Страница:
Изора и Дара обернулись разом. Сперва им показалось, что на пороге стоит дитя, но это розовощекое черноглазое дитя шагнуло в коридор, сделало два шага, и тут стало ясно – пришла маленькая горбунья с удивительной красоты лицом, но ростом чуть более метра.
Изора ахнула, выпустила из объятий Дару и поспешила навстречу.
– Входи, милая, входи, вот сюда, раздевайся! – заговорила она, как с ребенком. – Давай сюда шубку, я повешу! А ты вот в кресло садись, к калориферу, погрей ручки…
Дара очень неодобрительно слушала это воркование. Она не признавала в работе нежностей и учила крестниц быть суше, строже, не тратить время на ахи и охи. Сана раз и навсегда поняла, что сэкономленные на глупостях минуты сложатся в час для дополнительного клиента. А вот Изора забывалась.
Горбунья сняла меховую шапочку, которая, собственно, и делала ее похожей на ребенка, размотала шарф. Тут Дара увидела, что меж затылком и горбом у нее – тяжелый узел изумительных, темно-каштановых волос, если распустить – пожалуй, получится ниже колен. Горбунья поправляла этот узел крошечными, меньше даже, чем у Саны, ручками, и если не заглядывать в глаза, не заходить сбоку, то можно было бы принять ее и за двенадцатилетнюю девочку.
– Тебя как зовут? – спрашивала меж тем Изора. – Лет тебе сколько?
Дара была против того, чтобы к клиентам обращались на «ты», однако сейчас Изора словно с цепи сорвалась.
– Зовут – Фаина, а лет… – тут горбунья вздохнула, – двадцать пять. Вы записывать будете?
Дара все поняла: Фаина пришла в салон, желая найти мужчину, который бы хоть немного полюбил ее. В двадцать пять лет она уже имела на это право…
Но и не только право тела имела эта обиженная судьбой девушка – право души, а если совсем точно – право той силы, что жила в ее душе.
Дара шагнула к Фаине и еле удержалась, чтобы не опуститься на корточки.
– Скажите, вы когда-нибудь пробовали лечить руками?
– Кто, я? Так этому же, наверно, учиться надо? – удивленная вопросом Фаина посмотрела на Изору.
– У многих это от рождения, Фаиночка, – сказала та, и по лицу крестницы Дара поняла – Изора тоже почуяла в гостье что-то необычное, но сильное и готовое к действию.
Умнее всех поступила Зоя – пока Изора ахала и кудахтала, пока Дара косо на нее смотрела, Зоя сбегала в кабинет Изоры, где только что пили кофе, и принесла оттуда на подносе все необходимое, уместила поднос на сервировочном столике, столик подкатила к креслу – и, не успели Дара с Изорой опомниться, как образовалось весьма приятное дамское застолье. А у Зои еще хватило ума закрыть дверь салона, чтобы никто наобум лазаря не ввалился.
Однако корзинка с печеньем была почти пустой.
– Гейс бы на тебя наложить, чтобы сладкого поменьше потребляла. Гляди, в юбку скоро не влезешь, – беззлобно пригрозила Дара крестнице.
– А что, крестненькая, на раздобудешь ли к столу чего-нибудь этакого? Без калорий? – показав на корзинку, спросила Изора.
– Огурцов, что ли?
Дара много чего умела. Иное проделывала из чистого баловства – те же опыты по телекинезу, хотя он и требовал большого напряжения. Несколько раз она изумляла крестниц, буквально добывая из воздуха то банку с красной икрой, то запрессовку копченого лосося. Фактически это было мелкое воровство из ближайшего универсама. Зная, что у персонала и без того совесть нечиста, Дара иногда брала грех на душу, но вообще старалась блюсти этический кодекс целителя, в котором на первом месте была краткая, но емкая заповедь: НЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЯЙ!
Сейчас ей, кроме всего прочего, хотелось убедиться в том, что наваждение не причинило ей вреда, способности остались прежними и искаженный гейс после бурной ночи никоим образом не проявился.
Дара собралась с силами, но пугать Фаину с Зоей не стала, а завела левую руку (в этом она подражала Фердиаду) за спину, сосредоточилась, визуализировала длиннейший зеленый огурец, но в последнюю секунду передумала: в самом деле, кофе с огурцом – это уже запредельно!
Пакет с нарядным импортным печеньем она положила на стол, когда прочие отвлеклись разливанием кофе. И вздохнула с облегчением: получилось!
– Ну, еще стихи пишу, – смущенно сказала Фаина в ответ на вопрос, которого Дара, занятая своим трюком, не слышала. – Их обязательно показывать?
– Конечно, покажи, – и Изора протянула руку за крошечным блокнотом, куда совсем уж бисерным почерком были вписаны ровненькие строчки.
Изора знала, что для крестницы стихи и таблица логарифмов – явления примерно одного порядка, поэтому сразу забрала блокнот. Видя, как уверенно она распоряжается в салоне, Фаина возражать не стала.
Она прочитала одно стихотворение, другое – и задумалась.
Еще в пору своей бестолковой первой любви она сама писала стихи, причем делала это не только от переполнявших душу эмоций, но еще и от литературной безграмотности. Кто-то из однокурсниц подарил ей томик Цветаевой, потом появились и другие имена. У Дары в голове словно что-то щелкнуло и открылась дверца. Она поняла, где пролегает граница между поэзией и не-поэзией. Больше она ничего рифмованного не писала, но всякий раз, обнаруживая талантливое четверостишие, тихо радовалась – и тому, что кто-то другой может, и тому, что сама способна понять и оценить.
Горбунья писала такие пронзительно-отточенные стихи, что дрожь пролетала по коже. Но не только – фантазия затащила ее в столь странные края, что Дара только и произнесла: «Ого!»
– Вы про что, про что? – забеспокоилась Фаина, отнимая блокнотик. – Ах, про это? Это – раннее!…
– Послушай, крестница, – Дара вернула блокнот и прочитала вслух стихи:
– И зеленые холмы, – подтвердила Дара. – Фаина, ты знаешь, кто такая Ниав?
– Сида.
– Так, сида. Как их еще называли?
– Племя богини Дану. Когда пришли люди, племя богини Дану ушло жить в зеленые холмы, а что? Смешно, что я пишу про это?
– Никто и не думает смеяться. Твои стихи серьезнее, чем тебе самой кажется, – сказала Дара, подсаживаясь к компьютеру. – Зоя, будь так добра, возьми к себе Фаину, раскинь ей Таро, и со Старшими, и с Младшими Арканами. Посмотри прогноз. А я пока введу ее данные в машину, потом распечатаю гороскоп.
Зоя до той поры, когда ее познакомили с Изорой, искавшей персонал для салона, знать ничего не знала про Курсы. Изора же, не имея указаний насчет соблюдения секрета, на всякий случай напустила таинственности. Вот Зоя и смотрела на Дару как на существо иного мира, ослушаться которое опасно.
Она увела Фаину к себе в кабинетик, Дара и Изора остались одни.
– Если бы на Курсах учили филидов, ее впору было бы готовить даже не к первому, а ко второму посвящению, – сказала Дара. – Но стихосложение у нас присутствует чисто формально, и это мне наконец-то показалось странным…
– Да она же вся наша! – воскликнула Изора. – Ты понимаешь? Ее же нужно срочно брать на Курсы, хоть кем – но брать! Когда наши услышат эти стихи про сидов и зеленые холмы!…
– И что же будет?
– Ну… Крестненькая! А обряды, а ритуалы? – сообразила Изора.
– Откуда на Курсах эта игра в обитателей зеленых холмов, понятно, – сказала Дара. – Большую часть знаний передали друидам сиды, а уж зачем они это сделали – одной Бриг известно. Благотворительностью эти товарищи вроде бы не баловались. Фердиад хотел ненавязчиво подчеркнуть, что люди очень многим обязаны сидам. Но ведь на древе Бриг три ветви! А у нас зеленеют только… полторы! Целительство – да, тайные знания – сама к ним приобщилась частично, значит, считаем половиной! Но куда подевалась поэзия?!
– Так мы же проходили!…
– Науку сочинять поздравительные куплеты мы проходили! Этому Аэдану только в рекламном агентстве работать.
– А в самом деле, крестная, – куда?
Изора смотрела на Дару с надеждой – как будто ей, простой душе, нужна была эта самая древняя поэзия!
Дара же молчала, припоминая, что ей рассказывали о филидах – хранителях законов, перелагавших их в стихи, чтобы люди легче запоминали и поменьше перевирали. Оснащеный рифмами закон – это далеко не поэзия, и в таком качестве филиды сегодня, конечно, совершенно бесполезны. Однако, если верить истории, было время, когда филиды оттеснили друидов от тронов древних королей…
При мысли, что это Фердиад, злопамятный сид, до сих пор сводит заплесневевшие счеты, Дара фыркнула. Счеты эти были более чем тысячелетней давности! Она знала мстительный характер своего учителя и любовника, но такого максимализма и нарочно бы не придумала.
– Знаешь что? – сказала Дара Изоре. – Я потом попробую узнать, что там за ерунда с этой третьей ветвью…
И тут же вспомнила, что такую попытку она уже делала! Но старая мудрая Эмер увернулась от разговора, в подтексте которого у двух бывших соперниц постоянно присутствовал Фердиад.
– Давай, крестненькая… – Изора прислушалась. – Вот интересно, что там у девочки в прогнозе?
– Даже если ты теперь что-то для нее сделаешь, оно будет недолговечно, и подделывать придется постоянно, и она сама будет понимать, что взаимная любовь в ее жизни – иллюзия, фантом, конструкция, которая держится только твоими усилиями, – предупредила Дара. – Подумай хорошенько.
Изора услышала в этих словах приказ и отошла к окошку, всем видом показывая, как мучительно она обмозговывает ситуацию. Дара усмехнулась – вот тоже проблема! Конечно, Фаину жаль, но лучше не открывать сейчас перед ней блистательных горизонтов, для ее же пользы лучше. Возможен и такой вариант, что доверчивая девушка повадится со всякой мелочью бегать в салон, отрывать Изору от важных дел, и кончится это конфликтом. Изора конфликт переживет и не поморщится, при всей ее сегодняшней вспышке нежной жалости к горбунье, а вот от Фаины, трепетной поэтической души, можно ждать всяких недоразумений…
На вешалке висела шубка Фаины, на кресле остался лежать ее шарф. Изора посмотрела на этот шарф – крупной вязки, самодельный, больше говорящий о жизни девушки, чем даже стихи, – и сняла с шеи продолговатый зеленый кулон на длинной цепочке.
Изора любила работать с маятником. Любой предмет, подвешенный к нитке, веревке, струне, петля которой обхватывала средний палец, сразу и бесповоротно влюблялся в Изору, делался ее преданным рабом и подсказывал то, чего другому ни за что не раскрыл бы: не только кружил или раскачивался взад-вперед или же вправо-влево, но мелко вибрировал, тянулся вниз, подскакивал вверх и даже тихо шипел – так тихо, что слышала одно лишь Изора.
Вытянув руку с цепочкой так, что кулон почти касался шарфа, Изора окаменела. Дара с интересом следила за острым камнем. Он чуть качнулся – и вдруг пошел описывать довольно широкие круги.
– Шанс есть! Ну, вот что, – сказала, поймав кулон в ладонь, Изора. – Мы с тобой мужскую ласку знаем? Хотим? Получаем? Вот пусть и она получит!
– Единоразово?
– Хоть так!
Изора готова была отстаивать свое решение до последнего.
Такой Дара свою крестницу еще не видывала. Да и неудивительно – там, где они встречались, было не до работы, сейчас же Изора занималась своим ремеслом, мало беспокоясь о производимом впечатлении.
Стала ли она другой за то время, что работает самостоятельно? Такой вопрос задала себе Дара – но с ответом решила подождать.
– Хорошо. Ты так решила. Но в одиночку ты ни черта не сделаешь. Если, конечно, ты действительно хочешь помочь Фаине.
– А ты, крестная?
– Не обо мне речь. Прежде всего, нужно посмотреть, что тут можно сделать РЕАЛЬНО. Нужно поработать с ее эфирным телом.
Изора открыла было рот, но промолчала.
Дара же считала ее мысль примерно так же, как если бы Изора произнесла слова вслух и с безукоризненной дикцией.
– С эфирным телом лучше всех работает Сана, выправляет его, а потом подстраивает под него физическое. Но к Сане я обращаться не буду! Мы поссорились не на жизнь, а на смерть. Она же моего ребенка подставила! Ты это знаешь, крестная, и ты же наводишь меня на мысль о необходимости мириться? Когда примирение невозможно?!
– Я попрошу Сану посмотреть ее, – ответила на эту мысль Дара. – Ты найдешь самые сильные заговоры и ритуалы на усиление женской привлекательности, подвесишь ей астральный маячок. Зазывы вроде этого, помнишь, «беда лиха, отдай жениха», – тоже на твоей совести. А я выберу подходящее время и изготовлю талисман.
Дара умела мастерить довольно сложный талисман, способный отвести глаза и одурманить самого бдительного мужчину – если только этот мужчина соответствует женщине по гороскопу.
Сложность заключалась в том, что рисовать знаки следовало по памяти. Чтобы талисман заработал, он должен был быть выполнен только непрерывными линиями – а когда срисовываешь, так не получается.
Не дожидаясь, чем окончится гадание на Таро и каков будет прогноз, она попросила Изору забрать ее сумку домой, пообещав, что придет к ужину. А сама отправилась вызывать Сану.
Зов, который послала Дара, уже почти подойдя к дому крестницы, сразу же вернулся ответом. В окошке четвертого этажа шевельнулась штора, а несколько минут спустя Сана уже выбежала в подъезд, накинув шубу поверх халата, навстречу крестной.
– Ты с ума спятила, – сказала ей Дара. – Простудишься!
Точно так же ворчливо предостерегала ее саму старая Эмер.
– Я вчера звала тебя, звала! Ты не отвечала! Постой! – Сана удержала крестную. – Там у меня сидит Кано!
– Кано?
Тут только Дара вспомнила, что Изора что-то ей толковала про рыжего целителя, но вскользь – полагала, видно, что если Дара захочет о нем знать, то сама начнет расспрашивать, если же не задает вопросов о своем бывшем любовнике – то нужно соблюдать деликатность. Дара же как раз собиралась расспросить подробнее – но тут появилась Фаина, и мысль о Кано совершенно естественно вылетела у нее из головы.
– Ну да, он тут у нас остался. В Изоркином салоне подрабатывает. Но не перетруждается.
– Это я знаю. Так что, у тебя с ним что-то получается?
Дара имела в виду – раз уж он тут не просто остался после Йула, а поселился у тебя, то, наверно, вы ведь не порознь спите?
– А не понять, – беззаботно отвечала Сана. – Если ты не против с ним там увидеться – то пойдем!
– Нет, – подумав, сказала Дара. – Это даже хорошо, что ты меня в подъезде встретила. Он будет себя чувствовать очень неловко. Как у него дела в салоне? Изорка ему много клиентов подбросила? Ох, про него-то я и забыла!
Мобилизовав все силы для решения Фаининой проблемы, она не подумала, что и Кано кое-что умеет. А он в свое время увлекался астроминералогией и мог подобрать девушке камни, усиливающие привлекательность и даже способные пробудить ее собственную чувственность – что в соответствующую минуту немаловажно…
Быстренько рассказав Сане о Фаине, договорившись с ней насчет визита девушки, Дара искренне расцеловала крестницу и совсем уж собралась выскакивать из подъезда, но Сана удержала ее.
– Я страшно хочу потрепаться с тобой, крестненькая! Мне есть что рассказать. Ты, наверно, до сих пор не понимаешь, что было тогда, на Йуле, и почему я полезла разбираться с Фердиадом…
– Молчи, – приказала Дара. – Не называй этого имени.
– Делать ему нечего – сидеть и слушать, не назовет ли его какая-нибудь дура. Так вот…
– Я тебе еще раз говорю – чем меньше ты будешь вспоминать Фердиада, тем лучше! – Дара взяла Сану за плечи и та преданно уставилась ей в глаза.
Из всех своих учениц и крестниц эту она не то чтобы больше полюбила – формальных признаков любви и нежности, которые кишмя кишели в отношениях с Изорой, между ними не наблюдалось. Но Дара знала, что там, где для Изоры нужен целый монолог, Сана поймет с полуслова. И еще чуяла в ней полнейшую неспособность к предательству.
И то, что Сана ради нее, Дары, поставила ловушку не более не менее как на живого сида, после чего разругалась со своей лучшей подругой, Дара запомнила если не навеки, то очень надолго.
– Не буду, а в чем дело-то? – тревожно спросила Сана.
– Дело в том… – Дара помолчала и решилась. – Он сильнее и опаснее, чем мы думали. Стой крепче. Он… ну… не человек.
– А кто же?
– Сид.
– Сид?!
– Не вопи. Я сама недавно узнала. Ездила к Эмер, а она проболталась…
– А ни фига ж себе… Так, что, выходит, это – серьезно? Не сказка?
– Чему тебя только на Курсах учили… Серьезнее, чем кажется. Даже если он тебя сильно обидел – забудь. Не серди его. Сид, способный прощать, – не сид.
По глазам крестницы Дара видела, что та все еще не решила, верить или нет.
– Да пойми же ты наконец! И сиды есть, и Другой Мир, куда они ушли, – есть! Я сама там была и говорила с настоящей сумасшедшей сидой! Эмер знает, как это делается, она меня впустила и встретила! И сиди тихо! Прижми зад и сиди! Фердиад – это не твоя забота!
Подумала и завершила:
– Это, к сожалению, теперь моя забота…
И, оттолкнув Сану, Дара выскочила на улицу.
По дороге в салон она поймала себя еще на одном проколе – нужно было и Сане внушить необходимость примирения с Изорой. Повздорили они на Йул, а теперь уже Имболк на носу – сколько же можно дуться?
И даже если Сашка не выкинула из головы Фердиада, лучше, чтобы за ней не одна Изора присматривала. Сана, чувствуется, так недовольна сидом, что от нее при нужде будет гораздо больше пользы…
Сама Дара планировала провести в городе еще дня два, а потом возвращаться домой – с чувством глубокого личного удовлетворения. И с чувством странной тревоги – не вернется ли после встречи с Артуром наваждение?
Что, если оно не вернется?…
Глава девятнадцатая Портрет врага
Изора ахнула, выпустила из объятий Дару и поспешила навстречу.
– Входи, милая, входи, вот сюда, раздевайся! – заговорила она, как с ребенком. – Давай сюда шубку, я повешу! А ты вот в кресло садись, к калориферу, погрей ручки…
Дара очень неодобрительно слушала это воркование. Она не признавала в работе нежностей и учила крестниц быть суше, строже, не тратить время на ахи и охи. Сана раз и навсегда поняла, что сэкономленные на глупостях минуты сложатся в час для дополнительного клиента. А вот Изора забывалась.
Горбунья сняла меховую шапочку, которая, собственно, и делала ее похожей на ребенка, размотала шарф. Тут Дара увидела, что меж затылком и горбом у нее – тяжелый узел изумительных, темно-каштановых волос, если распустить – пожалуй, получится ниже колен. Горбунья поправляла этот узел крошечными, меньше даже, чем у Саны, ручками, и если не заглядывать в глаза, не заходить сбоку, то можно было бы принять ее и за двенадцатилетнюю девочку.
– Тебя как зовут? – спрашивала меж тем Изора. – Лет тебе сколько?
Дара была против того, чтобы к клиентам обращались на «ты», однако сейчас Изора словно с цепи сорвалась.
– Зовут – Фаина, а лет… – тут горбунья вздохнула, – двадцать пять. Вы записывать будете?
Дара все поняла: Фаина пришла в салон, желая найти мужчину, который бы хоть немного полюбил ее. В двадцать пять лет она уже имела на это право…
Но и не только право тела имела эта обиженная судьбой девушка – право души, а если совсем точно – право той силы, что жила в ее душе.
Дара шагнула к Фаине и еле удержалась, чтобы не опуститься на корточки.
– Скажите, вы когда-нибудь пробовали лечить руками?
– Кто, я? Так этому же, наверно, учиться надо? – удивленная вопросом Фаина посмотрела на Изору.
– У многих это от рождения, Фаиночка, – сказала та, и по лицу крестницы Дара поняла – Изора тоже почуяла в гостье что-то необычное, но сильное и готовое к действию.
Умнее всех поступила Зоя – пока Изора ахала и кудахтала, пока Дара косо на нее смотрела, Зоя сбегала в кабинет Изоры, где только что пили кофе, и принесла оттуда на подносе все необходимое, уместила поднос на сервировочном столике, столик подкатила к креслу – и, не успели Дара с Изорой опомниться, как образовалось весьма приятное дамское застолье. А у Зои еще хватило ума закрыть дверь салона, чтобы никто наобум лазаря не ввалился.
Однако корзинка с печеньем была почти пустой.
– Гейс бы на тебя наложить, чтобы сладкого поменьше потребляла. Гляди, в юбку скоро не влезешь, – беззлобно пригрозила Дара крестнице.
– А что, крестненькая, на раздобудешь ли к столу чего-нибудь этакого? Без калорий? – показав на корзинку, спросила Изора.
– Огурцов, что ли?
Дара много чего умела. Иное проделывала из чистого баловства – те же опыты по телекинезу, хотя он и требовал большого напряжения. Несколько раз она изумляла крестниц, буквально добывая из воздуха то банку с красной икрой, то запрессовку копченого лосося. Фактически это было мелкое воровство из ближайшего универсама. Зная, что у персонала и без того совесть нечиста, Дара иногда брала грех на душу, но вообще старалась блюсти этический кодекс целителя, в котором на первом месте была краткая, но емкая заповедь: НЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЯЙ!
Сейчас ей, кроме всего прочего, хотелось убедиться в том, что наваждение не причинило ей вреда, способности остались прежними и искаженный гейс после бурной ночи никоим образом не проявился.
Дара собралась с силами, но пугать Фаину с Зоей не стала, а завела левую руку (в этом она подражала Фердиаду) за спину, сосредоточилась, визуализировала длиннейший зеленый огурец, но в последнюю секунду передумала: в самом деле, кофе с огурцом – это уже запредельно!
Пакет с нарядным импортным печеньем она положила на стол, когда прочие отвлеклись разливанием кофе. И вздохнула с облегчением: получилось!
– Ну, еще стихи пишу, – смущенно сказала Фаина в ответ на вопрос, которого Дара, занятая своим трюком, не слышала. – Их обязательно показывать?
– Конечно, покажи, – и Изора протянула руку за крошечным блокнотом, куда совсем уж бисерным почерком были вписаны ровненькие строчки.
Изора знала, что для крестницы стихи и таблица логарифмов – явления примерно одного порядка, поэтому сразу забрала блокнот. Видя, как уверенно она распоряжается в салоне, Фаина возражать не стала.
Она прочитала одно стихотворение, другое – и задумалась.
Еще в пору своей бестолковой первой любви она сама писала стихи, причем делала это не только от переполнявших душу эмоций, но еще и от литературной безграмотности. Кто-то из однокурсниц подарил ей томик Цветаевой, потом появились и другие имена. У Дары в голове словно что-то щелкнуло и открылась дверца. Она поняла, где пролегает граница между поэзией и не-поэзией. Больше она ничего рифмованного не писала, но всякий раз, обнаруживая талантливое четверостишие, тихо радовалась – и тому, что кто-то другой может, и тому, что сама способна понять и оценить.
Горбунья писала такие пронзительно-отточенные стихи, что дрожь пролетала по коже. Но не только – фантазия затащила ее в столь странные края, что Дара только и произнесла: «Ого!»
– Вы про что, про что? – забеспокоилась Фаина, отнимая блокнотик. – Ах, про это? Это – раннее!…
– Послушай, крестница, – Дара вернула блокнот и прочитала вслух стихи:
– Как-как? – переспросила Изора, боявшаяся вздохнуть, когда крестная читала стихи. – Я не ослышалась? Ниав?
– По белой кромке ночных морей,
По краю тени ночных холмов
Несется след незримых подков,
И Ниав кличет: Скорей, скорей!
Выкинь из сердца смертные сны!
Кружатся листья, кони летят,
Волосы ветром относит назад,
Огненны очи, лица бледны.
Призрачной скачки неистов пыл,
Кто нас увидел – навек пропал:
Он позабудет, о чем мечтал,
Все позабудет, чем прежде жил.
Останется в сердце не звон, не зов,
А жажда зова, беззвучный глас…
И у подножья зеленых холмов
Он будет бродить, ожидая нас…
– И зеленые холмы, – подтвердила Дара. – Фаина, ты знаешь, кто такая Ниав?
– Сида.
– Так, сида. Как их еще называли?
– Племя богини Дану. Когда пришли люди, племя богини Дану ушло жить в зеленые холмы, а что? Смешно, что я пишу про это?
– Никто и не думает смеяться. Твои стихи серьезнее, чем тебе самой кажется, – сказала Дара, подсаживаясь к компьютеру. – Зоя, будь так добра, возьми к себе Фаину, раскинь ей Таро, и со Старшими, и с Младшими Арканами. Посмотри прогноз. А я пока введу ее данные в машину, потом распечатаю гороскоп.
Зоя до той поры, когда ее познакомили с Изорой, искавшей персонал для салона, знать ничего не знала про Курсы. Изора же, не имея указаний насчет соблюдения секрета, на всякий случай напустила таинственности. Вот Зоя и смотрела на Дару как на существо иного мира, ослушаться которое опасно.
Она увела Фаину к себе в кабинетик, Дара и Изора остались одни.
– Если бы на Курсах учили филидов, ее впору было бы готовить даже не к первому, а ко второму посвящению, – сказала Дара. – Но стихосложение у нас присутствует чисто формально, и это мне наконец-то показалось странным…
– Да она же вся наша! – воскликнула Изора. – Ты понимаешь? Ее же нужно срочно брать на Курсы, хоть кем – но брать! Когда наши услышат эти стихи про сидов и зеленые холмы!…
– И что же будет?
– Ну… Крестненькая! А обряды, а ритуалы? – сообразила Изора.
– Откуда на Курсах эта игра в обитателей зеленых холмов, понятно, – сказала Дара. – Большую часть знаний передали друидам сиды, а уж зачем они это сделали – одной Бриг известно. Благотворительностью эти товарищи вроде бы не баловались. Фердиад хотел ненавязчиво подчеркнуть, что люди очень многим обязаны сидам. Но ведь на древе Бриг три ветви! А у нас зеленеют только… полторы! Целительство – да, тайные знания – сама к ним приобщилась частично, значит, считаем половиной! Но куда подевалась поэзия?!
– Так мы же проходили!…
– Науку сочинять поздравительные куплеты мы проходили! Этому Аэдану только в рекламном агентстве работать.
– А в самом деле, крестная, – куда?
Изора смотрела на Дару с надеждой – как будто ей, простой душе, нужна была эта самая древняя поэзия!
Дара же молчала, припоминая, что ей рассказывали о филидах – хранителях законов, перелагавших их в стихи, чтобы люди легче запоминали и поменьше перевирали. Оснащеный рифмами закон – это далеко не поэзия, и в таком качестве филиды сегодня, конечно, совершенно бесполезны. Однако, если верить истории, было время, когда филиды оттеснили друидов от тронов древних королей…
При мысли, что это Фердиад, злопамятный сид, до сих пор сводит заплесневевшие счеты, Дара фыркнула. Счеты эти были более чем тысячелетней давности! Она знала мстительный характер своего учителя и любовника, но такого максимализма и нарочно бы не придумала.
– Знаешь что? – сказала Дара Изоре. – Я потом попробую узнать, что там за ерунда с этой третьей ветвью…
И тут же вспомнила, что такую попытку она уже делала! Но старая мудрая Эмер увернулась от разговора, в подтексте которого у двух бывших соперниц постоянно присутствовал Фердиад.
– Давай, крестненькая… – Изора прислушалась. – Вот интересно, что там у девочки в прогнозе?
– Даже если ты теперь что-то для нее сделаешь, оно будет недолговечно, и подделывать придется постоянно, и она сама будет понимать, что взаимная любовь в ее жизни – иллюзия, фантом, конструкция, которая держится только твоими усилиями, – предупредила Дара. – Подумай хорошенько.
Изора услышала в этих словах приказ и отошла к окошку, всем видом показывая, как мучительно она обмозговывает ситуацию. Дара усмехнулась – вот тоже проблема! Конечно, Фаину жаль, но лучше не открывать сейчас перед ней блистательных горизонтов, для ее же пользы лучше. Возможен и такой вариант, что доверчивая девушка повадится со всякой мелочью бегать в салон, отрывать Изору от важных дел, и кончится это конфликтом. Изора конфликт переживет и не поморщится, при всей ее сегодняшней вспышке нежной жалости к горбунье, а вот от Фаины, трепетной поэтической души, можно ждать всяких недоразумений…
На вешалке висела шубка Фаины, на кресле остался лежать ее шарф. Изора посмотрела на этот шарф – крупной вязки, самодельный, больше говорящий о жизни девушки, чем даже стихи, – и сняла с шеи продолговатый зеленый кулон на длинной цепочке.
Изора любила работать с маятником. Любой предмет, подвешенный к нитке, веревке, струне, петля которой обхватывала средний палец, сразу и бесповоротно влюблялся в Изору, делался ее преданным рабом и подсказывал то, чего другому ни за что не раскрыл бы: не только кружил или раскачивался взад-вперед или же вправо-влево, но мелко вибрировал, тянулся вниз, подскакивал вверх и даже тихо шипел – так тихо, что слышала одно лишь Изора.
Вытянув руку с цепочкой так, что кулон почти касался шарфа, Изора окаменела. Дара с интересом следила за острым камнем. Он чуть качнулся – и вдруг пошел описывать довольно широкие круги.
– Шанс есть! Ну, вот что, – сказала, поймав кулон в ладонь, Изора. – Мы с тобой мужскую ласку знаем? Хотим? Получаем? Вот пусть и она получит!
– Единоразово?
– Хоть так!
Изора готова была отстаивать свое решение до последнего.
Такой Дара свою крестницу еще не видывала. Да и неудивительно – там, где они встречались, было не до работы, сейчас же Изора занималась своим ремеслом, мало беспокоясь о производимом впечатлении.
Стала ли она другой за то время, что работает самостоятельно? Такой вопрос задала себе Дара – но с ответом решила подождать.
– Хорошо. Ты так решила. Но в одиночку ты ни черта не сделаешь. Если, конечно, ты действительно хочешь помочь Фаине.
– А ты, крестная?
– Не обо мне речь. Прежде всего, нужно посмотреть, что тут можно сделать РЕАЛЬНО. Нужно поработать с ее эфирным телом.
Изора открыла было рот, но промолчала.
Дара же считала ее мысль примерно так же, как если бы Изора произнесла слова вслух и с безукоризненной дикцией.
– С эфирным телом лучше всех работает Сана, выправляет его, а потом подстраивает под него физическое. Но к Сане я обращаться не буду! Мы поссорились не на жизнь, а на смерть. Она же моего ребенка подставила! Ты это знаешь, крестная, и ты же наводишь меня на мысль о необходимости мириться? Когда примирение невозможно?!
– Я попрошу Сану посмотреть ее, – ответила на эту мысль Дара. – Ты найдешь самые сильные заговоры и ритуалы на усиление женской привлекательности, подвесишь ей астральный маячок. Зазывы вроде этого, помнишь, «беда лиха, отдай жениха», – тоже на твоей совести. А я выберу подходящее время и изготовлю талисман.
Дара умела мастерить довольно сложный талисман, способный отвести глаза и одурманить самого бдительного мужчину – если только этот мужчина соответствует женщине по гороскопу.
Сложность заключалась в том, что рисовать знаки следовало по памяти. Чтобы талисман заработал, он должен был быть выполнен только непрерывными линиями – а когда срисовываешь, так не получается.
Не дожидаясь, чем окончится гадание на Таро и каков будет прогноз, она попросила Изору забрать ее сумку домой, пообещав, что придет к ужину. А сама отправилась вызывать Сану.
Зов, который послала Дара, уже почти подойдя к дому крестницы, сразу же вернулся ответом. В окошке четвертого этажа шевельнулась штора, а несколько минут спустя Сана уже выбежала в подъезд, накинув шубу поверх халата, навстречу крестной.
– Ты с ума спятила, – сказала ей Дара. – Простудишься!
Точно так же ворчливо предостерегала ее саму старая Эмер.
– Я вчера звала тебя, звала! Ты не отвечала! Постой! – Сана удержала крестную. – Там у меня сидит Кано!
– Кано?
Тут только Дара вспомнила, что Изора что-то ей толковала про рыжего целителя, но вскользь – полагала, видно, что если Дара захочет о нем знать, то сама начнет расспрашивать, если же не задает вопросов о своем бывшем любовнике – то нужно соблюдать деликатность. Дара же как раз собиралась расспросить подробнее – но тут появилась Фаина, и мысль о Кано совершенно естественно вылетела у нее из головы.
– Ну да, он тут у нас остался. В Изоркином салоне подрабатывает. Но не перетруждается.
– Это я знаю. Так что, у тебя с ним что-то получается?
Дара имела в виду – раз уж он тут не просто остался после Йула, а поселился у тебя, то, наверно, вы ведь не порознь спите?
– А не понять, – беззаботно отвечала Сана. – Если ты не против с ним там увидеться – то пойдем!
– Нет, – подумав, сказала Дара. – Это даже хорошо, что ты меня в подъезде встретила. Он будет себя чувствовать очень неловко. Как у него дела в салоне? Изорка ему много клиентов подбросила? Ох, про него-то я и забыла!
Мобилизовав все силы для решения Фаининой проблемы, она не подумала, что и Кано кое-что умеет. А он в свое время увлекался астроминералогией и мог подобрать девушке камни, усиливающие привлекательность и даже способные пробудить ее собственную чувственность – что в соответствующую минуту немаловажно…
Быстренько рассказав Сане о Фаине, договорившись с ней насчет визита девушки, Дара искренне расцеловала крестницу и совсем уж собралась выскакивать из подъезда, но Сана удержала ее.
– Я страшно хочу потрепаться с тобой, крестненькая! Мне есть что рассказать. Ты, наверно, до сих пор не понимаешь, что было тогда, на Йуле, и почему я полезла разбираться с Фердиадом…
– Молчи, – приказала Дара. – Не называй этого имени.
– Делать ему нечего – сидеть и слушать, не назовет ли его какая-нибудь дура. Так вот…
– Я тебе еще раз говорю – чем меньше ты будешь вспоминать Фердиада, тем лучше! – Дара взяла Сану за плечи и та преданно уставилась ей в глаза.
Из всех своих учениц и крестниц эту она не то чтобы больше полюбила – формальных признаков любви и нежности, которые кишмя кишели в отношениях с Изорой, между ними не наблюдалось. Но Дара знала, что там, где для Изоры нужен целый монолог, Сана поймет с полуслова. И еще чуяла в ней полнейшую неспособность к предательству.
И то, что Сана ради нее, Дары, поставила ловушку не более не менее как на живого сида, после чего разругалась со своей лучшей подругой, Дара запомнила если не навеки, то очень надолго.
– Не буду, а в чем дело-то? – тревожно спросила Сана.
– Дело в том… – Дара помолчала и решилась. – Он сильнее и опаснее, чем мы думали. Стой крепче. Он… ну… не человек.
– А кто же?
– Сид.
– Сид?!
– Не вопи. Я сама недавно узнала. Ездила к Эмер, а она проболталась…
– А ни фига ж себе… Так, что, выходит, это – серьезно? Не сказка?
– Чему тебя только на Курсах учили… Серьезнее, чем кажется. Даже если он тебя сильно обидел – забудь. Не серди его. Сид, способный прощать, – не сид.
По глазам крестницы Дара видела, что та все еще не решила, верить или нет.
– Да пойми же ты наконец! И сиды есть, и Другой Мир, куда они ушли, – есть! Я сама там была и говорила с настоящей сумасшедшей сидой! Эмер знает, как это делается, она меня впустила и встретила! И сиди тихо! Прижми зад и сиди! Фердиад – это не твоя забота!
Подумала и завершила:
– Это, к сожалению, теперь моя забота…
И, оттолкнув Сану, Дара выскочила на улицу.
По дороге в салон она поймала себя еще на одном проколе – нужно было и Сане внушить необходимость примирения с Изорой. Повздорили они на Йул, а теперь уже Имболк на носу – сколько же можно дуться?
И даже если Сашка не выкинула из головы Фердиада, лучше, чтобы за ней не одна Изора присматривала. Сана, чувствуется, так недовольна сидом, что от нее при нужде будет гораздо больше пользы…
Сама Дара планировала провести в городе еще дня два, а потом возвращаться домой – с чувством глубокого личного удовлетворения. И с чувством странной тревоги – не вернется ли после встречи с Артуром наваждение?
Что, если оно не вернется?…
Глава девятнадцатая Портрет врага
Убегая на встречу с Дарой, Сана оставила Кано у телевизора, а обнаружила за любопытным занятием – он вывалил на пол свою дорожную сумку и перебирал горку походного имущества, тщательно прощупывая всякую тряпочку.
– Ты не находила «Лисичку»? – озабоченно спросил он.
– Ты о чем?
– Нож пропал, «Лисичка».
– А что за нож?
– Крестный дал. Мне нужен был для дела сильный ритуальный нож, я попросил, он дал «Лисичку». Сказал – береги, вещь серьезная, потом вернешь. А я, старый дурак, его куда-то подевал…
Крестным мог быть только Фердиад! Кто же еще? И Сана приняла твердое решение – припрятанную «Лисичку» не возвращать, самой пригодится.
Вот именно так на нее подействовала сообщенная Дарой новость.
Кано, который и знать не знал про Санино приключение с Фердиадом, продолжал безнадежно рыться в вещах.
– Может, послать зов? – наугад предложила Сана. Она не знала, откликается ли ритуальное оружие, у нее никогда не было своего кинжала с гейсом, а о повадках «Змейки» Дара ничего не рассказывала, но узнать было важно – ведь если «Лисичка» останется у нее, Фердиад, возможно, сумеет установить связь с кинжалом, и тогда мало не покажется…
– Ты что, какой зов?
– Ну… Если на кинжалы накладывают гейсы, как на людей, то, может, они приобретают и какие-то способности?
– Ерунда! – авторитетно пресек это безграмотное рассуждение Кано. – Я другого боюсь – «Лисичка» может попасть в дурные руки.
– И что?
– И ничего! Не будет больше ножа! На ней же гейс: не пить человеческой крови! А вид у нее такой, что так и хочется всадить ее кому-нибудь в брюхо! Очень хищный вид – если ты понимаешь, о чем я…
Вот оно что, подумала Сана, однако «Лисичка» – и не охотничий нож, для кого и для чего ее сковали?
Укрепившись в своем решении не возвращать клинок и даже спрятать его вне дома, Сана опустилась на корточки и двумя пальцами подняла скомканные плавки Кано.
– Ты так и будешь их таскать в сумке до Страшного Суда? Давай постираю, пока совсем не протухли. И что там у тебя еще?
– Сам постираю, – буркнул Кано, однако – лишь из благовоспитанности. Зная это суровое мужское «сам», Сана повыуживала из кучки все его скромное бельишко и понесла в ванную.
«Лисичку» нужно было спрятать там, где ей обеспечена хорошая защита…
Прежде всего Сана подумала про целительницу Мойру. Но тот, кто пойдет по следу «Лисички», прежде всего проверит Изору и Мойру. Значит…
Значит, нужен человек, имеющий силу, но не имеющий отношения к Курсам, совершенно неподвластный их загадочному руководству!
И Сана знала такую женщину. Это была знаменитая бабка Савельевна, та самая, что тридцать лет назад сняла штаны с полковника милиции Дергачева. История приобрела черты уже не легенды, а эпоса: полковник остался без штанов аккурат во время совещания, проводимого безымянным генералом, при большом стечении милицейского народа. Ремень якобы оказался как бритвой перерезан, что вызвало генеральский гнев, расследование, щедрую россыпь выговоров, чуть ли не полковничью отставку.
На самом деле все было куда как проще. Милиция цеплялась к женщине, искренне полагая, что та наживается на людских предрассудках. Бабка Савельевна, которая уже тогда была именно «бабкой», пригрозила, что если ее не оставят в покое, главный гонитель потеряет штаны в виде предупреждения, а не для позора. Окажется мало – будут другие подарки.
Если бы Савельевне сказали, что она воспользовалась приемами эрикссоновского гипноза, она бы очень обиделась и сослалась на свою собственную бабку, еще и не такие штуки проделывавшую.
Безобразие случилось на следующий день – пребывая в легком, искусно наведенном трансе и заякоренный на нужном образе, Дергачев просто забыл, выходя из туалета, застегнуть эти самые штаны. Несколько шагов по коридору он сделал еще в приличном виде, потом брюки начали сползать, но он этого до поры не ощущал. Самое с точки зрения Саны и Савельевны обидное было в том, что навстречу не случилось ни одной бабы, а только два молодых и смешливых лейтенанта, а также шофер. Впрочем, и этого вполне хватило, чтобы разнести новость по всему городу.
Бабке негласно позволили продолжать свою лечебно-колдовскую практику, но она благоразумно перебралась на самую окраину, подальше от людского внимания, рассудив, что кому она нужна – тот ее и тут отыщет. И действительно – в иной день с раннего утра у калитки шебуршала очередь.
До Курсов Сана несколько раз была у Савельевны – сперва в связи с бесплодием, потом уже просто по-приятельски. Решив, что ничего лучше и не придумаешь, Сана решила спрятать «Лисичку» у бабки. Та, если войдет в раж, с нечистым схватится и одолеет, не только с блудливым сидом. Для особо недоверчивых на старой бабкиной квартире была круглая дыра в бетонной плите, служившей ограждением для лоджии. К этой дыре нарочно водили технически грамотных мужиков, но они не могли понять, каким орудием и при какой температуре такое вообще можно было сотворить. Бабка же утверждала, что именно так, а не иначе, пожелала уйти из ее дома насланная врагами потусторонняя сущность, оставившая после себя вполне конкретный запах серы.
Все это Сана успела обдумать, занимаясь стиркой.
Кано дважды заглядывал в ванную, потом получил указание ставить чайник на огонь. И они сидели на кухне, пили чай, как два миролюбивых супруга, по милой шутке судьбы оба – рыжих, и никто бы не сказал, что это кротко толкуют меж собой о ценах в супермаркете и на рынке два профессиональных целителя, живужих довольно странной на нормальный взгляд жизнью.
Забавной они были парой – маленькая, худенькая, почти безгрудая Сана и здоровенный, как вставший на задние лапы матерый лев, гривастый Кано. К тому же Сана дома первым делом смывала макияж, и красновато-рыжие волосы особенно подчеркивали ее природную бледность, если не знать ее возраста – то вполне можно счесть подростком-заморышем, решившим пробиться во взрослый мир путем отчаянного до нелепости изменения своей серенькой внешности.
Кано расслабился, размяк – у себя дома он, скорее всего, вел раздолбайски-холостяцкий образ жизни, при котором главное блюдо – яичница, оно же – единственное. Сана сделала ему горячие бутерброды – с ветчиной, с кетчупом, с тертым сыром, и он блаженствовал, он наслаждался, он картинно поглаживал себя по пузу, ему уже ничего не было нужно, кроме большой чашки крепкого и сладкого чая, кроме этих гигантских бутербродов. Он даже стал жмуриться – и, поняв, что блаженство вот-вот сморит гостя, Сана перешла в тихую такую, малозаметную атаку.
– А что бы тебе тут вообще не остаться? – спросила она. – Работал бы у Изорки и горя не знал. Клиентурой мы бы поделились. А получается у тебя неплохо.
– Так крестный же, – возразил Кано. – Он меня сюда затащил, с ним я и уеду. А когда он появится – одни сестрицы Морриган знают, не к ночи будь помянуты!
То, что Фердиад болтается где-то в городе, было еще одной плохой новостью, и Сана первым делом подумала про Дару. А затем – о том, что она сейчас может только защищать интересы Дары, всякая другая деятельность вызовет у Кано подозрения.
– Ты не находила «Лисичку»? – озабоченно спросил он.
– Ты о чем?
– Нож пропал, «Лисичка».
– А что за нож?
– Крестный дал. Мне нужен был для дела сильный ритуальный нож, я попросил, он дал «Лисичку». Сказал – береги, вещь серьезная, потом вернешь. А я, старый дурак, его куда-то подевал…
Крестным мог быть только Фердиад! Кто же еще? И Сана приняла твердое решение – припрятанную «Лисичку» не возвращать, самой пригодится.
Вот именно так на нее подействовала сообщенная Дарой новость.
Кано, который и знать не знал про Санино приключение с Фердиадом, продолжал безнадежно рыться в вещах.
– Может, послать зов? – наугад предложила Сана. Она не знала, откликается ли ритуальное оружие, у нее никогда не было своего кинжала с гейсом, а о повадках «Змейки» Дара ничего не рассказывала, но узнать было важно – ведь если «Лисичка» останется у нее, Фердиад, возможно, сумеет установить связь с кинжалом, и тогда мало не покажется…
– Ты что, какой зов?
– Ну… Если на кинжалы накладывают гейсы, как на людей, то, может, они приобретают и какие-то способности?
– Ерунда! – авторитетно пресек это безграмотное рассуждение Кано. – Я другого боюсь – «Лисичка» может попасть в дурные руки.
– И что?
– И ничего! Не будет больше ножа! На ней же гейс: не пить человеческой крови! А вид у нее такой, что так и хочется всадить ее кому-нибудь в брюхо! Очень хищный вид – если ты понимаешь, о чем я…
Вот оно что, подумала Сана, однако «Лисичка» – и не охотничий нож, для кого и для чего ее сковали?
Укрепившись в своем решении не возвращать клинок и даже спрятать его вне дома, Сана опустилась на корточки и двумя пальцами подняла скомканные плавки Кано.
– Ты так и будешь их таскать в сумке до Страшного Суда? Давай постираю, пока совсем не протухли. И что там у тебя еще?
– Сам постираю, – буркнул Кано, однако – лишь из благовоспитанности. Зная это суровое мужское «сам», Сана повыуживала из кучки все его скромное бельишко и понесла в ванную.
«Лисичку» нужно было спрятать там, где ей обеспечена хорошая защита…
Прежде всего Сана подумала про целительницу Мойру. Но тот, кто пойдет по следу «Лисички», прежде всего проверит Изору и Мойру. Значит…
Значит, нужен человек, имеющий силу, но не имеющий отношения к Курсам, совершенно неподвластный их загадочному руководству!
И Сана знала такую женщину. Это была знаменитая бабка Савельевна, та самая, что тридцать лет назад сняла штаны с полковника милиции Дергачева. История приобрела черты уже не легенды, а эпоса: полковник остался без штанов аккурат во время совещания, проводимого безымянным генералом, при большом стечении милицейского народа. Ремень якобы оказался как бритвой перерезан, что вызвало генеральский гнев, расследование, щедрую россыпь выговоров, чуть ли не полковничью отставку.
На самом деле все было куда как проще. Милиция цеплялась к женщине, искренне полагая, что та наживается на людских предрассудках. Бабка Савельевна, которая уже тогда была именно «бабкой», пригрозила, что если ее не оставят в покое, главный гонитель потеряет штаны в виде предупреждения, а не для позора. Окажется мало – будут другие подарки.
Если бы Савельевне сказали, что она воспользовалась приемами эрикссоновского гипноза, она бы очень обиделась и сослалась на свою собственную бабку, еще и не такие штуки проделывавшую.
Безобразие случилось на следующий день – пребывая в легком, искусно наведенном трансе и заякоренный на нужном образе, Дергачев просто забыл, выходя из туалета, застегнуть эти самые штаны. Несколько шагов по коридору он сделал еще в приличном виде, потом брюки начали сползать, но он этого до поры не ощущал. Самое с точки зрения Саны и Савельевны обидное было в том, что навстречу не случилось ни одной бабы, а только два молодых и смешливых лейтенанта, а также шофер. Впрочем, и этого вполне хватило, чтобы разнести новость по всему городу.
Бабке негласно позволили продолжать свою лечебно-колдовскую практику, но она благоразумно перебралась на самую окраину, подальше от людского внимания, рассудив, что кому она нужна – тот ее и тут отыщет. И действительно – в иной день с раннего утра у калитки шебуршала очередь.
До Курсов Сана несколько раз была у Савельевны – сперва в связи с бесплодием, потом уже просто по-приятельски. Решив, что ничего лучше и не придумаешь, Сана решила спрятать «Лисичку» у бабки. Та, если войдет в раж, с нечистым схватится и одолеет, не только с блудливым сидом. Для особо недоверчивых на старой бабкиной квартире была круглая дыра в бетонной плите, служившей ограждением для лоджии. К этой дыре нарочно водили технически грамотных мужиков, но они не могли понять, каким орудием и при какой температуре такое вообще можно было сотворить. Бабка же утверждала, что именно так, а не иначе, пожелала уйти из ее дома насланная врагами потусторонняя сущность, оставившая после себя вполне конкретный запах серы.
Все это Сана успела обдумать, занимаясь стиркой.
Кано дважды заглядывал в ванную, потом получил указание ставить чайник на огонь. И они сидели на кухне, пили чай, как два миролюбивых супруга, по милой шутке судьбы оба – рыжих, и никто бы не сказал, что это кротко толкуют меж собой о ценах в супермаркете и на рынке два профессиональных целителя, живужих довольно странной на нормальный взгляд жизнью.
Забавной они были парой – маленькая, худенькая, почти безгрудая Сана и здоровенный, как вставший на задние лапы матерый лев, гривастый Кано. К тому же Сана дома первым делом смывала макияж, и красновато-рыжие волосы особенно подчеркивали ее природную бледность, если не знать ее возраста – то вполне можно счесть подростком-заморышем, решившим пробиться во взрослый мир путем отчаянного до нелепости изменения своей серенькой внешности.
Кано расслабился, размяк – у себя дома он, скорее всего, вел раздолбайски-холостяцкий образ жизни, при котором главное блюдо – яичница, оно же – единственное. Сана сделала ему горячие бутерброды – с ветчиной, с кетчупом, с тертым сыром, и он блаженствовал, он наслаждался, он картинно поглаживал себя по пузу, ему уже ничего не было нужно, кроме большой чашки крепкого и сладкого чая, кроме этих гигантских бутербродов. Он даже стал жмуриться – и, поняв, что блаженство вот-вот сморит гостя, Сана перешла в тихую такую, малозаметную атаку.
– А что бы тебе тут вообще не остаться? – спросила она. – Работал бы у Изорки и горя не знал. Клиентурой мы бы поделились. А получается у тебя неплохо.
– Так крестный же, – возразил Кано. – Он меня сюда затащил, с ним я и уеду. А когда он появится – одни сестрицы Морриган знают, не к ночи будь помянуты!
То, что Фердиад болтается где-то в городе, было еще одной плохой новостью, и Сана первым делом подумала про Дару. А затем – о том, что она сейчас может только защищать интересы Дары, всякая другая деятельность вызовет у Кано подозрения.