Страница:
Мы оказались в совершенно дурацкой ситуации — на нас никто не нападал!
Более того, было абсолютно неизвестно — нападёт ли кто в дальнейшем? Поди знай, какие мысли сегодня ползали в семи главных локосианских головах? О чём думала Высшая Семёрка Локоса? Может быть, на нас просто поставили крест, решив, что мы вымрем сами, одичаем и выродимся на пустой планете? А может, этот мнящийся покой — лишь последние часы перед местным «апокалипсисом по-локосиански»? С них станется...
Я уже ничуть не сомневался, что бледнолицые способны уничтожить даже своё дорогостоящее космическое имущество — целую искусственную планету Экс! — лишь бы угробить копошащуюся на ней инфекцию. Заразу, занесённую с Земли.
Мы были подобны объектам психиатрического исследования, которых сначала довели до состояния крайней ярости, а потом выпустили в огромный вольер, чтобы незримо фиксировать все реакции и вычислять мотивации.
Армия психов под присмотром вселенских психиатров!
Хоть бейся головой о планетарную ось, ежели таковую отыщешь. Или поливай почву бешеной пеной. И гадай — когда же явятся санитары с комплектом смирительных рубашек?..
Мы уже не воевали друг с другом. Но даже не догадывались, как дотянуться до далёкого врага, чтобы перегрызть ему глотку. А он к нам в гости, похоже, хоть и собирался, но явно не спешил.
Передышку в военных действиях мы заполнили лихорадочным поиском вариантов, ведущих к победе. И чем-то, пожалуй, напоминали Архимеда, древнего земного учёного, что заявил во всеуслышанье: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю!»
Как ни странно — именно эта фраза вывела нашего начальника штаба из прострации...
Сегодня, на пятый день после объединительного совета. Упырь задумчиво произнёс:
— Дайте мне точку опоры... — О расцвел, как разноцветная иллюстрация к слову «Эврика». — Дымыч! Дай мне рычаг, и я переверну, на хрен, эту планету! К ёшкиной бабушке...
— Данила, ты часом не перегрелся? — я с интересом уставился на боевого товарища. — Какой из тебя Архимед? Давай выкладывай по-русски, можно даже матом. Я так понял — крышу, прохудившуюся над штабом, залатали? Теперь можно и мысли запускать да разводить?
— Едкий ты, ЛёхЛёхыч... А значит, верную погремуху мы тебе нацепили. Дым — он Дым и есть...
Дальше пошли в ход дружеские подначки. Перешли в незлые тумаки. И лишь когда эмоции схлынули, прозвучало:
— Дым, тебе не кажется, что мы представляем из себя не армию, а что-то типа банды? Скучковались. Выбрали ватажков. Покричали о победе мировой революции. И ходим важные, сами себе нравимся...
Я терпеливо ждал, пока он выговорится.
— А что вообще вокруг делается? Ведь даже в нашем поверхностном анализе ситуации: «мы теперь друг с другом не воюем, а враги не наступают!» — уже ошибка. Кто это сказал, что не воюем? Именно мы, может быть, и не воюем... А наши?! Откуда мы знаем, что творится «дальше, чем видно и слышно»? Сколько ещё земных отрядов всех эпох рыщет по этой чёртовой планете? Есть ли на Эксе материки и моря? Не находимся ли мы на огромном острове, изолированные, как зверюги злобные, ещё и водой, на всякий случай?.. И вообще — как выглядит география этого Экса? Существует он — учебник по географии Экса для военного класса — или нет?! И как им попользоваться, чтобы конспект написать?
— М-да, не вопросы у тебя, господин-товарищ Упырь, а осиновые колья в самое сердце. Хотя, колья будто бы не по твоему ведомству... а вовсе даже наоборот.
— Всё шутишь, — нахмурился Данила.
— Да какие уж тут шуточки. Просто — едкий как дым, сам же говорил. А вопросы твои — в самую точку. И потом, я ведь больше сам себя корю. Мог же, мог... выспросить у Амрины всё-всё...
— Ну, это тебе только кажется, что мог. — Усмехнулся невесело собеседник. — Ты ж, поди, не о том её спрашивать хотел в первую очередь. Да и верил, что времени у вас впереди — целая вечность, что надолго вместе... То-то.
«Ну, ты-то хоть этим утешениям не верь, спец липовый. Сам же знаешь, что лопухнулся... Или, скажешь, уже отменили нашу заповедь: „В каждом двуногом, движущемся с вражеской территории, видеть в первую очередь „языка“?“ — по живому резал меня на куски внутренний садист-расчленитель Антил.
«Да ладно тебе, — вяло отмахнулся я. — А ты сам-то где был? Меня изучал? Над диссертацией работал? О влиянии совести на коррекцию линии Судьбы? Лучше бы другую тему взял: „Любовь — сбой всех биологических инстинктов“. Или же вот ещё одна: „Стирание граней между влюблённым спецназовцем и обезьяной“, тоже шикарная.
— Да, Упырь Петрович, чуть было не запамятовал твой вопль. Что там насчёт точки опоры, а?! Ты уж поясни. А я обещаюсь помочь планету переворачивать. — В моих глазах опять запрыгали чёртики.
— А-а-а... спохватился? Так каждый и норовит — у ближнего идею украсть да за свою выдать. А идея, собственно, не нова. Я просто хотел на ней акцент поставить... ТЕРМИНАЛЫ! Вот главная задача, помимо дальнейшего объединения и передислокации.
Я уловил суть идеи ещё в самом начале его объяснений. Речь шла о том, что Амрина перед нашествием своих собратьев — «чёрных шлемов», во время вычисления возможного места высадки десанта, указала координаты двух замаскированных терминалов. В пылу отражения нашествия было недосуг уточнять, какое количество терминалов ещё известно Амрине, и где они находятся. Кстати, именно тот терминал, через который осуществлялось десантирование, и подлежал захвату силами Монгольского корпуса...
Помнится, Амрина ещё упоминала, что оба эти объекта находились в законсервированном состоянии, и не планировались для использования в обычном режиме. Это означало многое: и то, что локосиане готовились к своему проекту сверхсерьёзно, запасаясь впрок различными вариантами развития событий, и то, что они были в состоянии именно так и действовать — с головой, с размахом и с вариантами. Что они умнее, чем кажутся.
Вот идея Упыря и сводилась к следующему... То, что терминалы необходимо взять под контроль, было понятно и так. Именно они являлись многочисленными «рычагами», в трактовке Упыря-Архимеда. Но для того, чтобы, обладая желанием и знанием о том, КАК ставятся с ног на уши целые миры (в частности — мир Локос), можно было это сделать реально — для начала нужно найти «точку опоры». Или даже «многие точки опоры».
А для этого нужна была карта. Оперативная карта Экса! Её не могло не быть.
Находиться она могла лишь на терминалах...
— Слышь, Дымыч, я вот всё тебя спросить хочу, да как-то... — прервал мои размышления Данила. Но не досказал, замялся.
— Ты про Амрину?
— Да нет. Про будущее... Если оно у нас есть, конечно. — Упырь встал и подошёл к окну, опёрся о подоконник. — Давно уже меня этот вопрос беспокоит. Будто червяк в голове завёлся и копошится, копошится... Только боевые дела притихнут, увянут в лагерной жизни — он и оживает, червяк-то... Правда, странно всё это. Словно к цыганке обратился — погадай, мол, что за напасти меня ждут... Никогда, Дымыч, раньше меня своя участь не волновала. Веришь? Есть в этом что-то жуткое — наперёд судьбу узнать. Особенно, ежели страшное что ждёт. Изведёт ведь знание это раньше срока. Не жизнь будет, а... — Он махнул в сердцах рукой. Поднял на меня глаза. — Только я ж не за себя — за всех нас беспокоюсь.
— Червяк в голове — это серьёзно. Раз так — спрашивай, конечно. Что знаю — расскажу. — Я не удержался и хмыкнул. — А про цыганку ты это... хорошо сказал. Может, ещё и ручку позолотишь?
«Во жлобская натура! — восхитился язвительный Антил. — Ему, можно сказать, первый заказ поступил на нелёгкой стезе прорицателя, а он уже о гонорарах думает!»
«Цыть, моя недремлющая совесть! Чем подслушивать — лучше чувство юмора развивай».
— Только ты, Данила, уточни, что именно волнует. А то ведь будущее — оно безразмерное: от завтрашнего дня и до бесконечности...
— А-а, какая там бесконечность! Сколько на роду отмерено — вот и вся твоя вечность, всё твое будущее... А волнует вот что. Скажи, как оно с фрицем-то... долго валандаться будем? Вернее, как там — на Земле... без нас... долго ещё наши с фашистами воевать будут? Что у вас, Дымыч, на страницах истории... в скрижалях то бишь, о НАШЕЙ войне писано?
— Да так и пишут... примерно. Как оно, надеюсь, и было на самом деле. Победили мы, Данила... Вернее — ВЫ победили! Честь вам и поклон до самой матушки-земли, которая для многих — ох, для мно-о-о-огих! — сырой да неласковой оказалась. У тебя на календаре какой день был обозначен... на тот момент, когда вся эта хренотень гладиаторская для тебя началась?
— Ну, этот день я на всю жизнь запомнил. Восемнадцатого сентября тысяча девятьсот сорок третьего. Мы тогда срочный приказ получили — о переброске на другой фронт...
— Тогда ещё один день запомни. Девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого... Тоже на всю жизнь. Если, конечно, дожить получится. В ночь на девятое фашисты полную капитуляцию подписали... И, между прочим, от Советского Союза на процедуре — не Сталин присутствовал. И документы не генералиссимус подписывал... Знаешь кто? Собственной персоной нынешний главнокомандующий наш! Георгий Константинович...
— Да ну?! — только-то и нашлось у него слов. — Значит, ещё целых полтора года кровушка лилась рекой... И Жуков?.. Капитуляцию?..
— Эх, Данила Петрович! Дружище ты мой боевой... Вот гляжу я на твою жилистую фигуру, жму крепкую руку и не могу представить тебя немощным да согбенным, с палочкой и трясущимися руками... А ведь именно такими видел я ваших... тех, кто несмотря ни на что, сумел выжить... Победителей. Довелось мне как-то смотреть видеорепортаж с последнего парада ветеранов Великой Отечественной войны. Парада последних ветеранов... Как раз в том году восемнадцать годков мне стукнуло. Совершеннолетие. А парад тот был 9 мая 2018 года... Я тогда впервые по-настоящему всё прочувствовал, дошло до каждой клеточки. Словно откровение. Смотрел глазами мужчины — будущего защитника и воина...
— А парад-то как выглядел?
— Помпезно с виду. Ну, ты ж знаешь, как у нас могут... Но не по себе было от этой напыщенности. Жутко по сути. Красиво, но бездушно он выглядел, Петрович. Три человека... Представь себе — всего три человека шли по огромной пустой Красной площади. Неверными шагами. Бесконечно долго. Невыносимо... И тысячи глаз со всех сторон. Сотни объективов. И тишина. Вязкая, неразбавленная ничем тишина... Они все трое дошли до самого Берлина. Начали этот страшный путь кто раньше, кто позже. Пацанами несмышлёными они, как один, на войну убежали. Там и повзрослели, и постарели заодно... В Берлин вошли уже пятнадцатилетними. Настоящими Воинами вошли, с боевыми наградами... С пеплом во взгляде. Им во время этого последнего парада по восемьдесят восемь лет было... Как судьба-то напоследок пошутила — трёх ровесников вместе свела. Ещё, правда, несколько человек, солдаты той войны, в то время по больницам последние дни и часы доживали. Но пройти по площади смогли только эти трое. А вот до следующего мая уже никто из них не дожил. Может быть, попросту, души их поняли — не смогут второй раз ТАКОЕ перенести... А виновны в том — устроители шоу, чтоб им было пусто... как та площадь! Говорят же: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Да разве кто на это смотрит, когда перед глазами деньги маячат, огромные деньги? Говорят, конкурс был бешеный... Нет, конечно, сделано всё было с размахом и по последнему слову техники. Ты только представь, Петрович... Вся Красная площадь, по всему периметру, гигантскими щитами-экранами оборудована была. Эх, как бы тебе подоходчивее объяснить... ты ведь даже телевизора в своей жизни не видел, не было их ещё в твою бытность! Ну, вот, если бы со всех сторон площадь киноэкранами укутать и на каждом своё кино показывать и звук везде на полную громкость включить! Понимаешь? И на всех этих экранах одновременно демонстрировались разные кадры одного и того же страшного фильма: «Великая Отечественная война»! Причём, по мере шествия этой ПОСЛЕДНЕЙ ТРОИЦЫ — в каждом уголке площади, поэтапно, в мелочах и документально — вместе с ними ШЛА ТА ВОЙНА... Вот, представь только, как вышли они — под кадры нападения гитлеровцев на Советский Союз, — так и доковыляли посреди видеодекораций поверженного Берлина... И всё это усиливалось лазерным шоу! Небо над тем кусочком Москвы — и то было враждебным, до того реально эти паршивцы-устроители смоделировали и авиационные налёты, и разрывы зенитных снарядов, и парашюты вражеских десантов. Даже не воевавших оторопь брала. А что уж говорить об изношенных сердцах трёх ветеранов?! А если сюда ещё добавить объёмные голограммы! Нет, на мой взгляд, очень жестокое представление организовала Москва своим последним героям.... На исходе жизненных сил, троих безоружных стариков отправить ОПЯТЬ НА ТУ войну... оживить фантомы смертельных врагов и заставить вновь сражаться с ними... И даже более того — показыва...
Резкий зуммер полевого телефона прервал меня на полуслове. Завороженный и потрясённый рассказом Упырь, не глядя, дотянулся, нащупал и снял с аппарата трубку.
— Восьмой... Слушаю... ЧТО?! — крайне удивленный Данила изменился в лице.
Я ловил каждое его слово, каждый жест и движение лицевых мышц.
— Командир, ты там не пьян часом? Или обкурился вусмерть? Гляди, сейчас лично проверю. Что ты там заладил «никак нет — никак нет»... Ну, и откуда они взялись? Ладно, отставить, сам выясню! Хрен знает что!..
Трубка шлёпнулась на рычаг: отбой!
Начштаба уставился на меня. Напряжённо и недоумённо. Как на потустороннего контактёра. Наверное, с таким лицом рассматривают чертей во время первого в своей жизни приступа белой горячки.
— Да что случилось-то?! — не выдержал я. — Упырь, не тяни за ширинку!
— Ну, ты, Дымыч, даёшь! — хрипло выдохнул он.
— Да не даю я ничего. Предпочитаю больше себе остав...
— Монголы!
Я понял, что произошло, на мгновение раньше, чем прозвучало это слово. Может быть потому, что в меня вошло нечто, напоминающее невесомое облако или же... белого лохматого зверя... частицу Хасанбека. Именно так пытался он мне объяснить свои внутренние ощущения: противоборством чёрного и белого зверей. В меня вошло то, отчего стало благостно и цельно — ДУША. Наша горемычная душа, одна на двоих, которая, благодаря игрищам со временем, так неожиданно и врасплох встретилась сразу с двумя своими земными оболочками — телами. И теперь вела по космическому пути свои материальные воплощения, прошлое и настоящее, — Хасанбека и меня.
Я чуть было не опрокинул табуретку, вскочил и устремился на выход. Упырь, оправив гимнастёрку, последовал за мной. Нужно было срочно разбираться в создавшейся ситуации.
Монголы неспешно двигались походной колонной. Втекали шевелящимися волнами в широкую просеку, и она от того становилась похожей на реку. Именно — устало и неспешно. Тем не менее — через пару минут вся Костровая площадь была заполнена всадниками.
Хасанбека я увидел издалека. Узнал темника по осанке, по красному плюмажу на шлеме. Махнул ему рукой и заспешил навстречу. Но тут...
Из мерно двигавшихся рядов панцирной конницы вырвался странный всадник... облачённый в камуфляж.
Юджин!
Нет, определённо его предки были ковбоями! В седле Юджин сидел уверенно — и когда только успел натренироваться? Вот он молодцевато натянул поводья, сдерживая разгорячённого скакуна. Спрыгнул на землю шагов за десять, и заспешил к нам. Судя по его улыбающейся запылённой физиономии — новость, вопреки нашему настороженному ожиданию, была приятной.
— Дымыч! Смотри, бля! — мне ещё не доводилось видеть Юджина таким довольным, его прям-таки распирало.
Я практически вырвал из его рук большой лист-планшет, выполненный из тончайшего пластика, такой можно было даже скручивать в трубочку. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять...
Карта.
Долгожданная КАРТА ЭКСА!
На которой были нанесены не только географические Реалии искусственной планеты, но и... ВСЕ ТЕРМИНАЛЫ. А также много всякой всячины, включая замаскированные второстепенные объекты и склады воинского имущества.
Вот вам и — «седина в бороду, Бог — в ребро»! И не только в ребро, но и в масть... и в хвост, и в гриву. И в жилу!
— Где?! Где взял? Откуда?! — я, не дожидаясь ответа, сгрёб американца в объятия.
Это уже было что-то! Вернее — почти всё, что нужно для успеха. Полный чертёж колеса дьявольской рулетки, с указанием всех возможных номеров, на которые можно поставить.
Теперь, заручившись поддержкой фортуны, можно было реально тягаться с крупье.
«Как ты там говорил, сучий потрох? Ставки сделаны, ставок больше нет?! — перед глазами вновь зазмеилась улыбка на никогда не виданном мною лице. — Рановато улыбаешься, человече! Особенно сейчас, когда ставки росли-росли и ТАК выросли...»
«Человече?! Херр оберст, а не много ли чести так величать бледнолицего выродка?» — в Антиле, определённо, до поры прозябал в неизвестности расист вселенского масштаба.
Колесо рулетки вращалось на скрипящей оси планеты. Ставки в дьявольской игре росли с каждым днём, но это уже не угнетало.
Теперь я знал кардинальный способ стопроцентного выигрыша. Знал, как разом взорвать это чёртово казино.
Всё было достаточно просто. Для того, чтобы сорвать джек-пот, суммарная стоимость которого оценивалась в сумму всех наших жизней плюс победа над врагом, нужно было всего-то... согласно добытой карте, поставить...
НА ВСЕ НОМЕРА СРАЗУ.
Не мелочась.
Глава шестая
Более того, было абсолютно неизвестно — нападёт ли кто в дальнейшем? Поди знай, какие мысли сегодня ползали в семи главных локосианских головах? О чём думала Высшая Семёрка Локоса? Может быть, на нас просто поставили крест, решив, что мы вымрем сами, одичаем и выродимся на пустой планете? А может, этот мнящийся покой — лишь последние часы перед местным «апокалипсисом по-локосиански»? С них станется...
Я уже ничуть не сомневался, что бледнолицые способны уничтожить даже своё дорогостоящее космическое имущество — целую искусственную планету Экс! — лишь бы угробить копошащуюся на ней инфекцию. Заразу, занесённую с Земли.
Мы были подобны объектам психиатрического исследования, которых сначала довели до состояния крайней ярости, а потом выпустили в огромный вольер, чтобы незримо фиксировать все реакции и вычислять мотивации.
Армия психов под присмотром вселенских психиатров!
Хоть бейся головой о планетарную ось, ежели таковую отыщешь. Или поливай почву бешеной пеной. И гадай — когда же явятся санитары с комплектом смирительных рубашек?..
Мы уже не воевали друг с другом. Но даже не догадывались, как дотянуться до далёкого врага, чтобы перегрызть ему глотку. А он к нам в гости, похоже, хоть и собирался, но явно не спешил.
Передышку в военных действиях мы заполнили лихорадочным поиском вариантов, ведущих к победе. И чем-то, пожалуй, напоминали Архимеда, древнего земного учёного, что заявил во всеуслышанье: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю!»
Как ни странно — именно эта фраза вывела нашего начальника штаба из прострации...
Сегодня, на пятый день после объединительного совета. Упырь задумчиво произнёс:
— Дайте мне точку опоры... — О расцвел, как разноцветная иллюстрация к слову «Эврика». — Дымыч! Дай мне рычаг, и я переверну, на хрен, эту планету! К ёшкиной бабушке...
— Данила, ты часом не перегрелся? — я с интересом уставился на боевого товарища. — Какой из тебя Архимед? Давай выкладывай по-русски, можно даже матом. Я так понял — крышу, прохудившуюся над штабом, залатали? Теперь можно и мысли запускать да разводить?
— Едкий ты, ЛёхЛёхыч... А значит, верную погремуху мы тебе нацепили. Дым — он Дым и есть...
Дальше пошли в ход дружеские подначки. Перешли в незлые тумаки. И лишь когда эмоции схлынули, прозвучало:
— Дым, тебе не кажется, что мы представляем из себя не армию, а что-то типа банды? Скучковались. Выбрали ватажков. Покричали о победе мировой революции. И ходим важные, сами себе нравимся...
Я терпеливо ждал, пока он выговорится.
— А что вообще вокруг делается? Ведь даже в нашем поверхностном анализе ситуации: «мы теперь друг с другом не воюем, а враги не наступают!» — уже ошибка. Кто это сказал, что не воюем? Именно мы, может быть, и не воюем... А наши?! Откуда мы знаем, что творится «дальше, чем видно и слышно»? Сколько ещё земных отрядов всех эпох рыщет по этой чёртовой планете? Есть ли на Эксе материки и моря? Не находимся ли мы на огромном острове, изолированные, как зверюги злобные, ещё и водой, на всякий случай?.. И вообще — как выглядит география этого Экса? Существует он — учебник по географии Экса для военного класса — или нет?! И как им попользоваться, чтобы конспект написать?
— М-да, не вопросы у тебя, господин-товарищ Упырь, а осиновые колья в самое сердце. Хотя, колья будто бы не по твоему ведомству... а вовсе даже наоборот.
— Всё шутишь, — нахмурился Данила.
— Да какие уж тут шуточки. Просто — едкий как дым, сам же говорил. А вопросы твои — в самую точку. И потом, я ведь больше сам себя корю. Мог же, мог... выспросить у Амрины всё-всё...
— Ну, это тебе только кажется, что мог. — Усмехнулся невесело собеседник. — Ты ж, поди, не о том её спрашивать хотел в первую очередь. Да и верил, что времени у вас впереди — целая вечность, что надолго вместе... То-то.
«Ну, ты-то хоть этим утешениям не верь, спец липовый. Сам же знаешь, что лопухнулся... Или, скажешь, уже отменили нашу заповедь: „В каждом двуногом, движущемся с вражеской территории, видеть в первую очередь „языка“?“ — по живому резал меня на куски внутренний садист-расчленитель Антил.
«Да ладно тебе, — вяло отмахнулся я. — А ты сам-то где был? Меня изучал? Над диссертацией работал? О влиянии совести на коррекцию линии Судьбы? Лучше бы другую тему взял: „Любовь — сбой всех биологических инстинктов“. Или же вот ещё одна: „Стирание граней между влюблённым спецназовцем и обезьяной“, тоже шикарная.
— Да, Упырь Петрович, чуть было не запамятовал твой вопль. Что там насчёт точки опоры, а?! Ты уж поясни. А я обещаюсь помочь планету переворачивать. — В моих глазах опять запрыгали чёртики.
— А-а-а... спохватился? Так каждый и норовит — у ближнего идею украсть да за свою выдать. А идея, собственно, не нова. Я просто хотел на ней акцент поставить... ТЕРМИНАЛЫ! Вот главная задача, помимо дальнейшего объединения и передислокации.
Я уловил суть идеи ещё в самом начале его объяснений. Речь шла о том, что Амрина перед нашествием своих собратьев — «чёрных шлемов», во время вычисления возможного места высадки десанта, указала координаты двух замаскированных терминалов. В пылу отражения нашествия было недосуг уточнять, какое количество терминалов ещё известно Амрине, и где они находятся. Кстати, именно тот терминал, через который осуществлялось десантирование, и подлежал захвату силами Монгольского корпуса...
Помнится, Амрина ещё упоминала, что оба эти объекта находились в законсервированном состоянии, и не планировались для использования в обычном режиме. Это означало многое: и то, что локосиане готовились к своему проекту сверхсерьёзно, запасаясь впрок различными вариантами развития событий, и то, что они были в состоянии именно так и действовать — с головой, с размахом и с вариантами. Что они умнее, чем кажутся.
Вот идея Упыря и сводилась к следующему... То, что терминалы необходимо взять под контроль, было понятно и так. Именно они являлись многочисленными «рычагами», в трактовке Упыря-Архимеда. Но для того, чтобы, обладая желанием и знанием о том, КАК ставятся с ног на уши целые миры (в частности — мир Локос), можно было это сделать реально — для начала нужно найти «точку опоры». Или даже «многие точки опоры».
А для этого нужна была карта. Оперативная карта Экса! Её не могло не быть.
Находиться она могла лишь на терминалах...
— Слышь, Дымыч, я вот всё тебя спросить хочу, да как-то... — прервал мои размышления Данила. Но не досказал, замялся.
— Ты про Амрину?
— Да нет. Про будущее... Если оно у нас есть, конечно. — Упырь встал и подошёл к окну, опёрся о подоконник. — Давно уже меня этот вопрос беспокоит. Будто червяк в голове завёлся и копошится, копошится... Только боевые дела притихнут, увянут в лагерной жизни — он и оживает, червяк-то... Правда, странно всё это. Словно к цыганке обратился — погадай, мол, что за напасти меня ждут... Никогда, Дымыч, раньше меня своя участь не волновала. Веришь? Есть в этом что-то жуткое — наперёд судьбу узнать. Особенно, ежели страшное что ждёт. Изведёт ведь знание это раньше срока. Не жизнь будет, а... — Он махнул в сердцах рукой. Поднял на меня глаза. — Только я ж не за себя — за всех нас беспокоюсь.
— Червяк в голове — это серьёзно. Раз так — спрашивай, конечно. Что знаю — расскажу. — Я не удержался и хмыкнул. — А про цыганку ты это... хорошо сказал. Может, ещё и ручку позолотишь?
«Во жлобская натура! — восхитился язвительный Антил. — Ему, можно сказать, первый заказ поступил на нелёгкой стезе прорицателя, а он уже о гонорарах думает!»
«Цыть, моя недремлющая совесть! Чем подслушивать — лучше чувство юмора развивай».
— Только ты, Данила, уточни, что именно волнует. А то ведь будущее — оно безразмерное: от завтрашнего дня и до бесконечности...
— А-а, какая там бесконечность! Сколько на роду отмерено — вот и вся твоя вечность, всё твое будущее... А волнует вот что. Скажи, как оно с фрицем-то... долго валандаться будем? Вернее, как там — на Земле... без нас... долго ещё наши с фашистами воевать будут? Что у вас, Дымыч, на страницах истории... в скрижалях то бишь, о НАШЕЙ войне писано?
— Да так и пишут... примерно. Как оно, надеюсь, и было на самом деле. Победили мы, Данила... Вернее — ВЫ победили! Честь вам и поклон до самой матушки-земли, которая для многих — ох, для мно-о-о-огих! — сырой да неласковой оказалась. У тебя на календаре какой день был обозначен... на тот момент, когда вся эта хренотень гладиаторская для тебя началась?
— Ну, этот день я на всю жизнь запомнил. Восемнадцатого сентября тысяча девятьсот сорок третьего. Мы тогда срочный приказ получили — о переброске на другой фронт...
— Тогда ещё один день запомни. Девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого... Тоже на всю жизнь. Если, конечно, дожить получится. В ночь на девятое фашисты полную капитуляцию подписали... И, между прочим, от Советского Союза на процедуре — не Сталин присутствовал. И документы не генералиссимус подписывал... Знаешь кто? Собственной персоной нынешний главнокомандующий наш! Георгий Константинович...
— Да ну?! — только-то и нашлось у него слов. — Значит, ещё целых полтора года кровушка лилась рекой... И Жуков?.. Капитуляцию?..
— Эх, Данила Петрович! Дружище ты мой боевой... Вот гляжу я на твою жилистую фигуру, жму крепкую руку и не могу представить тебя немощным да согбенным, с палочкой и трясущимися руками... А ведь именно такими видел я ваших... тех, кто несмотря ни на что, сумел выжить... Победителей. Довелось мне как-то смотреть видеорепортаж с последнего парада ветеранов Великой Отечественной войны. Парада последних ветеранов... Как раз в том году восемнадцать годков мне стукнуло. Совершеннолетие. А парад тот был 9 мая 2018 года... Я тогда впервые по-настоящему всё прочувствовал, дошло до каждой клеточки. Словно откровение. Смотрел глазами мужчины — будущего защитника и воина...
— А парад-то как выглядел?
— Помпезно с виду. Ну, ты ж знаешь, как у нас могут... Но не по себе было от этой напыщенности. Жутко по сути. Красиво, но бездушно он выглядел, Петрович. Три человека... Представь себе — всего три человека шли по огромной пустой Красной площади. Неверными шагами. Бесконечно долго. Невыносимо... И тысячи глаз со всех сторон. Сотни объективов. И тишина. Вязкая, неразбавленная ничем тишина... Они все трое дошли до самого Берлина. Начали этот страшный путь кто раньше, кто позже. Пацанами несмышлёными они, как один, на войну убежали. Там и повзрослели, и постарели заодно... В Берлин вошли уже пятнадцатилетними. Настоящими Воинами вошли, с боевыми наградами... С пеплом во взгляде. Им во время этого последнего парада по восемьдесят восемь лет было... Как судьба-то напоследок пошутила — трёх ровесников вместе свела. Ещё, правда, несколько человек, солдаты той войны, в то время по больницам последние дни и часы доживали. Но пройти по площади смогли только эти трое. А вот до следующего мая уже никто из них не дожил. Может быть, попросту, души их поняли — не смогут второй раз ТАКОЕ перенести... А виновны в том — устроители шоу, чтоб им было пусто... как та площадь! Говорят же: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Да разве кто на это смотрит, когда перед глазами деньги маячат, огромные деньги? Говорят, конкурс был бешеный... Нет, конечно, сделано всё было с размахом и по последнему слову техники. Ты только представь, Петрович... Вся Красная площадь, по всему периметру, гигантскими щитами-экранами оборудована была. Эх, как бы тебе подоходчивее объяснить... ты ведь даже телевизора в своей жизни не видел, не было их ещё в твою бытность! Ну, вот, если бы со всех сторон площадь киноэкранами укутать и на каждом своё кино показывать и звук везде на полную громкость включить! Понимаешь? И на всех этих экранах одновременно демонстрировались разные кадры одного и того же страшного фильма: «Великая Отечественная война»! Причём, по мере шествия этой ПОСЛЕДНЕЙ ТРОИЦЫ — в каждом уголке площади, поэтапно, в мелочах и документально — вместе с ними ШЛА ТА ВОЙНА... Вот, представь только, как вышли они — под кадры нападения гитлеровцев на Советский Союз, — так и доковыляли посреди видеодекораций поверженного Берлина... И всё это усиливалось лазерным шоу! Небо над тем кусочком Москвы — и то было враждебным, до того реально эти паршивцы-устроители смоделировали и авиационные налёты, и разрывы зенитных снарядов, и парашюты вражеских десантов. Даже не воевавших оторопь брала. А что уж говорить об изношенных сердцах трёх ветеранов?! А если сюда ещё добавить объёмные голограммы! Нет, на мой взгляд, очень жестокое представление организовала Москва своим последним героям.... На исходе жизненных сил, троих безоружных стариков отправить ОПЯТЬ НА ТУ войну... оживить фантомы смертельных врагов и заставить вновь сражаться с ними... И даже более того — показыва...
Резкий зуммер полевого телефона прервал меня на полуслове. Завороженный и потрясённый рассказом Упырь, не глядя, дотянулся, нащупал и снял с аппарата трубку.
— Восьмой... Слушаю... ЧТО?! — крайне удивленный Данила изменился в лице.
Я ловил каждое его слово, каждый жест и движение лицевых мышц.
— Командир, ты там не пьян часом? Или обкурился вусмерть? Гляди, сейчас лично проверю. Что ты там заладил «никак нет — никак нет»... Ну, и откуда они взялись? Ладно, отставить, сам выясню! Хрен знает что!..
Трубка шлёпнулась на рычаг: отбой!
Начштаба уставился на меня. Напряжённо и недоумённо. Как на потустороннего контактёра. Наверное, с таким лицом рассматривают чертей во время первого в своей жизни приступа белой горячки.
— Да что случилось-то?! — не выдержал я. — Упырь, не тяни за ширинку!
— Ну, ты, Дымыч, даёшь! — хрипло выдохнул он.
— Да не даю я ничего. Предпочитаю больше себе остав...
— Монголы!
Я понял, что произошло, на мгновение раньше, чем прозвучало это слово. Может быть потому, что в меня вошло нечто, напоминающее невесомое облако или же... белого лохматого зверя... частицу Хасанбека. Именно так пытался он мне объяснить свои внутренние ощущения: противоборством чёрного и белого зверей. В меня вошло то, отчего стало благостно и цельно — ДУША. Наша горемычная душа, одна на двоих, которая, благодаря игрищам со временем, так неожиданно и врасплох встретилась сразу с двумя своими земными оболочками — телами. И теперь вела по космическому пути свои материальные воплощения, прошлое и настоящее, — Хасанбека и меня.
Я чуть было не опрокинул табуретку, вскочил и устремился на выход. Упырь, оправив гимнастёрку, последовал за мной. Нужно было срочно разбираться в создавшейся ситуации.
Монголы неспешно двигались походной колонной. Втекали шевелящимися волнами в широкую просеку, и она от того становилась похожей на реку. Именно — устало и неспешно. Тем не менее — через пару минут вся Костровая площадь была заполнена всадниками.
Хасанбека я увидел издалека. Узнал темника по осанке, по красному плюмажу на шлеме. Махнул ему рукой и заспешил навстречу. Но тут...
Из мерно двигавшихся рядов панцирной конницы вырвался странный всадник... облачённый в камуфляж.
Юджин!
Нет, определённо его предки были ковбоями! В седле Юджин сидел уверенно — и когда только успел натренироваться? Вот он молодцевато натянул поводья, сдерживая разгорячённого скакуна. Спрыгнул на землю шагов за десять, и заспешил к нам. Судя по его улыбающейся запылённой физиономии — новость, вопреки нашему настороженному ожиданию, была приятной.
— Дымыч! Смотри, бля! — мне ещё не доводилось видеть Юджина таким довольным, его прям-таки распирало.
Я практически вырвал из его рук большой лист-планшет, выполненный из тончайшего пластика, такой можно было даже скручивать в трубочку. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять...
Карта.
Долгожданная КАРТА ЭКСА!
На которой были нанесены не только географические Реалии искусственной планеты, но и... ВСЕ ТЕРМИНАЛЫ. А также много всякой всячины, включая замаскированные второстепенные объекты и склады воинского имущества.
Вот вам и — «седина в бороду, Бог — в ребро»! И не только в ребро, но и в масть... и в хвост, и в гриву. И в жилу!
— Где?! Где взял? Откуда?! — я, не дожидаясь ответа, сгрёб американца в объятия.
Это уже было что-то! Вернее — почти всё, что нужно для успеха. Полный чертёж колеса дьявольской рулетки, с указанием всех возможных номеров, на которые можно поставить.
Теперь, заручившись поддержкой фортуны, можно было реально тягаться с крупье.
«Как ты там говорил, сучий потрох? Ставки сделаны, ставок больше нет?! — перед глазами вновь зазмеилась улыбка на никогда не виданном мною лице. — Рановато улыбаешься, человече! Особенно сейчас, когда ставки росли-росли и ТАК выросли...»
«Человече?! Херр оберст, а не много ли чести так величать бледнолицего выродка?» — в Антиле, определённо, до поры прозябал в неизвестности расист вселенского масштаба.
Колесо рулетки вращалось на скрипящей оси планеты. Ставки в дьявольской игре росли с каждым днём, но это уже не угнетало.
Теперь я знал кардинальный способ стопроцентного выигрыша. Знал, как разом взорвать это чёртово казино.
Всё было достаточно просто. Для того, чтобы сорвать джек-пот, суммарная стоимость которого оценивалась в сумму всех наших жизней плюс победа над врагом, нужно было всего-то... согласно добытой карте, поставить...
НА ВСЕ НОМЕРА СРАЗУ.
Не мелочась.
Глава шестая
СЕМЬ ПЕЧАТЕЙ
Секунды гулко тикали внутри неё, входили в резонанс с пульсом, мешали нормально дышать.
Стойкое ощущение: она снова маленькая девочка, которая тайком присутствует при взрослой беседе. Будто забралась в малозаметную нишу и притихла, как шалунья, укрывшаяся от родителей.
Амрина усмехнулась. Она находилась здесь на самых законных основаниях, на правах скуффита. Уже в пятый раз, но после оч-ч-чень долгого перерыва...
Именно этот перерыв и породил смутное детское чувство неуместности и даже запретности её присутствия в помещении уровня «святая святых» — зале заседаний Высшей Семёрки Локоса.
Перерыв в целых четыре месяца — маленькая жизнь, которую она провела на Эксе. Сначала в роли координатора узлового терминала и, одновременно, персонального куратора объекта НольСтоДвадцатьВосемь, он же Алексей Алексеевич Дымов. Потом — сразу во многих качествах поочерёдно. Для соплеменников: жертвы нападения, без вести пропавшей, предательницы, разведчицы, вернувшейся блудной дочери. Для землян: врага, пленницы, возлюбленной, соратницы, беглянки... той волчицы, что всё едино смотрит в лес.
Но главная погрешность восприятия сегодняшнего действа, порождённая пребыванием на Эксе, вызывалась не отвыканием, а ПРИСТРАСТНОСТЬЮ. Она уже не боялась себе в том признаться. Она боялась, что не сумеет в себе утаить ЭТО, и какой-либо из мысленных всплесков-реакций так или иначе прорвётся в её мнемоконспект скуффита. Посему вела мысленную запись сразу по двум каналам — редкое качество даже для продвинутых мнемоджахферов*. Полный контроль за собой на черновом канале. И двойной контроль тут же — при перезаписи версии для проверяющих.
Она стала пристрастна. Уже одно это могло напрочь перечеркнуть ей путь в семиархи, даже при самых лучших показателях. На двух чашах весов оказались старый груз — Путь, осенённый долгом перед Локосом, и новый — Любовь. Она любила этого невозможного человека, жестокого и нежного одновременно, — землянина Дымова. Чужака, которого она, в лучших традициях своей склуфры*, назвала своим Избранником.
Более того, по самому требовательному счёту — она стала опасна для своей родины. И как только об этом узнают...
Хорошо, что сейчас, в этом главном зале Локоса, она представляла собой лишь материоголограмму. Значит, излишние возможные эмоции останутся неразличимы.
Но оставались мысли!
...Рядом с ней в воздухе сгустилась проекция её худощавого сверстника и товарища Яспэ Тывг; с непроизносимым третьим именем — Лвай. Третье, не звучащее пока, имя было и у неё — Шуфс. Родовое. Придёт время, и станут величать дочку Второго — Амрина Ула Шуфс... Вот только придёт ли?
Яспэ Тывг поприветствовал её и ещё двух таких же скуффитов — темноглазую красавицу Джэш Огри и крепыша Ллыф Нецс — прибывших немного раньше Амрины. Последним возник смазливый Шруд Жэох. Итого — пятеро. Два места на этот раз остались свободными.
Амрина уже привычно чувствовала себя в облике материопроекции. Позади первые потрясения, когда её пугали возникавшие мини-сбои или случаи некорректной установки параметров, при которых заметно обострялись какие-либо из чувств. Со временем эти погрешности, наоборот, стали возбуждать, как в детстве, когда они играли в «Богов и творений».
Сегодняшнее условное присутствие на церемонии было пятым в её жизни. Официально оформленное присутствие в качестве скуффита. Главной целью таких сеансов являлось впитывание в личный мнемокосм содержания процедуры и соответствия её процессуальным нормам. Каждый из условно присутствующих скуффитов старательно «проговаривал» внутри себя собственную версию мнемограммы-конспекта. С той целью, чтобы навсегда записать в память основы, на которых покоилось могущество Локоса. Возможность санкционированной проверки подготовки скуффитов не называлась — умным такое не говорится, иных же среди них попросту не имелось.
Перед её глазами начинался не просто плановый спектакль из жизни высшей склуфры Локоса. Это был гранд-спектакль на самой элитной сцене её Мира. Бывшая Семёрка фактически являлась намного большим, чем правительство как таковое — она была ВСЕМ в жизни планеты и подвластных окрестностей. Законодательный, судебный, надзорный орган и что-то там ещё... о чём Амрина пока даже не догадывалась.
С виду всё было донельзя просто — семеро наиболее именитых людей Локоса, занимавших семь верхних мест в рейтинге имён, коллективно обсуждали главные вопросы жизнедеятельности планеты, принимали решения и следили за их неукоснительным исполнением. И голоса их были слышны в самых отдалённых владениях Локоса. И этих голосов слушались...
Но каким образом это достигалось? Тем более, при отсутствии какого-либо зримого сопротивления со стороны различных социальных групп! Абсолютно безответный вопрос для чужаков, для тех же землян. Локосиане же, наверняка, больше удивились бы самому вопросу: а как может быть иначе в склуфровом обществе?!
Мир создан не ими. И сложнейший механизм взаимодействия составляющих его частиц настраивался также не ими. Как могут они что-то менять? Незыблемость. Стало быть, и стабильность. То главное, что давали склуфры. А склуфры были всегда! И если кому не повезло в этой жизни — терпи удел своей склуфры, влачи, но не угасай — будь! Пройди до конца и сделай больше, чем другие такие же. Тогда в следующей жизни тебе зачтётся — душа пребудет в теле, изначально принадлежащем к более высокой склуфре. (У землян, пребывающих на примитивном уровне, есть отдалённые аналоги: «касты» и «карма». В очень ограниченном объёме истинные космические законы известны даже этим безнадёжным дикарям...)
Сама Амрина принадлежала к элите — склуфре «трёхимённых»; им, согласно закону «Об именах», было позволено если не всё, то очень многое. В том числе вершина существующих прав — возможность избираться в Высшую Семёрку.
В её мнемоконспекте ещё во время первого урока-участия было записано: «Высшая Семёрка формируется согласно закону „О коллективном разуме мира Локос“ и толкованиям мнемообъёма „Наследие ушедших семиархов“. По сути, тайному учению „высших“ существ. Семиархом может быть лицо, родившееся на планете Локос, независимо от половой принадлежности, принадлежащее к склуфре „трёхименных“. Лицо, прошедшее полную подготовку в качестве скуффита...»
Она тоже могла стать семиархом. Со временем. И для этого не нужно было ждать смерти СВОЕГО наставника, чтобы занять его место. Достаточно дождаться ухода ЛЮБОГО из них. Если кто-то из семиархов уходил из жизни — вместо него выбирался самый достойный из учеников. Для этого также существовала целая система тестов и испытаний. Но, оценивая своё нынешнее состояние и уровень подготовки, Амрине казалось — на сегодняшний день она не готова опередить своих соперников. А значит — ой, не скоро облачится она в торжественное одеяние семиархов: белую мантию с красным знаком спирали Мироздания.
Сегодня начало Церемонии затягивалось.
В ожидании его Амрина неспешно впитывала зрительную картинку места действия. Непременную иллюстрацию конспекта.
Яйцеобразный зал. Полная иллюзия, что они находились внутри гигантского яйца, лежащего на боку. Полупрозрачный, жёлтого цвета, пол, словно растёкшееся содержимое. Он пересекал объём яйца так, что три четверти «скорлупы» образовывали свод, а последняя четверть оказывалась под полом, но при этом просматривалась, усиливая эффект подобия.
В «тупом» конце зала располагались семь равных между собой секторов, границы которых очерчивались светящимися линиями на полу. Все эти нити сходились в одну точку, образуя часть зала, называемую «личное пространство семиархов» и занимавшую одну треть общей длины.
На стенах семи секторов ненавязчиво выделялись затейливые конструкции персональных лифронов*, код управления каждым из которых знал только один человек на Локосе — соответствующий семиарх. Каждый лифрон был снабжён переходом в специфическую сеть пространственных коридоров, дарующую семерым гражданам возможность беспрепятственного и бесконтрольного передвижения. К тому же, у каждого семиарха имелась собственная сеть, и куда вели её нити — не знали даже коллеги по Высшей Семёрке!
Стойкое ощущение: она снова маленькая девочка, которая тайком присутствует при взрослой беседе. Будто забралась в малозаметную нишу и притихла, как шалунья, укрывшаяся от родителей.
Амрина усмехнулась. Она находилась здесь на самых законных основаниях, на правах скуффита. Уже в пятый раз, но после оч-ч-чень долгого перерыва...
Именно этот перерыв и породил смутное детское чувство неуместности и даже запретности её присутствия в помещении уровня «святая святых» — зале заседаний Высшей Семёрки Локоса.
Перерыв в целых четыре месяца — маленькая жизнь, которую она провела на Эксе. Сначала в роли координатора узлового терминала и, одновременно, персонального куратора объекта НольСтоДвадцатьВосемь, он же Алексей Алексеевич Дымов. Потом — сразу во многих качествах поочерёдно. Для соплеменников: жертвы нападения, без вести пропавшей, предательницы, разведчицы, вернувшейся блудной дочери. Для землян: врага, пленницы, возлюбленной, соратницы, беглянки... той волчицы, что всё едино смотрит в лес.
Но главная погрешность восприятия сегодняшнего действа, порождённая пребыванием на Эксе, вызывалась не отвыканием, а ПРИСТРАСТНОСТЬЮ. Она уже не боялась себе в том признаться. Она боялась, что не сумеет в себе утаить ЭТО, и какой-либо из мысленных всплесков-реакций так или иначе прорвётся в её мнемоконспект скуффита. Посему вела мысленную запись сразу по двум каналам — редкое качество даже для продвинутых мнемоджахферов*. Полный контроль за собой на черновом канале. И двойной контроль тут же — при перезаписи версии для проверяющих.
Она стала пристрастна. Уже одно это могло напрочь перечеркнуть ей путь в семиархи, даже при самых лучших показателях. На двух чашах весов оказались старый груз — Путь, осенённый долгом перед Локосом, и новый — Любовь. Она любила этого невозможного человека, жестокого и нежного одновременно, — землянина Дымова. Чужака, которого она, в лучших традициях своей склуфры*, назвала своим Избранником.
Более того, по самому требовательному счёту — она стала опасна для своей родины. И как только об этом узнают...
Хорошо, что сейчас, в этом главном зале Локоса, она представляла собой лишь материоголограмму. Значит, излишние возможные эмоции останутся неразличимы.
Но оставались мысли!
...Рядом с ней в воздухе сгустилась проекция её худощавого сверстника и товарища Яспэ Тывг; с непроизносимым третьим именем — Лвай. Третье, не звучащее пока, имя было и у неё — Шуфс. Родовое. Придёт время, и станут величать дочку Второго — Амрина Ула Шуфс... Вот только придёт ли?
Яспэ Тывг поприветствовал её и ещё двух таких же скуффитов — темноглазую красавицу Джэш Огри и крепыша Ллыф Нецс — прибывших немного раньше Амрины. Последним возник смазливый Шруд Жэох. Итого — пятеро. Два места на этот раз остались свободными.
Амрина уже привычно чувствовала себя в облике материопроекции. Позади первые потрясения, когда её пугали возникавшие мини-сбои или случаи некорректной установки параметров, при которых заметно обострялись какие-либо из чувств. Со временем эти погрешности, наоборот, стали возбуждать, как в детстве, когда они играли в «Богов и творений».
Сегодняшнее условное присутствие на церемонии было пятым в её жизни. Официально оформленное присутствие в качестве скуффита. Главной целью таких сеансов являлось впитывание в личный мнемокосм содержания процедуры и соответствия её процессуальным нормам. Каждый из условно присутствующих скуффитов старательно «проговаривал» внутри себя собственную версию мнемограммы-конспекта. С той целью, чтобы навсегда записать в память основы, на которых покоилось могущество Локоса. Возможность санкционированной проверки подготовки скуффитов не называлась — умным такое не говорится, иных же среди них попросту не имелось.
Перед её глазами начинался не просто плановый спектакль из жизни высшей склуфры Локоса. Это был гранд-спектакль на самой элитной сцене её Мира. Бывшая Семёрка фактически являлась намного большим, чем правительство как таковое — она была ВСЕМ в жизни планеты и подвластных окрестностей. Законодательный, судебный, надзорный орган и что-то там ещё... о чём Амрина пока даже не догадывалась.
С виду всё было донельзя просто — семеро наиболее именитых людей Локоса, занимавших семь верхних мест в рейтинге имён, коллективно обсуждали главные вопросы жизнедеятельности планеты, принимали решения и следили за их неукоснительным исполнением. И голоса их были слышны в самых отдалённых владениях Локоса. И этих голосов слушались...
Но каким образом это достигалось? Тем более, при отсутствии какого-либо зримого сопротивления со стороны различных социальных групп! Абсолютно безответный вопрос для чужаков, для тех же землян. Локосиане же, наверняка, больше удивились бы самому вопросу: а как может быть иначе в склуфровом обществе?!
Мир создан не ими. И сложнейший механизм взаимодействия составляющих его частиц настраивался также не ими. Как могут они что-то менять? Незыблемость. Стало быть, и стабильность. То главное, что давали склуфры. А склуфры были всегда! И если кому не повезло в этой жизни — терпи удел своей склуфры, влачи, но не угасай — будь! Пройди до конца и сделай больше, чем другие такие же. Тогда в следующей жизни тебе зачтётся — душа пребудет в теле, изначально принадлежащем к более высокой склуфре. (У землян, пребывающих на примитивном уровне, есть отдалённые аналоги: «касты» и «карма». В очень ограниченном объёме истинные космические законы известны даже этим безнадёжным дикарям...)
Сама Амрина принадлежала к элите — склуфре «трёхимённых»; им, согласно закону «Об именах», было позволено если не всё, то очень многое. В том числе вершина существующих прав — возможность избираться в Высшую Семёрку.
В её мнемоконспекте ещё во время первого урока-участия было записано: «Высшая Семёрка формируется согласно закону „О коллективном разуме мира Локос“ и толкованиям мнемообъёма „Наследие ушедших семиархов“. По сути, тайному учению „высших“ существ. Семиархом может быть лицо, родившееся на планете Локос, независимо от половой принадлежности, принадлежащее к склуфре „трёхименных“. Лицо, прошедшее полную подготовку в качестве скуффита...»
Она тоже могла стать семиархом. Со временем. И для этого не нужно было ждать смерти СВОЕГО наставника, чтобы занять его место. Достаточно дождаться ухода ЛЮБОГО из них. Если кто-то из семиархов уходил из жизни — вместо него выбирался самый достойный из учеников. Для этого также существовала целая система тестов и испытаний. Но, оценивая своё нынешнее состояние и уровень подготовки, Амрине казалось — на сегодняшний день она не готова опередить своих соперников. А значит — ой, не скоро облачится она в торжественное одеяние семиархов: белую мантию с красным знаком спирали Мироздания.
Сегодня начало Церемонии затягивалось.
В ожидании его Амрина неспешно впитывала зрительную картинку места действия. Непременную иллюстрацию конспекта.
Яйцеобразный зал. Полная иллюзия, что они находились внутри гигантского яйца, лежащего на боку. Полупрозрачный, жёлтого цвета, пол, словно растёкшееся содержимое. Он пересекал объём яйца так, что три четверти «скорлупы» образовывали свод, а последняя четверть оказывалась под полом, но при этом просматривалась, усиливая эффект подобия.
В «тупом» конце зала располагались семь равных между собой секторов, границы которых очерчивались светящимися линиями на полу. Все эти нити сходились в одну точку, образуя часть зала, называемую «личное пространство семиархов» и занимавшую одну треть общей длины.
На стенах семи секторов ненавязчиво выделялись затейливые конструкции персональных лифронов*, код управления каждым из которых знал только один человек на Локосе — соответствующий семиарх. Каждый лифрон был снабжён переходом в специфическую сеть пространственных коридоров, дарующую семерым гражданам возможность беспрепятственного и бесконтрольного передвижения. К тому же, у каждого семиарха имелась собственная сеть, и куда вели её нити — не знали даже коллеги по Высшей Семёрке!