Страница:
Товар посыпался прохожим под ноги, лапы, щупальца и прочие органы передвижения. Продавец-человек пронзительно закричал, выхватил нейропрессер и прицелился в юркого мальнаранчика.
— Эй, чел! — испуганно заверещала на интерлогосе одна из фиолетовых «лисичек». — Ты чего, мы же прикалываемся!
Метрового росточка мальнаранчик с зажмуренными от ужаса нижними глазами не двигался с места, мелко подёргиваясь. Третьим глазом, расширившимся от ужаса же, малыш уставился на громадного в сравнении с ним чернокожего «чела». Номи уже знала, что именно так существа иных рас пренебрежительно зовут её соплеменников.
Бетельгейзианка схватила мальчишку за плечико, намереваясь дёрнуть и уволочь в толпу, а палец торговца в это же мгновение начал вдавливать спусковую клавишу…
Номи прыгнула наперерез. Одновременно мощнейшим энергетическим усилием она послала в процессор страшного оружия направленный пучок электронной воли. Прыгнула же Номи просто для подстраховки, но не зря — как выяснилось тотчас же.
Прессер был очень старый, с полувыгоревшей начинкой, но ещё действующий. Широкая волна наводок, сокрушающих импульсы в нервах живых существ, уже почти начала выплёскиваться из широкого раструба, когда была остановлена волей Номи. Однако, пока-а-а до управляющего процессора «дошло», что поступила команда «СТОП», часть смертоносных наводок успела выплеснуться…
Всё это заняло дольку секунды времени. Воле Номи её хватило для остановки нейроудара, но не хватило телу Номи, чтобы выбить оружие из громадного иссиня-чёрного кулака, сжимающего рукоять… Девушка успела лишь изменить угол наклона раструба. И наводки поглотились покрытием пола.
Лисичка уже уволакивала мальнаранчика в толпу, кто-то из близидущих существ заорал на «чела»: «Ты чего, ублюдок, очумел, пресом поливать?!», а Номи, не удержавшись на ногах, летела кубарем, сминая столик и сшибая прохожих…
Сквозь рёв порноторговца и возмущённые крики толпы она отчётливо расслышала три слова: «Запомнить — её — запах», — произнесённые на косморусском звонким девчоночьим голосочком, и тут же вскочила, готовая драться с чёрным насмерть. Но им уже занялись какие-то дюжие существа из толпы, возмущённые прилюдным использованием «пресса». Оружия, смертельно опасного для всего живого, обладающего нервной энергией.
И Номи сочла благоразумным скоренько убраться восвояси, чтобы снова отправиться в «плавание» по Танжер-Бете. Убравшись, она продолжила экскурсию, меря шагами покрытие улиц и площадей мира, в котором никого не удивишь и не разъяришь иным цветом волос и иным оттенком кожи.
…Ходила, ходила, ходила и до того доходилась, что у неё ноги подкосились от изнеможения. Голова распухла от боли и превратилась в мелко вибрирующую, звенящую, как от ударов ложки о кастрюлю. Заорал отчаянное «Мэйдэй!!!» мочевой пузырь, гибнущий от переполнения[2]. От скрещения чувства одиночества с пронзительным ощущением собственной ничтожной малости пред бесконечно многообразным ликом Вселенной — в душе зародилось ужасное предчувствие.
Но прежде чем осмыслить его и оформить в нечто удобопонятное, Номи настоятельно требовалось посетить заведение для дам-человеков. Она затравленно озиралась, не имея представления, где таковое разыскать. Она даже не представляла, как вообще на Танжер-Бете производится сегрегация по способам и методикам испражнения отходов разнообразнейших, как сама Вселенная, метаболических процессов. Неизбежном итоге обменов веществ, наверняка протекавших в организмах существ, которые собрались в бурлящую толпу на этом космическом перекрёстке.
Озиралась Номи, изнурённо прислонившись к стене. Судорожно сжав бёдра, застыла она у мозаично вспыхивающего уличного автомата, предлагающего за смешную цену, всего два с четвертью эква, бокальчик самого лучшего в Освоенных Пределах, изготовленного но древнейшей баварской технологии ПИВА!!! Рекламный призыв автомат исторг бодрым тенорком прямо в уши потенциальной покупательнице, затормозившей перед ним.
Уловив смысл, Номи не вынесла издевательства. Прянула от пивного садиста прочь, с твёрдым намерением вломиться в любое заведение. Пусть даже чисто ассоциативно напоминающее отхожее место, или в первый же по ходу движения бар. Пускай он предназначенным окажется хоть для омнидов, существ, исключительно вонюче испражняющихся «по-маленькому» сквозь поры на груди и животе…
И уткнулась взглядом в яркую надпись, потрясающую наплевательской откровенностью.
Вывеска подмигивала над проёмом, завешенным радужно-переливающейся псевдоатласной занавесью. Вход вёл иуда-то в недра базы, предлагая возможность покинуть гигантский, размером с верфь для постройки звездолётов, Бартер-холл.
«ТАК ЗНАЧИТ ГОРДУНЫ?! А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?!» — вызывающе вопрошала надпись, и в голове у Номи как будто солнышко зажглось, мгновенно рассеяв мглу отчаяния. Словно в спасительный люк «Пожирателя», успевшего сделаться ей родным домом, ринулась Номи в проём, открывшийся ей между двумя расступившимися нишами-витринами.
В нишах мерцали голограммы Розы Векторов. Эта эмблема всенепременно составляла компанию названиям, нанесённым на борта любого из корыт, числящих себя Вольными Торговцами.
Радужная занавесь разомкнулась посерёдке снизу, и образовавшаяся прорезь устремилась вверх… Она удлинялась, пригласительно открывая расширяющийся треугольный вход.
Девушка поспешно нырнула внутрь.
— Доброго базара! — приветствовал Номи женский голос, хрипловатый, будто после только-только выпитого стакана ледяной си-пи-колы. — И вольного полёта! С прибытием, «Пожиратель Пространства»! Рейс был удачен? Переход гладок?
— Откуда… — начала было изумлённо спрашивать Номи, на миг позабыв о своём бедственном положении. Однако голос властно прервал её и приказным тоном скомандовал:
— Гальюны налево. А ну живо!
И Номи метнулась налево.
«У-у-уфф. Какие мы всё-таки, человеки, уязвимые существа», — подумала она, изнеможенно обмякнув и откинувшись на спинку.
Кабина была просторная, хоть три сантехприбора ставь, но абсолютно голая, функциональная. Унитаз, подставка с гигиеническими средствами, биде, мойка-сушилка, зеркало.
Однотонно-белые стены. И — неожиданное яркое пятно! — единственное граффити, прямо над головой.
Напылённое червонным золотом:
«Посмотри сюда.
Пронзи глазами души Своей вещество, словно и нету его.
Что же увидишь Ты, встретившись взглядом со звёздами, глазами Моими, для взор в бесконечность, внутрь тела Моего?
Ты увидишь и познаешь душу Мою.
А познав её, поймёшь — смотрелся-то Ты в зеркало».
И знак, выведенный красивым, плавным чёрным росчерком: симметрично обвивающие друг дружку то ли змейки, то ли шланги.
«А-а-а, эти вездесущие боконисты!» — подумала Номи, прочитав текст и идентифицировав логотип. Припомнила древнее: «Нету бога, кроме человека. Бог не во вне, а во мне. Человек = Бог». И честно попыталась пронзить глазами потолок.
Напрямую нервами (или извилинами?) — пожалуйста, сколько угодно. Видно насквозь: только броуновский бардак. Сразу же, и везде: что по эту сторону, что по ту, что внутри вещества…
Но глазами смотря — потолок как потолок, обычное белое покрытие, и золотисто-чёрная заповедь на нём. «Может, со мной что-то не то?», — спросила девушка себя (значит, и Бога?..). Опустила глаза и уставилась в зеркало.
Вроде всё на месте, как и было. Серо-зелёные глаза, открытый высокий лоб, чёткие дуги бровей, волосы, присобранные спереди обручем-зажимом и ниспадающие сзади свободными, вертикально вьющимися прядями, яркие полные губы большого, резко очерченного рта. Красивая плавная линия подбородка. Доставшийся от белой половины предков прямой нос: характерно выдающиеся, в память о чёрной половине предков, скулы…
«И где там, во всём этом комплекте, прячется Моя Богиня? Да-а, — резюмировала Номи со вздохом, уже переместившись на биде, подмывшись и отрывая клочок пипифакса. — Не гожусь я в богини, невооружённым глазом видать! Просунув руку между бёдер, она промокнулась и вдруг ощутила настоятельную потребность сходить „по-большому“. Это вышло настолько неожиданно, что она едва поспела перепрыгнуть вновь на унитаз.
«Неужто Знамение?!» — то ли с грустной иронией, то ли с удивлением, подумала Номи, когда вышло и она вновь передислоцировалась на биде.
…Прочь из гальюна, несколько шагов налево по коридорчику, и вторая занавесь. Распахнутая. А за нею…
«Ой-ёй-ёй! — изумилась девушка. — Да это же…»
— Частный клуб, содержащийся на паях Экипажами Вольных Торговцев, приветствует тебя. Судя по конфигурации татуажа, ты совсем недавно подписала первый постоянный контракт? — вкрадчиво поинтересовался из-за спины уже знакомый Номи хрипловатый голос. Теперь он звучал вживую.
Она резко обернулась, и взгляду её (вместо Бога, того, что «во мне»?..) явилось самое что ни на есть ВИДЕНИЕ. По-иному и не выразишься… Женщина выглядела настолько для человека неординарно, что эпитеты вроде «экстравагантно», «эклектично», «прикольно» и сходные — просто-напросто блекли и не передавали сути. Ближайшим по смыслу было словечко «отпадно», но и оно выражало едва ли половину сногсшибающего впечатления…
«В таком наряде разве что на эстрадных подмостках миру являться», — подумала Номи.
Уж очень нереально смотрелась женщина, со всех сторон оснащённая блёстками, перьями, разноцветными вспышками, ленточками, оборочками, прибамбасами и «фенечками». Всё это великолепие фантастически смотрелось в сочетании, в общем ансамбле. Выполненная неведомым гением парикмахерского искусства причёска, превратила волосы женщины в некий живой водопад… или застывший серебристый огонь… Феерический макияж, светящаяся обволакивающая дымка, голографические вставки…
В итоге складывалось визуальное впечатление стопроцентно ирреального, абсолютно виртуального существа, порождённого прихотливой компьютерной графикой, а не живой матерью.
— Д… д-да, — заикнувшись, ответила Номи на вопрос этого фантастического видения, — но… я не совсем новая, уже девятая…
— Вижу, — усмехнулась виртуальная женщина.
А может, Номи показалось, что усмехнулась. Попробуй разбери в мерцающей дымке…
— Рода, позывной «Молния», десятая в долевом списке «Неустрашимой Стервы». Я её новый капитан. — Ирреальная женщина представилась первой. — С этим корытом тоже первый контракт подмахнула, вчера. Дуг-Бритва погиб на Гиндзе, пускай полёт его да продлится вечно! — женщина-видение произвела ритуальный жест поминовения. — Раньше-то я на «Аятолле Шабра» вторым пилотом ходила… Потом в клубе тут временно кантовалась, в метрдотелях. А ты кто?
Номи вспомнила: Вольный Торговец «Аятолла Шабра», несусветно древний громадный транспортник ещё земной постройки, был атакован пиратами на стац-орбите у Лингфорда. К моменту атаки почти все члены команды находились на поверхности планеты, загружая и отправляя наверх шаттл с волокнами нильгейры; в покупку этого сырья они вложили все свои финансы, до последней копейки.
Пираты угнали корабль, выпотрошили его и направили прямым курсом в местное светило. В точке ожидания на орбите они оставили труп навигатора с издевательским посланием. На челноке, с невероятными мучениями, девятеро вольных добрались в соседнюю систему, имеющую космопорт. Торговцы остались в живых, но были полностью разорены. Поэтому, не имея средств на покупку нового корабля, вынужденно разбрелись кто куда.
— Номи, позывной… Чоко. Субчиф, — запнувшись, представилась Номи. — До «Пожирателя» на другой посудине никогда не ходила. Я неофитка.
— Вижу, — вновь усмехнулась (или это лишь виртуальное впечатление?..) Молния. Из искрящейся дымки появилась рука, и крепко ухватила девушку под локоть. — Идём. Я пристрою тебя на хорошее местечко. У нас сегодня наплыв. Ярмарка. Кроме «Стервы» и «Пожирателя», подошли ещё сто четырнадцать… о, уже сто пятнадцать, — поправилась она, видимо, получив информацию из акустической клипсы личного терминала, — а ещё точнее, сто шестнадцать наших лоханей. Несколько десятков вольных посудин — на подходе. Надо сказать, давненько в одной точке пространства мы не собирались количеством, исчисляемым даже не сотнями, а тысячами.
И фантастическая Рода, по всей вероятности, дорабатывающая последние до истечения контракта с клубом сутки, действительно пристроила Номи на хорошее место. За столик, сидя у которого, отлично просматривалась сцена.
— Я ещё появлюсь, — сообщила Молния и отчалила по направлению к входу.
«Наверное, я ей чем-то понравилась, — сделала вывод Номи, — быть может, контрастирующей простотою внешнего облика…»
И вдруг в голове девушки возникла чёткая мысль. «Это было бы очень даже забавно — потерять девственность не с мужчиной».
Спохватилась она: «Что это со мной?!» и постаралась выбросить феерическую женщину из головы. Заказала скользнувшему к ней киберу коктейль «особо забористый», и невольно прислушалась к достигавшим её ушей обрывкам разговоров, что велись за соседними столиками.
— …Уничижительные словечки, которыми мы наши корабли обзываем, — говорила на косморусском взрослая лисица-бетельгейзианка за столиком, расположенным ближе к входу, — это вроде как дань традиции, этакое ласково-дружеское похлопывание по плечу: старое ты, дескать, корыто, но я тебя люблю, другого ведь не будет… Ведь почти все наши суда — или списанные, или уже настолько старые, что на ходу разваливаются… Гордунам ни за какие эквы новых никто не продаст, из принципа, на металлолом разрежут, а ни за что не продадут… И если кому из нас удаётся купить корабль, находящийся в более-менее приличном состоянии, очень редко — новый, я аж трясусь, так мне завидно… Единственный товар в ОПределах, который мы не можем покупать и продавать когда угодно и как угодно — это корабли. Именно то средство передвижения, которое, собственно, и делает нас вольными… Нам готовы продать что угодно и кого угодно, хоть собственных детей, если мы предложим хорошую цену, но не новые корабли! Я считаю, это всеобщий заговор владетелей, правительств и корпораций против нас…
Номи невольно кивнула, соглашаясь. Вполне вероятно.
— …капиталисты не могут нам простить, что для нас тор-рговля — состояние души, — подхватила мысль молоденькая, ещё совсем рыжая, кирутианка, неуклюже восседающая в кресле напротив фиолетовой лисы, — наслаждение процессом, а не огульная нажива, изматывающая гонка к единственной цели — деньги, деньги, деньги!.. Нас ведь интер-ресует торговля как искусство, а не как ср-редство обогащения…
— Самое ценное для нас — это то, что мы ещё не успели купить и продать, — вступила в разговор крысоидная шиа-рейка, что сидела, повернувшись к Номи узкой горбатенькой спинкой, — философская сущность ценности, я бы сказала, а не то, что по каким-то надуманным финансово-экономическим правилам является материально более ценным, чем рядом лежащее…
— Ну правила я бы не отбр-расывала, — перебила кирутианка, — их всегда можно повернуть себе на пользу, товар-рка К'низз!
— Ещё бы, товарка Грреф. Вам щупалец в рот не клади, коммерциалистки, враз откусите, — прокомментировал через ретранслятор саллузеянин, пристроившийся в своём передвижном водяном баке у четвёртой стороны столика. — А мне вот ещё что кажется. Многие правительства официально заявляют о своей просвещённой и убеждённой приверженности к так называемым демократическим идеалам, а на практике какают поносом, как человеки выражаются, на эти идеалы. Власть — самый страшный наркотик всех времён, рас и цивилизаций… А у нас, вольных, как ни крути, полная демократия. У каждого свои недостатки, и каждый имеет право на них. Действительно, равные среди равных. Будь ты хоть кустом молачча-гридражжа, разница только в стаже пребывания на борту и в профессиональных обязанностях…
Номи удивлённо подумала о том, что какое же молачча-гридражжа — куст?! И тут её слух переключился на другой столик, расположенный ближе к левой стороне клубного зала.
— …Я ему говорю — кроме всего прочего, мы, вольные торговцы, компаньоны ещё и юридически, по межзвёздным правовым законам, а он мне говорит — извини, товарищ, не могу я без неё. Как только годичный срок истечёт, списывай меня подчистую, стану суррогатным торгашом, так уж и быть, но с нею рядом буду…
Рассказывал эту грустную историю устрашающей наружности громадный диппер, и рассказывал он её не кому-либо, а — онО. На косморусском название существа этой расы звучало как «оно», и онО было воистину — оно. Какого пола может быть здоровенная амёба?.. Половых признаков у амёбообразных онО (ударение на вторую «О») не имелось, зато высокий коэффициент интеллектуальности наличествовал, вкупе с мощной смешанной технобиогенной цивилизацией в родном мире. Также — у них в наличии искреннее недоумение по поводу того, как можно страдать из-за отсутствия рядом кого бы то ни было. Каковое недоумение это конкретное онО и продемонстрировало:
— А твой чиф что, болело, затормозилось, не могло делиться? Проблем-то! Раздвойся, да…
— Мой чиф был парамаут, мужчина. — Диппер почти по-человечьи вздохнул. — Эх-х, студень ты неврубчивый…
Номи улыбнулась. У всех рас — разные проблемы и разный подход к их решению. Но как похожи все расы — никто БЕЗ проблем просто-таки жить не может. Если нету проблем, то обязательно себе на голову чего-нибудь этакое выдумают… а потом будут героически с ним бороться.
— Когда всё развалится, начнётся хаос, и выживут те, кто умеет стрелять, резать, жечь, кто не остановится в раздумье перед выбором: убий — не убий, — говорил на интерлогосе невысокий тощий рыжебородый человек-мужчина. Он сидел ближе к сцене, боком к Номи, в обществе двух приятельниц и приятеля, мальнаранок и зелёного ящера рогвадда. — Мы сейчас запасаем впрок оружие, за оружие можно будет купить всё что угодно…
— Ты так уверен, товарищ, что всё скоро развалится? — спросила одна из подёргивающихся мальнаранок.
— Да, товарка. Уже полтысячелетия после того, как таукитянские республиканцы прибрали к рукам Земную Империю и быстренько заразились, сами заделались имперцами, не было большой войны. Империя Хо нынче в пике могущества, и это многим не нравится. Многие в открытую проклинают династию, с Тау Кита Семь управляющую доброй пятидесятой частью всех Пределов… Я тут просмотрел кой-какие файлы, и понял, что рано или поздно любую империю начинают донимать исходящие слюной от зависти пришлецы, так называемые варвары… Которых, сами знаете, в Определах тьма-тьмущая, уж на что на что, а на недостаток малоцивилизованных разумных жаловаться не приход…
— Смотря кого под варварами понимать, слушай! — скрипуче произнёс рогвадд, перебивая рыжебородого пророка всеобщего упадка…
И в эту секунду над самым ухом Номи раздался вкрадчивый бархатистый голосок:
— Не желает ли присоединиться к нашей компании юная прелестная девушка?..
Номи повернула голову и узрела изящного, изысканно одетого… нет, не человека, — парамаута. Иного выдавали «кошачьи» зрачки. Будь мужчина в очках, Номи приняла бы его за соплеменника. Впрочем, строение половых органов женщин-парамаутин почти не отличалось от строения гениталий женщин-человеков, и хотя генетически две расы не совмещались и совместного потомства родить не могли, парамауты, цитируя Тити:
«…Пользуются бешеной популярностью у наших девчонок парнишки эти. Ласковые такие, котики, нежные, и очень, очень изобретательные!»
«Ох, неужто предчувствие меня не обмануло — стать мне сегодня женщиной?!», — спросила себя Номи, ощутив, как замерло… и тут же учащённо забилось сердечко её.
— Извините, — твёрдо сказала она, — но я ожидаю друга. Он скоро подойдёт.
— Ну что ж, — кивнул вежливый и корректный, как и все они, парамаут. — Желаю приятно провести вечер… Но если ваш друг не придёт, милости просим за наш столик… там, в углу, видите?
— Вижу, — чуть повернула голову Номи. — Хорошо, если что, так сразу.
— Мы будем ждать. С нетерпением, — улыбнулся парамаут и испарился.
Тактично ожидавший окончания разговора киберкельнер поставил на столик бокал и тоже испарился.
Номи отхлебнула крепкую смесь и моментально ощутила, что алкоголь ударил в голову. Выдохнула воздух, и в это мгновение на сцене зажёгся прожектор.
Он выделил белым кругом света небольшой участок у самой рампы. Откуда-то сзади в белое пятно скользнуло стройное гуманоидное существо, достаточно похожее на человека, но с двумя головами. Номи не знала, к какой расе оно (или он, или она?) принадлежит. И возвестило двухголовое существо:
— Наша программа начинается, товарищи и товарки, да не соскучиться вам желаю!
И вслед за этим программа действительно — началась.
Да ещё и как началась!!!
9: «ОДИННАДЦАТЫЙ ЛИШНИЙ?»
…Не хотелось мне обижать капитана, отправившегося прокручивать дела свои капитанские. Мне не говорят, но, похоже, кто-то из экипажа, по каким-то непредвиденным обстоятельствам до сих пор с космобазы на борт корабля не вернулся!
Потому согласился я выслушать очередной курс лекций. Расширенный и дополненный.
К этому времени я уже успел второй раз за время пребывания на Вольном Торговце поесть и даже часок отдохнуть в отведённой мне каюте. К входу в неё меня, собственно, и притащил Мол. Я тогда находился в бессознательном состоянии, поэтому он Прикрепил на пиджак записку и отправился в свою ходовую рубку… Короче говоря, первый день моего пребывания на борту оказался насыщенным донельзя и продолжиться обещал в том же духе.
К киборгам у меня отношение двоякое: никак для себя, пся крев, определить не могу, человеки они или нет. Понятно, что основу их интеллекта составляет трансплантированный «в тАнку» человеческий мозг. Впоследствии техногенно модернизированный, при помощи всяких механически-электронно-энергетических устройств. Но мозг-то человеческий, значит, и отношение как к человеку должно быть. Персонально в моём случае — отрицательное.
И в то же время: мозг ведь — это ещё не весь человек. Мы, как личности, формируемся под воздействием среды обитания и существуем под её постоянным давлением. В этой связи относительно Гана я могу сказать следующее: он уже далеко не та личность, совсем не та, что «имела место быть» ДО трансплантации мозга в кибертанк.
Потому что основной, наиважнейшей средой обитания для разума индивида является его собственное тело, и ничто иное.
Как может оставаться самим собой тот, у кого вместо сердца теперь мотор, вместо желудка генератор, вместо глаз объективы, вместо ног гусеницы, а вместо рук манипуляторы?..
Здесь первоначальная проблема и всплывает: не та личность или не та сущность? Скорее всего, второе. И заниматься исследованиями киборгов должны, я думаю, совсем не социологи, этнологи и прочие гуманитарии-антропоцентристы.
Разумы «в танке» — несомненно, подопечные ксенологов, коллег моих в науке.
Киборги — уже Иные.
Это всё пришло мне в голову, пока Ган, успевший переругаться с Фаном и Молом-Марихуаной, взахлёб рассказывал подноготную нашего (уже и моего?.. ) кораблика, «самого-самого» в своей исключительной неповторимости.
Не одни сутки понадобились киборгу, чтобы научиться имитировать своим лишь отдалённо «механическим» голосом эмоции, присущие человекам. Надо отдать ему должное — научился. Неестественность голоса бросается в уши только с непривычки, первое время.
Этими эмоциями на самом деле необычайно насыщен голос — но ты замечаешь это, лишь когда становишься киборгом. Сказочно богат на интонации голос человека, голос любого живого разумного существа, способ коммуникации которого сформирован в фонетической среде.
Ган рассказывал взахлёб, и речь его почти на треть, как и у всех индивидов, прошедших «трансформацию по-свитсмоукски», состояла из техносленга.
Ещё один повод пристальнее, внимательнее присмотреться к киборгам: любопытен и странен механизм засорения их речи технической терминологией — как универсальной, общепринятой, так и специфическими диалектами локальных технократических сообществ, а также эндемической лексикой ряда экзотических специальностей, превратившихся в замкнутые касты. Ган рассказывал:
— …Ты, чайник Джи, гнёзда не пломбируй. Эррор случился из-за Урга, помехи атмосферной. Он мой процессор обманкой накачал, проц из-за этого сбоИть пошёл. Думаю, не так уж сильно тактовая частота у нас не совпадает.
— Ладно, не обижаюсь, — отреагировал я. Хотя не уверен был, что понял смысл сказанного.
— Вот и двести двадцать! — обрадовался он тому, что я не обижаюсь.
— Послушай, Ган, а ты менее поэтично способен изъясняться? — поинтересовался я.
— Способен. Только перегрузки боюсь. Чтоб целиком по-человечьи изъясняться, надо процессор с предохранителей снимать. Так и сгореть недолго…
— Эй, чел! — испуганно заверещала на интерлогосе одна из фиолетовых «лисичек». — Ты чего, мы же прикалываемся!
Метрового росточка мальнаранчик с зажмуренными от ужаса нижними глазами не двигался с места, мелко подёргиваясь. Третьим глазом, расширившимся от ужаса же, малыш уставился на громадного в сравнении с ним чернокожего «чела». Номи уже знала, что именно так существа иных рас пренебрежительно зовут её соплеменников.
Бетельгейзианка схватила мальчишку за плечико, намереваясь дёрнуть и уволочь в толпу, а палец торговца в это же мгновение начал вдавливать спусковую клавишу…
Номи прыгнула наперерез. Одновременно мощнейшим энергетическим усилием она послала в процессор страшного оружия направленный пучок электронной воли. Прыгнула же Номи просто для подстраховки, но не зря — как выяснилось тотчас же.
Прессер был очень старый, с полувыгоревшей начинкой, но ещё действующий. Широкая волна наводок, сокрушающих импульсы в нервах живых существ, уже почти начала выплёскиваться из широкого раструба, когда была остановлена волей Номи. Однако, пока-а-а до управляющего процессора «дошло», что поступила команда «СТОП», часть смертоносных наводок успела выплеснуться…
Всё это заняло дольку секунды времени. Воле Номи её хватило для остановки нейроудара, но не хватило телу Номи, чтобы выбить оружие из громадного иссиня-чёрного кулака, сжимающего рукоять… Девушка успела лишь изменить угол наклона раструба. И наводки поглотились покрытием пола.
Лисичка уже уволакивала мальнаранчика в толпу, кто-то из близидущих существ заорал на «чела»: «Ты чего, ублюдок, очумел, пресом поливать?!», а Номи, не удержавшись на ногах, летела кубарем, сминая столик и сшибая прохожих…
Сквозь рёв порноторговца и возмущённые крики толпы она отчётливо расслышала три слова: «Запомнить — её — запах», — произнесённые на косморусском звонким девчоночьим голосочком, и тут же вскочила, готовая драться с чёрным насмерть. Но им уже занялись какие-то дюжие существа из толпы, возмущённые прилюдным использованием «пресса». Оружия, смертельно опасного для всего живого, обладающего нервной энергией.
И Номи сочла благоразумным скоренько убраться восвояси, чтобы снова отправиться в «плавание» по Танжер-Бете. Убравшись, она продолжила экскурсию, меря шагами покрытие улиц и площадей мира, в котором никого не удивишь и не разъяришь иным цветом волос и иным оттенком кожи.
…Ходила, ходила, ходила и до того доходилась, что у неё ноги подкосились от изнеможения. Голова распухла от боли и превратилась в мелко вибрирующую, звенящую, как от ударов ложки о кастрюлю. Заорал отчаянное «Мэйдэй!!!» мочевой пузырь, гибнущий от переполнения[2]. От скрещения чувства одиночества с пронзительным ощущением собственной ничтожной малости пред бесконечно многообразным ликом Вселенной — в душе зародилось ужасное предчувствие.
Но прежде чем осмыслить его и оформить в нечто удобопонятное, Номи настоятельно требовалось посетить заведение для дам-человеков. Она затравленно озиралась, не имея представления, где таковое разыскать. Она даже не представляла, как вообще на Танжер-Бете производится сегрегация по способам и методикам испражнения отходов разнообразнейших, как сама Вселенная, метаболических процессов. Неизбежном итоге обменов веществ, наверняка протекавших в организмах существ, которые собрались в бурлящую толпу на этом космическом перекрёстке.
Озиралась Номи, изнурённо прислонившись к стене. Судорожно сжав бёдра, застыла она у мозаично вспыхивающего уличного автомата, предлагающего за смешную цену, всего два с четвертью эква, бокальчик самого лучшего в Освоенных Пределах, изготовленного но древнейшей баварской технологии ПИВА!!! Рекламный призыв автомат исторг бодрым тенорком прямо в уши потенциальной покупательнице, затормозившей перед ним.
Уловив смысл, Номи не вынесла издевательства. Прянула от пивного садиста прочь, с твёрдым намерением вломиться в любое заведение. Пусть даже чисто ассоциативно напоминающее отхожее место, или в первый же по ходу движения бар. Пускай он предназначенным окажется хоть для омнидов, существ, исключительно вонюче испражняющихся «по-маленькому» сквозь поры на груди и животе…
И уткнулась взглядом в яркую надпись, потрясающую наплевательской откровенностью.
Вывеска подмигивала над проёмом, завешенным радужно-переливающейся псевдоатласной занавесью. Вход вёл иуда-то в недра базы, предлагая возможность покинуть гигантский, размером с верфь для постройки звездолётов, Бартер-холл.
«ТАК ЗНАЧИТ ГОРДУНЫ?! А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?!» — вызывающе вопрошала надпись, и в голове у Номи как будто солнышко зажглось, мгновенно рассеяв мглу отчаяния. Словно в спасительный люк «Пожирателя», успевшего сделаться ей родным домом, ринулась Номи в проём, открывшийся ей между двумя расступившимися нишами-витринами.
В нишах мерцали голограммы Розы Векторов. Эта эмблема всенепременно составляла компанию названиям, нанесённым на борта любого из корыт, числящих себя Вольными Торговцами.
Радужная занавесь разомкнулась посерёдке снизу, и образовавшаяся прорезь устремилась вверх… Она удлинялась, пригласительно открывая расширяющийся треугольный вход.
Девушка поспешно нырнула внутрь.
— Доброго базара! — приветствовал Номи женский голос, хрипловатый, будто после только-только выпитого стакана ледяной си-пи-колы. — И вольного полёта! С прибытием, «Пожиратель Пространства»! Рейс был удачен? Переход гладок?
— Откуда… — начала было изумлённо спрашивать Номи, на миг позабыв о своём бедственном положении. Однако голос властно прервал её и приказным тоном скомандовал:
— Гальюны налево. А ну живо!
И Номи метнулась налево.
«У-у-уфф. Какие мы всё-таки, человеки, уязвимые существа», — подумала она, изнеможенно обмякнув и откинувшись на спинку.
Кабина была просторная, хоть три сантехприбора ставь, но абсолютно голая, функциональная. Унитаз, подставка с гигиеническими средствами, биде, мойка-сушилка, зеркало.
Однотонно-белые стены. И — неожиданное яркое пятно! — единственное граффити, прямо над головой.
Напылённое червонным золотом:
«Посмотри сюда.
Пронзи глазами души Своей вещество, словно и нету его.
Что же увидишь Ты, встретившись взглядом со звёздами, глазами Моими, для взор в бесконечность, внутрь тела Моего?
Ты увидишь и познаешь душу Мою.
А познав её, поймёшь — смотрелся-то Ты в зеркало».
И знак, выведенный красивым, плавным чёрным росчерком: симметрично обвивающие друг дружку то ли змейки, то ли шланги.
«А-а-а, эти вездесущие боконисты!» — подумала Номи, прочитав текст и идентифицировав логотип. Припомнила древнее: «Нету бога, кроме человека. Бог не во вне, а во мне. Человек = Бог». И честно попыталась пронзить глазами потолок.
Напрямую нервами (или извилинами?) — пожалуйста, сколько угодно. Видно насквозь: только броуновский бардак. Сразу же, и везде: что по эту сторону, что по ту, что внутри вещества…
Но глазами смотря — потолок как потолок, обычное белое покрытие, и золотисто-чёрная заповедь на нём. «Может, со мной что-то не то?», — спросила девушка себя (значит, и Бога?..). Опустила глаза и уставилась в зеркало.
Вроде всё на месте, как и было. Серо-зелёные глаза, открытый высокий лоб, чёткие дуги бровей, волосы, присобранные спереди обручем-зажимом и ниспадающие сзади свободными, вертикально вьющимися прядями, яркие полные губы большого, резко очерченного рта. Красивая плавная линия подбородка. Доставшийся от белой половины предков прямой нос: характерно выдающиеся, в память о чёрной половине предков, скулы…
«И где там, во всём этом комплекте, прячется Моя Богиня? Да-а, — резюмировала Номи со вздохом, уже переместившись на биде, подмывшись и отрывая клочок пипифакса. — Не гожусь я в богини, невооружённым глазом видать! Просунув руку между бёдер, она промокнулась и вдруг ощутила настоятельную потребность сходить „по-большому“. Это вышло настолько неожиданно, что она едва поспела перепрыгнуть вновь на унитаз.
«Неужто Знамение?!» — то ли с грустной иронией, то ли с удивлением, подумала Номи, когда вышло и она вновь передислоцировалась на биде.
…Прочь из гальюна, несколько шагов налево по коридорчику, и вторая занавесь. Распахнутая. А за нею…
«Ой-ёй-ёй! — изумилась девушка. — Да это же…»
— Частный клуб, содержащийся на паях Экипажами Вольных Торговцев, приветствует тебя. Судя по конфигурации татуажа, ты совсем недавно подписала первый постоянный контракт? — вкрадчиво поинтересовался из-за спины уже знакомый Номи хрипловатый голос. Теперь он звучал вживую.
Она резко обернулась, и взгляду её (вместо Бога, того, что «во мне»?..) явилось самое что ни на есть ВИДЕНИЕ. По-иному и не выразишься… Женщина выглядела настолько для человека неординарно, что эпитеты вроде «экстравагантно», «эклектично», «прикольно» и сходные — просто-напросто блекли и не передавали сути. Ближайшим по смыслу было словечко «отпадно», но и оно выражало едва ли половину сногсшибающего впечатления…
«В таком наряде разве что на эстрадных подмостках миру являться», — подумала Номи.
Уж очень нереально смотрелась женщина, со всех сторон оснащённая блёстками, перьями, разноцветными вспышками, ленточками, оборочками, прибамбасами и «фенечками». Всё это великолепие фантастически смотрелось в сочетании, в общем ансамбле. Выполненная неведомым гением парикмахерского искусства причёска, превратила волосы женщины в некий живой водопад… или застывший серебристый огонь… Феерический макияж, светящаяся обволакивающая дымка, голографические вставки…
В итоге складывалось визуальное впечатление стопроцентно ирреального, абсолютно виртуального существа, порождённого прихотливой компьютерной графикой, а не живой матерью.
— Д… д-да, — заикнувшись, ответила Номи на вопрос этого фантастического видения, — но… я не совсем новая, уже девятая…
— Вижу, — усмехнулась виртуальная женщина.
А может, Номи показалось, что усмехнулась. Попробуй разбери в мерцающей дымке…
— Рода, позывной «Молния», десятая в долевом списке «Неустрашимой Стервы». Я её новый капитан. — Ирреальная женщина представилась первой. — С этим корытом тоже первый контракт подмахнула, вчера. Дуг-Бритва погиб на Гиндзе, пускай полёт его да продлится вечно! — женщина-видение произвела ритуальный жест поминовения. — Раньше-то я на «Аятолле Шабра» вторым пилотом ходила… Потом в клубе тут временно кантовалась, в метрдотелях. А ты кто?
Номи вспомнила: Вольный Торговец «Аятолла Шабра», несусветно древний громадный транспортник ещё земной постройки, был атакован пиратами на стац-орбите у Лингфорда. К моменту атаки почти все члены команды находились на поверхности планеты, загружая и отправляя наверх шаттл с волокнами нильгейры; в покупку этого сырья они вложили все свои финансы, до последней копейки.
Пираты угнали корабль, выпотрошили его и направили прямым курсом в местное светило. В точке ожидания на орбите они оставили труп навигатора с издевательским посланием. На челноке, с невероятными мучениями, девятеро вольных добрались в соседнюю систему, имеющую космопорт. Торговцы остались в живых, но были полностью разорены. Поэтому, не имея средств на покупку нового корабля, вынужденно разбрелись кто куда.
— Номи, позывной… Чоко. Субчиф, — запнувшись, представилась Номи. — До «Пожирателя» на другой посудине никогда не ходила. Я неофитка.
— Вижу, — вновь усмехнулась (или это лишь виртуальное впечатление?..) Молния. Из искрящейся дымки появилась рука, и крепко ухватила девушку под локоть. — Идём. Я пристрою тебя на хорошее местечко. У нас сегодня наплыв. Ярмарка. Кроме «Стервы» и «Пожирателя», подошли ещё сто четырнадцать… о, уже сто пятнадцать, — поправилась она, видимо, получив информацию из акустической клипсы личного терминала, — а ещё точнее, сто шестнадцать наших лоханей. Несколько десятков вольных посудин — на подходе. Надо сказать, давненько в одной точке пространства мы не собирались количеством, исчисляемым даже не сотнями, а тысячами.
И фантастическая Рода, по всей вероятности, дорабатывающая последние до истечения контракта с клубом сутки, действительно пристроила Номи на хорошее место. За столик, сидя у которого, отлично просматривалась сцена.
— Я ещё появлюсь, — сообщила Молния и отчалила по направлению к входу.
«Наверное, я ей чем-то понравилась, — сделала вывод Номи, — быть может, контрастирующей простотою внешнего облика…»
И вдруг в голове девушки возникла чёткая мысль. «Это было бы очень даже забавно — потерять девственность не с мужчиной».
Спохватилась она: «Что это со мной?!» и постаралась выбросить феерическую женщину из головы. Заказала скользнувшему к ней киберу коктейль «особо забористый», и невольно прислушалась к достигавшим её ушей обрывкам разговоров, что велись за соседними столиками.
— …Уничижительные словечки, которыми мы наши корабли обзываем, — говорила на косморусском взрослая лисица-бетельгейзианка за столиком, расположенным ближе к входу, — это вроде как дань традиции, этакое ласково-дружеское похлопывание по плечу: старое ты, дескать, корыто, но я тебя люблю, другого ведь не будет… Ведь почти все наши суда — или списанные, или уже настолько старые, что на ходу разваливаются… Гордунам ни за какие эквы новых никто не продаст, из принципа, на металлолом разрежут, а ни за что не продадут… И если кому из нас удаётся купить корабль, находящийся в более-менее приличном состоянии, очень редко — новый, я аж трясусь, так мне завидно… Единственный товар в ОПределах, который мы не можем покупать и продавать когда угодно и как угодно — это корабли. Именно то средство передвижения, которое, собственно, и делает нас вольными… Нам готовы продать что угодно и кого угодно, хоть собственных детей, если мы предложим хорошую цену, но не новые корабли! Я считаю, это всеобщий заговор владетелей, правительств и корпораций против нас…
Номи невольно кивнула, соглашаясь. Вполне вероятно.
— …капиталисты не могут нам простить, что для нас тор-рговля — состояние души, — подхватила мысль молоденькая, ещё совсем рыжая, кирутианка, неуклюже восседающая в кресле напротив фиолетовой лисы, — наслаждение процессом, а не огульная нажива, изматывающая гонка к единственной цели — деньги, деньги, деньги!.. Нас ведь интер-ресует торговля как искусство, а не как ср-редство обогащения…
— Самое ценное для нас — это то, что мы ещё не успели купить и продать, — вступила в разговор крысоидная шиа-рейка, что сидела, повернувшись к Номи узкой горбатенькой спинкой, — философская сущность ценности, я бы сказала, а не то, что по каким-то надуманным финансово-экономическим правилам является материально более ценным, чем рядом лежащее…
— Ну правила я бы не отбр-расывала, — перебила кирутианка, — их всегда можно повернуть себе на пользу, товар-рка К'низз!
— Ещё бы, товарка Грреф. Вам щупалец в рот не клади, коммерциалистки, враз откусите, — прокомментировал через ретранслятор саллузеянин, пристроившийся в своём передвижном водяном баке у четвёртой стороны столика. — А мне вот ещё что кажется. Многие правительства официально заявляют о своей просвещённой и убеждённой приверженности к так называемым демократическим идеалам, а на практике какают поносом, как человеки выражаются, на эти идеалы. Власть — самый страшный наркотик всех времён, рас и цивилизаций… А у нас, вольных, как ни крути, полная демократия. У каждого свои недостатки, и каждый имеет право на них. Действительно, равные среди равных. Будь ты хоть кустом молачча-гридражжа, разница только в стаже пребывания на борту и в профессиональных обязанностях…
Номи удивлённо подумала о том, что какое же молачча-гридражжа — куст?! И тут её слух переключился на другой столик, расположенный ближе к левой стороне клубного зала.
— …Я ему говорю — кроме всего прочего, мы, вольные торговцы, компаньоны ещё и юридически, по межзвёздным правовым законам, а он мне говорит — извини, товарищ, не могу я без неё. Как только годичный срок истечёт, списывай меня подчистую, стану суррогатным торгашом, так уж и быть, но с нею рядом буду…
Рассказывал эту грустную историю устрашающей наружности громадный диппер, и рассказывал он её не кому-либо, а — онО. На косморусском название существа этой расы звучало как «оно», и онО было воистину — оно. Какого пола может быть здоровенная амёба?.. Половых признаков у амёбообразных онО (ударение на вторую «О») не имелось, зато высокий коэффициент интеллектуальности наличествовал, вкупе с мощной смешанной технобиогенной цивилизацией в родном мире. Также — у них в наличии искреннее недоумение по поводу того, как можно страдать из-за отсутствия рядом кого бы то ни было. Каковое недоумение это конкретное онО и продемонстрировало:
— А твой чиф что, болело, затормозилось, не могло делиться? Проблем-то! Раздвойся, да…
— Мой чиф был парамаут, мужчина. — Диппер почти по-человечьи вздохнул. — Эх-х, студень ты неврубчивый…
Номи улыбнулась. У всех рас — разные проблемы и разный подход к их решению. Но как похожи все расы — никто БЕЗ проблем просто-таки жить не может. Если нету проблем, то обязательно себе на голову чего-нибудь этакое выдумают… а потом будут героически с ним бороться.
— Когда всё развалится, начнётся хаос, и выживут те, кто умеет стрелять, резать, жечь, кто не остановится в раздумье перед выбором: убий — не убий, — говорил на интерлогосе невысокий тощий рыжебородый человек-мужчина. Он сидел ближе к сцене, боком к Номи, в обществе двух приятельниц и приятеля, мальнаранок и зелёного ящера рогвадда. — Мы сейчас запасаем впрок оружие, за оружие можно будет купить всё что угодно…
— Ты так уверен, товарищ, что всё скоро развалится? — спросила одна из подёргивающихся мальнаранок.
— Да, товарка. Уже полтысячелетия после того, как таукитянские республиканцы прибрали к рукам Земную Империю и быстренько заразились, сами заделались имперцами, не было большой войны. Империя Хо нынче в пике могущества, и это многим не нравится. Многие в открытую проклинают династию, с Тау Кита Семь управляющую доброй пятидесятой частью всех Пределов… Я тут просмотрел кой-какие файлы, и понял, что рано или поздно любую империю начинают донимать исходящие слюной от зависти пришлецы, так называемые варвары… Которых, сами знаете, в Определах тьма-тьмущая, уж на что на что, а на недостаток малоцивилизованных разумных жаловаться не приход…
— Смотря кого под варварами понимать, слушай! — скрипуче произнёс рогвадд, перебивая рыжебородого пророка всеобщего упадка…
И в эту секунду над самым ухом Номи раздался вкрадчивый бархатистый голосок:
— Не желает ли присоединиться к нашей компании юная прелестная девушка?..
Номи повернула голову и узрела изящного, изысканно одетого… нет, не человека, — парамаута. Иного выдавали «кошачьи» зрачки. Будь мужчина в очках, Номи приняла бы его за соплеменника. Впрочем, строение половых органов женщин-парамаутин почти не отличалось от строения гениталий женщин-человеков, и хотя генетически две расы не совмещались и совместного потомства родить не могли, парамауты, цитируя Тити:
«…Пользуются бешеной популярностью у наших девчонок парнишки эти. Ласковые такие, котики, нежные, и очень, очень изобретательные!»
«Ох, неужто предчувствие меня не обмануло — стать мне сегодня женщиной?!», — спросила себя Номи, ощутив, как замерло… и тут же учащённо забилось сердечко её.
— Извините, — твёрдо сказала она, — но я ожидаю друга. Он скоро подойдёт.
— Ну что ж, — кивнул вежливый и корректный, как и все они, парамаут. — Желаю приятно провести вечер… Но если ваш друг не придёт, милости просим за наш столик… там, в углу, видите?
— Вижу, — чуть повернула голову Номи. — Хорошо, если что, так сразу.
— Мы будем ждать. С нетерпением, — улыбнулся парамаут и испарился.
Тактично ожидавший окончания разговора киберкельнер поставил на столик бокал и тоже испарился.
Номи отхлебнула крепкую смесь и моментально ощутила, что алкоголь ударил в голову. Выдохнула воздух, и в это мгновение на сцене зажёгся прожектор.
Он выделил белым кругом света небольшой участок у самой рампы. Откуда-то сзади в белое пятно скользнуло стройное гуманоидное существо, достаточно похожее на человека, но с двумя головами. Номи не знала, к какой расе оно (или он, или она?) принадлежит. И возвестило двухголовое существо:
— Наша программа начинается, товарищи и товарки, да не соскучиться вам желаю!
И вслед за этим программа действительно — началась.
Да ещё и как началась!!!
9: «ОДИННАДЦАТЫЙ ЛИШНИЙ?»
…Не хотелось мне обижать капитана, отправившегося прокручивать дела свои капитанские. Мне не говорят, но, похоже, кто-то из экипажа, по каким-то непредвиденным обстоятельствам до сих пор с космобазы на борт корабля не вернулся!
Потому согласился я выслушать очередной курс лекций. Расширенный и дополненный.
К этому времени я уже успел второй раз за время пребывания на Вольном Торговце поесть и даже часок отдохнуть в отведённой мне каюте. К входу в неё меня, собственно, и притащил Мол. Я тогда находился в бессознательном состоянии, поэтому он Прикрепил на пиджак записку и отправился в свою ходовую рубку… Короче говоря, первый день моего пребывания на борту оказался насыщенным донельзя и продолжиться обещал в том же духе.
К киборгам у меня отношение двоякое: никак для себя, пся крев, определить не могу, человеки они или нет. Понятно, что основу их интеллекта составляет трансплантированный «в тАнку» человеческий мозг. Впоследствии техногенно модернизированный, при помощи всяких механически-электронно-энергетических устройств. Но мозг-то человеческий, значит, и отношение как к человеку должно быть. Персонально в моём случае — отрицательное.
И в то же время: мозг ведь — это ещё не весь человек. Мы, как личности, формируемся под воздействием среды обитания и существуем под её постоянным давлением. В этой связи относительно Гана я могу сказать следующее: он уже далеко не та личность, совсем не та, что «имела место быть» ДО трансплантации мозга в кибертанк.
Потому что основной, наиважнейшей средой обитания для разума индивида является его собственное тело, и ничто иное.
Как может оставаться самим собой тот, у кого вместо сердца теперь мотор, вместо желудка генератор, вместо глаз объективы, вместо ног гусеницы, а вместо рук манипуляторы?..
Здесь первоначальная проблема и всплывает: не та личность или не та сущность? Скорее всего, второе. И заниматься исследованиями киборгов должны, я думаю, совсем не социологи, этнологи и прочие гуманитарии-антропоцентристы.
Разумы «в танке» — несомненно, подопечные ксенологов, коллег моих в науке.
Киборги — уже Иные.
Это всё пришло мне в голову, пока Ган, успевший переругаться с Фаном и Молом-Марихуаной, взахлёб рассказывал подноготную нашего (уже и моего?.. ) кораблика, «самого-самого» в своей исключительной неповторимости.
Не одни сутки понадобились киборгу, чтобы научиться имитировать своим лишь отдалённо «механическим» голосом эмоции, присущие человекам. Надо отдать ему должное — научился. Неестественность голоса бросается в уши только с непривычки, первое время.
Этими эмоциями на самом деле необычайно насыщен голос — но ты замечаешь это, лишь когда становишься киборгом. Сказочно богат на интонации голос человека, голос любого живого разумного существа, способ коммуникации которого сформирован в фонетической среде.
Ган рассказывал взахлёб, и речь его почти на треть, как и у всех индивидов, прошедших «трансформацию по-свитсмоукски», состояла из техносленга.
Ещё один повод пристальнее, внимательнее присмотреться к киборгам: любопытен и странен механизм засорения их речи технической терминологией — как универсальной, общепринятой, так и специфическими диалектами локальных технократических сообществ, а также эндемической лексикой ряда экзотических специальностей, превратившихся в замкнутые касты. Ган рассказывал:
— …Ты, чайник Джи, гнёзда не пломбируй. Эррор случился из-за Урга, помехи атмосферной. Он мой процессор обманкой накачал, проц из-за этого сбоИть пошёл. Думаю, не так уж сильно тактовая частота у нас не совпадает.
— Ладно, не обижаюсь, — отреагировал я. Хотя не уверен был, что понял смысл сказанного.
— Вот и двести двадцать! — обрадовался он тому, что я не обижаюсь.
— Послушай, Ган, а ты менее поэтично способен изъясняться? — поинтересовался я.
— Способен. Только перегрузки боюсь. Чтоб целиком по-человечьи изъясняться, надо процессор с предохранителей снимать. Так и сгореть недолго…