Страница:
…Но размышляй не размышляй, а плоть, материя низменная, требует своего.
Первым делом мне следовало раздобыть жильё и пищу… Скорее, в обратном порядке. Поэтому, хочешь не хочешь, принялся я искать заведения гастрономической окраски. Наобум, но придерживаясь некой системы… Иду до первого разветвления проулка, потом возвращаюсь, чтобы от магистрали своей стержневой не отклониться. Не хотел я в расспросы вдаваться, а информатов по пути ещё не встречал. Может, революция у них тут приключилась, супротив общественных информатов?
Первым гастрономического толка заведением было пространство, отгороженное от реального мира более чем солидной дверью. Толщина её, на первый взгляд, могла выдержать как минимум килотонный взрыв. Озаглавлено оно было вывеской «ЖРАТЬ!», что долженствовало, по-видимому, означать: за дверью предаются греху чревоугодия в столь неуёмной степени, что ни о каком чистилище даже речи быть не может — прямиком в ад.
Мне же, пронизываемому неясными знамениями, почудилось, что за дверью обязательно будут бить морду. С моим-то везением…
Когда я попытался войти, заведение сиплым голосом потребовало вставить универсальную карточку в специально предназначенный для этого паз. Карточка моя была протестирована, и она, вильнув на прощание бочком, исчезла внутри. Дверь, соответственно, распахнулась.
Морду никто не бил — по причине отсутствия субъекта бития.
Я оказался единственным посетителем. Заведение представляло собой нечто, олицетворявшее формулу «вообрази и напечатай», — полуфабрикатную столовую самообслуживания. Автоматика учтёт каждый белочек, жирочек, витаминчик и углеводик, клиентом «пожранный», и с его счёта их стоимость отнимет.
Насыщение моё было прервано тем, что вновь распахнулась дверь. Я подобрался, предвкушая, что именно сейчас и начнут бить морду — судя по приключенческим сериалам, в «барах» этим только и занимаются. Но каково же было моё удивление, когда внутрь, опасно раскачиваясь из стороны в сторону, ввалилась самая настоящая…
Тивиканара Масюкова!!!
При этом в буквальном смысле ходячая тема моего диплома не то посвистывала, не то шептала себе под нос:
— Сейчас коктейлик мы себе и состряпаем, от глаз ихних вдалеке. А то опять тошнить их начнёт! И как такое есть можно! Ужас! И как такое пить можно! А очень просто, очень даже мож…
В этот момент неожиданный посетитель узрел меня и осёкся.
— Прошу прошения, я ошибся, — сказала живая Тивиканара после паузы.
«Сказало то есть», — мысленно поправился я.
Недипломированный, но ксенолог, был готов броситься обнимать и лобызать это крайне неаппетитное существо! Вот оно, Тивиканара Масюкова, во плоти! Собственной персоной!
То самое создание, изучению которого я посвятил столько времени жизни, о котором писал диплом! В дипломной работе моей «с пеной у рта» доказывалось, что существам этой расы несомненно, несомненно присуща СТРАННАЯ ПРИВЫЧКА.
Выглядело создание, как ему и подобало, завораживающе отвратительно. Сочно-зелёная, насыщенная хлорофиллсодержащим белком, пористая кожа, покрытая колючей, длинной, торчащей как иголки, тоненькой щетиной. Ни дать ни взять, прямо-таки пресловутый зелёный человечек!.. Вдобавок у него были прячущиеся, как у улитки, стебельки глаз; сами глаза, лишённые зрачков, напоминали закатившиеся глаза мертвеца. Короткие ручки и ножки, прячущиеся в массивные кожные складки; маленький квадратный безгубый рот. За спиной торчали вздувшиеся мешки — естественные воздушные ёмкости, которые Тивиканара наполняет углеродной дыхательной смесью, к тому же имеющей в составе немалый процент летучих соединений фтора. Специфического содержимого мешков должно хватать не менее чем на десять стандартных суток пребывания в кислородсодержащих атмосферах…
— Да хранит тебя Единственный Неделимый! — трепеща от восхищения, произнёс я ритуальную формулу приветствия расы Тивиканара Масюкова. — Да будет он милосердным к Молачча-Гридражжа-Многочисленным-И-Бессмертным!
О том, что в минуту особой радости представители этого биовида начинают активнее, чем когда-либо, выделять кислород, я не знал. Поэтому немного испугался, ощутив, как легко стало дышать.
Тивиканара, разрушая образ существа тихого и напрочь лишённого эмоций, просто обалдело. Оно бегало из угла в угол, норовя, по причине своей неуклюжести, упасть и после этого не подниматься. Оно хватало полуфабрикаты и поедало их, некоторые даже в упаковке.
О резком повышении аппетита в те же самые минуты радости я знал.
И при этом оно что-то без остановки лопотало на своём невообразимом наречии…
— М ша мша кирлтьюжа кажаркша… Психхэя кекежа мша мша. Ысса мша аэссы! Аэссы кржоо мша персоошей. М ша бейшо жажжда кажаркша!..
Я не знал, что обозначало это частое «мша», но лексическая единица «аэссы», которую мне удалось уловить дважды подряд, было названием солнца планеты Хоадоолитэйда. Мира, откуда родом Тивиканары Масюковы, или Молачча-Гридражжа, как они сами себя называли.
Своим приветствием я настолько потряс бедное созданье, что оно вдруг заговорило на давно позабытом родном языке. О том, что язык оно позабыло, неоспоримо свидетельствовал тот факт, что даже само с собой оно разговаривало на языке чужом. Заходя в столовую, оно изъяснялось на косморусском, широко распространённом в Освоенных Пределах.
Когда созданье перебесилось, оно подкатило ко мне и напыщенно представилось, пользуясь всё тем же корусом:
— Пред тобою, человек, стоит Лучший-Друг-Капитана-Йонссона-Покоритель-Пустоты-И-Миров-Её-Наполняющих-Вычисляющий-Быстрее-И-Лучше-Компьютера-ПервейшийПилот-Среди-Молачча-Гридражжа-Многочисленных-И-Бессмертных, второй в Долевом Списке прибылей Вольного Торговца «Пожиратель Пространства», а по Судовой Роли первый пилот и супернавигатор вышеозначенного корабля, великолепное в своей блистательности существо, которое друзья называют Мол или Мол-Марихуана, а враги — Поганка или Гермафродит, последней кличкой никак не оскорбляя меня, а лишь демонстрируя своё полное незнание моей психофизиологии. Зови меня, человек, Молом или Марихуаной. И расскажи, кто же ты такой, ведающий о Молачча-Гридражжа столь многое!
Надо ли говорить, что, выслушивая всё это, я едва сдерживался, чтобы не заорать от восторга, переполнившего меня?!
…Мой новый друг Мол по прозвищу Марихуана, нигде не задерживаясь более пятнадцати минут, водил меня по питейным заведениям Танжер-Беты. Меня же он настойчиво «заливал» самыми дорогими напитками, заказывал и заставлял поедать всевозможные, иногда весьма неаппетитные, порой отвратительные на вкус, деликатесы.
Сам он почти ничего не ел — некогда было за разговорами — и совсем ничего не пил — метаболизм не тот. Зато ротик свой квадратный практически не закрывал.
Как?!! Ведаюший о Молачча-Гридражжа столь многое — писал о них научную работу?!! Вот это да!!! А внук Обезьяна поперёк дороги встал?!! Это у нас-то, Молачча-Гридражжа, разум — Всего лишь поведенческая реакция?!! Ничего себе!!! Да это у самого Обезьяна разум — поведенческая патология…
Образ тихони был разрушен безвозвратно. Сквозь испаряющееся сознание я, глупо улыбаясь, осознавал, что ещё два-три аргумента, и Вольный Торговец «Пожиратель Пространства» будет готов объявить войну миру Косцюшко, и Мол встанет в первом ряду абордажной команды…
…Демоны, устроившие шабаш в моей голове, постепенно обретали голоса.
— Я расчленю его и выкину на съедение крысоидам и бездомным собакам, — фальцетом сказал один из демонов.
— Тебе б только порасчленять кого, а человеков в особенности, — сказал второй демон голосом чуть более низким, с оттенком жеманности.
— Ты знаешь, что моё отношение непредвзято: есть вы, Экипаж, и есть все остальные, враги, и чтобы сохранить жизни первых, я должен уничтожать вторых, — ответил первый демон.
Чуть приоткрыв глаза, я увидел, что надо мной возвышаются тощие, бритые наголо человеки-монголоиды, облачённые в чёрные кожаные жилетки и шорты до колен, а рядом с ними… воплощённый ужас Освоенного Космоса — шестиногие и четырёхрукие крылатые наёмники-флоллуэйцы, которые, собственно, и предавались кровавым поползновениям в мою сторону.
После этого я зажмурился сильнее и попытался усилием воли вновь лишиться сознания. Причём какой-то аномально трезвый участок этого самого сознания разродился глубокомысленным комментарием: «Все знают, что как на грудь примешь — двоится в глазах. Все! Однако природу этого явления так никто и не удосужился объяснить… »
— Если у тебя ностальгия, это ещё не значит, что необходимо на корабль падаль всевозможную стаскивать, — сказал голос первого демона.
— Десс, кончай возмущаться. Если Мол попросил, сделай одолжение, оставь парня в покое. И, понимаешь ли, даже закоренелых бандитов и предателей у нас, человеков, спящими и пьяными расчленять как-то не принято, — сказал голос третьего демона. По властным интонациям опознанный мною как голос самого главного.
— Меня лично он не просил ни о чём! — огрызнулся первый.
— Он нас всех попросил, — сказал главный.
— Могу подтвердить, записочку Мол собственноручно писал, — вмешался в разговор какой-то новый, неживой, демонический голос. Похоже, звучал он из ретранслятора.
— Я этого не видел! — сказал первый.
В этот момент раздался уже знакомый мне голос Мола. Но теперь он тоже звучал из ретранслятора:
— Вот именно — ксенолог. Сол, ну одиннадцатый так одиннадцатый. Ты предлагаешь кому-нибудь из нас экстренно выучиться? Бабушке, к примеру, или вот Деструктору. Десс, хочешь быть ксенологом?
— А он и так в некотором смысле ксенолог, — сказал голос демона-китайца.
Я осторожно приподнял веки: вращающаяся в голове центрифуга прекратила движение, зато глаза больно резанул свет.
Затем я приподнял голову и первое, что увидели мои скошенные вниз глаза, была не пёстрая группа, спорящая, по-видимому, о моём ужасном жребии, а записка, неуклюже нацарапанная на рваном куске упаковочного материала и приколотая к моему пиджаку:
«Пожалуйста, прошу никого ЭТО не трогать. Мол».
Часть 2
4: «БОЙКИЙ ХЛОПЕЦ»
…Вспоминаю я, что монеты в этого кибер-куховара совать не положено, а надо бы — универсальную сетевую карточку. Которой у меня отродясь не бывало. На кой бес она мне?
Я эту самую карточку в нашей дальней степи видывал только у старого кузнеца, вуйка Файбышенко, что в молодости пожил года три в провид-центре и сохранил на память кредитку, давно ставшую ему ненужной.
У нас ведь в дикой целинной степи-то единой Сети нету. Кажется невероятным, но — ФАКТ. Спутников связи над Стэпом мало вертится, каналов немного поэтому, и только сэла-центры меж собою и с городами вяжут они.
У нас там, в степи, вообще мало разнообразия. Только трава, трава, трава, кусты, редкие холмы и деревья, снова трава, зверьё всякое, снова трава, скотина наша, мы сами и, конечно же — дхорры клятые… и трава, трава, трава.
И десятки километров катить до соседнего хутора.
Степь да степь кругом. И очень мало девчат.
После освобождения от техноисламского ига и восстановления независимости — вдвое-втрое меньше девчат почему-то рождается, чем хлопцев. Вероятно, это проклятые технолайнеры что-то с генами нашими сотворили, эксперимент какой вытворили, облучили наших предков… И потому двое-троемужество у нас — вынужденная социальная норма. И потому женщины наши — с… ещё те.
В квадрате, в кубе с…!
Ещё бы! Самые страшные — и те без мужей не остаются.
Вопрос обширности выбора их и испортил…
С…!!!!!!
Хлопцы, вуйки и деды от зари до зари как заклятые вкалывают, а жинки и бабки по хатам сидят. В лучшем случае хуторским или квартирным хозяйством занимаются, а частенько вообще ни хрена не делают. Только рожают, за малыми приглядывают, сериалы всякие смотрют и друг с дружкой по радиотелефонам треплются. Когда перемужатся. А до того, как в девках, — нагуливаются до упора; как пожелают и с кем заманётся, собирая по шматкам приданое — монетами и вещами.
К некоторым дивчатам, особо популярным и сексапильным, потому особо дорогостоящим, хлопцы в многомесячных очередях стоят, дожидаясь…
«Вот и к ней — наверняка!» — думаю я, шестнадцатилетнее безусое парубчисько, ещё не подкопившее монет даже на гульбу с некрасивой.
Думаю это я о дивчинке, входящей в зал и застающей в нём меня, хуторяка, что оторопело торчит у пищевого автомата. Смеривает она скотинопаса взглядом равнодушным, отводит глаза…
(Челюсть моя тем временем едва об пол не хлопается, а коленки дрожать зачинают. Ещё бы! Такого файного личика и такой сногсшибающей с одного взгляда фигурки я в жизни своей до того дня и не видывал!!!)
…И вдруг возвращает, в меня втыкает, а в карих большущих очах тех — разгорающийся интерес. Улыбается. (А у меня сердце проваливается на первый этаж!.. ) Спрашивает:
— Шо, нэ лизуть у щилыну твои мэталэви грывни?
Мучительно соображаю, о чём это она, собственно. Настолько поглощён я созерцанием невиданной красы. Под тонэсенькой вышитой сорочечкой — ничегошеньки нема, и натёртые шёлком остренькие сосочки гордо выпяченных стоячих грудей четвёртого размера так и норовят, так и норовят проткнуть ткань… и чёрные шортики, такие коротенькие, что больше на трусики похожи!.. и высокие, выше колен, обтянувшие стройные ноги красные сапожки мягкой кожи, более похожие на чулки, нежели на обувь… Чёрные брови, яркие пухлые губы, румяные щёчки, чёрная и толстенная перекинутая на левое плечо коса… Ну вылитая Марийка-Врода из сказки… Мираж!..
Продолжая улыбаться, сладкое виденье протягивает мне кредитную карточку и жестом показывает: воткни, мол. в прорезь. Я сомнамбулически беру продолговатый кусок пластика и не в силах отвернуться тыкаю рукой вслепую, куда-то по направлению к автомату.
«Ха-ха-ха!» — звонко смеётся красуня и выхватывает у меня кредитку…
Звали её Лоис Радченко. Она была моей ровесницей, но — уже весьма многоопытной женщиной, молодой да ранней, к тому времени собравшей приданого, поди, не менее чем на пяток мужей-работников.
Я был для неё чем-то вроде забавного степного приблуды-щенка, но я благодарен ей. За то, что ласкова и нежна была со щенком необычайно и дарила ему себя, неистовую, страстную, до последней клеточки и молекулы ЖЕНСКУЮ, целых три дня и три ночи; не выгнала, не унизила и отпустила восвояси лишь тогда, когда сам запросился прочь…
Я приполз к условленному месту сбора на сутки позднее условленного времени сбора, но хлопцы-соседи, предводительствуемые механиком из нашего сотски-центра Толей Стульником, терпеливо ждали меня, ярясь и предвкушая расправу; однако, завидев мою счастливую изнурённую мордяку, только переглянулись, дружно хором засмеялись и ничего не сказали. Погрузили меня и мой «арб» в кузов большой «бестарки», дали трёхлитровый пластискляный глэчик охлаждённой ряженки и оставили в покое, трястись в рычащем вездеходе на пути домой и грезить о свершившемся, уже перешедшем в разряд былого.
Больше я никогда Ло не видел. Приехав полгода спустя, искал, но она, судя по информации, полученной мной у её семьи, подалась в столицу, поближе к космопорту, с твёрдым намерением повидать Вселенную, прежде чем мужиться…
Вероятно, она ощутила зов звёзд. Аналогичный коему ощутил и я, попозже, окончивший Универ, никому не нужный на нашей планете целинный степняк с дипломом социолога. Какая на хрен социология в обществе, культурно провалившемся на целые тысячелетия в прошлое! Рухнувшем в эпоху почти доэлектрическую, допаровую по уровню менталитета. Примитивной цивилизации, настолько закоснелой в своей заунывной туге по ныне утраченному былому величию духа, что тошно становится, стоит лишь задуматься… Но кто задумался, тому в вечно однообразной степи делать больше нечего.
А когда-то МЫ были другими… Однако столетия победоносного царствования разработанной оккупантами-сладымарями изуверской стратегии уничтожения нашей самобытности даром не прошли.
Стирание архивов, уничтожение памятников-шедевров национального искусства, насаждение суррогата культуры, сляпанного как пародия на их собственную, намеренное возведение образовательного барьера, не позволяющего второсортным «степарям» выйти на более высокий уровень развития…
История повторяется, ох как Бабуля права-то! Если проводить исторические аналогии, то сразу вспоминается, что нечто подобное уже случалось в прошлом Наших далёких предков точно так же насильно и старательно «перевоспитывали», вытравливая национальное самосознание, язык, культуру…
Ладно. Что было, то — было. Что есть, то — есть. Давно уж миновали времена, когда я, напичканный хитромудрыми теориями выше макушки, «яйцеголовый» социолог-идеалист грезил о претворении великих возрожденческих планов в реальность. Верил же ж, дурень, что вновь обрётший независимость Стэп возродится в первую очередь духовно… Э-эх. Что будет, тому и быть.
…Потом, вслед за Ло, были хуторские и осэрэдковые девчата, бесплатно и за монеты. Потом город. Гуманитарный Универ, факультет общественных наук, я в нём; молодёжные тусовки и студенческие группы, в которых я играл; городские девчата, у которых я начал пользоваться успехом благодаря степной выносливости и подаренному природой «любовному» таланту; и на последнем семестре: Пума Яновская…
Как я всё же ухитрился доучиться, получить диплом — до сих пор не пойму. Здоровый был парубок, мы все, Убойки, крепкие. С одним «изъяном», также генетическим, по всей видимости. Батько мой, Торас, на тыщу километров вокруг — единственный хлопец, осмелившийся поставить дивчине условие: или он один у нее будет, или уйдет.
А мамо моя, Халя, — единственная известная мне женщина, воспитанная на планете Стэп, которой не только поставили подобное условие, но которая согласилась его выполнить.
Вторую, которой поставили, из мне ведомых, звали Пума. Пума — не согласилась.
Правду, наверное, говорят, что в жизни каждого мужчины есть только две женщины — первая и ещё одна. Первая у меня была — наверняка. Ещё и какая! Но вот — была ли именно Пума тою «ещё одной»?..
Иногда я думаю — да. Не могу её забыть, год за годом наведывается иногда, во снах… Но иногда я вдруг ощущаю во сне присутствие другой женщины, однако не узнаю её, и все мучения прошлые мнятся цветочками, и тогда у меня утром нехорошее предчувствие, что ягодки — впереди.
… — Курят или аристократы, или дегенераты, ясный пень, — ворчит Бабуля, выволакивая меня из плотного тумана воспоминаний своим появлением. Вслед за этим она выволакивает меня из прохода, в буквальном смысле.
Бабуля, бывает, отыскивает в своей обширной памяти такие редчайшие идиомы (впрочем, и сам этим грешу), что диву даёшься! И не всегда можно разобраться в этимологии — откуда они в языках взялись, и что, собственно, означают. Но — исстари присутствуют в лексиконах, факт — на морде… налицо, то есть.
Я слабо упираюсь, и Ба ворчит:
— Да всё уже, всё. Потехе час, делу — всё остальное время. Девочки порезвились, я тоже, теперь поторгуемся. Ты покуда молчи, уму-разуму набирайся.
— Куда уж больше, и так палата, — в тон ей ворчливо отвечаю, но сопротивление прекращаю. Всё едино — бесполезно.
— Во-от, дорогушечки, — совсем другим тоном, странным, я бы сказал, воркующе-экзальтированным, произносит на спейсамерике Ррри, втаскивая меня в пещеру, — позвольте представить: Солид Торасович Убойко, мой субкарго, самый талантливый из моих подмастерий за всю мою карьеру. Мне удалось превратить его из сопливого идеалиста в нормально, коммерциалистски мыслящее существо, и если бы он был не он, а она, и кирутианка, а не постземляшка из системы Стил Хоу…
— Соняш-шника, — шиплю я, думая при этом: «Ну не ты одна превращала, и до тебя талантливые волшебницы случались!», и пытаюсь ущипнуть Бабулю за левую, самую верхнюю, «битьевую» лапу. Ей мой щипок что мёртвому припарка, ясный пень. Но она таки поправляется:
— Системы Соняшника, то бишь! — и продолжает: — … Я бы непременно порекомендовала его к принятию в ложу Делового Тайного Девищника Торговок. Извольте любить и жаловать…
(При этих её словах я мысленно стенаю: «Только не любить, только не ЭТО!..»)
— Ну-у пол ему сменить я хоть прямо сейчас могу, только скажи, прехитр-ромудреннейшая леди Гррат, — рычит одна из кирутианок, в отдыхающих позах развалившихся по всей пешере на развороченных кучах синтетсоломы и на охапках синтетвалежника. — Однако с видовой аутентичностью придётся повозиться… наращивание массы плоти, трансформация внутренних органов, сосудов, мышц, мозгового вещества…
— Как-нибудь в другой раз, преобр-разованнейшая леди Нррон! — быстро отвечает Ба, и я мысленно взвываю от радости («Во-от спа-асибо, выручила!!!»). — Нынче мы по иному поводу… Сол, присядь пока на соломку. Девушки, дайте человеку жидкости состава аш-два-о.
(«Ещё лучше — цэ-два-аш-пять-о-аш… и сальца на закуску!», — думаю я при этом, однако — даже не смею надеяться. Чудеса случаются, но — редко.)
— Солид? — спрашивает другая кирутианка. Она лежит совсем близко и пристально меня рассматривает; надеюсь, не на предмет гастрономического интереса. — Это в смысле «твёрдый»?
На спейсамерике «солид» — действительно означает твёрдый. И ещё цельный, основательный, солидный, непрерывный. Круто моё имя на спейсамерике звучит, это да. Но мне бы сейчас — жидкого, Ба права…
— Держи, человек. — Из дальнего угла появляется кирутианка, не такая громадная, как остальные, со свеженьким рыженьким мехом, не поспевшим приобрести зеленоватый оттенок. Совсем девчонка… и подаёт она мне — подари ей, красотуле, Вырубец здоровья! — два пузыря. Один с натуральнейшим скотчем, другой с колой. Пузыри ледяные, с морозилки… О-о-о. случилось-таки ЧУДО!!! Хрипло исторгаю:
— Ох, спасибочки, миленькая моя… — но от волнения не на спейсамерике, а на косморусском.
Бабуля ворчит:
— Говори на спаме, Бой…
Я поспешно поправляюсь:
— Ах, сенки вери маччи, вери-вери бетефул янн энд вери-вери… (Запинаюсь. «Дхорр меня забодай, — думаю, — как же ж будет на спаме „умная" или „сообразительная"?!»)… Леди! — за что получаю от молоденькой кирутианки улыбочку, морозцем меня по кое продравшую, а Ррри тем временем продолжает:
— …Благодарю, юная прекраснейшая леди Мррек… да, прегр-рознейшая леди Бррок, да, сёстры-товарки, солид значит твёрдый. И характеристики человека вполне соответствуют имени его.
— Твоё слово, прехитромудрейшая леди Гррат, само по себе — астрономическая сумма эквов, — громко произносит самая громадная из кирутианок.
Она развалилась в обнимочку ещё с одной молоденькой товаркой на самой большой куче соломы, широко (я бы сказал, «бесстыже», но разве я для них — мужик? меня-то чего стыдиться!) раскинув нижние, «ходильные» лапы. В месте соединения которых — поблёскивающее влагой, синюшно-багровое вспухшее «трёхлепестковое» влагалище. Половой орган кирутианской женщины не доводилось мне до сей поры видать в таком раздолбанном состоянии. Ох ты ж какое громадное, голова со свистом пролетит… Всё-всё, не смотрю, не смотрю!
Кирутианка продолжает:
— Итак, ты считаешь, что именно на этой ярмарке появится мегакараван рокеров, намеренных скупить весь нонд, какой только им попадётся? Пей, пей, человек, ты среди своих.
— Да, пр-ресветлейшая и преавторитетнейшая миледи Крруб.
Клянусь, Ррри почтительно склонила перед этой громадиной башку, чего по доброй воле лично при мне — не делала никогда ни перед кем! Для обмана покупателей она может хоть ступни им вылизывать, но то — не в счёт. Обманув, она те же самые ступни постарается «штуковиной» своей оттяпать. А штуковина, висящая у неё на поясе, надо сказать, при всей внешней безобидности — самый что ни на есть эндер-лазер, закамуфлированный «кончатель», выполненный по спецзаказу на Сикрет Сервис Лэнде. И себе, что ли, заказать нечто сходное?..
Любопытно, что это за сборище аристократок? Сплошные леди… постой, постой, неужто они все — предводительницы кирутианских торговых кланов?!! Ох ничего ж себе, так это ж… собрание верховного руководства Ди Ти Ди Ти! Ба-атьку риднэсэнькый… Ошалело бормочу на ломаном спаме:
— Сенки вери мачч, вери-вери лайт энд грэнд миледи Крруб…
Ррри гнёт свою линию тем временем:
— Рокеры собирали эквы несколько лет, чтобы сразу большую партию закупить. По моим данным, всё собранное звёздным скоплением Рок Соулс уже переведено на счета местных банков. Сегодня-завтра подоспеет транспортный мегакараван, значит, вот-вот рокеровы агенты начнут закупки.
— Рокер-рры… р-р… — задумчиво порыкивая, обдумывает слова Бабули кирутианская «крёстная мама». Я, уже врубившись в суть — также. Глотнув добрую четверть объёма виски и не забывая прихлёбывать колу.
Мы, торговцы, просто обязаны знать и помнить (без всяких компов!) — побольше информации о самых разнообразнейших во Вселенной вещах, явлениях, событиях. Хотя бы ретроспективно, хотя бы в объёме «общего представления»…
Чтобы в любой ситуации не потеряться; чтобы, соединившись в твоей голове, разнородные и, на первый взгляд, несочетаемые элементы, мириады побочных фактов, не имеющих отношения к основному «сюжету», но из которых и соткана живая ткань Мира, вдруг набрали критическую массу и высверкнули озареньем, взорвались сокрушительным ба-бахом Торговой Идеи.
Первым делом мне следовало раздобыть жильё и пищу… Скорее, в обратном порядке. Поэтому, хочешь не хочешь, принялся я искать заведения гастрономической окраски. Наобум, но придерживаясь некой системы… Иду до первого разветвления проулка, потом возвращаюсь, чтобы от магистрали своей стержневой не отклониться. Не хотел я в расспросы вдаваться, а информатов по пути ещё не встречал. Может, революция у них тут приключилась, супротив общественных информатов?
Первым гастрономического толка заведением было пространство, отгороженное от реального мира более чем солидной дверью. Толщина её, на первый взгляд, могла выдержать как минимум килотонный взрыв. Озаглавлено оно было вывеской «ЖРАТЬ!», что долженствовало, по-видимому, означать: за дверью предаются греху чревоугодия в столь неуёмной степени, что ни о каком чистилище даже речи быть не может — прямиком в ад.
Мне же, пронизываемому неясными знамениями, почудилось, что за дверью обязательно будут бить морду. С моим-то везением…
Когда я попытался войти, заведение сиплым голосом потребовало вставить универсальную карточку в специально предназначенный для этого паз. Карточка моя была протестирована, и она, вильнув на прощание бочком, исчезла внутри. Дверь, соответственно, распахнулась.
Морду никто не бил — по причине отсутствия субъекта бития.
Я оказался единственным посетителем. Заведение представляло собой нечто, олицетворявшее формулу «вообрази и напечатай», — полуфабрикатную столовую самообслуживания. Автоматика учтёт каждый белочек, жирочек, витаминчик и углеводик, клиентом «пожранный», и с его счёта их стоимость отнимет.
Насыщение моё было прервано тем, что вновь распахнулась дверь. Я подобрался, предвкушая, что именно сейчас и начнут бить морду — судя по приключенческим сериалам, в «барах» этим только и занимаются. Но каково же было моё удивление, когда внутрь, опасно раскачиваясь из стороны в сторону, ввалилась самая настоящая…
Тивиканара Масюкова!!!
При этом в буквальном смысле ходячая тема моего диплома не то посвистывала, не то шептала себе под нос:
— Сейчас коктейлик мы себе и состряпаем, от глаз ихних вдалеке. А то опять тошнить их начнёт! И как такое есть можно! Ужас! И как такое пить можно! А очень просто, очень даже мож…
В этот момент неожиданный посетитель узрел меня и осёкся.
— Прошу прошения, я ошибся, — сказала живая Тивиканара после паузы.
«Сказало то есть», — мысленно поправился я.
Недипломированный, но ксенолог, был готов броситься обнимать и лобызать это крайне неаппетитное существо! Вот оно, Тивиканара Масюкова, во плоти! Собственной персоной!
То самое создание, изучению которого я посвятил столько времени жизни, о котором писал диплом! В дипломной работе моей «с пеной у рта» доказывалось, что существам этой расы несомненно, несомненно присуща СТРАННАЯ ПРИВЫЧКА.
Выглядело создание, как ему и подобало, завораживающе отвратительно. Сочно-зелёная, насыщенная хлорофиллсодержащим белком, пористая кожа, покрытая колючей, длинной, торчащей как иголки, тоненькой щетиной. Ни дать ни взять, прямо-таки пресловутый зелёный человечек!.. Вдобавок у него были прячущиеся, как у улитки, стебельки глаз; сами глаза, лишённые зрачков, напоминали закатившиеся глаза мертвеца. Короткие ручки и ножки, прячущиеся в массивные кожные складки; маленький квадратный безгубый рот. За спиной торчали вздувшиеся мешки — естественные воздушные ёмкости, которые Тивиканара наполняет углеродной дыхательной смесью, к тому же имеющей в составе немалый процент летучих соединений фтора. Специфического содержимого мешков должно хватать не менее чем на десять стандартных суток пребывания в кислородсодержащих атмосферах…
— Да хранит тебя Единственный Неделимый! — трепеща от восхищения, произнёс я ритуальную формулу приветствия расы Тивиканара Масюкова. — Да будет он милосердным к Молачча-Гридражжа-Многочисленным-И-Бессмертным!
О том, что в минуту особой радости представители этого биовида начинают активнее, чем когда-либо, выделять кислород, я не знал. Поэтому немного испугался, ощутив, как легко стало дышать.
Тивиканара, разрушая образ существа тихого и напрочь лишённого эмоций, просто обалдело. Оно бегало из угла в угол, норовя, по причине своей неуклюжести, упасть и после этого не подниматься. Оно хватало полуфабрикаты и поедало их, некоторые даже в упаковке.
О резком повышении аппетита в те же самые минуты радости я знал.
И при этом оно что-то без остановки лопотало на своём невообразимом наречии…
— М ша мша кирлтьюжа кажаркша… Психхэя кекежа мша мша. Ысса мша аэссы! Аэссы кржоо мша персоошей. М ша бейшо жажжда кажаркша!..
Я не знал, что обозначало это частое «мша», но лексическая единица «аэссы», которую мне удалось уловить дважды подряд, было названием солнца планеты Хоадоолитэйда. Мира, откуда родом Тивиканары Масюковы, или Молачча-Гридражжа, как они сами себя называли.
Своим приветствием я настолько потряс бедное созданье, что оно вдруг заговорило на давно позабытом родном языке. О том, что язык оно позабыло, неоспоримо свидетельствовал тот факт, что даже само с собой оно разговаривало на языке чужом. Заходя в столовую, оно изъяснялось на косморусском, широко распространённом в Освоенных Пределах.
Когда созданье перебесилось, оно подкатило ко мне и напыщенно представилось, пользуясь всё тем же корусом:
— Пред тобою, человек, стоит Лучший-Друг-Капитана-Йонссона-Покоритель-Пустоты-И-Миров-Её-Наполняющих-Вычисляющий-Быстрее-И-Лучше-Компьютера-ПервейшийПилот-Среди-Молачча-Гридражжа-Многочисленных-И-Бессмертных, второй в Долевом Списке прибылей Вольного Торговца «Пожиратель Пространства», а по Судовой Роли первый пилот и супернавигатор вышеозначенного корабля, великолепное в своей блистательности существо, которое друзья называют Мол или Мол-Марихуана, а враги — Поганка или Гермафродит, последней кличкой никак не оскорбляя меня, а лишь демонстрируя своё полное незнание моей психофизиологии. Зови меня, человек, Молом или Марихуаной. И расскажи, кто же ты такой, ведающий о Молачча-Гридражжа столь многое!
Надо ли говорить, что, выслушивая всё это, я едва сдерживался, чтобы не заорать от восторга, переполнившего меня?!
…Мой новый друг Мол по прозвищу Марихуана, нигде не задерживаясь более пятнадцати минут, водил меня по питейным заведениям Танжер-Беты. Меня же он настойчиво «заливал» самыми дорогими напитками, заказывал и заставлял поедать всевозможные, иногда весьма неаппетитные, порой отвратительные на вкус, деликатесы.
Сам он почти ничего не ел — некогда было за разговорами — и совсем ничего не пил — метаболизм не тот. Зато ротик свой квадратный практически не закрывал.
Как?!! Ведаюший о Молачча-Гридражжа столь многое — писал о них научную работу?!! Вот это да!!! А внук Обезьяна поперёк дороги встал?!! Это у нас-то, Молачча-Гридражжа, разум — Всего лишь поведенческая реакция?!! Ничего себе!!! Да это у самого Обезьяна разум — поведенческая патология…
Образ тихони был разрушен безвозвратно. Сквозь испаряющееся сознание я, глупо улыбаясь, осознавал, что ещё два-три аргумента, и Вольный Торговец «Пожиратель Пространства» будет готов объявить войну миру Косцюшко, и Мол встанет в первом ряду абордажной команды…
…Демоны, устроившие шабаш в моей голове, постепенно обретали голоса.
— Я расчленю его и выкину на съедение крысоидам и бездомным собакам, — фальцетом сказал один из демонов.
— Тебе б только порасчленять кого, а человеков в особенности, — сказал второй демон голосом чуть более низким, с оттенком жеманности.
— Ты знаешь, что моё отношение непредвзято: есть вы, Экипаж, и есть все остальные, враги, и чтобы сохранить жизни первых, я должен уничтожать вторых, — ответил первый демон.
Чуть приоткрыв глаза, я увидел, что надо мной возвышаются тощие, бритые наголо человеки-монголоиды, облачённые в чёрные кожаные жилетки и шорты до колен, а рядом с ними… воплощённый ужас Освоенного Космоса — шестиногие и четырёхрукие крылатые наёмники-флоллуэйцы, которые, собственно, и предавались кровавым поползновениям в мою сторону.
После этого я зажмурился сильнее и попытался усилием воли вновь лишиться сознания. Причём какой-то аномально трезвый участок этого самого сознания разродился глубокомысленным комментарием: «Все знают, что как на грудь примешь — двоится в глазах. Все! Однако природу этого явления так никто и не удосужился объяснить… »
— Если у тебя ностальгия, это ещё не значит, что необходимо на корабль падаль всевозможную стаскивать, — сказал голос первого демона.
— Десс, кончай возмущаться. Если Мол попросил, сделай одолжение, оставь парня в покое. И, понимаешь ли, даже закоренелых бандитов и предателей у нас, человеков, спящими и пьяными расчленять как-то не принято, — сказал голос третьего демона. По властным интонациям опознанный мною как голос самого главного.
— Меня лично он не просил ни о чём! — огрызнулся первый.
— Он нас всех попросил, — сказал главный.
— Могу подтвердить, записочку Мол собственноручно писал, — вмешался в разговор какой-то новый, неживой, демонический голос. Похоже, звучал он из ретранслятора.
— Я этого не видел! — сказал первый.
В этот момент раздался уже знакомый мне голос Мола. Но теперь он тоже звучал из ретранслятора:
— Вот именно — ксенолог. Сол, ну одиннадцатый так одиннадцатый. Ты предлагаешь кому-нибудь из нас экстренно выучиться? Бабушке, к примеру, или вот Деструктору. Десс, хочешь быть ксенологом?
— А он и так в некотором смысле ксенолог, — сказал голос демона-китайца.
Я осторожно приподнял веки: вращающаяся в голове центрифуга прекратила движение, зато глаза больно резанул свет.
Затем я приподнял голову и первое, что увидели мои скошенные вниз глаза, была не пёстрая группа, спорящая, по-видимому, о моём ужасном жребии, а записка, неуклюже нацарапанная на рваном куске упаковочного материала и приколотая к моему пиджаку:
«Пожалуйста, прошу никого ЭТО не трогать. Мол».
Часть 2
«ТАНЖЕР-БЕТА»
4: «БОЙКИЙ ХЛОПЕЦ»
…Вспоминаю я, что монеты в этого кибер-куховара совать не положено, а надо бы — универсальную сетевую карточку. Которой у меня отродясь не бывало. На кой бес она мне?
Я эту самую карточку в нашей дальней степи видывал только у старого кузнеца, вуйка Файбышенко, что в молодости пожил года три в провид-центре и сохранил на память кредитку, давно ставшую ему ненужной.
У нас ведь в дикой целинной степи-то единой Сети нету. Кажется невероятным, но — ФАКТ. Спутников связи над Стэпом мало вертится, каналов немного поэтому, и только сэла-центры меж собою и с городами вяжут они.
У нас там, в степи, вообще мало разнообразия. Только трава, трава, трава, кусты, редкие холмы и деревья, снова трава, зверьё всякое, снова трава, скотина наша, мы сами и, конечно же — дхорры клятые… и трава, трава, трава.
И десятки километров катить до соседнего хутора.
Степь да степь кругом. И очень мало девчат.
После освобождения от техноисламского ига и восстановления независимости — вдвое-втрое меньше девчат почему-то рождается, чем хлопцев. Вероятно, это проклятые технолайнеры что-то с генами нашими сотворили, эксперимент какой вытворили, облучили наших предков… И потому двое-троемужество у нас — вынужденная социальная норма. И потому женщины наши — с… ещё те.
В квадрате, в кубе с…!
Ещё бы! Самые страшные — и те без мужей не остаются.
Вопрос обширности выбора их и испортил…
С…!!!!!!
Хлопцы, вуйки и деды от зари до зари как заклятые вкалывают, а жинки и бабки по хатам сидят. В лучшем случае хуторским или квартирным хозяйством занимаются, а частенько вообще ни хрена не делают. Только рожают, за малыми приглядывают, сериалы всякие смотрют и друг с дружкой по радиотелефонам треплются. Когда перемужатся. А до того, как в девках, — нагуливаются до упора; как пожелают и с кем заманётся, собирая по шматкам приданое — монетами и вещами.
К некоторым дивчатам, особо популярным и сексапильным, потому особо дорогостоящим, хлопцы в многомесячных очередях стоят, дожидаясь…
«Вот и к ней — наверняка!» — думаю я, шестнадцатилетнее безусое парубчисько, ещё не подкопившее монет даже на гульбу с некрасивой.
Думаю это я о дивчинке, входящей в зал и застающей в нём меня, хуторяка, что оторопело торчит у пищевого автомата. Смеривает она скотинопаса взглядом равнодушным, отводит глаза…
(Челюсть моя тем временем едва об пол не хлопается, а коленки дрожать зачинают. Ещё бы! Такого файного личика и такой сногсшибающей с одного взгляда фигурки я в жизни своей до того дня и не видывал!!!)
…И вдруг возвращает, в меня втыкает, а в карих большущих очах тех — разгорающийся интерес. Улыбается. (А у меня сердце проваливается на первый этаж!.. ) Спрашивает:
— Шо, нэ лизуть у щилыну твои мэталэви грывни?
Мучительно соображаю, о чём это она, собственно. Настолько поглощён я созерцанием невиданной красы. Под тонэсенькой вышитой сорочечкой — ничегошеньки нема, и натёртые шёлком остренькие сосочки гордо выпяченных стоячих грудей четвёртого размера так и норовят, так и норовят проткнуть ткань… и чёрные шортики, такие коротенькие, что больше на трусики похожи!.. и высокие, выше колен, обтянувшие стройные ноги красные сапожки мягкой кожи, более похожие на чулки, нежели на обувь… Чёрные брови, яркие пухлые губы, румяные щёчки, чёрная и толстенная перекинутая на левое плечо коса… Ну вылитая Марийка-Врода из сказки… Мираж!..
Продолжая улыбаться, сладкое виденье протягивает мне кредитную карточку и жестом показывает: воткни, мол. в прорезь. Я сомнамбулически беру продолговатый кусок пластика и не в силах отвернуться тыкаю рукой вслепую, куда-то по направлению к автомату.
«Ха-ха-ха!» — звонко смеётся красуня и выхватывает у меня кредитку…
Звали её Лоис Радченко. Она была моей ровесницей, но — уже весьма многоопытной женщиной, молодой да ранней, к тому времени собравшей приданого, поди, не менее чем на пяток мужей-работников.
Я был для неё чем-то вроде забавного степного приблуды-щенка, но я благодарен ей. За то, что ласкова и нежна была со щенком необычайно и дарила ему себя, неистовую, страстную, до последней клеточки и молекулы ЖЕНСКУЮ, целых три дня и три ночи; не выгнала, не унизила и отпустила восвояси лишь тогда, когда сам запросился прочь…
Я приполз к условленному месту сбора на сутки позднее условленного времени сбора, но хлопцы-соседи, предводительствуемые механиком из нашего сотски-центра Толей Стульником, терпеливо ждали меня, ярясь и предвкушая расправу; однако, завидев мою счастливую изнурённую мордяку, только переглянулись, дружно хором засмеялись и ничего не сказали. Погрузили меня и мой «арб» в кузов большой «бестарки», дали трёхлитровый пластискляный глэчик охлаждённой ряженки и оставили в покое, трястись в рычащем вездеходе на пути домой и грезить о свершившемся, уже перешедшем в разряд былого.
Больше я никогда Ло не видел. Приехав полгода спустя, искал, но она, судя по информации, полученной мной у её семьи, подалась в столицу, поближе к космопорту, с твёрдым намерением повидать Вселенную, прежде чем мужиться…
Вероятно, она ощутила зов звёзд. Аналогичный коему ощутил и я, попозже, окончивший Универ, никому не нужный на нашей планете целинный степняк с дипломом социолога. Какая на хрен социология в обществе, культурно провалившемся на целые тысячелетия в прошлое! Рухнувшем в эпоху почти доэлектрическую, допаровую по уровню менталитета. Примитивной цивилизации, настолько закоснелой в своей заунывной туге по ныне утраченному былому величию духа, что тошно становится, стоит лишь задуматься… Но кто задумался, тому в вечно однообразной степи делать больше нечего.
А когда-то МЫ были другими… Однако столетия победоносного царствования разработанной оккупантами-сладымарями изуверской стратегии уничтожения нашей самобытности даром не прошли.
Стирание архивов, уничтожение памятников-шедевров национального искусства, насаждение суррогата культуры, сляпанного как пародия на их собственную, намеренное возведение образовательного барьера, не позволяющего второсортным «степарям» выйти на более высокий уровень развития…
История повторяется, ох как Бабуля права-то! Если проводить исторические аналогии, то сразу вспоминается, что нечто подобное уже случалось в прошлом Наших далёких предков точно так же насильно и старательно «перевоспитывали», вытравливая национальное самосознание, язык, культуру…
Ладно. Что было, то — было. Что есть, то — есть. Давно уж миновали времена, когда я, напичканный хитромудрыми теориями выше макушки, «яйцеголовый» социолог-идеалист грезил о претворении великих возрожденческих планов в реальность. Верил же ж, дурень, что вновь обрётший независимость Стэп возродится в первую очередь духовно… Э-эх. Что будет, тому и быть.
…Потом, вслед за Ло, были хуторские и осэрэдковые девчата, бесплатно и за монеты. Потом город. Гуманитарный Универ, факультет общественных наук, я в нём; молодёжные тусовки и студенческие группы, в которых я играл; городские девчата, у которых я начал пользоваться успехом благодаря степной выносливости и подаренному природой «любовному» таланту; и на последнем семестре: Пума Яновская…
Как я всё же ухитрился доучиться, получить диплом — до сих пор не пойму. Здоровый был парубок, мы все, Убойки, крепкие. С одним «изъяном», также генетическим, по всей видимости. Батько мой, Торас, на тыщу километров вокруг — единственный хлопец, осмелившийся поставить дивчине условие: или он один у нее будет, или уйдет.
А мамо моя, Халя, — единственная известная мне женщина, воспитанная на планете Стэп, которой не только поставили подобное условие, но которая согласилась его выполнить.
Вторую, которой поставили, из мне ведомых, звали Пума. Пума — не согласилась.
Правду, наверное, говорят, что в жизни каждого мужчины есть только две женщины — первая и ещё одна. Первая у меня была — наверняка. Ещё и какая! Но вот — была ли именно Пума тою «ещё одной»?..
Иногда я думаю — да. Не могу её забыть, год за годом наведывается иногда, во снах… Но иногда я вдруг ощущаю во сне присутствие другой женщины, однако не узнаю её, и все мучения прошлые мнятся цветочками, и тогда у меня утром нехорошее предчувствие, что ягодки — впереди.
… — Курят или аристократы, или дегенераты, ясный пень, — ворчит Бабуля, выволакивая меня из плотного тумана воспоминаний своим появлением. Вслед за этим она выволакивает меня из прохода, в буквальном смысле.
Бабуля, бывает, отыскивает в своей обширной памяти такие редчайшие идиомы (впрочем, и сам этим грешу), что диву даёшься! И не всегда можно разобраться в этимологии — откуда они в языках взялись, и что, собственно, означают. Но — исстари присутствуют в лексиконах, факт — на морде… налицо, то есть.
Я слабо упираюсь, и Ба ворчит:
— Да всё уже, всё. Потехе час, делу — всё остальное время. Девочки порезвились, я тоже, теперь поторгуемся. Ты покуда молчи, уму-разуму набирайся.
— Куда уж больше, и так палата, — в тон ей ворчливо отвечаю, но сопротивление прекращаю. Всё едино — бесполезно.
— Во-от, дорогушечки, — совсем другим тоном, странным, я бы сказал, воркующе-экзальтированным, произносит на спейсамерике Ррри, втаскивая меня в пещеру, — позвольте представить: Солид Торасович Убойко, мой субкарго, самый талантливый из моих подмастерий за всю мою карьеру. Мне удалось превратить его из сопливого идеалиста в нормально, коммерциалистски мыслящее существо, и если бы он был не он, а она, и кирутианка, а не постземляшка из системы Стил Хоу…
— Соняш-шника, — шиплю я, думая при этом: «Ну не ты одна превращала, и до тебя талантливые волшебницы случались!», и пытаюсь ущипнуть Бабулю за левую, самую верхнюю, «битьевую» лапу. Ей мой щипок что мёртвому припарка, ясный пень. Но она таки поправляется:
— Системы Соняшника, то бишь! — и продолжает: — … Я бы непременно порекомендовала его к принятию в ложу Делового Тайного Девищника Торговок. Извольте любить и жаловать…
(При этих её словах я мысленно стенаю: «Только не любить, только не ЭТО!..»)
— Ну-у пол ему сменить я хоть прямо сейчас могу, только скажи, прехитр-ромудреннейшая леди Гррат, — рычит одна из кирутианок, в отдыхающих позах развалившихся по всей пешере на развороченных кучах синтетсоломы и на охапках синтетвалежника. — Однако с видовой аутентичностью придётся повозиться… наращивание массы плоти, трансформация внутренних органов, сосудов, мышц, мозгового вещества…
— Как-нибудь в другой раз, преобр-разованнейшая леди Нррон! — быстро отвечает Ба, и я мысленно взвываю от радости («Во-от спа-асибо, выручила!!!»). — Нынче мы по иному поводу… Сол, присядь пока на соломку. Девушки, дайте человеку жидкости состава аш-два-о.
(«Ещё лучше — цэ-два-аш-пять-о-аш… и сальца на закуску!», — думаю я при этом, однако — даже не смею надеяться. Чудеса случаются, но — редко.)
— Солид? — спрашивает другая кирутианка. Она лежит совсем близко и пристально меня рассматривает; надеюсь, не на предмет гастрономического интереса. — Это в смысле «твёрдый»?
На спейсамерике «солид» — действительно означает твёрдый. И ещё цельный, основательный, солидный, непрерывный. Круто моё имя на спейсамерике звучит, это да. Но мне бы сейчас — жидкого, Ба права…
— Держи, человек. — Из дальнего угла появляется кирутианка, не такая громадная, как остальные, со свеженьким рыженьким мехом, не поспевшим приобрести зеленоватый оттенок. Совсем девчонка… и подаёт она мне — подари ей, красотуле, Вырубец здоровья! — два пузыря. Один с натуральнейшим скотчем, другой с колой. Пузыри ледяные, с морозилки… О-о-о. случилось-таки ЧУДО!!! Хрипло исторгаю:
— Ох, спасибочки, миленькая моя… — но от волнения не на спейсамерике, а на косморусском.
Бабуля ворчит:
— Говори на спаме, Бой…
Я поспешно поправляюсь:
— Ах, сенки вери маччи, вери-вери бетефул янн энд вери-вери… (Запинаюсь. «Дхорр меня забодай, — думаю, — как же ж будет на спаме „умная" или „сообразительная"?!»)… Леди! — за что получаю от молоденькой кирутианки улыбочку, морозцем меня по кое продравшую, а Ррри тем временем продолжает:
— …Благодарю, юная прекраснейшая леди Мррек… да, прегр-рознейшая леди Бррок, да, сёстры-товарки, солид значит твёрдый. И характеристики человека вполне соответствуют имени его.
— Твоё слово, прехитромудрейшая леди Гррат, само по себе — астрономическая сумма эквов, — громко произносит самая громадная из кирутианок.
Она развалилась в обнимочку ещё с одной молоденькой товаркой на самой большой куче соломы, широко (я бы сказал, «бесстыже», но разве я для них — мужик? меня-то чего стыдиться!) раскинув нижние, «ходильные» лапы. В месте соединения которых — поблёскивающее влагой, синюшно-багровое вспухшее «трёхлепестковое» влагалище. Половой орган кирутианской женщины не доводилось мне до сей поры видать в таком раздолбанном состоянии. Ох ты ж какое громадное, голова со свистом пролетит… Всё-всё, не смотрю, не смотрю!
Кирутианка продолжает:
— Итак, ты считаешь, что именно на этой ярмарке появится мегакараван рокеров, намеренных скупить весь нонд, какой только им попадётся? Пей, пей, человек, ты среди своих.
— Да, пр-ресветлейшая и преавторитетнейшая миледи Крруб.
Клянусь, Ррри почтительно склонила перед этой громадиной башку, чего по доброй воле лично при мне — не делала никогда ни перед кем! Для обмана покупателей она может хоть ступни им вылизывать, но то — не в счёт. Обманув, она те же самые ступни постарается «штуковиной» своей оттяпать. А штуковина, висящая у неё на поясе, надо сказать, при всей внешней безобидности — самый что ни на есть эндер-лазер, закамуфлированный «кончатель», выполненный по спецзаказу на Сикрет Сервис Лэнде. И себе, что ли, заказать нечто сходное?..
Любопытно, что это за сборище аристократок? Сплошные леди… постой, постой, неужто они все — предводительницы кирутианских торговых кланов?!! Ох ничего ж себе, так это ж… собрание верховного руководства Ди Ти Ди Ти! Ба-атьку риднэсэнькый… Ошалело бормочу на ломаном спаме:
— Сенки вери мачч, вери-вери лайт энд грэнд миледи Крруб…
Ррри гнёт свою линию тем временем:
— Рокеры собирали эквы несколько лет, чтобы сразу большую партию закупить. По моим данным, всё собранное звёздным скоплением Рок Соулс уже переведено на счета местных банков. Сегодня-завтра подоспеет транспортный мегакараван, значит, вот-вот рокеровы агенты начнут закупки.
— Рокер-рры… р-р… — задумчиво порыкивая, обдумывает слова Бабули кирутианская «крёстная мама». Я, уже врубившись в суть — также. Глотнув добрую четверть объёма виски и не забывая прихлёбывать колу.
Мы, торговцы, просто обязаны знать и помнить (без всяких компов!) — побольше информации о самых разнообразнейших во Вселенной вещах, явлениях, событиях. Хотя бы ретроспективно, хотя бы в объёме «общего представления»…
Чтобы в любой ситуации не потеряться; чтобы, соединившись в твоей голове, разнородные и, на первый взгляд, несочетаемые элементы, мириады побочных фактов, не имеющих отношения к основному «сюжету», но из которых и соткана живая ткань Мира, вдруг набрали критическую массу и высверкнули озареньем, взорвались сокрушительным ба-бахом Торговой Идеи.