Страница:
Ведь не будь меня, смог бы флоллуэец и летать, и по отвесным стенам карабкаться, и по сторонам меньше смотреть, во исполнение «родительского» долга — сыночка своего приёмного от разнообразнейших опасностей ограждать.
— Ург, я ведь сыном тебе прихожусь. Согласен?
Он промолчал.
— Сыном, — пытаясь его догнать, утвердительно сказал я. — А зачем тебе жизнью единственного сына рисковать?
— Я тебя охранял. До этого момента. Теперь я проверить хочу тебя. Водопад первым испытанием. Будет. — Словно обрубывая массивным топором каждое предложение, отрывисто произнёс Ург.
Первое испытание! Значит, будет второе, третье, пятое, двадцатое?! Меня, само собой, переполнило счастье, я весь прямо-таки лучился воодушевлением. Ну спасибо, Папашка, удружил, рубить-пилить!
Я задействовал терминал и связался с капитаном:
— Биг Босс, хочу сделать официальное заявление…
Собирался я поведать Кэпу Йо об урговом лицемерии, лживости и коварстве — метастазах его былой ненависти ко мне, но флоллуэец резко остановился, склонил голову набок и ровным голосом профессионального убийцы сказал:
— Отключи терминал.
Ослушаться этого безобидного, на первый взгляд, приказания мог лишь закоренелый глупец.
— Десс, Перебор! Проблемы? — отозвался Кэп Йо.
— Всё в норме, — ответил Десс, — у новичка слабеют нервы. Бывает.
…Если бы мне не предстояло, рискуя сломать шею, форсировать этот водопад, я бы восхитился его сказочно-потрясающей красотой. Он низвергался несколькими уступами, прорезая глубокое ущелье. На пути водяных потоков вставали каменные исполины, высеченные тысячелетним трудом неукротимых стихий — воды и ветра. Сталкиваясь с этими сверкающими громадами, вода вскипала бурунами, скручивалась водоворотами и с шумом ниспадала на уступ, расположенный ниже.
Грохотание, что исходило из ярящихся глубин водопада, я мог сравнить лишь с рёвом стартующей допотопной ракеты.
Я мог сравнивать. Мне доводилось слышать рёв архаичного космолёта на старом космодроме Валенса, располагавшемся на краю Санторинского леса. Кое-где эти доисторические реактивные монстры ещё использовались для каботажных внутрисистемных рейсов. В частности, на Косцюшко.
Для каботажных межзвёздных, ближних переходов к соседней системе — и ныне повсеместно применялись суда с джи-тягой. По сравнению с двигателями Сидорова они были почти такими же допотопными, но позволяли перемещаться со сверхсветовой скоростью, «прыгая» в подпространстве.
Между прочим, насколько я знал, ТАКр «Огненная Бестия», сооружённый в конце девятисотых годов нашей эры, более тысячелетия назад, изначально проектировался под движители «прыжковой» системы. Сидоров-тягой звездолёт оснащён был позднее. Допотопную джамп-тягу освояки не демонтировали, впрочем. Сохранили на всякий случай…
Допотопная! Я иногда думаю, насколько же всё относительно с исторической точки зрения. К примеру, предок-землянин, живший где-то в веке двадцать первом эры «от Рождества Христова», счёл бы абсолютно фантастическим корабль типа «Бестии», построенный около двух тысяч лет спустя. Я же, человек, живущий в двадцать первом веке нашей эры и отделённый от этого предка тремя тысячелетиями истории, считаю этот крейсер, триумф прогресса для своего времени, корытом допотопн…
— Перебор, на ходу не спать! — резким окриком выдернул меня Ург из задумчивости, совершенно некстати обуявшей. Я виновато посмотрел на него. Папашка прав, не на прогулку вышли.
Тропа привела нас тем временем к гранитному козырьку, нависшему над ущельем. Через каждые полтора-два метра воду преграждали тонкие, похожие на вертикально растопыренные пальцы, каменные столбы с плоскими верхушками.
Присмотревшись к этим столбам, я сумел разглядеть на тех гранях, что смотрели в бездну, полуистёршиеся барельефы. Явно искусственного происхождения, они изображали странных существ с вытянутыми лицами и маленькими туловищами. Я подумал, что некогда именно этими существами (или для этих существ) высекалась эта тропа среди нагромождения скал — ведь крылорукие летают и тропы им, естественно, ни к чему.
Ург встал на самом краю козырька и выжидающе посмотрел в мою сторону. Я в очередной раз воззвал к его отцовским чувствам, но Папашка на этот раз прикинулся, что ничего не расслышал из-за громыхания водного потока. Я понял: препираться дальше — бесполезно.
Плоские пятачки на вершинах столбов были невелики, неровные круги диаметром сантиметров восемьдесят-девяносто. Я никогда по-настоящему не занимался спортом, а на сколь-нибудь серьёзное расстояние — последний раз прыгал в глубоком детстве.
Я даже не представлял, преодолима ли мною вообще эта рискОвая дистанция. Чем дольше я стоял в нерешительности на краю ущелья, тем сильнее это злило Десса… И я решился.
Разогнавшись не на шутку, словно хотел преодолеть не полтора метра, а, по меньшей мере, своим отчаянным прыжком «проколоть» парсеков пятьсот пространства, я воспарил над бездной. Именно это избитое выраженьице взбрело мне в голову… Потенциальный покойник, смешно размахивая руками, приземлился в самый центр пятачка.
Это придало ему (мне) уверенность, и следующий прыжок я совершал, упиваясь своим всемогуществом. Я смог, я сумел! Я живой, пся крев! Третий столб, четвёртый…
Когда я собирался прыгнуть в очередной раз, на меня спикировало маленькое мохнатое существо. Оно пребольно укусило меня в шею и отпрянуло. Словно наблюдая за моей реакцией, зависло. Я замахнулся на маленькое пернатое чудовище и прокричал что-то весьма нелестное в его адрес. Тварь снова ринулась в атаку, будто догадавшись, что мои эпитеты задевают её честь и достоинство.
Новый укус пришёлся в нос и я, резко вскинув руку, почти сбил «агрессора». Зловредное существо кувырком полетело в бездну, но перед самой водой сумело выйти из пике, и с ещё большей яростью ринулось на меня. Ему ужасно понравилось оставлять следы своих маленьких, но острых как бритва зубов на моём теле.
Стремительно взметнувшись из глубины ущелья, существо вцепилось мне в кисть правой руки и на этот раз не пожелало ретироваться незамедлительно. Я обрадовался и со всего маху прихлопнул лишившегося благоразумия агрессора… От рывка я пошатнулся и рухнул вниз, в глубь ущелья.
Последняя мысль, трепетавшая в моей голове, была такой: «Этот кусучий гадёныш охранял мост от чужаков…»
…Попрощавшись с худшим из миров и собираясь сказать «здравствуйте!» своим любимым маме, папе и дедушке, я неожиданно почувствовал, как совершенно не потусторонняя, вполне материальная и цепкая хватка выдернула меня из небытия.
Десс, увидев падение своего дорогого сыночка, не раздумывая бросился вслед за ним. Крылья флоллуэйца мгновенно расправились, а все десять конечностей обхватили меня, как лапки насекомого-наездника хватают тело жирной, тяжёлой гусеницы. Крылья Урга стрекотали настолько громко, что изредка перекрывали грохот водопада. Видимо, спасение меня от участи разбившегося в лепёшку давалось Ургу с трудом. Во-первых, нужно было остановить падение, а во-вторых, весу во мне было чуть ли не наполовину больше, чем в самом Папашке…
Он приземлился на другой стороне ущелья. Разжал накрепко сжатые конечности и, ссутулясь, дергано попятился в сторону: так он отреагировал на стресс и огромную физическую нагрузку. В этот момент подал голос терминал. Говорил Кэп Йо:
— Наследник и Бой обнаружены. Десс, они в вашем секторе. Живо им на помощь!
— Киберибы помогли, — самодовольно прокомментировал папашкин непосредственный подчинённый Ган, координирующий поисковые действия кибернетических истребителей-бомбардировщиков. Где-то, насколько я знал, ещё рыскали патрули киберкоммандос.
Ург ВЧУВСТВОВАЛСЯ, как назвала это Тити, ОЩУТИЛ и, потеревшись ходильными лапами о роговой панцирь надкрылий, что выражало у флоллуэйцев крайнюю степень возбуждения, приказал мне изо всех моих ничтожных силёнок бежать за ним.
Я бежал, как никогда в жизни, но не из-за наследника и тем более — не из-за Сола. Я бежал, потому что чувствовал себя в неоплатном долгу перед Ургом, только что спасшим мне жизнь. И не имело значения, что это именно он заставил скакать меня, уподобляясь горному козлу, через пропасть.
Но на бегу я мысленно проклинал судьбу за то, что даже паршивенькой анг-доски не дала, используя Урга как проводника воли своей. Испытательница, рубить-пилить…
Тропа продолжала петлять посреди причудливых каменных нагромождений. Однако теперь она становилась всё более покатой.
Я начал спотыкаться и падать, не поспевая за Ургом. Слишком бешеный темп он задал. Каждое падение, отмечаемое разбитыми локтями и коленками, новыми ссадинами и царапинами, увеличивало расстояние между нами.
Тропа резко изогнулась, оббегая утёс, и за поворотом превратилась в неширокий карниз. Пропасть, зиявшая под нами, имела глубину не менее трёх километров — один неосторожный шаг мог повлечь за собой новое падение, и неизвестно, успеет ли Папашка ещё раз спасти своего неуклюжего мягкотелого сыночка.
Кроме того, в спину нам дул ветер, заявивший о себе, как только мы ступили на карниз. Ветер был несильным, но достаточным, чтобы превратить единственный неосторожный шаг в роковой. Целиком сосредоточившись на наиглавнейшем желании — не оступиться! — я неожиданно столкнулся с резко остановившимся Ургом.
Папашка, подняв голову, наблюдал за чем-то, имевшим место в небесах. Я прекратил движение и, вжавшись в каменную стену, тоже посмотрел вверх. Там развернулось необычайное и жестокое, и совсем неправедное сражение. Беззвучно рассекая воздух, в небе, заполонённом стаями крылоруких, кружили проворные «пэпэшные» киберибы. Они безжалостно уничтожали презревших смертельную опасность крылатых аборигенов.
Гораздо позже мне стало стыдно за то, как я отреагировал на гибель неизвестных в Освоенных Пределах, но несомненно разумных существ: я не завопил, не стал обвинять всех и вся в бессмысленной жестокости. Даже не возмутился.
В тот момент я остро ощущал каждой клеточкой своего желавшего выжить тела, что крылорукие опасны, а собственная жизнь после недавнего падения неожиданно приобрела для меня ценность неизмеримую.
Поначалу я решил, что киберибы встретились случайно со стаей, совершавшей массовую миграцию, и, подчиняясь каким-то чудовищным побуждениям своих электронных мозгов, приняли решение осуществить массовый геноцид крылоруких. Но когда я внимательнее присмотрелся к манёврам, совершаемым нашими летающими кибер-убийцами, мне стало ясно, что их действия являются прикрытием.
Цель крылоруких была наземной, и они одержимо пытались прорваться сквозь смертоносный заслон киберибов.
Ург распустил крылья и улетел. Навстречу экскалибурскому наследнику и Бою-ковбою — другой тропы поблизости не было.
Когда за очередным поворотом я увидел честнУю компашку целиком, мне стало не по себе: Ург, о котором можно было сказать Сама Воинственность, прижимал к щербатой каменной стене с намерением немедленно умертвить(!!!) Анджея Лазеровица.
Это не бред: жертвой Урга в очередной раз был Я.
— Транс-с-сморф? — высоким свистящим голосом спросил Папашка.
— Десс! — вскричал Сол, на некоторое время потерявший дар речи. Он тоже находился там. — Спокойно, Десс, спокойно! Медленно разжимай свои нежные лапки! Ме-едленно…
— Транс-сморф? — по новой произнёс супероружейник.
— Сам ты трансморф! Его потэнциялное вэлишество собстнной персоной пред тобою, горе ты моё. Джон Девятнадцатый Карл-младший Стюарт, — отрекомендовал ургову жертву Сол.
Тут уж и я заметил, что молодой мужчина, прижатый Ургом к стенке как в прямом, так и в переносном смысле, НЕ является мною, хотя похож, как брат-близнец…
Он был гораздо бледнее, я бы даже рискнул сказать, что его кожа выглядела смертельно бледной, будто сроду не испытывала прикосновения солнечных лучей. Кроме того, на его лице, помимо крайнего испуга, навеки запечатлились признаки патологической глупости и неистребимого высокомерия. Каковых, конечно же, на моём лице просто не могло присутствовать! Одет был принц Джон, если это действительно принц Джон, в замызганное, ветхое тряпьё, некогда являвшееся роскошным одеянием, достойным августейших особ.
— Совпаденьице, сельва-маць!.. — восторженно прошептал я.
Занявшая несколько суток, изрядно истрепавшая нам нервы поисковая операция завершилась практически без потерь. Если не считать таковыми парочку подвёрнутых ног и полдесятка разбившихся киберибов и киберком-мандос. Ну и, конечно, моих царапин, ссадин и следов укусов мохнатой твари, споро обработанных Душечкой с оптимистическим комментарием: «Жить будешь! Смертельной инфекции не подцепил».
Самым большим несчастьем, явившимся следствием действий Экипажа и вспомогательных систем «ПП», включая меня, было обнаружение и взятие на борт цесаревича Джонни.
Глупость, следы которой читались у него на лице, не являлась плодом моего воображения, а была реальностью. Реальней некуда. Из прочих недостатков, проистекавших от дурного воспитания, монаршьего кровосмешения и формирующих условий среды обитания, в глаза бросались чванство, грубость и жестокость, а в нос ударял дурной запах, напористо источаемый его телом.
Взойдя на борт Вольного Торговца, принц на скверном спаме — литературный вариант которого я к этому времени уже успел гипнопедически усвоить и потому понял разницу, — заявил о немедленной отставке нынешнего капитана корабля и о собственноличном вступлении в эту должность.
Слов для комментариев у Экипажа не подыскалось как-то. Вольные дружно онемели.
— Вы в обморок от монаршьей наглости-то не падайте, не падайте. Мне, чтобы евойное величество из пещеры вытащить, уговорить воспользоваться возможностью, предоставленной очередным господским праздником, и удрать, пришлось себя его вассалом и оруженосцем объявить, — успокоил всех Сол, качая головой с ехидной усмешечкой, — умник ещё тот наш Карлуша-джуниор, не зря ж он так сильно на Перебора нашего похож. А на супердедушку милорда Джимми что-то не особо… Видать, мама-королева с каким-нибудь дворцовым булгахтером или программером тайно обшчалась, — добавил субкарго негромко, но ещё с более гаденькой ухмылочкой, в своём пошловатом стиле.
Напоминание о вассальной зависимости Сола навело цесаревича на определённые мысли. Джон Стюарт с апломбом и высокомерием (показавшимися мне наигранными, клоунски-пародийными) задрал голову и потребовал вступления команды звездолёта в вассальные по отношению к нему, высокородному сюзерену, отношения. Видимо, в заточении наследный принц, тронувшись рассудком, сам себя повысил в статусе и вообразил действующим королём.
Бабушка вышла из состояния оцепенения, захлопнула челюсть, отвалившуюся от неподражаемого нахальства наследника, взрычала и скрутила неуклюжую фигу — интернациональный жест презрительного негодования, — которую сунула Джонни прямёхонько в спесиво вздёрнутую мордочку. Данная комбинация вряд ли была знакома принцу Джону, однако общий смысл наследничек, несмотря на свою грандиозную глупость, всё же уловил.
Впоследствии принц потребовал в личное владение апартаменты, соответствующие его королевским запросам. К превеликому нашему удивлению, запросы оказались очень даже скромными.
Сначала он потребовал освободить для него небольшую, но помпезно интерьированную в неомусульманском стиле каюту Янычара. Ненаследный принц Абдурахман Мохаммад с пониманием отнёсся к требованию наследного принца и заявил, что лишь только сиятельный Джон Карл-дж пройдёт обряд обрезания, каюта будет тотчас же освобождена и с нижайшим поклоном предоставлена Его Величеству. Выведав, в чём упомянутый обряд заключается, Джонни испуганно вскрикнул и с выражением оскорблённой невинности на лице спросил: «А как же я писать буду?» После этого он принялся искать помещение, заполучение коего не было бы сопряжено с риском для здоровья.
Подходящим местом согласно его извращённым вкусовым предпочтениям неожиданно оказалась ванная комната Кэпа Йо. Та самая, где я и Тити осуществляли неудачную попытку предаться греховным утехам. Наиболее сильно пленил наследника бассейн с островком посередине: в пещере, где он жил, вода случалась по большим праздникам и в очень незначительных количествах. И как Джона-младшего ни уговаривали, поясняя, что в соответствии с правилами этикета монархам не пристало обитать в чужих ванных, переубедить упрямого цесаревича не удалось.
Но не это лично для меня явилось главной неприятностью, а вот что: меня назначили нянькой. Нянькой «его величества» Джонни Девятнадцатого… Сол, конечно же, не утерпел, прокомментировал: «Ага-а, и у тебя, ксенолог Перебор, свои „итэдэ" имеются!». Бабушку, патронессу его, эти слова изрядно развеселили, меня же, наоборот, привели в недоумение — не понял я, что же, собственно, имелось в виду.
Попытался я воспротивиться этой ничтожной и непочётной, ущемляющей мою научную честь обязанности. О чём в контракте говорится, спрашиваю? Об изучении запредельных аборигенов, сам же отвечаю! Но вовсе не о том, чтобы представителя биологического вида homo sapiens sapiens astros, пускай и монаршьего чадушка, учить пользоваться отхожим местом, ложкой и терминалом. Чадушко обиженно возмущается, заявив о присущем ему умении с ложкой обходиться.
Экипаж в лице Кэпа Йо претензию мне выдвигает:
— Это смотря с какой стороны к контракту подойти. Чем тебя наш Джонни не устраивает? Он и в Запределье вырос, и тварями крылатыми воспитан, и ведёт себя — упаси господи! Чистый тебе абориген, особь неведомого науке биовида. И потому отказ от выполнения возложенных на тебя обязанностей не иначе как нарушение контракта, нами рассматриваться будет. И вообще, не путайся под ногами, у нас и без того полно забот. Думаешь, после слепого прокола обратный путь легче лёгкого вычислить? Наше счастье, что вообще — возможно, спасибо гениальному предку Фана…
Я попытался нелестно выразиться по поводу их контракта и довести до сведения команды, где и в каком месте я его видал.
Невозможно же было не возмутиться: вертели контрактом, как хотели. Три десятка разумных цивилизаций, значит, и в пару эквов не оценили, наплевали в открытую на мои научные интересы, леший-пеший, зато теперь подсовывают мне всякий суррогат! Недоразвитого королевича, из-за которого пришлось перебить несколько сот настоящих, полноценных аборигенов, и заставляют его обхаживать. Пся крев!
Пока они, видите ли, усиленно путь домой ищут, прокалываясь раз за разом, по некоей хитромудрой методе — траекторию слепого прокола восстанавливая в обратном порядке…
— И чего ты постоянно возбухаешь? — раздражённо спросил Сол. — Тебя конкретно кто-то не устраивает или вся команда скопом? Ты скажи, мы говнюку этому пинок под зад дадим, пусть катится подальше от нашего Яйцеголового Величества. Прямёхонько в межгалактический вакуум вышвырнем, ради твоего душевного равновесия.
— Раньше надо было думать, — убеждённо произнёс Абдур, — мне его морда сразу не понравилась. А как узнал, что у него фамилия Лазеровиц, сразу сообразил: проблем не оберёшься. Недаром такие, как он, с моими земными предками ужиться не могли.
— Перестаньте. Энчи просто сла-абенький. Совсем ещё молоденький ма-альчик. И требовать от него, как от мужчины… — В тоне Тити чувствовались ласковые и в то же время издевательские нотки. Она сделала многозначительную паузу, прозрачно намекая, в каком именно смысле я слабенький. Вот уж заноза…
— Так может, ты самолично, Душечка, контакт с наследником налаживать будешь? — сказала Бабушка. И добавила: — Всячески, — с особой интонацией.
— Я не против. — Разводя руками, подтвердила Тити. — С удовольствием… всяческим.
— Да и одиннадцатый он. Лишний, — не унимался субкарго Сол. — И достал всех своими яйцеголовыми ксенозапросами. А если покопаться, то обязательно обнаружится, что он ещё и политикой интересуется и у него радикальная политическая ориентация имеется, зелёно-серебристый он там, жёлто-горячий или сине-бело-аквамариновый какой, и не прочь он мир в соответствии с нею перекрасить…
«Похоже, — вдруг подумал я, — субкарго так сильно меня ненавидит ещё и потому, что узрел во мне себя самого. Бывшего себя, тщательно вытравливаемого… но — вытравленного ли окончательно?.. Надо будет глянуть в файлах, на каком факультете он учился… кем хотел стать, но — так и не стал».
— Во-от, Энджи, и делай выводы. Не стоит, сынок, неприятности на свою голову плодить, — сказал пацифист капитан.
— И ещё, знаете, как он к человекам относится?! — отчётливо выговаривая слова, проговорила Тити. — Не любит он нас, ох не лю-юбит!.. особой формой ксенофобии страдает наш ненаглядный ксенолог. Противны ему человеки, словно монстры мы какие, а не соплеменники… — Тити замолчала, и все подумали, что она закончила речь на этой многозначительной фразе, но — молчание было лишь паузой.
— Словно сам он вовсе и не человек… — Последняя фраза были произнесена почти мистическим шёпотом.
В тишине, воцарившейся после этого, отчётливо слышалось, как яростно сопел Бой.
…Сидя у себя в каюте, я обдумывал произошедшее столкновение и всё чётче осознавал свою неправоту. Это являлось, конечно же, глупостью, но я всегда вёл себя вызывающе: никогда не мог промолчать, спорил ради спора — не ради истины, и возражал по любому поводу даже тогда, когда утихали самые непримиримые.
Конечно, я был обижен на основной Экипаж «ПП», лишавший меня, временника, радости общения с неизведанным Иным неизведанного Запределья. Конечно, меня расстроила гибель крылоруких от лучей наших киберибов, конечно, принц Джон был глупым человеком! Но… ведь именно экскалибурский наследник может рассказать мне, пускай и глупыми, но понятными словами, о том, как выглядит цивилизация крылоруких, изнутри.
Это был мой шанс.
Ведь случай воистину уникальный. Нечто подобное Кретьен-Шали называл «прецедентом Маугли».
Взгляд изнутри… Мало что в практической ксенологии имело большую ценность, чем подобная возможность.
ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ.
Несбыточная мечта любого ксенолога.
…Надо признать, относился ко мне принц Джонни хорошо.
Сравнив в зеркале наши отражения, он вначале смутился необычайному сходству, затем прикинул все его плюсы и минусы, согласуясь с недоступной мне логикой восьмилетнего ребёнка в теле взрослого мужчины, и нашёл это сходство забавным и многообещающим.
Мне приходилось играть в игры, изобретаемые им, и вспоминать известные мне. Наибольший интерес вызвал у наследника упрощённый колабол, в него мы играли в одном заблаговременно приведённом в порядок ангаре. Мячи отыскались в загашниках запасливого Турбо. Два десятка корабельных роботов дополняли команды до требуемых количеств игроков. При иной судьбе из Джонни получился бы неплохой полузащитник, как выяснилось.
Несмотря на то что Джонни милостиво разрешил мне стать своим приближённым, на какие-либо вопросы отвечать он отказывался, и для того, чтобы выведывать нужные сведения, мне приходилось изобретать различные уловки.
Самой популярной и действенной из них была следующая. Я выходил из бывшей ванной Кэпа Йо, некоторое время бродил по коридору, затем возвращался и, поклонившись, говорил: «Подданные Вашего Величества прознали об удивительных событиях, участником коих был их монарх. Они нижайше кланяются и просят поведать об этих событиях, дабы уже сейчас приступить к написанию народной, самой истинной, полнейшей биографии великого и непревзойдённого Джона Девятнадцатого Карла-младшего Стюарта».
Цесаревич великодушно снисходил к воле народа и соглашался отвечать на задаваемые вопросы.
Планета, населяемая крылорукими, называлась Акыр. Сами аборигены именовали себя шэгерь — рабы. Шэгерь верили, что ранее, в лучшие времена, существовали две расы — раса господ, пичгерь, и раса рабов. Но господа погибли и шэгерь ощутили обречённость, уныние, брошенность и глухую беспросветность. Они принялись воздвигать статуи господ, высекать барельефы с их изображениями. (Мне вспомнились каменные столбы на горном водопаде. ) Но все эти мероприятия не могли вернуть пичгерь и не спасали от ужасного чувства: все те, кто были лучше, умнее, красивее, чем шэгерь, навсегда оставили слуг на произвол судьбы. Покарали за грехи, неведомые рабам, но несомненно совершённые ими. Некому было теперь приказывать шэгерь, не чувствовали слуги высшей воли и высшего разума, способных повелевать. Шея раба настоятельно взывала об ошейнике, глаза раба искали господина.
И тогда шаманы шэгерь заявили, что определённо знают, где и как искать господ. Шаманы сказали: «Это не наши господа, но повелевать они могут не хуже! Они несут на себе печать властности и силы!».
Шаманы каким-то образом чувствовали, где находился носитель ауры Господина, пускай даже отделяли его от Акыра неизмеримые расстояния… Пускай для этого приходилось нырять глубоко-преглубоко в Сплошной Туман. И тогда шаманы пробивали Туман, и группа захвата, просачиваясь в удерживаемый шаманами «канал», возникала по ту сторону «из ниоткуда», и пленяла ничего не подозревавшего о своей горькой участи монарха, аристократа, директора корпорации, религиозного лидера. Вне зависимости от половой, видовой, расовой, политической и иной принадлежности.
— Ург, я ведь сыном тебе прихожусь. Согласен?
Он промолчал.
— Сыном, — пытаясь его догнать, утвердительно сказал я. — А зачем тебе жизнью единственного сына рисковать?
— Я тебя охранял. До этого момента. Теперь я проверить хочу тебя. Водопад первым испытанием. Будет. — Словно обрубывая массивным топором каждое предложение, отрывисто произнёс Ург.
Первое испытание! Значит, будет второе, третье, пятое, двадцатое?! Меня, само собой, переполнило счастье, я весь прямо-таки лучился воодушевлением. Ну спасибо, Папашка, удружил, рубить-пилить!
Я задействовал терминал и связался с капитаном:
— Биг Босс, хочу сделать официальное заявление…
Собирался я поведать Кэпу Йо об урговом лицемерии, лживости и коварстве — метастазах его былой ненависти ко мне, но флоллуэец резко остановился, склонил голову набок и ровным голосом профессионального убийцы сказал:
— Отключи терминал.
Ослушаться этого безобидного, на первый взгляд, приказания мог лишь закоренелый глупец.
— Десс, Перебор! Проблемы? — отозвался Кэп Йо.
— Всё в норме, — ответил Десс, — у новичка слабеют нервы. Бывает.
…Если бы мне не предстояло, рискуя сломать шею, форсировать этот водопад, я бы восхитился его сказочно-потрясающей красотой. Он низвергался несколькими уступами, прорезая глубокое ущелье. На пути водяных потоков вставали каменные исполины, высеченные тысячелетним трудом неукротимых стихий — воды и ветра. Сталкиваясь с этими сверкающими громадами, вода вскипала бурунами, скручивалась водоворотами и с шумом ниспадала на уступ, расположенный ниже.
Грохотание, что исходило из ярящихся глубин водопада, я мог сравнить лишь с рёвом стартующей допотопной ракеты.
Я мог сравнивать. Мне доводилось слышать рёв архаичного космолёта на старом космодроме Валенса, располагавшемся на краю Санторинского леса. Кое-где эти доисторические реактивные монстры ещё использовались для каботажных внутрисистемных рейсов. В частности, на Косцюшко.
Для каботажных межзвёздных, ближних переходов к соседней системе — и ныне повсеместно применялись суда с джи-тягой. По сравнению с двигателями Сидорова они были почти такими же допотопными, но позволяли перемещаться со сверхсветовой скоростью, «прыгая» в подпространстве.
Между прочим, насколько я знал, ТАКр «Огненная Бестия», сооружённый в конце девятисотых годов нашей эры, более тысячелетия назад, изначально проектировался под движители «прыжковой» системы. Сидоров-тягой звездолёт оснащён был позднее. Допотопную джамп-тягу освояки не демонтировали, впрочем. Сохранили на всякий случай…
Допотопная! Я иногда думаю, насколько же всё относительно с исторической точки зрения. К примеру, предок-землянин, живший где-то в веке двадцать первом эры «от Рождества Христова», счёл бы абсолютно фантастическим корабль типа «Бестии», построенный около двух тысяч лет спустя. Я же, человек, живущий в двадцать первом веке нашей эры и отделённый от этого предка тремя тысячелетиями истории, считаю этот крейсер, триумф прогресса для своего времени, корытом допотопн…
— Перебор, на ходу не спать! — резким окриком выдернул меня Ург из задумчивости, совершенно некстати обуявшей. Я виновато посмотрел на него. Папашка прав, не на прогулку вышли.
Тропа привела нас тем временем к гранитному козырьку, нависшему над ущельем. Через каждые полтора-два метра воду преграждали тонкие, похожие на вертикально растопыренные пальцы, каменные столбы с плоскими верхушками.
Присмотревшись к этим столбам, я сумел разглядеть на тех гранях, что смотрели в бездну, полуистёршиеся барельефы. Явно искусственного происхождения, они изображали странных существ с вытянутыми лицами и маленькими туловищами. Я подумал, что некогда именно этими существами (или для этих существ) высекалась эта тропа среди нагромождения скал — ведь крылорукие летают и тропы им, естественно, ни к чему.
Ург встал на самом краю козырька и выжидающе посмотрел в мою сторону. Я в очередной раз воззвал к его отцовским чувствам, но Папашка на этот раз прикинулся, что ничего не расслышал из-за громыхания водного потока. Я понял: препираться дальше — бесполезно.
Плоские пятачки на вершинах столбов были невелики, неровные круги диаметром сантиметров восемьдесят-девяносто. Я никогда по-настоящему не занимался спортом, а на сколь-нибудь серьёзное расстояние — последний раз прыгал в глубоком детстве.
Я даже не представлял, преодолима ли мною вообще эта рискОвая дистанция. Чем дольше я стоял в нерешительности на краю ущелья, тем сильнее это злило Десса… И я решился.
Разогнавшись не на шутку, словно хотел преодолеть не полтора метра, а, по меньшей мере, своим отчаянным прыжком «проколоть» парсеков пятьсот пространства, я воспарил над бездной. Именно это избитое выраженьице взбрело мне в голову… Потенциальный покойник, смешно размахивая руками, приземлился в самый центр пятачка.
Это придало ему (мне) уверенность, и следующий прыжок я совершал, упиваясь своим всемогуществом. Я смог, я сумел! Я живой, пся крев! Третий столб, четвёртый…
Когда я собирался прыгнуть в очередной раз, на меня спикировало маленькое мохнатое существо. Оно пребольно укусило меня в шею и отпрянуло. Словно наблюдая за моей реакцией, зависло. Я замахнулся на маленькое пернатое чудовище и прокричал что-то весьма нелестное в его адрес. Тварь снова ринулась в атаку, будто догадавшись, что мои эпитеты задевают её честь и достоинство.
Новый укус пришёлся в нос и я, резко вскинув руку, почти сбил «агрессора». Зловредное существо кувырком полетело в бездну, но перед самой водой сумело выйти из пике, и с ещё большей яростью ринулось на меня. Ему ужасно понравилось оставлять следы своих маленьких, но острых как бритва зубов на моём теле.
Стремительно взметнувшись из глубины ущелья, существо вцепилось мне в кисть правой руки и на этот раз не пожелало ретироваться незамедлительно. Я обрадовался и со всего маху прихлопнул лишившегося благоразумия агрессора… От рывка я пошатнулся и рухнул вниз, в глубь ущелья.
Последняя мысль, трепетавшая в моей голове, была такой: «Этот кусучий гадёныш охранял мост от чужаков…»
…Попрощавшись с худшим из миров и собираясь сказать «здравствуйте!» своим любимым маме, папе и дедушке, я неожиданно почувствовал, как совершенно не потусторонняя, вполне материальная и цепкая хватка выдернула меня из небытия.
Десс, увидев падение своего дорогого сыночка, не раздумывая бросился вслед за ним. Крылья флоллуэйца мгновенно расправились, а все десять конечностей обхватили меня, как лапки насекомого-наездника хватают тело жирной, тяжёлой гусеницы. Крылья Урга стрекотали настолько громко, что изредка перекрывали грохот водопада. Видимо, спасение меня от участи разбившегося в лепёшку давалось Ургу с трудом. Во-первых, нужно было остановить падение, а во-вторых, весу во мне было чуть ли не наполовину больше, чем в самом Папашке…
Он приземлился на другой стороне ущелья. Разжал накрепко сжатые конечности и, ссутулясь, дергано попятился в сторону: так он отреагировал на стресс и огромную физическую нагрузку. В этот момент подал голос терминал. Говорил Кэп Йо:
— Наследник и Бой обнаружены. Десс, они в вашем секторе. Живо им на помощь!
— Киберибы помогли, — самодовольно прокомментировал папашкин непосредственный подчинённый Ган, координирующий поисковые действия кибернетических истребителей-бомбардировщиков. Где-то, насколько я знал, ещё рыскали патрули киберкоммандос.
Ург ВЧУВСТВОВАЛСЯ, как назвала это Тити, ОЩУТИЛ и, потеревшись ходильными лапами о роговой панцирь надкрылий, что выражало у флоллуэйцев крайнюю степень возбуждения, приказал мне изо всех моих ничтожных силёнок бежать за ним.
Я бежал, как никогда в жизни, но не из-за наследника и тем более — не из-за Сола. Я бежал, потому что чувствовал себя в неоплатном долгу перед Ургом, только что спасшим мне жизнь. И не имело значения, что это именно он заставил скакать меня, уподобляясь горному козлу, через пропасть.
Но на бегу я мысленно проклинал судьбу за то, что даже паршивенькой анг-доски не дала, используя Урга как проводника воли своей. Испытательница, рубить-пилить…
Тропа продолжала петлять посреди причудливых каменных нагромождений. Однако теперь она становилась всё более покатой.
Я начал спотыкаться и падать, не поспевая за Ургом. Слишком бешеный темп он задал. Каждое падение, отмечаемое разбитыми локтями и коленками, новыми ссадинами и царапинами, увеличивало расстояние между нами.
Тропа резко изогнулась, оббегая утёс, и за поворотом превратилась в неширокий карниз. Пропасть, зиявшая под нами, имела глубину не менее трёх километров — один неосторожный шаг мог повлечь за собой новое падение, и неизвестно, успеет ли Папашка ещё раз спасти своего неуклюжего мягкотелого сыночка.
Кроме того, в спину нам дул ветер, заявивший о себе, как только мы ступили на карниз. Ветер был несильным, но достаточным, чтобы превратить единственный неосторожный шаг в роковой. Целиком сосредоточившись на наиглавнейшем желании — не оступиться! — я неожиданно столкнулся с резко остановившимся Ургом.
Папашка, подняв голову, наблюдал за чем-то, имевшим место в небесах. Я прекратил движение и, вжавшись в каменную стену, тоже посмотрел вверх. Там развернулось необычайное и жестокое, и совсем неправедное сражение. Беззвучно рассекая воздух, в небе, заполонённом стаями крылоруких, кружили проворные «пэпэшные» киберибы. Они безжалостно уничтожали презревших смертельную опасность крылатых аборигенов.
Гораздо позже мне стало стыдно за то, как я отреагировал на гибель неизвестных в Освоенных Пределах, но несомненно разумных существ: я не завопил, не стал обвинять всех и вся в бессмысленной жестокости. Даже не возмутился.
В тот момент я остро ощущал каждой клеточкой своего желавшего выжить тела, что крылорукие опасны, а собственная жизнь после недавнего падения неожиданно приобрела для меня ценность неизмеримую.
Поначалу я решил, что киберибы встретились случайно со стаей, совершавшей массовую миграцию, и, подчиняясь каким-то чудовищным побуждениям своих электронных мозгов, приняли решение осуществить массовый геноцид крылоруких. Но когда я внимательнее присмотрелся к манёврам, совершаемым нашими летающими кибер-убийцами, мне стало ясно, что их действия являются прикрытием.
Цель крылоруких была наземной, и они одержимо пытались прорваться сквозь смертоносный заслон киберибов.
Ург распустил крылья и улетел. Навстречу экскалибурскому наследнику и Бою-ковбою — другой тропы поблизости не было.
Когда за очередным поворотом я увидел честнУю компашку целиком, мне стало не по себе: Ург, о котором можно было сказать Сама Воинственность, прижимал к щербатой каменной стене с намерением немедленно умертвить(!!!) Анджея Лазеровица.
Это не бред: жертвой Урга в очередной раз был Я.
— Транс-с-сморф? — высоким свистящим голосом спросил Папашка.
— Десс! — вскричал Сол, на некоторое время потерявший дар речи. Он тоже находился там. — Спокойно, Десс, спокойно! Медленно разжимай свои нежные лапки! Ме-едленно…
— Транс-сморф? — по новой произнёс супероружейник.
— Сам ты трансморф! Его потэнциялное вэлишество собстнной персоной пред тобою, горе ты моё. Джон Девятнадцатый Карл-младший Стюарт, — отрекомендовал ургову жертву Сол.
Тут уж и я заметил, что молодой мужчина, прижатый Ургом к стенке как в прямом, так и в переносном смысле, НЕ является мною, хотя похож, как брат-близнец…
Он был гораздо бледнее, я бы даже рискнул сказать, что его кожа выглядела смертельно бледной, будто сроду не испытывала прикосновения солнечных лучей. Кроме того, на его лице, помимо крайнего испуга, навеки запечатлились признаки патологической глупости и неистребимого высокомерия. Каковых, конечно же, на моём лице просто не могло присутствовать! Одет был принц Джон, если это действительно принц Джон, в замызганное, ветхое тряпьё, некогда являвшееся роскошным одеянием, достойным августейших особ.
— Совпаденьице, сельва-маць!.. — восторженно прошептал я.
Занявшая несколько суток, изрядно истрепавшая нам нервы поисковая операция завершилась практически без потерь. Если не считать таковыми парочку подвёрнутых ног и полдесятка разбившихся киберибов и киберком-мандос. Ну и, конечно, моих царапин, ссадин и следов укусов мохнатой твари, споро обработанных Душечкой с оптимистическим комментарием: «Жить будешь! Смертельной инфекции не подцепил».
Самым большим несчастьем, явившимся следствием действий Экипажа и вспомогательных систем «ПП», включая меня, было обнаружение и взятие на борт цесаревича Джонни.
Глупость, следы которой читались у него на лице, не являлась плодом моего воображения, а была реальностью. Реальней некуда. Из прочих недостатков, проистекавших от дурного воспитания, монаршьего кровосмешения и формирующих условий среды обитания, в глаза бросались чванство, грубость и жестокость, а в нос ударял дурной запах, напористо источаемый его телом.
Взойдя на борт Вольного Торговца, принц на скверном спаме — литературный вариант которого я к этому времени уже успел гипнопедически усвоить и потому понял разницу, — заявил о немедленной отставке нынешнего капитана корабля и о собственноличном вступлении в эту должность.
Слов для комментариев у Экипажа не подыскалось как-то. Вольные дружно онемели.
— Вы в обморок от монаршьей наглости-то не падайте, не падайте. Мне, чтобы евойное величество из пещеры вытащить, уговорить воспользоваться возможностью, предоставленной очередным господским праздником, и удрать, пришлось себя его вассалом и оруженосцем объявить, — успокоил всех Сол, качая головой с ехидной усмешечкой, — умник ещё тот наш Карлуша-джуниор, не зря ж он так сильно на Перебора нашего похож. А на супердедушку милорда Джимми что-то не особо… Видать, мама-королева с каким-нибудь дворцовым булгахтером или программером тайно обшчалась, — добавил субкарго негромко, но ещё с более гаденькой ухмылочкой, в своём пошловатом стиле.
Напоминание о вассальной зависимости Сола навело цесаревича на определённые мысли. Джон Стюарт с апломбом и высокомерием (показавшимися мне наигранными, клоунски-пародийными) задрал голову и потребовал вступления команды звездолёта в вассальные по отношению к нему, высокородному сюзерену, отношения. Видимо, в заточении наследный принц, тронувшись рассудком, сам себя повысил в статусе и вообразил действующим королём.
Бабушка вышла из состояния оцепенения, захлопнула челюсть, отвалившуюся от неподражаемого нахальства наследника, взрычала и скрутила неуклюжую фигу — интернациональный жест презрительного негодования, — которую сунула Джонни прямёхонько в спесиво вздёрнутую мордочку. Данная комбинация вряд ли была знакома принцу Джону, однако общий смысл наследничек, несмотря на свою грандиозную глупость, всё же уловил.
Впоследствии принц потребовал в личное владение апартаменты, соответствующие его королевским запросам. К превеликому нашему удивлению, запросы оказались очень даже скромными.
Сначала он потребовал освободить для него небольшую, но помпезно интерьированную в неомусульманском стиле каюту Янычара. Ненаследный принц Абдурахман Мохаммад с пониманием отнёсся к требованию наследного принца и заявил, что лишь только сиятельный Джон Карл-дж пройдёт обряд обрезания, каюта будет тотчас же освобождена и с нижайшим поклоном предоставлена Его Величеству. Выведав, в чём упомянутый обряд заключается, Джонни испуганно вскрикнул и с выражением оскорблённой невинности на лице спросил: «А как же я писать буду?» После этого он принялся искать помещение, заполучение коего не было бы сопряжено с риском для здоровья.
Подходящим местом согласно его извращённым вкусовым предпочтениям неожиданно оказалась ванная комната Кэпа Йо. Та самая, где я и Тити осуществляли неудачную попытку предаться греховным утехам. Наиболее сильно пленил наследника бассейн с островком посередине: в пещере, где он жил, вода случалась по большим праздникам и в очень незначительных количествах. И как Джона-младшего ни уговаривали, поясняя, что в соответствии с правилами этикета монархам не пристало обитать в чужих ванных, переубедить упрямого цесаревича не удалось.
Но не это лично для меня явилось главной неприятностью, а вот что: меня назначили нянькой. Нянькой «его величества» Джонни Девятнадцатого… Сол, конечно же, не утерпел, прокомментировал: «Ага-а, и у тебя, ксенолог Перебор, свои „итэдэ" имеются!». Бабушку, патронессу его, эти слова изрядно развеселили, меня же, наоборот, привели в недоумение — не понял я, что же, собственно, имелось в виду.
Попытался я воспротивиться этой ничтожной и непочётной, ущемляющей мою научную честь обязанности. О чём в контракте говорится, спрашиваю? Об изучении запредельных аборигенов, сам же отвечаю! Но вовсе не о том, чтобы представителя биологического вида homo sapiens sapiens astros, пускай и монаршьего чадушка, учить пользоваться отхожим местом, ложкой и терминалом. Чадушко обиженно возмущается, заявив о присущем ему умении с ложкой обходиться.
Экипаж в лице Кэпа Йо претензию мне выдвигает:
— Это смотря с какой стороны к контракту подойти. Чем тебя наш Джонни не устраивает? Он и в Запределье вырос, и тварями крылатыми воспитан, и ведёт себя — упаси господи! Чистый тебе абориген, особь неведомого науке биовида. И потому отказ от выполнения возложенных на тебя обязанностей не иначе как нарушение контракта, нами рассматриваться будет. И вообще, не путайся под ногами, у нас и без того полно забот. Думаешь, после слепого прокола обратный путь легче лёгкого вычислить? Наше счастье, что вообще — возможно, спасибо гениальному предку Фана…
Я попытался нелестно выразиться по поводу их контракта и довести до сведения команды, где и в каком месте я его видал.
Невозможно же было не возмутиться: вертели контрактом, как хотели. Три десятка разумных цивилизаций, значит, и в пару эквов не оценили, наплевали в открытую на мои научные интересы, леший-пеший, зато теперь подсовывают мне всякий суррогат! Недоразвитого королевича, из-за которого пришлось перебить несколько сот настоящих, полноценных аборигенов, и заставляют его обхаживать. Пся крев!
Пока они, видите ли, усиленно путь домой ищут, прокалываясь раз за разом, по некоей хитромудрой методе — траекторию слепого прокола восстанавливая в обратном порядке…
— И чего ты постоянно возбухаешь? — раздражённо спросил Сол. — Тебя конкретно кто-то не устраивает или вся команда скопом? Ты скажи, мы говнюку этому пинок под зад дадим, пусть катится подальше от нашего Яйцеголового Величества. Прямёхонько в межгалактический вакуум вышвырнем, ради твоего душевного равновесия.
— Раньше надо было думать, — убеждённо произнёс Абдур, — мне его морда сразу не понравилась. А как узнал, что у него фамилия Лазеровиц, сразу сообразил: проблем не оберёшься. Недаром такие, как он, с моими земными предками ужиться не могли.
— Перестаньте. Энчи просто сла-абенький. Совсем ещё молоденький ма-альчик. И требовать от него, как от мужчины… — В тоне Тити чувствовались ласковые и в то же время издевательские нотки. Она сделала многозначительную паузу, прозрачно намекая, в каком именно смысле я слабенький. Вот уж заноза…
— Так может, ты самолично, Душечка, контакт с наследником налаживать будешь? — сказала Бабушка. И добавила: — Всячески, — с особой интонацией.
— Я не против. — Разводя руками, подтвердила Тити. — С удовольствием… всяческим.
— Да и одиннадцатый он. Лишний, — не унимался субкарго Сол. — И достал всех своими яйцеголовыми ксенозапросами. А если покопаться, то обязательно обнаружится, что он ещё и политикой интересуется и у него радикальная политическая ориентация имеется, зелёно-серебристый он там, жёлто-горячий или сине-бело-аквамариновый какой, и не прочь он мир в соответствии с нею перекрасить…
«Похоже, — вдруг подумал я, — субкарго так сильно меня ненавидит ещё и потому, что узрел во мне себя самого. Бывшего себя, тщательно вытравливаемого… но — вытравленного ли окончательно?.. Надо будет глянуть в файлах, на каком факультете он учился… кем хотел стать, но — так и не стал».
— Во-от, Энджи, и делай выводы. Не стоит, сынок, неприятности на свою голову плодить, — сказал пацифист капитан.
— И ещё, знаете, как он к человекам относится?! — отчётливо выговаривая слова, проговорила Тити. — Не любит он нас, ох не лю-юбит!.. особой формой ксенофобии страдает наш ненаглядный ксенолог. Противны ему человеки, словно монстры мы какие, а не соплеменники… — Тити замолчала, и все подумали, что она закончила речь на этой многозначительной фразе, но — молчание было лишь паузой.
— Словно сам он вовсе и не человек… — Последняя фраза были произнесена почти мистическим шёпотом.
В тишине, воцарившейся после этого, отчётливо слышалось, как яростно сопел Бой.
…Сидя у себя в каюте, я обдумывал произошедшее столкновение и всё чётче осознавал свою неправоту. Это являлось, конечно же, глупостью, но я всегда вёл себя вызывающе: никогда не мог промолчать, спорил ради спора — не ради истины, и возражал по любому поводу даже тогда, когда утихали самые непримиримые.
Конечно, я был обижен на основной Экипаж «ПП», лишавший меня, временника, радости общения с неизведанным Иным неизведанного Запределья. Конечно, меня расстроила гибель крылоруких от лучей наших киберибов, конечно, принц Джон был глупым человеком! Но… ведь именно экскалибурский наследник может рассказать мне, пускай и глупыми, но понятными словами, о том, как выглядит цивилизация крылоруких, изнутри.
Это был мой шанс.
Ведь случай воистину уникальный. Нечто подобное Кретьен-Шали называл «прецедентом Маугли».
Взгляд изнутри… Мало что в практической ксенологии имело большую ценность, чем подобная возможность.
ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ.
Несбыточная мечта любого ксенолога.
…Надо признать, относился ко мне принц Джонни хорошо.
Сравнив в зеркале наши отражения, он вначале смутился необычайному сходству, затем прикинул все его плюсы и минусы, согласуясь с недоступной мне логикой восьмилетнего ребёнка в теле взрослого мужчины, и нашёл это сходство забавным и многообещающим.
Мне приходилось играть в игры, изобретаемые им, и вспоминать известные мне. Наибольший интерес вызвал у наследника упрощённый колабол, в него мы играли в одном заблаговременно приведённом в порядок ангаре. Мячи отыскались в загашниках запасливого Турбо. Два десятка корабельных роботов дополняли команды до требуемых количеств игроков. При иной судьбе из Джонни получился бы неплохой полузащитник, как выяснилось.
Несмотря на то что Джонни милостиво разрешил мне стать своим приближённым, на какие-либо вопросы отвечать он отказывался, и для того, чтобы выведывать нужные сведения, мне приходилось изобретать различные уловки.
Самой популярной и действенной из них была следующая. Я выходил из бывшей ванной Кэпа Йо, некоторое время бродил по коридору, затем возвращался и, поклонившись, говорил: «Подданные Вашего Величества прознали об удивительных событиях, участником коих был их монарх. Они нижайше кланяются и просят поведать об этих событиях, дабы уже сейчас приступить к написанию народной, самой истинной, полнейшей биографии великого и непревзойдённого Джона Девятнадцатого Карла-младшего Стюарта».
Цесаревич великодушно снисходил к воле народа и соглашался отвечать на задаваемые вопросы.
Планета, населяемая крылорукими, называлась Акыр. Сами аборигены именовали себя шэгерь — рабы. Шэгерь верили, что ранее, в лучшие времена, существовали две расы — раса господ, пичгерь, и раса рабов. Но господа погибли и шэгерь ощутили обречённость, уныние, брошенность и глухую беспросветность. Они принялись воздвигать статуи господ, высекать барельефы с их изображениями. (Мне вспомнились каменные столбы на горном водопаде. ) Но все эти мероприятия не могли вернуть пичгерь и не спасали от ужасного чувства: все те, кто были лучше, умнее, красивее, чем шэгерь, навсегда оставили слуг на произвол судьбы. Покарали за грехи, неведомые рабам, но несомненно совершённые ими. Некому было теперь приказывать шэгерь, не чувствовали слуги высшей воли и высшего разума, способных повелевать. Шея раба настоятельно взывала об ошейнике, глаза раба искали господина.
И тогда шаманы шэгерь заявили, что определённо знают, где и как искать господ. Шаманы сказали: «Это не наши господа, но повелевать они могут не хуже! Они несут на себе печать властности и силы!».
Шаманы каким-то образом чувствовали, где находился носитель ауры Господина, пускай даже отделяли его от Акыра неизмеримые расстояния… Пускай для этого приходилось нырять глубоко-преглубоко в Сплошной Туман. И тогда шаманы пробивали Туман, и группа захвата, просачиваясь в удерживаемый шаманами «канал», возникала по ту сторону «из ниоткуда», и пленяла ничего не подозревавшего о своей горькой участи монарха, аристократа, директора корпорации, религиозного лидера. Вне зависимости от половой, видовой, расовой, политической и иной принадлежности.