Страница:
Немного успокоившись, слегла, сделав вид, что заболела. А, может, и вправду заболела и вот уже второй день вставала с кровати только для того, чтобы свиней покормить. Если она рассчитывала, что в душе кума шевельнется жалость, и он изменит решение, то расчет тот был наивным и глупым до крайности. Прожила с человеком жизнь, но так и не поняла, что характер у мужа твердый, как сталь. Если уж Чугур что решил, то доведет задуманное до конца, и бабские слезы его не остановят.
Два собранных чемодана из искусственной кожи стояли у дверей, на стуле дорожная сумка, купленная в прошлом году в Москве. Протопав через всю комнату, кум приоткрыл дверь в спальню. Жена, накрывшись одеялом до шеи, лежала на боку и смотрела на него глазами побитой собаки. Кум откашлялся в кулак, неожиданно для себя испытав приступ легкого волнения.
— Прощай, Антонина, — сказал он. — Может, когда увидимся.
Он хотел найти какие-то добрые слова, как-никак без малого четверть века в браке прожили. Но слов не было, словно они растерялись на раскисший дороге. Он постоял на пороге, ожидая, что Антонина хоть что-то скажет в ответ, но жена молчала. Только когда Чугур повернулся, чтобы уйти, вдруг жена открыла свою варежку и бухнула:
— Может, свидимся, Сергей. На твоих похоронах. Приду глянуть, как тебя в землю закапывают. В сосновом ящике.
— Дура, сволочь, — ответил кум. — Что б тебе…
У дверей он повесил на плечо дорожную сумку с иностранной надписью, подхватил чемоданы и вышел под дождь, распахнув дверь ударом ноги. Не таким он представлял себе расставание с женой, хоть и бывшей, и домом, где прожил без малого десять лет.
Через полчаса он сгрузил вещи в доме Будариной, переоделся в спортивный костюм и вежливо отклонил предложение женщины лечь спать пораньше. Кум долго сидел за столом, уставившись в темное окно, разглядывал полоску темного леса и огоньки дальней деревни, похожие на поминальные свечи. Дом Ирины Степановны стоял на высоком месте, откуда далеко видны все окрестности.
— Боря, Боря, — сказала птица своим картавым металлическим голосом. — Хороший… Хороший…
— Что б тебя, — кум искал взглядом тряпку, чтобы набросить ее на клетку и заставить птицу замолчать. Но тряпка не попадалась на глаза.
— Умри, мусор, — сказал Боря. — Мусор мусорской…
— Что б ты сдох, — ответил Чугур.
Он подумал, что попугая с собой на Кипр они, разумеется, не потащат. Поэтому терпеть Борю недолго осталось. Он уже трижды звонил в Москву в агентство «Дискавери плюс» по телефону, указанному в журнале «Недвижимость за рубежом». Первый раз ему вежливо ответили, что на особняк уже нашелся покупатель. Во второй раз повторили те же слова, но уже другим тоном. На этот раз менеджер Вадим Петрович вставлял в разговор выражения «может быть» и «весьма вероятно».
Кум едва не ляпнул, что потенциальный покупатель Димон Пашпарин уже в могиле лежит, и недвижимость на Кипре ему без надобности, но попридержал язык. На третий раз кум заявил, что готов внести предоплату в размере пятидесяти процентов, и голос Вадима сделался человеческим. Он сказал, что если покупатель, сделавший предварительную заявку, не объявится в течение ближайших двух дней, Чугур может приехать в их контору и начать оформление бумаг. Вся эта бюрократическая процедура не займет больше недели. Что ж, послезавтра надо пилить в Москву.
— Позор мусорам, — крикнул Боря. — Статья сто пять… На Кипр. Море. Умри, мусор. Умри…
Из горницы кум слышал, как тренькнули пружины кровати. Значит, Ирина легла. А куму не спалось.
— После прогноза погоды на нашей волне концерт для полуночников, — бодрым голосом сказал диктор. — Мы постараемся выполнить все пожелания наших слушателей…
— Тьфу.
Кум выключил приемник.
Почему-то в последние дни под вечер на него накатывала тоска и тревога. Ночами чудились чьи-то шаги за окном, скрипы половиц в сенях. Впервые в жизни кум спал не на широкой кровати вместе с Ириной, разбирал диван в горнице и клал под подушку пистолет. Да и заснуть долго не мог, снотворного Сергей Петрович не признавал, водку пить на ночь не любил. Тут помогала книжка, наверное, самая скучная на свете, под названием «Рассказы о Ленине», случайно завалявшаяся в доме Ирины.
Чугур уже по третьему кругу мусолил байки о вожде мирового пролетариата и обычно засыпал за чтением рассказа «Ленин и печник». Если книга не помогала, он поднимался, накатывал стакан водки и снова ложился. Вот и сейчас, в наступившей тишине, ему снова чудились странные шорохи за окном, скрип досок и тихие шаги.
Чугур убеждал себя, что ничего плохого не случится, все идет, как надо, даже лучше. Константин Огородников не может явиться сюда, чтобы свести с ним счеты. И тому есть сто одна причина. Кот только что перешел с казенной баланды на человеческую еду, он вдохнул сладкого воздуха свободы, поэтому не станет пачкаться кровью. Ему страсть как не хочется возвращаться обратно за забор и в полосатой робе мочить рога на зоне особого режима.
Хотя сомнительно, что Кот доживет до суда. Скорее всего, его грохнут контролеры в следственном изоляторе из чувства солидарности, в отместку за смерть коллеги. Потому как убить заслуженного чекиста, это тебе не уличного сутенера грохнуть. За такие дела поблажек не бывает. Да и смелости у Кота не хватит, за годы заключения выдохлась эта смелость подчистую. Наконец, нет ни прямой, ни косвенной связи между наемным убийцей и кумом. В тогдашнем телефонном разговоре Паук вякнул, мол, Резак попал в ловушку, его заманили на какую-то стройку и там обесточили. Это с его слов.
Но есть ли вера этому Пауку, вонючему уголовному отбросу? Веры ему немного. Как на самом деле развивались события и почему грохнули Резака, никто не знает. И, возможно, никогда не узнает. Наверняка он сработал неаккуратно, а Кот был вооружен, готов к таким штучкам. Короче, Резак сам облажался. И сыграл в ящик.
Все это верно, все так и есть, но душу Чугура продолжали терзать беспокойство и недобрые предчувствия. В половине первого ночи он разобрал диван, передернул затвор пистолета и, включив предохранитель, сунул ствол под пуховую подушку. Он включил торшер на тонкой железной ножке, раскрыл книгу рассказов о Ленине и сладко зевнул, прочитав заголовок: «Ленин и печник».
Глава вторая
Два собранных чемодана из искусственной кожи стояли у дверей, на стуле дорожная сумка, купленная в прошлом году в Москве. Протопав через всю комнату, кум приоткрыл дверь в спальню. Жена, накрывшись одеялом до шеи, лежала на боку и смотрела на него глазами побитой собаки. Кум откашлялся в кулак, неожиданно для себя испытав приступ легкого волнения.
— Прощай, Антонина, — сказал он. — Может, когда увидимся.
Он хотел найти какие-то добрые слова, как-никак без малого четверть века в браке прожили. Но слов не было, словно они растерялись на раскисший дороге. Он постоял на пороге, ожидая, что Антонина хоть что-то скажет в ответ, но жена молчала. Только когда Чугур повернулся, чтобы уйти, вдруг жена открыла свою варежку и бухнула:
— Может, свидимся, Сергей. На твоих похоронах. Приду глянуть, как тебя в землю закапывают. В сосновом ящике.
— Дура, сволочь, — ответил кум. — Что б тебе…
У дверей он повесил на плечо дорожную сумку с иностранной надписью, подхватил чемоданы и вышел под дождь, распахнув дверь ударом ноги. Не таким он представлял себе расставание с женой, хоть и бывшей, и домом, где прожил без малого десять лет.
Через полчаса он сгрузил вещи в доме Будариной, переоделся в спортивный костюм и вежливо отклонил предложение женщины лечь спать пораньше. Кум долго сидел за столом, уставившись в темное окно, разглядывал полоску темного леса и огоньки дальней деревни, похожие на поминальные свечи. Дом Ирины Степановны стоял на высоком месте, откуда далеко видны все окрестности.
* * * *
Попугай Боря неотрывно смотрел на кума из своей клетки в углу. Глазенки темные и безжизненные, как бусинки, клюв хищно искривлен. Что за мерзкая птица. И зачем только Чугур притащил сюда этого мерзавца. Плевался бы шелухой и болтал всякий вздор в красном уголке на зоне. Кажется, попугай собирался что-то сказать. И точно, заговорил.— Боря, Боря, — сказала птица своим картавым металлическим голосом. — Хороший… Хороший…
— Что б тебя, — кум искал взглядом тряпку, чтобы набросить ее на клетку и заставить птицу замолчать. Но тряпка не попадалась на глаза.
— Умри, мусор, — сказал Боря. — Мусор мусорской…
— Что б ты сдох, — ответил Чугур.
Он подумал, что попугая с собой на Кипр они, разумеется, не потащат. Поэтому терпеть Борю недолго осталось. Он уже трижды звонил в Москву в агентство «Дискавери плюс» по телефону, указанному в журнале «Недвижимость за рубежом». Первый раз ему вежливо ответили, что на особняк уже нашелся покупатель. Во второй раз повторили те же слова, но уже другим тоном. На этот раз менеджер Вадим Петрович вставлял в разговор выражения «может быть» и «весьма вероятно».
Кум едва не ляпнул, что потенциальный покупатель Димон Пашпарин уже в могиле лежит, и недвижимость на Кипре ему без надобности, но попридержал язык. На третий раз кум заявил, что готов внести предоплату в размере пятидесяти процентов, и голос Вадима сделался человеческим. Он сказал, что если покупатель, сделавший предварительную заявку, не объявится в течение ближайших двух дней, Чугур может приехать в их контору и начать оформление бумаг. Вся эта бюрократическая процедура не займет больше недели. Что ж, послезавтра надо пилить в Москву.
— Позор мусорам, — крикнул Боря. — Статья сто пять… На Кипр. Море. Умри, мусор. Умри…
Из горницы кум слышал, как тренькнули пружины кровати. Значит, Ирина легла. А куму не спалось.
— После прогноза погоды на нашей волне концерт для полуночников, — бодрым голосом сказал диктор. — Мы постараемся выполнить все пожелания наших слушателей…
— Тьфу.
Кум выключил приемник.
Почему-то в последние дни под вечер на него накатывала тоска и тревога. Ночами чудились чьи-то шаги за окном, скрипы половиц в сенях. Впервые в жизни кум спал не на широкой кровати вместе с Ириной, разбирал диван в горнице и клал под подушку пистолет. Да и заснуть долго не мог, снотворного Сергей Петрович не признавал, водку пить на ночь не любил. Тут помогала книжка, наверное, самая скучная на свете, под названием «Рассказы о Ленине», случайно завалявшаяся в доме Ирины.
Чугур уже по третьему кругу мусолил байки о вожде мирового пролетариата и обычно засыпал за чтением рассказа «Ленин и печник». Если книга не помогала, он поднимался, накатывал стакан водки и снова ложился. Вот и сейчас, в наступившей тишине, ему снова чудились странные шорохи за окном, скрип досок и тихие шаги.
Чугур убеждал себя, что ничего плохого не случится, все идет, как надо, даже лучше. Константин Огородников не может явиться сюда, чтобы свести с ним счеты. И тому есть сто одна причина. Кот только что перешел с казенной баланды на человеческую еду, он вдохнул сладкого воздуха свободы, поэтому не станет пачкаться кровью. Ему страсть как не хочется возвращаться обратно за забор и в полосатой робе мочить рога на зоне особого режима.
Хотя сомнительно, что Кот доживет до суда. Скорее всего, его грохнут контролеры в следственном изоляторе из чувства солидарности, в отместку за смерть коллеги. Потому как убить заслуженного чекиста, это тебе не уличного сутенера грохнуть. За такие дела поблажек не бывает. Да и смелости у Кота не хватит, за годы заключения выдохлась эта смелость подчистую. Наконец, нет ни прямой, ни косвенной связи между наемным убийцей и кумом. В тогдашнем телефонном разговоре Паук вякнул, мол, Резак попал в ловушку, его заманили на какую-то стройку и там обесточили. Это с его слов.
Но есть ли вера этому Пауку, вонючему уголовному отбросу? Веры ему немного. Как на самом деле развивались события и почему грохнули Резака, никто не знает. И, возможно, никогда не узнает. Наверняка он сработал неаккуратно, а Кот был вооружен, готов к таким штучкам. Короче, Резак сам облажался. И сыграл в ящик.
Все это верно, все так и есть, но душу Чугура продолжали терзать беспокойство и недобрые предчувствия. В половине первого ночи он разобрал диван, передернул затвор пистолета и, включив предохранитель, сунул ствол под пуховую подушку. Он включил торшер на тонкой железной ножке, раскрыл книгу рассказов о Ленине и сладко зевнул, прочитав заголовок: «Ленин и печник».
Глава вторая
К полудню Кот добрался до цели своей поездки: избушки, стоявшей на отшибе от поселка Лебединский. Четыре года назад тут был пост охотничьего хозяйства, где до сих пор работает егерем Владимир Николаевич, отец Лехи Киллы. Сюда всей компанией они заваливались, когда хотелось пострелять по бутылкам или просто отдохнуть на природе.
Хлопнув дверцей, вылез из джипа, остановился и задумался. Моросил мелкий дождь, пахнуло свежестью. Кажется, что время обошло стороной это место. Все тут по-прежнему. Потемневшая избушка, скатанная из круглых бревен, с высоким крыльцом и тесовой крышей, два окна выходят на грунтовую дорогу, по которой никто не ездит, одно окно на опушку леса. Все тот же сруб колодца, большой сарай для дров и сена. Загородка из подгнивших столбиков и жердей даже не покосилась. Только трава стоит некошеная, даже тропинки к дому не видно, еще выросли две молодые березки. И коров, Машку и Егозу, здесь уже не держат. Видно, теперь егеря приезжают не часто, то ли бензин дорог, то ли охотников поубавилось.
Кот дошагал до крыльца, сунул руку под нижнюю ступеньку, перевернул донышко пластиковой бутылки. Удивительно: и ключ на месте.
В единственной комнате помещались три железные койки, накрытые шерстяными одеялами. Стол и еще кое-какая самодельная мебель, в светлом углу, ближе к окну, рукомойник и зеркальце. На гвоздике у двери висит ключ от сенного сарая.
Перекусив консервами, что прихватил из Москвы, и, выпив минералки, Кот разложил на столе большую карту и надолго склонился над ней. Егерский дом примерно в ста восьмидесяти километрах от зоны. А до города, где живет сестра Кольки Шубина, которой предстояло вручить его письмо и старую фотографию, судя по карте, всего-то верст восемьдесят. Крюк небольшой, особенно когда рядом добрая тачка. Можно сгонять туда, разыскать Дашку, она, как говорил Колька, подрабатывает официанткой в дядькиной закусочной.
Кот в задумчивости потер ладонью колючий подбородок. Он не брал в руки бритву третий день, потому что плохая примета снимать щетину перед делюгой.
Он подумал, что с этой Дашкой всегда успеется. Найдет он ее, все расскажет, все объяснит, если, конечно, она захочет его выслушать. Но что он скажет в ответ, если девчонка спросит: «Почему этот Чугур до сих пор жив?» Сказать нечего, в вот от Чугура жди любых фокусов. Наверняка тот убийца, что шел по следу Кота и отбросил хвост на стройке, работал не один.
Весть о том, что Кот жив и неплохо себя чувствует, давно дошла до кума. Как он поведет себя? Что предпримет? Будет просто сидеть и ждать неизвестно чего? Сомнительно.
Хотя почему сомнительно? — подумал Кот. Наверняка Чугур и в голову не берет, что можно вот так запросто приехать в поселок, который он считает своей вотчиной, чем-то вроде приложения к зоне строгого режима, в поселок, где каждая собака его знает и боится. Вот так вот заявиться и хоть пальцем его тронуть, хоть слово сказать. И от Кота, человека бесправного, гуляющего на воле с портянкой в кармане, да и та выписана на имя покойника, он такой безрассудной смелости, граничащей с отвагой, просто не ждет.
Людей он меряет по себе. На этой иерархической лестнице заместитель начальника колонии по режиму стоит на десять, нет, на все сто ступеней выше Кота. Кум из касты неприкасаемых. Расчет по сути верный, но одна ошибка все же вкралась. Чугур держит Огородникова за быдло, а на самом деле все наоборот.
Еще через полтора часа он пешком дошагал до трассы, остановил попутный грузовик и попросил водилу подбросить его до станции. Со стороны Кот напоминал туриста, путешествующего налегке, автостопом. В кассе по паспорту Виталия Елистратова он купил билет в общий вагон, узнал, что поезд останавливается здесь только на две минуты и произойдет это радостное событие только через два с половиной часа. Тем лучше, — решил Кот, — остается время на мелкие дела, можно перекусить по-человечески и немного проветриться. Кот пообедал в привокзальном ресторане, потерся на рынке в ряду, где продавали поношенные вещи. Небо немного очистилось от туч, и дождик прекратился, но покупателей было мало.
Кот померил бежевый пиджак с засаленными лацканами и подкладкой из искусственного шелка. Видимо, его бывший обладатель был человеком могучего сложения. В плечах свободно, на спине лишние сладки, а вот рукава немного коротковаты. Но выбирать тут не из чего. Кот купил пиджак, а заодно солдатскую фуфайку защитного цвета, серую кепку шестиклинку, резиновые сапоги, нитки с иголкой и небольшую корзину, сплетенную из березовых прутьев.
Он зашел в пустой привокзальный туалет, снял промокшие кеды, натянул на себя обновы. Обрезал ножиком высокие голенища сапог. И долго разглядывал в зеркале свою небритую физиономию, надвинутый на лоб козырек кепчонки, чужой пиджак и фуфайку под ним. В общем и целом остался доволен. По виду явно не столичный житель, но и не крестьянин. Скорее — серединка на половинку, мужик из рабочего поселка или городского пригорода, не отягощенный интеллектом и образованием. Семь классов, а дальше все коридоры и коридоры, семья, да работа где-нибудь в механических мастерских по слесарной части.
Кот разорвал подкладку пиджака по шву, при помощи иголки и нитки сделал что-то вроде потайного кармана за пазухой. Засунул туда Колькино письмо, фотографию и справку об освобождении. Если дело дойдет до серьезного шмона, эти вещи найдут. Но тут есть, что ответить: пиджак куплен на барахолке, а что там в его карманах — сам черт не знает.
Перед посадкой на поезд к Коту подошли три милиционера и попросили документы. Лейтенант, командир патруля, долго разглядывал карточку в паспорте, переводил взгляд на владельца документа, недобро щурился, будто ему что-то не нравилось, и снова смотрел в паспорт. Наконец вернул документ.
— В наших краях чем занимаетесь?
— Еду к одной… Короче, к подруге, — сказал Кот. — А заодно по грибы схожу. И порыбачу.
Лейтенант, удовлетворенный ответом, кивнул и проследовал вдоль перрона. Наряд проводил обычные профилактические мероприятия, выборочно проверял документы у пассажиров.
Кот прибыл в город темным ненастным вечером. Отсюда до колонии километров пятьдесят. Попутной машиной воспользоваться нельзя. От вокзала к поселку ходит автобус, следующий рейс через сорок минут. Но этот вариант тоже отпадает. Пассажиры запомнят человека в кепке с корзиной в руке. Если что случится с Чугуром, словесный портрет Кота будет у ментов уже на следующий день. Запросят все станции, на которых в поезд садились мужчины с такой внешностью, одетый в бежевый пиджак и серую кепку.
Через того лейтенанта, что проверял документы на пассажирской станции, узнают фамилию и место прописки. Ту же информацию подтвердит кассир, оформлявший билет. Свяжутся с настоящим Виталием Елистратовым, выяснят, что он потерял документы в Москве. Поговорят с администратором торгового зала, той самой женщиной, похожей на стюардессу. На автомобильной стоянке у комплекса наверняка полно видеокамер, есть видеозаписи.
Номер джипа БМВ менты срисуют в службе безопасности торгового комплекса. Выяснят, на кого оформлена тачка. И с удивлением обнаружит, что хозяин БМВ Димон Пашпарин на днях был застрелен при невыясненных обстоятельствах. Тогда за дело возьмутся всерьез. У Кота слишком мало денег, чтобы долго прятаться от милиции, переезжать с места на место, менять документы или спрыгнуть за границу.
Костян послонялся в районе привокзальной площади, нашел книжный магазин, где торговали канцелярскими принадлежностями и всякой всячиной, которая бы пригодилась домашнему мастеру. Он купил длинную металлическую линейку, маленькие пассатижи, отвертку, нитяные перчатки и рулончик изоленты. Выйдя из магазина, Кот обследовал два-три темных переулка, но там не нашел, чего искал.
Он вышел на широкую освещенную улицу к зданию областного драматического театра. Спектакль подходил к середине, в фойе болталась одинокая билетерша и за стойкой скучала буфетчица. Внимательно посмотрев афишу, Кот свернул за угол. Погода явно не для прогулок, моросил дождь, северный ветер налетал порывами, срывая с головы кепчонку. На заднем дворе театра стояло десятка полтора автомобилей и хватало света, чтобы их хорошенько рассмотреть.
Иномарки не подходили в принципе. Для маленького городка любой импортный тарантас — штука приметная. Кот остановил свой выбор на зеленоватой «девятке». Машина не новая, отличительных признаков не имеет, цвет подходящий. А хозяин до конца спектакля, еще час с четвертью, будет париться в театре. С замком и простенькой сигнализацией Кот сладил за десять минут. Он вывел машину с заднего двора на главную городскую улицу и покатил своей дорогой. Теперь он никуда не торопился, потому что все сегодняшние дела уже сделаны.
Через час Кот съехал с дороги в лес, загнал машину в заросли молодого осинника. Он врубил свет в салоне, перекусил теми харчами, что взял с собой. Завтра он замаскирует «девятку» ветками и уйдет отсюда, а пока хорошо бы вздремнуть.
Он опустил боковое стекло, чтобы почувствовать запах прелой травы и влажного леса. Но пахло не лесом, пахло кровью и зоной.
Елена Павловна, одетая в темное строгое платье, оказалась не распложена к разговору, отвечала сухо и односложно, врала и не краснела. Она посадила гостя за длинный обеденный стол красного дерева, села напротив него и стала выразительно поглядывать на золотые часики. Потратив полчаса, Азаров понял, что не установил человеческого контакта с вдовой Димона. Но продолжил упрямо гнуть свою линию, задавать одни и те же вопросы, формулируя их по-разному.
— Я надеялся, что мы поговорим откровенно, без протокола, — сказал он. — Но создается впечатление, что вы не очень-то заинтересованы в раскрытии убийства мужа. Не хотите помочь следствию.
— Наоборот, хочу помочь, но только не знаю чем.
Всякий раз, открывая рот, чтобы ответить на вопросы Азарова, Лена на несколько секунд задумывалась. И спрашивала себя: а что бы сейчас сказал Димон, будь он жив. И не могла придумать ничего путного. Ясно одно: ничего хорошего этот мент от него не добился бы. Ни слова правды.
— Вы утверждаете, что накануне гибели вашего мужа к нему приехал какой-то человек, так?
— К нему приехал друг, — уточнила вдова.
— В той среде, где вращался ваш покойный муж, слова «дружба» или «друг» не существуют, — покачал головой Стас Азаров. — Их заменят понятия «деловой партнер» или что-то в этом роде. Но будь по-вашему: к Диме приехал друг. И?
— Я уже все это три раза рассказывала. Они где-то провели вечер. Кажется, в ресторан ходили или еще куда. А потом вернулись. Было поздно, я уже дремала, и не вышла. Они посидели за этим самым столом, где сейчас сидим мы. И пошли спать. Диминого приятеля я не видела ни вечером, ни утром. Они рано поднялись и уехали. Вот и все, что я знаю. Можно вопрос? Что происходит в фирме, которую возглавлял мой муж? Телефоны молчат…
— Обычная рутина, — не дал договорить Азаров. — Мы изъяли документы, печати и штампы, системные блоки компьютеров для проверки финансово-хозяйственной деятельности фирмы. Поэтому в офисе никого нет. Кстати, бумаги оказались в таком плачевном, запущенном состоянии, что проверять нечего. И никто из сотрудников фирмы помочь нам не желает. Все куда-то уехали, разбежались. Концов не найдешь. Даже вы не хотите пояснить следствию, каким видом бизнеса занимался ваш муж. Точнее, его фирма «Орбита — Сервис».
— Я точно не знаю, — после паузы ответила Лена. — Что-то связанное с оптовой продажей или производством горюче-смазочных материалов. Я никогда не вникала в дела Димы, потому что он этого не позволял.
— Разумеется, не позволял, — усмехнулся Азаров. — Но мы разберемся, что к чему. И без вашей помощи. Только времени потребуется больше.
— А разве финансовая деятельность фирмы имеет отношение к случившемуся?
— Самое непосредственное, — кивнул Стас. — Бизнесменов убивают не за политические убеждения. А за деньги и только за деньги. По моим данным, ваш муж ворочал большими деньгами. Ну, вроде как сам себе жизнь укорачивал. Как зовут этого друга, вы тоже не вспомнили?
— Кажется, Николай.
— Очень хорошо, прошлый раз друга звали Виктором. С места происшествия пропал джип «БМВ», оформленный на вашего супруга. Есть основания полагать, что на машине уехал этот самый безымянный друг. Машину ищут и найдут. Рано или поздно. Но вы можете облегчить поиски. Подумайте и вспомните имя этого человека, фамилию или кличку. На худой конец, дайте описание его внешности. Учтите, что именно он, по нашей версии, и совершил это преступление. Своим молчанием вы вольно или невольно помогаете убийце.
— Не знаю, честное слово. Я не видела его.
— Подумайте. Я же вас не тороплю.
— Я уже сказала, что не знаю, ни имени, ни клички.
— А вы еще подумайте.
— Представления не имею, о чем тут думать.
— Ладно, — сдался Азаров. — Может быть, память вернется к вам завтра. Скажем, часикам к десяти.
Он оставил на столе повестку о вызове на допрос свидетеля и предупредил, что оформит принудительный привод Пашпариной, если она надумает бегать от следствия.
А за стеной, в пустом следственном кабинете, второй час скучал заместитель генерального директора фирмы «Орбита — Сервис» Алексей Косенко. Этого типа можно было доставить на Петровку и допросить там. Но Стас Азаров дал распоряжение группе силового прикрытия и двум операм доставить бизнесмена сюда, впереди серьезный допрос, который может продлиться часов десять, а то и больше. Такие дела удобнее проворачивать не в здании ГУВД, а где-то на стороне.
— Ну, что с Пашпариной? — спросил Мирзоев. — Глухо?
— Из-за этой прошмандовки я, блин, полдня потерял, — ответил Азаров. — Лучше бы выспался. И вообще это дело не убойного отдела МУРа, это скорее для УБЭПа. А чего у вас?
Мирзоев доложил, что Азарова задержали в аэропорту Домодедово, где он дожидался рейса на Стамбул. Горячая путевка куплена позавчера в одной из московских туристических фирм. Оплачен обратный билет и десятидневное проживание в одном из дорогих отелей.
— Хорошо, ждите здесь, — сказал Азаров. — Я поговорю с ним полчаса, от силы минут сорок.
Азаров вошел в следственный кабинет, присел за стол и пару минут молча пялился на Алексея Косенко. Моложавый черноволосый мужчина лет тридцати пяти, упакован по высшему разряду: дорогой итальянский костюм цвета индиго, швейцарские часы в корпусе из белого золота, заколка с алмазом на галстуке. И еще шикарный причесон и маникюр. Стас подумал, что внешний лоск скоро облетит с Косенко, как пыльца с бабочки. Азаров назвал свое имя и должность, достал из портфеля бланк протокола допроса свидетеля и задал анкетные вопросы. Фамилия, имя и отчество, дата и место рождения.
Косенко прищурился и, не ответив ни на один из вопросов, выпулил те слова, которых ждал следователь. Ему испортили отпуск, он будет жаловаться в московскую прокуратуру, а если потребуется, пойдет и выше, у Косенко обширные связи, он не скажет слова, пока в кабинете не появится адвокат. В этой стране пока еще существуют законы, Конституция и права гражданина. И так далее.
— Мы занимаемся убийством вашего компаньона и ближайшего друга, — доброжелательно и спокойно ответил Стас. — А под вашу фирму не копаем. Задержаны вы лишь для того, чтобы внести в дело ясность. Никакого обвинения вам предъявлять не станут. В обозримом будущем. Я хочу знать о последних днях жизни Пашпарина. Точнее, хочу знать, что за человек приезжал к нему в гости?
— Откуда мне знать? Димон о своих знакомых не докладывался.
— Секретарь Пашпарина видела этого человека, он приходил к вам в офис. Мужчина лет тридцати пяти, темный шатен, рост чуть выше среднего, особых примет не имеется. Плохо одет, стоптанные ботинки. Назвался фамилией Шубин. Вы наверняка видели его хоть краем глаза.
— Не видел.
— Хорошо, — сказал Стас и задал вопрос по-другому. — В списках ведомственной охраны значится некий Николай Шубин. Теперь я хочу знать, что это за человек?
— Откуда я-то знаю? — не спрашивая разрешения, Косенко прикурил сигарету. — Он ведь не ко мне приехал.
— По словам секретаря, Дима готовился к этому визиту, — невозмутимо ответил Азаров. — Волновался с утра. Потом отъехал по делам, а когда вернулся, Шубин уже сидел в его кабинете.
— Возможно, — кивнул Косенко. — Но при чем тут я?
— Вы же компаньоны, видитесь десять раз на дню. Неужели Дима не назвал вам имя человека? Ни слова не сказал о нем?
— Ничего он не говорил.
— Бросьте, Алексей Иванович, — Азаров тепло улыбнулся. — Ведь к встрече с Николаем Шубиным Пашпарин долго готовился, волновался. А на следующий день умер насильственной смертью. Странно это. Как вы думаете?
— Что странно? Что люди смертны?
Еще четверть часа Азаров повторял те же самые вопросы и слышал те же ответы. Когда понял, что толку не будет, убрал незаполненный бланк протокола в портфель, посмотрел на часы и сказал:
— Вы еще относительно молодой человек, Косенко, а память у вас, как у старика. Ладно, посидите тут еще немного. Подумайте. А мне надо выехать на срочный вызов. Вернусь часа через полтора. И мы продолжим наши изыскания.
Через пять минут дверь кабинета открылась и снова захлопнулась. Вошли Мирзоев и Лебедев. Старлей стал болтаться по кабинету, переходя из угла в угол и обратно. Косенко узнал оперов, которых сегодня утром уже видел в аэропорту. Он подумал, что настоящий допрос еще не начинался, все еще впереди.
Хлопнув дверцей, вылез из джипа, остановился и задумался. Моросил мелкий дождь, пахнуло свежестью. Кажется, что время обошло стороной это место. Все тут по-прежнему. Потемневшая избушка, скатанная из круглых бревен, с высоким крыльцом и тесовой крышей, два окна выходят на грунтовую дорогу, по которой никто не ездит, одно окно на опушку леса. Все тот же сруб колодца, большой сарай для дров и сена. Загородка из подгнивших столбиков и жердей даже не покосилась. Только трава стоит некошеная, даже тропинки к дому не видно, еще выросли две молодые березки. И коров, Машку и Егозу, здесь уже не держат. Видно, теперь егеря приезжают не часто, то ли бензин дорог, то ли охотников поубавилось.
Кот дошагал до крыльца, сунул руку под нижнюю ступеньку, перевернул донышко пластиковой бутылки. Удивительно: и ключ на месте.
В единственной комнате помещались три железные койки, накрытые шерстяными одеялами. Стол и еще кое-какая самодельная мебель, в светлом углу, ближе к окну, рукомойник и зеркальце. На гвоздике у двери висит ключ от сенного сарая.
Перекусив консервами, что прихватил из Москвы, и, выпив минералки, Кот разложил на столе большую карту и надолго склонился над ней. Егерский дом примерно в ста восьмидесяти километрах от зоны. А до города, где живет сестра Кольки Шубина, которой предстояло вручить его письмо и старую фотографию, судя по карте, всего-то верст восемьдесят. Крюк небольшой, особенно когда рядом добрая тачка. Можно сгонять туда, разыскать Дашку, она, как говорил Колька, подрабатывает официанткой в дядькиной закусочной.
Кот в задумчивости потер ладонью колючий подбородок. Он не брал в руки бритву третий день, потому что плохая примета снимать щетину перед делюгой.
Он подумал, что с этой Дашкой всегда успеется. Найдет он ее, все расскажет, все объяснит, если, конечно, она захочет его выслушать. Но что он скажет в ответ, если девчонка спросит: «Почему этот Чугур до сих пор жив?» Сказать нечего, в вот от Чугура жди любых фокусов. Наверняка тот убийца, что шел по следу Кота и отбросил хвост на стройке, работал не один.
Весть о том, что Кот жив и неплохо себя чувствует, давно дошла до кума. Как он поведет себя? Что предпримет? Будет просто сидеть и ждать неизвестно чего? Сомнительно.
Хотя почему сомнительно? — подумал Кот. Наверняка Чугур и в голову не берет, что можно вот так запросто приехать в поселок, который он считает своей вотчиной, чем-то вроде приложения к зоне строгого режима, в поселок, где каждая собака его знает и боится. Вот так вот заявиться и хоть пальцем его тронуть, хоть слово сказать. И от Кота, человека бесправного, гуляющего на воле с портянкой в кармане, да и та выписана на имя покойника, он такой безрассудной смелости, граничащей с отвагой, просто не ждет.
Людей он меряет по себе. На этой иерархической лестнице заместитель начальника колонии по режиму стоит на десять, нет, на все сто ступеней выше Кота. Кум из касты неприкасаемых. Расчет по сути верный, но одна ошибка все же вкралась. Чугур держит Огородникова за быдло, а на самом деле все наоборот.
* * * *
Ближе к обеду Костян распахнул ворота сенного сарая, загнал в него машину. В дальнем углу куча прелого сена, чтобы замаскировать машину этого не хватит. Кот утешил себя мыслью, что людей тут неделями не бывает, и ничего с джипом не случится. Вернувшись в дом, он скинул с себя костюм, сорочку и ботинки. Разложил вещи на койке, чтобы не помялись. Вытащил из рюкзака джинсы, купленные в Москве, клетчатую рубаху и кеды. Засунул в рюкзак кое-какие шмотки, пистолет с глушителем, снаряженную обойму, складной нож, набор отмычек, пластиковую бутылку воды, куски хлеба в целлофановом пакете, пяток вареных яиц, фонарик и две банки рыбных консервов.Еще через полтора часа он пешком дошагал до трассы, остановил попутный грузовик и попросил водилу подбросить его до станции. Со стороны Кот напоминал туриста, путешествующего налегке, автостопом. В кассе по паспорту Виталия Елистратова он купил билет в общий вагон, узнал, что поезд останавливается здесь только на две минуты и произойдет это радостное событие только через два с половиной часа. Тем лучше, — решил Кот, — остается время на мелкие дела, можно перекусить по-человечески и немного проветриться. Кот пообедал в привокзальном ресторане, потерся на рынке в ряду, где продавали поношенные вещи. Небо немного очистилось от туч, и дождик прекратился, но покупателей было мало.
Кот померил бежевый пиджак с засаленными лацканами и подкладкой из искусственного шелка. Видимо, его бывший обладатель был человеком могучего сложения. В плечах свободно, на спине лишние сладки, а вот рукава немного коротковаты. Но выбирать тут не из чего. Кот купил пиджак, а заодно солдатскую фуфайку защитного цвета, серую кепку шестиклинку, резиновые сапоги, нитки с иголкой и небольшую корзину, сплетенную из березовых прутьев.
Он зашел в пустой привокзальный туалет, снял промокшие кеды, натянул на себя обновы. Обрезал ножиком высокие голенища сапог. И долго разглядывал в зеркале свою небритую физиономию, надвинутый на лоб козырек кепчонки, чужой пиджак и фуфайку под ним. В общем и целом остался доволен. По виду явно не столичный житель, но и не крестьянин. Скорее — серединка на половинку, мужик из рабочего поселка или городского пригорода, не отягощенный интеллектом и образованием. Семь классов, а дальше все коридоры и коридоры, семья, да работа где-нибудь в механических мастерских по слесарной части.
Кот разорвал подкладку пиджака по шву, при помощи иголки и нитки сделал что-то вроде потайного кармана за пазухой. Засунул туда Колькино письмо, фотографию и справку об освобождении. Если дело дойдет до серьезного шмона, эти вещи найдут. Но тут есть, что ответить: пиджак куплен на барахолке, а что там в его карманах — сам черт не знает.
Перед посадкой на поезд к Коту подошли три милиционера и попросили документы. Лейтенант, командир патруля, долго разглядывал карточку в паспорте, переводил взгляд на владельца документа, недобро щурился, будто ему что-то не нравилось, и снова смотрел в паспорт. Наконец вернул документ.
— В наших краях чем занимаетесь?
— Еду к одной… Короче, к подруге, — сказал Кот. — А заодно по грибы схожу. И порыбачу.
Лейтенант, удовлетворенный ответом, кивнул и проследовал вдоль перрона. Наряд проводил обычные профилактические мероприятия, выборочно проверял документы у пассажиров.
Кот прибыл в город темным ненастным вечером. Отсюда до колонии километров пятьдесят. Попутной машиной воспользоваться нельзя. От вокзала к поселку ходит автобус, следующий рейс через сорок минут. Но этот вариант тоже отпадает. Пассажиры запомнят человека в кепке с корзиной в руке. Если что случится с Чугуром, словесный портрет Кота будет у ментов уже на следующий день. Запросят все станции, на которых в поезд садились мужчины с такой внешностью, одетый в бежевый пиджак и серую кепку.
Через того лейтенанта, что проверял документы на пассажирской станции, узнают фамилию и место прописки. Ту же информацию подтвердит кассир, оформлявший билет. Свяжутся с настоящим Виталием Елистратовым, выяснят, что он потерял документы в Москве. Поговорят с администратором торгового зала, той самой женщиной, похожей на стюардессу. На автомобильной стоянке у комплекса наверняка полно видеокамер, есть видеозаписи.
Номер джипа БМВ менты срисуют в службе безопасности торгового комплекса. Выяснят, на кого оформлена тачка. И с удивлением обнаружит, что хозяин БМВ Димон Пашпарин на днях был застрелен при невыясненных обстоятельствах. Тогда за дело возьмутся всерьез. У Кота слишком мало денег, чтобы долго прятаться от милиции, переезжать с места на место, менять документы или спрыгнуть за границу.
Костян послонялся в районе привокзальной площади, нашел книжный магазин, где торговали канцелярскими принадлежностями и всякой всячиной, которая бы пригодилась домашнему мастеру. Он купил длинную металлическую линейку, маленькие пассатижи, отвертку, нитяные перчатки и рулончик изоленты. Выйдя из магазина, Кот обследовал два-три темных переулка, но там не нашел, чего искал.
Он вышел на широкую освещенную улицу к зданию областного драматического театра. Спектакль подходил к середине, в фойе болталась одинокая билетерша и за стойкой скучала буфетчица. Внимательно посмотрев афишу, Кот свернул за угол. Погода явно не для прогулок, моросил дождь, северный ветер налетал порывами, срывая с головы кепчонку. На заднем дворе театра стояло десятка полтора автомобилей и хватало света, чтобы их хорошенько рассмотреть.
Иномарки не подходили в принципе. Для маленького городка любой импортный тарантас — штука приметная. Кот остановил свой выбор на зеленоватой «девятке». Машина не новая, отличительных признаков не имеет, цвет подходящий. А хозяин до конца спектакля, еще час с четвертью, будет париться в театре. С замком и простенькой сигнализацией Кот сладил за десять минут. Он вывел машину с заднего двора на главную городскую улицу и покатил своей дорогой. Теперь он никуда не торопился, потому что все сегодняшние дела уже сделаны.
Через час Кот съехал с дороги в лес, загнал машину в заросли молодого осинника. Он врубил свет в салоне, перекусил теми харчами, что взял с собой. Завтра он замаскирует «девятку» ветками и уйдет отсюда, а пока хорошо бы вздремнуть.
Он опустил боковое стекло, чтобы почувствовать запах прелой травы и влажного леса. Но пахло не лесом, пахло кровью и зоной.
* * * *
Следователь уголовного розыска майор милиции Стас Азаров не вызывал повесткой на Петровку вдову Дмитрия Пашпарина, чтобы лишний раз морально не травмировать бедную женщину, он сам напросился в гости, но быстро пожалел о своем великодушии. В прекрасной квартире Димона он почувствовал себя бедным родственником, которого пригласили на чай из чувства жалости или сострадания, и теперь хозяева тяготятся его присутствием.Елена Павловна, одетая в темное строгое платье, оказалась не распложена к разговору, отвечала сухо и односложно, врала и не краснела. Она посадила гостя за длинный обеденный стол красного дерева, села напротив него и стала выразительно поглядывать на золотые часики. Потратив полчаса, Азаров понял, что не установил человеческого контакта с вдовой Димона. Но продолжил упрямо гнуть свою линию, задавать одни и те же вопросы, формулируя их по-разному.
— Я надеялся, что мы поговорим откровенно, без протокола, — сказал он. — Но создается впечатление, что вы не очень-то заинтересованы в раскрытии убийства мужа. Не хотите помочь следствию.
— Наоборот, хочу помочь, но только не знаю чем.
Всякий раз, открывая рот, чтобы ответить на вопросы Азарова, Лена на несколько секунд задумывалась. И спрашивала себя: а что бы сейчас сказал Димон, будь он жив. И не могла придумать ничего путного. Ясно одно: ничего хорошего этот мент от него не добился бы. Ни слова правды.
— Вы утверждаете, что накануне гибели вашего мужа к нему приехал какой-то человек, так?
— К нему приехал друг, — уточнила вдова.
— В той среде, где вращался ваш покойный муж, слова «дружба» или «друг» не существуют, — покачал головой Стас Азаров. — Их заменят понятия «деловой партнер» или что-то в этом роде. Но будь по-вашему: к Диме приехал друг. И?
— Я уже все это три раза рассказывала. Они где-то провели вечер. Кажется, в ресторан ходили или еще куда. А потом вернулись. Было поздно, я уже дремала, и не вышла. Они посидели за этим самым столом, где сейчас сидим мы. И пошли спать. Диминого приятеля я не видела ни вечером, ни утром. Они рано поднялись и уехали. Вот и все, что я знаю. Можно вопрос? Что происходит в фирме, которую возглавлял мой муж? Телефоны молчат…
— Обычная рутина, — не дал договорить Азаров. — Мы изъяли документы, печати и штампы, системные блоки компьютеров для проверки финансово-хозяйственной деятельности фирмы. Поэтому в офисе никого нет. Кстати, бумаги оказались в таком плачевном, запущенном состоянии, что проверять нечего. И никто из сотрудников фирмы помочь нам не желает. Все куда-то уехали, разбежались. Концов не найдешь. Даже вы не хотите пояснить следствию, каким видом бизнеса занимался ваш муж. Точнее, его фирма «Орбита — Сервис».
— Я точно не знаю, — после паузы ответила Лена. — Что-то связанное с оптовой продажей или производством горюче-смазочных материалов. Я никогда не вникала в дела Димы, потому что он этого не позволял.
— Разумеется, не позволял, — усмехнулся Азаров. — Но мы разберемся, что к чему. И без вашей помощи. Только времени потребуется больше.
— А разве финансовая деятельность фирмы имеет отношение к случившемуся?
— Самое непосредственное, — кивнул Стас. — Бизнесменов убивают не за политические убеждения. А за деньги и только за деньги. По моим данным, ваш муж ворочал большими деньгами. Ну, вроде как сам себе жизнь укорачивал. Как зовут этого друга, вы тоже не вспомнили?
— Кажется, Николай.
— Очень хорошо, прошлый раз друга звали Виктором. С места происшествия пропал джип «БМВ», оформленный на вашего супруга. Есть основания полагать, что на машине уехал этот самый безымянный друг. Машину ищут и найдут. Рано или поздно. Но вы можете облегчить поиски. Подумайте и вспомните имя этого человека, фамилию или кличку. На худой конец, дайте описание его внешности. Учтите, что именно он, по нашей версии, и совершил это преступление. Своим молчанием вы вольно или невольно помогаете убийце.
— Не знаю, честное слово. Я не видела его.
— Подумайте. Я же вас не тороплю.
— Я уже сказала, что не знаю, ни имени, ни клички.
— А вы еще подумайте.
— Представления не имею, о чем тут думать.
— Ладно, — сдался Азаров. — Может быть, память вернется к вам завтра. Скажем, часикам к десяти.
Он оставил на столе повестку о вызове на допрос свидетеля и предупредил, что оформит принудительный привод Пашпариной, если она надумает бегать от следствия.
* * * *
Через час он оказался в здании межрайонного управления внутренних дел, предъявив дежурному удостоверение, быстро спустился в подвал. В небольшой, обставленной конторской мебелью комнате, его ждали капитан Мирзоев и старлей Лебедев, два муровских оперативника, одетые в штатское.А за стеной, в пустом следственном кабинете, второй час скучал заместитель генерального директора фирмы «Орбита — Сервис» Алексей Косенко. Этого типа можно было доставить на Петровку и допросить там. Но Стас Азаров дал распоряжение группе силового прикрытия и двум операм доставить бизнесмена сюда, впереди серьезный допрос, который может продлиться часов десять, а то и больше. Такие дела удобнее проворачивать не в здании ГУВД, а где-то на стороне.
— Ну, что с Пашпариной? — спросил Мирзоев. — Глухо?
— Из-за этой прошмандовки я, блин, полдня потерял, — ответил Азаров. — Лучше бы выспался. И вообще это дело не убойного отдела МУРа, это скорее для УБЭПа. А чего у вас?
Мирзоев доложил, что Азарова задержали в аэропорту Домодедово, где он дожидался рейса на Стамбул. Горячая путевка куплена позавчера в одной из московских туристических фирм. Оплачен обратный билет и десятидневное проживание в одном из дорогих отелей.
— Хорошо, ждите здесь, — сказал Азаров. — Я поговорю с ним полчаса, от силы минут сорок.
Азаров вошел в следственный кабинет, присел за стол и пару минут молча пялился на Алексея Косенко. Моложавый черноволосый мужчина лет тридцати пяти, упакован по высшему разряду: дорогой итальянский костюм цвета индиго, швейцарские часы в корпусе из белого золота, заколка с алмазом на галстуке. И еще шикарный причесон и маникюр. Стас подумал, что внешний лоск скоро облетит с Косенко, как пыльца с бабочки. Азаров назвал свое имя и должность, достал из портфеля бланк протокола допроса свидетеля и задал анкетные вопросы. Фамилия, имя и отчество, дата и место рождения.
Косенко прищурился и, не ответив ни на один из вопросов, выпулил те слова, которых ждал следователь. Ему испортили отпуск, он будет жаловаться в московскую прокуратуру, а если потребуется, пойдет и выше, у Косенко обширные связи, он не скажет слова, пока в кабинете не появится адвокат. В этой стране пока еще существуют законы, Конституция и права гражданина. И так далее.
— Мы занимаемся убийством вашего компаньона и ближайшего друга, — доброжелательно и спокойно ответил Стас. — А под вашу фирму не копаем. Задержаны вы лишь для того, чтобы внести в дело ясность. Никакого обвинения вам предъявлять не станут. В обозримом будущем. Я хочу знать о последних днях жизни Пашпарина. Точнее, хочу знать, что за человек приезжал к нему в гости?
— Откуда мне знать? Димон о своих знакомых не докладывался.
— Секретарь Пашпарина видела этого человека, он приходил к вам в офис. Мужчина лет тридцати пяти, темный шатен, рост чуть выше среднего, особых примет не имеется. Плохо одет, стоптанные ботинки. Назвался фамилией Шубин. Вы наверняка видели его хоть краем глаза.
— Не видел.
— Хорошо, — сказал Стас и задал вопрос по-другому. — В списках ведомственной охраны значится некий Николай Шубин. Теперь я хочу знать, что это за человек?
— Откуда я-то знаю? — не спрашивая разрешения, Косенко прикурил сигарету. — Он ведь не ко мне приехал.
— По словам секретаря, Дима готовился к этому визиту, — невозмутимо ответил Азаров. — Волновался с утра. Потом отъехал по делам, а когда вернулся, Шубин уже сидел в его кабинете.
— Возможно, — кивнул Косенко. — Но при чем тут я?
— Вы же компаньоны, видитесь десять раз на дню. Неужели Дима не назвал вам имя человека? Ни слова не сказал о нем?
— Ничего он не говорил.
— Бросьте, Алексей Иванович, — Азаров тепло улыбнулся. — Ведь к встрече с Николаем Шубиным Пашпарин долго готовился, волновался. А на следующий день умер насильственной смертью. Странно это. Как вы думаете?
— Что странно? Что люди смертны?
Еще четверть часа Азаров повторял те же самые вопросы и слышал те же ответы. Когда понял, что толку не будет, убрал незаполненный бланк протокола в портфель, посмотрел на часы и сказал:
— Вы еще относительно молодой человек, Косенко, а память у вас, как у старика. Ладно, посидите тут еще немного. Подумайте. А мне надо выехать на срочный вызов. Вернусь часа через полтора. И мы продолжим наши изыскания.
Через пять минут дверь кабинета открылась и снова захлопнулась. Вошли Мирзоев и Лебедев. Старлей стал болтаться по кабинету, переходя из угла в угол и обратно. Косенко узнал оперов, которых сегодня утром уже видел в аэропорту. Он подумал, что настоящий допрос еще не начинался, все еще впереди.