Страница:
- Я как раз и говорю об этом. Он так любит оружие!
- А, вот ты о чем. Видишь ли, надо знать его так долго, как знаю его я, чтобы понять это. Для него не имеет значение все, что быстро проходит и исчезает. Но оружие - дело другое. Он может держать его в руках, ощущая его вес и мощь. И власть. Он дергает за курок и убивает животных. Он может пощупать рукой остывающую шкуру. Тогда он знает, что что-то может.
Дайна поежилась.
- Это отвратительно.
- Почему? - Он сделал вид, что прицеливается и нажимает курок. - Бах! Бах! Он не убивает людей.
- Иногда у меня создается впечатление, что он был бы не прочь, если б мог.
- О, ну в этом весь Найджел. Он всегда больше всех в группе был озабочен созданием имиджа. - Он кивнул. - Уж я-то знаю, о чем говорю: мы вместе росли на улицах Манчестера. - Он прикурил сигарету, затянулся один раз и забыл про нее. - Такое случается с детьми, не видевшими в глаза своих отцов, незнающими, что их ждет вечером по возвращении домой, чьи матери не могут наскрести денег на квартплату.
Крис еще раз затянулся, выпустив окурок из желтых мозолистых пальцев, и продолжал.
- Когда-то давно мы жили вместе в одном доме, хватаясь за каждую предоставлявшуюся возможность выступить на сцене. Из грязного подвала здания вечно несло старым картоном и мочой, да так, что мне приходилось зажимать нос прищепкой для белья, чтобы заснуть.
- Однажды я позвонил домой маме - у нас не было телефона, и мы постоянно отмораживали яйца, стоя у автомата на углу квартала зимними вечерами, - и она сказала мне: "Сынок, твой отец вернулся. Просто заскочил, чтобы навестить нас. Он хочет повидаться с тобой и привез тебе рождественский подарок".
- Я побледнел как мертвец, поднялся в нашу квартиру и, даже не услышав вопрос Найджела: "Что случилось, старик?", вновь вышел, направляясь к матери.
- Я подождал на улице, пока эта скотина не выйдет из дома, и тогда молча врезал ему так, что сломал нос. Кровь начала хлестать из него, как из резанной свиньи. Зубы посыпались изо рта один за другим. Потом я еще пару раз изо всех сил пнул его ногой пониже живота. Найджелу с трудом удалось оттащить меня от него.
- В общем, представь себе такую картину. Мой папаша валяется на тротуаре, словно куча тряпок, весь в крови, с выбитыми зубами и все такое и стонет. Я, трясущийся от ярости, пытаюсь вырваться из рук Найджела, как вдруг он оттаскивает меня в сторону и вытаскивает пистолет - немецкий "парабеллум" - и целится в голову отца. Я едва успел схватить его за руку, прежде чем он нажал на курок. Бах!
- Осколки щебенки брызнули нам в лицо, и я сказал Найджелу: "Ты окончательно спятил? Ты ведь мог прикончить его". Он ответил мне: "Ну и что? Посмотри, что он сделал с тобой и твоей матерью!"
- Это было только оправдание. Боже, ему до смерти хотелось попробовать, но я понял в чем дело. - Крис взглянул на Дайну. - У него была более чем уважительная причина, по крайней мере я так считаю. Отец Найджела бросил его мать, не оставив ей ни пенни, и той пришлось работать всю жизнь, чтобы прокормить семью.
- Что же случилось с твоим отцом?
- Это довольно смешная история. Он признал мою правоту и убрался прочь, так что я никогда больше его не видел. Однако через пару недель мать как-то в разговоре сказала мне: "Я слышала, что возле нашего дома была драка. Это ты дрался с отцом?" "Он рассказал тебе?" - поинтересовался я. "Да нет, сынок, он не обмолвился ни словечком. Миссис Фэйтфул видела вас". Тогда я подумал про себя: вот это да! Старый пьянчуга не сказал ей ни слова. От этого известия у меня на душе даже как-то потеплело.
- А мать продолжала говорить: "Сынок, я думаю пришла пора узнать тебе все о твоем отце". Она рассказала мне, что он был моряк. Море звало его. Что ей было делать? Стоять у него на пути, мешая заниматься единственным ремеслом, которое он знал и которым мог зарабатывать себе на жизнь? На это она была неспособна, поверь мне. Однако, она сказала мне, что каждый месяц получает от него денежный перевод. Конечно, она не стала говорить ничего о его пьянстве мне пришлось самому узнавать правду об этом.
- Ему было суждено утонуть в семьдесят семь лет неподалеку от мыса Доброй Надежды. Мать показывала мне письмо, написанное капитаном его корабля. Однажды в разгаре сильного шторма он спустился за борт в шлюпке, пытаясь спасти двух членов экипажа, но тут же сам исчез в волнах, "точно море похитило его", - как поэтично высказался в письме капитан. - Крис фыркнул. - Прямо-таки героем стал. - Он откинул голову и закрыл глаза. Некоторое время он сидел, не двигаясь, дыша ровно и глубоко, словно заснул, но затем нажал на маленький рычажок на пульте, и музыка вновь грянула из огромных колонок.
Дайна опустилась на кушетку и потеряла его из виду. Обхватив голову руками, она зажмурилась, чувствуя, как волны музыки ударяются о ее веки, будто лучи яркого света.
Точно издалека до нее донесся звук открывшейся двери. Кто-то вошел в комнату, и музыка стихла, сменившись шуршанием ленты.
- А, Крис, вот ты где.
Судя по голосу, это был не Пэт: тот как истинный южанин растягивал слова. Вошедший же глотал согласные и неясно произносил гласные звуки, что напоминало Дайне манеру говорить, типичную для жителей окрестностей Лос-Анджелеса.
- Могу ли я узнать, что здесь творится? - продолжал незнакомый Дайне человек. - Каждый день между вами, ленивыми негодяями, происходит новая ссора, которую мне приходится улаживать. - Раздалось щелканье зажигалки. - Крис, мне очень не хотелось бы повторяться, но видимо без этого не обойдешься. Если альбом не будет завершен через неделю, то мы отправимся в турне, не имея на руках ничего нового. Ты знаешь, что это означает? Даже без какого-нибудь завалящегося сингла...
- Иди ты куда подальше, Бенно. В конечном счете, это не будет иметь никакого значения.
- Вот тут ты как раз ошибаешься, дружище. Послушай, почему бы вам не заняться музыкой, а бизнес предоставить мне, а?
- В том-то и загвоздка, дружище. Музыки уже нет, остался один бизнес.
- О, Крис, ты просто убиваешь меня. Без правильного ведения дела группа уже разорилась бы. Вы спускаете деньги, прежде, чем заработаете их. Один бог знает, сколько всасывает твой ненасытный нос.
- Убирайся к черту! Я вовсе не трачу так много.
- Говорю тебе, Крис, альбом надо закончить.
- Разве ты не видишь, что он целиком висит на мне? Никто из них не готов к нему, разуй глаза. От меня ждут, что все будет сделано, в то время как Найджел палец о палец не ударяет, а Ян даже не хочет слушать мои новые вещи.
- Послушай, Крис...
- Нет, черт возьми, это ты, козел, послушай меня! Мне осточертело тащить группу на своем горбу. Мне надоело выполнять чужие обязанности. Зачем им беспокоиться? Они прекрасно знают, что все будет в порядке и без них.
- Что ты хочешь сказать?
- Я не желаю больше барахтаться в этом дерьме и хочу уйти из группы.
- Понятно.
- "Понятно"? Что значит "понятно"?
- Я впервые слышу от тебя об этом. Что же мне еще сказать?
- Перестань. Я вижу тебя насквозь...
- Ты не можешь покинуть группу, Крис. У тебя есть определенные обязанности.
- Только не надо напоминать мне о моих возможностях, дружище!
- Я говорил о всех ребятах...
- Ты - тяжелый случай, Бенно. Просто поразительно. Тебе ведь глубоко наплевать на ребят, не так ли? Ну да. Тебя волнуют только доходы.
- Крис, "Хартбитс" сопутствовал успех в течение, м-м, семнадцати лет отнюдь не случайно. Даже ты должен признать это.
- Допустим.
- Все дело в музыке. Ребята живут ею. Ты стал отходить от того, гм, к чему все привыкли, и это приносит одни неприятности всем нам. Господи, я думаю не о себе. Мы превратились в проклятую индустрию. Судьбы многих людей зависят от успеха или неудачи очередного альбома. И вот я послушал несколько твоих собственных новых вещей, которые...
- Теперь мы, наконец, добрались до самого туманного вопроса, не так ли, дружище?
- Пэт ставил мне черновые записи...
- Моих песен...
- Я имею право услышать их. Ты забыл, черт возьми, кто я такой?
- Как я мог, Бенно.
- Так-то лучше.
- Музыка - это не твоего ума дело...
- Мое, когда мне кажется, что она может повлиять на...
- Кто тебе сказал, что ты - господь бог, чтобы судить?
- Вы - обнаглевшие негодяи, полагаете, что обладаете монополией на божественный престол или как? Определенные решения должны быть приняты. Затем-то я и пришел сюда.
- Да, и что касается музыки...
- Решения, касающиеся продолжения карьеры.
- Послушай, ты, ублюдок...
- И одно такое решение уже принято...
В контрольной комнате воцарилось молчание, и воздух вдруг стал густым и удушливым. Сердце Дайны тревожно забилось, словно птица, попавшая в силок.
- Что ты имеешь в виду, черт побери?
- То, о чем я только что говорил. Группа не позволит тебе порвать контракт.
- Группа?
- Видишь ли, по этому вопросу прошло голосование.
- Без меня? По чьей инициативе?
- Найджела и... моей. Это было необходимо. Надо было прояснить...
- Убирайся ко всем чертям, козел. Ты вызываешь у меня отвращение.
- Это ничего не решит.
- Прочь, Бенно. Сейчас же. Или через минуту тебе придется ползти на брюхе...
- Когда ты останешься, то поймешь...
- С этого момента тебе не удастся извлечь из меня никакой музыки.
- Крис...
- Ни единой ноты! Ни единой, пока я не обрету свободу.
- Существуют законные способы, но я не хотел бы прибегать к их помощи сейчас. Когда ты...
- Знаешь что, Бенно? Я внезапно неважно себя почувствовал, понимаешь? Возможно, что-то серьезное, вроде вирусного гепатита. Так что, по крайней мере, в течение шести месяцев на меня рассчитывать не приходится.
- Я могу позвать врача, чтобы...
- Альбом, Бенно, новый сингл и проклятое турне - все коту под хвост. И привет!
Вновь наступила тишина, в которой зазвучал голос Бенно, удивительно ровный и спокойный.
- Я даже на мгновение не допускаю, что ты говоришь серьезно, Крис. Стоит турне начаться - первый концерт в Сан-Франциско на следующей неделе - и твое настроение совершенно изменится.
- Ты просто не слушаешь меня. Я сыт по горло всей вашей компанией и не желаю иметь с ней больше ничего общего.
- Ты совершаешь серьезную ошибку, Крис.
- Господи, ты заговорил, как армия твоих придурков адвокатов. Исчезни. Просто исчезни.
- Ладно, поговорим через пару дней.
Дайна услышала, как за спиной Бенно захлопнулась дверь, и в ту же секунду задыхающимся от ярости голосом Крис прорычал:
- Чтоб им всем провалиться!
Она села на кушетке в позе человека, выскакивающего из игрушечной детской шкатулки и, вывернув шею, попыталась заглянуть на пульт.
- Ты еще здесь? - Обойдя вдоль стены, Крис очутился перед Дайной. - Да, он усмехнулся. - Единственная из всех. Я был уверен, что ты уже испарилась. Он почесал кончик носа. - Что за ублюдок этот наш менеджер! - Вдруг из его горла вырвались лающие звуки, изображавшие смех. Потом он пожал плечами. Черт побери. Сегодня вечером я не в состоянии сделать что-либо по этому поводу. Как насчет того, чтобы смыться отсюда, только живо.
Крис привез ее в "Дансерз" - клуб, расположенный неподалеку от Родео-драйв, в который был открыт вход только для его членов. Внутри он походил на дворец с зеркальными комнатами. Главная из них имела круглую форму и была опоясана вдоль стен стойкой бара. Сквозь прозрачный пол комнаты открывался вид сверху на заросли тропических растений, поэтому каждый взгляд под ноги вызывал ощущение потери ориентации. Стены, выкрашенные черной блестящей эмалью, были покрыты электрическим мхом бесчисленных переплетавшихся нитей цветных огоньков, двигавшихся бесконечными волнами по кругу. Каждый час, словно напоминая посетителям о времени, на танцевавших в середине площадки проливался сверкающий дождь из "звездной пыли", источник которой прятался где-то наверху.
Крис и Дайна пробивались сквозь толпу, погружаясь все глубже и глубже в атмосферу, полную запаха пота, неистового движения и оглушающей какофонии музыки.
Они не обращали ни малейшего внимания на устремленные на них взгляды, на загорелые и раскрашенные лица с вытаращенными глазами, сновавшие вокруг точно мелкие рыбки возле акулы, на темные губы, прижатые к розовым ушам партнеров, так что те могли услышать слова за грохотом.
Вскоре откуда-то появились фотокамеры, а после нескольких поспешно сделанных секретных звонков, прибыла группа своеобразных прилипал. Они словно существовали только для того, чтобы быть рядом со звездами, тереться об их бока, подражать, взирать всегда полными обожания глазами, купаться в их ауре, жадно поглощать исходящее от кумиров волшебное излучение, подобно современным вампирам, питающимся духовной энергией, вместо крови.
Крис вертел Дайну вокруг себя, положив руки на ее бедра. Пот градом катился с их лиц, струйками стекая на пол, под которым кроны карликовых пальм раскачивались из стороны в сторону, словно тоже не могли устоять перед бешено пульсирующим ритмом.
Майка Криса потемнела от пота; блузка прилипла к телу Дайны, но они продолжали танцевать, безразличные к фотовспышкам, то и дело загоравшимся вокруг, и шуму, подобному неумолкающим ни на секунду раскатам грома. Они сами не заметили, как музыка в их ушах превратилась в ритмичный гул. Наконец, их перегруженный слух перестал воспринимать что-либо, а они все не останавливались, двигаясь в такт пульсации ударных, беззвучно отдававшейся в подошвах мощными толчками.
В какой-то момент они вдруг очутились у стойки бара, где Крис заказал две невероятных размеров порции джина с тоником. Впрочем, большую часть содержимого стаканов они вылили друг другу на голову. Они весело смеялись, отфыркиваясь, жадно поглощая остатки джина, не чувствуя его вкуса. Крис запрокинул голову назад, и Дайна с интересом наблюдала за тем, как перекатывается под кожей его кадык, пока Крис, вытряхнув ледяные кубики из стакана, не бросил их ей за блузку.
Дайна подпрыгнула, точно ужаленная, громко завизжав, однако за грохотом динамиков этого никто не услыхал. В тот же миг Крис вновь увлек ее за собой на площадку, которой уже не было видно за сомкнувшимися вокруг них плотным кольцом любопытных, завороженно наблюдавших за ними, слегка переминаясь на месте в такт музыки, подергивая бедрами и мелко тряся грудью.
У Дайны от всего происходящего кружилась голова: ей казалось, что сгустки живой энергии отовсюду проникали в ее тело через глаза, уши, нос. Она не заметила, как хрупкая скорлупа, внутри которой пряталось ее сознание, разлетелась на части под воздействием мощных сил, скрывавшихся в ней. В результате Дайна включилась в невидимую, но осязаемую энергетическую цепь высокого напряжения, и теперь ток, пробегавший по ее телу, вызывал у нее дрожь.
Сознание, освободившееся от оков времени и пространства, влекло ее то в темную комнату на три этажа под землей, похожую на выгребную яму, охраняемую бетонными псами, то на булыжную мостовую, к сетчатым ограждениям, поставленным вокруг гор разбитого кирпича, кострам, разведенным в урнах, и теням, мечущимся на закопченных стенах.
Она без конца повторяла про себя:
- Я жива, я жива, я жива!
Крис, вдруг появившийся откуда-то, обнял и поцеловал Дайну, потянул ее назад в кружащийся водоворот толпы. Тропический лес у них под ногами почтительно склонил кроны, приветствуя их возвращение. Музыка гремела вокруг, поддерживая в них жизнь и движение: это походило на безостановочное путешествие длиной в целую ночь, словно они пытались вырваться из Лос-Анджелеса, не покидая при этом его пределов.
Просто еще одна иллюзия, которая растворилась бесследно в первых лучах восходящего солнца, как будто ее вовсе и не было.
На Олд Малибу-роуд было так тихо и пустынно, что они ясно слышали мягкий шелест морских волн по левую сторону от дороги. Дайна затормозила перед поворотом и припарковала машину на обочине.
Крис спал, привалившись к дверце. Она нежно встряхнула его за плечо, и он приоткрыл глаза.
- А?
- Мы вернулись домой.
- Домой?
Дайна вылезла и, обойдя машину, открыла дверцу с его стороны.
- Да, домой. К Мэгги.
- Мэгги. Ну да. - Он принялся растирать веки. - Я видел сон. - Дайне пришлось наклониться, чтобы помочь ему выбраться наружу. - Это было в Суссексе. - Он обращался скорее к самому себе. - Давненько я там не бывал.
Он грузно навалился на Дайну.
- Крис, мне надо ехать на работу.
- Мне приснился Ион; он помахал мне рукой, стоя на пороге кухни. Он просто поднял руку и махал ей долго, точно звал меня к себе. Странно.
Она стала медленно и осторожно вести его к входной двери.
- Что тут странного?
Его голова мотнулась, и он чуть было не упал, споткнувшись, когда они ступили на песок. Искоса посмотрев на Дайну, он глухо сказал: "Ион мертв".
Она кивнула, помогая ему взойти по ступенькам. Это потребовало немало усилий и терпения.
- Ион умер давным-давно, - Дайна сказала это тоном матери, старающейся утешить плачущего ребенка.
Крис кивнул в ответ и, оторвавшись от нее на маленькой веранде перед входом в дом, вцепился в деревянные перила. Покачнувшись, он едва не упал на большой горшок с каким-то растением. Вся краска сбежала с его лица, а нижняя челюсть безвольно отвалилась. На мгновение Дайне стало страшно, когда она представила, что он может натворить в таком состоянии. Однако затем ему удалось взять себя в руки и, повернувшись к ней, он оперся спиной о перила крыльца.
- Давным-давно, - повторил он хриплым голосом вслед за Дайной, странным потусторонним эхом отзываясь на ее слова. - Я был там.
"Пожалуй, вполне достаточно", - решила она про себя. Приблизившись к Крису, она взяла его под локоть и подвела к двери.
- Я знаю, - сказала она сочувственно.
- Ты ничего не знаешь.
Она умудрилась дотянуться левой рукой до дверной ручки и попыталась повернуть ее. Та не поддалась, и Дайна, подумав вначале, что дверь заперта, вдруг сообразила, что крутит ручку не в ту сторону. Через мгновение дверь распахнулась.
Крис уже пребывал в таком состоянии, что Дайне пришлось чуть ли не втаскивать его в прихожую.
- Мэгги? - позвала она.
Все огни в доме горели, и Дайна прищурилась от нестерпимо яркого света. Она была слишком поглощена возней с Крисом, чтобы обратить внимание на странную иллюминацию, пока находилась снаружи.
Они добрались до гостиной, и Дайна застыла как вкопанная, не в силах пошевельнуться. Крис, чья голова моталась у ее плеча, встрепенулся и заморгал.
- Боже! - выдохнула Дайна.
- Что, черт возьми, здесь произошло?
В комнате царил страшный разгром. Длинная обтянутая кожей софа была опрокинута набок, а на подушках и задней стенке виднелось множество порезов, таких длинных, словно они были сделаны мачете. Восточный ковер казалось побывал в пасти бешеной собаки. Книжные полки стояли пустые, и повсюду белели страницы, яростно вырванные из книг. Толстый том "Лорда Джима" Джозефа Конрада валялся на полу со сломанным переплетом. Рядом лежала книга о гадании по картам с начисто оторванной обложкой.
Громадная стереосистема была вся разворочана на части: металлические детали искорежены, а пластик и стекло разбиты вдребезги. От гигантских колонок остались одни пустые скелеты коробок, внутри которых жалко болтались оборванные провода. По крайней мере, это можно было с уверенностью сказать о той, что располагалась ближе к входу в гостиную. Другая была повернута передней частью в сторону столовой.
- Мэгги! - еще раз крикнула Дайна, направляясь туда. Ее взгляд упал на расколотую крышку столика из дымчатого стекла, всю покрытую паутиной трещин. Дайна перешагнула через изодранные в клочья страницы биографии Сервантеса и в тот же миг увидела, что находилось внутри выпотрошенной коробки дальней колонки.
Некогда это являлось мыслящим и чувствующим человеком. Однако Дайне пришлось убеждать себя поверить этому, так как то, что открылось ее глазам очень отдаленно походило, на человеческое тело.
Лицо представляло собой примерно такое же зрелище, как крышка столика. Оно было лишь на четверть прикрыто свесившимися вниз волосами. Куски голого покрасневшего черепа виднелись на месте вырванных с дикой свирепостью прядей. Обе ноги и, по-видимому, одно плечо были сломаны, когда труп запихивали внутрь колонки. В некоторых местах из-под искромсанной и истерзанной плоти проглядывали белые и розовые кости. Все вокруг было залито кровью, уже начавшей подсыхать в тех местах, где она не скапливалась в лужи.
Дайна вскрикнула, но тут же зажала рот побелевшими костяшками пальцев. Она укусила себя за руку, но не почувствовала боли и изо всех сил вонзила ногти в ладони.
- Дайна, что это? - Крис очутился рядом с ней, и она так отчетливо ощутила тепло его тела, словно в комнате царил вечный холод космического пространства. Она почувствовала угрожающие позывы в желудке и закашлялась. Во рту у нее появился кислый привкус и ее начало тошнить. "О, боже! О, боже!" - мысленно повторяла она. Казалось, отвратительная, чудовищная картина, представшая перед ней, вытеснила все остальное из ее сознания. Ужас тихо, по-кошачьи закрадывался ей в душу, и она чувствовала себя так, будто часть ее жизненной энергии вдруг испарилась, исчезла в никуда.
О, боже! О, боже! Это восклицание прыгало внутри ее черепа, отскакивая от стенок, словно резиновый мячик. Дайна была не только не в состоянии перестать твердить его, но даже понять, что оно означает, словно перестав думать на родном языке.
Крис изо всех сил вцепился в ее плечи.
- А-а-а! - закричал он. - Мэгги!
Разумеется, Дайна поняла все сама. Именно поэтому бессмысленное восклицание засело у нее в голове. Однако она не могла перевести знание на язык мыслей, пока Крис не сделал этого за нее. Теперь же сознание происшедшего целиком овладело ее рассудком. Подобное ужасному незваному гостю, чудовищному носителю чумы, забредшему в дом, чтобы зарезать всех его обитателей, оно безжалостно впивалось в мозги Дайны стальными когтями и клювом, несмотря на отчаянные попытки сопротивляться ему, и разрывало на части грудь, выставляя обнаженное сердце под удары пронзительного ветра.
Она опустилась на колени перед колонкой и начала всхлипывать. Она пыталась отвернуться, закрыть глаза, но все тщетно. Точно пригвожденная к месту, она смотрела прямо перед собой и плакала, а рядом беспомощно стоял Крис, оглашавший мучительным ревом занимающееся утро, принесшее на своих крыльях ужас, боль и ненависть им обоим.
ЧАСТЬ 2
ТЕМНЕЕ НОЧИ
Под сенью ив
Течет река,
Когда будешь там,
Вспомни меня.
Брайан Ферри "Моя единственная любовь"
Глава 4
Бэб. Так его звали все, и, разумеется, если у него и было другое имя, он никогда не сообщил бы его ей.
Бэб обратил на нее внимание, когда она появилась там третий вечер подряд. Его круглое в складках лицо, чуть ли не половину которого занимал широкий приплюснутый нос, обрамленное густой вьющейся бородой, прекрасно дополняло массивную фигуру, горой возвышавшуюся над тротуаром. Его кожа имела оттенок красного дерева, за исключением узкой морщинистой полоски под левым глазом цвета cafe au lait. Он хорошо знал французский, хотя в отличие от Дайны, не учил его в школе музыки и искусств. Он говорил, что когда-то много лет назад жил в Париже, однако она не слишком этому верила. Ей представлялось более вероятным, что он набрался французского в Аттике или другом подобном месте.
Этой ранней осенью 1968 года холода быстро надвигались повсюду, даже здесь - в самом сердце Манхэттена. Всего три дня назад температура достигала почти восьмидесяти градусов, а теперь в воздухе чувствовалась поступь неотвратимо приближающейся зимы: осень пришла и ушла, никем не замеченная в течение одного уик-энда. На Бэбе был морской бушлат, застегнутый на большие пластмассовые пуговицы с выпуклыми якорями, и плотные белые расклешенные брюки. Однако он не был моряком.
Каждый, кто постоянно околачивался на 42-й улице, протянувшейся от Бродвея до 9-ой авеню, имел свою точку. Принадлежавшая Бэбу находилась возле театра Селвин на южной стороне улицы, где, как позже узнала Дайна, царили куда более крутые нравы, чем на северной. Когда патрульные полицейские - всегда только парами - появлялись на улице, что происходило крайне редко, то они неизменно прогуливались по более спокойной северной стороне. Если же они и пересекали мостовую, то только для того чтобы прекратить драку в одном из кинотеатров, но даже тогда все ограничивалось простым наведением порядка.
В Нова Берлески Хаус, располагавшимся по соседски с грязным павильоном театра Селвина, никогда не случалось никаких серьезных происшествий. Его древняя сине-зеленая неоновая вывеска светилась с легким гудением ночью и днем, и черно-белые фотографии актеров, не только никогда не выступавших на этой крошечной сцене, но даже и не бывавших в Нью-Йорке, устало трепетались на вечно приносящим с собой копоть и пыль ветерка из Хадсона. Здесь имелись собственные "силы безопасности".
Стоявший напротив театра Бэб торговал всем, что попадало ему в руки, и, надо сказать, разнообразие товара было впечатляющим. Официально он продавал отдельные косяки, ЛСД, смешанным с дешевым амфетамином. Однако для тех, кого он знал, Бэб мог достать практически все, что угодно. Дайна вряд ли знала названия и трети всевозможных наркотических снадобий, проходивших через его руки.
Трудно сказать, что он сумел разглядеть в ней с первого взгляда. Несомненно она была очень красива, но Бэб мог заполучить - и заполучал - в свое распоряжение всех женщин, которых хотел. К тому же, как Дайна узнала позднее, у него имелось особое пристрастие к азиаткам. Поэтому непонятно, что заставило его заговорить с ней, когда она в простом коричневом жакете из вельвета и вытертых джинсах "Ливайс", заправленных в высокие черные остроконечные ботинки, в третий раз прошла мимо него.
- А, вот ты о чем. Видишь ли, надо знать его так долго, как знаю его я, чтобы понять это. Для него не имеет значение все, что быстро проходит и исчезает. Но оружие - дело другое. Он может держать его в руках, ощущая его вес и мощь. И власть. Он дергает за курок и убивает животных. Он может пощупать рукой остывающую шкуру. Тогда он знает, что что-то может.
Дайна поежилась.
- Это отвратительно.
- Почему? - Он сделал вид, что прицеливается и нажимает курок. - Бах! Бах! Он не убивает людей.
- Иногда у меня создается впечатление, что он был бы не прочь, если б мог.
- О, ну в этом весь Найджел. Он всегда больше всех в группе был озабочен созданием имиджа. - Он кивнул. - Уж я-то знаю, о чем говорю: мы вместе росли на улицах Манчестера. - Он прикурил сигарету, затянулся один раз и забыл про нее. - Такое случается с детьми, не видевшими в глаза своих отцов, незнающими, что их ждет вечером по возвращении домой, чьи матери не могут наскрести денег на квартплату.
Крис еще раз затянулся, выпустив окурок из желтых мозолистых пальцев, и продолжал.
- Когда-то давно мы жили вместе в одном доме, хватаясь за каждую предоставлявшуюся возможность выступить на сцене. Из грязного подвала здания вечно несло старым картоном и мочой, да так, что мне приходилось зажимать нос прищепкой для белья, чтобы заснуть.
- Однажды я позвонил домой маме - у нас не было телефона, и мы постоянно отмораживали яйца, стоя у автомата на углу квартала зимними вечерами, - и она сказала мне: "Сынок, твой отец вернулся. Просто заскочил, чтобы навестить нас. Он хочет повидаться с тобой и привез тебе рождественский подарок".
- Я побледнел как мертвец, поднялся в нашу квартиру и, даже не услышав вопрос Найджела: "Что случилось, старик?", вновь вышел, направляясь к матери.
- Я подождал на улице, пока эта скотина не выйдет из дома, и тогда молча врезал ему так, что сломал нос. Кровь начала хлестать из него, как из резанной свиньи. Зубы посыпались изо рта один за другим. Потом я еще пару раз изо всех сил пнул его ногой пониже живота. Найджелу с трудом удалось оттащить меня от него.
- В общем, представь себе такую картину. Мой папаша валяется на тротуаре, словно куча тряпок, весь в крови, с выбитыми зубами и все такое и стонет. Я, трясущийся от ярости, пытаюсь вырваться из рук Найджела, как вдруг он оттаскивает меня в сторону и вытаскивает пистолет - немецкий "парабеллум" - и целится в голову отца. Я едва успел схватить его за руку, прежде чем он нажал на курок. Бах!
- Осколки щебенки брызнули нам в лицо, и я сказал Найджелу: "Ты окончательно спятил? Ты ведь мог прикончить его". Он ответил мне: "Ну и что? Посмотри, что он сделал с тобой и твоей матерью!"
- Это было только оправдание. Боже, ему до смерти хотелось попробовать, но я понял в чем дело. - Крис взглянул на Дайну. - У него была более чем уважительная причина, по крайней мере я так считаю. Отец Найджела бросил его мать, не оставив ей ни пенни, и той пришлось работать всю жизнь, чтобы прокормить семью.
- Что же случилось с твоим отцом?
- Это довольно смешная история. Он признал мою правоту и убрался прочь, так что я никогда больше его не видел. Однако через пару недель мать как-то в разговоре сказала мне: "Я слышала, что возле нашего дома была драка. Это ты дрался с отцом?" "Он рассказал тебе?" - поинтересовался я. "Да нет, сынок, он не обмолвился ни словечком. Миссис Фэйтфул видела вас". Тогда я подумал про себя: вот это да! Старый пьянчуга не сказал ей ни слова. От этого известия у меня на душе даже как-то потеплело.
- А мать продолжала говорить: "Сынок, я думаю пришла пора узнать тебе все о твоем отце". Она рассказала мне, что он был моряк. Море звало его. Что ей было делать? Стоять у него на пути, мешая заниматься единственным ремеслом, которое он знал и которым мог зарабатывать себе на жизнь? На это она была неспособна, поверь мне. Однако, она сказала мне, что каждый месяц получает от него денежный перевод. Конечно, она не стала говорить ничего о его пьянстве мне пришлось самому узнавать правду об этом.
- Ему было суждено утонуть в семьдесят семь лет неподалеку от мыса Доброй Надежды. Мать показывала мне письмо, написанное капитаном его корабля. Однажды в разгаре сильного шторма он спустился за борт в шлюпке, пытаясь спасти двух членов экипажа, но тут же сам исчез в волнах, "точно море похитило его", - как поэтично высказался в письме капитан. - Крис фыркнул. - Прямо-таки героем стал. - Он откинул голову и закрыл глаза. Некоторое время он сидел, не двигаясь, дыша ровно и глубоко, словно заснул, но затем нажал на маленький рычажок на пульте, и музыка вновь грянула из огромных колонок.
Дайна опустилась на кушетку и потеряла его из виду. Обхватив голову руками, она зажмурилась, чувствуя, как волны музыки ударяются о ее веки, будто лучи яркого света.
Точно издалека до нее донесся звук открывшейся двери. Кто-то вошел в комнату, и музыка стихла, сменившись шуршанием ленты.
- А, Крис, вот ты где.
Судя по голосу, это был не Пэт: тот как истинный южанин растягивал слова. Вошедший же глотал согласные и неясно произносил гласные звуки, что напоминало Дайне манеру говорить, типичную для жителей окрестностей Лос-Анджелеса.
- Могу ли я узнать, что здесь творится? - продолжал незнакомый Дайне человек. - Каждый день между вами, ленивыми негодяями, происходит новая ссора, которую мне приходится улаживать. - Раздалось щелканье зажигалки. - Крис, мне очень не хотелось бы повторяться, но видимо без этого не обойдешься. Если альбом не будет завершен через неделю, то мы отправимся в турне, не имея на руках ничего нового. Ты знаешь, что это означает? Даже без какого-нибудь завалящегося сингла...
- Иди ты куда подальше, Бенно. В конечном счете, это не будет иметь никакого значения.
- Вот тут ты как раз ошибаешься, дружище. Послушай, почему бы вам не заняться музыкой, а бизнес предоставить мне, а?
- В том-то и загвоздка, дружище. Музыки уже нет, остался один бизнес.
- О, Крис, ты просто убиваешь меня. Без правильного ведения дела группа уже разорилась бы. Вы спускаете деньги, прежде, чем заработаете их. Один бог знает, сколько всасывает твой ненасытный нос.
- Убирайся к черту! Я вовсе не трачу так много.
- Говорю тебе, Крис, альбом надо закончить.
- Разве ты не видишь, что он целиком висит на мне? Никто из них не готов к нему, разуй глаза. От меня ждут, что все будет сделано, в то время как Найджел палец о палец не ударяет, а Ян даже не хочет слушать мои новые вещи.
- Послушай, Крис...
- Нет, черт возьми, это ты, козел, послушай меня! Мне осточертело тащить группу на своем горбу. Мне надоело выполнять чужие обязанности. Зачем им беспокоиться? Они прекрасно знают, что все будет в порядке и без них.
- Что ты хочешь сказать?
- Я не желаю больше барахтаться в этом дерьме и хочу уйти из группы.
- Понятно.
- "Понятно"? Что значит "понятно"?
- Я впервые слышу от тебя об этом. Что же мне еще сказать?
- Перестань. Я вижу тебя насквозь...
- Ты не можешь покинуть группу, Крис. У тебя есть определенные обязанности.
- Только не надо напоминать мне о моих возможностях, дружище!
- Я говорил о всех ребятах...
- Ты - тяжелый случай, Бенно. Просто поразительно. Тебе ведь глубоко наплевать на ребят, не так ли? Ну да. Тебя волнуют только доходы.
- Крис, "Хартбитс" сопутствовал успех в течение, м-м, семнадцати лет отнюдь не случайно. Даже ты должен признать это.
- Допустим.
- Все дело в музыке. Ребята живут ею. Ты стал отходить от того, гм, к чему все привыкли, и это приносит одни неприятности всем нам. Господи, я думаю не о себе. Мы превратились в проклятую индустрию. Судьбы многих людей зависят от успеха или неудачи очередного альбома. И вот я послушал несколько твоих собственных новых вещей, которые...
- Теперь мы, наконец, добрались до самого туманного вопроса, не так ли, дружище?
- Пэт ставил мне черновые записи...
- Моих песен...
- Я имею право услышать их. Ты забыл, черт возьми, кто я такой?
- Как я мог, Бенно.
- Так-то лучше.
- Музыка - это не твоего ума дело...
- Мое, когда мне кажется, что она может повлиять на...
- Кто тебе сказал, что ты - господь бог, чтобы судить?
- Вы - обнаглевшие негодяи, полагаете, что обладаете монополией на божественный престол или как? Определенные решения должны быть приняты. Затем-то я и пришел сюда.
- Да, и что касается музыки...
- Решения, касающиеся продолжения карьеры.
- Послушай, ты, ублюдок...
- И одно такое решение уже принято...
В контрольной комнате воцарилось молчание, и воздух вдруг стал густым и удушливым. Сердце Дайны тревожно забилось, словно птица, попавшая в силок.
- Что ты имеешь в виду, черт побери?
- То, о чем я только что говорил. Группа не позволит тебе порвать контракт.
- Группа?
- Видишь ли, по этому вопросу прошло голосование.
- Без меня? По чьей инициативе?
- Найджела и... моей. Это было необходимо. Надо было прояснить...
- Убирайся ко всем чертям, козел. Ты вызываешь у меня отвращение.
- Это ничего не решит.
- Прочь, Бенно. Сейчас же. Или через минуту тебе придется ползти на брюхе...
- Когда ты останешься, то поймешь...
- С этого момента тебе не удастся извлечь из меня никакой музыки.
- Крис...
- Ни единой ноты! Ни единой, пока я не обрету свободу.
- Существуют законные способы, но я не хотел бы прибегать к их помощи сейчас. Когда ты...
- Знаешь что, Бенно? Я внезапно неважно себя почувствовал, понимаешь? Возможно, что-то серьезное, вроде вирусного гепатита. Так что, по крайней мере, в течение шести месяцев на меня рассчитывать не приходится.
- Я могу позвать врача, чтобы...
- Альбом, Бенно, новый сингл и проклятое турне - все коту под хвост. И привет!
Вновь наступила тишина, в которой зазвучал голос Бенно, удивительно ровный и спокойный.
- Я даже на мгновение не допускаю, что ты говоришь серьезно, Крис. Стоит турне начаться - первый концерт в Сан-Франциско на следующей неделе - и твое настроение совершенно изменится.
- Ты просто не слушаешь меня. Я сыт по горло всей вашей компанией и не желаю иметь с ней больше ничего общего.
- Ты совершаешь серьезную ошибку, Крис.
- Господи, ты заговорил, как армия твоих придурков адвокатов. Исчезни. Просто исчезни.
- Ладно, поговорим через пару дней.
Дайна услышала, как за спиной Бенно захлопнулась дверь, и в ту же секунду задыхающимся от ярости голосом Крис прорычал:
- Чтоб им всем провалиться!
Она села на кушетке в позе человека, выскакивающего из игрушечной детской шкатулки и, вывернув шею, попыталась заглянуть на пульт.
- Ты еще здесь? - Обойдя вдоль стены, Крис очутился перед Дайной. - Да, он усмехнулся. - Единственная из всех. Я был уверен, что ты уже испарилась. Он почесал кончик носа. - Что за ублюдок этот наш менеджер! - Вдруг из его горла вырвались лающие звуки, изображавшие смех. Потом он пожал плечами. Черт побери. Сегодня вечером я не в состоянии сделать что-либо по этому поводу. Как насчет того, чтобы смыться отсюда, только живо.
Крис привез ее в "Дансерз" - клуб, расположенный неподалеку от Родео-драйв, в который был открыт вход только для его членов. Внутри он походил на дворец с зеркальными комнатами. Главная из них имела круглую форму и была опоясана вдоль стен стойкой бара. Сквозь прозрачный пол комнаты открывался вид сверху на заросли тропических растений, поэтому каждый взгляд под ноги вызывал ощущение потери ориентации. Стены, выкрашенные черной блестящей эмалью, были покрыты электрическим мхом бесчисленных переплетавшихся нитей цветных огоньков, двигавшихся бесконечными волнами по кругу. Каждый час, словно напоминая посетителям о времени, на танцевавших в середине площадки проливался сверкающий дождь из "звездной пыли", источник которой прятался где-то наверху.
Крис и Дайна пробивались сквозь толпу, погружаясь все глубже и глубже в атмосферу, полную запаха пота, неистового движения и оглушающей какофонии музыки.
Они не обращали ни малейшего внимания на устремленные на них взгляды, на загорелые и раскрашенные лица с вытаращенными глазами, сновавшие вокруг точно мелкие рыбки возле акулы, на темные губы, прижатые к розовым ушам партнеров, так что те могли услышать слова за грохотом.
Вскоре откуда-то появились фотокамеры, а после нескольких поспешно сделанных секретных звонков, прибыла группа своеобразных прилипал. Они словно существовали только для того, чтобы быть рядом со звездами, тереться об их бока, подражать, взирать всегда полными обожания глазами, купаться в их ауре, жадно поглощать исходящее от кумиров волшебное излучение, подобно современным вампирам, питающимся духовной энергией, вместо крови.
Крис вертел Дайну вокруг себя, положив руки на ее бедра. Пот градом катился с их лиц, струйками стекая на пол, под которым кроны карликовых пальм раскачивались из стороны в сторону, словно тоже не могли устоять перед бешено пульсирующим ритмом.
Майка Криса потемнела от пота; блузка прилипла к телу Дайны, но они продолжали танцевать, безразличные к фотовспышкам, то и дело загоравшимся вокруг, и шуму, подобному неумолкающим ни на секунду раскатам грома. Они сами не заметили, как музыка в их ушах превратилась в ритмичный гул. Наконец, их перегруженный слух перестал воспринимать что-либо, а они все не останавливались, двигаясь в такт пульсации ударных, беззвучно отдававшейся в подошвах мощными толчками.
В какой-то момент они вдруг очутились у стойки бара, где Крис заказал две невероятных размеров порции джина с тоником. Впрочем, большую часть содержимого стаканов они вылили друг другу на голову. Они весело смеялись, отфыркиваясь, жадно поглощая остатки джина, не чувствуя его вкуса. Крис запрокинул голову назад, и Дайна с интересом наблюдала за тем, как перекатывается под кожей его кадык, пока Крис, вытряхнув ледяные кубики из стакана, не бросил их ей за блузку.
Дайна подпрыгнула, точно ужаленная, громко завизжав, однако за грохотом динамиков этого никто не услыхал. В тот же миг Крис вновь увлек ее за собой на площадку, которой уже не было видно за сомкнувшимися вокруг них плотным кольцом любопытных, завороженно наблюдавших за ними, слегка переминаясь на месте в такт музыки, подергивая бедрами и мелко тряся грудью.
У Дайны от всего происходящего кружилась голова: ей казалось, что сгустки живой энергии отовсюду проникали в ее тело через глаза, уши, нос. Она не заметила, как хрупкая скорлупа, внутри которой пряталось ее сознание, разлетелась на части под воздействием мощных сил, скрывавшихся в ней. В результате Дайна включилась в невидимую, но осязаемую энергетическую цепь высокого напряжения, и теперь ток, пробегавший по ее телу, вызывал у нее дрожь.
Сознание, освободившееся от оков времени и пространства, влекло ее то в темную комнату на три этажа под землей, похожую на выгребную яму, охраняемую бетонными псами, то на булыжную мостовую, к сетчатым ограждениям, поставленным вокруг гор разбитого кирпича, кострам, разведенным в урнах, и теням, мечущимся на закопченных стенах.
Она без конца повторяла про себя:
- Я жива, я жива, я жива!
Крис, вдруг появившийся откуда-то, обнял и поцеловал Дайну, потянул ее назад в кружащийся водоворот толпы. Тропический лес у них под ногами почтительно склонил кроны, приветствуя их возвращение. Музыка гремела вокруг, поддерживая в них жизнь и движение: это походило на безостановочное путешествие длиной в целую ночь, словно они пытались вырваться из Лос-Анджелеса, не покидая при этом его пределов.
Просто еще одна иллюзия, которая растворилась бесследно в первых лучах восходящего солнца, как будто ее вовсе и не было.
На Олд Малибу-роуд было так тихо и пустынно, что они ясно слышали мягкий шелест морских волн по левую сторону от дороги. Дайна затормозила перед поворотом и припарковала машину на обочине.
Крис спал, привалившись к дверце. Она нежно встряхнула его за плечо, и он приоткрыл глаза.
- А?
- Мы вернулись домой.
- Домой?
Дайна вылезла и, обойдя машину, открыла дверцу с его стороны.
- Да, домой. К Мэгги.
- Мэгги. Ну да. - Он принялся растирать веки. - Я видел сон. - Дайне пришлось наклониться, чтобы помочь ему выбраться наружу. - Это было в Суссексе. - Он обращался скорее к самому себе. - Давненько я там не бывал.
Он грузно навалился на Дайну.
- Крис, мне надо ехать на работу.
- Мне приснился Ион; он помахал мне рукой, стоя на пороге кухни. Он просто поднял руку и махал ей долго, точно звал меня к себе. Странно.
Она стала медленно и осторожно вести его к входной двери.
- Что тут странного?
Его голова мотнулась, и он чуть было не упал, споткнувшись, когда они ступили на песок. Искоса посмотрев на Дайну, он глухо сказал: "Ион мертв".
Она кивнула, помогая ему взойти по ступенькам. Это потребовало немало усилий и терпения.
- Ион умер давным-давно, - Дайна сказала это тоном матери, старающейся утешить плачущего ребенка.
Крис кивнул в ответ и, оторвавшись от нее на маленькой веранде перед входом в дом, вцепился в деревянные перила. Покачнувшись, он едва не упал на большой горшок с каким-то растением. Вся краска сбежала с его лица, а нижняя челюсть безвольно отвалилась. На мгновение Дайне стало страшно, когда она представила, что он может натворить в таком состоянии. Однако затем ему удалось взять себя в руки и, повернувшись к ней, он оперся спиной о перила крыльца.
- Давным-давно, - повторил он хриплым голосом вслед за Дайной, странным потусторонним эхом отзываясь на ее слова. - Я был там.
"Пожалуй, вполне достаточно", - решила она про себя. Приблизившись к Крису, она взяла его под локоть и подвела к двери.
- Я знаю, - сказала она сочувственно.
- Ты ничего не знаешь.
Она умудрилась дотянуться левой рукой до дверной ручки и попыталась повернуть ее. Та не поддалась, и Дайна, подумав вначале, что дверь заперта, вдруг сообразила, что крутит ручку не в ту сторону. Через мгновение дверь распахнулась.
Крис уже пребывал в таком состоянии, что Дайне пришлось чуть ли не втаскивать его в прихожую.
- Мэгги? - позвала она.
Все огни в доме горели, и Дайна прищурилась от нестерпимо яркого света. Она была слишком поглощена возней с Крисом, чтобы обратить внимание на странную иллюминацию, пока находилась снаружи.
Они добрались до гостиной, и Дайна застыла как вкопанная, не в силах пошевельнуться. Крис, чья голова моталась у ее плеча, встрепенулся и заморгал.
- Боже! - выдохнула Дайна.
- Что, черт возьми, здесь произошло?
В комнате царил страшный разгром. Длинная обтянутая кожей софа была опрокинута набок, а на подушках и задней стенке виднелось множество порезов, таких длинных, словно они были сделаны мачете. Восточный ковер казалось побывал в пасти бешеной собаки. Книжные полки стояли пустые, и повсюду белели страницы, яростно вырванные из книг. Толстый том "Лорда Джима" Джозефа Конрада валялся на полу со сломанным переплетом. Рядом лежала книга о гадании по картам с начисто оторванной обложкой.
Громадная стереосистема была вся разворочана на части: металлические детали искорежены, а пластик и стекло разбиты вдребезги. От гигантских колонок остались одни пустые скелеты коробок, внутри которых жалко болтались оборванные провода. По крайней мере, это можно было с уверенностью сказать о той, что располагалась ближе к входу в гостиную. Другая была повернута передней частью в сторону столовой.
- Мэгги! - еще раз крикнула Дайна, направляясь туда. Ее взгляд упал на расколотую крышку столика из дымчатого стекла, всю покрытую паутиной трещин. Дайна перешагнула через изодранные в клочья страницы биографии Сервантеса и в тот же миг увидела, что находилось внутри выпотрошенной коробки дальней колонки.
Некогда это являлось мыслящим и чувствующим человеком. Однако Дайне пришлось убеждать себя поверить этому, так как то, что открылось ее глазам очень отдаленно походило, на человеческое тело.
Лицо представляло собой примерно такое же зрелище, как крышка столика. Оно было лишь на четверть прикрыто свесившимися вниз волосами. Куски голого покрасневшего черепа виднелись на месте вырванных с дикой свирепостью прядей. Обе ноги и, по-видимому, одно плечо были сломаны, когда труп запихивали внутрь колонки. В некоторых местах из-под искромсанной и истерзанной плоти проглядывали белые и розовые кости. Все вокруг было залито кровью, уже начавшей подсыхать в тех местах, где она не скапливалась в лужи.
Дайна вскрикнула, но тут же зажала рот побелевшими костяшками пальцев. Она укусила себя за руку, но не почувствовала боли и изо всех сил вонзила ногти в ладони.
- Дайна, что это? - Крис очутился рядом с ней, и она так отчетливо ощутила тепло его тела, словно в комнате царил вечный холод космического пространства. Она почувствовала угрожающие позывы в желудке и закашлялась. Во рту у нее появился кислый привкус и ее начало тошнить. "О, боже! О, боже!" - мысленно повторяла она. Казалось, отвратительная, чудовищная картина, представшая перед ней, вытеснила все остальное из ее сознания. Ужас тихо, по-кошачьи закрадывался ей в душу, и она чувствовала себя так, будто часть ее жизненной энергии вдруг испарилась, исчезла в никуда.
О, боже! О, боже! Это восклицание прыгало внутри ее черепа, отскакивая от стенок, словно резиновый мячик. Дайна была не только не в состоянии перестать твердить его, но даже понять, что оно означает, словно перестав думать на родном языке.
Крис изо всех сил вцепился в ее плечи.
- А-а-а! - закричал он. - Мэгги!
Разумеется, Дайна поняла все сама. Именно поэтому бессмысленное восклицание засело у нее в голове. Однако она не могла перевести знание на язык мыслей, пока Крис не сделал этого за нее. Теперь же сознание происшедшего целиком овладело ее рассудком. Подобное ужасному незваному гостю, чудовищному носителю чумы, забредшему в дом, чтобы зарезать всех его обитателей, оно безжалостно впивалось в мозги Дайны стальными когтями и клювом, несмотря на отчаянные попытки сопротивляться ему, и разрывало на части грудь, выставляя обнаженное сердце под удары пронзительного ветра.
Она опустилась на колени перед колонкой и начала всхлипывать. Она пыталась отвернуться, закрыть глаза, но все тщетно. Точно пригвожденная к месту, она смотрела прямо перед собой и плакала, а рядом беспомощно стоял Крис, оглашавший мучительным ревом занимающееся утро, принесшее на своих крыльях ужас, боль и ненависть им обоим.
ЧАСТЬ 2
ТЕМНЕЕ НОЧИ
Под сенью ив
Течет река,
Когда будешь там,
Вспомни меня.
Брайан Ферри "Моя единственная любовь"
Глава 4
Бэб. Так его звали все, и, разумеется, если у него и было другое имя, он никогда не сообщил бы его ей.
Бэб обратил на нее внимание, когда она появилась там третий вечер подряд. Его круглое в складках лицо, чуть ли не половину которого занимал широкий приплюснутый нос, обрамленное густой вьющейся бородой, прекрасно дополняло массивную фигуру, горой возвышавшуюся над тротуаром. Его кожа имела оттенок красного дерева, за исключением узкой морщинистой полоски под левым глазом цвета cafe au lait. Он хорошо знал французский, хотя в отличие от Дайны, не учил его в школе музыки и искусств. Он говорил, что когда-то много лет назад жил в Париже, однако она не слишком этому верила. Ей представлялось более вероятным, что он набрался французского в Аттике или другом подобном месте.
Этой ранней осенью 1968 года холода быстро надвигались повсюду, даже здесь - в самом сердце Манхэттена. Всего три дня назад температура достигала почти восьмидесяти градусов, а теперь в воздухе чувствовалась поступь неотвратимо приближающейся зимы: осень пришла и ушла, никем не замеченная в течение одного уик-энда. На Бэбе был морской бушлат, застегнутый на большие пластмассовые пуговицы с выпуклыми якорями, и плотные белые расклешенные брюки. Однако он не был моряком.
Каждый, кто постоянно околачивался на 42-й улице, протянувшейся от Бродвея до 9-ой авеню, имел свою точку. Принадлежавшая Бэбу находилась возле театра Селвин на южной стороне улицы, где, как позже узнала Дайна, царили куда более крутые нравы, чем на северной. Когда патрульные полицейские - всегда только парами - появлялись на улице, что происходило крайне редко, то они неизменно прогуливались по более спокойной северной стороне. Если же они и пересекали мостовую, то только для того чтобы прекратить драку в одном из кинотеатров, но даже тогда все ограничивалось простым наведением порядка.
В Нова Берлески Хаус, располагавшимся по соседски с грязным павильоном театра Селвина, никогда не случалось никаких серьезных происшествий. Его древняя сине-зеленая неоновая вывеска светилась с легким гудением ночью и днем, и черно-белые фотографии актеров, не только никогда не выступавших на этой крошечной сцене, но даже и не бывавших в Нью-Йорке, устало трепетались на вечно приносящим с собой копоть и пыль ветерка из Хадсона. Здесь имелись собственные "силы безопасности".
Стоявший напротив театра Бэб торговал всем, что попадало ему в руки, и, надо сказать, разнообразие товара было впечатляющим. Официально он продавал отдельные косяки, ЛСД, смешанным с дешевым амфетамином. Однако для тех, кого он знал, Бэб мог достать практически все, что угодно. Дайна вряд ли знала названия и трети всевозможных наркотических снадобий, проходивших через его руки.
Трудно сказать, что он сумел разглядеть в ней с первого взгляда. Несомненно она была очень красива, но Бэб мог заполучить - и заполучал - в свое распоряжение всех женщин, которых хотел. К тому же, как Дайна узнала позднее, у него имелось особое пристрастие к азиаткам. Поэтому непонятно, что заставило его заговорить с ней, когда она в простом коричневом жакете из вельвета и вытертых джинсах "Ливайс", заправленных в высокие черные остроконечные ботинки, в третий раз прошла мимо него.