Вудивисс Кэтлин. Так велика моя любовь

   — На прошлой неделе Максим сообщил мне, что фы — не его невеста, — объявил он.
   — Если бы вы, Николас, спросили меня об этом на борту корабля, я бы ответила, что даже не знаю этого человека, — с упреком проговорила Илис. — Но вы с таким усердием скрывали от меня имя моего похитителя, даже не допуская возможности ошибки. Мы бы смогли избежать этих неприятностей, если бы вы все рассказали мне.
   — У меня не было повода предполагать, что Фич и Спенс ошиблись, — со всей осторожностью принялся объяснять ганзейский капитан. — Зная, что фы принадлежите другому, я фсеми силами стремился оставаться беспристрастным. — Замолчав, он провел пальцем по нежной ладони девушки. — Но я потерпел неудачу.
   Илис взглянула на Максима и внезапно ощутила, как в ней поднимается раздражение против него. Он с насмешливым видом бесшумно хлопал в ладоши, выражая тем самым восхищение разыгрываемым ею спектаклем. Глаза девушки сузились, и ее охватила жгучая ненависть. Она на все пойдет ради того, чтобы смести эту ухмылку с его лица!
   — Николас! — Ее голос прозвучал, словно божественная мелодия, он был слаще меда. Капитан встрепенулся и посмотрел на нее, утонув в глубине синих глаз. — Лорд Сеймур говорил мне о вашем желании, и я польщена, что ко мне в гости прибыл такой джентльмен.
   При этом заявлении зеленые глаза округлились, а рыжеволосая голова Максима дернулась, ударившись о высокую спинку. Он на секунду отвел взгляд, а когда снова повернулся к девушке, его выгнутые брови только подчеркивали скептическое выражение лица. В ответ на возмущенный взгляд Илис он осуждающе покачал головой.
   — Я привез фам подарок, — заявил Николас.
   Выпустив руку девушки, он пересек зал и схватил длинный цилиндрический сверток, который еще раньше принес Спенс. Примчавшись назад, он развернул его и расстелил перед девушкой роскошный турецкий ковер.
   — Для фаших апартаментов, чтобы фашим ножкам было тепло.
   — О, Николас, он такой необыкновенный! Это прекрасный подарок.
   — Для необыкновенной и прекрасной дамы, — пробормотал он.
   — Ваша щедрость безгранична. Сожалею, что не могу сделать вам ответный подарок.
   — Фаше общество будет самым ценным для меня подарком.
   Максим поднялся. Эта пара начала раздражать его.
   — Я достаточно долго слушал ваш щебет, — произнес он. — Пойду-ка прогуляю Эдди. Не знаю, когда вернусь.
   — Нет надобности торопиться, — ответил Николас, обрадованный его уходом. — Мы не будем скучать ф твое отсутствие.
   — О, в этом я не сомневаюсь! — Максим даже не пытался скрыть сарказм.
   Он поднялся по коротенькой лестнице и вышел во двор. Громкий стук захлопнувшейся двери указал на то, что он покинул пределы зала. Илис тут же язвительно заметила своим мелодичным голоском:
   — Бедняга. Он все еще тоскует по Арабелле. — Ее внимание вновь обратилось на ганзейского капитана, который поудобнее устроился в кресле. — Николас, расскажите, в каком состоянии мои капиталовложения?
 
   Максим вернулся только поздним вечером и обнаружил Фича и Спенса, сидящих спиной друг к другу на скамье перед очагом. Каждый из них обеспокоенно следил за своей половиной зала. Готовые сразиться с любым привидением, они вооружились дубинами. Когда хозяин замка распахнул входную дверь, они подскочили с испуганными возгласами и приняли боевую позицию.
   От их громких воплей даже у Максима, который не верил в привидения, волосы встали дыбом.
   — Прекратите! — рявкнул он. — Вы мертвого разбудите!
   — Просим прощения, милорд, — извинился Фич и попытался унять бившую его дрожь. — Мы боялись, что мертвые уже проснулись.
   — Здесь нет привидений! — с настойчивостью произнес Максим, стягивая перчатки. — Если у вас есть желание, можете спать в комнате позади конюшни, но только пока я здесь. Когда я уеду, вам придется укладываться в зале и охранять девушку.
   — Да, милорд.
   Слуги подхватили свои тюфяки и дубины и поспешно покинули просторный зал. Максим же стал медленно подниматься наверх. Он продрог до костей, и у него от холода стучали зубы. Чтобы хоть немного защититься от гулявших по замку сквозняков, он поплотнее закутался в плащ, закинув полу на плечо.
   Неровный свет, мелькавший на втором этаже, возбудил его любопытство. Он прошел вперед и вгляделся в сумрак короткого коридора. Илис стояла в проеме двери, ее силуэт выделялся на фоне огня в камине. Девушка накинула на плечи одеяло, из-под которого выглядывал кружевной подол нижней юбки. Она стояла на каменном полу босиком, и Максим мог с полной уверенностью заключить, что ее крохотные ножки холодны как лед.
   — Что случилось? — спросил он, направившись к ней.
   Он заметил, что она дрожит. В чем же причина, удивился он, неужели сквозняк? Пламя свечи освещало ее лицо, и он увидел, что в устремленных на него глазах застыло обеспокоенное выражение.
   — Мне приснился сон, — прошептала она и огляделась, как бы пытаясь отделить реальность от вымысла. — Мне приснилось, что папу привязали к печной трубе. Дым был такой густой, что он не мог дышать. И они ушли, оставив его там мучиться.
   Максим убрал со щеки Илис волнистую прядь.
   — Николас рассказывал вам о ритуалах ганзейцев… — Подняв голову, она в замешательстве посмотрела на него. — Они действительно это делают?
   У Максима вырвался тяжелый вздох.
   — Они требуют, чтобы ритуал посвящения держался в строгом секрете, но Николас никогда не следовал правилам. Он считает себя чем-то вроде отщепенца. Его оскорбляет то, чем иногда занимается братство, однако он сохраняет им верность. Его мать — голландка и живет в Любеке. Его отец давно умер, но когда-то был мастером в союзе. — Заглянув в обеспокоенные синие глаза, он продолжил: — Полагаю, в один прекрасный момент Николас порвет с ними. Но вы замерзли, — добавил он и пошире открыл дверь ее спальни.
   Пламя в камине еле грело, и мрачные тени все ближе подбирались к его свету и теплу.
   — Если позволите, мадам, я подброшу дров.
   — Будьте добры, — тихо ответила Илис и с ногами забралась в кресло, стоявшее почти у самого камина.
   Максим скинул плащ и, не отрывая глаз от девушки, повесил его на спинку соседнего кресла. Илис, смущенная его вниманием, подтянула под себя голые ступни. Она не представляла, что могло вызвать у него такой интерес, однако под его пристальным взглядом ее щеки стал покрывать яркий румянец. Она испытала истинное облегчение, когда он занялся камином.
   Опустившись на одно колено, Максим помешал угли, положил на них сначала горсть лучин, а потом несколько поленьев.
   — Ну вот, теперь вы согреетесь.
   — Лорд Сеймур… — Голос девушки был едва слышен.
   — Нет надобности в подобных формальностях, Илис, — повернувшись к ней, сказал Максим. — У меня больше нет права на титул.
   — И все из-за моего дяди.
   — Должно быть, вы уже сотню раз слышали эту историю, — заметил он. — Думаю, объяснять не надо.
   Илис зажала ладони между коленями и оглядела комнату. Когда же Максим принялся щепать лучину, взгляд девушки, в котором с каждой секундой разгоралось любопытство, опять остановился на нем. Получив пищу, языки пламени весело взметнулись вверх, отбрасывая золотистые блики на жесткий профиль Максима. Насколько она помнила, у нее еще ни разу не было возможности повнимательнее рассмотреть этого человека. Более того, за всю жизнь ни один мужчина не вызывал в ее сознании образа Аполлона из древних преданий. Мучивший ее вопрос: неужели такой мужчина может быть преступником? — настоятельно требовал ответа.
   — До меня доходило множество слухов о вас, милорд, и я не раз спрашивала себя, что в них — правда, а что — ложь.
   Максим рассмеялся и опустил руку на колено.
   — Вы считаете меня преступником, и поэтому мысль о том, что вы находитесь наедине со мной, вызывает у вас неприятные ощущения в желудке?
   Его слова рассердили Илис, и она гордо вскинула подбородок.
   — Я не боюсь вас.
   — Нет… я не сомневаюсь в этом. — Продолжая изучать совершенную линию ее подбородка, Максим медленно кивнул. Ему никогда не доводилось встречать женщин, обладавших таким мужеством и стойкостью. — По крайней мере вы ничем не проявили своего страха.
   — Итак?.. — настойчиво произнесла девушка.
   — Моя дорогая Илис. — Он обратился к ней так, словно собирался прочесть лекцию. — В тех случаях, когда моей жизни грозила опасность, мне приходилось обнажать свой меч и убивать людей, будь то необходимость защитить интересы королевы или наказать какого-нибудь бандита. Но искренне молю вас поверить, что я никогда не совершал убийства, особенно в собственном доме. В тот вечер я заехал домой, чтобы переодеться и отправиться на прием в честь Арабеллы. Слуга сказал, что меня ждет агент королевы. Когда я вошел в комнату, этот человек лежал возле камина. Я решил, что он упал и ударился головой, так как у него на лбу зияла страшная рана, а все вокруг было залито кровью. Позже выяснилось, что его убили ударом кинжала в спину. Это сильно озадачило меня, так как когда я осматривал его, то ничего подобного не обнаружил. Ведь в тот момент он был жив, и я собирался позвать на помощь, но внезапно услышал какой-то шорох на балконе и бросился туда. Видимо, пока меня не было, его и убили. Мы с агентом должны были встретиться наедине, наше свидание держалось в тайне, но потом Эдвард заявил королеве, что видел меня с агентом. Чтобы утверждать подобное, надо было тогда находиться на балконе.
   — Вы хотите сказать, что после того как вы отошли от агента, мой дядя пробрался в комнату и ударил его ножом? Я не могу поверить в это! Дядя Эдвард не способен убить! Он слишком малодушен для таких грязных дел.
   Ее откровенность вызвала у Максима печальную улыбку.
   — Я тоже так думал, но он под присягой подтвердил, что я там был. Зачем ему обвинять меня в убийстве этого несчастного, если он сам ни в чем не виноват?
   — Вы ненавидите моего дядю за то, что считаете, будто он обвинил вас, чтобы скрыть собственное преступление? Но в Бредбери, когда я выходила из зала, мне показалось, что вы были полны решимости убить его, не так ли?
   — Я не стремлюсь видеть Эдварда мертвым. По крайней мере пока. Мне бы хотелось, чтобы он прошел через унижение быть уличенным во лжи, воровстве и трусости. Я не могу поклясться перед судом в том, что именно он убил агента, однако у меня не вызывает сомнений, что его вина будет установлена.
   — Тем более если вы сами приложите к этому руку, правильно?
   — Сейчас Эдварду не грозит никакая опасность с моей стороны, — ответил Максим. — Полагаю, вы должны быть рады, что у меня нет возможности вернуться в Англию, — ведь это сохранит жизнь вашему дядюшке.
   — Мы с Эдвардом не кровные родственники, — призналась Илис. — Моя мать была сиротой, ее подбросили к Стэмфордам.
   — Эта новость позволяет мне по-другому воспринимать ваш характер. — Уголки его губ слегка дернулись. — У вас еще есть надежда.
   — А как же Арабелла? — продолжала Илис. — Как по-вашему, у нее есть надежда — ведь она его дочь?
   — Я никогда не понимал, каким образом Эдварду удалось произвести на свет столь прекрасное создание.
   Илис всем телом ощутила поднимавшееся от камина тепло, и впервые за весь вечер она испытала чувство комфорта и безопасности. Она опять принялась разглядывать Максима, протянувшего свои длинные тонкие пальцы к весело разгоревшемуся огню, и задумалась над тем, зависит ли ее ощущение спокойствия от присутствия этого человека в замке. Неужели Фич и Спенс кажутся ей до такой степени ненадежными защитниками, что она нуждается в обществе этого лорда-преступника?
   — Николас умеет делать приятные подарки, — проговорил Максим, кивнув в сторону ковра, расстеленного рядом с кроватью. — Он не пожалеет денег, чтобы видеть вас довольной.
   — Мне сказали, что платье, которое я надела сегодня, было куплено на ваши деньги… — Илис кокетливо приподняла бровь и добавила: — Или я должна воспринимать это подношение как возмещение за одежду, испорченную во время похищения?
   Не обратив внимания на ее язвительное замечание, Максим взглянул на свисавшее с гвоздя шерстяное платье.
   — Вам больше нечего носить на каждый день?
   Илис выпрямилась и устремила на Максима достойный королевы взгляд.
   — Разве я выражала недовольство своим гардеробом, милорд?
   Насмешливое фырканье послужило ответом на ее вопрос. Притворившись оскорбленной, Илис вытащила из-под мехового одеяла, в которое так уютно завернулась, свою изящную ручку и прижала ее к груди.
   — Вы ранили меня до глубины души.
   Взгляд Максима скользил по лицу девушки, подмечая каждую черточку. Она не только красива — она умна и обладает прекрасным чувством юмора, чего, если быть до конца честным, недоставало Арабелле. На его губах появилась улыбка.
   — Завтра же отправлю вас к портнихе. Вы сможете подобрать для себя несколько платьев. Она знает меня и запишет ваши покупки на мой счет.
   — Я в восторге от вашей щедрости, милорд.
   Максим, от которого не ускользнул сарказм, совершенно явно звучавший в ее словах, поднялся.
   — Полагаю, я злоупотребил вашим гостеприимством. Кажется, воздух опять начинает остывать.
   За время их короткой беседы камин нагрел комнату сильнее, чем за целый день, однако Илис, сделав вид, будто не поняла его тонкого намека, и не обратив внимания на устремленные на нее зеленые глаза, пожала плечами:
   — Как пожелаете, милорд.
   Максим взял плащ и направился к двери, но остановился и обернулся:
   — Вам понадобятся туфли и ботинки, чтобы у вас не мерзли ноги. В Гамбурге есть башмачник — вы можете заказать у него все, что необходимо.
   — Я поеду туда с Фичем и Спенсом? — невинным голоском осведомилась она.
   — Естественно, нет! — со смешком ответил Максим. — Как только вы появились бы в городе, вам пришлось бы запереть их в клетку. Я выполню эту обязанность сам.
   — И представите меня как свою племянницу? Если и так, вряд ли вам стоит надеяться, что я буду примерять платья в вашем присутствии.
   — Вам нечего бояться, мадам. Я не помешаю. Уверен, портнихе прекрасно известно, каким образом удержать вас.
   Раздраженно сведя брови, Илис откинулась на спинку кресла. Что собой представляет эта портниха, если он так спокойно оставляет ее с ней?
   Максим собрался было выйти, но девушка задержала его:
   — Одну секунду, милорд. — Она пристально смотрела на него, а ее тонкие пальцы беспокойно перебирали мех. — Я хотела бы сообщить, что наняла для нас повара.
   На лице Максима появилось подозрительное выражение.
   — Вот как? И где же вы его нашли?
   — С помощью Николаса.
   — Не сомневаюсь, что этому предшествовали ваши страстные мольбы и сладкоголосые уговоры! — отрезал он. Однако его самого страшно удивило, почему эта новость вызвала у него ярость. — Николас никогда не прислал бы мне своего повара, не пообещай я ему взамен чего-нибудь существенного, что, по всей видимости, с большим желанием и охотой сделали вы… — В его голосе зазвучало осуждение. — И это тогда, когда я находился рядом!
   — Вас волнуют деньги, которые вы можете потерять, — встряхнув головой, накинулась на него Илис. — Вы не задумываетесь о том, что мы можем умереть с голоду, прежде чем вы отыщете кухарку. Тем, что Николас разрешил своему повару работать на вас, он проявил присущее ему сострадание.
   — Это вы так считаете! — взвился Максим. — Неужели вы не видите, что Николас полон решимости заполучить вас…
   — В качестве своей жены! — резко закончила за него девушка, вскакивая с кресла. Интуиция подсказывала ей, что Максим подразумевал совсем другое.
   Максим тяжелым шагом двинулся к девушке и остановился перед ней, устремив на нее горящие яростью глаза.
   — Вы хотели сказать — в качестве своей любовницы! — Его ответ скорее походил на гневный вопль.
   Разозлившись, Илис со всей силы толкнула его, но Максим даже не покачнулся, и единственным достижением девушки было то, что одеяло соскользнуло и обнажило ее плечи. Она даже не заметила этого, так как ненависть лишила ее способности рассуждать здраво. Она размеренными ударами била его в грудь, приговаривая:
   — Убирайтесь! Вон отсюда!
   Взгляд Максима устремился туда, где под сорочкой выступала округлая грудь девушки. Сквозь прозрачную и тонкую, как паутинка, ткань, были видны соски. Это напомнило Максиму, что перед ним — красивая женщина, однако он пришел в бешенство оттого, что она позволяет себе так беззастенчиво обнажаться перед ним. Значит, она так дерзка? Лишена присущей женщинам целомудренности? Смела? Если она демонстрирует перед ним полное отсутствие скромности, то что же тогда будет дозволено лицезреть Николасу?
   Однако его гнев на Илис очень скоро угас, уступив место огненной страсти. Но это только разозлило Максима. Сжав зубы, он пытался бороться с возраставшим желанием. Разгоряченная кровь быстрее заструилась по жилам, у него застучало в висках. Сегодня вечером он видел светскую даму с хорошими манерами, ласковую, доброжелательную и красивую. Она показалась ему исключительно привлекательной. Теперь же перед ним была разъяренная фурия, возбуждавшая его до крайности. Ее кожа, освещенная золотистыми всполохами огня, переливалась подобно жемчугу, а соблазнительная ложбинка пряталась от него в тень. Внезапно ему безумно захотелось схватить девушку и дать волю долго сдерживаемой страсти.
   Максим стал наклоняться к Илис, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает. Запах свежести, исходивший от нее, затуманил его сознание и подстегнул эмоции. Ему стоило огромного труда сдержать себя.
   — Женщина, ты считаешь меня бесчувственным евнухом? — хрипло произнес он. — Прикройся, пока я не пролил твою девственную кровь.
   У ошарашенной Илис перехватило дыхание, и она, мгновенно зардевшись, отскочила, торопливо подняла с пола одеяло и завернулась в него. Пристыженная его справедливым упреком и со всей ясностью осознав свою неосторожность, она не сразу решилась посмотреть на него.
   Не отрывая от нее глаз, Максим продолжал бороться с собой. Его ноздри раздувались, губы были плотно сжаты.
   — Я отправился в Англию за невестой, — наконец процедил он, — и если бы не вы, я привез бы ее сюда, теплую и готовую отдаться мне. Я нормальный мужчина со свойственными ему желаниями, и если вы, мадам, будете проявлять подобную беспечность, то вскоре окажетесь в моей постели. Я не из тех, кто способен оскорбить даму, но теперь, когда Арабелла навсегда для меня потеряна, мне сойдет любая. — Жесткий взгляд его зеленых глаз буравил ее насквозь. — Полагаю, вам, мадам, известно, что многие джентльмены, поддавшись страсти и взяв женщину силой, глубоко раскаивались в содеянном, но было уже поздно.
   Он резко повернулся и вышел, а Илис еще несколько секунд ошалело смотрела ему вслед. Однако безудержная ярость, ярким огнем воспылавшая в ее душе, привела девушку в чувство. Подлетев к двери, она в сердцах закрыла ее.
   Как он смеет угрожать ей изнасилованием?! Она заперла дверь. Неужели он считает ее какой-нибудь шлюхой, которая будет терпеть все его выходки, вызванные разыгравшейся похотью? Она беспокойно зашагала по комнате.
   О небеса, завтра она ему все выскажет! Она сметет его словесным потоком, она постарается своими оскорблениями глубоко ранить его!

Глава 11

   Бывший маркиз сидел верхом на своем жеребце, опустив руки на луку седла. Под лесистым обрывом мирно текла река, сжатая покрытыми снегом берегами. Белые снежные шапки, укрывавшие сосны и ели, сверкали в лучах солнца. Изредка между деревьями пробегали зверьки, рыщущие в поисках пропитания.
   Максим поднял голову и посмотрел на стаю птиц, порхавших в потоках воздуха. А над ними синело чистое небо. Редкие облачка отбрасывали слабую тень на землю. Но южный ветер, резкими порывами разносивший свое живительное тепло над укутанными снегом равнинами и лесами, не давал им покоя, подхватывал их и уносил с собой. Взгляд Максима медленно скользил от дерева к дереву, однако в мыслях он был далеко. Он видел перед собой горящие синие глаза, ниспадающие золотистой волной прекрасные волосы, бурно вздымающуюся грудь. Эти образы преследовали его. Собственными поступками он загнал себя в ловушку.
   Из-за продолжительного воздержания его способность контролировать себя достигла предела, только нечеловеческим усилием воли, подавляя в себе страстное желание схватить Илис на руки и отнести в постель, он удерживал себя от того, чтобы сделать последний шаг, отделявший его от пропасти. Однако воспоминание о своей реакции на ее обнаженное тело и о высказанной угрозе овладеть ею силой вызвало у него болезненное сожаление.
   Максим заставил свои мысли вернуться в более спокойное русло. Он задумался о некогда боготворимой им невесте. Ласковая, спокойная и сдержанная, она заслуживала его внимания! Никто не спорил, что по складу характера Арабелла являлась совершенным образцом благородства и безупречной красоты. Он всегда находил успокоение в воспоминаниях о том, как они вдвоем проводили время, напряжение, сковывавшее его, обязательно исчезало. Сейчас же он обнаружил, что все усилия воскресить в памяти облик Арабеллы, тщетны, ее лицо с лучистыми серыми глазами в обрамлении длинных шелковистых светло-каштановых волос получилось каким-то расплывчатым. А губы он вообще не мог представить. Ее нос и подбородок превратились в неясное пятно. Единственное, что осталось в его сознании, была слабая улыбка — согласие на его предложение руки и сердца, с которым он, как требовали правила, сначала обратился к Эдварду. Но эти воспоминания не всколыхнули никаких эмоций в его душе. Неужели Николас наделен сверхъестественной мудростью, если сумел понять, сколь бедна и мертвенна любовь Максима к Арабелле, в то время как сам он пребывал в твердой убежденности, что к действию его побуждает всепоглощающая страсть, достойная того, чтобы отдать за нее жизнь? Может, фон Райан прав в своем предположении? Может, именно жажда мести подвигнула его на похищение Арабеллы?
   Осторожно, словно ему предстояло извлечь раскаленные докрасна угли из глубин своего сознания, Максим решил подвергнуть испытанию свою выдержку, вспомнив мимолетное видение, открывшееся ему из окна вчера утром, — соблазнительную грудь, обрамленную мехом, и соски, затвердевшие от холода. Однако воля подвела, и память увлекла его гораздо дальше, чем он рассчитывал, вызвав перед его внутренним взором целую вереницу образов. Он увидел губы своей пленницы, сначала плотно сжатые или изогнутые в презрительной усмешке, а потом мягкие и приоткрытые во сне. Каштановые, с медным отливом волосы, которые, разметавшись по подушке, образовывали вокруг ее головы золотой ореол. Ее синие глаза, то во сне прикрытые веками, опушенными длинными ресницами, то гневно смотревшие на него. Он представлял ее стройную шейку, начинавшуюся от такой соблазнительной впадинки на плече, ее округлые груди, обтянутые тонкой тканью сорочки в тот момент, когда она так отважно бросилась отстаивать свою правоту.
   Осознав, какую бурю подняли в его душе эти образы, Максим выругался. Злость и ярость переплетались с желанием. Он боролся с растущим влечением, заставлявшим его ненавидеть самого себя и удивляться стремительности событий, так резко изменивших его жизнь. Кто она такая — эта язвительная девчонка, — чтобы мешать ему, проверять, испытывать его терпение, разрушать его планы? Она не нужна ему — ведь своей пленительной внешностью и соблазнительным телом она только смущает его. Он человек без родины, отщепенец, и прежде чем у него появится возможность вернуть состояние и положение в обществе, нужно привести в порядок дела или, во всяком случае, постараться это сделать. У него нет времени бороться со своим желанием, вынуждающим его охотиться за упрямой и своевольной кокеткой. Подобно маленькой мстительной птице, она опять набросится на него и наотрез откажется принимать его знаки внимания.
   Внезапно вороной жеребец забеспокоился, как бы почувствовав раздражение хозяина. Максим пришпорил его, и тот рванул с места, дав выход переполнявшей его энергии. Он летел легким галопом, и от быстрой скачки сумбур, царивший в голове Максима, стал исчезать. Вскоре они спустились с холма и въехали в небольшой лесок. В этом месте ручей, выбравшись из-под камней, втекал в небольшое озеро с болотистыми пологими берегами, которые сейчас были покрыты снегом и льдом, сверкавшими в лучах солнца.
   Пустив Эдди шагом, Максим заставил себя переключиться на охоту. Он направил жеребца к броду, где из холодной воды выступали камни, свидетельствовавшие о твердом дне. Перебравшись на противоположный берег, он спешился и привязал лошадь к древнему дубу, раскинувшему свои ветви над узкой поляной. Потом скинул с плеча лук и упер его одним концом в ногу, обутую в мягкий сапог. Приготовив тупую стрелу, он натренированным шагом крадучись двинулся к озеру, откуда раздавалось приглушенное гоготанье — это стая запоздалых гусей кормилась в прибрежных зарослях тростника. Натянув тетиву, Максим уверенной рукой послал стрелу. Подбитый гусак один раз взмахнул крыльями и, распластав их по воде, замер на поверхности.
   Максим выловил птицу, привязал ее за лапы к задней луке седла. Вдруг его внимание привлекло движение среди деревьев на той стороне ручья. Он пристально вгляделся в низкий подлесок, подступавший к самой воде, и увидел вышедшего на открытое пространство оленя-трехлетка. Убедившись, что вокруг все спокойно, он наклонил голову и принялся пить из ручья. Казалось, в лучах утреннего солнца, освещавшего своим живительным светом землю, все звуки и цвета проявлялись во всем своем совершенстве. Максим опустился на колено и, спрятавшись за шею Эдди, выстрелил. Стрела пронзила сердце оленя. Тот поперхнулся и ткнулся вперед, потом упал на колени и завалился на бок.