— Ни-че-го, — чеканя каждый слог, ответил Адвиаг. — Грызня титулованных крыс для ваших коллег ни малейшего интереса не представляет. В будущем это, возможно, станет темой для анекдотов, но сейчас никому нет никакого дела до публичного сожжения ни в чём не повинного парня. И девушки.
   Северцев опустил глаза.
   — От меня-то вы что хотите? — сказал он тихо.
   — Мщения, — с ненавистью проговорил Адвиаг. — Единственное, что мне осталось, это месть.
   — Я не снайпер, — ответил Северцев, — и в исполнители для заказного убийства политуправленцев высшего звена не гожусь.
   — От вас этого и не понадобится, — вперил в него горячечный взгляд Адвиаг. — Я отдаю в ваше распоряжение всю мощь моей службы: деньги, людей, технику — всё. Я выполню любой ваш приказ. Причём «любой» означает действительно любой. Я даже ботинки вам вылижу, если вы того пожелаете. Но взамен я требую г о ловы Максимилиана, Филиппа и Мариуса Вардеса.
   — А что вам мешает взять их самому?
   Пассер встал из-за стола, подошёл к Северцеву и сел рядом с ним на пятки.
   — Миша, ты не понимаешь. Ты плебей. Простокровка. Ты не способен понять, как слепой не понимает, что такое цвет. — Пассер криво усмехнулся: — Мы не можем ничего сделать. Они выше нас, Миша. Низшие не смеют противиться высшим. Это закон крови. Презреть его могут только плебеи. Ваша кровь — это хаос. Наша — часть структуры. Элемент конструкции, именуемой Бенолийская империя. А деталь никогда не противоречит законам конструкции. Плебеи рождены хаосом и в хаосе. Вы можете отвергать и принимать любые законы. Или создавать собственные. Вы, плебеи. Но не мы, аристократия.
   — В антиправительственных партиях, — возразил Северцев, — полно аристократов. Причём среди руководящего звена, которое все восстания и организует. Причина проста — в современном мире хорошее образование вождю требуется не меньше яркой харизмы. А в Бенолии дворянину получить доступ к образованию несравненно легче, чем плебею. И встаньте, пожалуйста, — добавил Северцев. — Я к своему счастью, не император.
   Пассер поднялся, отступил на шаг.
   — К тому же, — глянул на него Северцев, — все дворцовые перевороты, в итоге которых императоры с наследниками лишались головы, осуществлялись именно придворной аристократией.
   — Это было только в тех случаях, — возразил Адвиаг, — когда аристократ становился фактическим правителем империи при слабом государе и столь же никчёмных наследниках. Тогда аристократ был императором истинным. А официальный государь и наследники не более, чем ширмами. Закон соподчинённости высшей и высокой крови не нарушался. В настоящее время Бенолией на две трети правит Филипп и на одну треть — Максимилиан. Оба они обладатели высшей крови. Поэтому все до единого аристократы, как люди всего лишь высокой крови, могут быть только слугами трона, но не вершителями его судьбы.
   — Мой покойный друг Сайнирк Удгайрис был дээрном высшего списка, — ответил Северцев. — Он живот бы от смеха надорвал, такое слушая. Вы о карьере юмориста никогда не думали? Со сцены бы вы неплохо смотрелись.
   — Прежде чем стать реформистом и вашим другом, Удгайрис перестал быть аристократом — как фактически, разорвав отношения с семьёй, так и юридически, отрешившись от родового имени. То же самое касается и всех ваших мятежных дворян. Пусть у большинства из них титул и оставался, ведь для мятежника это хорошая ширма, но собственно аристократами такие люди уже не были.
   Северцев пренебрежительно дёрнул плечом.
   Пассер посмотрел на него с усмешкой, сказал:
   — Вы ведь ни разу не прдумали о дворянах-реформистах как об аристократах, верно? Вспоминали об их титулах, только если это было выгодно с точки зрения конспирации. Но собственно дворянами они для вас не были никогда.
   — А вам-то какой во всём этом интерес? — глянул на него Северцев.
   — На свадьбе Герни… Дронгера Адвиага я был дружкой. И должен был вести к алтарю невесту его сына.
   Северцев опустил глаза.
   — Мне жаль, что всё так случилось. Но ничем помочь вам я не смогу.
   — Почему?
   — Я революционер, а не заговорщик.
   — Михаил Семёнович, — сказал Дронгер, — я отдаю свою службу вам, а вы можете передать её кому угодно, в том числе и вождям центристской партии. Ведь всё, что вам надо для осуществления вашей революции — это подмять под себя конкурентов, сделать их если не союзниками, так хотя бы не противоречащими вашей воле вассалами. Поэтому не всё ли вам равно, за счёт каких средств вы займёте лидирующее положение среди реформистов — на деньги ВКС или используя мою стабилку? А всё, что надо мне — это увидеть головы императора, престолонаследника и генерального инспектора ВКС на штырях ограды Алмазного Города. Большинство ваших однопартийцев желают того же самого, так что интересы у нас совпадают. Можем сотрудничать.
   — Нет, директор, интересы у нас не совпадают ни на йоту. Мы хотим равенства социальных прав и обязанностей, свободного экономического развития, гласности правительственных решений. А вы жаждете залить Бенолию кровью во имя личной мести. Нам не о чем говорить.
   — Что бы вы сами нам предложили, зайди речь о сотрудничестве? — спросил Пассер. Он прошёл за стол, сел рядом с Дронгером.
   — Хм-м… — задумался Северцев. — Отстранить от власти Максимилиана и Филиппа. Однако законным способом, через официальное отречение. На престол посадить того наследника, который согласится передать законодательную власть парламенту, чтобы фактическим главой государства стал всенародно выбранный госпредседатель. Ну это такое безобидное наименование президента, чтобы аристократическую часть населения не шокировать. А чтобы сами выборы нормально прошли, надо сразу же после дворцового переворота легализовать существование всех ныне запрещённых партий и провести свободные общенародные выборы как парламента, так и госпредседателя. Пусть реформисты осуществляют свои идеи парламентским голосованием, а не уличными боями с правительственными войсками. Бенолийцы сами выберут, какие из идей предпочтительнее и какая из партий наилучшим образом будет управлять страной на благо её граждан. Соответственно, всё население Бенолии сразу после дворцового переворота должно быть уравнено в социальных правах и обязанностях с дээрнами высшего списка. Это не даст аристократии повода кричать, что у них отбирают то, что принадлежало им на протяжении столетий, и одновременно сделает сам факт существования системы дворянских титулов бессмыслицей, поскольку никакой реальной выгоды в них больше не будет. Госпредседателю и парламенту только и останется, что принять давно уже со всех сторон обмусоленный и выверенный пакет законов об антимонопольных мерах и поддержке малого и среднего предпринимательства. Бенолия станет демократической президентской республикой, пусть и с довеском в виде фиктивного императора. А в финале реформистской программы, лет через десять, максимум через пятнадцать, сразу после выборов очередного госпредседателя, мы проведём референдум, на котором будет поставлен всего один вопрос: «Должен ли император отрешить от родового имени всех членов своей семьи и сам отречься от престола?». Таким образом монархия будет ликвидирована тихо и бескровно.
   — Бенолийцы никогда так не проголосуют! — вскричал Пассер.
   — Проголосуют, — уверенно сказал Северцев. — Это уже наша забота. При таком изобилии республиканских партий, как в Бенолии, недостатка в убедительных пропагандистах не будет.
   — Это невозможно! — грохнул кулаками по столу Адвиаг. — Чтобы свора грязнокровых плебеев решала судьбу императора! — вскочил он. — Холопам не дано определять поступки богоизбранного государя, наместника пресвятого в этом мире! Никто не смеет покушаться на божественное право императора!
   Северцев рассмеялся.
   — Однако богоизбранность Максимилиана и Филиппа не помешла вам искать для них киллера. Так почему же вы не хотите возблагодарить пресвятого за то, что он сделал правителем Бенолии и властелином вашей личной судьбы тупого садиста, а в преемники ему прочит столь же скудоумного маньяка? Тем более, что ваши собственные жертвоприношения на алтарь богоизбранности уже готовы — это Винсент Фенг и Ринайя Тиайлис.
   Дронгер попятился, опрокинул стул.
   — Это запрещённый приём, — сказал он. — Так дискуссии не ведут. — Дронгера била дрожь.
   — А я с вами и не дискутирую. Вы пленитель, я пленник. Мы на войне, Адвиаг.
   — И ваши удары сокрушительны, — тихо проговорил Пассер.
   — Зато бесполезны, — покривил губы Северцев. — Мой вариант развития событий вы отвергли.
   — Думаете, его примут ваши центристские вожди?
   — Надеюсь на это. Однако если глава центристской партии и его Генеральный совет такой вариант отвергнут, а взамен не предложат ничего лучшего, продолжая настаивать исключительно на силовом решении проблемы, я из центристской партии уйду.
   — Но ваша клятва… — пробормотал ошарашенный Пассер. — Вы ведь давали присягу!
   — Да, вы правы, нарушение клятвы всегда и позорно, и бесчестно. Однако бывают случаи, когда соблюдением клятвы опозоришь и обесчестишь себя несоизмеримо больше, чем её нарушением. К тому же, если придерживаться буквы присяги, то и тогда я должен буду отказаться от центристов, поскольку клялся выполнять приказы, которые идут на пользу Бенолии, а не во вред. В условиях, когда излишек политического напряжения можно снять тихим дворцовым переворотом, а силовую революцию заменить бархатной, силовое решение проблемы становится преступлением.
   — Зато гарантирует верховное положение вашей партии, — возразил Адвиаг.
   — Я присягал служить народу Бенолии, а не собственным амбициями и, тем более, не властным устремлениям моих лидеров.
   Адвиаг поднял стул, сел.
   — Вы понимаете, что если эти слова услышат ваши вожди, то вам, по всей вероятности, будет вынесен смертный приговор как предателю?
   — Не по всей вероятности, а точно вынесут, — усмехнулся Северцев.
   — Но почему тогда вы связались с центристами? И так абсолютно верны им?
   — Как видите, не абсолютно.
   — Не понимаю. Почему?
   — Потому что я верен присяге, которую давал по собственной воле и свободному выбору. Я клялся служить народу Бенолии.
   Адвиаг опустил голову. Несколько мгновений молчал. Потом вперил в Северцева острый пронзительный взгляд.
   — И во имя этой клятвы вы переступите даже через жизнь сына?
   — Мой сын уже мёртв, — ответил Северцев.
   — Ошибаетесь. Пока Авдей в ведении Преградительной коллегии. Но я могу перевести его в своё СИЗО и дать возможность сбежать, помогу добраться до Большого Кольца.
   Северцев только головой покачал.
   — Лжёте. Авдей не в Преградительной коллегии, а у братков. Иначе бы вы давно уже привели бы его сюда в кандалах и с синяками по всему лицу, да ещё бы и в пыточное кресло у меня на глазах засунули. А потом всё равно бы убили. Приёмы вашей конторы известны всем и каждому. Любого, кто к вам попал, сразу надо считать покойником. Однако Авдея здесь нет. Значит он находится вне зоны вашей досягаемости. Но всё равно мёртв… — Северцев отвернулся, судорожно сглотнул.
   — Почему вы так думаете? — спросил Пассер.
   — Братки убьют Авдея не позже, чем через сутки после того, как он у них окажется.
   — Или Авдей сбежит от них.
   — Маловероятно. Но даже если и так, то лучше думать об Авдее как о мёртвом, и потом обрадоваться его возвращению, чем надеяться на жизнь, но узнать о смерти.
   Адвиаг бросил на него быстрый короткий взгляд и стал внимательно рассматривать столешницу.
   — Почему вы думаете, что братки убьют Авдея? Ведь для них он живое воплощение бога, его посланник и Избранник.
   — Года два назад у них с дедом зашёл разговор о Пророчестве, Избранном и прочих составляющих этого действа. Авдей сказал, что избранность — это удел рабов. Стать рабом мой сын не согласится никогда. А значит для братиан он не только бесполезен, но и опасен. Сам факт существования Избранника, отвергающего Пророчество, превращает их братства в бессмыслицу. Так что братки Авдея убьют. Или уже убили.
   Адвиаг, сильно надавливая пальцем, рисовал на столешнице абстрактный узор.
   — Вы так уверены в его смерти…
   — Авдей — людь. А рабов никто и никогда людьми не считал, не считает и считать не будет, потому что рабы — это всего лишь вещи, а не люди.
   — Странно слышать такое от мятежника.
   — А восставшего раба никто и никогда рабом не называет. Даже его бывший владелец. Именно потому, что он бывший владелец бывшего раба. В настоящем и тот, и другой называются иначе.
   — Бывший раб называется мятежником, — ядовито сказал Дронгер.
   — А бывший владелец — тираном, — согласился Северцев.
   — Михаил Семёнович, — сказал Пассер, — что ответил Авдею ваш тесть?
   — Свою любимую фразу: «Всеблагая мать не дура». И пояснил, что Таниара никогда не станет превращать своих детей в баранов, посылая им пастуха. Она знает, что у людей хватит ума и самим во всём разобраться и принять верное решение. И тут же добавил, что Лаорана тоже никогда дураком не считал. Пророчество ведь одинаково и для таниарцев, и для лаоран.
   Адвиаг по-прежнему смотрел в столешницу.
   — Так вы отказываетесь от моего предложения?
   — Отказываюсь, — твёрдо сказал Северцев.
   — Это расстрел, — предупредил Адвиаг.
   — А я пряников и не ждал, — с усмешкой ответил Северцев.
   Адвиаг ткнул пальцев в кнопку вызова конвоя.
   — Почему, Берт? — спросил он, когда дверь за Северцевым закрылась. — Почему он отказался?
   — Не знаю. Но я никогда ещё не чувствовал себя униженным больше, чем сегодня. Даже когда был вынужден изъявлять своё верноподданнейшее почтение Максимилиану.
   — Почему Северцев отказался? — повторил Дронгер. — Почему?
* * *
   Время близилось к полуночи двадцать девятого ноября.
   «Через двадцать пять минут тридцатое, будь оно проклято», — подумал Николай.
   Он сидел в дешёвом полутёмном баре, крутил в ладонях стопку водки. Ни пить, ни жить не хотелось.
   Коллегианцы разбежались по собственным убежищам, Авдея же Николай привёз на одну из квартир Цветущего Лотоса, рассудив, что собственная территория — последнее место, где братки будут искать беглецов.
   Всё так бы и было, не заявись получасом позже на эту же квартиру один из старших братьев со своим любовником. Добродетельный джентльмен посчитал, что резервная явочная квартира — идеальное место, где можно сполна насладиться ароматами жёлтых цветов.
   Догадаться, что в квартире уже есть постояльцы, было нетрудно. Браток решил проверить, кто именно. Спустя полчаса в квартиру ворвались боевики Цветущего Лотоса.
   Николай сумел уйти от них через балконы соседних квартир. Выбрался на лестничную клетку, вызвал полицию, наговорив им о краже со взломом. Как бы ни обернулось дело, а полиция и, вслед за ней, охранка были бы для Авдея в сотню раз безопаснее братства.
   Однако полицейские разминулись с боевиками всего на одну минуту. Следы борьбы и похищения в квартире были самые что ни на есть явственные, и стражи закона тут же перекрыли квартал, начали проверять всех подряд, но было уже поздно. Авдея увезли.
   А через четыре часа по всем каналами стерео пошла реклама, что тридцатого ноября в цирке Мальдауса на дневном представлении будет выставлен на битву со львами Погибельник и мятежник, оскорбитель ВКС Авдей Северцев.
   Николай швырнул стопку в стену, бросил на барную стойку деньги и вышел на улицу.
   Безнадёжно. Совершив предательство единожды, он словно пачкал проклятием всё, к чему прикасался.
   — Но почему Авдей? — бормотал Николай. — За что Гюнтера? Ведь я же виноват, я! Так почему кара за мои грехи падает на других?
   В кармане запиликал мобильник. Судя по мелодии, звонят с какого-то незнакомого номера.
   — Да, — ответил Николай.
   — Вы меня не знаете, — сказал молодой мужской голос. — Но Авдей наверняка говорил обо мне. Я Кандайс Джолли.
   — А… Как… — только и смог выдавить Николай. Чтобы ему вот так просто позвонила одна из самых ярких и стремительно восходящих звёзд спортивных единоборств?
   — Откуда вы знаете мой номер? — спросил Николай.
   — От Винсента Фенга. Я был у него на свидании. В некоторых случаях у спортсмена возможностей больше, чем у директора службы охраны стабильности.
   — Но… Я не понимаю… Брось шутить, кретин! Юморист кляченый!
   — Нам нужно срочно встретиться. Ради Авдея нужно! Вы знаете, где находится мегамаркет Освальда?
   — Да пошёл ты!!!
   Николай оборвал связь. Но спустя три минуты пошла эсэмэска.
 
    Мегамаркет Освальда, 44 этаж, клуб «Белая Роза». Жду Вас у входа. Вы ведь ничего не потеряете, если просто подойдёте к входу в клуб, верно?
    С уважением. К. Дж.
 
   Терять Николаю действительно было нечего.
   «Хоть морду засранцу начищу. Всё дело».
   …У входа в клуб какой-то наурис в куртке с большим и широким капюшоном разговаривал с охраной. Николай глянул на его дорогие штаны, ботинки ценой не меньше, чем в сотню дастов. «Что от меня надо этому пижону? Откуда знает об Авдее? Неужели он и правда сам Кандайс Джолли?!»
   Кандайс подошёл к Николаю.
   — Доброй ночи, — поздоровался знаменитый боец. — Хотя какая тут доброта…
   — Вы… — Николай запнулся. — Вы действительно Кандайс Джолли… Настоящий!
   — В первую очередь я друг Авдея Северцева. Вам, насколько я понял со слов Винсента Фенга, Авдей тоже не безразличен?
   У Николая сжалось сердце.
   — Да, — сказал он тихо.
   — И вы хорошо знаете цирк Мальдауса.
   — Оттуда невозможно сбежать! — с отчаянием проговорил Николай. — Я уже всё перебрал и передумал. Сбежать невозможно…
   — О побеге после. А сейчас надо передать Авдею вот это. — Кандайс протянул Николаю круглую деревянную пластинку, на которой была вырезана лаоранская звезда.
   Древесина, насколько мог судить Николай, сибирский кедр. В Иалумете она ценилась на вес золота, вывезенные с Земли Изначальной деревья прижились всего лишь на одном крохотном островке какой-то из планет в центральных секторах.
   Николай печально улыбнулся.
   — Вы щедры на подарки, многочтимый. Но Авдею драгоценности уже ни к чему. Тем более, что он атеист и святая звезда предвечного круга его не утешит.
   — Дело не в религии, — возразил Кандайс. — Это звезда Винсента Фенга. Он отдал её мне на свидании. Передача священных символов официальной церкви не запрещена даже приговорённым к смерти… Звезда заряжена милтом, Николай. Она не позволит львам подойти к Авдею.
   — Нет, — качнул головой Николай. — Мальдаус никогда не был настолько глупым, чтобы смеяться над милтуаном. Тем более, если на арену надо будет выпускать гирреанца. Авдея проверят, многочтимый. Очень тщательно проверят.
   — Меня зовут Кандайс! — разозлился знаменитый боец. — Канди, если хотите.
   Николай горько улыбнулся.
   — Хороший ты пацан, Кандик. Реальный. Но это невозможно. Звезду у Авдея отберут.
   — Это горский милтуан, а не полесский! О нём на большой земле вообще никто ничего не знает. В горах совершенно иные приёмы управления милтом. Проверяющие просто не поймут в чём дело, не догадаются.
   — Ну допустим… — задумался Николай. — Нет, всё равно догадаются. Атеист, и вдруг надевает звезду предвечного круга. Даже кретин поймёт, что здесь что-то нечисто.
   — Вот поэтому и надо, чтобы все знали о том, что это подарок друга, и что Авдей надевает звезду из дружеских, а не религиозных чувств.
   — Это, пожалуй, прокатит, — согласился Николай. — Одно плохо: из Авдея милтуанщик как танцор из паралитика.
   — Винс это предусмотрел, — сказал Кандайс. — Звезда заряжена как очень сильный детский о берег. Горцы вешают такие своим малышам, которые ещё не могут управлять милтом, для того, чтобы детей не покусали собаки и свиньи. Животные просто не подходят к тому, у кого есть такой оберег. Винс использовал те же технологии, только настроил оберег на тигров и львов. К счастью, другого зверья у Мальдауса нет, а милтовибрации этих кошек Винс изучил, пока в цирке работал.
   Николай посмотрел на Кандайса с настороженностью.
   — Изготовление милтуанного оберега требует не меньше восьми часов. А свидание со смертником длится не более десяти минут.
   — А Винс его заранее сделал. Сразу, как только узнал о том, что Авдея отправили в цирк, начал делать оберег. С одной стороны, чтобы о собственной казни не думать, с другой — понадеялся на наш гирреанский авось. Вдруг да чудо произойдёт, и оберег получится передать.
   — И чудо произошло, — сказал Николай. — Точнее, пришло.
   Он взял у Кандайса звезду.
   — Я передам. Сейчас же и передам. Я действительно знаю, как это сделать. Я передам.
   Кандайс посмотрел на него, кивнул.
   — Спасибо. Я пойду?
   — Да, — кивнул Николай. — Мне надо спешить.
   Кандайс крепко обнял Николая.
   Николай прикоснулся губами к его щеке.
   — Всё будет хорошо, — сказал он тихо. — Милтуан — это отсрочка. А любая отсрочка работает на нас. Нет тюрьмы, из которой нельзя убежать.
   Николай пожал Кандайсу плечо и пошёл к лифту, на ходу вызвал такси. В цирк попасть надо было как можно скорее.
= = =
   Лиайрик с интересом посмотрел на Маргариту.
   — Теперь ты собираешь срочную сходку.
   — Только делает она это в более разумное время, — буркнул Тромм.
   — Так что случилось? — спросил Лиайрик.
   — В космонете появился новый виртуальный клуб, — сказала Маргарита.
   — И что за пыль там клубится? — поинтересовался Тромм.
   — Вполне возможно, что смертоносная. Для нас. — Она немного помолчала. — Один умник сообразил, что до Раскола корабли Ойкумены не только летали в безвоздушном невесомом пространстве, но и безопасно проникали сквозь стены капсулы.
   — Новость, — фыркнул Лиайрик.
   — Не торопись, — сказала Маргарита. — Однако эти корабли очень плохо летали в капсуле, где невесомости и безвоздушного пространства нет. Тогда были созданы Врата, где грузы с кораблей внешнего пути перегружали на корабли капсульные. Причём все данные об этапах и деталях процесса постройки внешних кораблей сохранились и после Раскола. Современные технологии позволяют так модифицировать внешние корабли, что становится возможным установить на них два типа двигателей — нейтринный и силокристаллический. Что позволяет пусть и плохонько, но добраться до Земли, Келлунеры и Вайлурийны.
   — И припасть ко всем трём истокам нашей цивилизации, — громыхнул кулаком по подлокотнику кресла Тромм. — Гении, мать их…
   — Как бы то ни было, — сказал Маргарита, — а в этом клубе уже полным ходом идут виртуальные испытания и собираются пожертвования для испытаний реальных. Благотворителей у клуба хватает.
   — Конфисковать счета… — начал Тромм.
   — Не получится. Каждое вложение проводится через нескольких посредников, которые постоянно меняются, и отследить конечную точку трафика невозможно. Клуб теряет на этом четверть получаемых сумм, зато счета их недосягаемы.
   — Однако можно найти самих клубников.
   — Да, — кивнула Маргарита. — Примерно через месяц следствие вычислит и держателей сайта, и постоянных посетителей. Только к тому времени появится не меньше десятка новых клубов того же сорта. А дальше они будут плодиться как поганки после дождя. Вы не забывайте, мечта о возвращении в Ойкумену — это основа нашей цивилизации.
   Лиайрик злобно хлестнул хвостом.
   — Сколько раз вам говорил — война нужна! В бою научными изысканиями заниматься некогда. А вы всё миндальничаете.
   — Ты уверен? — спросил Тромм. — Ты можешь гарантировать, что это спасёт ВКС? Я всё ещё офицер космостражи и не хочу допускать напрасного кровопролития.
   — Если эти умники построят свои корабли, то доживать остаток своей жизни ты будешь в тюрьме Контролёров! Или ты надеешься, что Ойкумена позволит нам по-прежнему править Иалуметом, вместо того, чтобы прислать своих наместников?
   — И всё же война — это крайняя мера. Надо постараться обойтись без неё.
   — Не знаю, как там с крайностью, — сказала Маргарита, — а вот то, что война будет бесполезной, это однозначно. Ты, Лий, готовишь боевые действия на границе Северного и Западного пределов, тогда как клуб появился в директории Южного. Там не знамений ждут, а мудрость ищут, и потому способ посворачивать нам бошки обретут не в пример быстрее западных мятежников, не говоря уже о сдвинутых на Избраннике северянах.
   — Две войны — это много, — вздохнул Лиайрик. — Две столь обширных горячих точки сразу нам под контролем не удержать. Значит, воевать надо только на Юге.
   — А что ты будешь делать с западными мятежниками? — ехидно поинтересовалась Маргарита.
   — Война на Юго-Западной линии? — задумался Лиайрик. — Только погорячее, чтобы и на северной границе Западного предела было некогда думать ни о чем другом, кроме помощи границе южной.
   — У тебя что, ни для чего иного, кроме как для войны, ума не хватает? — ядовито спросил Тромм.
   — А ты что предлагаешь?
   — Открыто предложить клубам патронаж ВКС, — сказал Тромм.
   — Лучший способ задушить любую инициативу, — заметила Маргарита, — это её организовать и возглавить.
   — Элегантная формулировка, — ехидно похвалил Лиайрик. — А в конкретике это как выглядеть будет?