Страница:
— Блудная... дочь... Отец... ты прости... — язык опять её не слушался, фразы распадались на шероховатые слова. — Из меня получилась... плохая «подсадная утка». Я не оправдала твоих надежд... прости.
— Помолчи! О том, что получилось и как получилось — позже. — В голосе отца зазвенели металлические нотки. — Кстати, я знаю о... перипетиях твоего пребывания на Эксе намного больше, чем ты думаешь.
— Ты?! — её брови взметнулись вверх. — Ты... и меня сделал объектом наблюдения? Теперь я начинаю понимать причину частых вызовов Фэсха Оэна к тебе...
— Ну-у-у... — поморщился семиарх. — Ты не объект. А Фэсх Оэн достаточно плох в качестве наблюдателя. К тому же у него и без того хватало работы... Ну, конечно, между делом я спрашивал о тебе. Куда бы я годился, как Второй, если бы не знал до мелочей, ЧТО делается на полях сражений Экса... И куда был бы годен, как отец, не интересуйся я судьбой единственной дочери, которую сам же и послал к... чёрту на рога.
— Ты не посылал... Это я настояла.
— Правда? — дрогнули губы отца. — Хорошо, пусть будет так. Если ты в том уверена. У меня на этот счёт другое мнение.
Он поднялся, видимо, собираясь уходить.
— Отец, подожди... Ответь мне... Я по поводу той массовой трансляции мнемо с имплантированным внушением. «Мы вернём ваше Вчера!» Именно это событие я расценила, как команду «Возвращайся!».
Амрина напряжённо ощупывала каждую морщинку на родном лице, словно оттягивала миг, когда встретится взглядом с пронзительными стальными глазами Инч Шуфс Инч Второго. Подыскивала слова.
— Каждый в нашем мире знает, что это неслыханное преступление...
— Перед кем? — перебил отец; скривился в усмешке.
— Перед цивилизацией мира Локос. Но, надо понимать, ты как-то убедил Высшую Семёрку санкционировать это.
— А как насчёт того, что имплантированная трансляция не коснулась ни одного локосианина? А законы Локоса не распространяются на... инородцев. Да! Я убедил остальных семиархов, хотя и не всех... «пять к двум». И ты сама знаешь: любое решение Высшей Семёрки, уж коль оно состоялось, ЗАКОННО. А ещё ТЫ, единственная из всех скуффитов*, знаешь, что коллегиально Высшая семёрка может трансформировать любой закон и даже... решиться на иное толкование Запредельных Кшархов.
— Но, ведь это не что иное, как попытка сворачивания проекта «Вечная Война»?!
— Вот именно, — нахмурился Инч Шуфс Инч Второй. — Только ты... и сама видела, что попытка не удалась.
— Я по-прежнему ничего не понимаю. Ты решил уничтожить своё детище, важнейшее дело последних поколений... Проект. Неужели ты делал это ради того, чтобы спасти меня? Но... я не верю, что не было другого, более локального способа. А как же жизни тысяч и тысяч локосиан? В том числе и наши? Мы все на прицеле надвигающейся Тьмы... Ты уже не веришь, что земные наёмники могут остановить Чёрную Смерть? Теперь ты хочешь уничтожить их? Только потому, что эти марионетки осмелились перерезать твои нити и дерзнули играть самостоятельно? Играть собственную версию навязанной нами игры... Ты хочешь уничтожить их, хотя и не веришь, что они могут вторгнуться на Локос. Ты... забываешь об истинной вселенской угрозе... Что происходит, отец?
— Спасти тебя... Ради тебя, дочь, я сделал бы и не такое, но на этот раз я руководствовался другим... Уничтожить Проект? Не-ет! Только привести его в соответствие с изменившимися обстоятельствами. А они — ой, как изменились! Кстати, говоря с таким жаром о землянах на Эксе, тебя волновала судьба их всех или... одного из них? — Он жестом остановил её ответные слова. — Меня волнуют два момента. Скажи, насколько глубоко ты познала их психологию? И ещё... этот твой Дымов...
— Почему мой?! — она тут же осознала, что вопрос вылетел излишне поспешно.
— Вот именно — насколько он твой? Насколько ты чувствуешь его возможные реакции?
— ...
— Ты... часом не влюбилась, моя девочка? — неожиданно спросил он.
— Нет! Как можно любить этих... это... существо! — торопливо возразила Амрина, и тут же замялась, испытывая гадливое чувство, что опять предаёт своего любимого, открещивается от него. — Отец, они такие жестокие, ты не представляешь! Они... Для них убить так же просто, как... Их менталитет — непредсказуемая смесь мысленных импульсов и подсознательных реакций, главный компонент которых — готовность к насилию над другими живыми... и в то же время — боязнь насилия по отношению к себе. Ты не представляешь...
— Я пытаюсь это представить, девочка. Я должен это представлять до мелочей. Именно поэтому я и посылал тебя... со специальным заданием.
— С которым я не справилась.
— Напротив. Ты даже не подозреваешь, насколько успешно ты справилась!
— Утешаешь?
— Мне не надо этого делать, ты сильная и умная девочка. Хотя и натворила много такого, чего я даже не мог допустить. Скажи, например, для чего тебе понадобилось так воздействовать на этого несчастного самца по кличке Жало? И тебе ли твердить о законах, если ты сама вторглась в его мнемообъём?
— Как? Ты знаешь и это... Откуда?.. — растерянно прошептала Амрина. — Я не преступала мнемопредел. Я лишь воздействовала на уровне биоимпульсов...
— Дочка-дочка... Ты забываешь о моих возможностях. Неужели совсем забыла, что твой отец — вторая по статусу личность в мире? Хотя... можно ещё поспорить, кто является второй, а кто первой.
— Значит, всё-таки тотальный контроль. Может быть, ты и... мысли мои считываешь? — окаменело лицо Амрины.
— Ну что ты. Твой отец не преступник, а политик. Несмотря на то, что порою это — фактически одно и то же. Сама же сказала: на уровне биоимпульсов... Да, кстати, ты слышала что-нибудь о хроносомах?
— Ты не оговорился? Я слышала о хромосомах... — Амрина недоумённо уставилась на отца.
— В том-то и дело... Не оговорился. Пояснять сейчас ничего не буду, как и не буду долго мучить тебя своим визитом. Но ты запомни это слово.
— Отец, не говори так... какие муки...
— Именно мучить. — Его голос потяжелел. — Тебе НАДО отдохнуть. Скажу лишь... всё самое главное только начинается. И без тебя мне не выполнить задуманное. Так что — отдыхай. Через восемь дней — внеочередное заседание Высшей Семёрки, собираемое по праву «первой печати». Ты должна обязательно это видеть.
— А кто воспользовался этим исключительным правом?
— Я.
В сознание Амрины вползло нечто скользкое и холодное — предчувствие непоправимого.
— Но... ты же знаешь об ответственности за подобный поступок... — со страхом прошептала она.
— Поздно, доченька. Поздно думать о себе. Вселенская угроза ближе, чем мы думали. Чем Я думал... Поэтому я рад, что ты вернулась, но... расстроен, что ты вернулась раньше, чем нужно. Судя по медицинским тестам, завтра ты уже будешь на ногах. Восстанавливайся. Поговорим после заседания, дочка.
Отец прощально махнул рукой, быстро направился к выходу... но сбавил шаг. Остановился. Что-то его не отпускало. По лицу семиарха пробежала тень. Резче обозначились морщины, стремящиеся поймать в свою паутину серые глаза. Наконец Инч Шуфс Инч Второй решился.
— Амри... Если что... Ты помнишь наш тайник? Знаю, помнишь. Так вот, если со мной что-то случится. Первое, что ты сделаешь, когда будешь наедине прощаться с телом — войдёшь в мою память и впитаешь всё то, что предназначено тебе... Не перебивай! Я знаю, что говорю. Остальное сразу уничтожишь. Всю мою память. СОТРЁШЬ. Я знаю, что это тяжкое преступление, знаю. Просто, если это со мной случится — уже будет не до законов. Не до преступлений. А уж тем более — не до наказаний.
Амрина смотрела на отца расширенными глазами, боясь пошевелиться. Он снова подошёл, склонился над ней и прошептал:
— Кодовым воспоминанием будет такая последовательность... Слова, которые я сказал тебе перед отправкой на Экс. Там, возле транспортной камеры Главного Портала... и последние слова твоей матери.
Ладонь, в которой неведомо как вместе с силой уживалась нежность, опять смахнула с её глаз слезинки.
— Всё! — он решительно выпрямился. — До встречи через восемь дней. Мне нужно очень многое успеть.
Амрина смотрела на его удаляющуюся спину. Потом на дверь, за которой он скрылся. Потом просто в белое вздрагивающее пространство, сквозь непослушные капли солёной влаги. Капли переполняли, застилая взгляд. Избыток их скатывался по щекам, прокладывал блестящие мокрые дорожки.
Даже воину не зазорно плакать при мысли о том, что однажды придёт день, когда любимого ПАПЫ уже не будет среди живых.
ЧЁРНЫЙ день.
Глава пятая
— Помолчи! О том, что получилось и как получилось — позже. — В голосе отца зазвенели металлические нотки. — Кстати, я знаю о... перипетиях твоего пребывания на Эксе намного больше, чем ты думаешь.
— Ты?! — её брови взметнулись вверх. — Ты... и меня сделал объектом наблюдения? Теперь я начинаю понимать причину частых вызовов Фэсха Оэна к тебе...
— Ну-у-у... — поморщился семиарх. — Ты не объект. А Фэсх Оэн достаточно плох в качестве наблюдателя. К тому же у него и без того хватало работы... Ну, конечно, между делом я спрашивал о тебе. Куда бы я годился, как Второй, если бы не знал до мелочей, ЧТО делается на полях сражений Экса... И куда был бы годен, как отец, не интересуйся я судьбой единственной дочери, которую сам же и послал к... чёрту на рога.
— Ты не посылал... Это я настояла.
— Правда? — дрогнули губы отца. — Хорошо, пусть будет так. Если ты в том уверена. У меня на этот счёт другое мнение.
Он поднялся, видимо, собираясь уходить.
— Отец, подожди... Ответь мне... Я по поводу той массовой трансляции мнемо с имплантированным внушением. «Мы вернём ваше Вчера!» Именно это событие я расценила, как команду «Возвращайся!».
Амрина напряжённо ощупывала каждую морщинку на родном лице, словно оттягивала миг, когда встретится взглядом с пронзительными стальными глазами Инч Шуфс Инч Второго. Подыскивала слова.
— Каждый в нашем мире знает, что это неслыханное преступление...
— Перед кем? — перебил отец; скривился в усмешке.
— Перед цивилизацией мира Локос. Но, надо понимать, ты как-то убедил Высшую Семёрку санкционировать это.
— А как насчёт того, что имплантированная трансляция не коснулась ни одного локосианина? А законы Локоса не распространяются на... инородцев. Да! Я убедил остальных семиархов, хотя и не всех... «пять к двум». И ты сама знаешь: любое решение Высшей Семёрки, уж коль оно состоялось, ЗАКОННО. А ещё ТЫ, единственная из всех скуффитов*, знаешь, что коллегиально Высшая семёрка может трансформировать любой закон и даже... решиться на иное толкование Запредельных Кшархов.
— Но, ведь это не что иное, как попытка сворачивания проекта «Вечная Война»?!
— Вот именно, — нахмурился Инч Шуфс Инч Второй. — Только ты... и сама видела, что попытка не удалась.
— Я по-прежнему ничего не понимаю. Ты решил уничтожить своё детище, важнейшее дело последних поколений... Проект. Неужели ты делал это ради того, чтобы спасти меня? Но... я не верю, что не было другого, более локального способа. А как же жизни тысяч и тысяч локосиан? В том числе и наши? Мы все на прицеле надвигающейся Тьмы... Ты уже не веришь, что земные наёмники могут остановить Чёрную Смерть? Теперь ты хочешь уничтожить их? Только потому, что эти марионетки осмелились перерезать твои нити и дерзнули играть самостоятельно? Играть собственную версию навязанной нами игры... Ты хочешь уничтожить их, хотя и не веришь, что они могут вторгнуться на Локос. Ты... забываешь об истинной вселенской угрозе... Что происходит, отец?
— Спасти тебя... Ради тебя, дочь, я сделал бы и не такое, но на этот раз я руководствовался другим... Уничтожить Проект? Не-ет! Только привести его в соответствие с изменившимися обстоятельствами. А они — ой, как изменились! Кстати, говоря с таким жаром о землянах на Эксе, тебя волновала судьба их всех или... одного из них? — Он жестом остановил её ответные слова. — Меня волнуют два момента. Скажи, насколько глубоко ты познала их психологию? И ещё... этот твой Дымов...
— Почему мой?! — она тут же осознала, что вопрос вылетел излишне поспешно.
— Вот именно — насколько он твой? Насколько ты чувствуешь его возможные реакции?
— ...
— Ты... часом не влюбилась, моя девочка? — неожиданно спросил он.
— Нет! Как можно любить этих... это... существо! — торопливо возразила Амрина, и тут же замялась, испытывая гадливое чувство, что опять предаёт своего любимого, открещивается от него. — Отец, они такие жестокие, ты не представляешь! Они... Для них убить так же просто, как... Их менталитет — непредсказуемая смесь мысленных импульсов и подсознательных реакций, главный компонент которых — готовность к насилию над другими живыми... и в то же время — боязнь насилия по отношению к себе. Ты не представляешь...
— Я пытаюсь это представить, девочка. Я должен это представлять до мелочей. Именно поэтому я и посылал тебя... со специальным заданием.
— С которым я не справилась.
— Напротив. Ты даже не подозреваешь, насколько успешно ты справилась!
— Утешаешь?
— Мне не надо этого делать, ты сильная и умная девочка. Хотя и натворила много такого, чего я даже не мог допустить. Скажи, например, для чего тебе понадобилось так воздействовать на этого несчастного самца по кличке Жало? И тебе ли твердить о законах, если ты сама вторглась в его мнемообъём?
— Как? Ты знаешь и это... Откуда?.. — растерянно прошептала Амрина. — Я не преступала мнемопредел. Я лишь воздействовала на уровне биоимпульсов...
— Дочка-дочка... Ты забываешь о моих возможностях. Неужели совсем забыла, что твой отец — вторая по статусу личность в мире? Хотя... можно ещё поспорить, кто является второй, а кто первой.
— Значит, всё-таки тотальный контроль. Может быть, ты и... мысли мои считываешь? — окаменело лицо Амрины.
— Ну что ты. Твой отец не преступник, а политик. Несмотря на то, что порою это — фактически одно и то же. Сама же сказала: на уровне биоимпульсов... Да, кстати, ты слышала что-нибудь о хроносомах?
— Ты не оговорился? Я слышала о хромосомах... — Амрина недоумённо уставилась на отца.
— В том-то и дело... Не оговорился. Пояснять сейчас ничего не буду, как и не буду долго мучить тебя своим визитом. Но ты запомни это слово.
— Отец, не говори так... какие муки...
— Именно мучить. — Его голос потяжелел. — Тебе НАДО отдохнуть. Скажу лишь... всё самое главное только начинается. И без тебя мне не выполнить задуманное. Так что — отдыхай. Через восемь дней — внеочередное заседание Высшей Семёрки, собираемое по праву «первой печати». Ты должна обязательно это видеть.
— А кто воспользовался этим исключительным правом?
— Я.
В сознание Амрины вползло нечто скользкое и холодное — предчувствие непоправимого.
— Но... ты же знаешь об ответственности за подобный поступок... — со страхом прошептала она.
— Поздно, доченька. Поздно думать о себе. Вселенская угроза ближе, чем мы думали. Чем Я думал... Поэтому я рад, что ты вернулась, но... расстроен, что ты вернулась раньше, чем нужно. Судя по медицинским тестам, завтра ты уже будешь на ногах. Восстанавливайся. Поговорим после заседания, дочка.
Отец прощально махнул рукой, быстро направился к выходу... но сбавил шаг. Остановился. Что-то его не отпускало. По лицу семиарха пробежала тень. Резче обозначились морщины, стремящиеся поймать в свою паутину серые глаза. Наконец Инч Шуфс Инч Второй решился.
— Амри... Если что... Ты помнишь наш тайник? Знаю, помнишь. Так вот, если со мной что-то случится. Первое, что ты сделаешь, когда будешь наедине прощаться с телом — войдёшь в мою память и впитаешь всё то, что предназначено тебе... Не перебивай! Я знаю, что говорю. Остальное сразу уничтожишь. Всю мою память. СОТРЁШЬ. Я знаю, что это тяжкое преступление, знаю. Просто, если это со мной случится — уже будет не до законов. Не до преступлений. А уж тем более — не до наказаний.
Амрина смотрела на отца расширенными глазами, боясь пошевелиться. Он снова подошёл, склонился над ней и прошептал:
— Кодовым воспоминанием будет такая последовательность... Слова, которые я сказал тебе перед отправкой на Экс. Там, возле транспортной камеры Главного Портала... и последние слова твоей матери.
Ладонь, в которой неведомо как вместе с силой уживалась нежность, опять смахнула с её глаз слезинки.
— Всё! — он решительно выпрямился. — До встречи через восемь дней. Мне нужно очень многое успеть.
Амрина смотрела на его удаляющуюся спину. Потом на дверь, за которой он скрылся. Потом просто в белое вздрагивающее пространство, сквозь непослушные капли солёной влаги. Капли переполняли, застилая взгляд. Избыток их скатывался по щекам, прокладывал блестящие мокрые дорожки.
Даже воину не зазорно плакать при мысли о том, что однажды придёт день, когда любимого ПАПЫ уже не будет среди живых.
ЧЁРНЫЙ день.
Глава пятая
СТАВКИ РАСТУТ
— Делайте ваши ставки, господа! — бесстрастный голос крупье, определённо, имел дьявольский тембр; планировал над зелёным сукном стола прямо в мои уши.
Я выжидал.
При этом старался не смотреть на его лицо. Иначе, уверен — хоть на миг, но выхватил бы взглядом незабываемую улыбку. Ту самую, что зловеще змеилась вниз по опущенным уголкам линии рта на лице Кусмэ Есуга...
«Стоп! При чём здесь Кусмэ Есуг?! Это герой совершенно не моего романа. Я слышал о нём от Хасанбека. А значит, впитал в себя набор эмоций и внутреннее знание темника. А значит — эта змеиная улыбка теперь, на ту бесконечность, покуда не перезагрузят память, поселилась в нашей общей с Хасаном душе. Как будто в ней недостаток подобного хлама! Моего же персонального беса звали иначе. Фэсх Оэн... Но, если перед глазами вот-вот проявится постылая улыбка никогда не виданного мною в реале Кусмэ Есуга, то... Значит ли это, что неподалёку объявился и вступил в контакт мой анда и сокармник, предводитель грозного Чёрного тумена — Хасанбек?.. Но ведь он сейчас должен быть далеко. Ох, как далеко!»
Я медлил, словно ждал чего-то, объясняющего всё сразу.
Отработанный жест-бросок крупье, и блестящий шарик метнулся навстречу раскрученному колесу рулетки.
Торопливые заказы. Азартные выкрики. И резюме.
— Ставки сделаны... Ставок больше нет.
Не успел!
Пришлось просто расслабить плечи и сомкнуть разошедшиеся было губы. Права пословица: слово — не воробей... Потому и не успело вылететь.
Крупье, стоило лишь о нём задуматься, — тут же вырос до вселенских форматов. Раздался вдаль, вглубь и вширь. Заклубился мглой гигантской туманности. Он уже без слов входил в моё естество, искушал из глубин космоса. Манипулировал моей жаждой рисковать. Колесом рулетки стала целая планета. Искусственная планета Экс, которую создали именно для подобных азартных игрищ.
Касательно шарика — им, скорее всего, был я. Блестящим, но, увы, — исполнителем. И поди знай — от чего больше зависел результат — от моей удачи или же от силы и точности чужого броска?
Я сплошь и рядом чувствовал эту незримую сильную руку, раз за разом прикладывавшуюся ко мне. Однако все попытки запомнить её жесты, объяснить их, и хоть что-то понять — заканчивались примерно одинаково: моё сознание натыкалось на непреодолимую стену, возведённую из того же воздуха, которым я дышал. Это напоминало силовое поле узлового терминала, не так давно захваченного нами...
«Полноте, шарик! Что за дерзость? Вам ли заглядываться на руку крупье?! Тем более что...»
«Очень трудно найти чёрного крупье в совершенно тёмном зале казино... Особенно, если его уже уволили».
Чуткий антипод Антил, как никто, заботился о моём психическом здоровье.
«Спасибо, дружище. Ты уже занялся ревизией учения Конфуция? — колко поблагодарил я и почувствовал, как неоконфуцианин расплылся в улыбке. — И всё-таки, почему Кусмэ Есуг? Как ни мусоль это ощущение — объяснение только одно. Откровение от Хасанбека! Неужели всё-таки духовный брат где-то рядом?»
Медленно кружилось колесо планеты Экс. Новый бросок — и я спешил ему навстречу — с заката на восход. Подпрыгивал на всех попадавшихся неровностях. Ударялся обо все выпуклости. И больше всего мечтал о судьбоносных впуклостях и покое.
— Делайте ваши ставки, господа!..
Нервы Алексея Алексеевича Дымова не выдержали.
— Душу на чёрное!!! — от моего крика всё живое в казино замерло.
— Ставки сделаны. Ставок больше нет.
— ...Дымыч, ты чего! Охренел?! — глаза Упыря блеснули в клубящейся туманности спасительными маяками-звёздочками. — Что это ты душой разбрасываешься? Избыток?
Я смахнул с себя наваждение. Осклабился. Провёл с силой ладонью по щетине на щеке.
«М-да, поистине, дай мыслям волю — утащат в виртуальность. Да ещё и загрузят по полной программе... К чёрту демо-версии!»
«Или демон-версии?!» — не преминул вякнуть Антил.
— Да хрен его знает, Данила. Накатило какое-то марево. Не поверишь — померещилось, что не с тобой сижу, а с судьбой в рулетку играю, да раз за разом по кусочку себя проигрываю.
— Марево, говоришь? А может, бледнолицые опять чего удумали, за ниточки свои хитрые дёргают, кукловоды долбанные. С них станется. Хотя... От усталости-то ещё и не такое померещится. Ну, как ни меркуй, а вовремя я тебя... Ладно, хватит разговоры разговаривать. — Упырь, подобно бродячему фокуснику, невесть откуда материализовал солдатскую флягу. — Есть у меня одно средство...
Следом возникли две видавшие виды кружки. Данила аккуратно поставил их на табуретку, служившую нам импровизированным столом. Споро разбулькал своё снадобье.
— Держи, игрок... Чтоб голова не качалась, да о душе, как о товаре, не думала. Отведай, подпол, нашего штрафбатского эликсира «Мольба на спирту».
Запах уже вполз в мои чуткие ноздри. Спиртяга! Вот только — с какими-то странными добавками.
— Отравить хочешь? Чего домешал-то?
— Да будто бы не за что травить... — усмехнулся Упырь. — Говорю ж, два компонента: спирт и мольба... Чтобы она — доза! — у жизни была не последней, а мы — у смерти не первыми. Каждый раз — не первыми... Давай, Дымыч, вздрогнули!
И я вздрогнул! Два коротких выдоха через паузу. Протяжные, обжигающие нутро, глотки. Жидкий прозрачный огонь обрушился внутрь. Ещё один длинный выдох, изгоняющий остатки воздуха, и только потом... Вдо-о-ох! Ох-х-х!!! До чего же хор-рошо-то!
— Ну во-от... — протянул мой собеседник удовлетворённо, и с грохотом обрушил пустую кружку на табуретку. — Сознание восстановлено.
Я не уверен, что после дозы этого эликсира вошёл в образ штрафбатовца, но спецназовец во мне действительно очнулся и подобрался.
Мы сидели вдвоём — Данила Петрович Ерёмин по прозванью Упырь и я. Новоиспечённые — начальник штаба Первой Земной Армии и начальник управления спецопераций, соответственно.
Ещё месяц назад я скользил смертоносной тенью-одиночкой по пересечённой местности, обрывая все ниточки жизней, что пересекали мой путь. Путь «Вечного Похода» — так называли свой проект два моих куратора и душеприказчика, два моих «резидента» — Фэсх Оэн и Тэфт Оллу... Как оказалось впоследствии — два инопланетянина!
Представители цивилизации с планеты Локос, вознамерившейся «в тёмную» использовать земных воинов всех времён и народов в качестве гладиаторов для решения собственных космических проблем. С каким размахом ШОУ было локосианами организовано! И надо отдать должное — всё было исполнено безупречно, и на первых порах практически всё удавалось... Сколько же мы, земляне, перебили друг друга на потребу и потеху незримых болельщиков!.. Эх, узнать бы эту горькую правду немного раньше...
А ещё год назад я — урождённый Алексей Алексеевич Дымов, подполковник российской армии и командир элитной группы специального назначения «Эпсилон» — был вполне доволен собой и своими ребятами, выполняя очередные задачи, поставленные высшим командованием и правительством страны. И наверху нами также были довольны... Пока в один из дней «икс» там не приняли решение: принести нас в жертву, зачищая грязные следы своей преступной внутренней политики. В ту пору я совсем не думал о чужих планетах и цивилизациях, не обращал внимания на звёзды. Только мимоходом — при ориентировании на местности, да во время бессонницы. Меня вполне устраивала фраза моего друга-поэта: «Звёзды — это вознёсшиеся души разбитых фонарей». Не более...
О себе и своём вспоминать не хотелось. Об Упыре же можно было сказать многое, даже на основании того, что я узнал о боевом побратиме за недолгое время нашего знакомств. Это был интереснейший типаж. Сын каторжанина. Красный командир, кавалерист. Преподаватель в военной академии, учёный-историк. Политзаключённый сталинских лагерей — «зэк» по кличке Упырь. Затем — командир штрафного батальона. Короче, «батяня» на все сто... Слуга «царю» — отец солдатам. И спец, и жрец, и жизнью игрец... Я только сейчас понял: вряд ли кто другой на его месте СМОГ бы ПРИДУМАТЬ такое: сплотить разрозненные группы воинов в эту самую «лесную интербригаду». Уникальное воинское соединение, с которого и начались силы земного сопротивления. Мне определённо повезло, что я встретил на своём пути этого удивительного человека — настоящего русского командира...
Мы сидели с Данилой в деревянной избушке. Той самой, где ещё пару недель назад я шептал на ушко своей Амрине бессвязные слова и смотрел на мерцающие огоньки свечи, отражавшиеся в её счастливых глазах.
Амри... Сколько же кануло с той поры в Лету, в эту загадочную реку Времени, которая берет истоки именно в днях, месяцах и годах нашей скоротечной жизни! Кануло... И в то же время — всё происшедшее продолжало стоять перед глазами, изводило меня мыслями и внутренними голосами.
Оно было во мне и со мной. Оно было частью меня.
Я сидел и по инерции слушал рассуждения Упыря. Кивал головой. Не теряя нити разговора, вставлял реплики, и всё же...
Моё сознание расширилось настолько, что я уже перестал помещаться здесь. Не только в этой избушке. Мне уже было мало места в сегодняшнем дне. Я устремлялся в будущее. Но большей частью, всё же, оседал в прошлое. Туманом. Пеплом на голову вчерашних дней, отпевавших нас, беспутных, опрометчиво канувших «в завтра». Падающим в чужой огород детским бумажным змеем. Беспомощным невесомым облаком. Рваными кусками дымящейся окровавленной плоти. И мысли мои были этой плоти под стать.
Я не фиксировал их, просто перебирал, как карточки в библиотечном каталоге.
«Осознание себя гладиатором... Тряпичной куклой в жестоких чужих руках...»
«Нежданная любовь... И потеря любимой... инопланетянки...»
«Война с представителями иной цивилизации...»
«Эх, чтоб ты был здоров и не кашлял, рекрут Вечного Похода!..»
Я листал СЕБЯ — дивную эксклюзивную книгу «Евангелие от Памяти». Единственную книгу на свете, в которой все описанные события до мельчайших нюансов адекватно переданы единственному читателю точно так, как было понято и прочувствовано автором.
Эх, Память-Память...
Память. Немыслимо глубокий колодец с тёмными зеркалами вместо стенок. На недоступном дне подрагивают блёстки-стёклышки. Только задумайся. Только перестань замечать окружающий мир и посмотри внутрь себя. Тут же — пробежит рябь по мнящейся воде. И жажда иллюзий со вчерашним напором подтолкнёт к самому краю. И рухнешь в эту пропасть. В самую гущу видений, оживших внутри колодца-калейдоскопа.
Я уже давно барахтаюсь в этой щемящей бездне. То ли тону, то ли падаю. Ненадолго зависаю. Выныриваю, делая судорожный глоток обжигающего нутро воздуха. И снова — накрывает с головой. И опять — падение...
«Бледноликие существа... Враги по разуму. Да-а, недооценил я вас, с самого начала. Скажете — самодостаточность чванливого спецназовца, уверившегося в собственной исключительности? Нет, скорее — исключительность самой ситуации».
...Вот я опять и опять — лежу на травяном ковре в неуютном, простреливаемом воображаемыми взглядами, перелеске. Я сердит и почти пуст. Во мне не осталось ни сил, ни желаний.
Я слышу свои собственные мысли. Интересно — способен ли человек ощутить ту черту, над которой произвольно занёс ногу, — черту собственного начинающегося сумасшествия?
Я вижу себя со стороны. Я стою у этой черты. Я слышу свои мысли.
«Два начальника на одного исполнителя — перебор. На одного „агента“ — сладкая парочка „резидентов“! Не слипнется ли?!»
Я только что расстался с обоими. Безо всякой притворной грусти. Жаль только — не насовсем.
Не давала покоя одна маленькая мерзкая деталька: мне ОПЯТЬ не удалось застать их врасплох!
Меня уже ждали, причём именно оттуда, откуда я крался. Невероятно! Ведь я специально значительно сместился в сторону, обошёл по большой дуге заключительный участок, и вышел к ним на тридцать пять градусов севернее.
Редколесье... Покачивающиеся от неспешного ветерка ветки. Шелест листьев. И эти — два опостылевших силуэта — из сна в сон, из воспоминания в воспоминание!
Меня уже ждали. Молча, терпеливо наблюдая приближение пятнистой фигурки. Так ждут, только зная наверняка. Именно тогда я окончательно уверовал в свою неприятную догадку, что предсказан «резидентами» с вероятностью в сто один процент. Нанесён на все карты сразу, мерцая крохотным движущимся светлячком. Просчитан, как лакомая сумма — многократно и вожделенно. И этот предсказатель, этот картограф и этот счетовод — един во всех лицах. Имя ему: «маячок». Непростой предмет с задатками простого «стукача». Оставалось только гадать, когда они умудрились всучить мне этого анонимного осведомителя?
«Ладно, покамест „не горит“. Только „постукивает“. И, кстати, покуда в мою пользу закладывает — исправно подтверждает полную лояльность командира группы „Эпсилон“. Прокладывает мои пути исповедимые на их контурных картах. Чтоб вас покрасили, господа бледнолицые! Хотя, конечно, можно плюнуть на охрану себя от окружающей среды и заняться поисками „стукачка“. Самозабвенно и не откладывая на завтра, с одержимостью бабуина при блошином шмоне. Да только ошибочка — не берут бабуинов в спецназ...»
— А хрен вам вместо горчицы! Не берут бабуинов в спецназ!.. — я выплеснулся в крик.
Мой неуютный мир, моё редколесье резко встряхнуло. Оси координат, похоже, пустились в перепляс. Всё задергалось, расплылось...
— Да что с тобой?! Дым! — Упырь уже не пытался проникнуть в меня словесно; ощутимо тряс, ухватив за плечи. — Если уж и спиртяга не помогает... То душу на кон ставишь, то от каких-то бабуинов открещиваешься? Будто тебе кто-то пополнение из обезьяньего питомника предлагает... Я вижу, курс лечения был выбран правильный, а вот дозы для эдакого лося — явно маловаты. Ничего, исправим промашку, Держи, спец!
Перед моим сузившимся взором возникла всё та же кружка. Исторгла из себя концентрирующий внимание запах.
— Давай, ЛёхЛёхыч. Разгоняй своих бабуинов.
И снова жидкий пламень объял нутро, и показался благом. Память отшатнулась. Будущее укутала пелена. Я снова возник в сегодняшнем дне, в котором, как выяснилось, — места хватало на всех. Но мысли по-прежнему переполняли. Посему и первые слова вылетели непроизвольно, даже для меня самого:
— Данила. Может, я чего запамятовал... А ну, припомни, где сейчас должен быть Монгольский корпус? По моим понятиям — не ближе, чем в девяти дневных переходах от Базы.
— В восьми. — Начальник штаба был явно на своём месте, думал не более пяти секунд. — Они должны были ещё потратить около суток на обнаружение и блокировку узлового терминала. Того, который твоя Амрина называла... А что такое?
— Да чувство у меня навязчивое, что Хасанбек где-то совсем рядом с нами сейчас обретается. Вот верь не верь, а я почти не сомневаюсь — скоро доложат о прибытии Чёрного темника. Больше ничего не знаю и не чувствую — сам он прибудет или же нет... к добру или к худу. Только то, что совсем рядом он от меня... от нас... Опять скажешь — кукловоды распоясались, без устали за ниточки дёргают?
Упырь бросил на меня долгий испытывающий взгляд — правая бровь поползла вверх, — но промолчал.
— Вижу, не веришь. А вот скажем... Если бы, и в самом деле, вскорости к нам на базу Хасанбек пожаловал... Что бы, по-твоему, могло его сюда вернуть раньше всех сроков? Ну, представь, смоделируй ситуацию. Вот если бы...
— Предлагаешь поиграть в «угадай то, чего нет»?
— А хоть бы и так.
Данила покачал задумчиво головой, помолчал, внимательно рассматривая меня. Наконец выдавил:
— Ладно, всё равно ведь не отстанешь... Или как минимум — сам об этом будешь думать, а значит меня в полуха слушать. Значица, так. Ежли и допустить экстренное возвращение части или всего Монгольского корпуса, то... либо с приятными вестями, либо с дурными. А так как на этой долбанной планете ничего приятного ждать нас не может, по определению... только с дурными. А на этот счёт у меня следующие варианты: неожиданное нападение превосходящих сил локосиан либо же смерть самого Чингисхана. Неважно — естественная либо насильственная. Вот так-то, брат.
— Благодарствую, за размышления вслух, Петрович. Я тоже примерно так думал — неоткуда нам добрых вестей ждать. А значит, будем готовиться к грустному... Что именно — сам темник и расскажет.
— Ну ты упрямый, Дым, спасу нет! — махнул на меня рукой начальник штаба. — Заладил... как долбодятел, в одну точку: «Хасанбек, Хасанбек...» Да откуда ему тут взяться?!
Может, он и был прав. Во всяком случае, в том, что хорошего нам ждать нечего — прав на сто один процент.
Когда рассеялась эйфория, нахлынувшая на нас после судьбоносного «учредительного собрания», на котором было решено объединиться в сводную армию; когда были организационно созданы структурные подразделения этой армии — пришла великая депрессия. Нужно было что-то делать, чтобы не терять время. Но ЧТО? И сколько у нас этого ВРЕМЕНИ?
Я выжидал.
При этом старался не смотреть на его лицо. Иначе, уверен — хоть на миг, но выхватил бы взглядом незабываемую улыбку. Ту самую, что зловеще змеилась вниз по опущенным уголкам линии рта на лице Кусмэ Есуга...
«Стоп! При чём здесь Кусмэ Есуг?! Это герой совершенно не моего романа. Я слышал о нём от Хасанбека. А значит, впитал в себя набор эмоций и внутреннее знание темника. А значит — эта змеиная улыбка теперь, на ту бесконечность, покуда не перезагрузят память, поселилась в нашей общей с Хасаном душе. Как будто в ней недостаток подобного хлама! Моего же персонального беса звали иначе. Фэсх Оэн... Но, если перед глазами вот-вот проявится постылая улыбка никогда не виданного мною в реале Кусмэ Есуга, то... Значит ли это, что неподалёку объявился и вступил в контакт мой анда и сокармник, предводитель грозного Чёрного тумена — Хасанбек?.. Но ведь он сейчас должен быть далеко. Ох, как далеко!»
Я медлил, словно ждал чего-то, объясняющего всё сразу.
Отработанный жест-бросок крупье, и блестящий шарик метнулся навстречу раскрученному колесу рулетки.
Торопливые заказы. Азартные выкрики. И резюме.
— Ставки сделаны... Ставок больше нет.
Не успел!
Пришлось просто расслабить плечи и сомкнуть разошедшиеся было губы. Права пословица: слово — не воробей... Потому и не успело вылететь.
Крупье, стоило лишь о нём задуматься, — тут же вырос до вселенских форматов. Раздался вдаль, вглубь и вширь. Заклубился мглой гигантской туманности. Он уже без слов входил в моё естество, искушал из глубин космоса. Манипулировал моей жаждой рисковать. Колесом рулетки стала целая планета. Искусственная планета Экс, которую создали именно для подобных азартных игрищ.
Касательно шарика — им, скорее всего, был я. Блестящим, но, увы, — исполнителем. И поди знай — от чего больше зависел результат — от моей удачи или же от силы и точности чужого броска?
Я сплошь и рядом чувствовал эту незримую сильную руку, раз за разом прикладывавшуюся ко мне. Однако все попытки запомнить её жесты, объяснить их, и хоть что-то понять — заканчивались примерно одинаково: моё сознание натыкалось на непреодолимую стену, возведённую из того же воздуха, которым я дышал. Это напоминало силовое поле узлового терминала, не так давно захваченного нами...
«Полноте, шарик! Что за дерзость? Вам ли заглядываться на руку крупье?! Тем более что...»
«Очень трудно найти чёрного крупье в совершенно тёмном зале казино... Особенно, если его уже уволили».
Чуткий антипод Антил, как никто, заботился о моём психическом здоровье.
«Спасибо, дружище. Ты уже занялся ревизией учения Конфуция? — колко поблагодарил я и почувствовал, как неоконфуцианин расплылся в улыбке. — И всё-таки, почему Кусмэ Есуг? Как ни мусоль это ощущение — объяснение только одно. Откровение от Хасанбека! Неужели всё-таки духовный брат где-то рядом?»
Медленно кружилось колесо планеты Экс. Новый бросок — и я спешил ему навстречу — с заката на восход. Подпрыгивал на всех попадавшихся неровностях. Ударялся обо все выпуклости. И больше всего мечтал о судьбоносных впуклостях и покое.
— Делайте ваши ставки, господа!..
Нервы Алексея Алексеевича Дымова не выдержали.
— Душу на чёрное!!! — от моего крика всё живое в казино замерло.
— Ставки сделаны. Ставок больше нет.
— ...Дымыч, ты чего! Охренел?! — глаза Упыря блеснули в клубящейся туманности спасительными маяками-звёздочками. — Что это ты душой разбрасываешься? Избыток?
Я смахнул с себя наваждение. Осклабился. Провёл с силой ладонью по щетине на щеке.
«М-да, поистине, дай мыслям волю — утащат в виртуальность. Да ещё и загрузят по полной программе... К чёрту демо-версии!»
«Или демон-версии?!» — не преминул вякнуть Антил.
— Да хрен его знает, Данила. Накатило какое-то марево. Не поверишь — померещилось, что не с тобой сижу, а с судьбой в рулетку играю, да раз за разом по кусочку себя проигрываю.
— Марево, говоришь? А может, бледнолицые опять чего удумали, за ниточки свои хитрые дёргают, кукловоды долбанные. С них станется. Хотя... От усталости-то ещё и не такое померещится. Ну, как ни меркуй, а вовремя я тебя... Ладно, хватит разговоры разговаривать. — Упырь, подобно бродячему фокуснику, невесть откуда материализовал солдатскую флягу. — Есть у меня одно средство...
Следом возникли две видавшие виды кружки. Данила аккуратно поставил их на табуретку, служившую нам импровизированным столом. Споро разбулькал своё снадобье.
— Держи, игрок... Чтоб голова не качалась, да о душе, как о товаре, не думала. Отведай, подпол, нашего штрафбатского эликсира «Мольба на спирту».
Запах уже вполз в мои чуткие ноздри. Спиртяга! Вот только — с какими-то странными добавками.
— Отравить хочешь? Чего домешал-то?
— Да будто бы не за что травить... — усмехнулся Упырь. — Говорю ж, два компонента: спирт и мольба... Чтобы она — доза! — у жизни была не последней, а мы — у смерти не первыми. Каждый раз — не первыми... Давай, Дымыч, вздрогнули!
И я вздрогнул! Два коротких выдоха через паузу. Протяжные, обжигающие нутро, глотки. Жидкий прозрачный огонь обрушился внутрь. Ещё один длинный выдох, изгоняющий остатки воздуха, и только потом... Вдо-о-ох! Ох-х-х!!! До чего же хор-рошо-то!
— Ну во-от... — протянул мой собеседник удовлетворённо, и с грохотом обрушил пустую кружку на табуретку. — Сознание восстановлено.
Я не уверен, что после дозы этого эликсира вошёл в образ штрафбатовца, но спецназовец во мне действительно очнулся и подобрался.
Мы сидели вдвоём — Данила Петрович Ерёмин по прозванью Упырь и я. Новоиспечённые — начальник штаба Первой Земной Армии и начальник управления спецопераций, соответственно.
Ещё месяц назад я скользил смертоносной тенью-одиночкой по пересечённой местности, обрывая все ниточки жизней, что пересекали мой путь. Путь «Вечного Похода» — так называли свой проект два моих куратора и душеприказчика, два моих «резидента» — Фэсх Оэн и Тэфт Оллу... Как оказалось впоследствии — два инопланетянина!
Представители цивилизации с планеты Локос, вознамерившейся «в тёмную» использовать земных воинов всех времён и народов в качестве гладиаторов для решения собственных космических проблем. С каким размахом ШОУ было локосианами организовано! И надо отдать должное — всё было исполнено безупречно, и на первых порах практически всё удавалось... Сколько же мы, земляне, перебили друг друга на потребу и потеху незримых болельщиков!.. Эх, узнать бы эту горькую правду немного раньше...
А ещё год назад я — урождённый Алексей Алексеевич Дымов, подполковник российской армии и командир элитной группы специального назначения «Эпсилон» — был вполне доволен собой и своими ребятами, выполняя очередные задачи, поставленные высшим командованием и правительством страны. И наверху нами также были довольны... Пока в один из дней «икс» там не приняли решение: принести нас в жертву, зачищая грязные следы своей преступной внутренней политики. В ту пору я совсем не думал о чужих планетах и цивилизациях, не обращал внимания на звёзды. Только мимоходом — при ориентировании на местности, да во время бессонницы. Меня вполне устраивала фраза моего друга-поэта: «Звёзды — это вознёсшиеся души разбитых фонарей». Не более...
О себе и своём вспоминать не хотелось. Об Упыре же можно было сказать многое, даже на основании того, что я узнал о боевом побратиме за недолгое время нашего знакомств. Это был интереснейший типаж. Сын каторжанина. Красный командир, кавалерист. Преподаватель в военной академии, учёный-историк. Политзаключённый сталинских лагерей — «зэк» по кличке Упырь. Затем — командир штрафного батальона. Короче, «батяня» на все сто... Слуга «царю» — отец солдатам. И спец, и жрец, и жизнью игрец... Я только сейчас понял: вряд ли кто другой на его месте СМОГ бы ПРИДУМАТЬ такое: сплотить разрозненные группы воинов в эту самую «лесную интербригаду». Уникальное воинское соединение, с которого и начались силы земного сопротивления. Мне определённо повезло, что я встретил на своём пути этого удивительного человека — настоящего русского командира...
Мы сидели с Данилой в деревянной избушке. Той самой, где ещё пару недель назад я шептал на ушко своей Амрине бессвязные слова и смотрел на мерцающие огоньки свечи, отражавшиеся в её счастливых глазах.
Амри... Сколько же кануло с той поры в Лету, в эту загадочную реку Времени, которая берет истоки именно в днях, месяцах и годах нашей скоротечной жизни! Кануло... И в то же время — всё происшедшее продолжало стоять перед глазами, изводило меня мыслями и внутренними голосами.
Оно было во мне и со мной. Оно было частью меня.
Я сидел и по инерции слушал рассуждения Упыря. Кивал головой. Не теряя нити разговора, вставлял реплики, и всё же...
Моё сознание расширилось настолько, что я уже перестал помещаться здесь. Не только в этой избушке. Мне уже было мало места в сегодняшнем дне. Я устремлялся в будущее. Но большей частью, всё же, оседал в прошлое. Туманом. Пеплом на голову вчерашних дней, отпевавших нас, беспутных, опрометчиво канувших «в завтра». Падающим в чужой огород детским бумажным змеем. Беспомощным невесомым облаком. Рваными кусками дымящейся окровавленной плоти. И мысли мои были этой плоти под стать.
Я не фиксировал их, просто перебирал, как карточки в библиотечном каталоге.
«Осознание себя гладиатором... Тряпичной куклой в жестоких чужих руках...»
«Нежданная любовь... И потеря любимой... инопланетянки...»
«Война с представителями иной цивилизации...»
«Эх, чтоб ты был здоров и не кашлял, рекрут Вечного Похода!..»
Я листал СЕБЯ — дивную эксклюзивную книгу «Евангелие от Памяти». Единственную книгу на свете, в которой все описанные события до мельчайших нюансов адекватно переданы единственному читателю точно так, как было понято и прочувствовано автором.
Эх, Память-Память...
Память. Немыслимо глубокий колодец с тёмными зеркалами вместо стенок. На недоступном дне подрагивают блёстки-стёклышки. Только задумайся. Только перестань замечать окружающий мир и посмотри внутрь себя. Тут же — пробежит рябь по мнящейся воде. И жажда иллюзий со вчерашним напором подтолкнёт к самому краю. И рухнешь в эту пропасть. В самую гущу видений, оживших внутри колодца-калейдоскопа.
Я уже давно барахтаюсь в этой щемящей бездне. То ли тону, то ли падаю. Ненадолго зависаю. Выныриваю, делая судорожный глоток обжигающего нутро воздуха. И снова — накрывает с головой. И опять — падение...
«Бледноликие существа... Враги по разуму. Да-а, недооценил я вас, с самого начала. Скажете — самодостаточность чванливого спецназовца, уверившегося в собственной исключительности? Нет, скорее — исключительность самой ситуации».
...Вот я опять и опять — лежу на травяном ковре в неуютном, простреливаемом воображаемыми взглядами, перелеске. Я сердит и почти пуст. Во мне не осталось ни сил, ни желаний.
Я слышу свои собственные мысли. Интересно — способен ли человек ощутить ту черту, над которой произвольно занёс ногу, — черту собственного начинающегося сумасшествия?
Я вижу себя со стороны. Я стою у этой черты. Я слышу свои мысли.
«Два начальника на одного исполнителя — перебор. На одного „агента“ — сладкая парочка „резидентов“! Не слипнется ли?!»
Я только что расстался с обоими. Безо всякой притворной грусти. Жаль только — не насовсем.
Не давала покоя одна маленькая мерзкая деталька: мне ОПЯТЬ не удалось застать их врасплох!
Меня уже ждали, причём именно оттуда, откуда я крался. Невероятно! Ведь я специально значительно сместился в сторону, обошёл по большой дуге заключительный участок, и вышел к ним на тридцать пять градусов севернее.
Редколесье... Покачивающиеся от неспешного ветерка ветки. Шелест листьев. И эти — два опостылевших силуэта — из сна в сон, из воспоминания в воспоминание!
Меня уже ждали. Молча, терпеливо наблюдая приближение пятнистой фигурки. Так ждут, только зная наверняка. Именно тогда я окончательно уверовал в свою неприятную догадку, что предсказан «резидентами» с вероятностью в сто один процент. Нанесён на все карты сразу, мерцая крохотным движущимся светлячком. Просчитан, как лакомая сумма — многократно и вожделенно. И этот предсказатель, этот картограф и этот счетовод — един во всех лицах. Имя ему: «маячок». Непростой предмет с задатками простого «стукача». Оставалось только гадать, когда они умудрились всучить мне этого анонимного осведомителя?
«Ладно, покамест „не горит“. Только „постукивает“. И, кстати, покуда в мою пользу закладывает — исправно подтверждает полную лояльность командира группы „Эпсилон“. Прокладывает мои пути исповедимые на их контурных картах. Чтоб вас покрасили, господа бледнолицые! Хотя, конечно, можно плюнуть на охрану себя от окружающей среды и заняться поисками „стукачка“. Самозабвенно и не откладывая на завтра, с одержимостью бабуина при блошином шмоне. Да только ошибочка — не берут бабуинов в спецназ...»
— А хрен вам вместо горчицы! Не берут бабуинов в спецназ!.. — я выплеснулся в крик.
Мой неуютный мир, моё редколесье резко встряхнуло. Оси координат, похоже, пустились в перепляс. Всё задергалось, расплылось...
— Да что с тобой?! Дым! — Упырь уже не пытался проникнуть в меня словесно; ощутимо тряс, ухватив за плечи. — Если уж и спиртяга не помогает... То душу на кон ставишь, то от каких-то бабуинов открещиваешься? Будто тебе кто-то пополнение из обезьяньего питомника предлагает... Я вижу, курс лечения был выбран правильный, а вот дозы для эдакого лося — явно маловаты. Ничего, исправим промашку, Держи, спец!
Перед моим сузившимся взором возникла всё та же кружка. Исторгла из себя концентрирующий внимание запах.
— Давай, ЛёхЛёхыч. Разгоняй своих бабуинов.
И снова жидкий пламень объял нутро, и показался благом. Память отшатнулась. Будущее укутала пелена. Я снова возник в сегодняшнем дне, в котором, как выяснилось, — места хватало на всех. Но мысли по-прежнему переполняли. Посему и первые слова вылетели непроизвольно, даже для меня самого:
— Данила. Может, я чего запамятовал... А ну, припомни, где сейчас должен быть Монгольский корпус? По моим понятиям — не ближе, чем в девяти дневных переходах от Базы.
— В восьми. — Начальник штаба был явно на своём месте, думал не более пяти секунд. — Они должны были ещё потратить около суток на обнаружение и блокировку узлового терминала. Того, который твоя Амрина называла... А что такое?
— Да чувство у меня навязчивое, что Хасанбек где-то совсем рядом с нами сейчас обретается. Вот верь не верь, а я почти не сомневаюсь — скоро доложат о прибытии Чёрного темника. Больше ничего не знаю и не чувствую — сам он прибудет или же нет... к добру или к худу. Только то, что совсем рядом он от меня... от нас... Опять скажешь — кукловоды распоясались, без устали за ниточки дёргают?
Упырь бросил на меня долгий испытывающий взгляд — правая бровь поползла вверх, — но промолчал.
— Вижу, не веришь. А вот скажем... Если бы, и в самом деле, вскорости к нам на базу Хасанбек пожаловал... Что бы, по-твоему, могло его сюда вернуть раньше всех сроков? Ну, представь, смоделируй ситуацию. Вот если бы...
— Предлагаешь поиграть в «угадай то, чего нет»?
— А хоть бы и так.
Данила покачал задумчиво головой, помолчал, внимательно рассматривая меня. Наконец выдавил:
— Ладно, всё равно ведь не отстанешь... Или как минимум — сам об этом будешь думать, а значит меня в полуха слушать. Значица, так. Ежли и допустить экстренное возвращение части или всего Монгольского корпуса, то... либо с приятными вестями, либо с дурными. А так как на этой долбанной планете ничего приятного ждать нас не может, по определению... только с дурными. А на этот счёт у меня следующие варианты: неожиданное нападение превосходящих сил локосиан либо же смерть самого Чингисхана. Неважно — естественная либо насильственная. Вот так-то, брат.
— Благодарствую, за размышления вслух, Петрович. Я тоже примерно так думал — неоткуда нам добрых вестей ждать. А значит, будем готовиться к грустному... Что именно — сам темник и расскажет.
— Ну ты упрямый, Дым, спасу нет! — махнул на меня рукой начальник штаба. — Заладил... как долбодятел, в одну точку: «Хасанбек, Хасанбек...» Да откуда ему тут взяться?!
Может, он и был прав. Во всяком случае, в том, что хорошего нам ждать нечего — прав на сто один процент.
Когда рассеялась эйфория, нахлынувшая на нас после судьбоносного «учредительного собрания», на котором было решено объединиться в сводную армию; когда были организационно созданы структурные подразделения этой армии — пришла великая депрессия. Нужно было что-то делать, чтобы не терять время. Но ЧТО? И сколько у нас этого ВРЕМЕНИ?