Ван Ластбадер Эрик. Сирены

   - Если ты не будешь лежать спокойно, - прошипел он, - то тебе не пережить этого. - Он улыбнулся, впрочем без всякой злобы. - Мы сделаем это все равно, так что выбор за тобой.
   Она замерла, лежа на спине, дрожа от напряжения и страха. Капли пота стекали у нее по лбу, и она ощущала их соленый привкус на губах. В тот раз ее накормили через кишку, и после этого она уже никогда не отказывалась есть то, что ей приносили.
   Правда она отказалась от свидания с Моникой. Через восемнадцать дней после начала инсулиновой терапии доктор Гейст при очередной встрече с ней сказал, что ей будет позволено увидеться с матерью.
   - Однако только, если вы сами пожелаете, - добавил он.
   Она не пожелала, и ее оставили в покое. Не каждый день, но довольно часто Дайну посещали видения, подобные тому, которые являлись во время первого лечебного сеанса, когда ей казалось, что она душит кого-то другого. Они всегда начинались с доктора Гейста, ее постоянного наставника ("Это совершенно естественное явление", - сказал он, важно кивая головой, когда Дайна поведала ему о них), затем его сменяла Моника, после чего появлялось то самое, смутно различимое лицо, казавшееся до боли знакомым и одновременно внушавшим ей непреодолимый ужас.
   - То, что ты чувствуешь, означает, что якоря, сдерживающие твое сознание, ослабевают, - объяснял ей доктор, - и в короткие мгновения перед тем, как они срываются с места, и ты отключаешься, тебе удается увидеть отблески того, что таится в глубинах твоей души.
   Однажды утром, после того как ей приснился доктор Гейст, танцующий джигу при свете ужасной раздувшейся луны, при этом полы его светящегося белого плаща развевались вокруг его бедер, Дайне явился ее последний (и "первичный", в соответствии с утверждением доктора) враг. Ее отец. Ее мертвый отец, по отношению к которому она испытывала только любовь. И она душила его и кричала вновь и вновь: "Не уходи, пожалуйста, останься со мной". И потом: "Я ненавижу тебя, за то что ты покинул меня!"
   Через два с половиной месяца после начала ее заключения в "Уайт Седарс" доктор Гейст явился к ней в палату со стопкой одежды.
   - Пришло время расстаться нам, Дайна. Ты вылечилась.
   "Вылечилась от чего?" - подумала она про себя и, положив руку на стопку одежды, сказала:
   - Это не мое.
   - Теперь твое. Мы купили ее для тебя, - мягко ответил Гейст. - Ты не влезла бы в свою старую одежду.
   И в самом деле, одевшись и взглянув на свое отражение в зеркале, Дайна не узнала себя. Ей показалось, что пока она лежала без сознания, какая-то толстая женщина явилась и заняла ее место в жизни. Ее едва не стошнило от того, что она увидела.
   На пороге больницы доктор Гейст остановил ее, слегка придержав рукой за плечо.
   - Ты не хочешь узнать, почему мать не пришла за тобой?
   - Нет, - ответила Дайна, - не хочу. Мы не слишком переживаем друг за друга.
   - Она переживала за тебя в достаточной мере, чтобы ты оказалась здесь, подчеркнуто произнес доктор.
   Дайна едва удержалась от того, чтобы не расхохотаться ему в лицо.
   - Ну да, она хотела переделать меня. В соответствии с собственными представлениями.
   - Это грех, - сказал доктор Гейст с отсутствующим видом, - свойственный многим родителям.
   Дайна взглянула на него. Позади себя она слышала шум проезжающих мимо машин, лай собак, детский смех. Эти звуки звали ее.
   - Однако не все они заходят так далеко.
   - Она желала тебе только добра, - на улице его голос звучал неожиданно хмуро и тускло. Дайна попала в лечебницу в разгар зимы, а теперь уже начиналась весна. На деревьях уже появились почки, первые птицы начали строить гнезда.
   - Желала?
   - Дайна, твоя мать в больнице. Она больна уже на протяжении шести недель.
   Дайна отвернулась от него и от "Уайт Седарс" и посмотрела в сторону аллеи, красневшей вдали на противоположном конце Парквэй. С минуту она наблюдала за "Шевроле", "Бьюиками" и другими автомобилями, выстроившимися в цепочку у въезда на стоянку, за рулем которых сидели матери семейств из пригородов Нью-Йорка, замотанные в разноцветные шарфы, еще не снявшие бигуди после утренней завивки. Дайне вдруг стало интересно, что представляет собой их жизнь. Такие ли они простые, какими она их считала? Счастливы ли они, когда их мужья вечером возвращаются с работы домой? Когда их дети смеются? Раздражает ли их, когда ломается ящик для мусора? Или за веем этим... скрывается еще нечто, недоступное постороннему взгляду, запрятанные в самые далекие тайники?
   - Она умрет?
   - Да, - тихо ответил доктор Гейст. - И очень скоро.
   Берил вручила ей сигнальный вариант очередного номера "Плейбоя" прямо на площадке сразу после окончания работы, и Дайна сразу поехала из студии домой, чтобы показать его Рубенсу.
   В самом центре той части раздела "Приближающиеся События", где речь шла о кино, была напечатана заметка под названием: "ПОБЕДИТЕЛЕМ СТАНОВИТСЯ...". В ней говорилось следующее:
   "Хотя некоторые могут посчитать, что еще рановато начинать игру в угадайку относительно обладателей призов в Академии Наград в этом году, я должен заметить, что слышал немало лестного о Дайне Уитней, играющей главную роль в выходящем скоро на экраны фильма "Хэтер Дуэлл". Не секрет, что все мы ждали новой женской роли, не уступающей по уровню исполнению, которые сыграли Салли Филд в "Норме Рай" и Джейн Фонда в "Клюте" и "Возвращении домой". Судя по имеющейся информации, а я склонен верить в надежность источников, из которых она получена, роль Хэтер Дуэлл вполне может принести Уитней звание Лучшей Актрисы года. Содержание ленты, по сути, представляет собой испытание огнем, сквозь которое проходит жена состоятельного промышленника, очутившись в доме, захваченном террористами. Как вам, вне всяких сомнений, хорошо известно, Уитней приобрела международную известность благодаря участию в феерической картине будущего "Риджайна Ред", снятой Джефри Лессером. Если вы не видели ее там, то не знаете, как много потеряли".
   Она с нескрываемым удовольствием прочитала Рубенсу этот отрывок.
   - Смотри, - сказала она, прижимая журнал к себе обратной стороной. - Они напечатали даже рекламный кадр из фильма. Как вам удалось провернуть это?
   - Берил позвонила Буззу Бейллиману, - сказал он и рассмеялся. - Я же говорил тебе, что она - гений. - Рубенс подошел к ней. - Послушай, телефон в офисе сегодня звонил весь день, не переставая, и я знаю точно, что здесь будет то же самое. Как насчет того, чтобы съездить подышать свежим воздухом на мою яхту?
   К тому времени, когда они взобрались на палубу судна, небо приобрело фиолетовый и индиговый оттенки. Вдоль извилистой ленты Малибу по сонным отмелям протянулась линия горящих огней. Вспомнив о Ясмин и о том дне, когда они вдвоем приезжали сюда. Дайна слегка поежилась.
   Казалось, у нее на языке до сих пор сохранился душистый вкус кожи подруги. Идея, бороздившая глубинные слои ее сознания с того момента, когда она позволила Ясмин соблазнить ее, стала постепенно всплывать на поверхность. Если бы она только могла связать все воедино. Она подумала о Крисе, бедном, несчастном Крисе. Он звонил ей откуда-то. Из Денвера? Или Далласа? Сейчас она уже не могла вспомнить наверняка. "Да это и не имеет значения, - подумала она. - Публика везде одна и та же. Повсюду залы, огни, громадный аппарат. И аплодисменты, аплодисменты, звучащие все громче и громче, в то время как юные поклонники спешат вниз, протискиваясь в и так уже забитые проходы, подняв вверх руки с вытянутыми указательными пальцами, словно салютующие в ночной мрак: Номер Первый, Номер Первый, Номер Первый.
   Господи, Крис, когда звонил, говорил ужасным голосом, точно сам не свой. У Дайны создалось впечатление, что он на пределе. Он не приходил в восторг от изнурительных концертов в отличие от Найджела. Он черпал силы и энергию в студии, а не от поклонников. Между музыкантами и их фэнами существовала какая-то странная, запутанная... да, скажем прямо, кровожадная связь. Однажды Дайна читала интервью в каком-то журнале, она уже не помнила в каком, в котором умный малый, рок-музыкант, сказал:
   "Давайте называть вещи своими именами. Это взаимоотношение двух вампиров". Тогда она решила, что это всего лишь насмешка. Группа, в которой играл тот парень, славилась тем, что любила подкалывать репортеров, принимавших всерьез каждое слово. Дайна прочитала центральный материал в последнем номере "Роллинг Стоун", представленный в основном интервью, взятом у "Хартбитс" в Сан-Франциско. На журнальном вкладыше была напечатана подборка фотографий, на одной из которых вместе с группой снялись Найл и Дайна - это сопровождалось несколькими абзацами текста, где говорилось и про нее. В следующем номере должен был выйти специальный материал, посвященный Найлу.
   Судя по публикации, Крис вел себя во время интервью более чем сдержанно, в то время как Найджел говорил, не переставая. Как Крис мог мириться с этим? Ответственность за творческую продукцию группы практически целиком лежала на его плечах, хотя на альбомах после названий песен фамилии Криса и Найджела указывались вместе, что должно было свидетельствовать о якобы имеющимся сотрудничестве. Дайна была склонна считать, что даже для Криса существовал какой-то предел. Только дружба заставляла его мириться с этим до сих пор. "Хартбитс" должны были вернуться в Лос-Анджелес через пару недель. Дайна решила тогда опять поговорить с Крисом по душам, с глазу на глаз.
   Она почувствовала руки, скользнувшие вокруг нее, и жаркое тело Рубенса сзади. Его ладони легли на ее груди. Она почувствовала, как тепло сочится в ее тело: в этом ощущении сосредоточилось гораздо больше, чем просто сексуальное возбуждение.
   - О чем ты думаешь?
   - О том, что я счастлива.
   Это не было ложью, сказала она себе, но и полной правдой тоже. Она думала о Мейере, о том, что он говорил ей, и о соглашении, заключенном между ними. Теперь она хотела защитить Рубенса, но только даже представить не могла, от чего. "Старик сильно обеспокоен, - думала она. - Я видела это по его глазам. Однако кто решится упрекнуть его за это? Он прошел сквозь столько испытаний. И выжил. Вот что самое главное. Разве не это имел в виду Марион, рассуждая о Голливуде в той нашей давней беседе? Очень важно суметь выжить здесь, потому что столько людей приезжало сюда и не выживало".
   "В этом все дело, - решила Дайна, глядя на далекие огни Санта-Моники, просвечивающиеся сквозь туман так, что казалось, будто они горят в небе, - он стареет и потому так беспокоится. С Рубенсом все в порядке. Я знаю. Я чувствую это. Проблемы, о которой он говорил, на самом деле не существует".
   - Ты помнишь, что я сказал тебе дома о Берил? - шепотом спросил Рубенс, крепко прижимая ее к себе.
   - Что она гений? - Дайна любила, когда он прижимал руки к ее груди. Тогда ей хотелось закрыть глаза и забыться, чувствуя себя в полной безопасности.
   - Ты - тоже гений. Я должен отдать должное Дори. - Он рассмеялся. - Он хорошо разбирается в людях и в их характерах.
   - В моем характере.
   - Да, в твоем. - Он развернул ее, не разжимая объятий, так что они очутились лицом к лицу. На его щеках отсвечивали отблески сигнальных огней яхты: красного и зеленого. Одна половина лица его была освещена лучше другой, и поэтому создавалось впечатление, что они принадлежат разным людям. - Дайна, я никогда не любил никого так, как люблю тебя.
   В полумраке ему показалось, что ее глаза расширились; из ее губ вырвался слабый звук, напоминающий вздох и стон одновременно. Ее пальцы гладили его шею, уши, притягивая его голову вниз навстречу своей.
   Их губы встретились так внезапно; что Дайна испытала настоящий шок, судорогой пробежавший по ее телу, как если бы она наступила на оголенный провод.
   - Как ты лихо отделала Бузза, - сказал он, отрывая свой рот от ее. - Я никогда не видел, чтобы он реагировал так, особенно, имея дело с женщиной. Он не испытывает ни тени уважение ни к кому.
   - Знаешь, - ответила она тихо, - наблюдая за собственным отражением, прыгающим в его глазах, - я получила от этого настоящее удовольствие. Он вел себя, как свинья. Мы проводим всю жизнь, находясь во власти у таких людей.
   - Ты ведь не делаешь из этого политических выводов, а?
   - Политических? Нет. То, что произошло между мной и Буззом, имеет отношение не к политике, а к сексу.
   - Как вот это, - сказал он, надавливая пальцами на кончики ее грудей.
   - Как вот это. - Она поцеловала его в шею открытыми губами и молниеносным движением языка.
   - Как вот это. - Он приподнял краешек ее платья, и его пальцы скользнули вдоль гладкой поверхности ее бедра.
   - Как вот это. - Опустив руку, она просунула ладонь между его ног и принялась легонько нажимать, пока не почувствовала ответную дрожь, пробежавшую по его бедрам.
   - Давай спустимся вниз, - хрипло проговорил он, - и переоденемся.
   - Зачем? - спросила она, смеясь. - Кто нас здесь увидит?
   - Ты можешь хоть раз в жизни сделать так, как тебе говорят? - Он шутливо хлопнул ее пониже спины.
   Сделав строгое лицо, она поцеловала кончик собственного указательного пальца и прижала его к губам Рубенса. Держась за руки, они спустились по трапу в каюту. Ее лиловый купальный костюм лежал, аккуратно сложенный, на одной из скамеек рядом с толстым полотенцем. Дайна взялась за купальник, и из него вдруг выпал и скатился на пол какой-то вытянутый блестящий предмет.
   - Боже мой! - едва сумела вымолвить она, опустившись на колени. Схватив предмет, она поднесла его к глазам, все еще не веря, что это не сон. Он скользил между ее пальцев, становясь похожим на реку света. Это был бриллиантовый браслет. - Дайна подняла голову. - Боже мой, Рубенс.
   Он встал на колени возле нее. Наступил момент, когда Рубенс обычно начинал отпускать шутки. Он испытывал неловкость, не только пытаясь выразить такие сентиментальные чувства, но и сталкиваясь с ними в других. Однако на сей раз он был серьезен. Осторожно взяв браслет из рук Дайны, он сказал:
   - Я нашел его в "Харри Уинстонс". Это была одна из тех вещей, посмотрев на которую, я сразу решил, что она сделана именно для тебя. - Он взглянул в ее фиалковые глаза и осведомился. - На какую руку?
   - На левую, - ответила она и, закрыв глаза, поцеловала его. Она слегка задрожала, когда почувствовала, что браслет сомкнулся вокруг ее запястья, а легкий щелчок закрывшегося замка отдался в ее ушах громовым раскатом. Она заключила Рубенса в свои объятия и принялась жадно целовать его лицо.
   - Давай спустимся в воду, - прошептала Дайна. Однако в следующую секунду она обнаружила, что ноги отказываются повиноваться ей, и тогда Рубенс подхватил ее на руки с той же легкостью, с какой она подняла с пола браслет, и вынес наверх.
   Очутившись на палубе, он быстро стащил с себя одежду и, усадив Дайну на борт, стал медленно и осторожно раздевать ее, не спеша, аккуратно складывая каждую принадлежность ее туалета. Ее смуглое тело слегка светилось в полумраке, рассеиваемом лишь сигнальными огнями яхты и мерцающей линией фонарей на берегу. Над морем поднимался пар, и Дайне, нырнувшей в него, показалось, что она очутилась в первозданном котле природы, в котором когда-то миллиарды лет назад зародились первые живые существа.
   Вдвоем они покачивались на мягких волнах, омывавших и охлаждавших их тела, так что их кожа покрылась мурашками. Однако вскоре они привыкли и ощущали прохладу лишь на лицах, остававшихся на поверхности.
   Они кружились в воде, не отрывая глаз друг от друга. Время от времени Дайна замечала уголком глаза яркие вспышки света, отражавшегося браслетом, когда она поворачивала кисть под определенным углом. Они долго ласкали и гладили друг друга, пока наконец Рубенс не овладел ею так незаметно, что Дайна поняла это, лишь почувствовав его тепло внутри себя.
   Прохлада снаружи и этот возрастающий жар внутри ее тела создавали такой восхитительный контраст ощущений, что Дайна чувствовала возбуждение и умиротворение в одно и то же время.
   Он припадал губами к ее грудям с такой неистовой силой, что его поцелуи натягивали струны нервов в ее теле с головы до кончиков пальцев ног, и она в ответ прижимала его к себе все крепче и крепче.
   Дайна отчаянно хотела, чтобы это мгновение застыло, чтобы оно длилось целую вечность. Однако ощущения были настолько сильны, что она потеряла контроль над собой до такой степени, что повисла на Рубенсе, точно он был непотопляемым кораблем, вцепившись зубами в его плечо и чувствуя... о-о-о!... что ей недостаточно просто бессвязно кричать в тот миг, когда ошеломляющее наслаждение, достигнутое неведомой ей прежде высоты, разлилось по ее телу. Она чувствовала, что ее переполняет желание рассказать ему о Мейере, об Аурелио Окасио и, да, и о нем тоже, о Бэбе. В экстазе она хотела показать ему самые темные, священные для нее уголки ее души, секреты, похороненные в глубине ее сердца на долгие годы, которые она не собиралась доверять ни единому человеческому существу и которые теперь желала разделить с ним. С ним!
   Однако она не сделала этого и просто долго и громко кричала без слов, отдаваясь целиком восхитительному чувству, охватившему ее. Губы Рубенса скользили по ее плечам, вдоль ключиц, по мягкому углублению вдоль шеи. В конце концов он прижался щекой к ее горлу, принимая бесконечное послание, которое она передавала ему через биение пульса в своих артериях.
   - Это было так чудесно, - шепнул он и остановился, поперхнувшись. Выплюнув воду изо рта, он продолжил. - Одетая в одни бриллианты, ты похожа на кусочек неба с ленточкой звезд.
   Поэтичность этого сравнения поразила Дайну. Если бы только Бейллиман или Майкл Кроуфорд могли сейчас видеть его! Узнали бы они в нем того самого Рубенса, хорошо знакомого им человека? Она думала, что вряд ли, и гладила его по голове, жалея, что у нее нет длинных ногтей, чтобы запустить ему в волосы. Ее ногти - короткие и идеально круглые - для этого совершенно не годились. Они подходили разве только для того, чтобы нажимать на курки и сжимать круглую рукоятку ножа. Дайна вспомнила про заметку в "Плейбое" и "испытании огнем Хэтер Дуэлл". "Моем испытании огнем, - подумала она. - Да, моем. И возможно Академии Наград тоже".
   Неохотно они вылезли из воды и, дрожа, кинулись бегом за своими полотенцами. Вытерев друг друга, они надели одинаковые джинсы и майки с короткими рукавами, которые постоянно держали на корабле и, повинуясь внезапной прихоти, Рубенс поднял якорь. Потом он включил двигатель и, обняв Дайну рукой за талию, отвел яхту на достаточное расстояние от берега, чтобы их стало совсем не видно в тумане.
   Потом Рубенс отключил машину, и некоторое время они хранили молчание, предоставив яхте свободно дрейфовать на воле волн. Ни ветра, ни звезд над головой. Только бескрайнее море вокруг указывало на то, что они все еще остаются в пределах реального мира.
   Пока Дайна опускала якорь, Рубенс спустился вниз, и когда она последовала его примеру, то увидела, что он уже успел превратить стол в двуспальную кровать, застеленную белыми простынями, расшитыми сиреневыми узорами. Раздевшись, Дайна улеглась рядом с ним.
   - Я вставил кассету в магнитофон, - сказал он мурлыкающим голосом, обняв ее за шею.
   - Я уже сплю, - она прижалась к его теплой щеке своей.
   - Один из твоих любимых фильмов. - Вытянув свободную руку, он нажал кнопку на пульте дистанционного управления и экран телевизора загорелся. - Ты не хочешь знать, какой?
   - Гм-м-м. - Она поцеловала его в грудь, не открывая глаз. - Какой?
   - "Нотариус".
   Это название пробудило ее к жизни, и она стала смотреть фильм. Временами она начинала дремать, потом опять просыпалась: сюжет картины был ей хорошо знаком, так что это не имело большого значения. Пропущенные эпизоды являлись ей во сне.
   Медные корабельные часы тихо пробили полночь, и почти в тот же миг Гари Грант на экране во время захватывающей дух тяжелой сцене, снятой крупным планом, стал спускаться по длинной лестнице, держа на руках тело отравленной Ингрид Бергман, сопровождаемый злобными, но бессильными взглядами Клора Рейнса и Леопольдайн Константин, актрисы, блистательно сыгравшей в этом фильме роль матери Рейнса.
   Зазвенел телефон. Приглушив звук, Рубенс поднял трубку после второго звонка. Пока на экране мелькали молчаливые изображения Гранта, Бергман, Рейнса и разъяренной Константин, Рубенс что-то тихо говорил, обращаясь к далекому собеседнику. "Эти люди - идолы, - говорила себе Дайна. - Их образы запечатлелись на пленке навечно".
   - Да, - говорил Рубенс, - я понял.
   "Телефон, - думала Дайна, по-прежнему полусонная, воспринимающая события, развивающиеся на экране, как часть своих грез. - Я думала, Рубенс уехал на яхту, чтобы убраться подальше от телефона. Разве он сам не говорил этого? Не потому ли они вообще поехали сюда?" Она не была уверена. Ах да, разумеется, здесь лежал подарок, приготовленный им для нее. Ее подарок. Пальцы Дайны скользнули по холодной граненной поверхности.
   - Нет, нет, - услышала она голос Рубенса. - Ты поступил правильно, что позвонил мне. Мы с Дайной еще не спим. Но, черт возьми, это у тебя там скоро начнет рассветать. Ложись спать, Шуйлер. Я благодарен тебе за то, что ты позвонил. - Он повесил трубку.
   Фильм закончился. Рубенс выключил видеомагнитофон, погасил свет, и каюта погрузилась в темноту. Волны лениво покачивали яхту, словно убаюкивая Дайну.
   - Я не знала, что здесь есть телефон, - сказала она.
   - Он, в общем-то, предназначен исключительно на случай чрезвычайных происшествий.
   Оторвав голову от подушки, она приподнялась на локте.
   - С Шуйлером что-то стряслось?
   - Да нет. Не беспокойся, с ним все в порядке. - Дайна с трудом различала Рубенса в темноте. Благодаря легкой качке левая щека его то появлялась, то исчезала в пятне бледного света, пробивавшегося сквозь иллюминатор. Однако его глаза скрывались в полумраке. - Ты ведь знаешь Шуйлера. Он очень легко теряет равновесие.
   - Рубенс, - медленно протянула она. Недоброе предчувствие закралось ей в душу. - Что вывело Шуйлера из равновесия? - Она прижала ладонь к его груди.
   - Ему звонили из полиции. Они хотят, чтобы помог им идентифицировать труп, - ответил Рубенс совершенно бесстрастно. Он опять становился таким, каким его знал окружающий мир.
   - Кто это был?
   - Его обнаружили в багажнике собственного "Каддилака", - продолжал он, словно не заметив ее вопроса. - Какой-то парень заметил машину на пустыре... на противоположном берегу Нью-Джерси. На свалке, куда свозят мусор оттуда, где строят эти типовые дома, стоящие по восемьдесят-девяносто тысяч.
   - Рубенс, кого они нашли?
   - Этот парень не обратил на машину никакого внимания, но его собака не хотела уходить от нее, лаяла и скреблась, стараясь залезть в багажник. Казалось, Рубенс получал удовольствие от собственного рассказа, и Дайна поняла, что он не ответит на ее вопрос, пока не выскажется до конца. - Парень подошел к собаке и тогда-то он заметил, что багажник не заперт. В нем проснулось прямо-таки женское любопытство, и он не мог удержаться от того, чтобы не заглянуть в багажник, после чего облевал себе новый адидасовский костюм.
   Дайна поежилась несмотря на то, что уже разозлилась не на шутку.
   - Рубенс, ради бога, кто был в багажнике? - Она с силой надавила ребром ладони ему на ребра, словно это физическое воздействие могло повлиять на него сильней, чем ее слова.
   - Эшли, - неторопливо произнес он наконец. - Там лежал Эшли, сложенный втрое, с дыркой от пули в затылке и почти без малейших следов крови. Полиция сказала Шуйлеру, что это дело рук профессионала. Ювелирная работа.
   Она поняла все. Укрытая темнотой, она открыла рот, собираясь сказать что-то, но тут же закрыла его. Внезапно морщинистое лицо Мейера всплыло перед ее глазами, и она так явственно услышала его голос, как если бы старик находился сейчас рядом с ней в каюте: "Ты должна спасти Рубенса от него самого. Он оказался слишком способным учеником". Она вспомнила его тяжелый взгляд и странную, отливающую золотым блеском, улыбку. Улыбку человека, получающего то, что он хочет. И вот теперь, вглядываясь в затемненное лицо Рубенса, Дайна видела на нем точно такую же улыбку, хотя и отливающую золотом лишь в ее воображении.
   - Ты ведь говорил мне, что Эшли завел себе много новых друзей? - спросила она, отводя в сторону кончик носа молчаливым, универсальным воровским жестом.
   - Да.
   Она не сводила глаз с его лица.
   - Но ведь это не они его убили, верно? - Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Дайна опять вспомнила свою встречу с Мейером. "Я буду любить его, чтобы ни случилось", - так кажется сказала она сама тогда. И Мейер, смотревший на нее так же, как сейчас Рубенс, ответил: "Надеюсь, у тебя хватит сил всегда придерживаться этого". Взгляд ее глаз приказывал Рубенсу сказать правду, ибо она знала, что, услышав ложь сейчас, она больше никогда не сможет доверять ему.
   - Нет, - ответил он наконец. - Не они.
   - Он узнал то, что ты хотел, чтобы он узнал?
   - Он был жадным и мелочным ублюдком, - холодно сказал Рубенс.
   - Но он так же был твоим другом... давнишним другом.
   - У друзей имеется странная особенность исчезать, когда у тебя появляется много денег. Скоро ты сама в этом убедишься.
   - А Шуйлер знает, что ты сделал?
   - Он помогал мне устроить ловушку.
   - Но ты послал в Нью-Йорк его.
   Рубенс поджал губы.
   - Полиция считает, что Эшли прикончили бандиты. Так думает Шуйлер. И все остальные. - Дайна почувствовала, как он напрягся. - Так думаешь и ты.
   - Тебе совсем... не жаль Эшли?
   - Он получил по заслугам. Я дал ему шанс покончить со всем этим и выйти из игры без шума, но он не захотел им воспользоваться. Он был слишком жаден и полагал, что может победить меня.