Страница:
— Две сорок, две пятьдесят, три… Три десять, — начал отсчет конца времени Лом.
— Все! — Я остановилась, подняла руки вверх — напряженными ладонями к солнцу, как это полагается в лапландском степе, и ветер довершил дело, подхватив верхнее полотнище юбки, и два нижних — с кружевами, и еще многоярусную сатиновую подкладку, и хлестнул меня этим в лицо.
Снимал меня с крыши шофер, или телохранитель. Лом настолько вошел в роль оператора танцовщицы степов, что совершенно успокоился и протянул хозяину машины нашу карточку. Тот достал две сотенные.
— Отдай кассету, — кивнул он на камеру.
— Ну что вы, — вытаращил глаза Лом, — это наша наработка задень. Здесь, кроме.танца, еще презерватив на матрешке и собака со шкуркой чернобурки…
Хозяин молча добавил еще одну сотню. Я втиснулась между ним и начинающим звереть Ломом и приступила к улаживанию конфликта.
— Такие деньги за рабочую кассету мы не берем. Ведь основное в нашем деле — монтаж, понимаете? У вас будет полноценный фильм, с вступлением, заключением, рекламой…
— Рекламой?.. — обалдел хозяин.
— Конечно, мы добавим еще парочку наших лучших фильмов для рекламы, может быть, вам захочется после этого обратиться к нам не только по поводу степа. И заплатить можете при получении кассеты…
— Когда? — перебил меня хозяин, настойчиво протягивая свои сотни и не отводя подозрительного взгляда от Лома. Уже отъезжая, он высунулся из окна и поинтересовался на ходу:
— А на крыле самолета сколько будет стоить?
— Послушай, Ахинея, — шепотом уговаривал меня Лом в сумраке комнаты для психологического расслабления под еле слышную успокаивающую музыку, — ты сама разрешила использовать наш архив по моему усмотрению. Не перебивай меня только одну минуту, я все объясню. Этот кабан из “Мерседеса” позвонил через две недели и спросил, могу ли я сделать пару фотографий для рекламы автомобиля. Он уверял меня, что их увидят только в Германии на выставке, всего-то было сделано сто двадцать плакатов, понимаешь!
— Пусть принесут плакат.
— Ахинея, они боятся, что ты его… Что тебе не понравилась эта девушка на плакате, то есть тебе не понравилась ты…
— Я ничего не сделаю, только посмотрю.
— Не надо, Ахинея, ты опять расстроишься.
— Что там написано?
— Там, конечно, не “Мерседес” под тобой, а “Москвич”, но тоже ярко-желтый, и написано: “Подари своей девушке мечту!”
— Зачем в Германию везти рекламный плакат “Москвича”? — Я перестала что-либо понимать.
— В Германии сделали плакаты с их машиной, последним “Мерседесом”, а потом наш АЗЛК попросил меня…
— Ты скотина, — равнодушно замечаю я.
— Мы купили тогда самую лучшую приставку, — винится Лом. — И вторую камеру…
— Почему ты выбрал именно этот кадр, ну почему?! — Я бью кулаком по мягчайшей коже мягчайшего кресла.
— Ахинея, посмотри на себя в зеркало. В твои глаза вообще заглядывать опасно, а цвет кожи, а пластика локтей и колен! У меня есть один снимок, где только твой рот. Приоткрытый, с оттопыренной нижней губой. Это же икона для онанистов! Не хотел тебе говорить, но если бы ты согласилась со мной работать по ню…
— Я уже не согласилась. Я не согласилась пять лет назад, ты обещал никогда больше не затрагивать эту тему!
— Ладно, виниться так виниться. Я продал на рекламу еще пару кадров. Нет, не твоих, — предупреждает он мое возмущение.
— Не моих?..
— Нет, съемку делала ты. Там совершенно зашибенная тетка в трусиках и лифчике бегает по комнате за мужиком в плавках, носках и галстуке.
— Боже-э-э-э… Только не это!
— Они балуются с обезьяной в шортах.
— Что можно рекламировать подобными кадрами?! — С шипением я подхожу к Лому, потому что от ужаса и негодования вдруг осипла.
— Не помню, — Лом вжимается в кресло и смотрит на меня снизу с покорным отчаянием. — Может быть, йогурт… “Только с нашим йогуртом день начнется неожиданно весело”, а?.. Нет, не помню…
— Что же мне с тобой делать?! — Сжимая кулаки и кусая губы, я стараюсь не заорать или не расплакаться.
— Ахинея, я хочу, чтобы ты меня ударила, — вдруг встает и говорит шепотом Лом.
Отлично! Размахнувшись, закатываю ему сильную оплеуху. Только я успела подумать, что за последние сутки бью уже второго мужчину этой самой рукой, как Лом сладострастно прошептал:
— Еще!..
Я бью его в левое ухо, потом толчком — в лоб, а когда Лом падает, сажусь сверху, захватываю рукой кудряшки и долблю затылком в пол. Все это время он громко и надрывно стонет и бессмысленно улыбается, и от этой улыбки я свирепею еще больше. И только когда меня оттащили два охранника, когда я дернулась от запаха нашатыря, когда полностью потерявший невозмутимость директор “Секрета” стал настойчиво интересоваться, зачем я все-таки сегодня, в такой погожий осенний день, пришла в его офис, я вспомнила, что Лом успел проглотить два с половиной пирожка.
— Я… ключ… Я принесла ключ, чтобы вы определили, от какого он сейфа.
— Спасибо за визит, но давайте встретимся в другой раз. — Он категоричен, он удивлен и озабочен состоянием бедного Лома, которому в соседней комнате врач делает примочки и успокаивающий укол. Это от его услуг я так опрометчиво отказалась.
Я глубоко вздыхаю и говорю строгим голосом:
— Сядьте!
Удивленный директор опускается в кресло руководителя по ту сторону стола. Выдержав паузу минуты в полторы, короткими доходчивыми предложениями я объясняю причину вдруг накатившего на меня раздражения. Сначала я представилась, и удивленный директор узнал, что я и есть основной исполнитель заказов по видеосъемке рекламы и информационных роликов. И что пришла я в его фирму в такой спокойный погожий осенний день не для того, чтобы устроить тут показательный припадок, а исключительно по делу, то есть по его приглашению. Пришлось, конечно, сказать, что больше всего меня в помещении фирмы “Секрет” расстроил именно плакат на стене с моим изображением. Потому как я точно помню, что танцевала на крыше автомобиля исключительно для рекламы зубной пасты “Хвойная”, и то, что мой напарник продал потрясающие кадры танца какому-то там автомобильному заводу, так меня расстроило, ну, вы же понимаете?..
Он не поверил. Он сходил в коридор, где, вероятно, внимательно всматривался в лицо девицы в прыжке, а я, предположив, что именно этим директор и занят, быстренько расплела свою короткую косицу и, как могла, растрепала волосы. И к моменту его появления в дверях кабинета приняла позу расслабленной пантеры, голову отвернула к окну, а глаза скосила к двери, слегка прикрыв их взлохмаченной прядкой. Получилось неплохо, судя по тому, что, войдя, директор дернулся и уже совершенно другой походкой подбирался к своему столу.
— Ну, допустим, — проговорил он, усаживаясь в кресло и не отпуская своими глазами мои. — Допустим, вы так переживаете из-за зубной пасты “Хвойная”, но обращаться подобным образом с напарником по работе!..
— А что вы делаете, если ваш работник продает важную конфиденциальную информацию постороннему заинтересованному лицу?
Директор задумался и посмотрел на меня уже не так осуждающе.
— Отношения между напарниками по работе — это ведь всегда отношения между мужчиной и женщиной, между двумя женщинами или между двумя мужчинами, так ведь? Важно установить определенный уровень, устраивающий всех. Например, моего напарника не устроит, если я его уволю. Его более чем устраивает такое выяснение отношений, свидетелем которого вы невольно стали. Поверьте, у меня и в мыслях не было устраивать погром именно в вашей организации, тем более что я пришла по делу. Хотелось бы к этому делу перейти, но вы весьма озабочены состоянием пострадавшего, да?
Директор подумал и кивнул.
— Давайте спросим его самого, насколько он возмущен моими методами разрешения споров.
Идем в соседнюю комнату. С дивана, отстранив живописнейшую грудастую женщину в халате из прозрачного белого шелка, приподнимается Лом, смотрит на меня умильными ласковыми глазками и громко сообщает:
— Ахинея, ты!.. Я люблю тебя, Ахинея!
— Вот видите, — закрываю я дверь перед оторопевшим директором. — Перейдем к делу?
Я положила на стол ключ с биркой, найденный мною в цветочнице Ханны. Директор побледнел. “Разрешите взглянуть?” Да пожалуйста! Взглянул, сильно задумался. “То есть вы хотите узнать, что открывает этот ключик?” Да, именно это я и хочу узнать и надеюсь, что это не самая трудная работа для охранной фирмы “Секрет” с достаточно большим штатом сотрудников в одинаковой форме?! Он нажал кнопку и вызвал одного из них. Сотрудник подошел к столу, посмотрел на ключик, потом на меня. “Нет проблем!” — бодрым голосом заявил сотрудник. “Ты думаешь?” — засомневался директор. “Пусть подпишет заявку на поиск информации”. — “Ничего не подпишу, — тут же категорично заявила я, — но и у вас возьму заказ на рекламную съемку без договоров и без оплаты”.
Некоторое время коллеги совещаются, потом интересуются, сколько может стоить десятиминутный ролик о работе специально подготовленных экзотических охранных систем? Мне бы насторожиться, выяснить, что это за идиотское словосочетание — “экзотические охранные системы”, но я слишком утомлена избиениями мужчин (двоих за день!), что, впрочем, для хранительницы очага вполне объяснимо: это женщины-воины могут идти по жизни, раздавая оплеухи по любому поводу, а утешительницы должны быть предельно нежными, добрыми и терпеливыми одновременно. Узнав, о какой сумме идет речь, мужчины посмотрели на меня с уважительным удивлением и согласились на сделку “в счет взаимных услуг”.
— Сколько времени вам понадобится, чтобы найти замок для этого ключика? — интересуюсь я, посмотрев на часы. Половина четвертого.
— Нисколько, — встает директор, идет в соседнюю комнату и через полминуты возвращается с распечаткой.
— Вот это скорость! — Я восхищенно смотрю в бумажку. Название банка, адрес, номер ячейки! Это, понятно, номер 9, но еще прилагается время работы банка и даже в субботний день! До семнадцати тридцати.
Напоследок, чтобы как-то загладить впечатление от моего нечаянного буйства, я отпускаю комплимент. И директор тут же отпускает комплимент! Он, оказывается, видел на последней выставке охранных систем наш с Ломом ролик, где кошка играет с сигнализатором, и сразу решил сделать нам заказ. Я не выразила удивления и не бросилась в соседнюю комнату, хотя, если честно, правая ладонь сразу же зачесалась. Я просто про себя решила, что вытрясу из Лома все сведения о его побочной деятельности в сфере рекламы, и сегодня же! Благодарственно улыбнувшись, я скромно поинтересовалась:
— Неужели вы все ключи от всех банковских сейфов в городе узнаете по внешнему виду?!
— Простите, как вас по отчеству?
— Викторовна, а что?
— Ахинея Викторовна… Понимаете, специфика нашей работы предусматривает определенную секретность, но этот ключ я узнаю теперь из тысячи подобных и адрес банка запомню наизусть. И говорю я вам это потому, что вы, вероятно, в этот банк придете последней.
— Последней?..
— Такой странный день сегодня. Вы — наш четвертый клиент за день. Угадайте, что было нужно предыдущим троим? Правильно, узнать, что открывает этот ключ. Я бы вам посоветовал не спешить в банк.
— Почему?.. — шепотом спрашиваю я.
— Первые двое мне не понравились, хотя бы потому, что предъявили фотографию слепка с ключа. Второй посетитель мне не понравился еще больше, он пришел уже с фотографией самого ключа. А потом вообще пришли люди из конторы, если вы понимаете, что я имею в виду, они были с ключом, и, если я правильно разбираюсь в этом — а я разбираюсь, — его только что сделали. А потом уже вы. И согласитесь, ваше поведение тоже не назовешь спокойным, хотя, конечно, вы не угрожали оружием и не кричали, что закроете мою “шарашкину контору” в течение двадцати четырех часов.
— Спасибо…
Я задумалась. С фотографией ключа мог прийти Ладушкин или его напарник по работе, ведь он фотографировал содержимое моих карманов. С только что сделанным ключом мог прийти тот, кому Павел заготавливал слепок. Но кто же тогда пришел с фотографией слепка?..
— Не за что, — отвлек меня директор. — Скажете спасибо, когда выпьете чашечку кофе.
— Спасибо, нет.
— Успокаивающий укольчик?
— Нет, спасибо.
— Еще рюмочку коньяку? Шоколад с изюмом? Я насторожилась. Взяла директора за пуговицу на пиджаке — вторую сверху, покрутила эту пуговицу.
— Вам что-то от меня надо? Эти люди, которые из конторы, они сказали меня задержать, да?
— Ну что вы, если бы меня предупредили, что вы придете, я бы снял со стен все плакаты и репродукцию Ван Дейка в кабинете. — Он захватил мою ладонь в свою и сжал, спасая пуговицу. — Но мне действительно хочется вас попросить… Только вы не нервничайте, ладно?
— Валяйте, пока я заинтригована — я расслаблена.
— Без обид? — не унимался он.
— Да в чем вообще дело?!
— Вот. — Мне протягивают ручку, колпачок откручен. — Подпишите, пожалуйста, ребята правда от нее без ума… — Осторожным движением меня разворачивают к стене в коридоре, обхватывают за плечи и подталкивают к плакату.
Вспухшее багровое ухо Лома не давало мне покоя всю дорогу. Он вел машину спокойно, только на каждом светофоре косился на мои коленки, затянутые черными колготками, а раньше таких восторженно-вороватых взглядов у Лома не наблюдалось. Возле банка он наконец проявил интерес к происходящему и спросил, что мы тут собираемся делать. Я показала ему ключ.
— Ты останешься в машине, держи двигатель включенным. Следи за входом в банк через дорогу. Если я выбегу с паникой на лице, трогаешь с места, разворачиваешься и открываешь дверцу, я запрыгну на ходу. Если я выйду с сопровождающими и с отчаянием на лице, бери монтировку, иди бить сопровождающих и освобождать меня из плена.
— Хорошо, — кивает Лом.
— Это шутка! Лом, очнись, ты меня понимаешь?
— Я сделаю все, что ты скажешь. Только… Ахинея, что ты делаешь сегодня вечером?
— Это как раз зависит от выражения лица, с которым я выйду вон из той двери!
— Я подумал…
— Прекрати думать и воображать! Особенно — воображать. Прекратил? Я пошла.
Открыв тяжелую дверь, я оказалась в небольшой прозрачной кабинке и, пока меня внимательно разглядывал охранник, изучала острые носки своих красных туфель на каблуках. Почему-то именно в этой кабинке я поняла, что в таких туфлях особо не побегаешь, и стала вспоминать — туфли и каблуки относятся к оружию хранительниц очага или женщин-воинов? Наверное, именно в эту минуту моя интуиция уже напряглась в предчувствии неприятностей и таким образом готовила меня к схватке. Ладно, я умею больно щипаться, вовремя укусить за нужное место, в крайнем случае напрягу горловые связки и завизжу, поэтому туфли оставлю на самый крайний случай. Не успела я пройти нескольких шагов по длинному коридору, как ко мне двинулись двое в штатском и спросили, чем помочь. Я задумалась и поинтересовалась:
— Какого размера здесь банковские ячейки? Они сначала растерялись, потом кое-как жестами показали. Не больше коробки для ботинок.
— Спасибо, тогда вы мне совершенно не нужны, — заявила я самоуверенно, решив, что нечто, запрятанное в ячейку, не больше коробки для обуви, не потребует помощи носильщиков.
Подойдя к стойке с надписью “Администратор”, я спросила, могу ли открыть сейф, имея при себе только ключ от него? Девушка затравленно посмотрела за меня, я оглянулась и убедилась, что те самые двое в штатском стоят за моей спиной с непроницаемыми физиономиями. Девушка почти шепотом попросила меня показать ключ. Я огляделась. Кроме этих двоих, в банке почти никого не было. У окошка вдали старушка что-то писала под диктовку молодого служащего, и этот человек почему-то косился в мою сторону. В кресле под раскидистой искусственной пальмой сидел мужчина, поглощенный чтением газеты. Ладно, в конце концов, ключ все равно доставать придется. Я сняла туфлю, вытащила из нее ключ и протянула девушке. Она так низко опустила голову, разглядывая его, что мне пришлось стать на цыпочки, и тогда я заметила, как девушка нажала кнопку сбоку стола.
Мужчина под пальмой тут же бросил свою газету, старушка двинулась ко мне пробежками, а двое, которые сопели сзади, взяли меня под локти и чуть приподняли над полом, посоветовав сохранять спокойствие и не делать резких движений. Старушка вблизи оказалась серьезной крашеной женщиной, она ловко обыскала меня, болтающую ногами в воздухе, и сделала знак, чтобы меня опустили на пол.
Я выдохнула и надела туфлю. Все четверо скороговоркой пробормотали что-то, что должно было, вероятно, означать наименование серьезных учреждений, членам которых позволяется запросто хватать девушек и держать их на весу в момент обыска. А женщина даже распахнула на секунду свое удостоверение и решила, что этого вполне достаточно, чтобы протащить меня под руку по коридору, втолкнуть в комнату и со словами “она пришла!” толчком усадить в кресло.
На некоторое время я затаилась и не поднимала глаз, обдумывая свое положение. Задала сама себе несколько вопросов и сама на них ответила. Сделала ли я что-то незаконное? Отнюдь! Я пришла в банк поинтересоваться, что может лежать в ячейке под номером девять. А ключ нашла в кошачьем туалете на балконе моей убитой тетушки. Более того! В описи содержимого моих карманов этот ключ был указан, и инспектор Ладушкин о нем знает! Вздохнув, я подняла глаза и тут же наткнулась на глаза Ладушкина, свирепо на меня уставившегося. Еще в комнате сидела за столом девушка в форме, еще пожилой мужчина с усталым лицом курил у окна, еще…
— Привет, Павлуша, — говорю я, не удивившись. — А ты из какой организации?
— Привет, котенок. — Он тянется ко мне через комнату взглядом, нервным подергиванием рук и даже напрягшимися коленками.
Ладушкин, в гипсовом воротнике, бледный и злой, похоже, не собирается ни о чем меня спрашивать, и я уговариваю себя не смотреть в его сторону. На Павла, изнывающего от любовного томления, я тоже смотреть не хочу. Подумать только, уже прошло больше пяти часов, а он еще тепленький! Смотрю, не отрываясь, на старика у окна. Затянувшись, он показывает мне сигарету. Отказываюсь, качая головой. Тогда он чуть улыбается узким ртом-щелочкой. Девушка углублена в изучение каких-то бумаг. Поерзав, я интересуюсь, чего мы вообще ждем?
— Инга, ты не нервничай, — тут же бросается в объяснения Павел.
— Я не нервничаю, я хочу посмотреть, что лежит в ячейке, от которой у меня ключ.
— Сколько теперь времени? — нервно интересуется Ладушкин.
— Семнадцать десять, — тут же рапортует девушка.
— Больше никто не придет, может, хватит играть в шпионов?!
— И все-таки подождем до закрытия, — успокаивающе улыбается старик.
— А ты с кем? — интересуюсь я у Павла. — С Ладушкиным и милицией или со службой безопасности?
Теперь улыбается девушка, снисходительно посмотрев на меня.
— Я надеюсь, ты здесь не самый главный? — Меня не остановить.
— Нет, — уверенно бросает старик. — Он здесь не самый главный.
— Ты подчиненный старика?
— Инга, послушай…
— Нет, подожди, — я перебиваю смутившегося Павла и показываю пальцем на девушку, — она сержант, да? Я правильно определила по погонам? Погоны странные…
— Правильно, — кивает девушка. — Сержант медицинской службы.
— А-а-а! Вы Пятница-лаборантка? — осенило меня. Девушка посмотрела уже обеспокоенно и прикусила кончик ручки.
— Не такая уж она малолетка, — укоризненно замечаю я Павлу. — И на Лолиту не тянет, вполне зрелый экземпляр!
— Пять двадцать пять, — встает старик.
— Скажите мне, пожалуйста, что здесь происходит, а то я сделаю что-нибудь не так, — предупреждаю я честно.
— Мы ждем вас и тех, кто еще может заинтересоваться ячейкой номер девять, вот и все, — разводит руками старик, потом плавно продолжает движение правой кисти к себе. Смотрит на часы. — Полторы минуты — и можно расходиться.
Раздался негромкий писк. Девушка включила рацию, и далекий голос сообщил, что к служебному входу подъехал фургон доставки.
— Как это — расходиться? — возмутилась я, — И не посмотрим, что в ячейке?
— Посмотрим, посмотрим, — потягивается старик. — С понятыми, как полагается. Распишитесь пока вот здесь. По этой бумаге вы, как родственница умершей, разрешаете нам осмотреть содержимое ее банковской ячейки. Так, на всякий случай, раз уж вы пришли… Хотя, честно говоря, вы рискуете.
— Почему это я рискую?
— Потому что вы опознали двоих террористов, находящихся в международном розыске, как лиц, проникших в квартиру вашей тети. Так что лучше вам посидеть здесь с охраной, а мы потом вам покажем опись.
— Так неинтересно!
— Зато безопасно. — Старик категоричен. — И считайте, что вы со старшим лейтенантом Ладушкиным задержаны в момент проведения спецоперации ФСБ.
— Ладушкин задержан? — Я смотрю на закусившего губу инспектора. — Но он же…
— Он самовольно покинул больницу и организовал попытку изъятия из ячейки банка не принадлежащего ему имущества.
По рации тот же голос доложил, что двое мужчин заносят в подсобное помещение банка картонную коробку. Досмотрены, документы проверены, это служащие отдела доставки ремонта оргтехники.
— Пошли, — сказал старик и направился к дверям. — Вы, Павел Андреевич, подождите минут десять в холле, заодно и заберете потом вашу злую протеже.
Когда Павел проходит мимо, я поднимаю глаза и вижу его судорожно дернувшийся кадык.
Мы остались втроем. Я сразу подобралась к Ладушкину и спросила, успел ли он открыть эту самую ячейку, раз уж делал попытку изъятия? Он отвернулся и молча изучал стену.
— Вы видели хотя бы, что там лежит?!
— Я скажу тебе один раз, только один раз, понятно? — наклонившись ко мне, зловеще прошипел Ладушкин. — Держись от меня подальше, пока я не выздоровел!
— А когда выздоровеете?..
— А когда мне закроют больничный, я уже буду при исполнении и за членовредительство или оскорбления могу получить с привеском, поэтому сто раз подумаю, прежде чем оттянуть тебя по заднице!!
— Хотите чаю? — буднично спросила девушка.
— Налейте, — сразу же согласился Ладушкин. — С утра не ел ни крошки.
— У меня есть печенье, — участливо улыбнулась она.
— А у меня пирожки, — спохватилась я, покопалась в сумке и потянула Ладушкину два своих шедевра в салфетке. Он даже не повернулся. — Вы только понюхайте, как пахнут! — Я поднесла пирожки к уху Ладушкина.
Он повел носом.
— С лимоном, что ли? — пробурчал он уже не так агрессивно.
— С лимоном и персиком!
Несколько сладострастных секунд, не отдавая себе отчета в личных чувствах (хотя больше всего меня грызло в этот момент чувство обиды и мести), я наблюдала за жующим ртом Ладушкина. И тут со мной случилось нечто странное. Заметив, каким взглядом девушка-сержант медицинской службы смотрит на второй, уже надкушенный Ладушкиным пирожок, я вдруг подумала, что хорошо бы и ее им угостить, а потом… А потом она, воспылавшая ко мне страстью (если, конечно, эта фишка действует на женщин тоже), Павел, готовенький Ладушкин и я собрались бы все вместе на моей огромной кровати… А ополоумевший Лом снимал бы все это…
Прижав к заполыхавшим щекам ладони, я успокаиваю себя тем, что это, вероятно, пробудилось подкормленное пирожками мое собственное либидо.
— Что, стыдно стало? — укоризненно замечает Ладушкин. — Это хорошо, что еще умеешь краснеть. Ну скажи, ну почему ты пошла к фээсбэшникам?! Теперь отнимут у нас это дело, как пить дать.
— Я не пошла! Я сплю с преподавателем медицинской академии!
— При чем здесь это? — удивился Ладушкин.
— Какой преподаватель? — вступила девушка. — Павел Андреевич?
— Вот видите, — киваю я Ладушкину, — даже она понимает!
— Я ничего не понимаю!
— А все предельно просто. Я сплю с преподавателем медицинской академии, который в перерывах в сексе снимает у доверчивых девушек слепки с ключей!
— Прекратите немедленно! — возмутилась девушка-сержант. — Как вы смеете, он женат!
— А вы — лаборантка, и все на своих местах… Кстати, — замечаю я, — судя по погонам, вы тоже подрабатываете в Службе безопасности. Проявите профессиональные навыки, будьте добры!
— Не смейте мне указывать! — Девушка нервно переложила на столе бумаги, помолчала, но любопытство победило. — Какие еще навыки?
— Позвоните дежурному банка и поинтересуйтесь, что за оргтехнику должны были им доставить сегодня, в выходной день, из ремонтной мастерской.
Ладушкин, прекративший было жевать, подумал, потом махнул рукой;
— У них народу там человек десять. Справятся сами. — Он опять задумался и добавил неуверенно:
— Не дураки же…
Девушка взяла трубку телефона.
— Не отвечают… — Она прошлась по кабинету, потом решительно направилась к дверям, на ходу отдавая приказания:
— Все! — Я остановилась, подняла руки вверх — напряженными ладонями к солнцу, как это полагается в лапландском степе, и ветер довершил дело, подхватив верхнее полотнище юбки, и два нижних — с кружевами, и еще многоярусную сатиновую подкладку, и хлестнул меня этим в лицо.
Снимал меня с крыши шофер, или телохранитель. Лом настолько вошел в роль оператора танцовщицы степов, что совершенно успокоился и протянул хозяину машины нашу карточку. Тот достал две сотенные.
— Отдай кассету, — кивнул он на камеру.
— Ну что вы, — вытаращил глаза Лом, — это наша наработка задень. Здесь, кроме.танца, еще презерватив на матрешке и собака со шкуркой чернобурки…
Хозяин молча добавил еще одну сотню. Я втиснулась между ним и начинающим звереть Ломом и приступила к улаживанию конфликта.
— Такие деньги за рабочую кассету мы не берем. Ведь основное в нашем деле — монтаж, понимаете? У вас будет полноценный фильм, с вступлением, заключением, рекламой…
— Рекламой?.. — обалдел хозяин.
— Конечно, мы добавим еще парочку наших лучших фильмов для рекламы, может быть, вам захочется после этого обратиться к нам не только по поводу степа. И заплатить можете при получении кассеты…
— Когда? — перебил меня хозяин, настойчиво протягивая свои сотни и не отводя подозрительного взгляда от Лома. Уже отъезжая, он высунулся из окна и поинтересовался на ходу:
— А на крыле самолета сколько будет стоить?
— Послушай, Ахинея, — шепотом уговаривал меня Лом в сумраке комнаты для психологического расслабления под еле слышную успокаивающую музыку, — ты сама разрешила использовать наш архив по моему усмотрению. Не перебивай меня только одну минуту, я все объясню. Этот кабан из “Мерседеса” позвонил через две недели и спросил, могу ли я сделать пару фотографий для рекламы автомобиля. Он уверял меня, что их увидят только в Германии на выставке, всего-то было сделано сто двадцать плакатов, понимаешь!
— Пусть принесут плакат.
— Ахинея, они боятся, что ты его… Что тебе не понравилась эта девушка на плакате, то есть тебе не понравилась ты…
— Я ничего не сделаю, только посмотрю.
— Не надо, Ахинея, ты опять расстроишься.
— Что там написано?
— Там, конечно, не “Мерседес” под тобой, а “Москвич”, но тоже ярко-желтый, и написано: “Подари своей девушке мечту!”
— Зачем в Германию везти рекламный плакат “Москвича”? — Я перестала что-либо понимать.
— В Германии сделали плакаты с их машиной, последним “Мерседесом”, а потом наш АЗЛК попросил меня…
— Ты скотина, — равнодушно замечаю я.
— Мы купили тогда самую лучшую приставку, — винится Лом. — И вторую камеру…
— Почему ты выбрал именно этот кадр, ну почему?! — Я бью кулаком по мягчайшей коже мягчайшего кресла.
— Ахинея, посмотри на себя в зеркало. В твои глаза вообще заглядывать опасно, а цвет кожи, а пластика локтей и колен! У меня есть один снимок, где только твой рот. Приоткрытый, с оттопыренной нижней губой. Это же икона для онанистов! Не хотел тебе говорить, но если бы ты согласилась со мной работать по ню…
— Я уже не согласилась. Я не согласилась пять лет назад, ты обещал никогда больше не затрагивать эту тему!
— Ладно, виниться так виниться. Я продал на рекламу еще пару кадров. Нет, не твоих, — предупреждает он мое возмущение.
— Не моих?..
— Нет, съемку делала ты. Там совершенно зашибенная тетка в трусиках и лифчике бегает по комнате за мужиком в плавках, носках и галстуке.
— Боже-э-э-э… Только не это!
— Они балуются с обезьяной в шортах.
— Что можно рекламировать подобными кадрами?! — С шипением я подхожу к Лому, потому что от ужаса и негодования вдруг осипла.
— Не помню, — Лом вжимается в кресло и смотрит на меня снизу с покорным отчаянием. — Может быть, йогурт… “Только с нашим йогуртом день начнется неожиданно весело”, а?.. Нет, не помню…
— Что же мне с тобой делать?! — Сжимая кулаки и кусая губы, я стараюсь не заорать или не расплакаться.
— Ахинея, я хочу, чтобы ты меня ударила, — вдруг встает и говорит шепотом Лом.
Отлично! Размахнувшись, закатываю ему сильную оплеуху. Только я успела подумать, что за последние сутки бью уже второго мужчину этой самой рукой, как Лом сладострастно прошептал:
— Еще!..
Я бью его в левое ухо, потом толчком — в лоб, а когда Лом падает, сажусь сверху, захватываю рукой кудряшки и долблю затылком в пол. Все это время он громко и надрывно стонет и бессмысленно улыбается, и от этой улыбки я свирепею еще больше. И только когда меня оттащили два охранника, когда я дернулась от запаха нашатыря, когда полностью потерявший невозмутимость директор “Секрета” стал настойчиво интересоваться, зачем я все-таки сегодня, в такой погожий осенний день, пришла в его офис, я вспомнила, что Лом успел проглотить два с половиной пирожка.
— Я… ключ… Я принесла ключ, чтобы вы определили, от какого он сейфа.
— Спасибо за визит, но давайте встретимся в другой раз. — Он категоричен, он удивлен и озабочен состоянием бедного Лома, которому в соседней комнате врач делает примочки и успокаивающий укол. Это от его услуг я так опрометчиво отказалась.
Я глубоко вздыхаю и говорю строгим голосом:
— Сядьте!
Удивленный директор опускается в кресло руководителя по ту сторону стола. Выдержав паузу минуты в полторы, короткими доходчивыми предложениями я объясняю причину вдруг накатившего на меня раздражения. Сначала я представилась, и удивленный директор узнал, что я и есть основной исполнитель заказов по видеосъемке рекламы и информационных роликов. И что пришла я в его фирму в такой спокойный погожий осенний день не для того, чтобы устроить тут показательный припадок, а исключительно по делу, то есть по его приглашению. Пришлось, конечно, сказать, что больше всего меня в помещении фирмы “Секрет” расстроил именно плакат на стене с моим изображением. Потому как я точно помню, что танцевала на крыше автомобиля исключительно для рекламы зубной пасты “Хвойная”, и то, что мой напарник продал потрясающие кадры танца какому-то там автомобильному заводу, так меня расстроило, ну, вы же понимаете?..
Он не поверил. Он сходил в коридор, где, вероятно, внимательно всматривался в лицо девицы в прыжке, а я, предположив, что именно этим директор и занят, быстренько расплела свою короткую косицу и, как могла, растрепала волосы. И к моменту его появления в дверях кабинета приняла позу расслабленной пантеры, голову отвернула к окну, а глаза скосила к двери, слегка прикрыв их взлохмаченной прядкой. Получилось неплохо, судя по тому, что, войдя, директор дернулся и уже совершенно другой походкой подбирался к своему столу.
— Ну, допустим, — проговорил он, усаживаясь в кресло и не отпуская своими глазами мои. — Допустим, вы так переживаете из-за зубной пасты “Хвойная”, но обращаться подобным образом с напарником по работе!..
— А что вы делаете, если ваш работник продает важную конфиденциальную информацию постороннему заинтересованному лицу?
Директор задумался и посмотрел на меня уже не так осуждающе.
— Отношения между напарниками по работе — это ведь всегда отношения между мужчиной и женщиной, между двумя женщинами или между двумя мужчинами, так ведь? Важно установить определенный уровень, устраивающий всех. Например, моего напарника не устроит, если я его уволю. Его более чем устраивает такое выяснение отношений, свидетелем которого вы невольно стали. Поверьте, у меня и в мыслях не было устраивать погром именно в вашей организации, тем более что я пришла по делу. Хотелось бы к этому делу перейти, но вы весьма озабочены состоянием пострадавшего, да?
Директор подумал и кивнул.
— Давайте спросим его самого, насколько он возмущен моими методами разрешения споров.
Идем в соседнюю комнату. С дивана, отстранив живописнейшую грудастую женщину в халате из прозрачного белого шелка, приподнимается Лом, смотрит на меня умильными ласковыми глазками и громко сообщает:
— Ахинея, ты!.. Я люблю тебя, Ахинея!
— Вот видите, — закрываю я дверь перед оторопевшим директором. — Перейдем к делу?
Я положила на стол ключ с биркой, найденный мною в цветочнице Ханны. Директор побледнел. “Разрешите взглянуть?” Да пожалуйста! Взглянул, сильно задумался. “То есть вы хотите узнать, что открывает этот ключик?” Да, именно это я и хочу узнать и надеюсь, что это не самая трудная работа для охранной фирмы “Секрет” с достаточно большим штатом сотрудников в одинаковой форме?! Он нажал кнопку и вызвал одного из них. Сотрудник подошел к столу, посмотрел на ключик, потом на меня. “Нет проблем!” — бодрым голосом заявил сотрудник. “Ты думаешь?” — засомневался директор. “Пусть подпишет заявку на поиск информации”. — “Ничего не подпишу, — тут же категорично заявила я, — но и у вас возьму заказ на рекламную съемку без договоров и без оплаты”.
Некоторое время коллеги совещаются, потом интересуются, сколько может стоить десятиминутный ролик о работе специально подготовленных экзотических охранных систем? Мне бы насторожиться, выяснить, что это за идиотское словосочетание — “экзотические охранные системы”, но я слишком утомлена избиениями мужчин (двоих за день!), что, впрочем, для хранительницы очага вполне объяснимо: это женщины-воины могут идти по жизни, раздавая оплеухи по любому поводу, а утешительницы должны быть предельно нежными, добрыми и терпеливыми одновременно. Узнав, о какой сумме идет речь, мужчины посмотрели на меня с уважительным удивлением и согласились на сделку “в счет взаимных услуг”.
— Сколько времени вам понадобится, чтобы найти замок для этого ключика? — интересуюсь я, посмотрев на часы. Половина четвертого.
— Нисколько, — встает директор, идет в соседнюю комнату и через полминуты возвращается с распечаткой.
— Вот это скорость! — Я восхищенно смотрю в бумажку. Название банка, адрес, номер ячейки! Это, понятно, номер 9, но еще прилагается время работы банка и даже в субботний день! До семнадцати тридцати.
Напоследок, чтобы как-то загладить впечатление от моего нечаянного буйства, я отпускаю комплимент. И директор тут же отпускает комплимент! Он, оказывается, видел на последней выставке охранных систем наш с Ломом ролик, где кошка играет с сигнализатором, и сразу решил сделать нам заказ. Я не выразила удивления и не бросилась в соседнюю комнату, хотя, если честно, правая ладонь сразу же зачесалась. Я просто про себя решила, что вытрясу из Лома все сведения о его побочной деятельности в сфере рекламы, и сегодня же! Благодарственно улыбнувшись, я скромно поинтересовалась:
— Неужели вы все ключи от всех банковских сейфов в городе узнаете по внешнему виду?!
— Простите, как вас по отчеству?
— Викторовна, а что?
— Ахинея Викторовна… Понимаете, специфика нашей работы предусматривает определенную секретность, но этот ключ я узнаю теперь из тысячи подобных и адрес банка запомню наизусть. И говорю я вам это потому, что вы, вероятно, в этот банк придете последней.
— Последней?..
— Такой странный день сегодня. Вы — наш четвертый клиент за день. Угадайте, что было нужно предыдущим троим? Правильно, узнать, что открывает этот ключ. Я бы вам посоветовал не спешить в банк.
— Почему?.. — шепотом спрашиваю я.
— Первые двое мне не понравились, хотя бы потому, что предъявили фотографию слепка с ключа. Второй посетитель мне не понравился еще больше, он пришел уже с фотографией самого ключа. А потом вообще пришли люди из конторы, если вы понимаете, что я имею в виду, они были с ключом, и, если я правильно разбираюсь в этом — а я разбираюсь, — его только что сделали. А потом уже вы. И согласитесь, ваше поведение тоже не назовешь спокойным, хотя, конечно, вы не угрожали оружием и не кричали, что закроете мою “шарашкину контору” в течение двадцати четырех часов.
— Спасибо…
Я задумалась. С фотографией ключа мог прийти Ладушкин или его напарник по работе, ведь он фотографировал содержимое моих карманов. С только что сделанным ключом мог прийти тот, кому Павел заготавливал слепок. Но кто же тогда пришел с фотографией слепка?..
— Не за что, — отвлек меня директор. — Скажете спасибо, когда выпьете чашечку кофе.
— Спасибо, нет.
— Успокаивающий укольчик?
— Нет, спасибо.
— Еще рюмочку коньяку? Шоколад с изюмом? Я насторожилась. Взяла директора за пуговицу на пиджаке — вторую сверху, покрутила эту пуговицу.
— Вам что-то от меня надо? Эти люди, которые из конторы, они сказали меня задержать, да?
— Ну что вы, если бы меня предупредили, что вы придете, я бы снял со стен все плакаты и репродукцию Ван Дейка в кабинете. — Он захватил мою ладонь в свою и сжал, спасая пуговицу. — Но мне действительно хочется вас попросить… Только вы не нервничайте, ладно?
— Валяйте, пока я заинтригована — я расслаблена.
— Без обид? — не унимался он.
— Да в чем вообще дело?!
— Вот. — Мне протягивают ручку, колпачок откручен. — Подпишите, пожалуйста, ребята правда от нее без ума… — Осторожным движением меня разворачивают к стене в коридоре, обхватывают за плечи и подталкивают к плакату.
Вспухшее багровое ухо Лома не давало мне покоя всю дорогу. Он вел машину спокойно, только на каждом светофоре косился на мои коленки, затянутые черными колготками, а раньше таких восторженно-вороватых взглядов у Лома не наблюдалось. Возле банка он наконец проявил интерес к происходящему и спросил, что мы тут собираемся делать. Я показала ему ключ.
— Ты останешься в машине, держи двигатель включенным. Следи за входом в банк через дорогу. Если я выбегу с паникой на лице, трогаешь с места, разворачиваешься и открываешь дверцу, я запрыгну на ходу. Если я выйду с сопровождающими и с отчаянием на лице, бери монтировку, иди бить сопровождающих и освобождать меня из плена.
— Хорошо, — кивает Лом.
— Это шутка! Лом, очнись, ты меня понимаешь?
— Я сделаю все, что ты скажешь. Только… Ахинея, что ты делаешь сегодня вечером?
— Это как раз зависит от выражения лица, с которым я выйду вон из той двери!
— Я подумал…
— Прекрати думать и воображать! Особенно — воображать. Прекратил? Я пошла.
Открыв тяжелую дверь, я оказалась в небольшой прозрачной кабинке и, пока меня внимательно разглядывал охранник, изучала острые носки своих красных туфель на каблуках. Почему-то именно в этой кабинке я поняла, что в таких туфлях особо не побегаешь, и стала вспоминать — туфли и каблуки относятся к оружию хранительниц очага или женщин-воинов? Наверное, именно в эту минуту моя интуиция уже напряглась в предчувствии неприятностей и таким образом готовила меня к схватке. Ладно, я умею больно щипаться, вовремя укусить за нужное место, в крайнем случае напрягу горловые связки и завизжу, поэтому туфли оставлю на самый крайний случай. Не успела я пройти нескольких шагов по длинному коридору, как ко мне двинулись двое в штатском и спросили, чем помочь. Я задумалась и поинтересовалась:
— Какого размера здесь банковские ячейки? Они сначала растерялись, потом кое-как жестами показали. Не больше коробки для ботинок.
— Спасибо, тогда вы мне совершенно не нужны, — заявила я самоуверенно, решив, что нечто, запрятанное в ячейку, не больше коробки для обуви, не потребует помощи носильщиков.
Подойдя к стойке с надписью “Администратор”, я спросила, могу ли открыть сейф, имея при себе только ключ от него? Девушка затравленно посмотрела за меня, я оглянулась и убедилась, что те самые двое в штатском стоят за моей спиной с непроницаемыми физиономиями. Девушка почти шепотом попросила меня показать ключ. Я огляделась. Кроме этих двоих, в банке почти никого не было. У окошка вдали старушка что-то писала под диктовку молодого служащего, и этот человек почему-то косился в мою сторону. В кресле под раскидистой искусственной пальмой сидел мужчина, поглощенный чтением газеты. Ладно, в конце концов, ключ все равно доставать придется. Я сняла туфлю, вытащила из нее ключ и протянула девушке. Она так низко опустила голову, разглядывая его, что мне пришлось стать на цыпочки, и тогда я заметила, как девушка нажала кнопку сбоку стола.
Мужчина под пальмой тут же бросил свою газету, старушка двинулась ко мне пробежками, а двое, которые сопели сзади, взяли меня под локти и чуть приподняли над полом, посоветовав сохранять спокойствие и не делать резких движений. Старушка вблизи оказалась серьезной крашеной женщиной, она ловко обыскала меня, болтающую ногами в воздухе, и сделала знак, чтобы меня опустили на пол.
Я выдохнула и надела туфлю. Все четверо скороговоркой пробормотали что-то, что должно было, вероятно, означать наименование серьезных учреждений, членам которых позволяется запросто хватать девушек и держать их на весу в момент обыска. А женщина даже распахнула на секунду свое удостоверение и решила, что этого вполне достаточно, чтобы протащить меня под руку по коридору, втолкнуть в комнату и со словами “она пришла!” толчком усадить в кресло.
На некоторое время я затаилась и не поднимала глаз, обдумывая свое положение. Задала сама себе несколько вопросов и сама на них ответила. Сделала ли я что-то незаконное? Отнюдь! Я пришла в банк поинтересоваться, что может лежать в ячейке под номером девять. А ключ нашла в кошачьем туалете на балконе моей убитой тетушки. Более того! В описи содержимого моих карманов этот ключ был указан, и инспектор Ладушкин о нем знает! Вздохнув, я подняла глаза и тут же наткнулась на глаза Ладушкина, свирепо на меня уставившегося. Еще в комнате сидела за столом девушка в форме, еще пожилой мужчина с усталым лицом курил у окна, еще…
— Привет, Павлуша, — говорю я, не удивившись. — А ты из какой организации?
— Привет, котенок. — Он тянется ко мне через комнату взглядом, нервным подергиванием рук и даже напрягшимися коленками.
Ладушкин, в гипсовом воротнике, бледный и злой, похоже, не собирается ни о чем меня спрашивать, и я уговариваю себя не смотреть в его сторону. На Павла, изнывающего от любовного томления, я тоже смотреть не хочу. Подумать только, уже прошло больше пяти часов, а он еще тепленький! Смотрю, не отрываясь, на старика у окна. Затянувшись, он показывает мне сигарету. Отказываюсь, качая головой. Тогда он чуть улыбается узким ртом-щелочкой. Девушка углублена в изучение каких-то бумаг. Поерзав, я интересуюсь, чего мы вообще ждем?
— Инга, ты не нервничай, — тут же бросается в объяснения Павел.
— Я не нервничаю, я хочу посмотреть, что лежит в ячейке, от которой у меня ключ.
— Сколько теперь времени? — нервно интересуется Ладушкин.
— Семнадцать десять, — тут же рапортует девушка.
— Больше никто не придет, может, хватит играть в шпионов?!
— И все-таки подождем до закрытия, — успокаивающе улыбается старик.
— А ты с кем? — интересуюсь я у Павла. — С Ладушкиным и милицией или со службой безопасности?
Теперь улыбается девушка, снисходительно посмотрев на меня.
— Я надеюсь, ты здесь не самый главный? — Меня не остановить.
— Нет, — уверенно бросает старик. — Он здесь не самый главный.
— Ты подчиненный старика?
— Инга, послушай…
— Нет, подожди, — я перебиваю смутившегося Павла и показываю пальцем на девушку, — она сержант, да? Я правильно определила по погонам? Погоны странные…
— Правильно, — кивает девушка. — Сержант медицинской службы.
— А-а-а! Вы Пятница-лаборантка? — осенило меня. Девушка посмотрела уже обеспокоенно и прикусила кончик ручки.
— Не такая уж она малолетка, — укоризненно замечаю я Павлу. — И на Лолиту не тянет, вполне зрелый экземпляр!
— Пять двадцать пять, — встает старик.
— Скажите мне, пожалуйста, что здесь происходит, а то я сделаю что-нибудь не так, — предупреждаю я честно.
— Мы ждем вас и тех, кто еще может заинтересоваться ячейкой номер девять, вот и все, — разводит руками старик, потом плавно продолжает движение правой кисти к себе. Смотрит на часы. — Полторы минуты — и можно расходиться.
Раздался негромкий писк. Девушка включила рацию, и далекий голос сообщил, что к служебному входу подъехал фургон доставки.
— Как это — расходиться? — возмутилась я, — И не посмотрим, что в ячейке?
— Посмотрим, посмотрим, — потягивается старик. — С понятыми, как полагается. Распишитесь пока вот здесь. По этой бумаге вы, как родственница умершей, разрешаете нам осмотреть содержимое ее банковской ячейки. Так, на всякий случай, раз уж вы пришли… Хотя, честно говоря, вы рискуете.
— Почему это я рискую?
— Потому что вы опознали двоих террористов, находящихся в международном розыске, как лиц, проникших в квартиру вашей тети. Так что лучше вам посидеть здесь с охраной, а мы потом вам покажем опись.
— Так неинтересно!
— Зато безопасно. — Старик категоричен. — И считайте, что вы со старшим лейтенантом Ладушкиным задержаны в момент проведения спецоперации ФСБ.
— Ладушкин задержан? — Я смотрю на закусившего губу инспектора. — Но он же…
— Он самовольно покинул больницу и организовал попытку изъятия из ячейки банка не принадлежащего ему имущества.
По рации тот же голос доложил, что двое мужчин заносят в подсобное помещение банка картонную коробку. Досмотрены, документы проверены, это служащие отдела доставки ремонта оргтехники.
— Пошли, — сказал старик и направился к дверям. — Вы, Павел Андреевич, подождите минут десять в холле, заодно и заберете потом вашу злую протеже.
Когда Павел проходит мимо, я поднимаю глаза и вижу его судорожно дернувшийся кадык.
Мы остались втроем. Я сразу подобралась к Ладушкину и спросила, успел ли он открыть эту самую ячейку, раз уж делал попытку изъятия? Он отвернулся и молча изучал стену.
— Вы видели хотя бы, что там лежит?!
— Я скажу тебе один раз, только один раз, понятно? — наклонившись ко мне, зловеще прошипел Ладушкин. — Держись от меня подальше, пока я не выздоровел!
— А когда выздоровеете?..
— А когда мне закроют больничный, я уже буду при исполнении и за членовредительство или оскорбления могу получить с привеском, поэтому сто раз подумаю, прежде чем оттянуть тебя по заднице!!
— Хотите чаю? — буднично спросила девушка.
— Налейте, — сразу же согласился Ладушкин. — С утра не ел ни крошки.
— У меня есть печенье, — участливо улыбнулась она.
— А у меня пирожки, — спохватилась я, покопалась в сумке и потянула Ладушкину два своих шедевра в салфетке. Он даже не повернулся. — Вы только понюхайте, как пахнут! — Я поднесла пирожки к уху Ладушкина.
Он повел носом.
— С лимоном, что ли? — пробурчал он уже не так агрессивно.
— С лимоном и персиком!
Несколько сладострастных секунд, не отдавая себе отчета в личных чувствах (хотя больше всего меня грызло в этот момент чувство обиды и мести), я наблюдала за жующим ртом Ладушкина. И тут со мной случилось нечто странное. Заметив, каким взглядом девушка-сержант медицинской службы смотрит на второй, уже надкушенный Ладушкиным пирожок, я вдруг подумала, что хорошо бы и ее им угостить, а потом… А потом она, воспылавшая ко мне страстью (если, конечно, эта фишка действует на женщин тоже), Павел, готовенький Ладушкин и я собрались бы все вместе на моей огромной кровати… А ополоумевший Лом снимал бы все это…
Прижав к заполыхавшим щекам ладони, я успокаиваю себя тем, что это, вероятно, пробудилось подкормленное пирожками мое собственное либидо.
— Что, стыдно стало? — укоризненно замечает Ладушкин. — Это хорошо, что еще умеешь краснеть. Ну скажи, ну почему ты пошла к фээсбэшникам?! Теперь отнимут у нас это дело, как пить дать.
— Я не пошла! Я сплю с преподавателем медицинской академии!
— При чем здесь это? — удивился Ладушкин.
— Какой преподаватель? — вступила девушка. — Павел Андреевич?
— Вот видите, — киваю я Ладушкину, — даже она понимает!
— Я ничего не понимаю!
— А все предельно просто. Я сплю с преподавателем медицинской академии, который в перерывах в сексе снимает у доверчивых девушек слепки с ключей!
— Прекратите немедленно! — возмутилась девушка-сержант. — Как вы смеете, он женат!
— А вы — лаборантка, и все на своих местах… Кстати, — замечаю я, — судя по погонам, вы тоже подрабатываете в Службе безопасности. Проявите профессиональные навыки, будьте добры!
— Не смейте мне указывать! — Девушка нервно переложила на столе бумаги, помолчала, но любопытство победило. — Какие еще навыки?
— Позвоните дежурному банка и поинтересуйтесь, что за оргтехнику должны были им доставить сегодня, в выходной день, из ремонтной мастерской.
Ладушкин, прекративший было жевать, подумал, потом махнул рукой;
— У них народу там человек десять. Справятся сами. — Он опять задумался и добавил неуверенно:
— Не дураки же…
Девушка взяла трубку телефона.
— Не отвечают… — Она прошлась по кабинету, потом решительно направилась к дверям, на ходу отдавая приказания: