Троицкий Андрей Борисович. Бумер-2

   Вместо ответа Азаров расстегнул замок портфеля, выложил на стол постановление о привлечении Ефимова в качестве подозреваемого, подписанное местным судьей. И второе постановление о задержании Анатолия Васильевича. Статью подобрали не самую строгую, всего лишь злоупотребление служебным положением. Но по ходу дела обвинение как пить дать переквалифицируют. Пришьют что-нибудь этакое, чтобы реального срока не избежать.

Глава девятая

   Ефимов шелестел бумажками, а сам вспоминал вчерашний телефонный разговор с начальником районной прокуратуры Семеном Торопковым. Прокурор, его старый приятель, с которым наловили столько рыбы и выпили столько водки, что пора бы уж, забыв обо всех условностях, разговаривать откровенно, как старые друзья, а не кидать подлянку. Торопков, по всегдашней традиции, завел разговор о рыбалке, мол, знаю одно место, где лещ берет на голый крючок, вроде как именно за этим и позвонил.
   А потом, когда рыбная тема исчерпала себя, вдруг, как бы между делом, сказал, что завтра в колонию собираются приехать какие-то московские сыщики. Потому что дело об убийстве Чугура затребовал к себе следственный комитет МВД.
   «Ты уж встреть там у себя московских гостей, — сказал Торопков. — Организуй обед в узком кругу. Ну, как положено, сам знаешь». Ефимов отметил в перекидном календаре, что визитеры нагрянут после полудня и надо организовать небольшое застолье персоны на три-четыре. Он даже не насторожился, даже ухом не повел, не почуял опасность, решив, что Торопков обязательно поставил старого приятеля в известность, если бы тот попал на прицел московским ментам.
   «А что это они в столице вдруг зашебуршали? — спросил хозяин. — Вроде бы расследованием убийства Чугура занимались наши ребята, из района». «Так ведь не ханыгу у магазина зарезали, — ответил Торопков. — Не каждый день такие люди умирают насильственной смертью. Видимо, начальство из ГУИНа попросило передать дело в Москву. Понимаешь?» «Понимаю», — механически кивнул Ефимов и через пять минут обо всем забыл, засосала обычная ежедневная текучка. Разумеется, прокурор знал, каким делом заняты московские сыскари, усыпил бдительность Ефимова, поймав старого приятеля, как ту рыбку, на крючок без наживки.
   Когда сегодня с вахты позвонил дежурный офицер и доложил, что к Ефимову пожаловали два десятка оперов и омоновцев в полной боевой выкладке, сердце хозяина провалилось в желудок и там затрепетало. «Задержи их насколько», — приказал Ефимов. Он хотел выкроить хотя бы четверть часа, чтобы стереть из компьютера некоторые файлы и сжечь ежедневник, где расписаны все его доходы и расходы. В этом чертовом ежедневнике вся черновая бухгалтерия хозяина, в том числе, указаны суммы наличкой, которые он ежемесячно получал с покойного Чугура.
   «Не имею права, — отозвался офицер. — Иначе под трибунал отправят. У них такие документы на руках, что по ним хоть в Кремль пустят». Единственное, что успел сделать Ефимов, перепрятать ежедневник и записные книжки из ящика стола в сейф. Очередная глупость, которую он сделал сгоряча. Во время обыска, который должен вот-вот начаться, именно с сейфа и начнут. Его вскроют, как консервную банку. Просто оторвут заднюю стенку — и всех дел.
   Сейчас на территории зоны работает целая бригада ментов. Четверо в штатском дожидаются окончания беседы в приемной, а в коридорах административного корпуса ждут команды вооруженные до зубов омоновцы. И еще двое в штатском куда-то пропали. Возможно, снимают показания с офицеров. Вот тебе обед с выпивоном в узком кругу. В следующий раз Ефимова покормят казенной баландой завтрашним утром, потому что вновь задержанных ставят на довольствие только со следующего дня.
   Расписавшись в постановлениях, Ефимов вернул бумажки. Вроде как говорить больше не о чем. Сейчас вызовут оперов, чтобы под их присмотром хозяин собрался в казенный дом.
   — И много у вас дел в производстве? — спросил Ефимов, показалось, что от страха язык сделался каким-то чужим, резиновым. Хотелось потянуть время, выгадать хотя бы несколько минут, хотя никакого практического смысла в этом не было.
   — Мокрых — от десяти до пятнадцати, — охотно ответил Азаров, засовывая бумажки в портфель. — На раскрытие каждого уходит от одного дня до двух недель. Приходится крутиться. Вот как с вами. Тут еще дней на десять работы.
   — Я всю жизнь охранял зоны, как цепной пес, — Ефимов поправил галстук на резиночке. — Ну, неужели для меня ничего нельзя сделать? Ведь я не бандит с большой дороги. Ведь можно как-то облегчить… Даже не знаю, как сказать. Что же мне, полковнику, заслуженному человеку, с уголовной шантрапой в СИЗО париться?
   — У вас будет отдельная камера.
   — Не в этом дело, что отдельная. Вы сами все понимаете. Я должен остаться на свободе, хотя бы до суда.
   — Помочь можно, но потребуется встречный шаг.
   Азаров свел брови на переносице, не показывая своего торжества. Он рассчитывал, что Ефимов выберет другую линию поведения, будет вертеть вола до последнего. Из него слова лишнего клещами не вытянешь, а он сразу помощи попросил и уже готов колоться.
   — Встречный шаг? — переспросил Ефимов.
   — Вот именно. Бумага и ручка у вас есть. А я оформлю явку с повинной. Тюрьма отменяется. Возьму с вас подписку о невыезде. И на этом пока точка.
   — Вы это твердо обещаете?
   — Слово офицера, — Азаров дружелюбно улыбнулся. — Если вы верующий человек, готов хоть на библии поклясться. Хоть на кресте. Спросите любого опера, кто со мной работает: мое обещание — тверже гранита.
   Спросить было некого, в кабинете только следак и хозяин, пришлось поверить на слово.
   — А как же та бумажка о моем задержании?
   — Я не формалист. Меру пресечения определяет следствие. А следствие — это я.
   Азаров подмигнул хозяину одним глазом, открыл портфель и разорвал вдоль и поперек постановление о задержании.
   — Итак, вот несколько вопросов, которые вы должны подробно осветить. Каким образом на свободе оказался убийца Константин Огородников? Вся механика этого дела. И ваша роль в нем. Кто, кому и сколько проплачивал. Как и через кого передавали деньги. Далее… С какой целью в Москву отправился ваш бывший подопечный по кличке Резак.
   — Этого не знаю, — Ефимов прижал ладонь к сердцу.
   — Ладно. Поставим вопрос иначе…

* * * *

   Следователь попросил Ефимова проследовать за ним в дальний кабинет в конце коридора, в свое время служивший подсобкой, где хранили всякий хлам. Коридор оказался совершенно пустым, даже дежурный офицер, занимавший пост у лестницы, куда-то провалился. Азаров усадил хозяина за шаткий трехногий столик в углу, придвинул табурет, и, оставив Анатолия Васильевича один на один с чистыми листами бумаги, удалился. Видно, хотел присутствовать при обыске в рабочем кабинете. Он вернулся часа через два, когда Ефимов уже закончил свой многословный опус.
   Устроившись в углу на стуле, Азаров стал вчитываться в рукописные строчки, и кивать головой, как индийский болванчик.
   Ефимов наблюдал за следователем с замиранием сердца. Он думал о том, что ежедневник наверняка нашли, но столбики цифр еще нуждаются в расшифровке, в комментариях. Явка с повинной составлена грамотно. Все факты, изложенные на бумаге — правда, ну, не то, чтобы полная правда, но похоже. Виновником всех злодеяний оказался покойный Чугур, который заставил, нет, на коленях уговорил хозяина пойти против закона. Но ведь это и есть правда. Или полуправда. Мелкие частности не имеют значения. Разумеется, Ефимов раскрыл собственную неприглядную роль, он покаялся, но о деньгах, полученных от Чугура, не помянул ни словом. Только написал, что корыстного умысла в его действиях не было.
   — Так-так, — Азаров почесал переносицу и снова повторил. — Так-так…
   Он никуда не торопился, поэтому дважды перечитал текст. Подумал, что сейчас Ефимов испуган до поноса, поэтому написал много такого, о чем впоследствии пожалеет, но бумажки уже в деле, их на помойку не выкинешь. Следователь на такую откровенность и не рассчитывал. Что ж, теперь остается довести начатое дело до конца.
   Хозяин сказал "а", теперь пусть говорит "б". Передых ему давать нельзя, надо давить до последнего, как прыщ. Иначе завтра, когда Ефимов придет в себя и придумает какую-нибудь складную сказку, его легко голыми руками не возьмешь.
   — За это сочинение я ставлю тебе двойку. Нет, ставлю кол, — Азаров поднялся и бросил листки на столик. — Тебе что, мозги бетоном залили? Или кирпичом память отшибло. Меня твой художественный свист не устраивает. Романист хренов. Тупая башка.
   Хозяин открыл рот от удивления. Ни один человек, а этот московский хмырь всего лишь майор, не посмел бы разговаривать с ним в таком тоне. Анатолий Васильевич поднялся на ноги, чувствуя слабость в коленях.
   — Я попросил бы вас не забываться…
   — Пошел в задницу, — Азаров бросил на стол наручники и скомандовал. — Я тебя забираю с собой. Надевай. Живо.
   — Но вы же обещали, — промямлил хозяин. — Дали слово офицера. Ваше слово — гранит. Вы порвали постановление.
   — Не беда, — зло усмехнулся Азаров. — У меня еще одна бумажка в запасе. Подписанная тем же судьей. Прочитай и распишись.
   — Но как же так…
   — Сам во всем виноват, урод. Легче обезьяну трахнуть, чем с тобой поговорить. В жопу тебя.
   Он бросил на стол еще одно постановление и вложил в ладонь хозяина ручку.
   — В таком случае… Я не стану ничего подписывать.
   Азаров выпучил глаза, будто Ефимов оскорбил его последними словами, распахнул дверь, позвал из коридора двух дюжих оперов, которых привез из Москвы. И запер дверь на ключ.
   — Я тут жопу рву, стараюсь дело раскрутить, — заявил Азаров, показывая пальцем на хозяина, — а этот гребаный придурок выгораживает убийц. Сраная задница, вот ты кто. Это у вас наследственное? Отвечай, я задал вопрос.
   — Что наследственное?
   — Твой отец был дегенератом? И мать тоже?
   — Слушайте вы, майор… Как вас там, — щеки хозяина пошли багровыми пятнами, будто ему надавали пощечин. — Я полковник, я старше вас лет на двадцать. И не стану продолжать разговор в подобном хамском тоне. Вы от меня больше ни слова не услышите. Прямо сейчас я напишу жалобу прокурору по надзору. И меня никто не остановит.
   — Он убийц выгораживает? — один из оперов скинув пиджак, скомкав, швырнул его на широкий подоконник. Оставшись в майке с короткими рукавами, он, играя бицепсами, шагнул к хозяину. — Он что ли? Этот гад? Эта мразь?
   Азаров подал голос:
   — Парни, поговорите с ним. А я пока перекушу. С утра не жравши.
   Ефимов прекрасно понимал, что действия следователя и его подручных это плохо срежиссированный и фальшиво исполненный спектакль. Его хотят просто припугнуть, морально сломать. Когда-то в молодые годы, он не раз присутствовал на допросах с пристрастием, знал их технологию. «Все это ерунда, — сказал себе Ефимов. — Я вытерплю побои, пусть куражатся. Так даже лучше. Пусть на моем теле останутся гематомы и ссадины. И прекрасно… Только себе хуже сделают, себя же в землю зароют. Потом под суд пойдут».
   Но легче от этих мыслей не стало.
   Опер занес кулак, будто хотел приложить хозяина по лицу, Ефимов поднял руки, чтобы защититься. Но в ту же секунду на него налетел второй опер, поставив заднюю подножку, толкнул в грудь, сбил с ног. Болевым приемом вывернул руку за спину, сжал кисть до хруста.
   — Пустите, пустите, суки драные, — хозяин попытался лягнуть одного из оперов ногой, но получил удар в пах. Тяжело застонал и прекратил сопротивление.
   Лежа на груди, Анатолий Васильевич почувствовал, один из оперов запустил руку ему под живот, ловко расстегнул брючный ремень, уже стаскивает с хозяина штаны и нижнее белье. Извиваясь на полу, Ефимов тяжело запыхтел. Затем застонал и как-то обмяк.
   Кто-то поцеловал его в шею и горячо зашептал в ухо:
   — Я трахну тебя только так. И спереди и с тыла. Извини за мои изысканные выражения, сраная задница. Ты ведь настоящий полковник? Люблю полканов. Люблю таких. Сначала все упираются, а потом… Тебе даже понравится. Сам просить будешь: давай еще засунь, поглубже.
   — Позовите следователя, — не своим, визгливым бабьим голосом закричал Ефимов. — Немедленно позовите его… Господи, пожалуйста, оставьте меня. Не трогайте.

* * * *

   Бумер мчался прочь от города, унося Дашку от больших неприятностей. Кот молча смотрел на дорогу, он не задавал вопросов, понимая, что правдивых ответов все равно не получит, а враньем он и так сыт по горло. Ясно, что Дашка перешла дорогу местечковым авторитетам, девчонка напугана, она злится не поймешь на кого, короче, время для светской беседы еще не наступило. Надо добраться до охотничьего домика, придти в себя и немного перекусить, а там видно будет.
   Дашка, немного оправившись после всего, что с ней случилось, достала с заднего сидения сумку с портативным компьютером. Открыв его, подсоединила к мобильному телефону, залезла в Интернет и прочитала письмо Оксанки, поступившее сегодняшним утром.

   "Отец нашел в своем кабинете трубку мобильного телефона, а в нем то ли микрофон, то ли еще какая-то хрень,

   — писала Оксанка.

   Короче, через эту штуку можно слушать все его переговоры. Отец и его парни перевернули вверх дном весь дом, искали записывающее устройство, но ни фига не нашли. Возможно, все, о чем я пишу, ты уже знаешь. Я смогла отправить письмо только сегодня, потому что мне не разрешали и приблизиться к компу. Если не знаешь, предупреждаю: отец настроен очень серьезно. Он сказал, что ты хотела украсть у него деньги. Он думает, что это ты установила в его кабинете проклятый «жучок». Даже если это сделала ты, мы все равно остаемся друзьями. Я знаю, что деньги нужны для брата. Целую тебя, Оксанка".

   — Черт, на хрена я это затеяла? — вслух спросила Дашка.
   — Чего? — Кот повернул голову.
   — Ничего, — Дашка прикурила сигарету. — И луку мешок. Тебя это не касается.
   Дашка, печально глядя на дорогу, выкурила сигарету и настучала коротенькое письмецо.

   «Оксанка, передай отцу, что я уже послала по электронке отрывок его разговора заинтересованному человеку. Прости за все. Я тоже тебя люблю».

   Она нажала кнопку клавиатуры, отправляя послание, и подумала, что сегодня совершила непоправимую глупость.
   Когда вылезла из подвала и села в «хонду», открыла компьютер и, установив соединение, бросила голосовой файл в почтовый ящик компаньона Оксанкиного отца. Она была зла, как черт, она плохо контролировала свои действия. И все же… Все же не должна была переступать грань, не должна была этого делать.
   По слухам, Зобин человек жесткий, даже жестокий, связан с уголовными авторитетами, которые за деньги пойдут до конца, кого хочешь в гроб положат. Получив отрывок разговора Захарова с начальником службы безопасности, Зобин не станет сидеть сложа руки. Что случиться дальше, не трудно представить. Будет много стрельбы и много крови. И неизвестно, кто кого отстреляет первым: Зобин Захарова или наоборот.
   От этих тяжелых мыслей начинала болеть голова. Боль поднималась с шеи, распространялась вверх по затылку и железным обручем обхватывала всю голову. И еще этот хмырь за рулем. Молчит, как индийская гробница.
   — Чего ты все время молчишь? — спросила Дашка. — И куда ты меня везешь?
   — Сейчас подальше отъедим, там и поговорим, — отрывисто бросил Кот.
   — Где поговорим? О чем нам с тобой говорить? Чего ты мутишь?
   — Сиди и не чирикай, — ответил Кот. — Или хочешь, чтобы я тебя обратно отвез? И сдал с рук на руки тем парням, что за тобой гонялись. Это запросто. Ну, твое решение? Мне обратно поворачивать?
   — Слышь ты, короче… Или ты мне все говоришь или я выхожу.
   — Только не на этой остановке, — Огородников прибавил газу. — Выйдешь отсюда, когда я тебе разрешу. Не раньше.
   Кажется, эти фразы были наполнены тайным угрожающим смыслом. Вопросы, которые Дашка боялась задать самой себе, снова возникли, стали поедом жрать душу. Кто этот человек? С какой ветки он упал? И почем следит за ней целый день напролет? Если все это цепь нелепых случайностей, с какой радости мужик посадил ее в свой джип и увез с места аварии. Ему-то на кой хрен это приключение.
   Вывод, простой и ясный, лежит на поверхности. Это умозаключение все объясняет, расставляет по местам.
   Примерно полтора года назад областная газета написала о маньяке, который нападает на одиноких молодых женщин или девушек. Совершает развратные действия, а потом жестоко расправляется со своими жертвами, не оставляя следов на месте преступления. Маньяк действовал в их области и двух соседних областях, число преступлений уже достигало ужасающей цифры, но этот зверь оставался неуловимым.
   Наверняка, водила джипа и тот жестокий убийца — одно и то же лицо. Так и есть: рядом сидит психопат, который возбуждается, когда режет молодых девочек. Сегодня он воспользовался беспомощностью Дашки, только что пережившей автомобильную аварию. Нагло затащил ее в бумер и хрендец. Пишите письма мелким почерком. Сейчас он отъедет подальше, в безлюдное место, загонит свой джип на глухую лесную дорогу или в брошенный песчаный карьер. Этот гад достанет выкидуху или сапожный нож. Проверит, острый ли. И тогда… Дашка, наделенная богатым воображением, живо представила себе, что начнется «тогда». И так ясно — бурное веселье.
   Как писали газеты, паршивый отморозок затыкает жертве рот, используя в качестве кляпа свои грязные носки, которые не стирает неделями. Потом сдирает одежду, связывает руки за спиной. Все это проделывает медленно, со вкусом, ощущая первую эрекцию. Наконец происходит главное. Он пускает жертве кровь, отступив в сторону, наблюдает за ее мучениями. И, спустив штаны, занимается мастурбацией.
   Дашка увидела себя, привязанной к дереву. Ее лицо искажено от боли, грудь и живот исполосована клинком. Кровь стекает на землю по голым ногам. А двух шагах от нее стоит этот кекс, сладострастно улыбается и справляет удовольствие.
   Фу, какая мерзость, какая грязь…
   Но откуда в этом человека такая уверенность в собственной неуязвимости. Ведь он вытащил ее из «хонды» на глазах уличных зевак. Люди видели номер бумера, запомнили его гнусную отвратительную харю. Значит… Значит, он мент. Точно. Иначе и быть не может. В этом и состоит секрет его неуязвимости. Вот почему так долго извращенца не могут поймать. Когда сотрудники ДПС останавливают его тачку, он сует им в лицо милицейскую книжечку. И как ни в чем ни бывало катит дальше.
   Мент и одновременно извращенец-психопат. Тут нет никакого противоречия. Днем он надевает форму и картуз и выезжает на патрульной машине, чтобы утюжить мелких бизнесменов и водителей. А в свободное от работы время по выходным выходит на дорогу совсем с другими целями. Ловит девочек и… Стало еще страшнее.

* * * *

   Дашка покосилась на дверцу. В тачке центральный замок, все двери блокированы. Но, положим, дверцу можно открыть. Все равно, из машины не выпрыгнешь, когда скорость под сто. Дашка косо глянула на Кота. Кажется, на психопата он не похож. Не тот типаж. Костюмчик, запах французского одеколона и все такое. Дашка вспомнила лица самых жестоких маньяков, которые видела по телеку. И в этих лицах не разглядишь ни патологии, ни порочности. Морды как морды. Таких за день сотни три увидишь. И угораздило же ее в довесок ко всем сегодняшним неудачам и обломам налететь на этого убийцу, проклятого извращенца.
   Когда свернули на лесную дорогу, Дашкино сердце застучало чаще. Чтобы не выдать волнения и страха, она сунула в рот мятную конфету. На дне правого кармана ветровки лежал баллончик с перечным газом, сейчас, когда скорость упала до тридцати километров, можно брызнуть в морду этого типа и попытаться выбраться из машины, пока он будет протирать глаза и чихать. Можно… Но есть проблема.
   Водила не опускает боковые стекла, значит, и Дашка наглотается ядовитого газа по самые гланды. Еще неизвестно, кому станет хуже, этому субъекту или ей самой. Дашка придумывала разнообразные способы спасения, но не оказалось среди них того единственного, который дает ей верный шанс. Значит, надо сделать вид, будто она морально сломалась, и не имеет сил к сопротивлению. Выгадать удачный момент. А там уж как бог пошлет. Лишь бы мерзавец не обыскал Дашку.
   Бумер, свернув с грунтовки, остановился возле рубленного дома, потемневшего от старости. Неподалеку сенной сарай и еще какие-то хозяйственные постройки. Что ж, лежбище выбрано со знанием дела. Наверняка, в это захолустье никто сутками не заглядывает. А уж кричи, не кричи — дохлый номер. Ни одна собака не услышит. И от трупа избавиться проще простого.
   — Вылезай, — сказал Кот. — Вон в доме поговорим. Кстати, что у тебя в мешке?
   — Акваланг и баллоны со сжатым воздухом, — ответил Дашка. — Это не мое, брата.
   — Брата? — переспросил Кот.
   — Вот именно, — Дашка решила, что сейчас самое время приврать. — Он у меня спортсмен-разрядник. Здоровый такой, два метра с гаком. Одним словом — атлет. Акваланг, штанга, карате — это его профиль. И на руку очень не сдержанный. Он как раз со дня на день должен с зоны выписаться.
   — Правда? — с издевкой переспросил Кот.
   — Кривда. Его Николаем Шубиным зовут. Спроси любого парня в городе, моего брата каждая собака знает, он в большом авторитете. Из-за меня, между прочим, зону топчет. Это у него уже пятая ходка. Одному типу, вроде тебя, Колька пустил кровь изо всех дырок, а морду превратил в кусок фарша. Ну, когда тот кекс назвал меня обидным словом. Лучший пластический хирург города, когда увидел пострадавшего, просто руки опустил, даже прослезился. И отказался от операции. Говорит: я не умею превращать отбивную в человеческое лицо.
   — Значит, братан у тебя крутой? — спросил Кот, вспоминая тщедушную фигуру Кольки Шубина. — Атлет?
   — Приятно, что ты это запомнил. Покруче десятерых как ты. Вместе взятых. Он руки и ноги людям ломает — мимоходом. Ну, а если уж ко мне кто пальцем прикоснется, считай — все. Трупешник. Поэтому перед тем, как вздумаешь соваться со своими граблями, съезди в похоронное бюро. Походи, посмотри и выбери гроб по своему вкусу. И по деньгам. И заодно уж закажи надпись на могильной плите. И жалобную музыку. А то похоронят в наструганном сосновом ящике.
   — Мне уже страшно, — усмехнулся Кот. — А теперь вылезай и топай к дому.
   — Ладно, — легко согласилась Дашка, кажется, ее рассказ не возымел никакого эффекта. Она запустила руку в карман ветровки и осторожно сняла с баллончика колпачок.

* * * *

   Дом Дашке не понравился. Сыро и пахнет запустением, будто люди появляются здесь наездами два-три раза в год и надолго не задерживаются. Железные кровати, пожелтевший от времени холодильник, самодельный стол у окна, а под ним далеко закатившийся ружейный патрон с пластиковой гильзой. Настоящее лежбище маньяка. Постояв посередине комнаты, Дашка уселась на табурет, она ждала удобного момента, выбирала позицию, чтобы мгновенно выхватить баллончик и пустить струю газа в морду незнакомца. Ключи он держит в брючном кармане, возможно, у Дашки появится возможность уехать отсюда на бумере.
   Кот вытащил бутылку газировки и два мутных стакана, присев к столу, сделал два жадных глотка.
   — Ну, теперь, может, объяснишь, на кой ляд ты притащил меня в этот вонючий сортир?
   — Очень хотел, — вот и притащил.
   Кот представлял встречу с Дашкой иначе. Слезы, расспросы и снова слезы. А нарвался на дикую кошку, которая готова вцепиться ему в физиономию, разодрать кожу и укусить за нос. Даже не знаешь, с какой стороны подступиться к этому дикому существу.
   — И что у тебя за планы? Я что, должна здесь спать? — Дашка огляделась по сторонам, остановив взгляд на железных койках. — С тобой спать? Вот же фантазер гребаный.
   — Ты чего, совсем расчувствовалась? До сих пор не поняла, что ты в полной жопе? Тебе носа нельзя отсюда высовывать. Или хочешь свою молодость ментам подарить?
   — Стоп, подожди, я что-то попустила, — голос Дашки сделался твердым. Она где-то слышала, что с маньяками и психопатами надо спорить, споры успокаивают этих ублюдков, а Дашка получит короткую передышку. — Кто давал тебе право разговаривать со мной в таком духе?
   — Я с твоим братом сидел в одной зоне, — сказал Кот. — Так вот, он велел передать, чтобы ты не лезла ни в какое дерьмо и не пыталась его выкупить. Потому что тебя примут не сегодня, так завтра. Свою жизнь погубишь и Кольке ничем не сможешь помочь.
   — Ты Колю сюда не приплетай.
   Дашка нахмурилась. Вот как этот гад все вывернул, стоило ей только назвать имя брата, рассказать, что он на зоне, как тут же выясняется, что этот хрен с Колькой в одном бараке сидел. Сейчас расскажет, что делил с ним одну пайку и защищал от произвола блатарей. Да, не у нее одной воображение богатое. Этот змей ей сто очков форы даст. И переврет в легкую.
   — Придурок, идиот, — крикнула Дашка. — Приехал тут молодых девочек портить.
   — Что ты вообще знаешь? — взвился Кот, он вскочил на ноги, расплескав возу из стакана. — Откуда я приехал и зачем…
   — То я знаю, что ты распонтовался здесь не по делу. Будто ты основной. Но все твои рассказы — туфта.
   Дашка тоже поднялась на ноги, запустила руку в карман, сжала в ладони баллончик с газом. Дальше мешкать нельзя, если действовать — то прямо сейчас. Дашка попятилась к стене.
   — Знаешь, кто ты такой? — заорала она. — Я сразу догадалась. Сто пудов — ты мент переодетый. Мент и… Сказать честно? Чертов извращенец, маньяк. Вот кто.