Страница:
Таким образом, спонтанный выбор Клеонты, решившей сделать ставку на добровольцев, совершенно неожиданно в корне изменило иерархию среди тысячниц армии амазонок. Четверо из пяти избранниц оказались не из столицы, а из буфера. И только одна — Талиора — представляла городское «население». Мало ли как это могло аукнуться в ближайшем будущем, но...
На то и была Клеонта небесной посланницей, чтобы, не напрягаясь, одним приказом ослабить противостояние. С приказом согласились, признав его мудрость. Он гласил: «Тем конным тысячам, что вооружены излучателями — следовать в сражениях в числе первой лавы. Это позволит нанести удар нужной мощности, достаточный для победы малой кровью. И не позволит подставить под огонь тысячи с традиционным вооружением».
Это распоряжение восстановило равнозначность всех отрядов. Тем более, что отряды без излучателей порою вообще не успевали вступить в битву.
Клеонта... Ей удавалось не только железной рукой править двенадцатью своенравными кобылицами-амазонками. Ей Удавалось большее. ПОБЕЖДАТЬ ВРАГОВ!
И дело было не только в том открытии, которое она сделала совершенно неожиданно, судя по её ошеломлению. Оказалось, что таинственным оружием, как ни крути, оказались именно те локосианские излучатели боевой ярости! Амазонки понятия не имели ни об излучателях, ни о существовании самих локосиан. Им было достаточно объяснения в виде «небесной природы нового оружия», и воздействие его на врагов исчерпывающе это подтверждало. Но Клеонта... уж она-то, как никто...
Клеонта.
Она ЗНАЛА всё об этом оружии. Не понаслышке. Не от мнимых небесных посредников. От самих представителей цивилизации создателей грозного оружия — локосиан. Потому что сама была ЛОКОСИАНКОЙ. Рождённой в мире Локос, в семье семиарха. И наречённой именем Амрина Ула Шуфс...
Но, в том то и дело — она знала РЕАЛЬНУЮ боевую мощность излучателей. А то, что произошло при первом же сражении — повергло её в шок. Эффект был невероятный! Если говорить на языке оружиеведов, эффект был такой, как если бы конструктор, от винтика до готового изделия выстрадавший новый образец тактического оружия, на испытаниях обнаружил фантастический факт... Что боевые характеристики его детища в десятки, а то и в сотни раз превосходят ожидаемые! Тактическое оружие невероятным способом стало поистине средством массового поражения.
Стоит ли после этого удивляться серии победоносных сражений? В результате — армия Клеонты не только потеснила нового грозного врага, но и обрела стратегическое преимущество, захватив ключевые горные массивы материка Фьолла.
Уже потом, анализируя этот парадокс, Клеонта-Амрина пришла к выводу, который больше напоминал озарение. Получалось, что, изготавливая устройство для извлечения, концентрации и последующего излучения так называемой боевой ярости, локосианские конструкторы ориентировались, само собой, на представителей своей никогда не воевавшей цивилизации. На ничтожные импульсы, блуждавшие в их телах. С поставленной задачей изобретатели справились — они сумели усилить эти всплески и превратить их в смертоносное оружие.
Когда же излучатели попали в руки землян — конечный результат возрос пропорционально тому, насколько злоба и агрессивность одной цивилизации превосходила аналогичные показатели другой. То есть, именно в десятки и сотни раз! В этом земным воинам, от древних веков ведущим нескончаемые кровопролитные войны, — просто не было равных. Агрессивность занимала существенный объём в базе данных земного генофонда.
И самое неожиданное, что поняла Амрина: похоже, в руках земных женщин-воинов излучатели оказывали ещё более мощное воздействие, чем в руках мужчин!
Так получилось, что к началу её попыток закрепиться у амазонок — те не были охвачены идеей «братания на фронтах». Тем более, что вряд ли они сразу пошли бы на контакт с другими армиями, по одной причине: там не было с кем говорить, ведь все другие войска сплошь состояли ИЗ МУЖЧИН. Второстепенность материка Фьолла в игровых схемах локосиан сыграла злую шутку со здешними гладиаторскими отрядами — все они узнали правду в самый последний момент, когда основные силы землян уже готовились к вторжению на Локос.
Амрина слишком, пожалуй, увлеклась приобретением боевого опыта; она попросту отстала от событий, которые в последние десять дней посыпались лавиной. Сначала, неожиданно и непостижимо, эвакуировалось ненавистное войско светлых, очень сильно потрёпанное амазонками. А на следующий день над конной лавой воительниц снизились и зависли два необычных летательных аппарата, напоминающие по форме птичьи перья стального цвета. И голос сверху, словно с небес, сказал:
— Я, Святополк Третий, возглавляющий Вече Славянских Народов, хочу говорить с тобой, Клеонта.
...Они встретились без свидетелей. Три тысячи всадниц ждали её команды на расстоянии полёта стрелы. Два летательных аппарата стояли метрах в пятнадцати от неё и очень высокого, мощного мужчины. Полководца, назвавшегося Святополком. Но никто не собирался ни на кого нападать, равно, как и похищать.
То, что она узнала от Святополка, резко изменило её планы. Произошедшее в последующие дни — перечеркнуло все её достижения среди амазонок.
Она сама вызвалась помочь Святополку!
На следующий день, распорядившись относительно временного перемирия со всеми пограничными отрядами и армиями, оставив вместо себя Ипполиту, она, не распространяясь больше ни о чём, ускакала в неизвестном направлении.
Летательный аппарат, пилотируемый лично Святополком, ждал её на том же самом месте.
Она снова и снова вспоминала свой первый разговор с Ветричем...
Царица амазонок попросила у него права первой задать свои вопросы. Их было только два.
Дождавшись утвердительного кивка, она спросила напрямую: откуда, в смысле — с какой планеты и какого временного промежутка, появились на Эксе такие идеальные воины, не имеющие, практически, никаких слабых мест? В ответ она узнала, как и предполагала, что всё-таки с Земли, но только из Запредела — из потустороннего, и потому фактически НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО, будущего не только Земли Дымова, но и её цивилизации.
Из-за Барьера Времён...
Поистине невероятно! Ведь это не просто очень рискованный... практически неосуществимый эксперимент. Тем не менее, реальное присутствие людей несуществующего для НАС будущего было фактом, и этот факт — окончательно утвердил её в выводе о правильности всех остальных догадок.
Её тем более не обрадовало совпадение её предположения и ответа на второй вопрос: кто вёл переговоры со Святополком, кто инициировал его появление здесь в качестве карателя? Безжалостный ответ, состоявший из детального описания эмиссара Локоса, царапал каждым произнесённым словом, словно проводил когтистой лапой по сердцу. Это мог быть только...
ЕЁ ОТЕЦ!
Святополк не называл имени. Потому что имя во время их встречи с Инч Шуфс Инч Вторым не звучало вообще, да и не требовалось. И тогда... Может быть, от той невыносимой боли, которая мгновенно родилась в сердце и заполнила всё нутро Амрины... или, напротив, оттого, что нечто важнейшее, жизнеобеспечивающее, оборвалось внутри неё, разливая пустоту... или из чувства противоречия всему миру и себе самой, в первую очередь...
...Она сказала, глядя прямо ему в глаза:
— Его зовут Инч Шуфс Инч Второй. Он действительно семиарх... один из семи высших правителей Локоса. И он... мой отец.
Глаза Святополка вспыхнули удивлённо. Но тут же расширились ещё больше, когда она добавила:
— Что ж... если он так заигрался... Я покажу вам дорогу на Локос.
Потом она задумалась об отце и так ушла в себя, что очнулась только от острой боли; кровь из прокушенной губы наполнила рот солёным. Глаза Святополка были рядом. И в них, почему-то, не было злобы. К его чести, он даже не пытался дать ей понять, что она может быть использована в качестве особо ценной заложницы в будущем противостоянии с Локосом. Похоже, в его личном кодексе воинской чести такого пункта не было вообще.
Амрина сама не могла объяснить, зачем она делает это? Только ли из-за того, что действительно вошла в образ земной царицы, предводительницы женщин-воительниц? Или же подсознательно мстила своему Миру, в котором уже вряд ли смогла бы жить безмятежно? А может, действовали какие-то неведомые ей установки? Человеческие ли? Божественные ли?.. Иногда человек вдруг выполняет необъяснимые с точки зрения формальной логики действия, и считает их вполне естественными — в момент исполнения.
Как бы то ни было, но...
По законам Локоса, да и по законам любого развитого общества...
...она совершила государственное преступление!
ПОМОГЛА ВРАГАМ РОДИНЫ.
Помогла им совершить вторжение на Локос.
Скорее всего, земляне и без этой помощи смогли бы освоить сложную систему пространственных перебросок. Благо для этого имелось большое количество технической документации на самих терминалах, дополненных и продублированных системами интерактивного обучения и тестирования персонала. К тому же у Святополка, как оказалось, имелся свой гений — тридцатилетний юноша Мирг. В технологии межзвёздных сообщений он уже многое освоил самостоятельно. Однако, на тот момент, он был просто на правильном пути, и сколько времени занял бы этот путь, не знал никто. Во всяком случае, никак не меньше месяца.
А сколько всего, полезного для обороны, произошло бы за этот месяц на Локосе, знай локосиане о близящемся вторжении?!
Потому — её помощь была тем кровавым снегом, который в одночасье упал на головы её соотечественников. Пал, чтобы тут же превратиться в пепел.
Более того, она по инерции, или же по отупляющему чёрному наитию, ринулась со своими амазонками во втором эшелоне главного десантного потока. Эх, знать бы ей, что её Избранник, её Аленький — отправился в первом эшелоне этого же потока! Ей-же-ей, взяла бы пару тысяч всадниц и, не ожидая остальных, рванула бы через другую цепочку терминалов. Вне очереди! А там — будь что будет. Остановить женщину, жаждущую встречи с любимым мужчиной, способна разве что... СМЕРТЬ.
Уже несколько дней она пребывала в добровольном затворничестве. В столпотворении, творящемся вокруг, не составило никакого труда пробраться в пригород столицы, где у неё давно было оборудовано укромное место. Мощное то ли хранилище, то ли убежище, числящееся за частной корпорацией неопределённого толка с цифровым обозначением вместо звучного названия.
Внутри, за внешне неприметными, но очень крепкими стенами приземистого здания на второстепенной улице, всё было оборудовано по последнему слову технической мысли. А кроме того, имелись два подземных уровня, на самом нижнем из которых она сейчас и пыталась прийти в себя.
Уже несколько дней, как сняла она лёгкие доспехи, смыла боевой грим и облачилась в чёрный комбинезон — одеяние безликого локосианского пехотинца. Носимый терминал «Спираль» надёжно упрятан под тканью. Знак Избранницы укрыт от посторонних взглядов чёрной повязкой. Лишние слова и эмоции удерживаются остатками воли. И только мысли... Что с ними делать?! Разъедают её изнутри, грызут, отнимают последние силы и желания.
После первой же резни, устроенной амазонками в пригороде Мэйтш, городка, лежавшего в зоне между двумя основными направлениями, она опешила.
«Что происходит? Разве кому-то мешает мирное население?! Разве...»
И тут в неё ворвалось всё сразу. Вошло одновременно и безжалостно: «А что ты хотела, спрашивается? Зачем ты познала их сюда? В конечном счёте ТЫ их сюда привела, а не твой отец... Ведь он делал всё, что угодно, но всегда ЗА пределами родной планеты. А вот ты...»
Из неё, изнутри, вырывались два взаимоисключающих начала и раздирали тело и душу на две половинки, обречённых изначально не жить по отдельности, а погибнуть в страшных мучениях.
ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!
И НЕ ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!
Патовая ситуация.
Вот тогда-то она и остановилась. Наконец-то осознав, что не сможет дальше возглавлять армию разъярённых воительниц. Не сможет идти по головам своих соотечественников, купаясь в их невинной крови.
Вот тогда-то её и уличили. Сначала в бездействии, в котором можно было домыслить нерешительность и даже трусость. Потом — в предательстве! И больше всех кричала опять-таки Рэкфис. Непостижимая и непредсказуемая Рэкфис. Та, что ещё недавно шептала страстные слова в перерывах между ласками. Та, что... наверняка затаила злобу, будучи отвергнутой...
И тогда Клеонта-Амрина отшвырнула копьё с серебряным наконечником, доставшееся от покойной Пенфесилии. Вскочила и резко выкрикнула:
— Да! Я не хочу вести вас дальше. Но это вовсе не трусость и не предательство! Я хочу уберечь вас от...
— Уберечь нас?! Уберечь от чего? От сражений? Чтобы другие получили все лавры, всю военную добычу? Чтобы другие отомстили этим отродьям, которые обманом завлекли нас туда, откуда нет возврата домой? — взвилась Рэкфис, бешено сверкая глазами. — Вот! Видите, я же вам говорила... Она не может быть одной из нас! Я твердила вам это с первой минуты её появления. Неважно, её самой или же её двойника. В этом есть что-то не от Олимпа, а от царства Аида. Я больше не верю ей! Я не хочу подчиняться ТАКОЙ царице! И пусть меня убьют на этом месте, если ваши уста не умеют говорить ничего, кроме лести. Пусть меня...
Её не тронули, не покарали за эти дерзкие речи. В сердцах амазонок уже не было той веры.
После недолгого совещания двенадцати воительниц Клеонте огласили решение. Сделала это Ипполита, в последний момент отведя взгляд в сторону.
— Ты не можешь быть больше нашей царицей. Хочешь, вызови любую из нас на поединок, но... в случае победы тебе придётся поочерёдно сражаться с каждой из нас. И даже если ты победишь всех, тебе некем будет править...
— Не надо, Ипполита. Я ухожу. Наверное, и вправду — дальше наши пути расходятся. Я хочу сказать вам только одно... не рвитесь в первые ряды атакующих. В этой войне не будет ни лавров, ни богатой добычи... — Её голос дрогнул, но она, сделав усилие, продолжила: — В этой войне будут только две побеждённые стороны. Потому что истинный враг, силу которого я даже мысленно боюсь представить, только на подходе... И запомните самое главное. Я люблю вас! Я люблю вас всех, мои... родные. И тебя, Рэкфис. Особенно тебя...
Последнее, что она запомнила: растерянные глаза Рэкфис, в которых судорожно вспыхивали, боролись между собой искорки любви и ненависти. Потом эти почти незаметные огоньки растворились в пелене выступивших слезинок. Амрина не договорила. Опустив голову, быстро покинула палатку... Свою собственную палатку, которая понадобится уже другой предводительнице. Её сопровождало полное молчание. Никто не двинулся с места.
Это было несвойственно обычаям амазонок, но ей — дали уйти.
Почему? ПОЧЕМУ?!
Вся земная история древности была пронизана пренебрежением к женщине. И даже там, где грубое животное начало маскировалось, рядилось в одежды торжества духа, а не тела — па Древнем Востоке, — даже там в открытую декларировалось, что...
Амрина без труда извлекла из мнемохранилища нужную цитату, входившую в объём конфуцианских основ: «Мне суждено было родиться человеком. И это первая радость. Мне суждено было родиться мужчиной. И в этом вторая радость...»
Этим объяснялось многое, если не всё. Демарш амазонок, этих древних женщин, которых ей довелось возглавлять, исходил не только от сбоев внутри индивидуальных биологических программ. Это не было мужеподобностью в чистом виде, в том понимании, которое вкладывают в данное слово психологи. Хотя, конечно, и не без этого. Но, в первую очередь, главным был ПРОТЕСТ против социальных устоев цивилизации тех времён.
ПОЧЕМУ?!
Истина, которую она зачала от суровой реальности на Эксе.
Которую она выносила и мучительно родила.
И которую выпестовала в жестоких боях.
Истина звучала так:
ВСЁ НУЖНО ПРИМЕРЯТЬ НА СЕБЯ.
В том числе и мир, в котором живёшь.
Тогда сразу становится понятным, трещит он по швам, в одночасье став тесным и вчерашним, или же, будучи скроен «на вырост», по-прежнему просторен и удобен.
Она примерила на себя ВСЁ ИСПЫТАННОЕ и вопросы, терзавшие, как стая озверевших от голода собак, — превратились в волков, загнали её в тупик.
Она отпила из чаши мужеподобности. И странное дело: в те минуты, когда в голове не было мыслей об Алексее, когда воспоминания не переворачивали её, как песочные часы, заставляя снова и снова проживать внутри шевеление каждой до боли знакомой песчинки, ей даже нравилось ЭТО состояние.
Ей нравилось скакать на лошади с оружием в руках. Ей нравилось быть сильной. Нет, убивать не нравилось, но порог допустимости этого действия уже давно был пройден. И уже можно было вести речь об убийстве, как о мерзком, отвратительном, но необходимом на войне действии. Но...
Если не кривить душой... неожиданно ей пришлись по вкусу ласки женских рук и женских тел! Ей понравилось ласкать их самой. Нет, она не отдавалась никому из своих соратниц полностью и безоглядно. Словно в последний момент перед тем, как потерять голову, она видела в мареве, в поволоке округлённые глаза ЕЁ АЛЕНЬКОГО. И ей становилось не по себе. И волна, окатившая её, стекала по телу и уползала от ног по полоске берега прочь. И всё же, иногда ей вспоминались... Стройное тело Ипполиты, словно выточенное из материализовавшегося желания... Грация и упругость Хлуммии... Обволакивающие поцелуи Талиоры... Сила и страсть Эфтиссы... И Рэкфис! Всё та же невозможная... Порой ненавистная и... губительно желанная Рэкфис... с огнём в тёмных глазах, с поцелуями-укусами... с невероятно твёрдыми сосками, царапающими тело и разливающими внутри огонь...
«Я буду ждать тебя ночью... Я буду... тебя...» — на самом передовом крае памяти прошелестел её голос. Глаза Рэкфис висели, смотрели изнутри. Выпрыгивали наружу. Плыли впереди, маня за собой. Поджидали и тут же отпрыгивали. Заманивали. Куда? Для чего?! Отдаться желанию? Или отомстить?
У них всё же была НОЧЬ! Невероятная. Невозможная. И необъяснимая, если учесть, что в душе Клеонта-Амрина тихо ненавидела это непредсказуемое существо, Рэкфис. А тогда... Она не смогла устоять. Поддалась колдовской блажи, хлещущей из глаз амазонки. Но, как же страстно та её ласкала!.. А может, в ненависти была большая неотделимая порция настоящей любви?!
Почему?! Сплошные вопросы...
Мысли перескакивали, наперебой лезли в сознание, требовали уделить внимание. И большинство начинались этим измучившим словом. ПОЧЕМУ?
Все эти долгие дни она примеряла на себя не только боевые воспоминания, но и устои локосианского общества. И буквально сегодня, с ошеломляющей отчётливостью осознала, что НЕ ХОЧЕТ! Не хочет многого.
Не хочет отказываться от любви к Дымову, только потому, что он ИНОЙ.
Не хочет расставаться с Алексеем только потому, что для их любви нет пространства ни в самом мире Локос, ни в его многослойных законах.
И тем более не хочет она, если когда-нибудь у неё появится ребёнок от любимого человека, — ДЕЛАТЬ ВЫБОР! И рвать по живому, решая — от кого отречься: от любимого мужчины, с которым сроднилась, без которого не мыслит жизни, или же от своего детища? И во имя чего?! Только потому, что так велят законы Локоса?!
И тут её буквально пронзило...
А как же остальные?! Как остальные женщины её мира, из года в год ДЕЛАЛИ, ДЕЛАЮТ И БУДУТ ДЕЛАТЬ этот жестокий выбор?! Как же расстаются с детьми другие матери? Или же, совершив противоположный выбор, КАК они расстаются с любимыми мужчинами? Неужели у них, на Локосе, такое, как оказалось, безнравственное и по-своему неимоверно жестокое общество? Неужели главная причина в УСТОЯХ?!
И что делать, если это действительно так? Ответ всплывал из глубин сознания, распухшим белеющим телом утопленника. И она уже, даже не читая его в себе, знала, что согласна с ним.
«Я НЕ ХОЧУ! Я не хочу больше жить в таком обществе. Я не буду в нём жить».
Что она раньше знала о любви? Наивная девчонка.
Оказалось, что любовь, это ирреальное прекрасное чувство — имеет настолько много ликов, что в одночасье влюблённый оказывается в самом настоящем лабиринте, выход из которого равносилен схождению с ума. И с такой же безумной силой, как выходит из тебя неистовая волна тепла и благодарности к этому миру — с такой же входит внутрь немыслимая боль. Лики любви начинают растягивать тебя в разные стороны, словно ты находишься на дыбе...
На Дыбе Любви.
Амрина чувствовала эти, захлестнувшие её по рукам и ногам, по словам и мыслям, по сердцу, лёгким, горлу... тончайшие невидимые нити! Спутали. Затянули. Её тянуло в разные стороны. К разным полюсам одного и того же коварного чувства. На лице Любви, смотревшем лучащимися теплом глазами, блуждала злая улыбка.
Любовь к отцу. Любовь к своей Родине. Любовь к единственному во Вселенной мужчине — её Избраннику. Она со всей безжалостностью осознавала — эти вектора никогда уже не совпадут. Всё это тянуло в разные стороны. И тело, и мысли пронзала жестокая, раздирающая боль.
Безжалостная Дыба Любви питалась этими незримыми судорогами, этими импульсами душевной боли.
«Доколе?!»
Амрина кричала в пространство. Весь её внутренний космос содрогался от крика. И казалось, уже настал предел мучениям. Но нити продолжали растягивать её в стороны. И предел отодвигался ещё немного.
Каждый день отодвигался, заполняя появившиеся свободные участки у обновлённых границ...
...новой, ещё более жестокой болью.
Глава девятая
На то и была Клеонта небесной посланницей, чтобы, не напрягаясь, одним приказом ослабить противостояние. С приказом согласились, признав его мудрость. Он гласил: «Тем конным тысячам, что вооружены излучателями — следовать в сражениях в числе первой лавы. Это позволит нанести удар нужной мощности, достаточный для победы малой кровью. И не позволит подставить под огонь тысячи с традиционным вооружением».
Это распоряжение восстановило равнозначность всех отрядов. Тем более, что отряды без излучателей порою вообще не успевали вступить в битву.
Клеонта... Ей удавалось не только железной рукой править двенадцатью своенравными кобылицами-амазонками. Ей Удавалось большее. ПОБЕЖДАТЬ ВРАГОВ!
И дело было не только в том открытии, которое она сделала совершенно неожиданно, судя по её ошеломлению. Оказалось, что таинственным оружием, как ни крути, оказались именно те локосианские излучатели боевой ярости! Амазонки понятия не имели ни об излучателях, ни о существовании самих локосиан. Им было достаточно объяснения в виде «небесной природы нового оружия», и воздействие его на врагов исчерпывающе это подтверждало. Но Клеонта... уж она-то, как никто...
Клеонта.
Она ЗНАЛА всё об этом оружии. Не понаслышке. Не от мнимых небесных посредников. От самих представителей цивилизации создателей грозного оружия — локосиан. Потому что сама была ЛОКОСИАНКОЙ. Рождённой в мире Локос, в семье семиарха. И наречённой именем Амрина Ула Шуфс...
Но, в том то и дело — она знала РЕАЛЬНУЮ боевую мощность излучателей. А то, что произошло при первом же сражении — повергло её в шок. Эффект был невероятный! Если говорить на языке оружиеведов, эффект был такой, как если бы конструктор, от винтика до готового изделия выстрадавший новый образец тактического оружия, на испытаниях обнаружил фантастический факт... Что боевые характеристики его детища в десятки, а то и в сотни раз превосходят ожидаемые! Тактическое оружие невероятным способом стало поистине средством массового поражения.
Стоит ли после этого удивляться серии победоносных сражений? В результате — армия Клеонты не только потеснила нового грозного врага, но и обрела стратегическое преимущество, захватив ключевые горные массивы материка Фьолла.
Уже потом, анализируя этот парадокс, Клеонта-Амрина пришла к выводу, который больше напоминал озарение. Получалось, что, изготавливая устройство для извлечения, концентрации и последующего излучения так называемой боевой ярости, локосианские конструкторы ориентировались, само собой, на представителей своей никогда не воевавшей цивилизации. На ничтожные импульсы, блуждавшие в их телах. С поставленной задачей изобретатели справились — они сумели усилить эти всплески и превратить их в смертоносное оружие.
Когда же излучатели попали в руки землян — конечный результат возрос пропорционально тому, насколько злоба и агрессивность одной цивилизации превосходила аналогичные показатели другой. То есть, именно в десятки и сотни раз! В этом земным воинам, от древних веков ведущим нескончаемые кровопролитные войны, — просто не было равных. Агрессивность занимала существенный объём в базе данных земного генофонда.
И самое неожиданное, что поняла Амрина: похоже, в руках земных женщин-воинов излучатели оказывали ещё более мощное воздействие, чем в руках мужчин!
Так получилось, что к началу её попыток закрепиться у амазонок — те не были охвачены идеей «братания на фронтах». Тем более, что вряд ли они сразу пошли бы на контакт с другими армиями, по одной причине: там не было с кем говорить, ведь все другие войска сплошь состояли ИЗ МУЖЧИН. Второстепенность материка Фьолла в игровых схемах локосиан сыграла злую шутку со здешними гладиаторскими отрядами — все они узнали правду в самый последний момент, когда основные силы землян уже готовились к вторжению на Локос.
Амрина слишком, пожалуй, увлеклась приобретением боевого опыта; она попросту отстала от событий, которые в последние десять дней посыпались лавиной. Сначала, неожиданно и непостижимо, эвакуировалось ненавистное войско светлых, очень сильно потрёпанное амазонками. А на следующий день над конной лавой воительниц снизились и зависли два необычных летательных аппарата, напоминающие по форме птичьи перья стального цвета. И голос сверху, словно с небес, сказал:
— Я, Святополк Третий, возглавляющий Вече Славянских Народов, хочу говорить с тобой, Клеонта.
...Они встретились без свидетелей. Три тысячи всадниц ждали её команды на расстоянии полёта стрелы. Два летательных аппарата стояли метрах в пятнадцати от неё и очень высокого, мощного мужчины. Полководца, назвавшегося Святополком. Но никто не собирался ни на кого нападать, равно, как и похищать.
То, что она узнала от Святополка, резко изменило её планы. Произошедшее в последующие дни — перечеркнуло все её достижения среди амазонок.
Она сама вызвалась помочь Святополку!
На следующий день, распорядившись относительно временного перемирия со всеми пограничными отрядами и армиями, оставив вместо себя Ипполиту, она, не распространяясь больше ни о чём, ускакала в неизвестном направлении.
Летательный аппарат, пилотируемый лично Святополком, ждал её на том же самом месте.
Она снова и снова вспоминала свой первый разговор с Ветричем...
Царица амазонок попросила у него права первой задать свои вопросы. Их было только два.
Дождавшись утвердительного кивка, она спросила напрямую: откуда, в смысле — с какой планеты и какого временного промежутка, появились на Эксе такие идеальные воины, не имеющие, практически, никаких слабых мест? В ответ она узнала, как и предполагала, что всё-таки с Земли, но только из Запредела — из потустороннего, и потому фактически НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО, будущего не только Земли Дымова, но и её цивилизации.
Из-за Барьера Времён...
Поистине невероятно! Ведь это не просто очень рискованный... практически неосуществимый эксперимент. Тем не менее, реальное присутствие людей несуществующего для НАС будущего было фактом, и этот факт — окончательно утвердил её в выводе о правильности всех остальных догадок.
Её тем более не обрадовало совпадение её предположения и ответа на второй вопрос: кто вёл переговоры со Святополком, кто инициировал его появление здесь в качестве карателя? Безжалостный ответ, состоявший из детального описания эмиссара Локоса, царапал каждым произнесённым словом, словно проводил когтистой лапой по сердцу. Это мог быть только...
ЕЁ ОТЕЦ!
Святополк не называл имени. Потому что имя во время их встречи с Инч Шуфс Инч Вторым не звучало вообще, да и не требовалось. И тогда... Может быть, от той невыносимой боли, которая мгновенно родилась в сердце и заполнила всё нутро Амрины... или, напротив, оттого, что нечто важнейшее, жизнеобеспечивающее, оборвалось внутри неё, разливая пустоту... или из чувства противоречия всему миру и себе самой, в первую очередь...
...Она сказала, глядя прямо ему в глаза:
— Его зовут Инч Шуфс Инч Второй. Он действительно семиарх... один из семи высших правителей Локоса. И он... мой отец.
Глаза Святополка вспыхнули удивлённо. Но тут же расширились ещё больше, когда она добавила:
— Что ж... если он так заигрался... Я покажу вам дорогу на Локос.
Потом она задумалась об отце и так ушла в себя, что очнулась только от острой боли; кровь из прокушенной губы наполнила рот солёным. Глаза Святополка были рядом. И в них, почему-то, не было злобы. К его чести, он даже не пытался дать ей понять, что она может быть использована в качестве особо ценной заложницы в будущем противостоянии с Локосом. Похоже, в его личном кодексе воинской чести такого пункта не было вообще.
Амрина сама не могла объяснить, зачем она делает это? Только ли из-за того, что действительно вошла в образ земной царицы, предводительницы женщин-воительниц? Или же подсознательно мстила своему Миру, в котором уже вряд ли смогла бы жить безмятежно? А может, действовали какие-то неведомые ей установки? Человеческие ли? Божественные ли?.. Иногда человек вдруг выполняет необъяснимые с точки зрения формальной логики действия, и считает их вполне естественными — в момент исполнения.
Как бы то ни было, но...
По законам Локоса, да и по законам любого развитого общества...
...она совершила государственное преступление!
ПОМОГЛА ВРАГАМ РОДИНЫ.
Помогла им совершить вторжение на Локос.
Скорее всего, земляне и без этой помощи смогли бы освоить сложную систему пространственных перебросок. Благо для этого имелось большое количество технической документации на самих терминалах, дополненных и продублированных системами интерактивного обучения и тестирования персонала. К тому же у Святополка, как оказалось, имелся свой гений — тридцатилетний юноша Мирг. В технологии межзвёздных сообщений он уже многое освоил самостоятельно. Однако, на тот момент, он был просто на правильном пути, и сколько времени занял бы этот путь, не знал никто. Во всяком случае, никак не меньше месяца.
А сколько всего, полезного для обороны, произошло бы за этот месяц на Локосе, знай локосиане о близящемся вторжении?!
Потому — её помощь была тем кровавым снегом, который в одночасье упал на головы её соотечественников. Пал, чтобы тут же превратиться в пепел.
Более того, она по инерции, или же по отупляющему чёрному наитию, ринулась со своими амазонками во втором эшелоне главного десантного потока. Эх, знать бы ей, что её Избранник, её Аленький — отправился в первом эшелоне этого же потока! Ей-же-ей, взяла бы пару тысяч всадниц и, не ожидая остальных, рванула бы через другую цепочку терминалов. Вне очереди! А там — будь что будет. Остановить женщину, жаждущую встречи с любимым мужчиной, способна разве что... СМЕРТЬ.
Уже несколько дней она пребывала в добровольном затворничестве. В столпотворении, творящемся вокруг, не составило никакого труда пробраться в пригород столицы, где у неё давно было оборудовано укромное место. Мощное то ли хранилище, то ли убежище, числящееся за частной корпорацией неопределённого толка с цифровым обозначением вместо звучного названия.
Внутри, за внешне неприметными, но очень крепкими стенами приземистого здания на второстепенной улице, всё было оборудовано по последнему слову технической мысли. А кроме того, имелись два подземных уровня, на самом нижнем из которых она сейчас и пыталась прийти в себя.
Уже несколько дней, как сняла она лёгкие доспехи, смыла боевой грим и облачилась в чёрный комбинезон — одеяние безликого локосианского пехотинца. Носимый терминал «Спираль» надёжно упрятан под тканью. Знак Избранницы укрыт от посторонних взглядов чёрной повязкой. Лишние слова и эмоции удерживаются остатками воли. И только мысли... Что с ними делать?! Разъедают её изнутри, грызут, отнимают последние силы и желания.
* * *
После первой же резни, устроенной амазонками в пригороде Мэйтш, городка, лежавшего в зоне между двумя основными направлениями, она опешила.
«Что происходит? Разве кому-то мешает мирное население?! Разве...»
И тут в неё ворвалось всё сразу. Вошло одновременно и безжалостно: «А что ты хотела, спрашивается? Зачем ты познала их сюда? В конечном счёте ТЫ их сюда привела, а не твой отец... Ведь он делал всё, что угодно, но всегда ЗА пределами родной планеты. А вот ты...»
Из неё, изнутри, вырывались два взаимоисключающих начала и раздирали тело и душу на две половинки, обречённых изначально не жить по отдельности, а погибнуть в страшных мучениях.
ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!
И НЕ ВОЕВАТЬ НЕЛЬЗЯ!
Патовая ситуация.
Вот тогда-то она и остановилась. Наконец-то осознав, что не сможет дальше возглавлять армию разъярённых воительниц. Не сможет идти по головам своих соотечественников, купаясь в их невинной крови.
Вот тогда-то её и уличили. Сначала в бездействии, в котором можно было домыслить нерешительность и даже трусость. Потом — в предательстве! И больше всех кричала опять-таки Рэкфис. Непостижимая и непредсказуемая Рэкфис. Та, что ещё недавно шептала страстные слова в перерывах между ласками. Та, что... наверняка затаила злобу, будучи отвергнутой...
И тогда Клеонта-Амрина отшвырнула копьё с серебряным наконечником, доставшееся от покойной Пенфесилии. Вскочила и резко выкрикнула:
— Да! Я не хочу вести вас дальше. Но это вовсе не трусость и не предательство! Я хочу уберечь вас от...
— Уберечь нас?! Уберечь от чего? От сражений? Чтобы другие получили все лавры, всю военную добычу? Чтобы другие отомстили этим отродьям, которые обманом завлекли нас туда, откуда нет возврата домой? — взвилась Рэкфис, бешено сверкая глазами. — Вот! Видите, я же вам говорила... Она не может быть одной из нас! Я твердила вам это с первой минуты её появления. Неважно, её самой или же её двойника. В этом есть что-то не от Олимпа, а от царства Аида. Я больше не верю ей! Я не хочу подчиняться ТАКОЙ царице! И пусть меня убьют на этом месте, если ваши уста не умеют говорить ничего, кроме лести. Пусть меня...
Её не тронули, не покарали за эти дерзкие речи. В сердцах амазонок уже не было той веры.
После недолгого совещания двенадцати воительниц Клеонте огласили решение. Сделала это Ипполита, в последний момент отведя взгляд в сторону.
— Ты не можешь быть больше нашей царицей. Хочешь, вызови любую из нас на поединок, но... в случае победы тебе придётся поочерёдно сражаться с каждой из нас. И даже если ты победишь всех, тебе некем будет править...
— Не надо, Ипполита. Я ухожу. Наверное, и вправду — дальше наши пути расходятся. Я хочу сказать вам только одно... не рвитесь в первые ряды атакующих. В этой войне не будет ни лавров, ни богатой добычи... — Её голос дрогнул, но она, сделав усилие, продолжила: — В этой войне будут только две побеждённые стороны. Потому что истинный враг, силу которого я даже мысленно боюсь представить, только на подходе... И запомните самое главное. Я люблю вас! Я люблю вас всех, мои... родные. И тебя, Рэкфис. Особенно тебя...
Последнее, что она запомнила: растерянные глаза Рэкфис, в которых судорожно вспыхивали, боролись между собой искорки любви и ненависти. Потом эти почти незаметные огоньки растворились в пелене выступивших слезинок. Амрина не договорила. Опустив голову, быстро покинула палатку... Свою собственную палатку, которая понадобится уже другой предводительнице. Её сопровождало полное молчание. Никто не двинулся с места.
Это было несвойственно обычаям амазонок, но ей — дали уйти.
Почему? ПОЧЕМУ?!
Вся земная история древности была пронизана пренебрежением к женщине. И даже там, где грубое животное начало маскировалось, рядилось в одежды торжества духа, а не тела — па Древнем Востоке, — даже там в открытую декларировалось, что...
Амрина без труда извлекла из мнемохранилища нужную цитату, входившую в объём конфуцианских основ: «Мне суждено было родиться человеком. И это первая радость. Мне суждено было родиться мужчиной. И в этом вторая радость...»
Этим объяснялось многое, если не всё. Демарш амазонок, этих древних женщин, которых ей довелось возглавлять, исходил не только от сбоев внутри индивидуальных биологических программ. Это не было мужеподобностью в чистом виде, в том понимании, которое вкладывают в данное слово психологи. Хотя, конечно, и не без этого. Но, в первую очередь, главным был ПРОТЕСТ против социальных устоев цивилизации тех времён.
ПОЧЕМУ?!
Истина, которую она зачала от суровой реальности на Эксе.
Которую она выносила и мучительно родила.
И которую выпестовала в жестоких боях.
Истина звучала так:
ВСЁ НУЖНО ПРИМЕРЯТЬ НА СЕБЯ.
В том числе и мир, в котором живёшь.
Тогда сразу становится понятным, трещит он по швам, в одночасье став тесным и вчерашним, или же, будучи скроен «на вырост», по-прежнему просторен и удобен.
Она примерила на себя ВСЁ ИСПЫТАННОЕ и вопросы, терзавшие, как стая озверевших от голода собак, — превратились в волков, загнали её в тупик.
Она отпила из чаши мужеподобности. И странное дело: в те минуты, когда в голове не было мыслей об Алексее, когда воспоминания не переворачивали её, как песочные часы, заставляя снова и снова проживать внутри шевеление каждой до боли знакомой песчинки, ей даже нравилось ЭТО состояние.
Ей нравилось скакать на лошади с оружием в руках. Ей нравилось быть сильной. Нет, убивать не нравилось, но порог допустимости этого действия уже давно был пройден. И уже можно было вести речь об убийстве, как о мерзком, отвратительном, но необходимом на войне действии. Но...
Если не кривить душой... неожиданно ей пришлись по вкусу ласки женских рук и женских тел! Ей понравилось ласкать их самой. Нет, она не отдавалась никому из своих соратниц полностью и безоглядно. Словно в последний момент перед тем, как потерять голову, она видела в мареве, в поволоке округлённые глаза ЕЁ АЛЕНЬКОГО. И ей становилось не по себе. И волна, окатившая её, стекала по телу и уползала от ног по полоске берега прочь. И всё же, иногда ей вспоминались... Стройное тело Ипполиты, словно выточенное из материализовавшегося желания... Грация и упругость Хлуммии... Обволакивающие поцелуи Талиоры... Сила и страсть Эфтиссы... И Рэкфис! Всё та же невозможная... Порой ненавистная и... губительно желанная Рэкфис... с огнём в тёмных глазах, с поцелуями-укусами... с невероятно твёрдыми сосками, царапающими тело и разливающими внутри огонь...
«Я буду ждать тебя ночью... Я буду... тебя...» — на самом передовом крае памяти прошелестел её голос. Глаза Рэкфис висели, смотрели изнутри. Выпрыгивали наружу. Плыли впереди, маня за собой. Поджидали и тут же отпрыгивали. Заманивали. Куда? Для чего?! Отдаться желанию? Или отомстить?
У них всё же была НОЧЬ! Невероятная. Невозможная. И необъяснимая, если учесть, что в душе Клеонта-Амрина тихо ненавидела это непредсказуемое существо, Рэкфис. А тогда... Она не смогла устоять. Поддалась колдовской блажи, хлещущей из глаз амазонки. Но, как же страстно та её ласкала!.. А может, в ненависти была большая неотделимая порция настоящей любви?!
Почему?! Сплошные вопросы...
Мысли перескакивали, наперебой лезли в сознание, требовали уделить внимание. И большинство начинались этим измучившим словом. ПОЧЕМУ?
Все эти долгие дни она примеряла на себя не только боевые воспоминания, но и устои локосианского общества. И буквально сегодня, с ошеломляющей отчётливостью осознала, что НЕ ХОЧЕТ! Не хочет многого.
Не хочет отказываться от любви к Дымову, только потому, что он ИНОЙ.
Не хочет расставаться с Алексеем только потому, что для их любви нет пространства ни в самом мире Локос, ни в его многослойных законах.
И тем более не хочет она, если когда-нибудь у неё появится ребёнок от любимого человека, — ДЕЛАТЬ ВЫБОР! И рвать по живому, решая — от кого отречься: от любимого мужчины, с которым сроднилась, без которого не мыслит жизни, или же от своего детища? И во имя чего?! Только потому, что так велят законы Локоса?!
И тут её буквально пронзило...
А как же остальные?! Как остальные женщины её мира, из года в год ДЕЛАЛИ, ДЕЛАЮТ И БУДУТ ДЕЛАТЬ этот жестокий выбор?! Как же расстаются с детьми другие матери? Или же, совершив противоположный выбор, КАК они расстаются с любимыми мужчинами? Неужели у них, на Локосе, такое, как оказалось, безнравственное и по-своему неимоверно жестокое общество? Неужели главная причина в УСТОЯХ?!
И что делать, если это действительно так? Ответ всплывал из глубин сознания, распухшим белеющим телом утопленника. И она уже, даже не читая его в себе, знала, что согласна с ним.
«Я НЕ ХОЧУ! Я не хочу больше жить в таком обществе. Я не буду в нём жить».
Что она раньше знала о любви? Наивная девчонка.
Оказалось, что любовь, это ирреальное прекрасное чувство — имеет настолько много ликов, что в одночасье влюблённый оказывается в самом настоящем лабиринте, выход из которого равносилен схождению с ума. И с такой же безумной силой, как выходит из тебя неистовая волна тепла и благодарности к этому миру — с такой же входит внутрь немыслимая боль. Лики любви начинают растягивать тебя в разные стороны, словно ты находишься на дыбе...
На Дыбе Любви.
Амрина чувствовала эти, захлестнувшие её по рукам и ногам, по словам и мыслям, по сердцу, лёгким, горлу... тончайшие невидимые нити! Спутали. Затянули. Её тянуло в разные стороны. К разным полюсам одного и того же коварного чувства. На лице Любви, смотревшем лучащимися теплом глазами, блуждала злая улыбка.
Любовь к отцу. Любовь к своей Родине. Любовь к единственному во Вселенной мужчине — её Избраннику. Она со всей безжалостностью осознавала — эти вектора никогда уже не совпадут. Всё это тянуло в разные стороны. И тело, и мысли пронзала жестокая, раздирающая боль.
Безжалостная Дыба Любви питалась этими незримыми судорогами, этими импульсами душевной боли.
«Доколе?!»
Амрина кричала в пространство. Весь её внутренний космос содрогался от крика. И казалось, уже настал предел мучениям. Но нити продолжали растягивать её в стороны. И предел отодвигался ещё немного.
Каждый день отодвигался, заполняя появившиеся свободные участки у обновлённых границ...
...новой, ещё более жестокой болью.
Глава девятая
ПОЛЦАРСТВА ЗА НЕНАВИСТЬ
Это превратилось в навязчивое видение.
Он снова и снова кричал вдогонку всаднику, удаляющемуся на чёрном, как смола, коне. И терял дар речи, когда тот вдруг вспыхивал факелом от множества молний, устремлённых в него одного...
Холодная испарина. Ногти, впившиеся в ладони. Тупая боль в затылке... Вот что сопутствовало его пробуждениям в последнее время. И даже нежданное перемирие со светлыми и объединение всех военных сил землян, а потом — давно с нетерпением ожидаемое вторжение на Локос, в это логово демонов — не избавили его от видений.
Как только наступала минута передышки или, более того, ночной покой — Хасанбек опять оказывался там, в далёком страшном дне, который всё никак не мог для себя ДОЖИТЬ ДО КОНЦА. Он только сейчас осознал, кем же был для него Повелитель! Он был ОТЦОМ, которого Хасан почти не помнил. Он был МАТЕРЬЮ, заботящейся об оролуке день и ночь. Он был СВЯТЫМ ДУХОМ, витающим в необозримой вышине и выхватывающим своим взором нечто, недоступное другим. Он был БОГОМ...
Всем этим Великий Хан и остался, уйдя в чертоги Вечного Синего Неба. И каждый день Хасанбек только убеждался в правильности мысли о своём сиротстве. И даже беседы с андой не могли развеять тяжелую боль утраты.
Вот и сейчас, двигаясь вместе с Аль Эксеем во главе Отряда багатуров, он поддерживал разговор, а сам... перескакивал с мысли на мысль. То вспоминал, что название лучшему подразделению Гвардии придумал сам Великий Хан. А то — начинал думать, что некогда в этом отряде была тысяча лучших всадников Орды, сейчас же — неполных шесть сотен. Да и то, чуть ли не каждый второй взят недавно из остатков разных тысяч. Чёрный тумен, гроза врагов монгольской империи, фактически прекратил своё существование после того огненного ада., который им устроили нынешние союзники. Ранее их именовали кратко: светлые, подразумевая самое тёмное, что только можно помыслить. Теперь же длинно и уважительно: Армия Святополка Третьего, или Вторая Земная Армия.
Эх, скрипнул зубами темник, что для чёрной бездны и звёздных россыпей какие-то там воспоминания отдельных человечков о былом! Конечно же, в той бойне, что тут затеялась и всё больше разгорается — Чёрный тумен только горсть песчинок, не больше... Темник понимал умом необходимость объединения всех земных отрядов, каждый из которых, в своё время, был обманут демонами. Но только лишь умом... Душа безмолвствовала, а под пеплом нестерпимо жгли жаркие угли.
Не стало Великого. А сейчас вот осознал Хасанбек, что и верного темника тоже — НЕТ больше. Надломилось в нём что-то. Оборвалось внутри. Остался он там, на огненном поле — смотреть на живой горящий факел, на своего Повелителя, огнём и дымом уходящего в вечность... в истинный Вечный Поход!..
...Анда резко окликнул темника, и тот вернулся в реальный мир.
— Хасан, смотри! — Аль Эксей показывал на темнеющую слева от основного маршрута движения полоску. В ней различались крупные всплески — отдельно стоящие высотные здания и башни.
Город! Хасанбек сузил глаза, напрягая зрение. Цепким взглядом различил скопища шевелящихся точек, словно у входа в муравейник. Демоны!
Встретился глазами с андой. Приподнял вопросительно бровь.
— Давай, Хасан... С марша в бой. Только без боевых кличей, молча. И без резни. Сегодня пленных БРАТЬ! Сгоняй в общее стадо, там разберёмся.
Темник молча кивнул и, разворачивая коня влево, подал условный знак командиру Отряда багатуров. Плотная колонна панцирных всадников, слаженно перестраиваясь из походной колонны в несколько плотных шеренг, двинулась за ним. Следом потянулись две тысячи, составленные из остатков разбитого тумена, образовали собой вторую волну будущего наступления и принялись настигать ушедших вперёд багатуров.
Две лавы монгольских всадников мчались на распластавшийся под закатным небом город.
Он снова и снова кричал вдогонку всаднику, удаляющемуся на чёрном, как смола, коне. И терял дар речи, когда тот вдруг вспыхивал факелом от множества молний, устремлённых в него одного...
Холодная испарина. Ногти, впившиеся в ладони. Тупая боль в затылке... Вот что сопутствовало его пробуждениям в последнее время. И даже нежданное перемирие со светлыми и объединение всех военных сил землян, а потом — давно с нетерпением ожидаемое вторжение на Локос, в это логово демонов — не избавили его от видений.
Как только наступала минута передышки или, более того, ночной покой — Хасанбек опять оказывался там, в далёком страшном дне, который всё никак не мог для себя ДОЖИТЬ ДО КОНЦА. Он только сейчас осознал, кем же был для него Повелитель! Он был ОТЦОМ, которого Хасан почти не помнил. Он был МАТЕРЬЮ, заботящейся об оролуке день и ночь. Он был СВЯТЫМ ДУХОМ, витающим в необозримой вышине и выхватывающим своим взором нечто, недоступное другим. Он был БОГОМ...
Всем этим Великий Хан и остался, уйдя в чертоги Вечного Синего Неба. И каждый день Хасанбек только убеждался в правильности мысли о своём сиротстве. И даже беседы с андой не могли развеять тяжелую боль утраты.
Вот и сейчас, двигаясь вместе с Аль Эксеем во главе Отряда багатуров, он поддерживал разговор, а сам... перескакивал с мысли на мысль. То вспоминал, что название лучшему подразделению Гвардии придумал сам Великий Хан. А то — начинал думать, что некогда в этом отряде была тысяча лучших всадников Орды, сейчас же — неполных шесть сотен. Да и то, чуть ли не каждый второй взят недавно из остатков разных тысяч. Чёрный тумен, гроза врагов монгольской империи, фактически прекратил своё существование после того огненного ада., который им устроили нынешние союзники. Ранее их именовали кратко: светлые, подразумевая самое тёмное, что только можно помыслить. Теперь же длинно и уважительно: Армия Святополка Третьего, или Вторая Земная Армия.
Эх, скрипнул зубами темник, что для чёрной бездны и звёздных россыпей какие-то там воспоминания отдельных человечков о былом! Конечно же, в той бойне, что тут затеялась и всё больше разгорается — Чёрный тумен только горсть песчинок, не больше... Темник понимал умом необходимость объединения всех земных отрядов, каждый из которых, в своё время, был обманут демонами. Но только лишь умом... Душа безмолвствовала, а под пеплом нестерпимо жгли жаркие угли.
Не стало Великого. А сейчас вот осознал Хасанбек, что и верного темника тоже — НЕТ больше. Надломилось в нём что-то. Оборвалось внутри. Остался он там, на огненном поле — смотреть на живой горящий факел, на своего Повелителя, огнём и дымом уходящего в вечность... в истинный Вечный Поход!..
...Анда резко окликнул темника, и тот вернулся в реальный мир.
— Хасан, смотри! — Аль Эксей показывал на темнеющую слева от основного маршрута движения полоску. В ней различались крупные всплески — отдельно стоящие высотные здания и башни.
Город! Хасанбек сузил глаза, напрягая зрение. Цепким взглядом различил скопища шевелящихся точек, словно у входа в муравейник. Демоны!
Встретился глазами с андой. Приподнял вопросительно бровь.
— Давай, Хасан... С марша в бой. Только без боевых кличей, молча. И без резни. Сегодня пленных БРАТЬ! Сгоняй в общее стадо, там разберёмся.
Темник молча кивнул и, разворачивая коня влево, подал условный знак командиру Отряда багатуров. Плотная колонна панцирных всадников, слаженно перестраиваясь из походной колонны в несколько плотных шеренг, двинулась за ним. Следом потянулись две тысячи, составленные из остатков разбитого тумена, образовали собой вторую волну будущего наступления и принялись настигать ушедших вперёд багатуров.
Две лавы монгольских всадников мчались на распластавшийся под закатным небом город.