Джолли сидел рядом с ним на колченогом больничном табурете. Соседи по палате смотрели на Авдея и Джолли с алчной беспардонностью завзятых сплетников, комментировали их встречу громким шёпотом, но учителю и ученику было не до чужих взглядов и слов.
   — Это я во всём виноват, — сказал Джолли. — Я, и никто другой. Нельзя было отпускать тебя из Каннаулита. Там безопасно.
   — Вовсе нет, учитель. Вся безопасность окончилась ещё позавчера, когда коллегианцы отрубили голову какому-то бедолаге.
   — Надо было запереть тебя в номере, как старый Шанвериг запер своего внука.
   — Это бы не помогло, учитель, — заверил Авдей. — Тот, кто может нанять костоломов, охрану конкурсантского общежития подкупить тем более сумеет. Вам не в чем себя упрекнуть, учитель.
   — Не называй меня учителем, прошу тебя. Я недостоин этого звания.
   Авдей резким движением сел на кровати, здоровой рукой схватил Джолли за плечо.
   — А как же Моника, Два а риг, Лю-Ван? Если вы их бросите, больше никто не сможет научить этих детей как стать гранильщиками собственного даровая. Все будут только стремиться вылепить из них всякую чушь в угоду своей прихоти. Никто, кроме вас, не сможет увидеть в них людей и научить быть людьми!
   Джолли бережно, словно хрупкую драгоценность, снял с плеча руку Авдея, взял в ладони.
   — Если кого и называть учителем, то тебя.
   — Не сейчас, — высвободил руку Авдей. — Может быть, когда-нибудь потом. Хотя ничего другого мне и не остаётся. Теперь я могу только учить музыке. Но в учителя не идут от безысходности. Это неправильно. Нечестно по отношению к ученикам. Поэтому я должен найти какое-то другое занятие. Сделать для себя новую жизнь.
   — Авдей… — начал Джолли, но у него зазвонил мобильник.
   — Извини, — сказал Джолии. — Это председатель жюри.
   Он выслушал собеседника, коротко поблагодарил. Убрал телефон, помолчал немного и сказал:
   — Гран-при твой, Авдей. Так решили конкурсанты, и жюри с ними согласилось. Это не жалость, а признание твоего таланта. Ты не должен отказываться.
   — Решили отдать главный приз мне? — переспросил Авдей. — Но за что?
   — За твою игру. Тем, кто умеет слушать, было достаточно позавчерашнего.
   — Но…
   — Начал всё Малугир Шанвериг, — перебил Джолли. — Тот самый, которого дед запер в номере, и с которым ты весь позавчерашний вечер проболтал по телефону.
   — Я так и не понял, почему он вдруг мне позвонил.
   Джолли улыбнулся.
   — Малугир хотел выразить своё восхищение твоей игрой, но постеснялся. Или не смог подобрать слов. Со мной в его годы бывало то же самое.
   К Авдею подошла медсестра.
   — Пора на процедуры. Тебе каталку или сам дойдёшь?
   — Сам, — поднялся Авдей. От лекарств сильно кружилась голова, но ходить было можно.
= = =
   Панимер нервно метался по небольшой, скрытой от любопытных глаз полянке дворцового парка, судорожно глотал стылый воздух. Быстро темнело, крепчал мороз, и на душе было столь же мрачно и холодно.
   Едва императору принесли голову Погибельника, государь стал стремительно терять интерес к Панимеру. Ещё день-два, и изгнание в Маллиарву неминуемо.
   Пусть император на прощание щедро наградит его, но врата Алмазного Города закроются для Панимера навсегда. Должность внешнеблюстителя уже занята… И никаких других вакансий при дворе нет. Глупец, пока был в фаворе, надо было зарезервировать для себя что-нибудь. Тогда император по одному слову Панимера мог отправить в ссылку любого придворного вплоть до пятого ранга.
   Панимер в ярости хлестнул хвостом по древесному стволу. Брызнули щепки. Панимер ударил ещё раз. Но теперь шипы застряли в древесине, пришлось их осторожно вышатывать, вытаскивать по одному.
   Зато отвлёкся от сожалений и страхов, в голове сразу же прояснилось, мысль заработала.
   «А почему бы Погибельнику не оказаться ложным? — соображал Панимер. — Ведь братки запросто могли опередить коллегианцев и спрятать Избавителя, а императорским агентам подсунуть случайную жертву. Нет, не годится. Один из братков сам сдался в руки коллегии, добровольно пошёл на смерть, изображая Избранного, чтобы истинный Погибельник избежал смерти. Да, так гораздо лучше. И красивее, и романтичнее, государь будет впечатлён, а придворная шваль с азартом падальщиков начнёт обгладывать кости братковского трупа, и такие убедительные подробности насочиняет, до каких я ни за что не додумаюсь. Надо только слушать внимательно и государю информацию выдавать маленьким порциями, чтобы не утомлять высочайшее внимание и в то же время всегда иметь в запасе что-нибудь интересное».
   Ну вот и всё, хвост свободен. Панимер осторожно покачал им, поиграл шипами. Порядок, ничего не вывихнуто и не сломано.
   «Как же засунуть в уже готовое и всем известное толкование Пророчества сообщение о ложности Погибельника? — размышлял Панимер. — Второй раз байка о древнем манускрипте из семейного архива не пройдёт».
   Панимер внимательно, строчку за строчкой, слово за словом перебрал выученное наизусть толкование. А ведь есть тут лазейка! Не ахти какая широкая, но протиснуться можно.
   Немедленно к императору!
   Максимилиан, как и всегда в это время, был в гостиной. А вместе с ним — около десятка придворных и приглашённых вельмож, которые новость о ложном Погибельнике вмиг разнесут по всему Алмазному Городу и Маллиарве. Завтра об этом говорить будет уже весь Круглый материк.
   В гостиную Панимера допустили сразу же после доклада, что было добрым знаком — он ещё интересен государю.
   На колени Панимер рухнул прямо у порога. Поймал взгляд императора и возопил:
   — Вина моя огромна, государь. Молю ваше величество о смерти. — Панимер простёрся ниц.
   — Встань и расскажи толком, — недовольно буркнул Максимилиан. — Что ещё стряслось?
   — Погибельник, государь. Тот, чью голову вам принесли, может быть ложным. Мой недостойный вашего внимания предок об этом предупреждал. Но я не сразу понял смысл его предупреждения. Моя вина бездонна. — Панимер опять простёрся на полу.
   — Подробнее!!! — прошипел вмиг разъярившийся до лютости император. Панимер, не вставая, рассказал подробности. Император выслушал не перебивая. Панимер спешно выпалил самое главное:
   — Если Погибельник ложный, государь, то должны быть знамения. В Каннаулите должно произойти нечто необычное, из ряда вон выходящее. Совсем не обязательно непосредственно связанное с Погибельником, государь, просто — необычное. Эманации злотворной силы Погибельника заставят людей действовать вопреки их собственной воле, совершать поступки, непредставимые прежде. Государь, позвольте мне съездить в Каннаулит, провести дознание. Уже через сутки доклад будет у ваших ног.
   «Пресвятой Лаоран, — взмолился Панимер, — вдохнови этих сонных каннаулитцев хоть на какие-нибудь поступки и события. А толково объяснить, почему они невероятные и доселе невозможные, я и сам смогу».
   — Нет, — холодно приговорил император. — Проводить дознание — обязанность агентов охранки. А ты останешься здесь. Под стражей. Увести! — велел он придверным теньмам.
   Панимера заперли в Зелёной комнате. Это означало, что статус его пока не изменился, и в ближайшие сутки опала не грозит.
   А два часа спустя император, напуганный мрачными, стремительно разлетающимися по Алмазному Городу сплетнями о ложности умерщвлённого Погибельника и скором Пришествии истинного, вызвал Панимера к себе.
   — Оставьте пустые страхи, государь, — мягко сказал Панимер, сел на специальный коврик подле ложа императора. — Ведь теперь вы знаете о спасении Погибельника. А значит, сумеете уничтожить его до того, как это зловреднейшее порождение дьявола войдёт в полную силу. Все преимущества на вашей стороне, государь. Коллегия всегда побеждала братства. Это ваш самый надёжный щит, государь.
   — Толку от этого щита! — истерично взвизгнул Максимилиан. — Дармоеды! Сразу не могли избавить меня от врага. Сколько их теперь будет, таких ложных Погибельников? Два?! Или двести?! — Максимилиана трясло от ужаса. Он с ненавистью глянул на Панимера и швырнул в него подушкой.
   Панимер согнулся в чельном поклоне, пряча полную шального счастья улыбку. На такую невероятную удачу он не смел даже надеяться. Император, сам того не подозревая, дал ему роскошнейший козырь. Длинная вереница ложных Погибельников — сам бы Панимер ни за что до такого не додумался.
   Теперь главное — правильно разыграть самые первые карты. А дальше всё само пойдёт, только и останется, что ловить нужные повороты, чтобы вечно оставаться на вершине волны.
   — Расследование в Каннаулите уже начато, государь, — мягко сказал Панимер. — Завтра прибудут первые результаты. И вы, с вашей высочайшей мудростью и прозорливостью, легко сможете поймать след истинного Погибельника. И пустить по нему ликвидаторов из коллегии. От них не уходил ещё ни один прокл я тый разрушитель. Вам принесут его голову.
   Император смотрел на Панимера с надеждой.
* * *
   Николай принёс Найлиасу брикетик масла, пакет муки, десяток свежих яиц и килограмм яблок.
   — Зачем всё это, досточтимый? — спросил он рыцаря.
   — Пирог испеку. Гюнтер его любит.
   Николай неуверенно оглянулся. На кухне участка были только котлы, ножи и черпаки.
   — У нас нет духовки, досточтимый. И формы для выпечки.
   — Форма и не нужна. Достаточно чистого листа нержавейки, — Найлиас кивнул на крышку от старой кастрюли. — А духовка есть в печи вашего вагончика, который вы столь любезно мне уступили.
   — Вам лучше знать, досточтимый.
   — Николай Игоревич, вам так неприятно произносить моё имя?
   В ответ Николай только зыркнул хмуро. Найлиас ему нравился, Николай даже ловил себя на мысли, что хотел бы назвать рыцаря учителем. Но ведь у Николая уже есть учитель. Точнее — дядя по Цветущему Лотосу. Но с рыцарем ему в мастерстве не сравниться. Да и никому в Цветущем Лотосе. «Я так и не догадался, что Гюнтер — адепт ордена. Зато он меня раскусил быстро. Подготовка у светозарных не в пример лучше братианской».
   — Вы рыцарь, — вслух сказал Николай. — Я член братства. Наши пути различны.
   — Были бы различны, не соедини их Гюнтер. Ведь вам он дорог не меньше, чем мне.
   — Хотите предложить мне членство в ордене? — ехидно поинтересовался Николай.
   — Тех, кто старше девятнадцати, в орден не принимают. — В голосе Найлиаса явственно прозвучало сожаление.
   Николай посмотрел на него с превосходством.
   — А в братствах возрастных ограничений нет.
   — В этом вы правы, — ответил Найлиас. — От возрастного ценза больше вреда, чем пользы. Но во всём остальном братства ошибаются.
   — А Гюнтер в наш путь верит, — не без злорадства сказал Николай.
   — Каждый имеет право на ошибку.
   — Ага, — кивнул Николай. — Имеет. Весь вопрос — чем оплачиваются эти ошибки. И кем оплачиваются.
   — Да, — ответил Найлиас. Лицо и руки рыцаря бесстрастны, а хвост ломано изогнулся, кончик задрожал. Найлиас поймал его рукой.
   — Мне нужно заводить тесто. Если не сложно, сударь, отнесите Гюнтеру бульон и попробуйте уговорить хотя бы немного поесть.
   Николай кивнул, взял чашку с густым куриным бульоном, пошёл в вагончик.
   Гюнтер лежал на койке, отвернувшись к стене.
   Николай поставил бульон на стол.
   Гюнтер не шевельнулся.
   — Нужно поесть, — сказал Николай. — Хотя бы немного.
   Гюнтер не обернулся. Николай нахмурился.
   — Если есть не будешь, лихорадка опять вернётся. Тебе что, мало было, шесть дней в бреду да беспамятстве пролежать? Только вчера очнулся, и опять в отключку хочешь? Или тебя, как пацана сопливого, ремнём есть заставлять?
   Гюнтер молчал. А спина как у мёртвого, сколько ни бей, всё одно из своей отрешённости вынырнуть не захочет. Николай сел на вторую койку, сказал ласково:
   — Бульон, если честно, я бы тоже есть не стал. Но твой учитель пирог яблочный затевает. Говорит, получится вкусно. Чудн о е дело, — Николай хохотнул как мог натурально, — рыцарь, а стряпать умеет.
   — Зачем он остался? — резко повернулся к нему Гюнтер. — Для чего торчал в Бенолии всё это время? А теперь даже сюда приехал. В Стиллфорт он должен был улететь ещё двадцатого сентября. Орден не прощает таких пренебрежений приказом. Теперь его разжалуют, прогонят в обеспечение… Почему он так сделал?
   — Потому что ты для него важнее и дороже любых званий и должностей, — ответил Николай. Сердце больно куснула ревность. Его учеником Гюнтер не станет никогда. Ещё дня три-четыре, и рыцарёнок поправится, уедет с Найлиасом в далёкие края, позабудет и Бенолию, и случайного знакомого с плантации.
   Гюнтер теребил край одеяла.
   — У разжалованных учеников отбирают.
   Николай пожал плечами.
   — Даже если тебя отправят к другому учителю, досточтимый Найлиас всё равно будет знать, что ты в порядке. Ему этого достаточно.
   — Это неправильно, — твёрдо сказал Гюнтер. — Учителя подвёл я, и вся ответственность за нарушенный приказ должна быть только на мне.
   — Не думаю, чтобы досточтимый Найлиас на это согласился.
   Гюнтер опять отвернулся к стене. Николай подсел к нему, тихонько тронул за плечо.
   — Гюнт…
   — Всё бессмысленно, всё зря, — до мертвенности тускло проговорил Гюнтер. — У меня нет больше никого и ничего. Илона мертва. Избавитель убит. Учитель опозорен. Всё кончилось.
   — Я не должен тебе этого говорить, ведь ты не член братства Цветущего Лотоса… Но бывают случаи, когда все клятвы нужно отринуть. — Николай немного помолчал. — Избавитель жив, Гюнт. Его удалось спасти.
   — Что?! — привскочил Гюнтер. — Как?!
   — Точно неизвестно. Сначала думали, что это какое-то из братств, но вскоре стало известно, что нет. За Избранника отдал жизнь один из коллегианцев. Он постиг истину и сделал свой самый главный выбор. Пока коллегия занималась ложной целью, настоящий Избавитель успел скрыться. Теперь всё зависит от того, какое из братств найдёт его первым.
   — А… А если первой будет коллегия? — недоверчиво сказал Гюнтер. — Что тогда? И откуда все эти сведения?
   — Из Императорской башни Алмазного Города. Там служит один из наших братьев.
   — А… А как звали того коллегианца?
   — Лайм и ор Тонлид а йс, — благоговейно произнёс Николай, сотворил знак предвечного круга. — Лейтенант Преградительной коллегии. Ему было двадцать семь лет.
   — Наурис? — уточнил Гютер.
   — Да. Диирны Тонлидайсы — древний и славный род с западного побережья Круглого материка. И Лаймиор оказался достойным его потомком.
   Сотворил предвечный круг и Гюнтер.
   — Но как получилась замена?
   — Подробностей я не знаю, — сказал Николай.
   — Избавителя найти будет трудно, — задумчиво произнёс Гюнтер. — Тонлидайс наверняка обеспечил его надёжным убежищем и хорошими документами. Я бы на его месте спрятал Избранного в столице. Чем больше людей, тем легче среди них затеряться. И коллегия с охранкой работают там не так тщательно, как в провинции, потому что для хорошей работы в Маллиарве слишком много работников. А самое главное — надо взять под самый плотный контроль ежедневные сводки уличных происшествий. Драки, аварии, грабежи и всё такое прочее…
   — Зачем? — не понял Николай.
   Гюнтер улыбнулся.
   — Впервые Избранный проявит себя именно там. Заступится за кого-нибудь или бросится спасать пострадавших в катастрофе. Но сделает это не так, как обычные люди делают. По-другому. По особенному.
   — Обычные люди такого вообще не делают.
   — Ещё как делают, — заверил Гюнтер. — И гораздо чаще, чем вы думаете, почтенный. Кстати, это хороший метод искать новых братьев. Люди, которые фигурируют в полицейских сводках уличных происшествий как защитники или спасатели, всегда и везде остаются смелыми, честными и верными. К тому же с точки зрения закона они в таких ситуациях зачастую оказываются виноватыми. И будут вечно благодарны тем, кто поможет им если не правду доказать, то хотя бы избежать несправедливого наказания.
   Николай остро и зло позавидовал мастерству светозарных. Даже сопливый адепт искуснее его, посвящённого брата. Не удивительно, что орденцы так презирают братиан. «Вот если бы Гюнтер и досточтимый Найлиас выбрали путь истины… Тогда я бы стал старшим братом, Гюнт — младшим, а досточтимый Найлиас был бы нашим дядей по Цветущему Лотосу, передавал нам свою мудрость. Но это невозможно. Найлиас отрицает Пророчество».
   Ватагин глянул на Гюнтера. Исхудал до прозрачности, глаза ввалились, лицо измученное. Но на губах улыбка. Слабая, едва заметная, но — улыбка.
   Николай дал ему бульон. Надо же, не остыл. Соблазнительно душистое варево оставалось таким же горячим, как и в ту минуту, когда его налили в чашку. Для плантационного старшины посуда с термоподдержкой была недоступной и невиданной прежде роскошью.
   — Нет, — покачал головой Гюнтер. — Не могу.
   — А ты совсем немножко, — потрепал его по колену Николай. Гюнтер отхлебнул бульон.
   «Ему обязательно нужен дом, — понял Ватагин. — Нужны тепло, забота и ласка. Тогда он сможет всё, ему будут под силу любые великие дела. А в ордене слишком холодно и строго. Рыцари загубят парня, и загубят понапрасну. Есть такой цветок, мл а нис. Нежный, хрупкий, ему одинаково губительны и жара, и холод. Почва нужна особая, вода. Хлопот с мланисом много. Зато один грамм его масла стоит дороже, чем тонна трелга. Так с Гюнтером. Если он будет чувствовать себя членом семьи, всегда любимым и опекаемым, то сделает эту семью великой».
   — Если бы ты избрал путь Цветущего Лотоса, — сказал Николай вслух, — то мы могли бы вместе служить Избранному. Сначала ты был бы моим младшим братом, а после и сам стал бы для кого-нибудь старшим.
   Гюнтер поставил чашку на стол, отвернулся к стене. Слова «старший брат» причинили боль. Николай притянул его к себе, обнял. Гюнтер заплакал — впервые с того дня, когда узнал о смерти сестры.
   — Хватит, — сказал Николай несколько минут спустя. — Твоя жизнь продолжается, и принадлежит она Избавителю, избранному из избранных, самому благословеннейшему из благословенных.
   — Нет, — ответил Гюнтер. — Если я оставлю учителя, это будет предательством. — Он хотел высвободится из объятий, но Николай не отпустил.
   — Придти в братство досточтимый Найлиас сможет только вслед за тобой. Неужели ты хочешь обречь его вечно оставаться в ордене, которому сам не веришь? Который не любишь?
   — Нет, — испугался Гюнтер. — И всё же… — Он отстранился от Николая, забился в угол койки. — Я не могу так сразу.
   — Тебя никто и не торопит. Ты вообще можешь отказаться.
   — Нет. Моя жизнь принадлежит Избранному, а значит и братству. Но я хочу, чтобы учитель был с нами.
   — Я тоже, — ответил Николай. — Но для этого нужно время. И терпение.
   — Да, — кивнул Гюнтер. — Я буду ждать учителя.
   Он сел поудобнее, взял чашку с бульоном.
= = =
   Пассер тоскливо созерцал стены директорского кабинета. Вздохнул и спросил с усталой обречённостью:
   — Как получилось, что в Избранниках вместо заранее заготовленного безродного бродяги оказался коллегианец?
   — По мотивам личной мести, — ответил Адвиаг. — Один из задействованных в операции сотрудников нашей службы бабу с этим коллегианцем не поделил. А тут подвернулась оказия отделаться от соперника самым радикальным и надёжным способом. Не воспользоваться столь удачным случаем было бы глупо. — Адвиаг помолчал и вдруг сорвался на крик: — Говорил я тебе — тщательнее надо людей подбирать, тщательнее!
   — Я виноват! — вскочил со стула Пассер, замер по стойке «смирно». — Пусть я получу полную меру наказания.
   — Сядь, — раздражённо сказал Адвиаг. — Мне от тебя тактический план нужен, а не службистские вопли. Ты уже слышал новую трактовку Пророчества?
   — Разумеется. В Бенолии ее не слышал только глухой, да и тот прочёл. Однако на этот раз сиятельный Панимер, да благословит пресвятой его тщеславную, алчную и трусливую душонку, нам помог. Раньше, когда Избавитель был только один, братства выдирали его друг у друга когтями и зубами. Даже страх перед коллегией не мог их объединить. А теперь, когда каждое братство начнёт обзаводиться своим собственным Избранником… Да они, доказывая, что именно их Избавитель самый избавительный, так друг друга грязью пообливают, что мы со спокойной совестью можем закрывать отдел дискредитации. В изысканном искусстве клеветы им за братками всё равно не угнаться.
   — Не обольщайся, — ответил Адвиаг. — Соперничество соперничеством, но в такой ситуации братки очень быстро выработают единый тест для проверки истинности Избранника.
   — Раньше, чем через три месяца, тест не появится, — заверил Пассер. — За это время вы как раз успеете превратить братства в главную тему бенолийских анекдотов. Тогда их проповедям даже самый распоследний дурак не поверит. Братства очень быстро ослабеют, и Преградительная коллегия спокойно, без лишнего шума и пыли, передавит их одно за другим. Как вам такой план, директор?
   Адвиаг одобрительно покивал:
   — Очень симпатично. За одним исключением: император больше не доверяет коллегии, считает её сборищем предателей. Последствия ты можешь себе представить. — Адвиаг злобно оскалился. — Я никогда не уважал эту контору, однако для подсобных работ коллегианцы были куда как полезны. А теперь всё пошло прахом.
   — Вряд ли председатель коллегии так легко сдастся.
   Адвиаг оскалился с ещё большей злобой.
   — Вот только придворного заговора нам сейчас и не хватает! И без того всё висит на волоске.
   — А вы знаете, директор, ведь всё не так и плохо, — задумчиво проговорил Пассер. — Если смерть Лаймиора Тонлидайса преподнести как часть коллегианской операции по внедрению агентов в самые опасные братства с целью полного и необратимого уничтожения этих зловреднейших организаций…
   — В самопожертвенность коллегианца Максимилиан никогда не поверит, — перебил Адвиаг.
   — Никакого самопожертвования и не было. Тонлидайс страдал реммир а нгой. Заболевание неизлечимое, умирают от него тяжело и медленно. Эвтаназию запрещает бенолийский закон, а самоубийц проклинает лаоранская церковь. Для Тонлидайса это был единственный способ избавиться от страданий не нарушая ни уголовный кодекс, ни религиозные предписания.
   — Император не настолько глуп, — возразил Адвиаг. — Он обязательно потребует вскрытия. Ведь Тонлидайс приговорён к позорному погребению, права на кремацию его лишили. Тело и голову закопали где-то на свалке. Извлечь их для экспертизы будет несложно.
   — Вот поэтому для Тонлидайса необходимо срочно провести полноценное лаоранское погребение. А когда император примется выяснять, почему его приказ не выполнен, вы дадите ему самые подробные объяснения. — Пассер улыбнулся. — Председатель будет вам крепко обязан, директор.
   — Да, получается симпатично, — согласился Адвиаг. — Только пару дней надо подождать. Настроение свиняки трон-нутого сейчас унылое, подозрительное и гневливое, но дня через два он успокоится и потребует результатов по поиску Погибельника. Тут главное успеть ровно в ту минуту, когда император будет в состоянии между «хочу знать всё» и «хочу казнить всех». О нужном времени меня предупредят.
   — Кто?
   — Старший референт Максимилиана. С тех пор, как я прищучил Лолия, референт считает, что в долгу у меня, и понемногу сливает информацию. Разумеется такую, которая не повредит его хозяину. Вроде того, в какую минуту с каким вопросом обращаться к императорской милости выгоднее всего.
   — Такой стукачок хотя и не фонтан, — проговорил Пассер, — но тоже небесполезен.
   — А то, — хмыкнул Адвиаг.
   Пассер бросил на него быстрый пронизывающий взгляд.
   — Дронгер, — начал он осторожно, — а с чего вдруг ты так взъярился на этого Лолия? Мало ли влиятельного хамья ты в своей жизни видел.
   — Не знаю, — ответил Адвиаг. — Что-то вдруг взбесил до невозможности.
   — В разговоре с ним ты упомянул Винсента Фенга.
   — И что? — с холодной злостью спросил Адвиаг.
   — Ничего, — поспешно ответил Пассер. Немного помолчал и решился: — Дронгер, Фенг уехал для того, чтобы начать новую, совершенно самостоятельную жизнь подальше от Алмазного Города. Разве ты спасал его не для этого? Тогда зачем ты вот уже полгода разыскиваешь Фенга?
   — Я не собираюсь вмешиваться в его жизнь. Но Винсент наивен и беспомощен как пятилетнее дитя. Я всего лишь хочу убедиться, что с ним всё в порядке.
   — Ну-ну, — кивнул Пассер. — А сколько лет было твоей дочери, когда она умерла от реммиранги? Пять? И сейчас ей было бы девятнадцать, как Фенгу?
   — Причём здесь моя дочь?! — взъярился Адвиаг.
   — Притом, что когда ты найдёшь Фенга, то постарайся определиться, чего ты действительно хочешь — помочь ему во имя пресвятого или изображать из себя папочку. Либо ограничивайся стандартной благотворительностью, либо усыновляй мальчишку официально! Фенг слишком честен и прямодушен для половинчатых отношений. Потому и сбежал от тебя куда глаза глядели.
   — Малнира хотела со мной развестись, — тихо сказал Адвиаг. — Но я поклялся, что найду Винсента. Если только он жив…
   Пассер накрыл ладонью его запястье.
   — В данной ситуации лучшая новость — отсутствие новостей. Если бы с Фенгом случилось что-то плохое, ты бы узнал об этом через полицейские сводки. Ведь там есть ДНК всех, кто хоть как-то попадает в поле зрения полиции: и жертв несчастного случая, и преступников, и потерпевших. В сводках есть все — и живые, и мёртвые. Если в списках нет ДНК Фенга, это означает что жизнь его в полном порядке.