— Чи-и-и-и-во?
   Кот выкатил от изумления глаза, он не верил своим ушам. Первый раз в жизни его приняли за мента, и к тому же извращенца. Дашка выхватила из кармана баллончик. Направила струю перечного газа в лицо противника. Кот успел наклониться, закрыл лицо предплечьем, чувствуя, что глаза налились слезами, а во рту и носоглотке защипало так, будто он проглотил столовую ложку молотого перца. Дашка попыталась лягнуть противника в пах, но тот каким-то чудом в последнее мгновение увернулся. Дашка бросилась к двери, но Кот в два прыжка поравнялся с ней, вывернул руку, вырвал из ладони баллончик, ухватил за шиворот ветровки.
   — Уйди, урод, — заорала во весь голос Дашка. — Отпусти, мразь. Мой брат с тебя живого шкуру спустит. Найдет тебя хоть на краю земли. И живым в землю закопает. Но сначала кастрирует.
   Рванул на себя ворот куртки так, что Дашка не устояла на ногах и упала бы на доски пола, если бы Кот не держал ее мертвой хваткой. Она снова попыталась ударить его ногой, но промахнулась, хотела вцепиться в шею нападавшего, но не достала. Наклонившись, Кот рванул скобу люка, открыл погреб. Подтолкнул Дашку к лестнице, заставив ее спуститься вниз. Захлопнул тяжелую крышку, перетащил из темного угла сундук с тряпьем и поставил его сверху на люк, чтобы пленница самостоятельно не смогла выбраться наверх.
   — Открой, ублюдок сраный. Тебе же лучше будет. Отпусти меня по-хорошему. Тебе говорят, открывай, гад.
   Дашка молотила кулаками по крышке погреба, что-то кричала снизу, материлась и неизвестно кого звала на помощь. Кот не слушал, сбросив пиджак и рубаху, выскочил на крыльцо, скатился вниз по ступенькам и опустил голову в бочку с дождевой водой. В воде он открыл глаза и поморгал веками. Ощущение не из приятных, словно на зрачки глаз накапали злого уксуса. Вытащив голову из бочки, Кот прополоскал рот и носоглотку, высморкался. Еще раз аккуратно промыл глаза. Боль и резь не отступили, но сделались терпимыми.
   Он присел на крыльцо, прикурил сигарету и долго смотрел, как солнце, уже закатившееся за дальний лес, раскрасило розовой краской серые тучи. Что-то он делает не так, неправильно, если какая-то девчонка готова разорвать его на части. А, может, она просто такая… Неадекватная, с большим приветом. Мозги вывернулись наизнанку и никак не встанут на место без посторонней помощи. Хоть к ветеринару ее вези и делай уколы от бешенства. Что ж, если так, она получит помощь. Посидит в темном подвале, подумает о грехах своих, вспомнит хорошее и плохое, что было в жизни, авось, немного поумнеет.
   — Вот же стерва, дура набитая, — прошептал он, натирая глаза ладонями. — Связался на свою голову… Письмо притаранил.
   Отбив кулаки о крышку погреба, Дашка спустилась вниз, села на ступеньку лестницы и до самого горла застегнула «молнию» ветровки. Холодно тут, как в морозильной камере. Но с холодом еще можно бороться, а вот страх не отпускает.
   Наверняка этот крендель всех своих жертв засовывает в этот гнилой погреб, чтобы морально сломались, задубели от холода и умылись слезами. А дальше из них можно веревки вить. Земляной пол покрыт слоем мелкого гравия, если залезть сюда с лопатой и фонарем, копнуть грунт, наверняка наткнешься на человеческие останки. Совсем свежие и те, от которых ничего, кроме костей, не осталось. Может быть, мумифицированный труп какой-нибудь женщины или девушки лежит где-то рядом, протяни руку, и кончики пальцев упрутся во что-то холодное и липкое.
   — Сволочь какая, — процедила Дашка сквозь зубы. — Перхоть. Лошадиная отрыжка. Что б ты сдох от сифилиса.
   Передернув плечами, словно в ознобе, она ощупью пересчитала сигареты в мятой пачке. Четыре штуки, одна сломана. Зажмурив глаза, крутанула колесико зажигалки и затянулась горячим дымом. Не хотелось смотреть по сторонам. Если ее худшие догадки подтвердятся, и рядом действительно лежит труп или фрагменты тела, обглоданные грызунами, Дашка просто рехнется от ужаса, потому что покойников она боится до судорог, до обморока.
   Она растоптала огонек сигареты и стала прикидывать, сколько времени ей осталось сидеть в этом зиндане, домашней тюрьме. День, два… Может быть, неделю. А ее палач, приоткрыв крышку, будет кидать сверху свои объедки и бутылки с несвежей водой. А если Дашка, как глупая собачонка станет тявкать, он спустится сюда с дубиной и намнет ей бока. Нет, неделю она не выдержит. Пожалуй, и двух дней не выдержит. Во что бы то ни стало ей надо выйти живой из этой передряги, обо всем забыть. А потом она немного заработает, чтобы помочь брату. Но для начала надо выжить.
* * * *
   Скинув одежду, Кот улегся на кровать и закрылся тяжелым ватным одеялом. Надо бы перекусить, но после сегодняшних приключений даже на жрачку сил не осталось. Наступила тишина, Дашка больше не барабанила кулаками в люк и не материлась. Кот подумал, что надо бы ее выпустить и начать этот проклятый разговор. Но сначала хотя бы полчаса здорового сна. Кот глянул на часы. Светящиеся в полумраке стрелки показывали девять вечера. Костян подумал, что спать ему долго не придется, и с этой мыслью провалился в глубокое забытье.
   Он открыл глаза, почувствовав, будто его толкнули в грудь. Сел на кровати, повертел тяжелой головой. Сколько же он спал? Кот посмотрел на часы и подскочил с кровати, будто под зад сунули раскаленную кочергу.
   Подбежав к столу, снял колпак керосиновой лампы, поднес огонек зажигалки к фитилю. Переставил лампу на доски пола и, отодвинув в сторону сундук, распахнул крышку погреба. Глаза слишком медленно привыкали к темноте. Как был в одних трусах, Кот спустился вниз, поставил лампу на пол. Дашка, поджав бедра к животу, сидела в дальнем углу. Она положила голову на колени, подняла воротник ветровки и сжала плечи. От холода лицо сделалось бледно-голубым, а кончик носа посинел.
   Костян подхватил сонную Дашку, поднял наверх, сбегав к машине, вернулся с бутылкой, стащил с девчонки ветровку и майку, уложил ее на живот, растер тело водкой и завернул в одеяло. Во время этой процедуры Дашка не оказала активного сопротивления. Только тихо шептала:
   — Пусти. Отвялься от меня. Сволочь, сукин сын. Как таких земля носит. Тебе говорю, гаденыш. Уйди…
   Но сил отмахнуться, залепив своему обидчику звонкую пощечину, уже не осталось. Она промерзла до костей и так хотела спать, что даже не стеснялась своей наготы. Через пару минут Дашка, отвернувшись к стене, сладко посапывала.
   Кот, присев у стола, приложился к горлышку бутылки, он курил, разглядывал месяц, плывущий по черному небу, и думал о том, что проснулся вовремя, девчонка не успела замерзнуть насмерть. Пронесло, слава богу. К утру Дашка успокоится, придет в себя, а там… Можно будет и разговоры говорить.

Глава десятая

   Однако утром все пошло не по плану.
   Кот проснулся, когда солнечный зайчик, отраженный от круглого зеркальца, лежавшего на столе, остановился на потолке. За окном шумел лес, и пронзительно кричали птицы. Сев на кровать, Кот глянул на часы: такого продолжительного сна он не позволял себе, то бишь ему не позволяли, года три. Уже полдень с копейками.
   Измятая постель, на которой провела ночь Дашка, оказалась пустой.
   Видно, девчонка, проснувшись раньше, уже умылась и пошла к колодцу набрать свежей воды, чтобы заварить чайку. Может быть, на стол соберет, и они вдвоем перекусят. Но благостные мысли рассеялись, как утренний туман. Кот, вдруг почуяв недоброе, шлепнул ладонями по голым коленкам и выглянул в окно. Все даже хуже, чем можно предположить. Колеса джипа порезаны ножом, а на лобовом стекле губной помадой написано короткое ругательство.
   Вот же стерва.
   Кот как был, в одних трусах выскочил на двор, внимательно осмотрел повреждения. Порезаны не два, как сначала показалось, а все четыре колеса. Ну и девка, настоящая оторва, пробы негде ставить. А он по доброте душевной растирал окоченевшую Дашку водкой, завернул ее, как куклу, в два одеяла. И часто просыпался ночью, вслушиваясь в ее дыхание. Ну и вот тебе говнотерки высшей пробы вместо человеческого «спасибо».
   Вернувшись в дом, он вскипятил чайник и стал обдумывать свое незавидное положение. Тачка выведена из строя, раньше середины дня ее не починить, девчонка сделала ноги, а он, как фраерок в ботах, проспал все самое интересное. Теперь остается только утираться и заниматься душевным мазохизмом. А что делать дальше — большой вопрос. Искать шиномонтаж? Но где? В глухом лесу? Или опять пехом переть до дороги?
   — М-да, что делать? — Кот задал вслух самому себе вечные вопросы. — И кто виноват? И как выбираться из этой помойки?
   На эти вопросы не нашли ответа великие философские умы, и ему нечего голову ломать, это не для его мозгов, заржавевших на зоне. Пожалуй, не стоит продолжать поиски Дашки, надо просто встретить ее дядьку. Тот на психопата не похож, он наверняка не станет резать чужие шины, писать на стекле оскорбительные надписи или пускать в лицо незнакомца струю ядовитого газа. А дядька уж передаст письмишко и фотку племяннице.
   Что ж, Кот так и поступит.
   Шубина отыскать не так уж сложно, адрес где-то завалялся. Итак, передать маляву и… Намылить лыжи в обратную дорогу. Повеселиться в Москве, пока не кончится наличман, а там видно будет. Заварив щепотку чая в большую алюминиевую кружку, он открыл банку рыбных консервов, отломил сухую горбушку батона, но тут запикал мобильник.
* * * *
   Кот мгновенно узнал знакомый голос Ирины Степановны Будариной. И в первую секунду пожалел, что той памятной ночью, после плотской любви зачем-то сказал номер мобилы, попросил не записывать его, а запомнить наизусть.
   Бударина хорошая женщина, фигуристая и на лицо симпатичная, но она не героиня романа Кота, они слишком разные люди, чтобы их жизни каким-то причудливым образом переплелись и соединились. Впрочем, это определение не подходит: разные люди. Все люди разные.
   Но большой любви, о которой он мечтал на зоне долгими холодными ночами, между ним и Будариной точно не завяжется, а если и завяжется что-то похожее на взаимную симпатию, то романчик окажется недолгим. Его перелистаешь, как скучную книжку, и выбросишь в корзину для бумаг. И плотская связь не принесет любовникам ничего, кроме взаимных разочарований. Трудно объяснить, почему так, но Кот в глубине души был уверен в этом. Может быть, он ошибался. Может быт…
   — Наш разговор по мобильному телефону можно прослушать? — спросила Ирина Степановна после приветствия.
   Голос приятный, глубокий. Этот голос волновал Кота. Бударина балаболила быстро, то ли хотела сэкономить немного денег, то ли волновалась. Но постепенно, справившись с собой, начала говорить в своей всегдашней неторопливой манере.
   — Очень важно, чтобы об этом разговоре никто не узнал.
   — Если ты звонишь по мобильнику — ничего прослушать нельзя. Сигнал передается с аппарата на аппарат в закодированным виде. Его нельзя просто так выловить из эфира и записать на магнитофон. Со стационарным телефоном — вопрос другой. Тут задача упрощается.
   — Слава богу.
   — Знаешь… Хорошо, что ты позвонила. Рад снова тебя слышать. Честно.
   — Правда? — кажется, Ирина искренне до глубины души обрадовалась этому проходному необязательному комплименту. — Я звоню по мобильнику. И это хорошо, что нас никто не услышит. Я уезжала в Москву на пару дней, вчера вернулась. Надо было оформить в городе кое-какие документы на покупку недвижимости за границей. Знаешь, такой симпатичный особнячок на берегу синего моря. Это на Кипре. Край вечного лета. И вид на жительство дают автоматически. Так что, можно сказать, я наполовину иностранка.
   — Чугур оставил большое наследство?
   — Ты сам знаешь, что у него была за работа, — ответила Бударина. — Огромное корыто, у которого кормилось много свиней. А он первый. Хлебное место. Это тебе не булками в сельском магазине торговать. Может быть, ты помнишь ту ночь…
   — Помню, — отозвался Кот. — Конечно же, помню…
   — Времени у нас немного было. Ну, мы с тобой так откровенно, так хорошо обо всем поговорили. Возможна, женщина не должна первой затевать такой разговор. Вешаться на шею мужчине — это как-то… Ну, ты все понимаешь. Но не знаю, доведется ли с тобой поговорить еще раз. Поэтому я все скажу как есть. Ты знаешь: мужчины у меня были. Но никто так не лег на сердце, как ты. Наверно, объясняюсь я кондово. Никогда в больших городах я не жила. Родилась в деревне. Училась в техникуме в маленьком городишке. Продавщицей работала, доросла до заведующей сельским магазином. Замуж сдуру выскочила. По молодости казалось, что скоро стану старой и никому ненужной. Все торопилась куда-то. Но ничего хорошего из моего замужества не вышло. Потом Чугур появился… Ладно, не для телефона все это.
   — Ты говори, говори… Время у меня есть.
   — Давай я лучше о главном скажу, — ответила Бударина. — Я купила этот дом и уезжаю отсюда. Наверное, навсегда уезжаю, потому что тут меня ничего не держит. И никто не ждет. Ни любимого человека, ни детей. Ничего не нажила, кроме денег. Да и те не мои. И я подумала… Тебе сейчас, наверное, не очень сладко. Всю жизнь прятаться, таиться по темным углам, жить под чужим именем, по чужому паспорту. И никогда не узнаешь, какой день для тебя последний на свободе.
   — Но мне выбирать не приходится, — сказал Кот. — Или так или снова за колючку, за забор.
   — Вот я и хотела тебе кое-что предложить. Мне ведь тоже будет скучно одной в чужой стране. Может быть, ты захочешь уехать отсюда, из страны. Вместе со мной. Или так: я выеду первой, а ты за мной. У меня есть деньги. Их хватит, чтобы достать тебе заграничный паспорт. И еще много останется. Там, на Кипре, не нужно будет ни о чем заботиться. Живи в свое удовольствие. Обещаю, что проблем у тебя не будет. Сможешь заниматься, чем захочешь. Места нам в доме хватит. И денег хватит.
   — Значит, при тебе жить? — усмехнулся Кот. — На полном пансионе. Вроде твоего попугая Борхеса. Нет… Я так не привык.
   — Ты только не подумай, что я хочу тебя деньгами или этим домом привязать. Если захочешь, сразу сможешь уйти. Ты мне ничего не должен.
   Неожиданное предложение застало Кота врасплох. Он подумал, что уехать из страны — это не самый плохой вариант из тех, что ему предлагает скупая на подарки судьба. А жизнь в бегах — занятие утомительное и опасное, и ничем хорошим это путешествие в никуда не закончится. Его подстрелят или посадят. А если ни то и ни другое, такая жизнь — это полная хренотень, и никаких перспектив на горизонте не маячит.
   Загранпаспорт можно сделать, и стоить это удовольствие будет не так дорого, как кажется Ирине. Домик у моря, край вечного лета, нет проблем с деньгами. Господи… Это же рай на земле. И чего еще человеку надо.
   — Пожалуй, я откажусь, — твердо ответил Кот. — Не для меня все это. Тамошняя байда, эти моря-океаны, голубое небо и белый пароход — не для таких, как я. Слишком красиво, чтобы сбылось. А в этой помойке, — Кот посмотрел за окно тоскливым взглядом, — в этой помойке я не турист с фотоаппаратом. Я живу в ней. И еще я заметил за собой странную вещь. Почему-то я не приношу счастья близким людям. И тебе не принесу.
   Долгая пауза, Кот слышал дыхание Ирины, старался представить, о чем она сейчас думает. Наверное, сидит в своем доме, тоже смотрит за окно и на душе не вечное лето, а гнилая осень.
   — Вот что, ты, может быть, еще десять раз передумаешь, — сказала Бударина. — Это ведь непросто. Вот так взять, все бросить, сорваться с места. Нет, это нелегко. У меня самолет через неделю. Если ты изменишь решение, позвони. Обязательно позвони. Ты помнишь номер?
   — Помню.
   — Я буду ждать. Поменяю билеты, займемся твоими документами. А там… Все уладится.
   — Спасибо.
   Кот был искренне тронут этим предложением. Случайно знакомая готова ради него… Готова на многое. И она ничего не просит взамен.
   — Есть еще новости, — голос Будариной сделался тусклым. — Не самые приятные. Короче, послушай. А там уж решай, как хочешь.
* * * *
   Через пару часов Кот оказался в придорожном автосервисе с громким названием «Эвита». Стоя у распахнутых ворот бокса, Кот от нечего делать наблюдал, как работяга в промасленной робе возится с испорченными колесами бумера. Мужик работал не быстро и не медленно. Не выпуская изо рта папироску, он сплевывал сквозь зубы желтую слюну и мрачно вздыхал, хотя самое время радоваться. Работы последние сутки совсем не было, а тут вдруг перепал срочный денежный заказ.
   — Какая же лярва так резину порезала? — мужик обернулся к Коту, выплюнул окурок и прикурил новую папироску. — За такие дела надо на месте стрелять. Или вешать.
   — Какой ты кровожадный, — усмехнулся Кот.
   — Заделаешься тут кровожадным, — пробубнил работяга. — Намедни делал «тойоту». Новая, муха не сидела. А какой-то гад, взял гвоздь и всю ее исцарапал. А другой гад из нового «фольксвагена» магнитолу выдрал, и динамики вместе с обшивкой. Жулье проклятое. Ну, в восточных странах за такие примочки руки отрубают. И плакать не дают. А у нас хоть бы хрен. Воруй, режь на здоровье.
   — Ну, слава богу, мы не на востоке живем. Иначе бы полстраны без рук ходило.
   Последние два часа Кот потратил на поиски машины, которая могла бы довезти колеса бумера до шиномонтажа. Тачку он нашел быстро, а вот времени на всю эту канитель с починкой ушло немало. Сейчас работяга заканчивал бортировать колеса. Через десять минут погрузит их в пикап и повезет Кота и его груз к избушке.
   Оставаться в доме охотничьего хозяйства нельзя лишней минуты. Дашка явно приняла его не за того человека: то ли за мента, то ли педофила, охочего до юных девочек. Поднялась на зорьке и в отместку за то, что он спас ей жизнь, вытащил из грязной темной истории или просто из вредности сапожным ножом порезала резину джипа. И была такова. Все-таки женская логика — это тайна за семью печатями.
   Наверняка она мечтала уехать на бумере, но ключи, точнее, иммобилайзер, Кот на всякий случай спрятал. Предосторожность оказалась не напрасной. Так или иначе, оставаться в чужом доме больше нельзя. Место засвечено, не сегодня, так завтра туда заявятся менты или местечковые братки, которые затеют фуфловую разборку, постараются забрать тачку и вытряхнуть из Кота всю наличность.
   — У тебя вот резина шикарная, неужели не жалко? — мужик похлопал ладонью по покрышке, а потом ласково погладил ее, как в редкие минуты нежности гладил любимую женщину. — Редкая резина. И дорогущая, не подступишься.
   — Разумеется, — ответил Кот. — Но колеса — это всего лишь колеса. Жалко столько времени терять из-за этого дерьма.
   Работяга снова вздохнул и сплюнул на пол.
* * * *
   Кот отошел в сторону, присел на врытую в землю скамейку, прикурил сигарету, вспоминая разговор с Будариной. Судя по ее рассказу, дела обстояли не то чтобы плохо, дела обстояли — хуже некуда. На зоне уже вторые сутки работают менты из Москвы, допросы, экспертизы. И чем кончится дело, — никто сказать не может.
   Ясно, что некоторые офицеры останутся без погон, и хорошо еще, если в тюрьму не угодят. Начальника колонии Ефимова, закованного в наручники, пока увезли в область. В доме его все перевернули вверх дном, искали деньги и ценности. И, по слухам, много чего нашли. Но плевать на хозяина и его офицеров. Они получили все, чего добивались. Главное, что афера покойного Чугура полностью раскрыта. А это плохо.
   Следствием установлено, что Огородников, по документам умерший от пневмонии, вышел на свободу и уже совершил особо тяжкие преступления. Вместо него на зонном кладбище закопали паренька, которого должны были выпустить по амнистии. И теперь Косте надо ждать большой беды. Менты идут по его следу, и как только он облажаешься хоть в малости, его прихлопнут.
   Следователь по имени Стас Азаров вместе с тремя операми в штатском сегодняшним утром заходил к Будариной, совали нос во все щели, даже в погреб спустились и дровяной сарай осмотрели. Разговор пересказывать нет смысла. Следак не верит ни одному ее слову, это ясно. Но ничего конкретного предъявить не может. Свидетелей нет, улик никаких, корыстных мотивов не усматривается.
   Бударина находилась в соседней комнате, но через закрытую дверь услышала, как следак сказал своим парням: «Ловить этого хрена можно годами, и никакого результата. Ведь мы ищем человека без имени. Все его приметы и карточки, которым располагает следствие, розыскное дело, — херня на подсолнечном масле. Нам нужно имя, под которым Кот теперь скрывается. В этом случае поиски закончатся быстро. Имя. Ясно?» Бударина так поняла, что этот настырный черт уезжает уже сегодня, а тут остаются какие-то менты в штатском.
   Вид у Азарова кислый, видно, ничего путного не нарыл. Перед уходом следак спросил, с какой целью Бударина ездила в Москву. Предлог нашелся: у Ирины сестра с приступом артроза в больнице. Следователь что-то чиркнул в блокноте и пообещал выбрать время и заглянуть к Ирине Степановне еще раз, на огонек. Так, чайку погонять и за жизнь полялякать. Все улыбался, шутил. И, наконец, сел в машину и убрался восвояси.
   «Я боюсь этого типа, — сказала Бударина в конце разговора. — Не знаю почему, но мне страшно. Этот человек Чугуру, который всю округу в страхе держал, даст сто очков форы и выиграет». Успокоить Ирину было нечем, Кот сам начинал дергаться.
   Опасность где-то рядом, она пока еще невидима, но это до поры до времени. Ясно, Азарову нужно новое имя Кота. Шансов мало, что следователь выйдет на карманника Жору Бубнова. По общим делам они не проходили, правда, в розыскном деле Кота могут встретиться записи о том, что в прежние времена они водили дружбу. Так то в прежние времена, сколько лет прошло, не сосчитаешь.
   Работяга из шиномонтажа подогнал к боксу пикап, вытащил отремонтированные колеса и, положив их в багажное отделение, хлопнул дверцей.
   — Шабаш, приятель, — крикнул он. — Можем ехать.
   Кот залез на пассажирское сидение, угостил рабочего сигаретой, и пикап тронулся по направлению к охотничьей избушке.
* * * *
   Кот не знал, что в его отсутствие события вокруг бесколесого бумера разворачивались стремительно. Дашка, улизнув из дома утром, дошагала до трассы, а там на попутке доехала до хутора, стоявшего на отшибе от основной дороги. Хутор был превращен местными парнями в отстойник угнанных автомобилей.
   Бригада, которая занималась этим бизнесом, состояла и четырех человек. Всем верховодил кореец Пак со странной кличкой Китай. Он был мозговым центром шайки, генератором идей, мог с закрытыми глазами забраться в любую тачку и слинять на ней. Степа, невысокий щуплый паренек, отвечал за техническую сторону дела, он разбирал машины на запчасти, перебивал номера на двигателях, делал новые таблички для кузовов. Миха организовывал сбыт автомобилей, толкая через знакомых барыг запасные части или тачки, которые прошли предпродажную подготовку. Вася Рослый, амбал с литыми кулаками, обеспечивал силовое прикрытие акций.
   Дашка познакомилась с парнями еще в ту пору, когда Колька был свободным человеком. За чисто символические деньги она купила у бригады Пака свою попиленную «хонду», теперь превращенную в груду металла. Пару раз она давала Китаю наводки на приличные тачки, работала, разумеется, не за спасибо. Теперь самое время зашибить копейку на бумере. Пока его хозяин возится с колесами в ближайшем сервисе, парни Пака успеют сделать все, что требуется. Приделают к бензонасосу что-то вроде прерывателя, который по сигналу с пульта дистанционного управления перекрывает подачу горючего. Когда бумер остановится, этого прикинутого мужика можно будет взять голыми руками.
   — Ты сначала скажи, откуда взялся этот хрен? — допытывался Китай. — И кто он такой? В нашем городе, по моим подсчетам, только четыре человека ездят на икс-пятом. И все они крутые бандиты. Подойти к ним на расстояние десяти метров никто из наших не рискнет. Можно без башки остаться. Или без детородного органа.
   — А на хрен тебе детородный орган? Ты им все равно не пользуешься даже по большим праздникам.
   — Хватит подкалываться. Дело серьезное.
   — Кто он такой — сама не знаю, — честно ответила Дашка. — Сначала подумала, что он извращенец, любитель секса с насилием. Испугалась до обморока. Но потом, когда я чуть не насмерть замерзла в подвале, у него был шанс взять меня. Спокойно, без особого сопротивления он мог подключить ко мне свой поганый насос. Но он не захотел. Мало того, растер меня водкой. Уложил в кровать и завернул в одеяло. Извращенцы так себя не ведут.
   — Тогда кто же он? Должен же быть ответ.
   — Я в его паспорт не заглядывала. А хоть бы и заглянула. Там не написано, кто он по жизни.
   Пак мучился сомнениями. Джип БМВ в этих краях добыча шикарная, и всех дел на полдня. Но Китай давно взял за правило выяснять личность владельца задолго до того, как свинтить у него тачку. На темные рискованные варианты он не ловил. Хозяин бумера ему не нравился, черт поймет, что это за персонаж, как он сюда попал, что ему надо, почему помог девчонке и не потребовал ничего взамен.
   — Ну, а все-таки… Ведь можно составить о человеке хоть какое-то представление. Ты же с ним разговаривала. Ну?
   — Баранки гну, — Дашка начинала злиться. — Пошел в задницу. Заткни свое очко тряпкой, иначе все дерьмо в штанах останется. Не хотите, тогда найду других людей, у которых с нервами порядок. Мне только свистнуть.
   Душа Пака разрывалась между чувством разумной осторожности и возможностью легко срубить большие деньги. На бумер у него есть хороший верный покупатель, хачик Арутюнян. Он платит, сколько спросят, и редко торгуется. Золотой человек. Главное, от него сроду не было неприятностей. А что этот чувак делал с палеными тачками — не проблема Китая.