Страница:
В действительности, Бэб был самым добродушным человеком, какого Дайна знала за всю свою жизнь. Волны внешних тревог и забот, казалось, разбивались о его могучую фигуру, и девушка чувствовала себя спокойно и уютно, находясь в его компании, как если бы он был утесом, стоя на вершине которого она могла без боязни смотреть на море, бушующее далеко внизу.
Он не проявлял недовольства по поводу того, что она из-за кулис смотрела представления, так как, вероятно, полагал, что испорченность и развращенность исходит не сколько снаружи, а сколько изнутри. Дайна же со своей стороны завороженно наблюдала за фантасмагорическим сногсшибательным парадом человеческой плоти. Прежде ей показалось бы невероятным, что тело способно совершать так много различных и необычных движений. Однако постепенно она начала понимать, что это было искусство - Дайна не сомневалась, что речь идет именно об искусстве - не только тела, но и ума. Женщины, с которыми она там знакомилась, принадлежали к миру, совершенно незнакомому для нее, и обладали глазами-рентгенами, просвечивавшими насквозь душу каждого мужчины, появлявшегося в театре.
Именно в "Нова" она стала понимать сущность актерского ремесла. Она убедилась, что там на сцене ты можешь делать что угодно, быть кем угодно, действовать и жить во имя каких угодно намерений и целей, выставляя напоказ темную сторону себя самого, не испытывая стыда и не боясь наказания. В конце концов, артистки в "Нова Берлески Хаус" всего лишь исполняли роль на сцене, хотя публика всегда придерживалась иного мнения. Дайна думала о том, как это замечательно иметь возможность жить несколькими жизнями одновременно! Иметь свободу делать... что?
Все, чего пожелаешь.
Одним студеным зимним вечером, когда темнота навалилась на городские покровы с такой силой, что рассеянный свет фонарей безнадежно проигрывал в схватке с мраком, а западный ветер свирепствовал, с воем проносясь вдоль 42-й стрит, Бэб и Дайна, поднявшись по стоптанным ступенькам рахитичного вида лестницы, вошли в вестибюль "Нова".
Дежуривший в кабине при входе Рустер дремал возле заляпанного жирными пятнами кофейника, сквозь прозрачные стенки которого было видно здоровенное насекомое, плававшее в остывшем кофе.
По бокам уединенного убежища, где подперев голову рукой, сидел Рустер, росли две пальмы, такие чахлые и запыленные, какие никогда еще не попадались Дайне на глаза. Вокруг не было никого. Из зала, где шло шоу, доносились приглушенные отзвуки музыки, в которых выделялись ударные.
- Руки вверх, скотина! - рявкнул Бэб над ухом Рустера. Широко открыв сонные глаза, тот вскочил с поразительной быстротой, одновременно потянувшись под конторку, где лежал наготове дробовик с обрезанным стволом.
Однако в следующее мгновение он увидел Бэба, и на его лице появилось облегченное выражение.
- Господи! - он перевел дух. - Если ты будешь повторять подобные шутки, то в конце концов заработаешь пулю в лоб!
Бэб рассмеялся и похлопал Рустера по плечу.
- Не следует спать, сидя за рулем, а то придет Алли со своими людьми и размажет тебя по стенке. Рустер фыркнул.
- Этот козел знает, что к чему получше твоего, брат. Пусть только заявится, и мы покажем ему, где раки зимуют. - Он вытащил на свет обрез и похлопал его по стволу. - Как ты думаешь, почему мы делаем ступеньки пошире, умник? - Он навел оружие на чернеющий провал лестницы. - Бац! Этих ублюдков унесет назад в Пуэрто-Рико, ха-ха!
Бэб отвел от себя дробовик.
- Смотри, куда целишься, сукин сын. Я пообещал своей маме, что не стану умирать. Рустер, тихо заржав, убрал обрез.
- Не бойся, брат, ничего не случится! - Он повернулся к Дайне. - Как дела, мисс?
- Прекрасно, Рустер.
- Послушай, я дам тебе добрый совет. Если эта перекормленная горилла будет плохо обращаться с тобой, приходи сюда, лады? Ты ведь знаешь, где искать друзей.
- Ага! - проворчал Бэб. - Не слушай его, мама. Ему просто смерть как хочется залезть к тебе в штанишки.
- Ты - бессердечный человек, Бэб, - отозвался Рустер, состроив грустную физиономию. - Понимаешь! Бессердечный.
- Зато я говорю правду, - рассмеялся Бэб. - Мой офис свободен?
- Да, там только Марта - месяц подходит к концу. Зайдя внутрь, они прошли сквозь вестибюль, залитый резким голубым светом, и по наклонному боковому коридору добрались до запертой двери, обитой крашеной жестью, укрепленной кое-где стальными полосками. Бэб принялся стучать в нее ладонью, пока она не приоткрылась чуть-чуть.
- Привет, - сказал он, обращаясь в полумрак, и дверь отворилась пошире ровно настолько, чтобы впустить их.
В охране был Тони - широкоплечий парень с низким лбом и сильно вьющимися короткими волосами. Аккуратные усы, красовавшиеся на его лице, уже начинали седеть на кончиках. Он являлся обладателем маленьких глаз неопределенного цвета, трех малышей, пухлой жены, выглядевшей так, точно она постоянно была беременна, кривых ног и запаха, сопровождавшего Тони повсюду, вне зависимости от того, когда он последний раз мылся. Он легонько стукнул Бэба по плечу и немного потискал Дайну, поинтересовавшись в бессчетный раз, не желает ли она полюбоваться на его семейные фотографии.
Бэб, однако, не позволил девушке задерживаться, оттащил ее от Тони, зная, что она позволяла тому такое фамильярное отношение куда чаще, чем думала сама.
По дороге в офис она отстала от Бэба и, остановившись, заглянула в щелку между пыльными занавесями в зал. Ее глазам предстала Дениза - высокая, стройная брюнетка, приближавшаяся к тридцати. В этот момент она демонстрировала поистине поразительные акробатические этюды, в которых участвовала нижняя часть ее тела. Дайна уже успела выучить наизусть почти все постоянные номера программы, хотя в ней каждую неделю происходили изменения, и одни артистки сменяли других.
Дениза перешла к следующему пункту своего выступления. Нашелся доброволец, согласившийся, повернувшись лицом вверх, просунуть свою голову ей между ног, и Дениза перешла к раскалыванию сырого куриного яйца при помощи одних лишь мышц влагалища. Музыка замолкла, аудитория затаила дыхание и замерла на месте. Наконец, с резким треском, яйцо раскололось, и липкая масса потекла в ожидавший рот. Дайна услышала общий вздох из скрытого полумрака зала, сменившийся постепенно усиливавшимися аплодисментами.
Бэб уже зашел в офис, но девушка продолжала стоять, зная, что Дениза еще даже не разогрелась.
Дайна завороженно наблюдала, как та обнаженная приступила к "стриптизу наоборот", медленно и эротично подбирая с пола чулки, и натягивала их, лаская свои длинные ноги. Повернувшись, она одела кожаный ремень вокруг талии. Дениза двигалась по сцене, ни разу не взглянув в сторону аудитории, создавая полное впечатление, будто она, сидя дома в совершенном одиночестве, готовится куда-то пойти.
Теперь уже совсем отвернувшись от зрителей, она прошла к туалетному столику, вывезенном для нее на сцену, и принялась накрашиваться при помощи карандаша для глаз, румян, губной помады и туши. В конце концов она вновь предстала перед публикой еще более прекрасная: не бросавшийся в глаза макияж оттенял ее глаза и рот.
Потом она начала расчесывать длинные волосы. При каждом движении руки ее грудь прыгала, то опускаясь вниз, то возвращаясь назад.
Дениза встала провела пальцами вдоль бедер, по бокам, затем положила ладони на груди и принялась мять их, пока их кончики не напряглись. Облизав губы, она быстро провела одной рукой по влагалищу. Ее бедра на мгновение раздвинулись, точно по ним прошла искра электрического возбуждения. В следующее мгновение Дениза сняла бюстгальтер с небольшого зеркала на столике и быстро скользнула в него. Наклонившись вперед, она потерла материю вокруг затвердевших сосков. Нагнувшись, она надела туфли на шпильках.
Подняв бледно-лиловое длинное платье, она неторопливо втиснулась в него и застегнула молнию на боку. Теперь она была одета весьма скромно, если не считать длинного, до самого пояса разреза на бедре.
Далее наступил черед украшениям. Дениза нацепила сережки, надела два браслета повыше локтя на одну руку, а на шею - ожерелья, спускавшееся к ней на грудь.
Она медленно подошла к самому краю сцены. Откуда-то она извлекла пару замшевых перчаток под цвет платью. Ее волосы были перехвачены лентой - так, что она казалась похожей на юную девушку.
С какой-то чувственной игривостью она натянула перчатки, потирая при этом кончик каждого пальца в отдельности. Потом внезапно она протянула руку к публике-л вытащила на сцену одного из зрителей.
Без предупреждения Дениза расстегнула молнию на его брюках и извлекла пенис. Слегка наклонившись и вытянув губы, она подула на него и принялась нежно поглаживать его, пока, наконец, не почувствовала, как он возбуждается. Тогда ее движения стали энергичнее, она начала постанывать в такт им. Ощутив предостерегающую дрожь, Дениза отвела назад платье, так что подрагивавший пенис слегка задевал волосы у нее на лобке.
За кулисами Дайна повстречалась с Эрикой, отдыхавшей на стуле, скрестив перед собой голые ноги и куря маленькую сигару с белым фильтром, на плечи она накинула поношенную рубашку, не прикрывавшую, однако, грудь. Дайна подметила, что Эрика получает удовольствие от собственной наготы.
- Как у нее это получается?
Эрика подняла голову. У нее были васильковые глаза и короткие светлые волосы.
- О ком ты говоришь, liebchen? О Денизе? А. - Она затянулась, крепко сжав при этом чувственные губы. - На самом деле, довольно просто. Она дает им именно те, чего они хотят. Мы знаем, что они собой представляют. - Она пожала плечами. - Знание человеческой природы - вот в чем суть, понимаешь? Что может быть более очевидным.
- И оно никогда не подводит...
- О, видишь ли, Дениза знает толк в этом. Я полагаю, она действует как радар. - Эрика положила сигару в стоявшую перед ней зеленую металлическую пепельницу. - Она знает, кого выбрать из зала. Хотя, разумеется, только из первого ряда. Она не выходит по-настоящему туда, к публике. - Она внимательно оглядела Дайну. - Они сами идут к ней. - Эрика слегка улыбнулась, и ее странная холодная улыбка показалась Дайне непостижимой и непроницаемой. - Это - необходимый урок жизни, liebchen, a?
Дайна брела вдоль стены комнаты, задумчиво проводя пальцем по пыльным зеркалам.
- Ты счастлива здесь? - поинтересовалась она после небольшой паузы.
Она услышала резкое шипение всасываемого воздуха - это сигара вновь очутилась в пальцах Эрики.
- Счастлива? - повторила Эрика вслед за собеседницей. Однако это было не просто эхо, но наполненное новым смыслом привычное понятие. - Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, liebchen, что значит порвать со своим прошлым? Пойми меня правильно, я не имею в виду просто бегство, а полное отречение: забыть, поклясться не вспоминать его никогда - вот что это значит. - Она разом выпустила из легких целое облачко сизого едковатого дыма. - Ты можешь понять это?
Дайна не сводила с нее широко открытых глаз.
- Не знаю, - ответила она. - Думаю, да. Эрика вновь одарила ее той же странной, леденящей улыбкой.
- Нет, liebchen, не можешь. Никто не может, за исключением... за исключением тех, кто достиг этого сам.
- Ты говоришь и о себе тоже?
- О, да. - Улыбка не сходила с лица Эрики, и Дайна почувствовала, что ее уже начинает трясти. - И о себе. Видишь ли, со мной, вообще, особый случай. Довольно уникальный. Я убежала от всего и очутилась на обратной стороне мира и теперь, да, я счастлива, потому что стала тем, кем хотела.
Наступило молчание, на сей раз более продолжительное. Однако Дайна все же не могла удержаться от вопроса.
- И чем же именно?
В этот момент их ушей достиг взрыв аплодисментов, длившийся довольно долго. Эрика поднялась и одела вокруг горла острый воротничок. Васильковые громадные глаза невинно взглянули на Дайну; коралловые губки отворились.
- Нулем, liebchen. Полным ничтожеством. Она выпорхнула на сцену в то самое мгновение, когда за кулисами появилась вспотевшая и растрепанная Дениза.
- Господи, вот это толпа! - Натянув рубашку, она села и вытряхнула сигарету из пачки. - Привет, малышка! Видала представление?
- Большую часть, - ответила Дайна.
- Тебе никогда не надоедает, верно?
- Угу.
Дениза, улыбнувшись, вытерла пот со лба.
- Это хорошо. Я имею в виду, то, что набираешься всего. Нет, - она подняла ладонь, - я не призываю тебя стать одной из нас. Наоборот, пока Бэба нет поблизости, я хочу сказать тебе, брось ты все это к чертовой матери.
- Я что-то не вижу, чтобы ты сама бросала все это.
- Нет, но я другое дело.
- Не понимаю, почему.
- Видишь ли, милочка, я все здесь люблю. К тому же я появляюсь и ухожу, сама распоряжаясь своим временем. Это хорошо, но я вынуждена возвращаться, так как должна работать во время, свободное от занятий в Нью-йоркском университете. Этот курс "Пи-Эйч-Ди"17 ужасен... - Она посмотрела на Дайну. Ты не понимаешь - Нет, да и с чего бы?
- Но мне кажется, я понимаю. Я думаю, что я по той же самой причине здесь и... с Бэбом. Просто потому что, возвращаясь домой, я чувствую себя... по-другому.
В первое мгновение Дениза не ответила ничего, потом, протянув вперед руку, сказала:
- Иди сюда, милочка. - Она погладила Дайну по спине. - Знаешь, а ты права. Да. Но все же... - Ее глаза затуманились. - Все же, - повторила она, наклоняясь вперед и целуя Дайну в лоб, - то, что ты видишь здесь - всего лишь волшебный сон.
Улыбнувшись, она похлопала Дайну пониже спины.
- Ну, теперь иди, - сказала она низким голосом. - Я вернусь завтра, Дайне не хотелось уходить.
- Ты уйдешь или нет? Мне надо учиться.
- А, - произнес Марти, разглядывая Дайну сквозь двухфокусные линзы очков. - Я так и думал, что ты придешь сегодня. Я принес тебе пирожков с джемом. - Он поднял маленький белый сверток с захламленного стола и потряс им.
- Привет, спасибо, Марти. Ты не забыл. - Взяв сверток, она извлекла оттуда пирожок.
- Что значит, не забыл? Конечно, не забыл. Именно за это мне платят деньги. - Он похлопал себя по лысеющей макушке. - Запомни это. Моя жена говорит: "Марти, у тебя в голове задерживаются не одни только цифры". В этом котелке целый резервуар, и я плаваю в том, что мне хотелось бы забыть. Пожалуйста, - он очистил сидение разваливающегося кресла от стопок бумаг, положив их на крышку старого сейфа, - садись.
Когда она уселась и принялась за пирожки, он поинтересовался: "Как в школе?".
- Вроде, нормально.
- Я надеюсь, ты учишься хорошо? - подозрение вкралось в его голос. Он помахал рукой. - Ты ведь... не водишь меня за нос? Образование - важная вещь. Даже Бэб согласен с этим, не так ли? Видишь? Ты ведь не хочешь кончить, как бедная Дениза?
- Бедная Дениза? Что ты имеешь в виду? Она скоро закончит учиться.
Марти, нагнувшись, смахнул прилипшие к уголкам ее рта крошки от пирожков.
- "Нова" - неподходящее место для девушки с такой головой. - Он указал мозолистым пальцем на Дайну. - Это относится и к тебе.
- Эй, дай ей передохнуть, - пробурчал Бэб из другого угла. - Она знает, чего хочет.
- Фью! - Марти энергично махнул на него рукой. - Она еще слишком молода, чтобы знать что-то о своих желаниях.
- Я думаю, возраст тут не имеет никакого значения, - возразила Дайна.
- Ты думаешь так сейчас. Пройдет время, и ты сама увидишь.
- Она не увидит ни хрена, пока я не разберусь с этими цифрами, - мрачно заметил Бэб, - так что утихомирься.
- Ну-ка, - сказал Марти, наклонясь к нему. - Дай я погляжу.
- Убери свои лапы, Джек. Тебе вовсе незачем соваться сюда.
- В чем дело? Ты полагаешь, я не знаю, что стоит за цифрами? Какое мне дело? - Он потянул из рук Бэба желтый разграфленный лист бумаги. - Давай. У меня уйдет на это минута, а потом ты сможешь отвести Дайну куда-нибудь хорошо поужинать. В нынешнем месяце ты можешь это себе позволить.
Марти едва успел приступить к изучению цифр, бормоча: "Где же ты все-таки научился писать?", когда дверь в офисе распахнулась. Человек в желто-коричневом пальто возник на пороге, сжимая в руке полицейский револьвер 38-го калибра. Он попеременно переводил черный смертоносный ствол на каждого из присутствовавших поочередно. Его лицо было скрыто под бело-красно-голубой лыжной маской, так что наружу выглядывали лишь глаза и толстые розовые губы.
Он сделал два шага вперед, и за его спиной показался второй человек, одетый похоже, но ростом немного повыше первого. Из полумрака, царившего в коридоре, до них долетел унылый голос Тони: "Откуда мне было знать? Они сидели в зале и натянули маски, прежде чем кто-либо сумел разобраться..."
- Заткнись! - рявкнул тот из налетчиков, что был повыше. Слегка расставив ноги, он стоял, сжимая обеими руками "Магнум" 0.357.
Никто из находившихся в комнате не шевелился.
- Ладно, - сказал первый из бандитов. - Гоните бабки.
- Какие бабки? - спросил Марти.
- Эй ты, вонючка, брось шутить. - Он указал мушкой пистолета в направлении старого сейфа у задней стены, по сторонам которого сидели Марти и Дайна. Открывай его. Живо.
- Здесь никто не знает комбинации, - пытался протестовать Марти, - кроме того...
Дайна подпрыгнула на месте от страшного грохота. Марти, широко распластав руки, отлетел к стене. Его карандаш упал на пол и покатился; кровь обильно текла из дырки в груди. Выстрел производился в упор, и ударная волна оказалась так сильна, что очки слетели с носа несчастного.
- Я ничего не вижу, - прохрипел он. Струйки крови стекали из уголка его рта. Грудь Марти дважды тяжело поднялась, словно преодолевая сопротивление непомерного давления и опала, как проколотый резиновый мяч.
- Марти, - тихо позвала Дайна. Потом повторила уже погромче. - Марти!
Первый нападавший направил пистолет на нее.
- Ты, - приказал он. - Заткнись!
- Что там происходит? - закричал Тони.
- Я предупреждаю тебя, обезьяна..., - сказал тот, что был повыше.
- Тони, - крикнул Бэб. - Все в порядке. Не делай ничего.
- Что я могу поделать, когда у меня перед носом "Магнум".
- Это - призрак, обезьяна.
- Ладно, - повторил первый блондин. - Выкладывай их.
- Давай сначала все остынем слегка, - мягко сказал Бэб. Он все время стоял, не шелохнувшись, а Дайна думала про себя: "Что значит, все в порядке. Совсем наоборот. Ведь Марти застрелили".
- Эй, не вздумай рассказывать мне...
- Как делаются дела, детка. - Бэб развел руками, показывая пустые ладони. - Какой вам прок от покойников? Этот старый дурень вряд ли теперь сможет открыть какой-либо сейф, а?
- Что ты наделал? - спросил второй блондин. - Прикончил одного из них?
- Пришлось! Теперь они знают, что дело серьезное. Где-то в этой дыре должно лежать полмиллиона.
- Да, детка, - радостно улыбаясь, подтвердил Бэб. - И теперь я единственный, кто знает где, понимаешь? Теперь давайте поговорим, как джентльмены. Я хочу только, чтобы больше не было стрельбы.
Первый блондин покачал головой.
- Разговора не получится, нигер. Тебе придется отдать денежки, пока я не стал думать о том, что могу сделать с этой крошкой.
- Ладно, - ответил Бэб. Улыбка по-прежнему не сходила с его лица. - Ты отвечаешь за все, приятель...
- Не сомневайся, нигер. Давай, пошевеливайся.
- Я должен встать на ноги, хорошо?
- Да, да, - раздраженно кинул тот. - Только шевелись.
Бэб так и сделал. Не отрывая ладоней от стола, он каким-то образом умудрился перебросить свое массивное тело через стол. В самый последний момент он успел выпрямить мощные ноги, и их удар пришелся на ствол револьвера.
Пистолет вылетел из рук незваного гостя, и через долю секунды на того обрушился вес огромного тела.
Нападавший рухнул как подкошенный. Бэб, сидевший на нем верхом, поднял правую руку. Его кулак, мелькнув в воздухе, врезался слева в закрытое маской лицо. Раздался резкий треск, а вслед за ним отчаянный вопль.
Дайна вздрогнула, когда прогремел еще один выстрел, на этот раз из "Магнума". Девушка упала с кресла на пол, закрывая уши руками.
Бэб уже был возле двери. Дайна услышала рычание, ужасные звериные звуки, и внезапно в офис ввалился второй бандит, и Бэб с перекошенным от ярости лицом гнался за ним по пятам. Настигнув грабителя, он ухватил его за пальто одной рукой, а другой нанес короткий и страшный апперкот в самую середину груди. Кошмарный треск ломающихся гостей заглушил все остальные звуки. Противник Бэба свалился на пол, даже не пикнув: его сердце остановилось, порванное осколками разбитой вдребезги грудной клетки.
Бэб окинул взглядом Дайну. Его дыхание даже не участилось.
- Ты в порядке, мама?
Она безмолвно кивнула.
- Что с Марти?
Бэб поднял ее на руки и понес наружу, перешагивая через трупы и лужи крови и протискиваясь сквозь толпу любопытствующих, столпившихся за кулисами. Он взглянул мельком на Тони, когда проходил мимо него, и шепнул на ухо Дайне.
- Забудь о нем, мама.
Дайна, закрыв глаза, пыталась унять дрожь во всем теле, но у нее не выходило из головы тихая улочка в Бенсенхерсте, на которой жил Марти. И вопрос, что скажет его жена другим членам общества "Ледиз Эйд"?
Взгляду невозможно было пробиться сквозь плотную толпу репортеров и фотокорреспондентов, сгрудившихся у высоких железных ворот кладбища Форест Лон.
- Боже, - заметил Рубенс, поворачивая голову. - Берил была права. У тебя есть отличная возможность рассказать им о ходе съемок.
- Не изображай из себя такого бесчувственного ублюдка, - тихо отозвалась Дайна. Обрывки воспоминаний, подобно обломкам кораблекрушения, бороздили поверхностные слои ее сознания. - Все это для Мэгги.
- Похороны никогда не устраиваются для покойников, - он говорил тоном человека, обладающего большим опытом в таких вопросах. - Они нужны, чтобы слегка утихомирить страхи живых. - После небольшой паузы он добавил. - Меня похороны совершенно не интересуют.
- Почему? Потому что ты не боишься?
- Да.
Дайна в шутку задала этот вопрос, однако ответ прозвучал абсолютно серьезно. Она внимательно посмотрела на Рубенса. Тот, замолчав, глубоко затянулся и с легким шипением, точно дракон, выпустил изо рта струйку сизого дыма. Когда их лимузин приблизился к волнующейся толпе, Дайна откинулась на спинку сидения и, заключив сильные ладони Рубенса в свои, крепко стиснула их.
Было раннее утро, и солнечные лучи, едва пробивавшиеся сквозь плотный туман, еще не припекали по-настоящему. Однако многочисленные фотовспышки, сопровождавшие продвижение автомобиля сквозь толчею у входа, создавали бледное освещение, призрачное и разноцветное, как во время съемок фильма ужасов.
Несмотря на усиленную охрану, некоторым журналистам удалось просочиться внутрь. В своем фанатическом стремлении состряпать гнусные статейки, предназначенные для поддержания образа Голливуда, они казались Дайне почти не людьми. Некоторые из них залегли за резные мраморные памятники на могилах, другие сидели на корточках в тени деревьев, точно дети, играющие в прятки, но все без исключения неутомимо щелкали один кадр за другим, едва успевая менять пленки в фотоаппаратах, огромные объективы которых высовывались из-за импровизированных укрытий.
Выйдя из машины, Дайна на мгновение остолбенела. Она была совершенно сбита с толку - до того, представшая перед ней женщина походила на Мэгги. Бок о бок с ней стоял Бонстил и невысокий мужчина в темном костюме, который был великоват ему.
Бонстил представил их как Джоан и Дика Рэтер. Джоан была сестрой Мэгги. Слегка косивший на один глаз Дик сообщил, что он родом из Солт-Лейк Сити, где они и жили вместе с Джоан, а также то, что он продает пылесосы. Дайна и не подозревала, что кто-то может зарабатывать на жизнь подобным образом.
- Какое ужасное горе, - Рэтер спешил высказаться, как один из тех людей, которые, будучи расстроенными, не знают, что им делать, и говорят, не умолкая, надеясь таким образом ослабить переживания. - Я часто предлагал жене приехать сюда: я ведь всю жизнь прожил, можно сказать, по соседству и ни разу не был здесь. Но, - казалось, он усиленно избегал смотреть на хранившую молчание Джоан и потому, не отрываясь, смотрел на Дайну, - она всегда находила то одну, то другую причину, мешавшую сделать это, и вот теперь, после того что произошло, мы здесь... но мне почему-то в это не верится. - Его глаза умоляли Дайну: "Пожалуйста, скажите мне, что все это - глупая шутка".
- Мне очень жаль, - ответила Дайна и ей показалось, будто он вздрогнул.
- Жаль? Что вы знаете о жалости? - С самого начала разговора это были первые слова, произнесенные Джоан. Дайну поразило, насколько ее голос не похож на голос Мэгги и испытала облегчение.
- Я была ее лучшим другом, Джоан.
- Миссис Рэтер, - она, не моргая, смотрела на Дайну холодными голубыми глазами. - Что люди, вроде вас, - она произнесла слово "люди" так, как кто-нибудь другой мог сказать "грязь", - знают о дружбе... или семье, а? Я не видела Мэгги после того, как она уехала из Сент-Мэри. С тех пор прошло много времени. - В ее взгляде горел тихий огонь, типичный для многих ярых протестантов, неспособных выразить свои чувства. - Слишком много для сестер. Чересчур много. - Она шагнула к Дайне, и та увидела, как муж ухватил ее за локоть, точно опасаясь, что она собирается затеять драку. - Я не могу понять, почему она уехала и что она могла найти здесь. Впрочем, возможно, она подходила к этому месту, потому что не была особенно счастливым человеком. Ведь никто из вас, живущих здесь, не счастлив. Я знаю это. Вы обретаете счастье, только пожирая друг друга живьем.
Он не проявлял недовольства по поводу того, что она из-за кулис смотрела представления, так как, вероятно, полагал, что испорченность и развращенность исходит не сколько снаружи, а сколько изнутри. Дайна же со своей стороны завороженно наблюдала за фантасмагорическим сногсшибательным парадом человеческой плоти. Прежде ей показалось бы невероятным, что тело способно совершать так много различных и необычных движений. Однако постепенно она начала понимать, что это было искусство - Дайна не сомневалась, что речь идет именно об искусстве - не только тела, но и ума. Женщины, с которыми она там знакомилась, принадлежали к миру, совершенно незнакомому для нее, и обладали глазами-рентгенами, просвечивавшими насквозь душу каждого мужчины, появлявшегося в театре.
Именно в "Нова" она стала понимать сущность актерского ремесла. Она убедилась, что там на сцене ты можешь делать что угодно, быть кем угодно, действовать и жить во имя каких угодно намерений и целей, выставляя напоказ темную сторону себя самого, не испытывая стыда и не боясь наказания. В конце концов, артистки в "Нова Берлески Хаус" всего лишь исполняли роль на сцене, хотя публика всегда придерживалась иного мнения. Дайна думала о том, как это замечательно иметь возможность жить несколькими жизнями одновременно! Иметь свободу делать... что?
Все, чего пожелаешь.
Одним студеным зимним вечером, когда темнота навалилась на городские покровы с такой силой, что рассеянный свет фонарей безнадежно проигрывал в схватке с мраком, а западный ветер свирепствовал, с воем проносясь вдоль 42-й стрит, Бэб и Дайна, поднявшись по стоптанным ступенькам рахитичного вида лестницы, вошли в вестибюль "Нова".
Дежуривший в кабине при входе Рустер дремал возле заляпанного жирными пятнами кофейника, сквозь прозрачные стенки которого было видно здоровенное насекомое, плававшее в остывшем кофе.
По бокам уединенного убежища, где подперев голову рукой, сидел Рустер, росли две пальмы, такие чахлые и запыленные, какие никогда еще не попадались Дайне на глаза. Вокруг не было никого. Из зала, где шло шоу, доносились приглушенные отзвуки музыки, в которых выделялись ударные.
- Руки вверх, скотина! - рявкнул Бэб над ухом Рустера. Широко открыв сонные глаза, тот вскочил с поразительной быстротой, одновременно потянувшись под конторку, где лежал наготове дробовик с обрезанным стволом.
Однако в следующее мгновение он увидел Бэба, и на его лице появилось облегченное выражение.
- Господи! - он перевел дух. - Если ты будешь повторять подобные шутки, то в конце концов заработаешь пулю в лоб!
Бэб рассмеялся и похлопал Рустера по плечу.
- Не следует спать, сидя за рулем, а то придет Алли со своими людьми и размажет тебя по стенке. Рустер фыркнул.
- Этот козел знает, что к чему получше твоего, брат. Пусть только заявится, и мы покажем ему, где раки зимуют. - Он вытащил на свет обрез и похлопал его по стволу. - Как ты думаешь, почему мы делаем ступеньки пошире, умник? - Он навел оружие на чернеющий провал лестницы. - Бац! Этих ублюдков унесет назад в Пуэрто-Рико, ха-ха!
Бэб отвел от себя дробовик.
- Смотри, куда целишься, сукин сын. Я пообещал своей маме, что не стану умирать. Рустер, тихо заржав, убрал обрез.
- Не бойся, брат, ничего не случится! - Он повернулся к Дайне. - Как дела, мисс?
- Прекрасно, Рустер.
- Послушай, я дам тебе добрый совет. Если эта перекормленная горилла будет плохо обращаться с тобой, приходи сюда, лады? Ты ведь знаешь, где искать друзей.
- Ага! - проворчал Бэб. - Не слушай его, мама. Ему просто смерть как хочется залезть к тебе в штанишки.
- Ты - бессердечный человек, Бэб, - отозвался Рустер, состроив грустную физиономию. - Понимаешь! Бессердечный.
- Зато я говорю правду, - рассмеялся Бэб. - Мой офис свободен?
- Да, там только Марта - месяц подходит к концу. Зайдя внутрь, они прошли сквозь вестибюль, залитый резким голубым светом, и по наклонному боковому коридору добрались до запертой двери, обитой крашеной жестью, укрепленной кое-где стальными полосками. Бэб принялся стучать в нее ладонью, пока она не приоткрылась чуть-чуть.
- Привет, - сказал он, обращаясь в полумрак, и дверь отворилась пошире ровно настолько, чтобы впустить их.
В охране был Тони - широкоплечий парень с низким лбом и сильно вьющимися короткими волосами. Аккуратные усы, красовавшиеся на его лице, уже начинали седеть на кончиках. Он являлся обладателем маленьких глаз неопределенного цвета, трех малышей, пухлой жены, выглядевшей так, точно она постоянно была беременна, кривых ног и запаха, сопровождавшего Тони повсюду, вне зависимости от того, когда он последний раз мылся. Он легонько стукнул Бэба по плечу и немного потискал Дайну, поинтересовавшись в бессчетный раз, не желает ли она полюбоваться на его семейные фотографии.
Бэб, однако, не позволил девушке задерживаться, оттащил ее от Тони, зная, что она позволяла тому такое фамильярное отношение куда чаще, чем думала сама.
По дороге в офис она отстала от Бэба и, остановившись, заглянула в щелку между пыльными занавесями в зал. Ее глазам предстала Дениза - высокая, стройная брюнетка, приближавшаяся к тридцати. В этот момент она демонстрировала поистине поразительные акробатические этюды, в которых участвовала нижняя часть ее тела. Дайна уже успела выучить наизусть почти все постоянные номера программы, хотя в ней каждую неделю происходили изменения, и одни артистки сменяли других.
Дениза перешла к следующему пункту своего выступления. Нашелся доброволец, согласившийся, повернувшись лицом вверх, просунуть свою голову ей между ног, и Дениза перешла к раскалыванию сырого куриного яйца при помощи одних лишь мышц влагалища. Музыка замолкла, аудитория затаила дыхание и замерла на месте. Наконец, с резким треском, яйцо раскололось, и липкая масса потекла в ожидавший рот. Дайна услышала общий вздох из скрытого полумрака зала, сменившийся постепенно усиливавшимися аплодисментами.
Бэб уже зашел в офис, но девушка продолжала стоять, зная, что Дениза еще даже не разогрелась.
Дайна завороженно наблюдала, как та обнаженная приступила к "стриптизу наоборот", медленно и эротично подбирая с пола чулки, и натягивала их, лаская свои длинные ноги. Повернувшись, она одела кожаный ремень вокруг талии. Дениза двигалась по сцене, ни разу не взглянув в сторону аудитории, создавая полное впечатление, будто она, сидя дома в совершенном одиночестве, готовится куда-то пойти.
Теперь уже совсем отвернувшись от зрителей, она прошла к туалетному столику, вывезенном для нее на сцену, и принялась накрашиваться при помощи карандаша для глаз, румян, губной помады и туши. В конце концов она вновь предстала перед публикой еще более прекрасная: не бросавшийся в глаза макияж оттенял ее глаза и рот.
Потом она начала расчесывать длинные волосы. При каждом движении руки ее грудь прыгала, то опускаясь вниз, то возвращаясь назад.
Дениза встала провела пальцами вдоль бедер, по бокам, затем положила ладони на груди и принялась мять их, пока их кончики не напряглись. Облизав губы, она быстро провела одной рукой по влагалищу. Ее бедра на мгновение раздвинулись, точно по ним прошла искра электрического возбуждения. В следующее мгновение Дениза сняла бюстгальтер с небольшого зеркала на столике и быстро скользнула в него. Наклонившись вперед, она потерла материю вокруг затвердевших сосков. Нагнувшись, она надела туфли на шпильках.
Подняв бледно-лиловое длинное платье, она неторопливо втиснулась в него и застегнула молнию на боку. Теперь она была одета весьма скромно, если не считать длинного, до самого пояса разреза на бедре.
Далее наступил черед украшениям. Дениза нацепила сережки, надела два браслета повыше локтя на одну руку, а на шею - ожерелья, спускавшееся к ней на грудь.
Она медленно подошла к самому краю сцены. Откуда-то она извлекла пару замшевых перчаток под цвет платью. Ее волосы были перехвачены лентой - так, что она казалась похожей на юную девушку.
С какой-то чувственной игривостью она натянула перчатки, потирая при этом кончик каждого пальца в отдельности. Потом внезапно она протянула руку к публике-л вытащила на сцену одного из зрителей.
Без предупреждения Дениза расстегнула молнию на его брюках и извлекла пенис. Слегка наклонившись и вытянув губы, она подула на него и принялась нежно поглаживать его, пока, наконец, не почувствовала, как он возбуждается. Тогда ее движения стали энергичнее, она начала постанывать в такт им. Ощутив предостерегающую дрожь, Дениза отвела назад платье, так что подрагивавший пенис слегка задевал волосы у нее на лобке.
За кулисами Дайна повстречалась с Эрикой, отдыхавшей на стуле, скрестив перед собой голые ноги и куря маленькую сигару с белым фильтром, на плечи она накинула поношенную рубашку, не прикрывавшую, однако, грудь. Дайна подметила, что Эрика получает удовольствие от собственной наготы.
- Как у нее это получается?
Эрика подняла голову. У нее были васильковые глаза и короткие светлые волосы.
- О ком ты говоришь, liebchen? О Денизе? А. - Она затянулась, крепко сжав при этом чувственные губы. - На самом деле, довольно просто. Она дает им именно те, чего они хотят. Мы знаем, что они собой представляют. - Она пожала плечами. - Знание человеческой природы - вот в чем суть, понимаешь? Что может быть более очевидным.
- И оно никогда не подводит...
- О, видишь ли, Дениза знает толк в этом. Я полагаю, она действует как радар. - Эрика положила сигару в стоявшую перед ней зеленую металлическую пепельницу. - Она знает, кого выбрать из зала. Хотя, разумеется, только из первого ряда. Она не выходит по-настоящему туда, к публике. - Она внимательно оглядела Дайну. - Они сами идут к ней. - Эрика слегка улыбнулась, и ее странная холодная улыбка показалась Дайне непостижимой и непроницаемой. - Это - необходимый урок жизни, liebchen, a?
Дайна брела вдоль стены комнаты, задумчиво проводя пальцем по пыльным зеркалам.
- Ты счастлива здесь? - поинтересовалась она после небольшой паузы.
Она услышала резкое шипение всасываемого воздуха - это сигара вновь очутилась в пальцах Эрики.
- Счастлива? - повторила Эрика вслед за собеседницей. Однако это было не просто эхо, но наполненное новым смыслом привычное понятие. - Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, liebchen, что значит порвать со своим прошлым? Пойми меня правильно, я не имею в виду просто бегство, а полное отречение: забыть, поклясться не вспоминать его никогда - вот что это значит. - Она разом выпустила из легких целое облачко сизого едковатого дыма. - Ты можешь понять это?
Дайна не сводила с нее широко открытых глаз.
- Не знаю, - ответила она. - Думаю, да. Эрика вновь одарила ее той же странной, леденящей улыбкой.
- Нет, liebchen, не можешь. Никто не может, за исключением... за исключением тех, кто достиг этого сам.
- Ты говоришь и о себе тоже?
- О, да. - Улыбка не сходила с лица Эрики, и Дайна почувствовала, что ее уже начинает трясти. - И о себе. Видишь ли, со мной, вообще, особый случай. Довольно уникальный. Я убежала от всего и очутилась на обратной стороне мира и теперь, да, я счастлива, потому что стала тем, кем хотела.
Наступило молчание, на сей раз более продолжительное. Однако Дайна все же не могла удержаться от вопроса.
- И чем же именно?
В этот момент их ушей достиг взрыв аплодисментов, длившийся довольно долго. Эрика поднялась и одела вокруг горла острый воротничок. Васильковые громадные глаза невинно взглянули на Дайну; коралловые губки отворились.
- Нулем, liebchen. Полным ничтожеством. Она выпорхнула на сцену в то самое мгновение, когда за кулисами появилась вспотевшая и растрепанная Дениза.
- Господи, вот это толпа! - Натянув рубашку, она села и вытряхнула сигарету из пачки. - Привет, малышка! Видала представление?
- Большую часть, - ответила Дайна.
- Тебе никогда не надоедает, верно?
- Угу.
Дениза, улыбнувшись, вытерла пот со лба.
- Это хорошо. Я имею в виду, то, что набираешься всего. Нет, - она подняла ладонь, - я не призываю тебя стать одной из нас. Наоборот, пока Бэба нет поблизости, я хочу сказать тебе, брось ты все это к чертовой матери.
- Я что-то не вижу, чтобы ты сама бросала все это.
- Нет, но я другое дело.
- Не понимаю, почему.
- Видишь ли, милочка, я все здесь люблю. К тому же я появляюсь и ухожу, сама распоряжаясь своим временем. Это хорошо, но я вынуждена возвращаться, так как должна работать во время, свободное от занятий в Нью-йоркском университете. Этот курс "Пи-Эйч-Ди"17 ужасен... - Она посмотрела на Дайну. Ты не понимаешь - Нет, да и с чего бы?
- Но мне кажется, я понимаю. Я думаю, что я по той же самой причине здесь и... с Бэбом. Просто потому что, возвращаясь домой, я чувствую себя... по-другому.
В первое мгновение Дениза не ответила ничего, потом, протянув вперед руку, сказала:
- Иди сюда, милочка. - Она погладила Дайну по спине. - Знаешь, а ты права. Да. Но все же... - Ее глаза затуманились. - Все же, - повторила она, наклоняясь вперед и целуя Дайну в лоб, - то, что ты видишь здесь - всего лишь волшебный сон.
Улыбнувшись, она похлопала Дайну пониже спины.
- Ну, теперь иди, - сказала она низким голосом. - Я вернусь завтра, Дайне не хотелось уходить.
- Ты уйдешь или нет? Мне надо учиться.
- А, - произнес Марти, разглядывая Дайну сквозь двухфокусные линзы очков. - Я так и думал, что ты придешь сегодня. Я принес тебе пирожков с джемом. - Он поднял маленький белый сверток с захламленного стола и потряс им.
- Привет, спасибо, Марти. Ты не забыл. - Взяв сверток, она извлекла оттуда пирожок.
- Что значит, не забыл? Конечно, не забыл. Именно за это мне платят деньги. - Он похлопал себя по лысеющей макушке. - Запомни это. Моя жена говорит: "Марти, у тебя в голове задерживаются не одни только цифры". В этом котелке целый резервуар, и я плаваю в том, что мне хотелось бы забыть. Пожалуйста, - он очистил сидение разваливающегося кресла от стопок бумаг, положив их на крышку старого сейфа, - садись.
Когда она уселась и принялась за пирожки, он поинтересовался: "Как в школе?".
- Вроде, нормально.
- Я надеюсь, ты учишься хорошо? - подозрение вкралось в его голос. Он помахал рукой. - Ты ведь... не водишь меня за нос? Образование - важная вещь. Даже Бэб согласен с этим, не так ли? Видишь? Ты ведь не хочешь кончить, как бедная Дениза?
- Бедная Дениза? Что ты имеешь в виду? Она скоро закончит учиться.
Марти, нагнувшись, смахнул прилипшие к уголкам ее рта крошки от пирожков.
- "Нова" - неподходящее место для девушки с такой головой. - Он указал мозолистым пальцем на Дайну. - Это относится и к тебе.
- Эй, дай ей передохнуть, - пробурчал Бэб из другого угла. - Она знает, чего хочет.
- Фью! - Марти энергично махнул на него рукой. - Она еще слишком молода, чтобы знать что-то о своих желаниях.
- Я думаю, возраст тут не имеет никакого значения, - возразила Дайна.
- Ты думаешь так сейчас. Пройдет время, и ты сама увидишь.
- Она не увидит ни хрена, пока я не разберусь с этими цифрами, - мрачно заметил Бэб, - так что утихомирься.
- Ну-ка, - сказал Марти, наклонясь к нему. - Дай я погляжу.
- Убери свои лапы, Джек. Тебе вовсе незачем соваться сюда.
- В чем дело? Ты полагаешь, я не знаю, что стоит за цифрами? Какое мне дело? - Он потянул из рук Бэба желтый разграфленный лист бумаги. - Давай. У меня уйдет на это минута, а потом ты сможешь отвести Дайну куда-нибудь хорошо поужинать. В нынешнем месяце ты можешь это себе позволить.
Марти едва успел приступить к изучению цифр, бормоча: "Где же ты все-таки научился писать?", когда дверь в офисе распахнулась. Человек в желто-коричневом пальто возник на пороге, сжимая в руке полицейский револьвер 38-го калибра. Он попеременно переводил черный смертоносный ствол на каждого из присутствовавших поочередно. Его лицо было скрыто под бело-красно-голубой лыжной маской, так что наружу выглядывали лишь глаза и толстые розовые губы.
Он сделал два шага вперед, и за его спиной показался второй человек, одетый похоже, но ростом немного повыше первого. Из полумрака, царившего в коридоре, до них долетел унылый голос Тони: "Откуда мне было знать? Они сидели в зале и натянули маски, прежде чем кто-либо сумел разобраться..."
- Заткнись! - рявкнул тот из налетчиков, что был повыше. Слегка расставив ноги, он стоял, сжимая обеими руками "Магнум" 0.357.
Никто из находившихся в комнате не шевелился.
- Ладно, - сказал первый из бандитов. - Гоните бабки.
- Какие бабки? - спросил Марти.
- Эй ты, вонючка, брось шутить. - Он указал мушкой пистолета в направлении старого сейфа у задней стены, по сторонам которого сидели Марти и Дайна. Открывай его. Живо.
- Здесь никто не знает комбинации, - пытался протестовать Марти, - кроме того...
Дайна подпрыгнула на месте от страшного грохота. Марти, широко распластав руки, отлетел к стене. Его карандаш упал на пол и покатился; кровь обильно текла из дырки в груди. Выстрел производился в упор, и ударная волна оказалась так сильна, что очки слетели с носа несчастного.
- Я ничего не вижу, - прохрипел он. Струйки крови стекали из уголка его рта. Грудь Марти дважды тяжело поднялась, словно преодолевая сопротивление непомерного давления и опала, как проколотый резиновый мяч.
- Марти, - тихо позвала Дайна. Потом повторила уже погромче. - Марти!
Первый нападавший направил пистолет на нее.
- Ты, - приказал он. - Заткнись!
- Что там происходит? - закричал Тони.
- Я предупреждаю тебя, обезьяна..., - сказал тот, что был повыше.
- Тони, - крикнул Бэб. - Все в порядке. Не делай ничего.
- Что я могу поделать, когда у меня перед носом "Магнум".
- Это - призрак, обезьяна.
- Ладно, - повторил первый блондин. - Выкладывай их.
- Давай сначала все остынем слегка, - мягко сказал Бэб. Он все время стоял, не шелохнувшись, а Дайна думала про себя: "Что значит, все в порядке. Совсем наоборот. Ведь Марти застрелили".
- Эй, не вздумай рассказывать мне...
- Как делаются дела, детка. - Бэб развел руками, показывая пустые ладони. - Какой вам прок от покойников? Этот старый дурень вряд ли теперь сможет открыть какой-либо сейф, а?
- Что ты наделал? - спросил второй блондин. - Прикончил одного из них?
- Пришлось! Теперь они знают, что дело серьезное. Где-то в этой дыре должно лежать полмиллиона.
- Да, детка, - радостно улыбаясь, подтвердил Бэб. - И теперь я единственный, кто знает где, понимаешь? Теперь давайте поговорим, как джентльмены. Я хочу только, чтобы больше не было стрельбы.
Первый блондин покачал головой.
- Разговора не получится, нигер. Тебе придется отдать денежки, пока я не стал думать о том, что могу сделать с этой крошкой.
- Ладно, - ответил Бэб. Улыбка по-прежнему не сходила с его лица. - Ты отвечаешь за все, приятель...
- Не сомневайся, нигер. Давай, пошевеливайся.
- Я должен встать на ноги, хорошо?
- Да, да, - раздраженно кинул тот. - Только шевелись.
Бэб так и сделал. Не отрывая ладоней от стола, он каким-то образом умудрился перебросить свое массивное тело через стол. В самый последний момент он успел выпрямить мощные ноги, и их удар пришелся на ствол револьвера.
Пистолет вылетел из рук незваного гостя, и через долю секунды на того обрушился вес огромного тела.
Нападавший рухнул как подкошенный. Бэб, сидевший на нем верхом, поднял правую руку. Его кулак, мелькнув в воздухе, врезался слева в закрытое маской лицо. Раздался резкий треск, а вслед за ним отчаянный вопль.
Дайна вздрогнула, когда прогремел еще один выстрел, на этот раз из "Магнума". Девушка упала с кресла на пол, закрывая уши руками.
Бэб уже был возле двери. Дайна услышала рычание, ужасные звериные звуки, и внезапно в офис ввалился второй бандит, и Бэб с перекошенным от ярости лицом гнался за ним по пятам. Настигнув грабителя, он ухватил его за пальто одной рукой, а другой нанес короткий и страшный апперкот в самую середину груди. Кошмарный треск ломающихся гостей заглушил все остальные звуки. Противник Бэба свалился на пол, даже не пикнув: его сердце остановилось, порванное осколками разбитой вдребезги грудной клетки.
Бэб окинул взглядом Дайну. Его дыхание даже не участилось.
- Ты в порядке, мама?
Она безмолвно кивнула.
- Что с Марти?
Бэб поднял ее на руки и понес наружу, перешагивая через трупы и лужи крови и протискиваясь сквозь толпу любопытствующих, столпившихся за кулисами. Он взглянул мельком на Тони, когда проходил мимо него, и шепнул на ухо Дайне.
- Забудь о нем, мама.
Дайна, закрыв глаза, пыталась унять дрожь во всем теле, но у нее не выходило из головы тихая улочка в Бенсенхерсте, на которой жил Марти. И вопрос, что скажет его жена другим членам общества "Ледиз Эйд"?
Взгляду невозможно было пробиться сквозь плотную толпу репортеров и фотокорреспондентов, сгрудившихся у высоких железных ворот кладбища Форест Лон.
- Боже, - заметил Рубенс, поворачивая голову. - Берил была права. У тебя есть отличная возможность рассказать им о ходе съемок.
- Не изображай из себя такого бесчувственного ублюдка, - тихо отозвалась Дайна. Обрывки воспоминаний, подобно обломкам кораблекрушения, бороздили поверхностные слои ее сознания. - Все это для Мэгги.
- Похороны никогда не устраиваются для покойников, - он говорил тоном человека, обладающего большим опытом в таких вопросах. - Они нужны, чтобы слегка утихомирить страхи живых. - После небольшой паузы он добавил. - Меня похороны совершенно не интересуют.
- Почему? Потому что ты не боишься?
- Да.
Дайна в шутку задала этот вопрос, однако ответ прозвучал абсолютно серьезно. Она внимательно посмотрела на Рубенса. Тот, замолчав, глубоко затянулся и с легким шипением, точно дракон, выпустил изо рта струйку сизого дыма. Когда их лимузин приблизился к волнующейся толпе, Дайна откинулась на спинку сидения и, заключив сильные ладони Рубенса в свои, крепко стиснула их.
Было раннее утро, и солнечные лучи, едва пробивавшиеся сквозь плотный туман, еще не припекали по-настоящему. Однако многочисленные фотовспышки, сопровождавшие продвижение автомобиля сквозь толчею у входа, создавали бледное освещение, призрачное и разноцветное, как во время съемок фильма ужасов.
Несмотря на усиленную охрану, некоторым журналистам удалось просочиться внутрь. В своем фанатическом стремлении состряпать гнусные статейки, предназначенные для поддержания образа Голливуда, они казались Дайне почти не людьми. Некоторые из них залегли за резные мраморные памятники на могилах, другие сидели на корточках в тени деревьев, точно дети, играющие в прятки, но все без исключения неутомимо щелкали один кадр за другим, едва успевая менять пленки в фотоаппаратах, огромные объективы которых высовывались из-за импровизированных укрытий.
Выйдя из машины, Дайна на мгновение остолбенела. Она была совершенно сбита с толку - до того, представшая перед ней женщина походила на Мэгги. Бок о бок с ней стоял Бонстил и невысокий мужчина в темном костюме, который был великоват ему.
Бонстил представил их как Джоан и Дика Рэтер. Джоан была сестрой Мэгги. Слегка косивший на один глаз Дик сообщил, что он родом из Солт-Лейк Сити, где они и жили вместе с Джоан, а также то, что он продает пылесосы. Дайна и не подозревала, что кто-то может зарабатывать на жизнь подобным образом.
- Какое ужасное горе, - Рэтер спешил высказаться, как один из тех людей, которые, будучи расстроенными, не знают, что им делать, и говорят, не умолкая, надеясь таким образом ослабить переживания. - Я часто предлагал жене приехать сюда: я ведь всю жизнь прожил, можно сказать, по соседству и ни разу не был здесь. Но, - казалось, он усиленно избегал смотреть на хранившую молчание Джоан и потому, не отрываясь, смотрел на Дайну, - она всегда находила то одну, то другую причину, мешавшую сделать это, и вот теперь, после того что произошло, мы здесь... но мне почему-то в это не верится. - Его глаза умоляли Дайну: "Пожалуйста, скажите мне, что все это - глупая шутка".
- Мне очень жаль, - ответила Дайна и ей показалось, будто он вздрогнул.
- Жаль? Что вы знаете о жалости? - С самого начала разговора это были первые слова, произнесенные Джоан. Дайну поразило, насколько ее голос не похож на голос Мэгги и испытала облегчение.
- Я была ее лучшим другом, Джоан.
- Миссис Рэтер, - она, не моргая, смотрела на Дайну холодными голубыми глазами. - Что люди, вроде вас, - она произнесла слово "люди" так, как кто-нибудь другой мог сказать "грязь", - знают о дружбе... или семье, а? Я не видела Мэгги после того, как она уехала из Сент-Мэри. С тех пор прошло много времени. - В ее взгляде горел тихий огонь, типичный для многих ярых протестантов, неспособных выразить свои чувства. - Слишком много для сестер. Чересчур много. - Она шагнула к Дайне, и та увидела, как муж ухватил ее за локоть, точно опасаясь, что она собирается затеять драку. - Я не могу понять, почему она уехала и что она могла найти здесь. Впрочем, возможно, она подходила к этому месту, потому что не была особенно счастливым человеком. Ведь никто из вас, живущих здесь, не счастлив. Я знаю это. Вы обретаете счастье, только пожирая друг друга живьем.