Страница:
Дара уложила Фердиада на густую и сочную траву – зеленую, но со стальным оттенком. Подумала – и, придерживая края раны, вытащила из его левого плеча кинжал. Сразу же сжала пальцы и забормотала – так, как научила Сана.
Кровь сида оказалась тоже красной, но стекала не каплями, а шариками, да и шарики были с подозрительным ртутным блеском. Но наговор на нее подействовал – и ладно.
Фердиад открыл глаза.
– Если ты так защищаешь свою любовь…
– Ну?
– Что же ты не оставила меня в шийне?
– Я целитель, Фердиад, – серьезно сказала Дара. – Я целитель второго посвящения. Поверь, я очень хотела оставить тебя в твоем шийне…
Глава тридцатая Суд
Кровь сида оказалась тоже красной, но стекала не каплями, а шариками, да и шарики были с подозрительным ртутным блеском. Но наговор на нее подействовал – и ладно.
Фердиад открыл глаза.
– Если ты так защищаешь свою любовь…
– Ну?
– Что же ты не оставила меня в шийне?
– Я целитель, Фердиад, – серьезно сказала Дара. – Я целитель второго посвящения. Поверь, я очень хотела оставить тебя в твоем шийне…
Глава тридцатая Суд
Дара сидела на вершине холма в одном только белом кружевном топе. Вокруг на траве были расставлены и разложены зимние сапоги, колготки, трусики, джинсы и кинжал «Лисичка».
В руках она вертела перстень Фердиада, осваиваясь с ним, пытаясь прочувствовать его энергию.
Первое, что она сделала, залечив сиду рану, – стянула с его онемевшей левой руки этот опасный перстень. Когда он опомнился, было уже поздно.
Сейчас сид лежал чуть ниже, раздетый до трусов, и его имущество тоже было выставлено на просушку.
Море то отступало, то, вновь услышав призывную песню, подступало к самым ногам Фердиада.
– Подожди, вот все высохнет, оденемся – и продолжим наши светские беседы, – сказала Дара, пощупав джинсы.
Он молчал. То, что он позволил лечить себя, охваченного неслыханной слабостью, способного лишь шептать, было для него унизительно.
– Что же мне теперь с тобой делать? – спросила его Дара. – Есть у меня одна мысль, но я в ней что-то не уверена…
Фердиад пошевелился. Дара на всякий случай положила руку на рукоять «Лисички». Ее привычная «Змейка» осталась внизу, в затопленном шийне, а этот кинжал все еще был чужим, и Дара сама удивлялась, как ей удалось запустить его в Фердиада.
– Помнишь, как Шин называла орехи праздником для мозгов? – ответа не было, и Дара продолжала. – Я перед экзаменом по ботанике так боялась, что перевру все названия и дозы, что за ночь съела целый килограмм очищенных грецких орехов. Вот – по сей день праздника жду. Где бы мне взять сейчас мудрости? А, Фердиад?
Она потрогала трусики, убедилась, что сверху они высохли, и перевернула другой стороной.
– Хорошо еще, что тут тепло… Я начинаю понимать сидов, которые ушли жить в Другой Мир.
– Не так уж тут тепло, как ты думаешь, – наконец соблаговолил отозваться он.
– Вообще-то мне здесь нравится. Послушай, Фердиад, а что ты такого отыскал в нашем бестолковом Этом Мире? Хоть теперь ты можешь это объяснить? Ты ведь был там один, совсем один среди нас. Если бы ты хотел власти – то не стал бы возиться с Курсами. Если бы хотел красивых женщин – опять же, нашел бы себе более подходящий курятник.
– Умная Дара пытается понять поступки сида, – прокомментировал он. – Про-а-на-ли-зи-ро-вать.
– Какой ты для меня сид? Мое тело все еще помнит тебя, – призналась она.
– Я хочу хотя бы попытаться понять, прежде чем решить, что с тобой делать дальше.
– Все очень просто. Меня, как старую Буи, все время тянуло к людям. С сидами это случается, – объяснил Фердиад. – Но ее что-то надломило – и она ушла в Другой Мир, хотя могла остаться. Ее никто не гнал.
– Тебе не понять, что ее надломило. Вы по разным причинам пришли к людям, Фердиад. Ротниам, дочь Умала Урскатаха, искала любви лучшего из людей – потому она и стала Буи Финд. А ты? Ты ведь не любви искал, правда?
Он усмехнулся.
– Правда, но три сестрички Морриган, наверно, сказали при моем рождении: пусть этот находит то, чего не ищет. Я пришел к людям, когда понял две вещи: сиды устали и хотят покинуть зеленые холмы ради Другого Мира и вечного отдыха, так что тайные знания им уже ни к чему, а у братства друидов такой упадок сил, что все решительнее выдвигаются женщины-друиды, и их слово начинает значить больше, чем слово мужчин. Женщины неспособны хранить и передавать тайные знания – не потому что глупы, а потому, что не видят в них необходимости, как ты в алгебре. Я понял – они сохранят только то, что имеет отношение к целительству, прочее погибнет. Тогда я и пришел к ним…
– Да, с женщинами ты просто обязан был поладить, – съязвила Дара. – Мне нужно было сразу задуматься, почему ты носишь длинные волосы. Ведь друиды стриглись коротко, а особым почетом пользовалась у них лысина. Видишь, до каких подробностей я докопалась? Ты не стал проповедовать среди женщин пользу лысины, а предпочел сам отрастить волосы. И получилось, что твоя сила – не совсем сила друида. Они не полагались на ту, что в волосах, а ты на нее все же полагался.
– Будь по-твоему, – согласился Фердиад. – В моем положении трудно противоречить.
– Надо же, как хорошо ты приспособился к женскому обществу! Ты, я бы сказала, неплохо в него вписался, – продолжала язвить Дара, но он не поддавался на провокацию.
– Но я спас знания. Целительство стало главным делом, но знания были привязаны к нему, потому и уцелели.
– Да, этого у тебя не отнимешь. Одну из ветвей Бриг ты действительно спас. И другой позволил зеленеть в полную силу. А вот с третьей возникла загвоздка. Не скажешь, кто составлял программу по истории для Курсов?
– Эмер составила.
– Ну, тогда ясно, почему все, связанное со скандинавским направлением, уместилось в одну обзорную лекцию, одну лекцию о рунах и четыре практических занятия. И в итоге я, целитель второго посвящения, узнаю от совершенно постороннего человека, что у викингов, кроме прочего божественного хозяйства, был Браги, покровитель поэтов и хранитель особой энергии, которая позволяет преодолевать самые сложные препятствия. Они считали магами всех, кто умел сочинять стихи, а каждое стихотворение – волшебным заклинанием. Тебе это ничего не напоминает?
– Напоминает байки и сплетни о филидах. Я же знаю, к чему ты клонишь.
– А символ Браги – благородная арфа… Знаешь, Фердиад, на Курсах нам даже не показывали, как она выглядит, но когда я увидела ее – я ее узнала.
Он опять замкнулся в себе и занялся тем, что стал правой рукой растирать левую.
– Лежи и не двигайся, – сказала Дара. – Я и отсюда вижу, что у тебя сердце бьется с перебоями. Первый случай в моей практике, чтобы рана в плечо дала такое осложнение…
И тут Дара вдруг поняла – осложнение вовсе не от раны.
Трусики были еще чуть влажными, но Дара решила, что на теле скорее высохнут, и натянула их. Тем более, что она умела вызывать жар в теле больного, чтобы болезнь, как говорили на Курсах, перегорела. Надо думать, и с собой она могла проделать тот же фокус.
Но прежде Дара прикрыла рукой левый глаз и послала зов.
Это был зов ее первой крестной – целительнице второго посвящения Эмер. Крестная умела входить в Другой Мир – по крайней мере, в ту его область, куда проникало море. И именно в ней нуждалась сейчас Дара – не у Фердиада же, в самом деле, спрашивать совета насчет его дальнейшей судьбы.
Прошло некоторое время – Эмер, которую она видела левым глазом секунды две-три, должна была встать из-за стола, снять наушники, выключить магнитофон, спуститься в сад, к каменному столу, прочитать заклинания и сделать тра круга против солнца. Там, у Эмер, было зимнее утро.
Ожидая, Дара тихо напела строчки колыбельной, чтобы не отпускать море от холмов. Но имя Диармайда называть не стала. Прежде, чем впустить его в свое будущее, она должна была навести порядок в своем прошлом – да и в его прошлом, если вдуматься. Она чувствовала, что ей понемногу удастся разбудить его дух, что миг этот близок, что ее молодой голос забьет одновременно детский и старческий голосок безумной сиды. Но для того, чтобы разбудить, нужен был взлет, нужно было то бешеное состояние, когда слово становится Словом, а Дара филидом вовсе не была, она была просто женщиной, на долгое время выставившей за пределы своей жизни и музыку, и стихи, и то, что рождает музыку и стихи.
Эмер послала ответный зов, Дара предостерегла визуализацией – изобразила себя по колено в воде и, уже из чистого баловства, в старинных дамских панталонах с кружевными оборками. Фердиад, насторожившийся при зове, хмыкнул.
Эмер немного промахнулась – когда она появилась на соседнем холме, то больше была озабочена своим мокрым подолом, чем странной картиной, открывшейся перед ней: Дара и Фердиад были похожи на пляжных бездельников, поставивших смыслом жизни изменить оттенок кожи, хотя для этого у целителей имеются и другие средства, кроме бездарного валяния на травке.
– Иди сюда, крестная! – вставая, позвала Дара. – Перейди вон туда, на тот островок, и оттуда – к нам.
– Чем это вы здесь занимаетесь? – увидев наконец разложенную одежду, спросила Эмер. – Фердиад?!
Он скосил взгляд, но ни поворачиваться, ни приветствовать не стал.
– Гроздь рябины твоей душе, крестная, – сказала Дара и поклонилась.
– Твоей также. И плодов девяти орешин Сегайса тебе, Фердиад.
– Да, они были бы сейчас очень кстати, – заметила Дара. Пресловутые девять орешин как раз и росли в Другом Мире, у источника Сегайс, а мудрость, которая вызревала в их орехах, была несравнима с мудростью от орехов земных.
Фердиад же промолчал.
– Насколько я понимаю, ты опять нуждаешься в моей помощи, – очень неприветливо произнесла Эмер. – На сей раз я должна помирить тебя с Фердиадом? Не слишком ли широко ты понимаешь долг крестной, Дара? К тому же, я твоя крестная при первом посвящении. Тебе бы следовало позвать вторую крестную, Шин.
Дара насторожилась. Эмер сразу, только появившись, уже была не на ее стороне. А отправить крестную назад Дара не умела.
– Нет, мириться с мужчинами нужно без посторонних, – отрубила она. – Тут другое. Вот этот, кого ты видишь перед собой в одних мокрых трусах, только что пытался убить меня. А перед этим натворил много такого, что мне теперь приходится решать его судьбу.
– Тебе? По какому праву?! – возмутилась Эмер. – Ты вспомни, на какой ты ступеньке! Кто ты на Курсах! И какова цена твоих посвящений!
Эмер была готова стереть Дару в порошок, наподобие тех, что она толкла в своих ступках для лекарств, и Дара с удивлением осознала – нет семьи, нет возраста, нет ответственности перед крестниками и нет чувства меры, когда женщина воюет за своего мужчину.
– По твоему праву. По праву женщины, которая любит и защищает свою любовь, – так прямо и сказала Дара. – Не подходи, крестная. Смотри. Теперь ты веришь, что мы с ним схлестнулись как враги и я победила?
Дара показала перстень, в котором от ее внезапной злости уже зародилась белая точка, готовая вспыхнуть наносящей удар искрой.
– Фердиад! – Эмер опустилась на колени рядом с сидом. – Лежи спокойно, я помогу тебе…
– Не надо, – сказал Фердиад. – Тебя не для того позвали. Говори, Дара.
– Что ты с ним сделала? Как ты это сделала? – Эмер, спрашивая, уже растирала руки, уже готовилась к работе. – Где больно?
– Не я, крестная. Три сестрички Морриган. Вольно ему было нарушать клятву…
– Какую клятву?
– Он призвал в поручители море и ветер, солнце и небеса, что в его доме я буду в безопасности. Когда мне пришлось защищаться, я метнула в него «Лисичку». В последний раз я метала нож, когда мне было, наверно, одиннадцать лет, и промахивалась мимо толстенной сосны, но сейчас сестрички Морриган вмешались в его полет. Я сама видела, как «Лисичка» вздрогнула на лету. Так что даже не знаю, как ты теперь будешь лечить Фердиада.
– Ты действительно привел ее в свой холм? – растерянно спросила Эмер. – Именно ее?…
Дара усмехнулась – крестная и теперь, в седине и морщинах, оставалась ревнивой женщиной, и слова о нарушенной клятве пролетели мимо ее ушей.
– Да, привел и хотел оставить там навеки, – извернулся сид. За то, как поняла его слова Эмер, он, конечно же, отвечать не мог!
– Ладно, – Дара только рукой махнула. – Правды ты от него все равно не добъешься. Я позвала тебя, крестная, потому что не хочу в одиночку решать его судьбу. А ты знаешь его уже много лет. Даже когда не можешь справиться с прыщиком на носу – и то можно требовать совета у старших.
– А что ты можешь сделать с его судьбой? – возмутилась Эмер.
– Сама не знаю. Но что-то делать надо. Иначе от него будет больше вреда, чем пользы.
Фердиад приподнялся на правом локте.
– Возвращайся домой, Эмер, – скорее приказал, чем попросил он. – Это не тот спор, в котором ты можешь сказать свое веское слово. Это не заседание на Курсах. Тут речь действительно идет о моей судьбе. Дара думает – уничтожить меня сразу или отправить в Другой Мир, к моим родственникам, которые гоняют призрачного кабана и пьют призрачное пиво.
– Но это же?!…
– Да. Оно самое. Так что ступай с миром и не мешай ей принять решение.
Дара только ухмыльнулась – сид умел обращаться с женщинами!
– Ты что – полагаешь, что я способна сейчас тебя оставить? – возмутилась Эмер.
– Ты должна, – с почти человеческой мягкостью в голосе произнес Фердиад. – Во-первых, мне уже немного лучше. Если Дара повернет камень к ладони, я даже смогу встать на ноги.
– Во-вторых, я понятия не имею, что делает повернутый к ладони камень, – тут же возразила Дара. – От тебя теперь можно всего ожидать. Эмер, ты способна выслушать то, что я тебе скажу, без воплей и визга? Ты способна забыть на минутку, кем был для тебя этот сид?
Эмер от неожиданной грубости даже приоткрыла рот. И тут лишь до нее дошло, что Дара знает тайну Фердиада.
– Она сама догадалась, – сказав это, Фердиад сел, опираясь рукой о землю.
– Сейчас она расскажет тебе все, что нашла плохого в моей жизни, и попросит тебя проявить объективность. Поэтому тебе лучше уйти. Я не могу выпроводить тебя, Дара не знает, как это сделать. Ты полагала, что Эмер выступит против меня?
Эти слова уже были обращены к Даре.
– Я просто не хотела принимать решение в одиночку. Я хотела, чтобы рядом была та, которая способна вовремя сказать «довольно». Ну, ошиблась! Ну, буду действовать в присутствии своей ошибки! Кто же мог знать?…
Кто же мог знать, что эта умудренная опытом, зрелая, уже почти хладнокровная женщина бросится перед тобой на колени и начнет лепетать, как девочка, – вот что Дара хотела сказать Фердиаду, но он и так понял.
– Самое забавное во всем этом – что я вовсе не искал любви, – так ответил он вслух на ее мысль. – Но сестрички Морриган любят шутить.
Дара невольно улыбнулась. И верно ведь – красота сида была такова, что притягивала женскую любовь без всякой магии.
– Ты уже почти пришел в себя, и от моих обвинений в обморок не грохнешься. Если ты можешь оправдаться – оправдывайся. А крестная пусть послушает.
– Я готов, – сказал Фердиад и вдруг улыбнулся.
В этой улыбке была вся его непобежденная гордость.
Дара подумала, опустилась на корточки и потрогала свои джинсы.
– Смешно, конечно, устраивать такие разборки без штанов, но они еще совсем мокрые. Ты уж извини, Фердиад, придется так…
И встала перед ним, встала устойчиво, чуть расставив длинные ноги, а левую руку с перстнем спрятав за спину.
Эмер села на пятки и, должно быть, сама не заметила, как ее голова привычно клонится на плечо сиду.
– Эмер, будь свидетельницей, – попросила Дара. – Сколько я знаю этого сида, ничего он не делал просто так. И его деятельность выходила людям боком. Он отыскал Кано и убедил его, будто Кано может и должен стать целителем. Он опутал Кано гейсами и довел бы его до могилы в полном убеждении, будто путь выбран верно! А сила Кано – такова, что ей нужен иной выход. Фердиад, ты знал, что Кано – воин-пес, давший клятву верности своему королю? И в силу этой клятвы он должен был, встретив тебя…
– Ты наслушалсь историй про Кухулина, – перебив, ответила за него Эмер.
– Я заставила Кано нарушить то, что он считал гейсом, – тут правда и обнаружилась. Дальше! Ты взял меня на Курсы, когда мозгов у меня было с чайную ложку. Ты знал, что нормальной жизни у меня уже никогда не будет, но я была нужна тебе в постели и в рабочем кабинете. Я была твоим ходячим блокнотом, кассетой, на которую записаны разрозненные кусочки тайных знаний. Разве не так?
– Благодаря ему ты получила и первое, и второе посвящение, ты стала преподавать. Ты живешь так, как твоим однокурсницам и не снилось, – опять же вместо Фердиада ответила Эмер.
– А как он поступил с тобой?
– Это – моя печаль, ты тут ни при чем.
Ситуация осложняется, подумала Дара, не просто гордость на гордость, а три этих милых качества схлестнулись сейчас, а где-то поблизости еще летает и четвертая гордость, надо полагать, она уже проснулась…
– Дальше! Ты сбил с толку дочку Изоры, чтобы я пришла на помощь крестнице, и ты получил возможность увести меня, заново обратить в свою веру и убрать со своего пути мою…
– Девочка поплачет и забудет, – уверенно сказала Эмер.
– Дальше! Чтобы я поверила в твои добрые намерения, ты украл книгу у калеки, украл самое ценное, самое главное, что было в ее жизни. Эмер, хочешь – я покажу тебе эту книгу?
Тут лишь Дара вспомнила, что показать невозможно – книга осталась в тулмене, и вся надежда на то, что влюбленное в Диармайда море не причинит ей вреда.
– Если она тебе не нужна, Фердиад вернет ее калеке.
Крестная словно окаменела, стоя на посту, и слова, рассчитанные на этику целителя, ее не тронули. Впервые Дара усомнилась в своей крестной!
– Эмер, ты же читала исследование Франсуазы Леру-Дюпле? – спросила Дара. – Ахинея, правда? Основываясь на римских источниках, серьезные люди пытаются доказать, будто друиды приносили человеческие жертвы! Будто они вонзали сзади, под лопатку, нож и по судорогам предсказывали будущее. Слышишь, Фердиад? Вот ты все это видел своими глазами – скажи, может ли друид принести человека в жертву, если интересы дела того требуют? Может ли друид сделать это ради будущего?
– Там речь шла о пленниках. Многие народы приносили пленных в жертву своим богам, – Эмер в своем желании защитить Фердиада была несгибаема.
– Так и я о том же, крестная. Друиду, да еще друиду из сидов, сделать человека своим пленником очень легко. Тем более – пленницей. А потом его можно без угрызений совести принести в жертву. Я правильно рассуждаю, Фердиад?
– Рассуждаешь ты правильно, – наконец ответил и он.
– Твоя школа, – отвесила она комплимент, кстати, заслуженный. И вдруг уразумела, что у нее выше уровень понимания с Фердиадом, чем с Эмер, хотя совсем недавно казалось, будто они – союзницы.
Эмер хотела всего лишь немного проучить Фердиада. Сбить с него спесь – не более. Когда над ним нависла серьезная опасность – долг крестной отступил перед воскресшей любовью…
– А если я рассуждаю правильно, то давай продолжим беседу, начатую в тулмене, куда ты привел меня с такими трогательными словами про мужчину, вводящего женщину в свой дом, – сказав это, Дара быстро взглянула на Эмер. – Давай забудем, как ты пытался извлечь из моей души любовь к совершенно другому мужчине, забудем также твою попытку утопить меня. Вернемся к той незабываемой минуте, когда я лежала в твоих объятиях, а ты рассказывал про многослойность Другого Мира…
– Моя школа.
Так он одобрил нанесенный себе удар; одобрил слова про объятия, в которых не было лжи, и тем не менее правду они тоже не открывали. Эмер могла понимать их, как ей угодно.
Эмер только вздохнула. Впрочем, вздох прозвучал довольно сердито.
– Все то, что ты толковал про многослойность Другого Мира, Тир Тайнгире, по-русски называется – ерунда на постном масле, милый, – ласково сообщила Дара. – Только преподавателю алгебры мог померещиться этот самый твой дух в квадрате. А я всю жизнь ненавидела алгебру! И, кроме того, я женщина, и я способна чувствовать. Сон духа обретает плоть, Фердиад! Не здесь, возможно, эта плоть возникает там, где ей физиологически положено быть, – в Этом Мире, но и сюда, в Тир Тайнгире, эта плоть может проникать.
– Ты ошиблась, – ответил Фердиад. – Ты неправильно все это поняла. Ты поняла так, как тебе хотелось, чтобы оно было.
– Мне хотелось, чтобы так было, – и так стало. Я это ощутила больше, больше… ну, не знаю, чем что! Прозвучало Слово – и оно прикоснулось к моему телу! Да ты на руку свою посмотри! На след! Ведь это тоже было Слово!
Эмер схватила Фердиала за руку и ощупала кисть.
– Чем это тебя? – очень тихо и в полном недоумении спросила она, но Дара на дала ему ответить.
– Тебе не приходило в твою умную голову, что дело – в тебе самом? Похоже, что сидам просто не дано понять природы Слова. Отсюда и твоя вражда к тем, кому на голову, словно камень с утеса, свалился дар.
– И опять ошибка, – совершенно учительским голосом только что не прогнусавил сид. – Вот ведь Ротниам поняла эту природу.
– Ничего она не поняла, Фердиад! Просто она полюбила лучшего из мужей с его даром вместе! Ей не Слово было нужно, а то, что дар Слова приносит мужчине славу и честь! А остальное, как ты любишь говорить, производные от этой величины.
– О каких словах речь? – спросила встревоженная Эмер. – Раз уж я здесь и вы меня больше не гоните, то объясните, ради великой Бриг!
– О каких словах речь? Нетрудно ответить. Помнишь, я хотела спросить тебя о третьей ветви Бриг, а ты увела разговор совсем в другую сторону. Ты знала о вражде между друидами и филидами, ты знала, как друиды вытесняли филидов отовсюду, и главным образом – тех, кого боялись. Тех, кто мог противопоставить тайным знаниям слово, которое становится Словом. Эта вражда была долгой – до последнего друида и последнего филида, она и сейчас длится!
– Красиво, но не внушает доверия, – ответила на эту пылкую речь Эмер. – Филиды перелагали законы стихами и рассказывали наизусть древние истории, слово в слово. Филид самого высокого разряда, оллам, должен был знать их триста штук, если не ошибаюсь. Ничего своего они в эти истории не вносили. За что преследовать и убивать ходячую книгу увлекательных историй? Тем более что друиды в конце концов вынуждены были уступить филидам, и те жили при королевских дворах еще несколько столетий…
– Не надо, Эмер, – сказала Дара. – Твои знания больше не внушают мне длверия. Это – из краткого курса истории! Как я искала в Другом Мире следы Диармайда, так ты – следы Фердиада. Ты расспрашивала сидов и сид, чтобы понять наконец – что такое Фердиад. Вот почему в твоих записях не было ни слова ни о фоморах, ни о филидах. А ведь стоило тебе спросить про филидов – и ты бы очень много узнала о Фердиаде, столько узнала бы, что сама была бы не рада!
– Вся эта информация есть в книге, которую мне подарил Фердиад, – свысока отвечала Эмер. – И искать незачем.
– А кто составил эту книгу – он тебе сказал?
– Разве это имеет значение?
Дара пристально посмотрела на нее – и рассмеялась.
– Если спрашиваю – значит, имеет! Ты ведь внимательно читала только то, что казалось тебе правильным. А если Фердиад назвал филидов неправильными – то ты и отнеслась к тем страницам, как к дешевым статейкам в дурацких газетах.
– Это они и были – вырезки какие-то, машинопись, которой без лупы не разобрать, совершенно дилетантские штуковины.
– Тебе не показалось странным, что в одной книге собраны правильные и неправильные страницы? Ты не пытаась понять, по какому принципу они состыкованы?
Эмер уставилась на Дару с настоящим, а не профессионально сыгранным удивлением. В глазах крестной был совершенно четкий вопрос: да какого же черта мне этой ерундой нужно было заниматься?
– Он решил, что в твоих руках от тех знаний не будет вреда. Потому, что ты скорее собственным глазам не поверишь, чем ему. И не сделаешь ничего такого, что причинило бы ему вред. Он сделал меня ходячим блокнотом, а тебя – ходячим книжным шкафом! Шкафу тоже не положено интересоваться своим содержимым! А ведь этих книг несколько, крестная, и все – разные! Одну я изучила вдоль и поперек! Другая – у тебя под ногами, в тулмене Фердиада…
Тут Дара заметила, что море за время спора несколько отступило. Можно было, конечно, подождать и достать из холма книгу Фаины, но она посмотрела на Фердиада и поняла – эту проблему нужно решить прежде всего. И пришлось снова запеть, чтобы уровень воды поднялся до прежнего места.
– Ты ее не переубедишь, – заметил Фердиад. – Разве что зарежешь меня «Лисичкой». А если ты захочешь, чтобы я остался в Другом Мире с моими родственниками – она пожелает остаться со мной. И тебе придется придумывать что-то другое.
– Значит, это наше противостояние – навеки? – спросила, подумав, Дара.
– Получается, что так.
– Если бы речь шла только обо мне – я бы отпустила тебя с миром. У меня остаются «Лисичка» и твой перстень, я, наверно, в безопасности. Но ты не оставишь в покое Диармайда. Твоя девятилетняя порча на сей раз плохо удалась. Но ты придумаешь что-нибудь еще. А брать с тебя клятвы – нелепо. Только что ты нарушил такую, от которой должен был сгореть зеленым пламенем, а ведь жив же…
Фердиад пожал плечами.
– Не хватит ли суеты вокруг твоих фантазий? – спросил он. – Ты так все усложнила с этим Диармайдом, что до правды уже не докопаться, да и не нужна тебе правда. Ты все это время пыталась соединить три сущности в одну, и разве я виноват, что у тебя это не получается?
В руках она вертела перстень Фердиада, осваиваясь с ним, пытаясь прочувствовать его энергию.
Первое, что она сделала, залечив сиду рану, – стянула с его онемевшей левой руки этот опасный перстень. Когда он опомнился, было уже поздно.
Сейчас сид лежал чуть ниже, раздетый до трусов, и его имущество тоже было выставлено на просушку.
Море то отступало, то, вновь услышав призывную песню, подступало к самым ногам Фердиада.
– Подожди, вот все высохнет, оденемся – и продолжим наши светские беседы, – сказала Дара, пощупав джинсы.
Он молчал. То, что он позволил лечить себя, охваченного неслыханной слабостью, способного лишь шептать, было для него унизительно.
– Что же мне теперь с тобой делать? – спросила его Дара. – Есть у меня одна мысль, но я в ней что-то не уверена…
Фердиад пошевелился. Дара на всякий случай положила руку на рукоять «Лисички». Ее привычная «Змейка» осталась внизу, в затопленном шийне, а этот кинжал все еще был чужим, и Дара сама удивлялась, как ей удалось запустить его в Фердиада.
– Помнишь, как Шин называла орехи праздником для мозгов? – ответа не было, и Дара продолжала. – Я перед экзаменом по ботанике так боялась, что перевру все названия и дозы, что за ночь съела целый килограмм очищенных грецких орехов. Вот – по сей день праздника жду. Где бы мне взять сейчас мудрости? А, Фердиад?
Она потрогала трусики, убедилась, что сверху они высохли, и перевернула другой стороной.
– Хорошо еще, что тут тепло… Я начинаю понимать сидов, которые ушли жить в Другой Мир.
– Не так уж тут тепло, как ты думаешь, – наконец соблаговолил отозваться он.
– Вообще-то мне здесь нравится. Послушай, Фердиад, а что ты такого отыскал в нашем бестолковом Этом Мире? Хоть теперь ты можешь это объяснить? Ты ведь был там один, совсем один среди нас. Если бы ты хотел власти – то не стал бы возиться с Курсами. Если бы хотел красивых женщин – опять же, нашел бы себе более подходящий курятник.
– Умная Дара пытается понять поступки сида, – прокомментировал он. – Про-а-на-ли-зи-ро-вать.
– Какой ты для меня сид? Мое тело все еще помнит тебя, – призналась она.
– Я хочу хотя бы попытаться понять, прежде чем решить, что с тобой делать дальше.
– Все очень просто. Меня, как старую Буи, все время тянуло к людям. С сидами это случается, – объяснил Фердиад. – Но ее что-то надломило – и она ушла в Другой Мир, хотя могла остаться. Ее никто не гнал.
– Тебе не понять, что ее надломило. Вы по разным причинам пришли к людям, Фердиад. Ротниам, дочь Умала Урскатаха, искала любви лучшего из людей – потому она и стала Буи Финд. А ты? Ты ведь не любви искал, правда?
Он усмехнулся.
– Правда, но три сестрички Морриган, наверно, сказали при моем рождении: пусть этот находит то, чего не ищет. Я пришел к людям, когда понял две вещи: сиды устали и хотят покинуть зеленые холмы ради Другого Мира и вечного отдыха, так что тайные знания им уже ни к чему, а у братства друидов такой упадок сил, что все решительнее выдвигаются женщины-друиды, и их слово начинает значить больше, чем слово мужчин. Женщины неспособны хранить и передавать тайные знания – не потому что глупы, а потому, что не видят в них необходимости, как ты в алгебре. Я понял – они сохранят только то, что имеет отношение к целительству, прочее погибнет. Тогда я и пришел к ним…
– Да, с женщинами ты просто обязан был поладить, – съязвила Дара. – Мне нужно было сразу задуматься, почему ты носишь длинные волосы. Ведь друиды стриглись коротко, а особым почетом пользовалась у них лысина. Видишь, до каких подробностей я докопалась? Ты не стал проповедовать среди женщин пользу лысины, а предпочел сам отрастить волосы. И получилось, что твоя сила – не совсем сила друида. Они не полагались на ту, что в волосах, а ты на нее все же полагался.
– Будь по-твоему, – согласился Фердиад. – В моем положении трудно противоречить.
– Надо же, как хорошо ты приспособился к женскому обществу! Ты, я бы сказала, неплохо в него вписался, – продолжала язвить Дара, но он не поддавался на провокацию.
– Но я спас знания. Целительство стало главным делом, но знания были привязаны к нему, потому и уцелели.
– Да, этого у тебя не отнимешь. Одну из ветвей Бриг ты действительно спас. И другой позволил зеленеть в полную силу. А вот с третьей возникла загвоздка. Не скажешь, кто составлял программу по истории для Курсов?
– Эмер составила.
– Ну, тогда ясно, почему все, связанное со скандинавским направлением, уместилось в одну обзорную лекцию, одну лекцию о рунах и четыре практических занятия. И в итоге я, целитель второго посвящения, узнаю от совершенно постороннего человека, что у викингов, кроме прочего божественного хозяйства, был Браги, покровитель поэтов и хранитель особой энергии, которая позволяет преодолевать самые сложные препятствия. Они считали магами всех, кто умел сочинять стихи, а каждое стихотворение – волшебным заклинанием. Тебе это ничего не напоминает?
– Напоминает байки и сплетни о филидах. Я же знаю, к чему ты клонишь.
– А символ Браги – благородная арфа… Знаешь, Фердиад, на Курсах нам даже не показывали, как она выглядит, но когда я увидела ее – я ее узнала.
Он опять замкнулся в себе и занялся тем, что стал правой рукой растирать левую.
– Лежи и не двигайся, – сказала Дара. – Я и отсюда вижу, что у тебя сердце бьется с перебоями. Первый случай в моей практике, чтобы рана в плечо дала такое осложнение…
И тут Дара вдруг поняла – осложнение вовсе не от раны.
Трусики были еще чуть влажными, но Дара решила, что на теле скорее высохнут, и натянула их. Тем более, что она умела вызывать жар в теле больного, чтобы болезнь, как говорили на Курсах, перегорела. Надо думать, и с собой она могла проделать тот же фокус.
Но прежде Дара прикрыла рукой левый глаз и послала зов.
Это был зов ее первой крестной – целительнице второго посвящения Эмер. Крестная умела входить в Другой Мир – по крайней мере, в ту его область, куда проникало море. И именно в ней нуждалась сейчас Дара – не у Фердиада же, в самом деле, спрашивать совета насчет его дальнейшей судьбы.
Прошло некоторое время – Эмер, которую она видела левым глазом секунды две-три, должна была встать из-за стола, снять наушники, выключить магнитофон, спуститься в сад, к каменному столу, прочитать заклинания и сделать тра круга против солнца. Там, у Эмер, было зимнее утро.
Ожидая, Дара тихо напела строчки колыбельной, чтобы не отпускать море от холмов. Но имя Диармайда называть не стала. Прежде, чем впустить его в свое будущее, она должна была навести порядок в своем прошлом – да и в его прошлом, если вдуматься. Она чувствовала, что ей понемногу удастся разбудить его дух, что миг этот близок, что ее молодой голос забьет одновременно детский и старческий голосок безумной сиды. Но для того, чтобы разбудить, нужен был взлет, нужно было то бешеное состояние, когда слово становится Словом, а Дара филидом вовсе не была, она была просто женщиной, на долгое время выставившей за пределы своей жизни и музыку, и стихи, и то, что рождает музыку и стихи.
Эмер послала ответный зов, Дара предостерегла визуализацией – изобразила себя по колено в воде и, уже из чистого баловства, в старинных дамских панталонах с кружевными оборками. Фердиад, насторожившийся при зове, хмыкнул.
Эмер немного промахнулась – когда она появилась на соседнем холме, то больше была озабочена своим мокрым подолом, чем странной картиной, открывшейся перед ней: Дара и Фердиад были похожи на пляжных бездельников, поставивших смыслом жизни изменить оттенок кожи, хотя для этого у целителей имеются и другие средства, кроме бездарного валяния на травке.
– Иди сюда, крестная! – вставая, позвала Дара. – Перейди вон туда, на тот островок, и оттуда – к нам.
– Чем это вы здесь занимаетесь? – увидев наконец разложенную одежду, спросила Эмер. – Фердиад?!
Он скосил взгляд, но ни поворачиваться, ни приветствовать не стал.
– Гроздь рябины твоей душе, крестная, – сказала Дара и поклонилась.
– Твоей также. И плодов девяти орешин Сегайса тебе, Фердиад.
– Да, они были бы сейчас очень кстати, – заметила Дара. Пресловутые девять орешин как раз и росли в Другом Мире, у источника Сегайс, а мудрость, которая вызревала в их орехах, была несравнима с мудростью от орехов земных.
Фердиад же промолчал.
– Насколько я понимаю, ты опять нуждаешься в моей помощи, – очень неприветливо произнесла Эмер. – На сей раз я должна помирить тебя с Фердиадом? Не слишком ли широко ты понимаешь долг крестной, Дара? К тому же, я твоя крестная при первом посвящении. Тебе бы следовало позвать вторую крестную, Шин.
Дара насторожилась. Эмер сразу, только появившись, уже была не на ее стороне. А отправить крестную назад Дара не умела.
– Нет, мириться с мужчинами нужно без посторонних, – отрубила она. – Тут другое. Вот этот, кого ты видишь перед собой в одних мокрых трусах, только что пытался убить меня. А перед этим натворил много такого, что мне теперь приходится решать его судьбу.
– Тебе? По какому праву?! – возмутилась Эмер. – Ты вспомни, на какой ты ступеньке! Кто ты на Курсах! И какова цена твоих посвящений!
Эмер была готова стереть Дару в порошок, наподобие тех, что она толкла в своих ступках для лекарств, и Дара с удивлением осознала – нет семьи, нет возраста, нет ответственности перед крестниками и нет чувства меры, когда женщина воюет за своего мужчину.
– По твоему праву. По праву женщины, которая любит и защищает свою любовь, – так прямо и сказала Дара. – Не подходи, крестная. Смотри. Теперь ты веришь, что мы с ним схлестнулись как враги и я победила?
Дара показала перстень, в котором от ее внезапной злости уже зародилась белая точка, готовая вспыхнуть наносящей удар искрой.
– Фердиад! – Эмер опустилась на колени рядом с сидом. – Лежи спокойно, я помогу тебе…
– Не надо, – сказал Фердиад. – Тебя не для того позвали. Говори, Дара.
– Что ты с ним сделала? Как ты это сделала? – Эмер, спрашивая, уже растирала руки, уже готовилась к работе. – Где больно?
– Не я, крестная. Три сестрички Морриган. Вольно ему было нарушать клятву…
– Какую клятву?
– Он призвал в поручители море и ветер, солнце и небеса, что в его доме я буду в безопасности. Когда мне пришлось защищаться, я метнула в него «Лисичку». В последний раз я метала нож, когда мне было, наверно, одиннадцать лет, и промахивалась мимо толстенной сосны, но сейчас сестрички Морриган вмешались в его полет. Я сама видела, как «Лисичка» вздрогнула на лету. Так что даже не знаю, как ты теперь будешь лечить Фердиада.
– Ты действительно привел ее в свой холм? – растерянно спросила Эмер. – Именно ее?…
Дара усмехнулась – крестная и теперь, в седине и морщинах, оставалась ревнивой женщиной, и слова о нарушенной клятве пролетели мимо ее ушей.
– Да, привел и хотел оставить там навеки, – извернулся сид. За то, как поняла его слова Эмер, он, конечно же, отвечать не мог!
– Ладно, – Дара только рукой махнула. – Правды ты от него все равно не добъешься. Я позвала тебя, крестная, потому что не хочу в одиночку решать его судьбу. А ты знаешь его уже много лет. Даже когда не можешь справиться с прыщиком на носу – и то можно требовать совета у старших.
– А что ты можешь сделать с его судьбой? – возмутилась Эмер.
– Сама не знаю. Но что-то делать надо. Иначе от него будет больше вреда, чем пользы.
Фердиад приподнялся на правом локте.
– Возвращайся домой, Эмер, – скорее приказал, чем попросил он. – Это не тот спор, в котором ты можешь сказать свое веское слово. Это не заседание на Курсах. Тут речь действительно идет о моей судьбе. Дара думает – уничтожить меня сразу или отправить в Другой Мир, к моим родственникам, которые гоняют призрачного кабана и пьют призрачное пиво.
– Но это же?!…
– Да. Оно самое. Так что ступай с миром и не мешай ей принять решение.
Дара только ухмыльнулась – сид умел обращаться с женщинами!
– Ты что – полагаешь, что я способна сейчас тебя оставить? – возмутилась Эмер.
– Ты должна, – с почти человеческой мягкостью в голосе произнес Фердиад. – Во-первых, мне уже немного лучше. Если Дара повернет камень к ладони, я даже смогу встать на ноги.
– Во-вторых, я понятия не имею, что делает повернутый к ладони камень, – тут же возразила Дара. – От тебя теперь можно всего ожидать. Эмер, ты способна выслушать то, что я тебе скажу, без воплей и визга? Ты способна забыть на минутку, кем был для тебя этот сид?
Эмер от неожиданной грубости даже приоткрыла рот. И тут лишь до нее дошло, что Дара знает тайну Фердиада.
– Она сама догадалась, – сказав это, Фердиад сел, опираясь рукой о землю.
– Сейчас она расскажет тебе все, что нашла плохого в моей жизни, и попросит тебя проявить объективность. Поэтому тебе лучше уйти. Я не могу выпроводить тебя, Дара не знает, как это сделать. Ты полагала, что Эмер выступит против меня?
Эти слова уже были обращены к Даре.
– Я просто не хотела принимать решение в одиночку. Я хотела, чтобы рядом была та, которая способна вовремя сказать «довольно». Ну, ошиблась! Ну, буду действовать в присутствии своей ошибки! Кто же мог знать?…
Кто же мог знать, что эта умудренная опытом, зрелая, уже почти хладнокровная женщина бросится перед тобой на колени и начнет лепетать, как девочка, – вот что Дара хотела сказать Фердиаду, но он и так понял.
– Самое забавное во всем этом – что я вовсе не искал любви, – так ответил он вслух на ее мысль. – Но сестрички Морриган любят шутить.
Дара невольно улыбнулась. И верно ведь – красота сида была такова, что притягивала женскую любовь без всякой магии.
– Ты уже почти пришел в себя, и от моих обвинений в обморок не грохнешься. Если ты можешь оправдаться – оправдывайся. А крестная пусть послушает.
– Я готов, – сказал Фердиад и вдруг улыбнулся.
В этой улыбке была вся его непобежденная гордость.
Дара подумала, опустилась на корточки и потрогала свои джинсы.
– Смешно, конечно, устраивать такие разборки без штанов, но они еще совсем мокрые. Ты уж извини, Фердиад, придется так…
И встала перед ним, встала устойчиво, чуть расставив длинные ноги, а левую руку с перстнем спрятав за спину.
Эмер села на пятки и, должно быть, сама не заметила, как ее голова привычно клонится на плечо сиду.
– Эмер, будь свидетельницей, – попросила Дара. – Сколько я знаю этого сида, ничего он не делал просто так. И его деятельность выходила людям боком. Он отыскал Кано и убедил его, будто Кано может и должен стать целителем. Он опутал Кано гейсами и довел бы его до могилы в полном убеждении, будто путь выбран верно! А сила Кано – такова, что ей нужен иной выход. Фердиад, ты знал, что Кано – воин-пес, давший клятву верности своему королю? И в силу этой клятвы он должен был, встретив тебя…
– Ты наслушалсь историй про Кухулина, – перебив, ответила за него Эмер.
– Я заставила Кано нарушить то, что он считал гейсом, – тут правда и обнаружилась. Дальше! Ты взял меня на Курсы, когда мозгов у меня было с чайную ложку. Ты знал, что нормальной жизни у меня уже никогда не будет, но я была нужна тебе в постели и в рабочем кабинете. Я была твоим ходячим блокнотом, кассетой, на которую записаны разрозненные кусочки тайных знаний. Разве не так?
– Благодаря ему ты получила и первое, и второе посвящение, ты стала преподавать. Ты живешь так, как твоим однокурсницам и не снилось, – опять же вместо Фердиада ответила Эмер.
– А как он поступил с тобой?
– Это – моя печаль, ты тут ни при чем.
Ситуация осложняется, подумала Дара, не просто гордость на гордость, а три этих милых качества схлестнулись сейчас, а где-то поблизости еще летает и четвертая гордость, надо полагать, она уже проснулась…
– Дальше! Ты сбил с толку дочку Изоры, чтобы я пришла на помощь крестнице, и ты получил возможность увести меня, заново обратить в свою веру и убрать со своего пути мою…
– Девочка поплачет и забудет, – уверенно сказала Эмер.
– Дальше! Чтобы я поверила в твои добрые намерения, ты украл книгу у калеки, украл самое ценное, самое главное, что было в ее жизни. Эмер, хочешь – я покажу тебе эту книгу?
Тут лишь Дара вспомнила, что показать невозможно – книга осталась в тулмене, и вся надежда на то, что влюбленное в Диармайда море не причинит ей вреда.
– Если она тебе не нужна, Фердиад вернет ее калеке.
Крестная словно окаменела, стоя на посту, и слова, рассчитанные на этику целителя, ее не тронули. Впервые Дара усомнилась в своей крестной!
– Эмер, ты же читала исследование Франсуазы Леру-Дюпле? – спросила Дара. – Ахинея, правда? Основываясь на римских источниках, серьезные люди пытаются доказать, будто друиды приносили человеческие жертвы! Будто они вонзали сзади, под лопатку, нож и по судорогам предсказывали будущее. Слышишь, Фердиад? Вот ты все это видел своими глазами – скажи, может ли друид принести человека в жертву, если интересы дела того требуют? Может ли друид сделать это ради будущего?
– Там речь шла о пленниках. Многие народы приносили пленных в жертву своим богам, – Эмер в своем желании защитить Фердиада была несгибаема.
– Так и я о том же, крестная. Друиду, да еще друиду из сидов, сделать человека своим пленником очень легко. Тем более – пленницей. А потом его можно без угрызений совести принести в жертву. Я правильно рассуждаю, Фердиад?
– Рассуждаешь ты правильно, – наконец ответил и он.
– Твоя школа, – отвесила она комплимент, кстати, заслуженный. И вдруг уразумела, что у нее выше уровень понимания с Фердиадом, чем с Эмер, хотя совсем недавно казалось, будто они – союзницы.
Эмер хотела всего лишь немного проучить Фердиада. Сбить с него спесь – не более. Когда над ним нависла серьезная опасность – долг крестной отступил перед воскресшей любовью…
– А если я рассуждаю правильно, то давай продолжим беседу, начатую в тулмене, куда ты привел меня с такими трогательными словами про мужчину, вводящего женщину в свой дом, – сказав это, Дара быстро взглянула на Эмер. – Давай забудем, как ты пытался извлечь из моей души любовь к совершенно другому мужчине, забудем также твою попытку утопить меня. Вернемся к той незабываемой минуте, когда я лежала в твоих объятиях, а ты рассказывал про многослойность Другого Мира…
– Моя школа.
Так он одобрил нанесенный себе удар; одобрил слова про объятия, в которых не было лжи, и тем не менее правду они тоже не открывали. Эмер могла понимать их, как ей угодно.
Эмер только вздохнула. Впрочем, вздох прозвучал довольно сердито.
– Все то, что ты толковал про многослойность Другого Мира, Тир Тайнгире, по-русски называется – ерунда на постном масле, милый, – ласково сообщила Дара. – Только преподавателю алгебры мог померещиться этот самый твой дух в квадрате. А я всю жизнь ненавидела алгебру! И, кроме того, я женщина, и я способна чувствовать. Сон духа обретает плоть, Фердиад! Не здесь, возможно, эта плоть возникает там, где ей физиологически положено быть, – в Этом Мире, но и сюда, в Тир Тайнгире, эта плоть может проникать.
– Ты ошиблась, – ответил Фердиад. – Ты неправильно все это поняла. Ты поняла так, как тебе хотелось, чтобы оно было.
– Мне хотелось, чтобы так было, – и так стало. Я это ощутила больше, больше… ну, не знаю, чем что! Прозвучало Слово – и оно прикоснулось к моему телу! Да ты на руку свою посмотри! На след! Ведь это тоже было Слово!
Эмер схватила Фердиала за руку и ощупала кисть.
– Чем это тебя? – очень тихо и в полном недоумении спросила она, но Дара на дала ему ответить.
– Тебе не приходило в твою умную голову, что дело – в тебе самом? Похоже, что сидам просто не дано понять природы Слова. Отсюда и твоя вражда к тем, кому на голову, словно камень с утеса, свалился дар.
– И опять ошибка, – совершенно учительским голосом только что не прогнусавил сид. – Вот ведь Ротниам поняла эту природу.
– Ничего она не поняла, Фердиад! Просто она полюбила лучшего из мужей с его даром вместе! Ей не Слово было нужно, а то, что дар Слова приносит мужчине славу и честь! А остальное, как ты любишь говорить, производные от этой величины.
– О каких словах речь? – спросила встревоженная Эмер. – Раз уж я здесь и вы меня больше не гоните, то объясните, ради великой Бриг!
– О каких словах речь? Нетрудно ответить. Помнишь, я хотела спросить тебя о третьей ветви Бриг, а ты увела разговор совсем в другую сторону. Ты знала о вражде между друидами и филидами, ты знала, как друиды вытесняли филидов отовсюду, и главным образом – тех, кого боялись. Тех, кто мог противопоставить тайным знаниям слово, которое становится Словом. Эта вражда была долгой – до последнего друида и последнего филида, она и сейчас длится!
– Красиво, но не внушает доверия, – ответила на эту пылкую речь Эмер. – Филиды перелагали законы стихами и рассказывали наизусть древние истории, слово в слово. Филид самого высокого разряда, оллам, должен был знать их триста штук, если не ошибаюсь. Ничего своего они в эти истории не вносили. За что преследовать и убивать ходячую книгу увлекательных историй? Тем более что друиды в конце концов вынуждены были уступить филидам, и те жили при королевских дворах еще несколько столетий…
– Не надо, Эмер, – сказала Дара. – Твои знания больше не внушают мне длверия. Это – из краткого курса истории! Как я искала в Другом Мире следы Диармайда, так ты – следы Фердиада. Ты расспрашивала сидов и сид, чтобы понять наконец – что такое Фердиад. Вот почему в твоих записях не было ни слова ни о фоморах, ни о филидах. А ведь стоило тебе спросить про филидов – и ты бы очень много узнала о Фердиаде, столько узнала бы, что сама была бы не рада!
– Вся эта информация есть в книге, которую мне подарил Фердиад, – свысока отвечала Эмер. – И искать незачем.
– А кто составил эту книгу – он тебе сказал?
– Разве это имеет значение?
Дара пристально посмотрела на нее – и рассмеялась.
– Если спрашиваю – значит, имеет! Ты ведь внимательно читала только то, что казалось тебе правильным. А если Фердиад назвал филидов неправильными – то ты и отнеслась к тем страницам, как к дешевым статейкам в дурацких газетах.
– Это они и были – вырезки какие-то, машинопись, которой без лупы не разобрать, совершенно дилетантские штуковины.
– Тебе не показалось странным, что в одной книге собраны правильные и неправильные страницы? Ты не пытаась понять, по какому принципу они состыкованы?
Эмер уставилась на Дару с настоящим, а не профессионально сыгранным удивлением. В глазах крестной был совершенно четкий вопрос: да какого же черта мне этой ерундой нужно было заниматься?
– Он решил, что в твоих руках от тех знаний не будет вреда. Потому, что ты скорее собственным глазам не поверишь, чем ему. И не сделаешь ничего такого, что причинило бы ему вред. Он сделал меня ходячим блокнотом, а тебя – ходячим книжным шкафом! Шкафу тоже не положено интересоваться своим содержимым! А ведь этих книг несколько, крестная, и все – разные! Одну я изучила вдоль и поперек! Другая – у тебя под ногами, в тулмене Фердиада…
Тут Дара заметила, что море за время спора несколько отступило. Можно было, конечно, подождать и достать из холма книгу Фаины, но она посмотрела на Фердиада и поняла – эту проблему нужно решить прежде всего. И пришлось снова запеть, чтобы уровень воды поднялся до прежнего места.
– Ты ее не переубедишь, – заметил Фердиад. – Разве что зарежешь меня «Лисичкой». А если ты захочешь, чтобы я остался в Другом Мире с моими родственниками – она пожелает остаться со мной. И тебе придется придумывать что-то другое.
– Значит, это наше противостояние – навеки? – спросила, подумав, Дара.
– Получается, что так.
– Если бы речь шла только обо мне – я бы отпустила тебя с миром. У меня остаются «Лисичка» и твой перстень, я, наверно, в безопасности. Но ты не оставишь в покое Диармайда. Твоя девятилетняя порча на сей раз плохо удалась. Но ты придумаешь что-нибудь еще. А брать с тебя клятвы – нелепо. Только что ты нарушил такую, от которой должен был сгореть зеленым пламенем, а ведь жив же…
Фердиад пожал плечами.
– Не хватит ли суеты вокруг твоих фантазий? – спросил он. – Ты так все усложнила с этим Диармайдом, что до правды уже не докопаться, да и не нужна тебе правда. Ты все это время пыталась соединить три сущности в одну, и разве я виноват, что у тебя это не получается?