Это именно те слова, которые я первыми занесу в мнимый Журнал. Обязательно занесу. Но, только ЧТО я буду делать потом?! ЧТО? ЧТО они значат?! Эти рваные фразы... ЧТО? ЧТО она хотела мне сказать? О чём предупредить? Ох уж мне этот поиск смысла в разобранном и расчленённом!
   Со школы терпеть не могу грамматику! Все эти части речи. Разборы предложений на составляющие, на все эти подлежащие и сказуемые. Разборы. Разборки.
   Взять солдата и разборку автомата. Если потом этот металлолом собрать, причём правильно — он оживёт и начнёт плеваться пулями, только знай-указывай на кого именно.
   Но у разборки и сборки есть и другая крайность. Например, патологоанатом и труп. Как ни собирай расчленённое обратно — тщетно! Это мертворожденная идея. Ничто уже не оживёт, как ни складывай составные части.
   Какой результат будет у моей сборки обрывков услышанного голоса? Живой? Или мёртвый?.. Что же мне выдавить из этого рваного текста, который и текстом-то пока является лишь условно. И что подчеркнуть, чтобы проступил смысл? Если здесь уместны лишь две части предложения.
   Одно из них — Неподлежащее.
   Другое — Непредсказуемое...

Глава двенадцатая
СБИТЫЙ ПРИЦЕЛ

   «Спокойнее, девочка, спокойней...»
   Капелька пота, накопив весу, набухла и сорвалась. Поползла, противно щекоча висок. Скатилась в ложбинку к уголку глаза. Защипала, заставив зажмуриться.
   Голоса звучали уже совсем близко. Но понять — о чём перекрикивались приближающиеся враги — было невозможно.
   Амрина, распластавшись за стволом старой сосны, быстро пригребла прелой листвой бесценную упаковку с сухим пайком. И, стащив с плеча враз потяжелевший пистолет-пулемёт, передёрнула затворную раму. Её глаза напряжённо пожирали полосу кустов, темнеющую на той стороне поляны...
   Она прижала к себе металлический откидной приклад «вампира». Бережно, как самый дорогой предмет на свете. И с удивлением отметила это ощущение.
   Ну, вот и началось. Если ТОТ напал внезапно, и ей ничего не оставалось, как защитить себя... то ЭТИ... Они вот-вот покажутся, и что? Что ей лучше всего сделать, ей, одной-одинёшенькой во враждебном лесу, наводнённом жестокими землянами? Убивать их, пользуясь тем, что они не видят её? Или, пока ещё остаётся пара минут — тихонько убежать? Пока ещё оста...
   ВСЁ! Уже нет.
   Кусты на той стороне зашевелились. Потемнели и раздвинулись.
   Двое. Как и подсказывали крики.
   Расстояние между ними было метров десять. Первым на поляну вырвался левый. Через три секунды — правый. Их руки держали оружие наизготовку, глаза ощупывали море зелени, окружавшее поляну. И вдруг...
   Сначала правый, среагировавший почти мгновенно, потом левый — рухнули наземь. Там, где стояли. Плашмя. Судя по всему, причиной явилось бездыханное тело их сотоварища, которое они заметили практически одновременно.
   Амрине пришлось приподнять голову, чтобы наблюдать, как они ползли к трупу. Не более, чем полминуты. Ещё полминуты на осмотр тела. Дальнейшая реакция была стремительной: длинная очередь в сторону, куда по их разумению отходил убийца. Он же враг. Догадка стрелявшего совпала с правильным ответом — пули проредили заросли совсем рядом с Амриной. Следующая очередь прошла над её головой, перебила несколько мелких веток. Осыпалась листва. Одна пуля даже царапнула ствол сосны, за которой она укрылась.
   Стрелявший левый использовал труп товарища вместо бруствера, почти полностью укрывшись за ним. Правый же, под прикрытием огня, постарался побыстрее преодолеть опасную зону — пополз по диагонали в сторону Амрины.
   Его отделяло от кустов метров десять, когда он заметил странное красное пятнышко, ползущее по руке к плечу. Он ещё по инерции преодолел метра два, пока до него дошло, что никакое это не насекомое, а... ЗАРОДЫШ СМЕРТИ.
   Пятнышко плясало. Срывалось с двигающейся рваным темпом фигуры. Но тут же находило цель и всё ближе, всё настойчивее подбиралось к голове. Ползущий замер, намереваясь через пару секунд — как раз столько, чтобы нормально прицелиться! — резко дёрнуться в сторону и, перекатившись влево, укрыться в углублении перед трухлявым пнём, уйдя от пули. Просчитался — стрелок целился на полсекунды меньше! Только-то и успел правый — максимально напрячь мышцы и, вместе с мысленным импульсом «Вперёд!», обмякнуть...
   Пуля вошла ему в глаз, вырвав на выходе кусок затылочной кости и выпустив на свободу — запоздалые мысли о спасении, угасающую боль и теплый ручеёк пульсирующей алой жидкости.
   Он знал, что означает «красная точка» светового целеуказателя, в его эпохе уже вовсю использовали это достижение прогресса. Амрина, впитывавшая в оптический прицел каждое движение обречённого, поняла это по его вспыхнувшему взгляду.
   Левый никак не выделил малошумный выстрел «вампира» среди собственной непрерывной стрельбы. Лишь израсходовав патроны, крикнул что-то напарнику. Амрина опять не поняла, что именно, хотя слова были разборчивы. Скорее всего, он просил, чтобы ползущий, в свою очередь, прикрыл его огнём. Сменив магазин и не дождавшись от правого ни огня, ни отзыва — левый обеспокоено высунулся из-за трупа по грудь. И сразу всё понял — по неподвижной фигуре напарника.
   Его нервы сдали! Передёрнув затворную раму, он с воплем высадил почти весь магазин одной сплошной очередью. Пули хаотически секли заросли. Отдавались учащённым пульсом в висках Амрины. Она лежала ничком на траве, расставив в стороны локти и прикрыв ладонями уши.
   Когда же грохот смолк, тут же опять взяла в руки лежавший перед ней «вампир» и глянула вдоль ствола. Враг, единственный оставшийся в живых — уходил. Она нерешительно навела на него оружие и поймала в прицел движущуюся фигуру.
   «Что делать? Убить? Но ведь он уже не угрожает мне и вряд ли в одиночку сунется опять сюда. Скорее всего, переждёт, пока неведомый противник уйдёт... Пока я уйду».
   Выживший левый отползал назад, внимательно присматриваясь к неведомой угрозе. В окуляр прицела было чётко видно, как он нервничал и как вздрогнул, заметив светящегося жучка, вспрыгнувшего на ткань его комбинезона.
   «УБИТЬ? Или пожалеть?»
   Последнее слово её встряхнуло. Вспомнились слова Дымова: «Жалость на войне — враг, который стреляет изнутри». Она плотнее прижала приклад. Выдохнула. И, затаив дыхание, прицелилась.
   Светящийся жучок, свалившийся было в траву, запрыгнул на плечо отползавшего воина и двинулся к шее.
   «Но он ведь НЕ УГРОЖАЕТ МНЕ! Мне НЕ НУЖНА его жизнь».
   Указательный палец замер. Потом сполз со спускового крючка. Амрина глубоко вдохнула большую порцию воздуха. Блаженно прикрыла глаза.
   «Что с тобой, девочка? Ты хочешь лишить его этого блага — дышать и чувствовать смак бытия? Даже хищник не убивает больше, чем необходимо для поддержания собственной жизни. Ты уже сделала минимум для защиты. Тебе больше никто и ничто не угрожает...»
   Вражеский солдат, не понимая, что происходит, почувствовал паузу, которая могла подарить жизнь. Привстал, развернулся и — рванул на четвереньках в манящие кусты.
   «УХОДИТ! Упустишь его!!!»
   Он уже практически ушёл. Оставалось всего ничего — метров пять.
   Три!
   Беглец поднялся в полный рост. Два! Один!
   Она сама не могла объяснить, почему красное пятнышко, словно прыткий жучок, спохватилось, настигло беглеца и...
   запрыгнуло ему на спину и...
   заползло на левую лопатку и...
   ...мгновенно вгрызлось внутрь — точно юркнуло в тело, пробурив по живому норный ход! — и тут же вынырнуло. Отпрыгнуло с валящегося на землю человека. Пару секунд постояв с раскинутыми в стороны руками, тело повалилось назад, упало на спину.
   «ПОЧЕМУ?!»
   Может быть, потому, что больше жизни любила своего, такого чужого и такого родного, «учителя». Потому что верила всему, чему он успел её научить. Потому, что опять услышала его голос: «Жалость на войне — враг, который стреляет изнутри».
   ...Она сама не знала, зачем идёт к этому вражескому воину, которого так и не смогла пожалеть. Идёт, практически не прячась, лишь держа оружие на изготовку. Глаза шарили по приближающимся кустам. Ноги несли. А в голове билась мысль: «ЗАЧЕМ?»
   Она шла, подсознательно надеясь получить ответ на этот неугомонный вопрос. Только... от кого? От него?!
   Когда оставалось три шага — ей померещилось, что он пошевелился. Замерла как вкопанная, всмотрелась в лежавшее на спине тело. Услышала стон и с удвоенной осторожностью двинулась ближе. Держа палец на спусковом крючке «вампира», обошла смертельно раненного сбоку. Туда, куда была наклонена его голова.
   При ближайшем рассмотрении стало ясно, что он не убит. Но — не жилец уже. И сочтены его — даже не дни и часы! — . минуты. Глаза смотрели в одну точку, не в силах двигаться в стороны. Амрина присела, опустилась на одно колено. Наклонилась, чтобы попасть в узкий сегмент его взгляда.
   Это был совсем ещё молодой парень. Заметно моложе её Алексея. Ещё не жёсткая светлая щетина на небритых щеках. Правильные черты лица. Неестественная бледность, павшая на него, как отсвет близкой смерти. Крупная испарина на лбу, И мучительно подрагивающие мышцы, искажающие лицо в гримасу боли.
   «Сколько же лет тебе, парень? Чей ты Избранник? Чей был... до того, как стал Избранником Смерти...»
   Слабеющий мутный взгляд чужака встрепенулся, зацепился за возникшую рядом с ним фигуру незнакомого человека. В нём промелькнуло явное недоумение. Губы шевельнулись. Умирающий воин негромко, но внятно, с неподдельным изумлением прохрипел:
   — Wijf?! Dat kan niet![8]
   И добавил, затихая:
   — Kankerteef![9]
   В его остановившихся глазах, как страшная чёрно-белая картинка в рамке набухших век, застыла НЕНАВИСТЬ,
   Он продублировал эту ненависть непонятными словами. На чужом языке!
   И тут же испустил дух...
   Ошеломлённая Амрина просто отметила, что сказанное умирающим надлежит запомнить, зафиксировать. Машинально задействовала «запись». Впитала.
   «В'йф?! Дат кан ни!»
   «Канкэртейф!»
   Это надлежало зафиксировать скрупулёзно, даже если неясно: разберёт ли она сказанное потом, сумеет ли перевести? И тут её буквально кольнуло сомнение: «Что происходит? Так ли безобидно, что я не поняла сказанного? Почему?.. Впрочем, ладно... Это потом».
   Она направилась прочь, прочь с этой пустоши. Вперёд — по азимуту. К намеченной точке.
   «И всё-таки, ЗАЧЕМ ты его убила, стерва? — вопрос к самой себе прозвучал неожиданно и зло. — Скажи-ка, почему тебя всю трясло и выворачивало наизнанку, после того, как перерезала глотку насильнику? И почему ты же, ТЫ, спустя всего минут десять, так хладнокровно выцеливала живые мишени? Словно в привычных для тебя с детства виртуальных играх».
   Ответов не было. Во всяком случае, пока она не хотела произносить их даже мысленно.
 
   Я опять был на старой доброй базе Упырёва воинства. Вернулся, оставив почти весь личный состав своего Управления на Узловом терминале, новом месте базирования штаба. Вернулся с двумя подручными, намереваясь начать организацию упомянутых на военном совете «пулемётных курсов». Но главное, выяснить: почему Упырь с этим самым штабом так и не добрался до терминала в обещанное время? Не появился он и утром...
   Я встретил его на половине дороги назад.
   Оказалось, то языковое «непонимание», которое накрыло мою спецгруппу во время подробного инструктажа — было недоразумением в детском садике по сравнению с тем, что началось в сложном военном организме, именуемом штаб. Мы-то, осознав, что причина не в нас, а где-то «вовне» — перешли на язык жестов и междометий. И, благо спецназ всех времен и народов привычен к общению знаками, у нас ЭТО получилось. У них же — начался сущий хаос. Бардак, одним словом.
   Настоящее «вавилонское столпотворение»! Приказы никто не понимал, поэтому — не исполнял. Жесты воспринимались частично, а истолковывались и вовсе произвольно. В итоге — была сорвана даже плановая мирная переброска подразделений. Что тогда говорить о будущих военных операциях?!
   Выехали только на рассвете. И то — добрая половина личного состава осталась на базе.
   Увидев издалека мой танк, колонна штабников замедлила своё движение, а затем и вовсе остановилась.
   Хмурый и осунувшийся Упырь при моём появлении заметно повеселел. Скомандовал: «Располагаться на привал!» Подкрепил слова красноречивыми жестами. И добавил вместо катализатора-ускорителя несколько этажей отборного коллекционного матосложения. Эх, что ни говори, а наш человек и в «Вавилоне» не пропадёт!
   Мы проговорили не меньше часа. Мне кажется, отдыхающие бойцы были довольны обстоятельностью нашего разговора. Пожаловавшись друг другу и просклоняв по всем известным нам «нешкольным падежам» коварных инопланетян, мы выдохлись. Стали кумекать, как жить дальше-то. Но ничего более свежего, чем тему «военных переводчиков», не нашли. Их нужно было спешно искать по всем подразделениям. И чем больше — тем лучше.
   Колонна Упыря вскоре запылила по пересохшей от зноя дороге — на терминал. Я — в противоположную сторону. И долго ещё в моей голове звучали прощальные слова Данилы.
   — Знаешь, Дымыч, что я подумал... Командир «вавилонской дивизии» — всё равно что снайпер с винтовкой, у которой сбит прицел. Эффект один и тот же. Мать их за то место, где никогда душа не ночевала!..
   Действительно, пришлось признать, что локосиане одним махом лишили нас БОЛЕЕ ЧЕМ важного преимущества. Мягко выражаясь. Грубо говоря, врезали они нам под дых, и долго-долго ещё будет скрюченная от удара армия землян хватать «ртом» воздух, силясь произнести хоть один осмысленный звук.
 
   Произошло это внезапно, как всегда. Несколько минут назад.
   Я слышал Голос.
   Обрывки фраз плавали в моей голове, как осколки льдин в студёной воде. Почти утопленные. Слегка проступающие на поверхности. Прозрачные. Только коснись — и уходят под воду. Они снова пришли ко мне, только уже наяву. Прозвучали на фоне какого-то неразборчивого шума.
   ЕЁ голос... Её потрескавшийся на кусочки голос.
   И опять я внятно различил те же самые фразы: «... это не просто знак Избранника... быть одним целым... девятью лепестками... на повязке... чуть выше лба... слышать меня... не снимай мою пластину...»
   «Ну ва-а-щ-ще, Дымов! Ну ты и то-ормоз!!! Да с тобой надо разговаривать исключительно жестами! Всё равно ничего не поймёшь, так хоть язык о зубы не измочалится. — Антил отбросил и без того скромные зачатки воспитанности. — ПЛАСТИНА! Кстати, рифмуется со словом „дубина“. Ну, вспомни... пластина... девять лучей... Вспомни, как она её на две половинки — Р-Р-РАЗ! — и готово. Одну часть себе, а вторую... Угадай с трёх раз, КОМУ?»
   «Я не тормоз, дружище. Я медленный газ!» — с довольной идиотской иронией подумал я, готовый, несмотря на хамство потельника, расцеловать его. Ещё бы.
   Я вспомнил! И шустро метнулся в избу. Проследовал в cgfльню. В угол, где было свалено старое обмундирование.
   Пластина... Она всё время там и лежала — в левом нагрудном кармане моего старого камуфлированного комбеза. Как раз перед сердцем, куда её и поместила сама Амрина.
   Я вертел пластину Избранника в руке. Перебирал между пальцев. Оглаживал ровные поверхности и осторожно касался отточенных режущих кромок. Внешне она была стопроцентно похожа на сюрикен*. Шести сантиметров в диаметре. Серебристая звезда с девятью волнообразно утончающимися лучами.
   «...это не просто знак Избранника... быть одним целым...», — эти слова сказала мне моя любимая, когда образ её возник во мне в минуты недавнего забытья.
   Я восстановил пробелы! Неужели у меня стало получаться слышать сколько-нибудь связные ответы от собственной памяти?! Успешно обращаться с запросами в подсознание... Невероятно, но тем не менее.
   Припомнились её слова, к которым я отнёсся тогда легкомысленно — мало ли что скажет влюблённая девушка!
   «Это не только знак Избранника, но и возможность быть одним целым, поэтому сохрани его любой ценой...»
   Она не договорила, помешали шаги по ступеням крыльца. К нам шёл Упырь — я увидел его профиль в окошке — и пара человек с ним. Должно быть, Амрина не хотела, чтобы посторонние видели её подарок. Несколько чётких движений — пластинка легла на ладонь, вторая ладонь прикрыла её, прижала, резкий круговой сдвиг в противоположных направлениях — и целое распалось на две половинки. Амрина подала одну из них мне, но я не успел взять — любимая сама положила её в мой нагрудный карман и застегнула клапан.
   «Это не только знак Избранника, но и возможность быть одним целым». Вот она — ключевая фраза! Но, в чём её точный смысл? Быть ЦЕЛЫМ. Что она имела в виду?
   «...девятью лепестками... на повязке... чуть выше лба... слышать меня...»
   Девятью лепестками... Ну, конечно же, именно девять лепестков! Не случайно. Она, помнится, что-то рассказывала мне о Девятке. По её убеждениям выходило, что на самом деле — главное число Создателя не семь, а девять. Творцу, дескать, помешали, не дали довести созданный им мир до совершенства (признаться, я так и не понял кто)... КОНЧИЛОСЬ ВРЕМЯ. Потому-то всё и оборвалось в седьмой день... Вот и пластина имеет девять огненных лепестков-протуберанцев. Как напоминание о возможном совершенстве нашего мира. А может, как возможный ключ к этому самому совершенству?! ЧУШЬ! Какая связь между этой железякой и невероятными возможностями?! Такой большой вымахал, господин подполковник, а в магические артефакты веришь!
   Ну, а по существу-то как? Судя по всему, Амрина просила, настаивала, умоляла — закрепить заветную пластину на повязке, которую, в свою очередь, повязать на голову, выше лба. Ну что ж... Мне не трудно.
   Вскоре пластина заняла свое место на чёрной полоске ткани. Проверив, надёжно ли она закреплена, я туго повязал импровизированный хиповый «хайратник» вокруг головы.
   «А во лбу — звезда горит!» — моментально съехидничал Антил.
   «Я те дам звезда горит! Царевну-лебедь нашёл. — Пресёк я все попытки несерьёзного отношения оппонента к ситуации. — Классик из тебя, Ант, как... солдат из локосианина».
   Я посмотрел на себя в зеркало и скривился.
   «Славянский ниндзя, блин! Представляю, о чём промолчит Серая Звезда, когда узрит... Ант, не вздумай чего ляпнуть!»
   Как бы там и тут ни было: я сердцем чуял, что исполнил далеко не прихоть и не каприз моей любимой. Что-то содержалось в этой пластине такое, что стоило неоднократных мысленных трансляций, забиравших немало сил у Амрины. Эх. если бы знать, ЧТО ИМЕННО стоит за всем этим?!
   «Время влюблённых и сов», — так я ещё недавно говорил своей Амри...
   Увы, всё в этом мире имеет обыкновение портиться, даже времена. Поэтому, пока что, и на необозримое будущее — только время сов.
   Время всматриваться в безграничную темень космоса и собственных сомнений, тараща пронзительные глаза.
   По совьи?!
   Именно.
 
   Что-то было не так!
   Она, отшагав километров десять-двенадцать, сделала привал. И сразу же зазмеились, зашипели мысли. Те же самые: «Зачем я его убила? Почему я не поняла ни слова? ЗАЧЕМ? ПОЧЕМУ?»
   Чтобы отвлечься, Амрина достала блокнот убитого. Перелистала, внимательно впитывая записи и пытаясь хоть что-то в них понять. Потом вспомнила-просмотрела визуальные памятки: внешний вид незнакомых воинов, особенности их обмундирования, нашивки, оружие. Ещё и ещё прокрутила в себе две незнакомые фразы... Только после этого расстегнула комбинезон и достала свой мобильный терминал «Спираль».
   Был как раз тот случай, когда для осознания того, что происходит вокруг, просто необходимо было его использовать.
   Ещё там, на Локосе, перед самым побегом — Амрина тщательно готовила себя к «дикой» жизни. В первую очередь — на уровне базовых мысленных установок. Это было своего рода индивидуальное самокодирование на запланированное поведение. И главным в нём являлась установка на минимальное использование «Спирали». Лишь в действительно экстренном случае. Уж кто-кто, а она, будучи скуффитом, знала — любое использование мобильного терминала, подключенного к внешней планетарной энергосистеме — сразу же обозначало его местонахождение. При этом точность вычисления находилось в прямой пропорциональной зависимости от времени контакта с системой и объёма потреблённой энергии.
   Конечно, возможности «Спирали», особенно для одиночки, бредущей по враждебной местности, были поистине неисчерпаемы. Например, можно было выявлять близлежащие каналы общей информационной сети, входить в них и пребывать в курсе событий. Можно было усиливать психологическое воздействие на собеседников и просто встречных. Можно было... можно... Но — была ещё одна причина «минимизации».
   Она хотела доказать всему миру Локос, Космосу, отцу, Дымову, Яспэ Тывгу и ещё многим и многому, а в первую очередь СЕБЕ... что сможет. Сможет выжить. Добиться. И стать. Сможет всё это сама, собственными организмом и разумом. Пройдёт к цели без помощи всяких «костылей», предоставленных в её распоряжение высокоразвитой цивилизацией...
   Ну, ПОЧТИ без.
   Амрина углубилась в мнемообъём. И активировала мобильный терминал. Три минуты активной работы, и «отбой». Вряд ли за это время кто-то обратит внимание на недолгую вспышку активности. Небольшая степень риска быть обнаруженной с лихвой окупилась результатами. Всё стало на свои места!
   Нельзя сказать, что она была потрясена, но... Её неприятно уколол перевод предсмертных фраз. Оказывается, убитый сказал: «Баба?! Не может быть!», и добавил: «Сука конченная!»
   «А чего ты ждала? Признания в любви?» — прикусила она губу.
   Оказалось, что говорил он на одном из земных языков версии начала двадцать первого века по григорианскому летоисчислению. На своём родном языке. Все трое, судя по информационной справке, полученной с помощью «Спирали», были воинами регулярного мотострелкового подразделения армии Нидерландов, страны, входившей в Североатлантический блок НАТО.
   Теперь бы уложить по полкам остальное...
   Почему она не поняла его? Что случилось?! Ведь отлаженная система — комплекс согласующих лингвистических модулей — с первого дня работала на Эксе безукоризненно, не допуская сбоев. Что могло быть причиной непонимания? Вполне возможно, что система всё-таки вышла из строя. Либо в силу внутренней поломки обеспечивающих силовых блоков, и тогда это глобально. Либо вышел из строя конкретный лингвомодуль, обеспечивающий языковым «взаимопониманием» именно ту местность, по которой она сейчас передвигается.
   Конечно, возможно и внешнее вторжение в систему по каким-нибудь непредусмотренным обстоятельствам. Как бы там ни было, все эти причины подразумевали локальность поломки и надежду на скорую починку, уж коль система лингвистического согласования и единообразия была крайне необходима для функционирования Проекта.
   Была необходима... была... БЫЛА.
   Неужели?!
   Неужели это не поломка, а последовательное исполнение решения Высшей Семёрки?!
   Осознанное отключение системы лингвомодулей!
   Она припомнила, что говорилось по этому поводу в обширной технической документации. Теоретически данный случай допускался. Назывался он: «Осознанное выведение системы в ненормальный режим работы». При этом система внутренне работала ТАК ЖЕ. Она согласовывала все речевые излучения многочисленных объектов, просто не транслировала их. В этом режиме к ней могли подключаться носимые терминалы, и тогда хозяин «Спирали» получал полную информацию, а при желании мог задействовать свой терминал на обеспечение локального режима взаимопонимания. Причём, в зависимости от установленного режима расхода энергии, черпаемой от единой планетарной системы, определялся радиус действия «зоны взаимопонимания».
   «Значит, исполнение решения Высшей Семёрки началось! Сначала — разобщить. После — уничтожить. Как всё просто, на самом-то деле...»
   Силы были на исходе. Организму требовался продолжительный отдых. Отыскав ложбинку, защищённую с трёх сторон складками местности и стволом поваленного дерева, измученная Амрина принялась готовиться к ночлегу.
   Перед сном она специально потратила около двадцати минут на своего Избранника. На мысли о нём. На воспоминания о коротком счастье — быть вдвоём. И в этом мощном излучении сконцентрировала имеющиеся силы. Настроилась на его биоволну, после чего вызвала из памяти уже оформленное для передачи мнемопослание. Удручённая свершившимся отключением лингвомодуля, прошептала:
   — Земляне, наверное, перевели бы как «телепатограмма»...
   Принялась излучать. Опять излучать одно и то же — экстренное сообщение о событиях, произошедших в «святая святых» Покоса. Он должен знать об этом!
   «Срочно! Важно! Высшая Семёрка приняла экстренное решение: беспощадно уничтожить проект „Вечная Война“. Вместе с проектом решено уничтожить также всех его участников, до последнего человека. Зачистка инициирована Инч Шуфс Инч Вторым. Информация — высшей степени конфиденциальности... Держись, мой Аленький!!!»
   И опять, и опять...
   «Срочно! Важно! Высшая Семёрка приняла решение...»
   И снова. Пока не замерла обессиленно. Обмякла и вытянулась в сочной траве, принявшей измождённое тело в мягкие прохладные объятия.
   Она лежала, уставившись немигающим взглядом в сумеречное небо с проступившими бледными звёздами. Пока звёзды не осмелели и не спустились с небес, а потом светящимися крошками забрались ей под веки. И веки сразу же, как ловушка, захлопнулись, превратившись в собственное внутреннее небо, звёзды на котором были добрыми и яркими. Но затем — тьма сгустилась и здесь, по эту сторону.