесие. И выплеснул пивные недопивки на плечо Виталика. Кот со своего места видел, как подскочил облитый пивом мужчина. Жора, поставив на стол пустую кружку, стал вытирать салфетками пятно на плече, приговаривая:
   — Хорошо бы солью присыпать. Солью хорошо…
   — Ничего, ничего, — отвечал Виталик. — Не волнуйтесь, ерунда… Это же не кетчуп.
   Жора чуть приподнял пиджак, правой рукой потянув его вверх за плечо, пальцы левой руки уже проникли во внутренний карман. Кот поднялся с места, неторопливо двинулся по проходу мимо Жоры и Виталика. Бубен, продолжая тянуть пиджак наверх, опустил левую руку с бумажником, зажатым между пальцами. Кот перехватил лопатник, сунул его под полу пиджака, подошел к стойке и, купив пачку сигарет, вышел из кафе. К этому моменту след Бубна давно простыл. Только Виталик, опустившись на стул, все тер салфеткой пятно на плече.

* * * *

   Через десять минут Кот эскалатором спустился на первый этаж, нашел кабинет старшего администратора. Миловидная женщина в фирменном синем костюме и светло-голубой блузке напоминала стюардессу международных авиалиний. Он протянул ей портмоне, объяснил, что нашел его у одного из павильонов на втором этаже, заглянул, а тут в переводе на баксы — пятьсот колов.
   — Огромное вам спасибо, — женщина поднялась из-за стола, она была искренне тронута и очарована обаянием и душевной простотой этого чудесного человека. В ее практике было немало случаев, когда возвращали кошельки, но возвращали их всегда пустыми.
   — Вы даже не представляете… Как приятно встретить честного человека. Давайте я запишу ваше имя и координаты. Если мы найдем хозяина кошелька, а мы его найдем обязательно, он наверняка захочет вас отблагодарить.
   — Спасибо на добром слове, — улыбнулся Кот. — Но благодарности — это лишнее. Наверняка так поступил бы каждый человек.
   — Конечно, конечно, — кивнула администратор зала, но в душе не согласилась с этим в высшей степени приятным мужчиной. — Каждый. Всего вам доброго и… Еще раз спасибо.
   Через минуту Кота уже не было в кабинете, он бодро шагал к машине. Деньги и кредитки остались нетронутыми, из бумажника исчезли лишь паспорт и случайно оказавшиеся там водительские права. Это значит, что его владелец не станет обращаться в милицию с заявлением о краже. Если деньги на месте, значит, и кражи не было. Вернувшись домой, он напишет заявление в паспортном столе, где менты попросят его указать отдельной строкой, что кражу паспорта гражданин не допускает в принципе. Без этой приписки хрен он получит новую ксиву.
   Кот сел в машину и, дожидаясь возвращения Жоры, внимательно рассмотрел трофеи. Гражданин Елистратов Виталий Андреевич, тридцати четырех лет. Паспорт выписан пять лет назад. Женат, прописан в Питере по адресу такому-то. А что, Бубен оказался прав, этот Елистратов смахивает на Кота. Особенно если учесть, что за пять-то лет человек может сильно измениться.
   Водительские права… На этот жирный бонус Кот никак не рассчитывал, теперь он избавлен от многих проблем. Сегодня же Кот достанет новые номера на джип, через нотариуса, в свое время помогавшего с оформлением документов на угнанные автомобили, получит доверенность от имени покойного Димона на гражданина Елистратова. И все, пешка проходит в дамки. Какое-то время бумером можно пользоваться почти на законных основаниях, а потом придется толкнуть его по льготной цене какому-нибудь лоху.
   В это время по громкой связи торгового центра дали объявление о найденном бумажнике. Уже через десять минут Елистратов и Вера стучались в дверь администратора, где уже сидели два сотрудника службы безопасности и женщина, похожая на стюардессу.
   — Что у вас было в бумажнике? — спросила она строгим голосом. — Расскажите подробно о каждой мелочи. А потом составим опись.
   — Деньги у него там были, — ответила за мужа Вера и назвала точную сумму. — И еще кредитки. Правда, на карточках мизерные суммы. И еще квитанция из химчистки.
   — Там был мой паспорт, — помялся Виталий. — И водительское удостоверение.
   — В бумажник нет никакого паспорта, — свела брови администратор. — И удостоверения тоже нет.
   — Я говорю: кажется, — поправил себя Виталий. — Ну, я могу и ошибаться. Может, в гостинице оставил. Или где… Не знаю. Но я помню номера кредиток. А квитанция из химчистки на мое имя.
   Через полчаса они с женой вышли из торгового центра и сели в такси.
   — А ты говорил, что в Москве жуликов полно, — Вера укоризненно покачала головой. — А тут такое… Кому рассказать — не поверят. Все до копейки вернули. Есть же на свете честные люди.
   — Да, удивительная история, — согласился муж.
   Он вспоминал, где мог оставить паспорт и права, но так ничего и не вспомнил.

* * * *

   Дотопав до бетонного гаража на десять машин, кум приказал водителю, солдату-срочнику, болтавшемуся без дела в ожидании начальника, садиться в машину. До дома сегодня ехали долго, четверть часа. От дождей дорога совсем раскисла. Когда возле поселка служебный «уазик» пошел на подъем, он едва не съехал в кювет, пару минут барахтался в жидкой грязи, как женины свиньи. Чугур, устроившись на переднем сидении, всю дорогу угрюмо молчал. И только когда подъехали к дому, процедил сквозь зубы:
   — Жди здесь. Через десять минут вернусь.
   Дождь припустил с новой силой. Кум поднялся на крыльцо, толкнул дверь и, не снимая грязных сапог, вошел в горницу и врубил верхний свет.
   Разговор с женой состоялся два дня назад. Антонина Ивановна никак не могла поверить, что мужнина связь с продавщицей из соседнего поселка, может разрушить их семью, налаженный годами быт. Она все рыдала и выговаривала обиды, копившиеся годами. Когда куму надоело слушать эти всхлипы и несправедливые обвинения, он поднялся из-за стола, и пару раз приложил жену по лицу открытой ладонью. Пощечины оказались такими увесистыми, что супруга села на пол и разрыдалась.