Страница:
– И тогда ты набросил на меня гейс?
– Да – чтобы ты какое-то время спустя вернулась.
– Ты так был уверен, что скоро в моей жизни не станет любви? И мое назначение в этот проклятый город – твоих рук дело?
Он усмехнулся – понимай, как знаешь, и, в конце концов, ускорить действие гейса было даже милосердно по отношению к тебе – он сработал, пока ты не утратила молодости.
Она поняла эту усмешку и только рукой махнула – чего уж теперь разбираться…
– Я знал, что так, как со мной, тебе ни с кем не будет хорошо. И с Кано – в первую очередь. Ты будешь во всех мужчинах искать меня, не найдешь, и в тебе, как во мне тогда, что-то притупится…
– Тут ты был прав, это и произошло, – согласилась Дара. – И все же мне кажется, что мы называем одним именем разные вещи…
– Я привел тебя в свой дом, чего уж больше? – спросил сид. – Большего доказательства любви не даст ни один мужчина.
– Не меня ты собирался сюда привести – вот в чем беда.
– Но в таком случае – почему же я привел тебя?
– Вот это я и пытаюсь понять.
Фердиад засмеялся.
– Я обещал тебе доказательство. Я знаю – ты в последнее время ищешь книги, где было бы сказано о филидах, о их магии. Ты и в Москву за знаниями ездила. У меня у самого была такая книга, но я не нашел в ней ничего путного и подарил ее Эмер. Но кое-что я все же раздобыл.
Фердиад достал из рюкзака завернутый в газету толстенный том, выпростал и протянул через стол. Дара приняла обеими руками, развернула и ахнула.
Это была книга Фаины.
– Как она к тебе попала?
– Я искал и нашел. Раз уж тебе интересны дела филидов – читай, пока не надоест. Тпеперь ты видишь, что я готовился к встрече не с девочкой, а с тобой?
– Ты взял ее у больного ребенка?
– Я взял ее у бесполезной и озлобившейся старой девы, ожидающей, пока приедут турусы на колесах. У одаренной, но примитивной и глупенькой калеки, – ответил Фердиад уж больно знакомыми словами. – Не волнуйся, она не заметит пропажи.
– Так… – растерянно произнесла Дара. – Выходит, это я тебя на нее навела…
– Навела, – согласился Фердиад. – Тебе эта книга нужнее. В конце концов, ты можешь сделать копию и вернуть девочке оригинал.
– Тоже верно…
Дара положила книгу на стол.
Фердиад молча копался в рюкзаке, добывая оттуда походную еду. Казалось, ему безразлично, будет Дара выкапывать из фолианта утерянную мудрость филидов, или махнет на эту затею рукой.
Или же он просто безупречно владел собой, старый и опытный в таких поединках сид!
– Если бы я знал, что из-за этого ты устроишь такую суету, давно бы уже подарил тебе. Я знаю, где хранится еще одна, но туда добираться далеко. И вряд ли ты станешь читать том толщиной со свое бедро на португальском языке.
Действительно, подумала Дара, подарил же он книгу Эмер, наверно, нужно было всего-навсего попросить.
– Понадобится – прочитаю, – буркнула она. – Что там у тебя, копченое мясо?
– Здорово пахнет, правда?
– Ага!
– Держи! – Фердиад протянул ей кусок на кончике ножа. – Ешь руками, так полезнее. А насчет филидов не обольщайся. Просто они открыли для себя письменность и стали сохранять всякое свое слово, и полезное, и бесполезное. Когда знание передается из уст в уста, в виде вопросов и ответов, лишнего хранить не станут. А кожа, дерево, камень и в особенности бумага все стерпят. Если хочешь, будем читать вместе, и я объясню тебе, что к чему.
– Давай! – охотно согласилась Дара.
Он встал и пересел на ее скамью.
– Сейчас и начнем? – спросил он, а его рука меж тем скользнула ей за спину.
– Вот уж не думала, что в холме может быть так тепло, – ответила на это Дара.
– В твоем свитере и на Северном полюсе не замерзнешь.
Она стянула этот свитер через голову, оставшись в беленьком кружевном топе, заправленном в джинсы, и тут же ощутила на голом плече знакомую руку Фердиада.
Сбывалось то, что сбыться не должно было никогда.
Она улыбнулась – сид все рассчитал правильно, однако была одна мелочь, которой он не учел. Так, сущая ерунда: всего лишь то, что они называли одним именем разные вещи.
Дара повернулась, посмотрела в глаза сиду, сделав взгляд таким зовущим, что он невольно потянулся к ней, и задала тот главный вопрос, который держала наготове уже несколько часов, или дней, а может, даже лет:
– Фердиад, а что такое нежность?
Глава двадцать девятая Логика Фердиада
– Да – чтобы ты какое-то время спустя вернулась.
– Ты так был уверен, что скоро в моей жизни не станет любви? И мое назначение в этот проклятый город – твоих рук дело?
Он усмехнулся – понимай, как знаешь, и, в конце концов, ускорить действие гейса было даже милосердно по отношению к тебе – он сработал, пока ты не утратила молодости.
Она поняла эту усмешку и только рукой махнула – чего уж теперь разбираться…
– Я знал, что так, как со мной, тебе ни с кем не будет хорошо. И с Кано – в первую очередь. Ты будешь во всех мужчинах искать меня, не найдешь, и в тебе, как во мне тогда, что-то притупится…
– Тут ты был прав, это и произошло, – согласилась Дара. – И все же мне кажется, что мы называем одним именем разные вещи…
– Я привел тебя в свой дом, чего уж больше? – спросил сид. – Большего доказательства любви не даст ни один мужчина.
– Не меня ты собирался сюда привести – вот в чем беда.
– Но в таком случае – почему же я привел тебя?
– Вот это я и пытаюсь понять.
Фердиад засмеялся.
– Я обещал тебе доказательство. Я знаю – ты в последнее время ищешь книги, где было бы сказано о филидах, о их магии. Ты и в Москву за знаниями ездила. У меня у самого была такая книга, но я не нашел в ней ничего путного и подарил ее Эмер. Но кое-что я все же раздобыл.
Фердиад достал из рюкзака завернутый в газету толстенный том, выпростал и протянул через стол. Дара приняла обеими руками, развернула и ахнула.
Это была книга Фаины.
– Как она к тебе попала?
– Я искал и нашел. Раз уж тебе интересны дела филидов – читай, пока не надоест. Тпеперь ты видишь, что я готовился к встрече не с девочкой, а с тобой?
– Ты взял ее у больного ребенка?
– Я взял ее у бесполезной и озлобившейся старой девы, ожидающей, пока приедут турусы на колесах. У одаренной, но примитивной и глупенькой калеки, – ответил Фердиад уж больно знакомыми словами. – Не волнуйся, она не заметит пропажи.
– Так… – растерянно произнесла Дара. – Выходит, это я тебя на нее навела…
– Навела, – согласился Фердиад. – Тебе эта книга нужнее. В конце концов, ты можешь сделать копию и вернуть девочке оригинал.
– Тоже верно…
Дара положила книгу на стол.
Фердиад молча копался в рюкзаке, добывая оттуда походную еду. Казалось, ему безразлично, будет Дара выкапывать из фолианта утерянную мудрость филидов, или махнет на эту затею рукой.
Или же он просто безупречно владел собой, старый и опытный в таких поединках сид!
– Если бы я знал, что из-за этого ты устроишь такую суету, давно бы уже подарил тебе. Я знаю, где хранится еще одна, но туда добираться далеко. И вряд ли ты станешь читать том толщиной со свое бедро на португальском языке.
Действительно, подумала Дара, подарил же он книгу Эмер, наверно, нужно было всего-навсего попросить.
– Понадобится – прочитаю, – буркнула она. – Что там у тебя, копченое мясо?
– Здорово пахнет, правда?
– Ага!
– Держи! – Фердиад протянул ей кусок на кончике ножа. – Ешь руками, так полезнее. А насчет филидов не обольщайся. Просто они открыли для себя письменность и стали сохранять всякое свое слово, и полезное, и бесполезное. Когда знание передается из уст в уста, в виде вопросов и ответов, лишнего хранить не станут. А кожа, дерево, камень и в особенности бумага все стерпят. Если хочешь, будем читать вместе, и я объясню тебе, что к чему.
– Давай! – охотно согласилась Дара.
Он встал и пересел на ее скамью.
– Сейчас и начнем? – спросил он, а его рука меж тем скользнула ей за спину.
– Вот уж не думала, что в холме может быть так тепло, – ответила на это Дара.
– В твоем свитере и на Северном полюсе не замерзнешь.
Она стянула этот свитер через голову, оставшись в беленьком кружевном топе, заправленном в джинсы, и тут же ощутила на голом плече знакомую руку Фердиада.
Сбывалось то, что сбыться не должно было никогда.
Она улыбнулась – сид все рассчитал правильно, однако была одна мелочь, которой он не учел. Так, сущая ерунда: всего лишь то, что они называли одним именем разные вещи.
Дара повернулась, посмотрела в глаза сиду, сделав взгляд таким зовущим, что он невольно потянулся к ней, и задала тот главный вопрос, который держала наготове уже несколько часов, или дней, а может, даже лет:
– Фердиад, а что такое нежность?
Глава двадцать девятая Логика Фердиада
Вопросы бывают разные. Иной требует пространного словесного ответа, иной – единственного слова, иной – молчания, жеста, улыбки.
Дара задала такой, который требовал Слова. Того, что становится плотью. Один раз это произошло – значит, было возможно и в другой раз. Тот ответ на шалый вопрос, что прозвучал в новогоднюю ночь над морем Другого Мира, был воспринят не слухом, а всем телом. Казалось бы, шесть слов, из них одно совершенно необязательное, но Диармайд сделал их вполне реальным действием, а как – возможно, и сам не знал.
И если бы Фердиад сотворил то же самое…
Нет, конечно же, иными словами! Но – разбудил верное ощущение в ее теле!
– Какой смысл ты вкладываешь в свой вопрос? – поинтересовался он. – Я должен дать точное определение, что ли? Но для чего, если ты и так не сомневаешься в моей нежности?
Дара вздохнула.
Она искренне хотела забыть все, что знала о нем, все те мелочи, которые, изучая ксерокопии и самое себя, как-то машинально собирала в кучку. Но кучка выросла уж больно объемистая.
Нужно ли было давать Фердиаду еще один шанс?
И нужна ли была в отношениях с сидом обязательная для порядочного человека, тем более – для целителя, этика?
Дара огляделась. Если вдуматься, Фердиад поставил на нее ловушку, и этот тулмен – тоже ловушка, и его близость – тоже. Много лет назад она сумела вырваться, оставляя на дверных косяках клочья собственной кожи.
Но ведь можно очень даже неплохо жить в этой комфортабельной ловушке!
И с завидной регулярностью получать высокие взлеты женского наслаждения.
Она усмехнулась. Все бы ничего – да только тут никогда не прозвучит Слово!
– Знаешь, о ком я сейчас подумала? – спросила она.
– Нетрудно ответить. Ты подумала о том, кого ты придумала. Мне назвать имя?
– Обойдемся.
Они замолчали. Пальцы Фердиада привычно поглаживали плечо Дары – ни на что иное, впрочем, не претендуя, а ее голова лежала у него на плече, и Дара видела над собой неровный потолок тулмена.
– Проблема выбора, – произнес Фердиад. – Но, по-моему, выбор уже сделан. Ты просто честно признайся себе, что это уже произошло, и тебе сразу станет легче.
Самоуверенность сида показалась ей даже забавной.
– Знаешь, Фердиад, речь сейчас идет не о том, с кем мне спать, а о моем праве самой любить и быть ответно любимой.
Фердиад с интересом посмотрел на Дару и в глазах его было явственное недоумение: разве это не одно и то же?
Если бы кто поглядел со стороны на этих двух, сидящих в полумраке за столом, на женщину, которую обнимает и тихо ласкает мужчина, и на мужчину, объятия и ласки которого приятны женщине, ввек бы тот человек не догадался, что именно так сошлись и начали схватку враги, и каждый из них не знает, какое оружие прячет и готов пустить в ход противник.
– Никто тебя этого права не лишает. Но только полюбить можно и что-то воображаемое, а вот дожидаться ответной любви в этом случае – безнадежная затея.
Это он начинает прощупывать мои отношения с Диармайдом, подумала Дара, ну-ка, выпустим-ка сида на свободу и посмотрим, какой хитроумный фундамент он подведет под невозможность этой любви!
– Почему же? – возразила она и устроилась на его плече поудобнее. – Диармайд – это довольно странная конструкция, согласна, однако у этой конструкции есть и плоть, и дух, и вообще все, что необходимо для близости.
– Не путай, ради великой Бриг, дух Диармайда и тело Диармайда, – предупредил Фердиад. – Если они соединятся – будет жалкое зрелище. Дух – велик, не спорю, но тело обладает скверным характером и дурными привычками. Тело тебе совершенно не понравится, имей в виду. И тяжесть духа будет для него невыносима. Если ты не можешь жить без противоречий – я найду для тебя противоречия, к которым действительно стоит приложить руку. А это просто не даст тебе жить…
– Например?
– Вот тебе одно – поломай над ним голову как профессионал. Допустим, в Этом Мире бродит тело Диармайда, а дух его спит в башне старой Буи. Что же тогда мерещилось тебе? Ты проникала в сон духа? Дух слышал тебя во сне и являлся тебе? Пойми сперва, что это такое было. По-моему, то, что возникает, когда дух видит сон, это уже дух в квадрате, и связываться с ним незачем. Наваждение – и не более того.
– Сперва я думала, что это ты напустил на меня наваждение.
– Чтобы подвести тебя под искаженный гейс? Ну, это уж совсем несерьезно.
– Отправил же ты меня в город, где я неминуемо должна была попасть под твой прощальный гейс!
– Хотя ты и умная женщина, но тут я вижу ту самую женскую логику из ваших анекдотов, – усмехнулся Фердиад. – В первом случае я хотел, чтобы ты в поисках любви вернулась ко мне. Ну, частично ты права…
Дара вздохнула. Фердиад полагал, если его рука безнаказанно опустится чуть ниже, то это будет с ее стороны знаком прощения… Но спорить она не стала. Ей нужно было сейчас не звучное словесное побоище, а тихая, мирная, задумчивая беседа. Если же в ходе беседы Фердиад попытается накинуть на нее свои легкие, почти невесомые чары – то у нее найдется против них средство…
– А во втором случае чего я хотел? Чтобы ты примчалась ко мне избавляться от любви? Или просить, чтобы я опять исказил гейс? Зная, что это искажение – в пользу Диармайда? У тебя концы с концами не сошлись.
– Да, я и сама это поняла. Потом.
– Тогда вернемся к духу Диармайда. Ты плохо представляешь себе Другой Мир. Для тебя Этот Мир и Другой Мир – как две комнаты, между которыми несколько дверей.
Свободной рукой сид принялся чертить на столе, и его ноготь оставлял светлые, медленно тающие линии. Он изобразил два прямоугольника, большой и маленький, причем маленький был Этим Миром, и указал места проходов.
– Можно войти в ту дверь, а выйти в эту. Можно проникнуть путем, которым тебя провела Эмер, а выбраться наружу как-то еще, – палец гулял из прямоугольника в прямоугольник. – Но с комнатой я сравнил бы только Этот Мир. Другой гораздо сложнее, он многослоен, и я не знаю всех его закоулков. Вы говорите «Другой Мир», и это звучит просто и понятно. Мы называли его «Тир Тайнгире», это даже по звукам куда более соответствует…
Палец стал окружать простенькую схему сложными фигурами, иные из которых примыкали только к «Другому Миру», иные – к обоим, но проходов не обозначал.
– В каком-то слое, назовем его ноосферой Другого Мира, допустим, вот здесь, возникают и исчезают те сны, которые видит дух Диармайда. Ты нечаянно нашла способ подключаться к этому слою. Странно, однако ничего невозможного тут нет. Главное – осторожность. Когда имеешь дело с Другом миром, лучше не увлекаться… как старая Буи хотя бы…
– А что сделала старая Буи?
– Ничего – поселилась в башне. Но эта башня, Дара, – она сама. Такое умом не понять. То, что тебя встретила седая старуха, – иллюзия, наваждение. Сон башни, если угодно. Тюрьма для духа Диармайда – вот что такое теперь сида Ротниам, дочь Умала Урскатаха, которая в Этот Мир являлась рыжеволосой. Вот на что способна потерявшая чувство меры любовь.
– Так куда же меня отправила Эмер, если я угодила в сон квадратной башни? И не слишком ли много математики в твоих построениях, Фердиад?
– Без нее тоже нельзя, – заметил сид. – Но если ты устала от рассуждений – бросим их. Не в них дело.
– Да нет уж, порассуждаем… Ты никогда не задумывался – куда это вдруг подевался Кано?
Фердиад резко повернулся к ней. Ага, подумала Дара, он не смог дотянуться до Кано!
– Хороший вопрос, правда? – продолжала она. – Нетрудно ответить. Кано уплыл в Другой Мир, и когда он входил в море – он был в собственной своей плоти. Не дух его, а он сам уплыл морем Другого Мира. А в этом мире его плоти больше нет.
– Откуда взялось море? – недоверчиво спросил Фердиад.
– Пришло. И знаешь что? Те, кто не знал, что пришло море, ходили по дну и пускали петарды. А для тех, кто знал, что оно пришло, вода была мокрой, и в лодку, которую притащило течением, можно было забраться и сесть на корме.
– Какие петарды?
– Ой! – сказала Дара, поняв, что рассказывает одновременно о новогодней ночи и о той, когда она благословила в дорогу Кано.
– По-моему, ты слишком увлеклась играми с Тир Тайнгире и со всеми теми непонятными вещами, что к нему прилегают, – заметил Фердиад. – Ты уже сама не можешь отличить, где сон, где явь. Мне нужно было бы вмешаться раньше.
– Ты думаешь? – Дара вложила в вопрос все неуверенность, какую только удалось наскрести по сусекам.
– Сама посуди – на примере своего гейса. Сперва старая Буи в твоем присутствии исказила его. Допустим! Потом фантазия занесла тебя в непонятные сферы, и ты влюбилась в тень тени и отзвук сна. Допустим! Как же вышло, что твоя сила – при тебе? Или Буи Финд невольно тебя обманула, как это бывает с безумцами, или твоя любовь недействительна.
– Да, я тоже думала об этом, но, понимаешь, море…
– Дара!
– Что, милый?
Она, не вставая, извернулась и поцеловала его в гладкую щеку. Память губ и память ноздрей проснулись…
– Дара, я должен тебе помочь. И я помогу тебе. Ты запуталась. Доверься мне! Я вытащу тебя из этой трясины. Ты заигралась – и Другой Мир проучил тебя, понимаешь? Хорошо еще, что я не опоздал, – взволнованно, настолько горячо, насколько страсть вообще доступна сиду, заговорил Фердиад. – Доверься мне – и я все сделаю сам, ты только доверься!
– Ты хочешь убрать из моей жизни и из моей памяти Диармайда? – тут Дара сделала такой жалобный голосок, какого у нее даже и в детстве не бывало.
– И хочу, и уберу. Пусть его дух спит в башне Буи, а плоть слоняется где угодно, это теперь не твоя забота.
– Хотела бы я знать, что это за история с его плотью. Он что – бессмертен? Или память передается из поколения в поколение? Буи сказала, что она от глотка крови родила дитя…
– Сиды редко сходят с ума, но сумасшедший сид всем человеческим безумцам сто очков форы даст. В ее бедной голове перемешались приемы древней магии, осиротевшие возлюбленные из всех преданий, сколько их накопилось в мире, и много чего еще. Ты ведь не хочешь пойти путем Буи Финд?
– Нет, вот этого я уж точно не хочу! – Дара даже развеселилась, вообразив себя в башне, плетущей салфеточки из сушеных водорослей.
– Ну вот, видишь? – Фердиад осторожно уложил Дару к себе на колени и склонился над ней. – Не бойся. Я знаю, как тебе помочь.
Знать-то знаешь, а вот на вопрос не ответил, подумала Дара. С сидом все ясно – а вот с тем, другим?
Если бы она хоть однажды могла разглядеть его лицо настолько, чтобы представить себе! Она послала бы Диармайду зов. Или не послала бы?
Фердиад прикрыл ей глаза ладонью и заговорил на древнем языке, из которого Дара знала лищь отдельные слова. И тут она допустила ошибку – она вслушивалась в их певучее звучание лишнюю секунду, целую долгую секунду. Тело поплыло, покачиваясь на волнах, и уже не голос – струи журчали, свивающиеся зеленоватые струи реки, уносящей Дару прочь от всего, что нагромоздила она в непомерной жажде самоутверждения за последние недели. И ей уже казались смешными и нелепыми попытки отыскать вселенские истины в самодельных книгах.
Вдруг перед глазами мелькнула бело-голубая линия – и тут же Фердиад, вскрикнув, отдернул руку от лица Дары.
Она резко села.
Незавершенные чары спали, скатились с нее, словно пригоршня бисера. Фердиад тряс рукой, на которой был незримый для постороннего взора и видный только целителям не ниже второго посвящения белый след – то ли от удара, то ли даже ожог, Дара сразу не поняла.
– Вот этого я и хотела, – произнесла она и встала против Фердиада. – Вот мой ответ на все твои умопостроения. Правильно я делала, что не любила алгебры. Если бы любила – ты бы меня, пожалуй, и убедил.
– Хочешь сопротивляться – сопротивляйся, – ответил ей Фердиад. – Продолжай и дальше в том же духе. Скоро и ты заберешься в башню…
Вдруг он шагнул вперед и взял ее за плечи.
– Это не ты, – сказал он. – Это не твой удар, твои я знаю, сам учил. Это – то чужеродное, что попало в тебя, сопротивляется мне. Это – твоя дурацкая попытка приобщиться к колдовству фоморов! Вот теперь я просто обязан спасти тебя. Ты ведь даже не можешь отвечать за то, что вытворяет эта сущность, которую ты от большого ума считаешь своей половиной! Тебе только кажется, будто ты можешь одновременно находиться и в Этом, и в Другом Мире! Дара, я уже начинаю бояться, что опоздал!
– За нами следят, – вдруг сказала Дара. – Чувствуешь? Через хрустальный шар.
– Да, верно. Погоди, сейчас разберусь.
– Сама разберусь, – торопливо сказала Дара, потому что уловила еще и очень далекий, очень смутный, почти неразличимый на фоне ощущений Другого Мира зов.
Она уже почти привычным жестом прикрыла левый глаз.
Находясь в Этом Мире, она таким способом соединялась с Другим Миром. Находясь в Другом – очевидно, могла видеть Этот.
И точно – левый глаз нарисовал ей Сану, застывшую над маленьким хрустальным шариком. Причем место для работы с шаром было самое неподходящее – крестница держала его в варежках, а за ней виднелся двор какой-то заснеженный, сугробы по пояс, меж ними – тропинка к почерневшему крыльцу, покосившийся дом, ватные валики в небольших и тусклых окнах, метла и лопата у дверей.
Фердиад без затруднений считал эту картинку с Дариного правого глаза.
– Опять эта дурочка… – проворчал он. – Даже не верится, что твоя крестница. Смотри, сейчас я из этой стекляшки мелкую пыль сделаю…
Дара же быстро восстанавливала в памяти последнюю встречу с Саной. Крестница собиралась после Имболка к бабке Савельевне – разбираться с порчей. Так это что же – пока шла неторопливая бесед с Фердиадом, уже и Имболк миновал? Ведь вот же она – халупа Савельевны…
– Не надо! – она правой рукой удержала Фердиада, почему-то – не за пальцы, готовые к знаку, а за плечо. – Она слышит нас или только видит?
– Хочешь, чтобы слышала? Это я могу. Но странно, что она с этой игрушкой пробилась в Другой Мир.
– Я ей очень нужна для чего-то.
– Не аргумент.
Дара попыталась послать Сане блок: не мешай, я занята. Но та знать ничего не желала, старалась изо всех сил – и вдруг возле ее ног появилась небольшая рыжая белогрудая собака с острой мордочкой. Животное прошло поперек картинки, заметая след пушистым рыжим хвостом. И тут же на снегу вспыхнули зеленые буквы, продержались мгновение – и исчезли.
Слово, составленное из них, было: ГЕЙС!
Дара в полном недоумении взглянула на Фердиада – может, он что-либо понял? Но сид демонстративно отвернулся. Он не возражал против общения Дары с глупыми крестницами. Он даже делал вид, что способ фоморов его полностью устраивает.
Лиса, подумала Дара, лиса на снегу, связанная с каким-то гейсом! Что взбрело Сане в голову?
И тут же поняла – что.
Сана пыталась напомнить ей про гейс «Лисички»! Это она бросила сверху кинжал, зная, что крестная первой встретит Фердиада, и желая ее вооружить. А гейс «Лисички»: не пить человеческой крови.
Ну и что, чуть было не спросила вслух Дара, как незадолго до того – Изора. Про этот гейс она слыхала от Кано, гейс как гейс, бывают и более странные, ну и что?
Тут же Дара ответила себе иным вопросом: любопытный кинжал, так зачем же его сковали – колбасу резать?
И до нее наконец дошла подоплека гейса.
Подивившись тому, что Сане удался такой сильный трюк, да еще с визуализацией лисы, Дара кивнула – сперва откинув голову, насколько возможно, потом – даже ощутив неловкость в горле оттого, что подбородок уперся в грудь. Она хотела показать крестнице, что сообщение принято. При этом ладонь слетела с левого глаза, но картинка перед ним, зажмуренным, еще висела.
Сана несколько раз кивнула и спрятала шар в рукавичках. Потом только исчезла.
– Ну так что же? – спросил Фердиад. – Будем избавляться от твоих болезненных фантазий?
– Что же я за женщина, если я не могу защитить свою любовь? И что же это за любовь, если она не может защитить меня? – двумя вопросами на один ответила Дара. – Давай, избавляй! И посмотрим, что из этого получится!
– Ты не готова. Я не вижу твоих защитных знаков, – возразил Фердиад. – Когда ты была юной задирой, это мне даже нравилось. Но пора бы и поумнеть.
– Я поумнела, Фердиад.
И Дара тихонько запела:
– Идем отсюда, заберемся на холм – тогда увидишь!
– Да я уже вижу!
Море, верное море, пришло на голос, затопило шийн и через невысокий порог первые струйки ворвались в тулмен.
– Ага, видишь? А раз ты такой умный – скажи, откуда оно взялось, это море?
Фердиад помолчал.
Дара впервые видела его неспособным объяснить и растолковать странное явление. И злость в его глазах относилась, увы, не к морю!
– Лично для меня никакого моря нет, поскольку я в него не верю. Оно существует только для тебя – ну так ты с ним и останешься наедине. Оно же твое, а не мое.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что не надо было тебе вызывать это море! Ты еще успеешь убедиться, какой вред приносит глупое Слово!
Когда он это произнес, лицо его изменилось, волосы приподнялись, и он стал похож на старуху Буи, когда та пыталась навеки усыпить Дару.
– Смертельно опасная ярость сида? – спросила Дара. – Ну, к этому мне не привыкать!
И она, уже по щиколотку в воде, кинулась к двери, но Фердиад заступил ей путь.
– Я привел тебя в свой дом – в нем ты и останешься!
Он выкинул вперед левую руку с перстнем – и удар белой искры отбросил Дару к стене.
Она собралась с силами быстрее, чем хотелось бы Фердиаду, и рука сама нашарила рукоять «Змейки».
– Ничего не выйдет! – усмехнулся Фердиад, в то время как неощутимый Дарой ветер шевелил его вставшие дыбом острые платиновые пряди. – Ты вспомни гейс: не наносить удара под землей! Твоя «Змейка» прямо у тебя в руках рассыплется ржавым прахом!
Сейчас его лицо казалось стеклянным сосудом, в котором зажгли белый огонь.
– Не рассыпаться бы прахом тебе, сид!
Опустившись на корточки, Дара принялась искать правый карман мокрого и тяжелого полушубка.
Рукоять «Лисички» сама влегла в ладонь – и Дара выпрямилась, выставив перед собой не слишком длинный клинок этого загадочного кинжала с чересчур тяжелой рукоятью.
– Узнал? – спросила она.
Но преимущество пока что было на стороне Фердиада. Целясь в Дару белой искрой с левого кулака, он отступал, чтобы захлопнуть дверь и припереть ее чем-нибудь со стороны шийна. Щель же между дверью и порогом была достаточно широка, чтобы за несколько минут помещение полностью затопило. Если вспомнить, что море, приходя на голос, поднималось чуть ли не до третьего этажа, то радости было мало. Тем более, что сама же Дара и вызвала эту безмозглую, покорную, наверно, не слову, а мелодии воду!
Фердиад узнал «Лисичку» – сам же он отдал этот кинжал Кано. И смысл гейса он тоже прекрасно понял, потому и оборонялся. Как вода была для Дары реальна потому, что она верила в эту воду, так «Лисичка» была опасна для Фердиада – он, как и Кано до объяснения на озерном берегу, не мог усомниться в гейсе!
Выход был один – Дара взяла «Лисичку» за лезвие и, как в детстве, когда ей непременно нужно было попробовать себя и в мальчишечьих забавах, метнула нож в Фердиада.
Ей показалось, что «Лисичка» на лету чуть изменила направление – зверь на рукояти знал, где добыча!
Фердиад взмахнул левой рукой, но поздно – острие вонзилось в плечо, он отшатнулся и исчез из виду.
Дара, уже по колено в воде, выбежала в шийн и сперва не увидела вообще никого, только блики от факельного пламени. Очень удивленная, она на всякий случай сдернула «Змейку» с карабина и поспешила было туда, откуда через узкую вертикальную щель наступала вода. Но споткнулась.
И тогда лишь сквозь прозрачно-голубой слой морской воды она увидела лицо Фердиада, окруженное колеблющимися длинными волосами, сейчас – серебряными…
Глаза его, прекрасные раскосые глаза сида, были закрыты.
Судя по тому, что он оказался на дне, и к нему пришло понимание истинности моря.
Приподняв его, схватив за плечи, Дара потащила его к щели, протиснулась наружу и с трудом вытянула его.
Снаружи был ясный день – как и всегда в Другом Мире, без солнца, но и без единого облачка; свет, казалось, шел сразу отовсюду. Стоя по пояс в воде, Дара огляделась, нашла более пологий склон холма и полезла вверх, согнувшись, пятясь и с каждым шагом поднимая все выше и Фердиада.
«Лисичка» у него в плече держалась чудом, слабый бросок вогнал лезвие очень неглубоко, но кинжал покачивался и не падал.
Море остановилось в своем наступлении и ожидало продолжения песни. Гряда холмов была теперь цепочкой островов, но некоторые соединялись узкими перешейками – возможно, там под травой и слоем земли соединялись между собой тулмены и большие бру.
Дара задала такой, который требовал Слова. Того, что становится плотью. Один раз это произошло – значит, было возможно и в другой раз. Тот ответ на шалый вопрос, что прозвучал в новогоднюю ночь над морем Другого Мира, был воспринят не слухом, а всем телом. Казалось бы, шесть слов, из них одно совершенно необязательное, но Диармайд сделал их вполне реальным действием, а как – возможно, и сам не знал.
И если бы Фердиад сотворил то же самое…
Нет, конечно же, иными словами! Но – разбудил верное ощущение в ее теле!
– Какой смысл ты вкладываешь в свой вопрос? – поинтересовался он. – Я должен дать точное определение, что ли? Но для чего, если ты и так не сомневаешься в моей нежности?
Дара вздохнула.
Она искренне хотела забыть все, что знала о нем, все те мелочи, которые, изучая ксерокопии и самое себя, как-то машинально собирала в кучку. Но кучка выросла уж больно объемистая.
Нужно ли было давать Фердиаду еще один шанс?
И нужна ли была в отношениях с сидом обязательная для порядочного человека, тем более – для целителя, этика?
Дара огляделась. Если вдуматься, Фердиад поставил на нее ловушку, и этот тулмен – тоже ловушка, и его близость – тоже. Много лет назад она сумела вырваться, оставляя на дверных косяках клочья собственной кожи.
Но ведь можно очень даже неплохо жить в этой комфортабельной ловушке!
И с завидной регулярностью получать высокие взлеты женского наслаждения.
Она усмехнулась. Все бы ничего – да только тут никогда не прозвучит Слово!
– Знаешь, о ком я сейчас подумала? – спросила она.
– Нетрудно ответить. Ты подумала о том, кого ты придумала. Мне назвать имя?
– Обойдемся.
Они замолчали. Пальцы Фердиада привычно поглаживали плечо Дары – ни на что иное, впрочем, не претендуя, а ее голова лежала у него на плече, и Дара видела над собой неровный потолок тулмена.
– Проблема выбора, – произнес Фердиад. – Но, по-моему, выбор уже сделан. Ты просто честно признайся себе, что это уже произошло, и тебе сразу станет легче.
Самоуверенность сида показалась ей даже забавной.
– Знаешь, Фердиад, речь сейчас идет не о том, с кем мне спать, а о моем праве самой любить и быть ответно любимой.
Фердиад с интересом посмотрел на Дару и в глазах его было явственное недоумение: разве это не одно и то же?
Если бы кто поглядел со стороны на этих двух, сидящих в полумраке за столом, на женщину, которую обнимает и тихо ласкает мужчина, и на мужчину, объятия и ласки которого приятны женщине, ввек бы тот человек не догадался, что именно так сошлись и начали схватку враги, и каждый из них не знает, какое оружие прячет и готов пустить в ход противник.
– Никто тебя этого права не лишает. Но только полюбить можно и что-то воображаемое, а вот дожидаться ответной любви в этом случае – безнадежная затея.
Это он начинает прощупывать мои отношения с Диармайдом, подумала Дара, ну-ка, выпустим-ка сида на свободу и посмотрим, какой хитроумный фундамент он подведет под невозможность этой любви!
– Почему же? – возразила она и устроилась на его плече поудобнее. – Диармайд – это довольно странная конструкция, согласна, однако у этой конструкции есть и плоть, и дух, и вообще все, что необходимо для близости.
– Не путай, ради великой Бриг, дух Диармайда и тело Диармайда, – предупредил Фердиад. – Если они соединятся – будет жалкое зрелище. Дух – велик, не спорю, но тело обладает скверным характером и дурными привычками. Тело тебе совершенно не понравится, имей в виду. И тяжесть духа будет для него невыносима. Если ты не можешь жить без противоречий – я найду для тебя противоречия, к которым действительно стоит приложить руку. А это просто не даст тебе жить…
– Например?
– Вот тебе одно – поломай над ним голову как профессионал. Допустим, в Этом Мире бродит тело Диармайда, а дух его спит в башне старой Буи. Что же тогда мерещилось тебе? Ты проникала в сон духа? Дух слышал тебя во сне и являлся тебе? Пойми сперва, что это такое было. По-моему, то, что возникает, когда дух видит сон, это уже дух в квадрате, и связываться с ним незачем. Наваждение – и не более того.
– Сперва я думала, что это ты напустил на меня наваждение.
– Чтобы подвести тебя под искаженный гейс? Ну, это уж совсем несерьезно.
– Отправил же ты меня в город, где я неминуемо должна была попасть под твой прощальный гейс!
– Хотя ты и умная женщина, но тут я вижу ту самую женскую логику из ваших анекдотов, – усмехнулся Фердиад. – В первом случае я хотел, чтобы ты в поисках любви вернулась ко мне. Ну, частично ты права…
Дара вздохнула. Фердиад полагал, если его рука безнаказанно опустится чуть ниже, то это будет с ее стороны знаком прощения… Но спорить она не стала. Ей нужно было сейчас не звучное словесное побоище, а тихая, мирная, задумчивая беседа. Если же в ходе беседы Фердиад попытается накинуть на нее свои легкие, почти невесомые чары – то у нее найдется против них средство…
– А во втором случае чего я хотел? Чтобы ты примчалась ко мне избавляться от любви? Или просить, чтобы я опять исказил гейс? Зная, что это искажение – в пользу Диармайда? У тебя концы с концами не сошлись.
– Да, я и сама это поняла. Потом.
– Тогда вернемся к духу Диармайда. Ты плохо представляешь себе Другой Мир. Для тебя Этот Мир и Другой Мир – как две комнаты, между которыми несколько дверей.
Свободной рукой сид принялся чертить на столе, и его ноготь оставлял светлые, медленно тающие линии. Он изобразил два прямоугольника, большой и маленький, причем маленький был Этим Миром, и указал места проходов.
– Можно войти в ту дверь, а выйти в эту. Можно проникнуть путем, которым тебя провела Эмер, а выбраться наружу как-то еще, – палец гулял из прямоугольника в прямоугольник. – Но с комнатой я сравнил бы только Этот Мир. Другой гораздо сложнее, он многослоен, и я не знаю всех его закоулков. Вы говорите «Другой Мир», и это звучит просто и понятно. Мы называли его «Тир Тайнгире», это даже по звукам куда более соответствует…
Палец стал окружать простенькую схему сложными фигурами, иные из которых примыкали только к «Другому Миру», иные – к обоим, но проходов не обозначал.
– В каком-то слое, назовем его ноосферой Другого Мира, допустим, вот здесь, возникают и исчезают те сны, которые видит дух Диармайда. Ты нечаянно нашла способ подключаться к этому слою. Странно, однако ничего невозможного тут нет. Главное – осторожность. Когда имеешь дело с Другом миром, лучше не увлекаться… как старая Буи хотя бы…
– А что сделала старая Буи?
– Ничего – поселилась в башне. Но эта башня, Дара, – она сама. Такое умом не понять. То, что тебя встретила седая старуха, – иллюзия, наваждение. Сон башни, если угодно. Тюрьма для духа Диармайда – вот что такое теперь сида Ротниам, дочь Умала Урскатаха, которая в Этот Мир являлась рыжеволосой. Вот на что способна потерявшая чувство меры любовь.
– Так куда же меня отправила Эмер, если я угодила в сон квадратной башни? И не слишком ли много математики в твоих построениях, Фердиад?
– Без нее тоже нельзя, – заметил сид. – Но если ты устала от рассуждений – бросим их. Не в них дело.
– Да нет уж, порассуждаем… Ты никогда не задумывался – куда это вдруг подевался Кано?
Фердиад резко повернулся к ней. Ага, подумала Дара, он не смог дотянуться до Кано!
– Хороший вопрос, правда? – продолжала она. – Нетрудно ответить. Кано уплыл в Другой Мир, и когда он входил в море – он был в собственной своей плоти. Не дух его, а он сам уплыл морем Другого Мира. А в этом мире его плоти больше нет.
– Откуда взялось море? – недоверчиво спросил Фердиад.
– Пришло. И знаешь что? Те, кто не знал, что пришло море, ходили по дну и пускали петарды. А для тех, кто знал, что оно пришло, вода была мокрой, и в лодку, которую притащило течением, можно было забраться и сесть на корме.
– Какие петарды?
– Ой! – сказала Дара, поняв, что рассказывает одновременно о новогодней ночи и о той, когда она благословила в дорогу Кано.
– По-моему, ты слишком увлеклась играми с Тир Тайнгире и со всеми теми непонятными вещами, что к нему прилегают, – заметил Фердиад. – Ты уже сама не можешь отличить, где сон, где явь. Мне нужно было бы вмешаться раньше.
– Ты думаешь? – Дара вложила в вопрос все неуверенность, какую только удалось наскрести по сусекам.
– Сама посуди – на примере своего гейса. Сперва старая Буи в твоем присутствии исказила его. Допустим! Потом фантазия занесла тебя в непонятные сферы, и ты влюбилась в тень тени и отзвук сна. Допустим! Как же вышло, что твоя сила – при тебе? Или Буи Финд невольно тебя обманула, как это бывает с безумцами, или твоя любовь недействительна.
– Да, я тоже думала об этом, но, понимаешь, море…
– Дара!
– Что, милый?
Она, не вставая, извернулась и поцеловала его в гладкую щеку. Память губ и память ноздрей проснулись…
– Дара, я должен тебе помочь. И я помогу тебе. Ты запуталась. Доверься мне! Я вытащу тебя из этой трясины. Ты заигралась – и Другой Мир проучил тебя, понимаешь? Хорошо еще, что я не опоздал, – взволнованно, настолько горячо, насколько страсть вообще доступна сиду, заговорил Фердиад. – Доверься мне – и я все сделаю сам, ты только доверься!
– Ты хочешь убрать из моей жизни и из моей памяти Диармайда? – тут Дара сделала такой жалобный голосок, какого у нее даже и в детстве не бывало.
– И хочу, и уберу. Пусть его дух спит в башне Буи, а плоть слоняется где угодно, это теперь не твоя забота.
– Хотела бы я знать, что это за история с его плотью. Он что – бессмертен? Или память передается из поколения в поколение? Буи сказала, что она от глотка крови родила дитя…
– Сиды редко сходят с ума, но сумасшедший сид всем человеческим безумцам сто очков форы даст. В ее бедной голове перемешались приемы древней магии, осиротевшие возлюбленные из всех преданий, сколько их накопилось в мире, и много чего еще. Ты ведь не хочешь пойти путем Буи Финд?
– Нет, вот этого я уж точно не хочу! – Дара даже развеселилась, вообразив себя в башне, плетущей салфеточки из сушеных водорослей.
– Ну вот, видишь? – Фердиад осторожно уложил Дару к себе на колени и склонился над ней. – Не бойся. Я знаю, как тебе помочь.
Знать-то знаешь, а вот на вопрос не ответил, подумала Дара. С сидом все ясно – а вот с тем, другим?
Если бы она хоть однажды могла разглядеть его лицо настолько, чтобы представить себе! Она послала бы Диармайду зов. Или не послала бы?
Фердиад прикрыл ей глаза ладонью и заговорил на древнем языке, из которого Дара знала лищь отдельные слова. И тут она допустила ошибку – она вслушивалась в их певучее звучание лишнюю секунду, целую долгую секунду. Тело поплыло, покачиваясь на волнах, и уже не голос – струи журчали, свивающиеся зеленоватые струи реки, уносящей Дару прочь от всего, что нагромоздила она в непомерной жажде самоутверждения за последние недели. И ей уже казались смешными и нелепыми попытки отыскать вселенские истины в самодельных книгах.
Вдруг перед глазами мелькнула бело-голубая линия – и тут же Фердиад, вскрикнув, отдернул руку от лица Дары.
Она резко села.
Незавершенные чары спали, скатились с нее, словно пригоршня бисера. Фердиад тряс рукой, на которой был незримый для постороннего взора и видный только целителям не ниже второго посвящения белый след – то ли от удара, то ли даже ожог, Дара сразу не поняла.
– Вот этого я и хотела, – произнесла она и встала против Фердиада. – Вот мой ответ на все твои умопостроения. Правильно я делала, что не любила алгебры. Если бы любила – ты бы меня, пожалуй, и убедил.
– Хочешь сопротивляться – сопротивляйся, – ответил ей Фердиад. – Продолжай и дальше в том же духе. Скоро и ты заберешься в башню…
Вдруг он шагнул вперед и взял ее за плечи.
– Это не ты, – сказал он. – Это не твой удар, твои я знаю, сам учил. Это – то чужеродное, что попало в тебя, сопротивляется мне. Это – твоя дурацкая попытка приобщиться к колдовству фоморов! Вот теперь я просто обязан спасти тебя. Ты ведь даже не можешь отвечать за то, что вытворяет эта сущность, которую ты от большого ума считаешь своей половиной! Тебе только кажется, будто ты можешь одновременно находиться и в Этом, и в Другом Мире! Дара, я уже начинаю бояться, что опоздал!
– За нами следят, – вдруг сказала Дара. – Чувствуешь? Через хрустальный шар.
– Да, верно. Погоди, сейчас разберусь.
– Сама разберусь, – торопливо сказала Дара, потому что уловила еще и очень далекий, очень смутный, почти неразличимый на фоне ощущений Другого Мира зов.
Она уже почти привычным жестом прикрыла левый глаз.
Находясь в Этом Мире, она таким способом соединялась с Другим Миром. Находясь в Другом – очевидно, могла видеть Этот.
И точно – левый глаз нарисовал ей Сану, застывшую над маленьким хрустальным шариком. Причем место для работы с шаром было самое неподходящее – крестница держала его в варежках, а за ней виднелся двор какой-то заснеженный, сугробы по пояс, меж ними – тропинка к почерневшему крыльцу, покосившийся дом, ватные валики в небольших и тусклых окнах, метла и лопата у дверей.
Фердиад без затруднений считал эту картинку с Дариного правого глаза.
– Опять эта дурочка… – проворчал он. – Даже не верится, что твоя крестница. Смотри, сейчас я из этой стекляшки мелкую пыль сделаю…
Дара же быстро восстанавливала в памяти последнюю встречу с Саной. Крестница собиралась после Имболка к бабке Савельевне – разбираться с порчей. Так это что же – пока шла неторопливая бесед с Фердиадом, уже и Имболк миновал? Ведь вот же она – халупа Савельевны…
– Не надо! – она правой рукой удержала Фердиада, почему-то – не за пальцы, готовые к знаку, а за плечо. – Она слышит нас или только видит?
– Хочешь, чтобы слышала? Это я могу. Но странно, что она с этой игрушкой пробилась в Другой Мир.
– Я ей очень нужна для чего-то.
– Не аргумент.
Дара попыталась послать Сане блок: не мешай, я занята. Но та знать ничего не желала, старалась изо всех сил – и вдруг возле ее ног появилась небольшая рыжая белогрудая собака с острой мордочкой. Животное прошло поперек картинки, заметая след пушистым рыжим хвостом. И тут же на снегу вспыхнули зеленые буквы, продержались мгновение – и исчезли.
Слово, составленное из них, было: ГЕЙС!
Дара в полном недоумении взглянула на Фердиада – может, он что-либо понял? Но сид демонстративно отвернулся. Он не возражал против общения Дары с глупыми крестницами. Он даже делал вид, что способ фоморов его полностью устраивает.
Лиса, подумала Дара, лиса на снегу, связанная с каким-то гейсом! Что взбрело Сане в голову?
И тут же поняла – что.
Сана пыталась напомнить ей про гейс «Лисички»! Это она бросила сверху кинжал, зная, что крестная первой встретит Фердиада, и желая ее вооружить. А гейс «Лисички»: не пить человеческой крови.
Ну и что, чуть было не спросила вслух Дара, как незадолго до того – Изора. Про этот гейс она слыхала от Кано, гейс как гейс, бывают и более странные, ну и что?
Тут же Дара ответила себе иным вопросом: любопытный кинжал, так зачем же его сковали – колбасу резать?
И до нее наконец дошла подоплека гейса.
Подивившись тому, что Сане удался такой сильный трюк, да еще с визуализацией лисы, Дара кивнула – сперва откинув голову, насколько возможно, потом – даже ощутив неловкость в горле оттого, что подбородок уперся в грудь. Она хотела показать крестнице, что сообщение принято. При этом ладонь слетела с левого глаза, но картинка перед ним, зажмуренным, еще висела.
Сана несколько раз кивнула и спрятала шар в рукавичках. Потом только исчезла.
– Ну так что же? – спросил Фердиад. – Будем избавляться от твоих болезненных фантазий?
– Что же я за женщина, если я не могу защитить свою любовь? И что же это за любовь, если она не может защитить меня? – двумя вопросами на один ответила Дара. – Давай, избавляй! И посмотрим, что из этого получится!
– Ты не готова. Я не вижу твоих защитных знаков, – возразил Фердиад. – Когда ты была юной задирой, это мне даже нравилось. Но пора бы и поумнеть.
– Я поумнела, Фердиад.
И Дара тихонько запела:
– Это что еще такое? – Фердиад прислушался. – Что это за песня?!
В мире лишь одна права
Синева
Пучины водной,
Что сперва —
Волной бесплотной,
А потом – как плоть, жива!
Ты идешь – и меч с тобой,
Голубой
И путеводный,
Слово, арфа, шаг походный,
Благородный
Диармайд!
– Идем отсюда, заберемся на холм – тогда увидишь!
– Да я уже вижу!
Море, верное море, пришло на голос, затопило шийн и через невысокий порог первые струйки ворвались в тулмен.
– Ага, видишь? А раз ты такой умный – скажи, откуда оно взялось, это море?
Фердиад помолчал.
Дара впервые видела его неспособным объяснить и растолковать странное явление. И злость в его глазах относилась, увы, не к морю!
– Лично для меня никакого моря нет, поскольку я в него не верю. Оно существует только для тебя – ну так ты с ним и останешься наедине. Оно же твое, а не мое.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что не надо было тебе вызывать это море! Ты еще успеешь убедиться, какой вред приносит глупое Слово!
Когда он это произнес, лицо его изменилось, волосы приподнялись, и он стал похож на старуху Буи, когда та пыталась навеки усыпить Дару.
– Смертельно опасная ярость сида? – спросила Дара. – Ну, к этому мне не привыкать!
И она, уже по щиколотку в воде, кинулась к двери, но Фердиад заступил ей путь.
– Я привел тебя в свой дом – в нем ты и останешься!
Он выкинул вперед левую руку с перстнем – и удар белой искры отбросил Дару к стене.
Она собралась с силами быстрее, чем хотелось бы Фердиаду, и рука сама нашарила рукоять «Змейки».
– Ничего не выйдет! – усмехнулся Фердиад, в то время как неощутимый Дарой ветер шевелил его вставшие дыбом острые платиновые пряди. – Ты вспомни гейс: не наносить удара под землей! Твоя «Змейка» прямо у тебя в руках рассыплется ржавым прахом!
Сейчас его лицо казалось стеклянным сосудом, в котором зажгли белый огонь.
– Не рассыпаться бы прахом тебе, сид!
Опустившись на корточки, Дара принялась искать правый карман мокрого и тяжелого полушубка.
Рукоять «Лисички» сама влегла в ладонь – и Дара выпрямилась, выставив перед собой не слишком длинный клинок этого загадочного кинжала с чересчур тяжелой рукоятью.
– Узнал? – спросила она.
Но преимущество пока что было на стороне Фердиада. Целясь в Дару белой искрой с левого кулака, он отступал, чтобы захлопнуть дверь и припереть ее чем-нибудь со стороны шийна. Щель же между дверью и порогом была достаточно широка, чтобы за несколько минут помещение полностью затопило. Если вспомнить, что море, приходя на голос, поднималось чуть ли не до третьего этажа, то радости было мало. Тем более, что сама же Дара и вызвала эту безмозглую, покорную, наверно, не слову, а мелодии воду!
Фердиад узнал «Лисичку» – сам же он отдал этот кинжал Кано. И смысл гейса он тоже прекрасно понял, потому и оборонялся. Как вода была для Дары реальна потому, что она верила в эту воду, так «Лисичка» была опасна для Фердиада – он, как и Кано до объяснения на озерном берегу, не мог усомниться в гейсе!
Выход был один – Дара взяла «Лисичку» за лезвие и, как в детстве, когда ей непременно нужно было попробовать себя и в мальчишечьих забавах, метнула нож в Фердиада.
Ей показалось, что «Лисичка» на лету чуть изменила направление – зверь на рукояти знал, где добыча!
Фердиад взмахнул левой рукой, но поздно – острие вонзилось в плечо, он отшатнулся и исчез из виду.
Дара, уже по колено в воде, выбежала в шийн и сперва не увидела вообще никого, только блики от факельного пламени. Очень удивленная, она на всякий случай сдернула «Змейку» с карабина и поспешила было туда, откуда через узкую вертикальную щель наступала вода. Но споткнулась.
И тогда лишь сквозь прозрачно-голубой слой морской воды она увидела лицо Фердиада, окруженное колеблющимися длинными волосами, сейчас – серебряными…
Глаза его, прекрасные раскосые глаза сида, были закрыты.
Судя по тому, что он оказался на дне, и к нему пришло понимание истинности моря.
Приподняв его, схватив за плечи, Дара потащила его к щели, протиснулась наружу и с трудом вытянула его.
Снаружи был ясный день – как и всегда в Другом Мире, без солнца, но и без единого облачка; свет, казалось, шел сразу отовсюду. Стоя по пояс в воде, Дара огляделась, нашла более пологий склон холма и полезла вверх, согнувшись, пятясь и с каждым шагом поднимая все выше и Фердиада.
«Лисичка» у него в плече держалась чудом, слабый бросок вогнал лезвие очень неглубоко, но кинжал покачивался и не падал.
Море остановилось в своем наступлении и ожидало продолжения песни. Гряда холмов была теперь цепочкой островов, но некоторые соединялись узкими перешейками – возможно, там под травой и слоем земли соединялись между собой тулмены и большие бру.