Страница:
Хиллиард ворвался в гущу этой толпы, стегая направо и налево плетью и пытаясь тем самым подчинить себе запаниковавших наемников. Сэр Кеннет решил поторопить их. Он зарядил пушку, и та, подпрыгнув, выплюнула тяжелое ядро. Оно со свистом врезалось в землю, выбросив вверх грязь и кровь. Еще громче завопив от страха, наемники в мгновение ока взобрались на холм.
Срикошетивший осколок застрял в плече лошади, на которой восседал Хиллиард. Уже достаточно напуганное оглушающими выстрелами животное попятилось и встало на дыбы, пытаясь сбросить всадника. Ему это удалось, и Хиллиард, пролетев по воздуху, рухнул в грязь. Его падение выбило фонтан грязной жижи, что вызвало хохот у тех, кто стоял на стене. Хиллиарду стоило огромных усилий поднять свою тушу, и к тому моменту, когда его попытки увенчались успехом, он находился в такой бешеной ярости, что солдаты поняли, что у них есть все причины бояться его в не меньшей степени, чем защитников замка. И когда он взмахнул своим мушкетом, у наемников не возникло сомнений, что он застрелит любого, кто осмелится сбежать.
Защитники замка Фаулдер получили небольшую передышку, пока Хиллиард ругал своих людей и молча приходил в себя от нанесенного его гордости оскорбления. Сейчас он столкнулся именно с тем самым Максимом Сеймуром, о котором его предупреждал Николас. Только глупец позволит себе еще раз недооценить столь грозного противника.
Выстроившиеся на вершине холма лучники обрушили град стрел на замок. Чтобы защитить орудийные расчеты, были выставлены заранее приготовленные щиты. А Хиллиард тем временем выстроил свои войска для новой атаки. Теперь солдаты двинулись вперед колонной, на расстоянии нескольких ярдов друг от друга, и несли грубо сработанные лестницы. Джастин и Шербурн вжались в стену и встретили наступавших залпом из луков. Но стоило одному из наемников упасть с пробитой грудью, на его место заступал следующий.
Пушки продолжали палить без передышки, но теперь удавалось сразить одного или двух солдат из вытянувшейся вдоль дороги колонны. Когда первые атакующие почти вплотную приблизились к стене, даже Хиллиард, сопровождаемый своими приближенными, отважился спуститься с холма, покинув столь безопасное место. Наступление продолжалось, и пушки защитников уже перегрелись от непрекращавшейся пальбы, поэтому Максим приказал своим людям занять новую позицию. Лучники Хиллиарда прекратили осыпать замок стрелами, чтобы не попасть в своих же. Противник пошел на приступ каменной преграды, но Фич, Спенс, Дитрих и конюх уже бежали через двор, таща котелки с кипящим салом. В тот момент, когда наемники приставили лестницы к стене и начали подниматься, их встретили огненные потоки. Разрывая воздух своими воплями, солдаты полетели вниз, но холодная земля под лестницей не могла принести облегчения, потому что в следующее мгновение перед ними заполыхала стена огня — это защитники замка бросили зажженные факелы на хорошо просушенные и политые салом доски, сложенные снаружи. Одежда солдат сразу же загорелась, и они, запаниковав, бросились врассыпную, тем самым только раздувая пожиравший их огонь.
Присутствие Хиллиарда уже не пугало солдат: они с радостью приняли бы пулю, которая положила бы конец их страданиям. Король Ганзы видел, как слабеет боевой дух его наемников. Хиллиард был достаточно мудр, чтобы понять, как важно сейчас успокоить их, иначе он просто лишится войска. Он приказал солдатам собраться у холма, и пока те добирались до безопасного места, вновь заговорившие пушки успели нанести ощутимый урон и так поредевшим рядам противника.
Хиллиард попытался вдохновить свое войско на дальнейшее наступление, поднять боевой дух солдат, суля золотые горы в случае успеха. Он сам был обескуражен столь большими потерями. Ведь с ним прибыло более восьмидесяти наемников, теперь же осталось человек двадцать. И его поразило не только число убитых и раненых, но и быстрота действий защитников замка. Он упрекал себя за то, что послушался глупую фрау Ганс, приняв на веру ее язвительные замечания по поводу боевой мощи и обороноспособности ненавистных ей англичан. Совершенно очевидно, что ее просто обвели вокруг пальца. Что же касается его самого, то он выставил себя круглым дураком, положившись на ее суждения.
Илис воспользовалась затишьем, чтобы удостовериться, что никто из их малочисленного войска не пострадал. Наиболее серьезное ранение было у Шербурна: его щеку царапнуло стрелой. Девушка принялась обрабатывать рану, не преминув поддразнить его. Она заявила, что столь красивый шрам обязательно привлечет внимание всех английских дам.
Герр Дитрих принес еды, чая, молока, чтобы подкрепиться, и воды, чтобы утолить жажду, — защитники замка Фаулдер восстанавливали силы в ожидании новой атаки.
Было уже далеко за полдень, когда пламя погасло, оставив на каменной стене длинные черные пятна копоти. Неподвижные обуглившиеся останки солдат, не успевших спастись от огня, служили печальным предостережением тем, кому предстояло вновь идти на штурм замка. Наемникам Хиллиарда оставалось только гадать, что еще приготовили им эти чертовы англичане.
И опять наступавшая армия выстроилась в шеренгу, но на этот раз солдаты расположились на значительном расстоянии друг от друга, поэтому Максим и сэр Кеннет посчитали бессмысленным тратить на них снаряды. Они вооружились арбалетами, которые оказались совершенно бесполезными, когда противник приблизился к стене. Наемникам удалось приставить лестницы к стене там, где их не могли достать стрелы, и вскоре они уже перелезали через парапет.
Защитники копьями сбрасывали солдат, и Максим в ожесточении метался по стене, пытаясь поразить как можно больше врагов, но вскоре стало ясно, что в рукопашной схватке перевес будет на стороне противника. Он приказал своим друзьям отходить под защиту замка и, увидев, что они немедленно подчинились ему, выхватил шпагу и стал пробивать себе дорогу. Он сбежал со стены и стремительно пересек двор. Дверь уже была открыта, и Максим, ворвавшись в зал, поспешно захлопнул ее и вставил брус в скобы.
Он схватил приготовленный лук, распахнул ставню и ухитрился уменьшить количество нападавших на три человека, прежде чем они успели копьями закрыть створки. Защитники замка заметили, что несколько наемников уже крутят рукоятку механизма, поднимавшего решетку, и поняли, что Хиллиард скоро войдет в замок. Еще немного — и брус, запиравший дверь, будет сломан.
— Скоро люди Хиллиарда ворвутся в зал, — объявил Максим, повернувшись к обитателям замка. — Нам остается отступать в верхнюю спальню. Не падайте духом, друзья, мы еще не исчерпали все наши возможности. — Он знаком попросил сэра Кеннета перевести его слова конюху и повару, потом, обняв стоявшую на лестнице Илис, добавил: — Хиллиард еще не догадывается, что я задумал. Мы одолеем его. Не бойся, родная.
Илис провела пальцами по его смуглой щеке.
— Я не испытываю ни малейшего страха рядом с вами, милорд.
— Приближается время, когда мы должны дать Хиллиарду то, что он заслужил, — продолжил Максим. — Илис, вы с мальчиком поднимайтесь наверх и ждите нас. Мы очень скоро присоединимся к вам.
Заставив себя взбодриться, девушка взяла конюха за руку и повела его за собой. Мужчины заняли заранее обговоренные позиции и приготовились встретить вторжение противника. Дитрих вооружился огромной сковородой на длинной ручке и встал возле лестницы. Джастин взял топор и подошел к Максиму. Шербурн, Кеннет, Фич и Спенс образовывали вторую линию обороны: они расположились недалеко от двери и приготовили луки.
Снаружи раздался грубый голос Хиллиарда, приказывавшего приготовить бревно, и спустя несколько минут наемники принялись взламывать дверь. После четвертого удара брус треснул, потом сломался пополам, и дверь распахнулась. На ворвавшихся в зал солдат обрушился град стрел, смяв первый ряд атакующих. Те, кто следовал за ними, перепрыгивали через тела убитых, но тут же натыкались на шпагу, топор и тяжеленную сковороду. Максим, сражавшийся сразу с тремя противниками, отступил от двери. Первого он сбил ударом в пах, затем прикончил шпагой. В следующее мгновение он блокировал направленное на него лезвие и был вынужден отражать атаки двоих наемников, пока один из них не рухнул со стоном на пол. У Максима не было времени поблагодарить сэра Кеннета за оказанную им услугу, потому что в зал ворвались свежие силы противника.
Хотя многие из солдат Хиллиарда пали на поле боя, Максиму и его товарищам все же пришлось отступить к лестнице. Сам Хиллиард прятался за спинами своих людей, продолжая выкрикивать команды. Когда один из наемников, которому топором распороли живот, со страдальческим воплем упал на пол, король Ганзы хладнокровно окончил его счеты с жизнью мощным ударом булавы, находившейся в его правой руке. В левой же он держал цепь. Подцепив ею безжизненное тело, он выкинул его во двор. Этим Хиллиард хотел показать, что не потерпит дезертирства, в какой бы форме оно ни выражалось.
Его действия еще сильнее взбесили Джастина, с яростным воплем ринувшегося вперед. Хиллиарду не за кого было спрятаться, поэтому он был вынужден отражать атаку юноши. Прежде чем войти в замок, король Ганзы со всей тщательностью облачился в доспехи и сейчас даже не пытался уворачиваться от ударов топора, лезвие которого соскальзывало со стального нагрудника. Широко расставив ноги, он с презрительной улыбкой одним движением руки отшвырнул Джастина. И в следующее мгновение там, где только что стоял юноша, просвистела утыканная шипами булава Хиллиарда. Оттолкнувшись от стены, Джастин увернулся от следующего удара этого смертоносного оружия и, замахнувшись топором, воспользовался возможностью всадить его в отвисшее брюхо Хиллиарда. Лезвие рассекло подбитый ватой дублет, но, увы, было остановлено спрятанными под ним стальными латами.
Охваченный жаждой мести, юноша яростно размахивал топором, стремясь поразить противника, но его оружие постоянно натыкалось на булаву или цепь. Однако он преуспел в том, что своей наглостью привел Хиллиарда в бешенство, и тот ринулся в атаку. Заметив, что Хиллиард открылся, Джастин занес топор, собираясь нанести удар, но король Ганзы выбросил вверх цепь, которая тут же обвилась вокруг топорища, и дернул, вырвав топор из рук нападавшего. Юноша потерял равновесие и, закачавшись, наклонился вперед. Глаза Хиллиарда зажглись торжеством, и он ударил Джастина булавой, задев при этом его плечо. Удар был настолько силен, что юноша, громко вскрикнув, отлетел к стене. Хиллиард двинулся к нему, намереваясь прикончить Джастина, но был остановлен рухнувшим на него наемником, которого сразила шпага Максима.
— Эй, ты, жалкий трус! — принялся издеваться над ним маркиз, стараясь отвлечь его от поверженного юноши. — Когда же ты будешь сражаться как настоящий мужчина? Ты прячешься за спинами своих людей, у тебя не хватает смелости встретиться с противником лицом к лицу.
Слова Максима заставили Хиллиарда начисто забыть о Джастине, который, спотыкаясь, пробирался к лестнице, держась за раненое плечо. Внимание ганзейца обратилось на того, кто в последнее время стал для него основным источником беспокойства. Все остальное потеряло для него значение. С воплем ярости Хиллиард ринулся вперед, локтями расталкивая сражавшихся солдат. Его ненависть к англичанину не будет утолена до тех пор, пока тот не превратится в труп! Желание отомстить лишило ганзейца осторожности.
Максим отскочил в сторону, чтобы избежать удара булавой, и увидел, что ему придется противостоять не только самому Хиллиарду, но и еще пяти наемникам. Защищаясь шпагой, он отступал к лестнице. Сэр Кеннет и Шербурн немедленно пришли ему на помощь. Когда Максим поставил ногу на нижнюю ступеньку, Кеннет схватил высокий канделябр и резко повел им перед собой, сбив с ганзейцев шлемы. Потом взял его за основание и в ярости пихнул им Хиллиарда, который свалился, сбив при этом нескольких солдат. Пока они барахтались на полу, защитники замка стремительно взбежали по лестнице.
Добравшись до третьего этажа, они ворвались в бывшую спальню маркиза, закрыли за собой дверь и вставили в скобы брус. И только после этого обеспокоенно переглянулись: ведь теперь Хиллиарду ничего не стоит захватить их, ему остается лишь взломать дверь. И хотя никто не проявил страха, каждый представил, какой конец его ждет, каждый, за исключением Максима, который прислушивался, приникнув ухом к двери. Когда в коридоре раздались тяжелые шаги, он повернулся к остальным, приложив палец к губам, направился к потайной дверце, зажег свечу и знаком показал всем, куда идти, приказав Кеннету сопровождать Илис. Ганзейцы уже выламывали топорами дверь комнаты, но Максим успел распахнуть окно, чтобы ввести в заблуждение противника, прежде чем сам скрылся за потайной дверцей. Заперев ее, он спустился к ожидавшим его Кеннету и Илис. Он приложил ухо к потайной дверце, ведущей в комнату девушки, и понял, что там кто-то есть. Стараясь не шуметь, Максим отодвинул щеколду и, выглянув в узенькую щелку, увидел спину наемника, рывшегося в огромном сундуке. Внезапно тот замер, словно что-то насторожило его. Выхватив шпагу, солдат резко повернулся, собираясь отразить атаку, но встретил лишь свою смерть: шпага Максима пронзила ему грудь.
Они заперли дверь и огляделись. Пока все были живы. Наверху раздался крик, и топот ног возвестил, что дверь взломана. Яростный вопль Хиллиарда свидетельствовал о том, что его ожидания не оправдались. Шум, удары и громкие возгласы означали, что солдаты обнаружили ход, которым воспользовались защитники замка.
— Потайная дверца немного задержит их, — заметил Максим. — Хорошо, что мы ее отремонтировали.
На его лице появилось печальное выражение, когда он подошел к жене.
— У меня нет времени вдаваться в подробности, любимая, — проговорил он, беря ее за руки и пристально всматриваясь в глаза, — но как только мы окажемся во дворе, тебе придется уехать со Спенсом и Фичем. С вами поедут конюх и герр Дитрих, а мы задержим Хиллиарда и его людей. Эдди вполне выдержит двоих, а Николас обещал взять на судно наших лошадей.
— Максим! Что ты говоришь? Я не оставлю тебя! Я не могу!
Максим прижал пальцы к ее губам, лишив возможности возражать. Сморгнув набежавшую слезу, он наклонился и поцеловал жену в лоб. Потом их губы слились в прощальном поцелуе. Прошла целая вечность, прежде чем он поднял голову и прижал к себе Илис, словно желая впитать ее в себя.
— Я не могу пойти с тобой, Илис. Пожалуйста, постарайся понять. Ты должна отплыть с Николасом. — От напряжения у него на щеках заиграли желваки. — Я поплыву на следующем корабле.
Илис, расплакавшись, прижалась к мужу:
— Но как же ты выберешься из Германии? Тебя же не возьмет ни один ганзейский капитан! Ведь Хиллиард устроит такой переполох!
Максим отстранился и заглянул ей в глаза:
— Я тебе об этом раньше не говорил, любимая, но за нами придет английский корабль.
— Если это правда, — Илис с мольбой смотрела на мужа, — тогда почему я не могу отплыть вместе с тобой?
— Это слишком опасно, а я хочу, чтобы ты оказалась как можно дальше, если сегодня победа останется за Хиллиардом.
— О, Максим, я не могу уехать! — прижимаясь к мужу, рыдала Илис. Она понимала тщетность своих попыток переубедить его. — Пожалуйста, не заставляй меня.
— Ты должна, любимая, — прошептал Максим. — Даже если мы победим, нам еще предстоит пробираться к реке, а если на нас нападут по дороге к порту, то мы будем лишены возможности защищаться. Прошу тебя, уезжай, чтобы я был спокоен.
Илис молча кивнула, и Максим повернулся к Кеннету, который сразу же вытащил брус из скоб и распахнул дверь. Он выглянул, чтобы убедиться, что путь свободен, и, махнув Максиму, вышел в коридор. За ним последовали все, кто находился в комнате. Наверху стоял такой шум, что противник наверняка не расслышал их шагов. Когда они спустились во двор, Кеннет и Шербурн мгновенно взбежали на стену и развернули пушки, направив их на вход в замок. Слуги бросились в конюшню и спустя несколько секунд вывели оседланных лошадей. На одну из них взгромоздился repp Дитрих, за которым пристроился конюх, а вторую Спенс подвел к Илис.
— Дай мне слово, что приедешь ко мне целым и невредимым, — взмолилась Илис.
Максим крепко прижал ее к груди.
— Помните, мадам, — прошептал он, — что больше всего на свете я хотел бы вернуться в Англию. — Он немного отодвинул Илис, чтобы заглянуть ей в глаза. — Если все пойдет хорошо, родная, я захвачу с собой Хиллиарда.
Крик, прозвучавший из окна наверху, возвестил о том, что ганзейцы ворвались в комнату Илис. Те, кто стоял во дворе, подняли головы и увидели высунувшихся до половины Хиллиарда и его солдат. Они озадаченно рассматривали внешнюю стену замка, недоумевая, как англичанам удалось выбраться, однако их любопытство так и осталось неудовлетворенным. Заскрежетав от ярости зубами, Хиллиард последовал за своими людьми вниз. Он уже был готов поверить, что у этих чертовых англичан выросли крылья.
Максим подсадил Илис и хлопнул лошадь по крупу. Животное сорвалось с места и вылетело в ворота замка. Хотя Максим испытал облегчение, словно с его души свалился тяжелый груз, он все же взбежал на стену и проводил взглядом всадников, пока они не скрылись за поворотом. Потом повернулся к пушке. У него уже не было возможности предаваться печальным размышлениям, потому что в это мгновение остатки войска Хиллиарда показались в дверях замка. Их встретил огонь двух пушек. Прошло довольно много времени, прежде чем Хиллиард наконец поднял сучковатую палку, на которой развевался белый флаг.
Глава 26
Срикошетивший осколок застрял в плече лошади, на которой восседал Хиллиард. Уже достаточно напуганное оглушающими выстрелами животное попятилось и встало на дыбы, пытаясь сбросить всадника. Ему это удалось, и Хиллиард, пролетев по воздуху, рухнул в грязь. Его падение выбило фонтан грязной жижи, что вызвало хохот у тех, кто стоял на стене. Хиллиарду стоило огромных усилий поднять свою тушу, и к тому моменту, когда его попытки увенчались успехом, он находился в такой бешеной ярости, что солдаты поняли, что у них есть все причины бояться его в не меньшей степени, чем защитников замка. И когда он взмахнул своим мушкетом, у наемников не возникло сомнений, что он застрелит любого, кто осмелится сбежать.
Защитники замка Фаулдер получили небольшую передышку, пока Хиллиард ругал своих людей и молча приходил в себя от нанесенного его гордости оскорбления. Сейчас он столкнулся именно с тем самым Максимом Сеймуром, о котором его предупреждал Николас. Только глупец позволит себе еще раз недооценить столь грозного противника.
Выстроившиеся на вершине холма лучники обрушили град стрел на замок. Чтобы защитить орудийные расчеты, были выставлены заранее приготовленные щиты. А Хиллиард тем временем выстроил свои войска для новой атаки. Теперь солдаты двинулись вперед колонной, на расстоянии нескольких ярдов друг от друга, и несли грубо сработанные лестницы. Джастин и Шербурн вжались в стену и встретили наступавших залпом из луков. Но стоило одному из наемников упасть с пробитой грудью, на его место заступал следующий.
Пушки продолжали палить без передышки, но теперь удавалось сразить одного или двух солдат из вытянувшейся вдоль дороги колонны. Когда первые атакующие почти вплотную приблизились к стене, даже Хиллиард, сопровождаемый своими приближенными, отважился спуститься с холма, покинув столь безопасное место. Наступление продолжалось, и пушки защитников уже перегрелись от непрекращавшейся пальбы, поэтому Максим приказал своим людям занять новую позицию. Лучники Хиллиарда прекратили осыпать замок стрелами, чтобы не попасть в своих же. Противник пошел на приступ каменной преграды, но Фич, Спенс, Дитрих и конюх уже бежали через двор, таща котелки с кипящим салом. В тот момент, когда наемники приставили лестницы к стене и начали подниматься, их встретили огненные потоки. Разрывая воздух своими воплями, солдаты полетели вниз, но холодная земля под лестницей не могла принести облегчения, потому что в следующее мгновение перед ними заполыхала стена огня — это защитники замка бросили зажженные факелы на хорошо просушенные и политые салом доски, сложенные снаружи. Одежда солдат сразу же загорелась, и они, запаниковав, бросились врассыпную, тем самым только раздувая пожиравший их огонь.
Присутствие Хиллиарда уже не пугало солдат: они с радостью приняли бы пулю, которая положила бы конец их страданиям. Король Ганзы видел, как слабеет боевой дух его наемников. Хиллиард был достаточно мудр, чтобы понять, как важно сейчас успокоить их, иначе он просто лишится войска. Он приказал солдатам собраться у холма, и пока те добирались до безопасного места, вновь заговорившие пушки успели нанести ощутимый урон и так поредевшим рядам противника.
Хиллиард попытался вдохновить свое войско на дальнейшее наступление, поднять боевой дух солдат, суля золотые горы в случае успеха. Он сам был обескуражен столь большими потерями. Ведь с ним прибыло более восьмидесяти наемников, теперь же осталось человек двадцать. И его поразило не только число убитых и раненых, но и быстрота действий защитников замка. Он упрекал себя за то, что послушался глупую фрау Ганс, приняв на веру ее язвительные замечания по поводу боевой мощи и обороноспособности ненавистных ей англичан. Совершенно очевидно, что ее просто обвели вокруг пальца. Что же касается его самого, то он выставил себя круглым дураком, положившись на ее суждения.
Илис воспользовалась затишьем, чтобы удостовериться, что никто из их малочисленного войска не пострадал. Наиболее серьезное ранение было у Шербурна: его щеку царапнуло стрелой. Девушка принялась обрабатывать рану, не преминув поддразнить его. Она заявила, что столь красивый шрам обязательно привлечет внимание всех английских дам.
Герр Дитрих принес еды, чая, молока, чтобы подкрепиться, и воды, чтобы утолить жажду, — защитники замка Фаулдер восстанавливали силы в ожидании новой атаки.
Было уже далеко за полдень, когда пламя погасло, оставив на каменной стене длинные черные пятна копоти. Неподвижные обуглившиеся останки солдат, не успевших спастись от огня, служили печальным предостережением тем, кому предстояло вновь идти на штурм замка. Наемникам Хиллиарда оставалось только гадать, что еще приготовили им эти чертовы англичане.
И опять наступавшая армия выстроилась в шеренгу, но на этот раз солдаты расположились на значительном расстоянии друг от друга, поэтому Максим и сэр Кеннет посчитали бессмысленным тратить на них снаряды. Они вооружились арбалетами, которые оказались совершенно бесполезными, когда противник приблизился к стене. Наемникам удалось приставить лестницы к стене там, где их не могли достать стрелы, и вскоре они уже перелезали через парапет.
Защитники копьями сбрасывали солдат, и Максим в ожесточении метался по стене, пытаясь поразить как можно больше врагов, но вскоре стало ясно, что в рукопашной схватке перевес будет на стороне противника. Он приказал своим друзьям отходить под защиту замка и, увидев, что они немедленно подчинились ему, выхватил шпагу и стал пробивать себе дорогу. Он сбежал со стены и стремительно пересек двор. Дверь уже была открыта, и Максим, ворвавшись в зал, поспешно захлопнул ее и вставил брус в скобы.
Он схватил приготовленный лук, распахнул ставню и ухитрился уменьшить количество нападавших на три человека, прежде чем они успели копьями закрыть створки. Защитники замка заметили, что несколько наемников уже крутят рукоятку механизма, поднимавшего решетку, и поняли, что Хиллиард скоро войдет в замок. Еще немного — и брус, запиравший дверь, будет сломан.
— Скоро люди Хиллиарда ворвутся в зал, — объявил Максим, повернувшись к обитателям замка. — Нам остается отступать в верхнюю спальню. Не падайте духом, друзья, мы еще не исчерпали все наши возможности. — Он знаком попросил сэра Кеннета перевести его слова конюху и повару, потом, обняв стоявшую на лестнице Илис, добавил: — Хиллиард еще не догадывается, что я задумал. Мы одолеем его. Не бойся, родная.
Илис провела пальцами по его смуглой щеке.
— Я не испытываю ни малейшего страха рядом с вами, милорд.
— Приближается время, когда мы должны дать Хиллиарду то, что он заслужил, — продолжил Максим. — Илис, вы с мальчиком поднимайтесь наверх и ждите нас. Мы очень скоро присоединимся к вам.
Заставив себя взбодриться, девушка взяла конюха за руку и повела его за собой. Мужчины заняли заранее обговоренные позиции и приготовились встретить вторжение противника. Дитрих вооружился огромной сковородой на длинной ручке и встал возле лестницы. Джастин взял топор и подошел к Максиму. Шербурн, Кеннет, Фич и Спенс образовывали вторую линию обороны: они расположились недалеко от двери и приготовили луки.
Снаружи раздался грубый голос Хиллиарда, приказывавшего приготовить бревно, и спустя несколько минут наемники принялись взламывать дверь. После четвертого удара брус треснул, потом сломался пополам, и дверь распахнулась. На ворвавшихся в зал солдат обрушился град стрел, смяв первый ряд атакующих. Те, кто следовал за ними, перепрыгивали через тела убитых, но тут же натыкались на шпагу, топор и тяжеленную сковороду. Максим, сражавшийся сразу с тремя противниками, отступил от двери. Первого он сбил ударом в пах, затем прикончил шпагой. В следующее мгновение он блокировал направленное на него лезвие и был вынужден отражать атаки двоих наемников, пока один из них не рухнул со стоном на пол. У Максима не было времени поблагодарить сэра Кеннета за оказанную им услугу, потому что в зал ворвались свежие силы противника.
Хотя многие из солдат Хиллиарда пали на поле боя, Максиму и его товарищам все же пришлось отступить к лестнице. Сам Хиллиард прятался за спинами своих людей, продолжая выкрикивать команды. Когда один из наемников, которому топором распороли живот, со страдальческим воплем упал на пол, король Ганзы хладнокровно окончил его счеты с жизнью мощным ударом булавы, находившейся в его правой руке. В левой же он держал цепь. Подцепив ею безжизненное тело, он выкинул его во двор. Этим Хиллиард хотел показать, что не потерпит дезертирства, в какой бы форме оно ни выражалось.
Его действия еще сильнее взбесили Джастина, с яростным воплем ринувшегося вперед. Хиллиарду не за кого было спрятаться, поэтому он был вынужден отражать атаку юноши. Прежде чем войти в замок, король Ганзы со всей тщательностью облачился в доспехи и сейчас даже не пытался уворачиваться от ударов топора, лезвие которого соскальзывало со стального нагрудника. Широко расставив ноги, он с презрительной улыбкой одним движением руки отшвырнул Джастина. И в следующее мгновение там, где только что стоял юноша, просвистела утыканная шипами булава Хиллиарда. Оттолкнувшись от стены, Джастин увернулся от следующего удара этого смертоносного оружия и, замахнувшись топором, воспользовался возможностью всадить его в отвисшее брюхо Хиллиарда. Лезвие рассекло подбитый ватой дублет, но, увы, было остановлено спрятанными под ним стальными латами.
Охваченный жаждой мести, юноша яростно размахивал топором, стремясь поразить противника, но его оружие постоянно натыкалось на булаву или цепь. Однако он преуспел в том, что своей наглостью привел Хиллиарда в бешенство, и тот ринулся в атаку. Заметив, что Хиллиард открылся, Джастин занес топор, собираясь нанести удар, но король Ганзы выбросил вверх цепь, которая тут же обвилась вокруг топорища, и дернул, вырвав топор из рук нападавшего. Юноша потерял равновесие и, закачавшись, наклонился вперед. Глаза Хиллиарда зажглись торжеством, и он ударил Джастина булавой, задев при этом его плечо. Удар был настолько силен, что юноша, громко вскрикнув, отлетел к стене. Хиллиард двинулся к нему, намереваясь прикончить Джастина, но был остановлен рухнувшим на него наемником, которого сразила шпага Максима.
— Эй, ты, жалкий трус! — принялся издеваться над ним маркиз, стараясь отвлечь его от поверженного юноши. — Когда же ты будешь сражаться как настоящий мужчина? Ты прячешься за спинами своих людей, у тебя не хватает смелости встретиться с противником лицом к лицу.
Слова Максима заставили Хиллиарда начисто забыть о Джастине, который, спотыкаясь, пробирался к лестнице, держась за раненое плечо. Внимание ганзейца обратилось на того, кто в последнее время стал для него основным источником беспокойства. Все остальное потеряло для него значение. С воплем ярости Хиллиард ринулся вперед, локтями расталкивая сражавшихся солдат. Его ненависть к англичанину не будет утолена до тех пор, пока тот не превратится в труп! Желание отомстить лишило ганзейца осторожности.
Максим отскочил в сторону, чтобы избежать удара булавой, и увидел, что ему придется противостоять не только самому Хиллиарду, но и еще пяти наемникам. Защищаясь шпагой, он отступал к лестнице. Сэр Кеннет и Шербурн немедленно пришли ему на помощь. Когда Максим поставил ногу на нижнюю ступеньку, Кеннет схватил высокий канделябр и резко повел им перед собой, сбив с ганзейцев шлемы. Потом взял его за основание и в ярости пихнул им Хиллиарда, который свалился, сбив при этом нескольких солдат. Пока они барахтались на полу, защитники замка стремительно взбежали по лестнице.
Добравшись до третьего этажа, они ворвались в бывшую спальню маркиза, закрыли за собой дверь и вставили в скобы брус. И только после этого обеспокоенно переглянулись: ведь теперь Хиллиарду ничего не стоит захватить их, ему остается лишь взломать дверь. И хотя никто не проявил страха, каждый представил, какой конец его ждет, каждый, за исключением Максима, который прислушивался, приникнув ухом к двери. Когда в коридоре раздались тяжелые шаги, он повернулся к остальным, приложив палец к губам, направился к потайной дверце, зажег свечу и знаком показал всем, куда идти, приказав Кеннету сопровождать Илис. Ганзейцы уже выламывали топорами дверь комнаты, но Максим успел распахнуть окно, чтобы ввести в заблуждение противника, прежде чем сам скрылся за потайной дверцей. Заперев ее, он спустился к ожидавшим его Кеннету и Илис. Он приложил ухо к потайной дверце, ведущей в комнату девушки, и понял, что там кто-то есть. Стараясь не шуметь, Максим отодвинул щеколду и, выглянув в узенькую щелку, увидел спину наемника, рывшегося в огромном сундуке. Внезапно тот замер, словно что-то насторожило его. Выхватив шпагу, солдат резко повернулся, собираясь отразить атаку, но встретил лишь свою смерть: шпага Максима пронзила ему грудь.
Они заперли дверь и огляделись. Пока все были живы. Наверху раздался крик, и топот ног возвестил, что дверь взломана. Яростный вопль Хиллиарда свидетельствовал о том, что его ожидания не оправдались. Шум, удары и громкие возгласы означали, что солдаты обнаружили ход, которым воспользовались защитники замка.
— Потайная дверца немного задержит их, — заметил Максим. — Хорошо, что мы ее отремонтировали.
На его лице появилось печальное выражение, когда он подошел к жене.
— У меня нет времени вдаваться в подробности, любимая, — проговорил он, беря ее за руки и пристально всматриваясь в глаза, — но как только мы окажемся во дворе, тебе придется уехать со Спенсом и Фичем. С вами поедут конюх и герр Дитрих, а мы задержим Хиллиарда и его людей. Эдди вполне выдержит двоих, а Николас обещал взять на судно наших лошадей.
— Максим! Что ты говоришь? Я не оставлю тебя! Я не могу!
Максим прижал пальцы к ее губам, лишив возможности возражать. Сморгнув набежавшую слезу, он наклонился и поцеловал жену в лоб. Потом их губы слились в прощальном поцелуе. Прошла целая вечность, прежде чем он поднял голову и прижал к себе Илис, словно желая впитать ее в себя.
— Я не могу пойти с тобой, Илис. Пожалуйста, постарайся понять. Ты должна отплыть с Николасом. — От напряжения у него на щеках заиграли желваки. — Я поплыву на следующем корабле.
Илис, расплакавшись, прижалась к мужу:
— Но как же ты выберешься из Германии? Тебя же не возьмет ни один ганзейский капитан! Ведь Хиллиард устроит такой переполох!
Максим отстранился и заглянул ей в глаза:
— Я тебе об этом раньше не говорил, любимая, но за нами придет английский корабль.
— Если это правда, — Илис с мольбой смотрела на мужа, — тогда почему я не могу отплыть вместе с тобой?
— Это слишком опасно, а я хочу, чтобы ты оказалась как можно дальше, если сегодня победа останется за Хиллиардом.
— О, Максим, я не могу уехать! — прижимаясь к мужу, рыдала Илис. Она понимала тщетность своих попыток переубедить его. — Пожалуйста, не заставляй меня.
— Ты должна, любимая, — прошептал Максим. — Даже если мы победим, нам еще предстоит пробираться к реке, а если на нас нападут по дороге к порту, то мы будем лишены возможности защищаться. Прошу тебя, уезжай, чтобы я был спокоен.
Илис молча кивнула, и Максим повернулся к Кеннету, который сразу же вытащил брус из скоб и распахнул дверь. Он выглянул, чтобы убедиться, что путь свободен, и, махнув Максиму, вышел в коридор. За ним последовали все, кто находился в комнате. Наверху стоял такой шум, что противник наверняка не расслышал их шагов. Когда они спустились во двор, Кеннет и Шербурн мгновенно взбежали на стену и развернули пушки, направив их на вход в замок. Слуги бросились в конюшню и спустя несколько секунд вывели оседланных лошадей. На одну из них взгромоздился repp Дитрих, за которым пристроился конюх, а вторую Спенс подвел к Илис.
— Дай мне слово, что приедешь ко мне целым и невредимым, — взмолилась Илис.
Максим крепко прижал ее к груди.
— Помните, мадам, — прошептал он, — что больше всего на свете я хотел бы вернуться в Англию. — Он немного отодвинул Илис, чтобы заглянуть ей в глаза. — Если все пойдет хорошо, родная, я захвачу с собой Хиллиарда.
Крик, прозвучавший из окна наверху, возвестил о том, что ганзейцы ворвались в комнату Илис. Те, кто стоял во дворе, подняли головы и увидели высунувшихся до половины Хиллиарда и его солдат. Они озадаченно рассматривали внешнюю стену замка, недоумевая, как англичанам удалось выбраться, однако их любопытство так и осталось неудовлетворенным. Заскрежетав от ярости зубами, Хиллиард последовал за своими людьми вниз. Он уже был готов поверить, что у этих чертовых англичан выросли крылья.
Максим подсадил Илис и хлопнул лошадь по крупу. Животное сорвалось с места и вылетело в ворота замка. Хотя Максим испытал облегчение, словно с его души свалился тяжелый груз, он все же взбежал на стену и проводил взглядом всадников, пока они не скрылись за поворотом. Потом повернулся к пушке. У него уже не было возможности предаваться печальным размышлениям, потому что в это мгновение остатки войска Хиллиарда показались в дверях замка. Их встретил огонь двух пушек. Прошло довольно много времени, прежде чем Хиллиард наконец поднял сучковатую палку, на которой развевался белый флаг.
Глава 26
Ветер наполнил паруса, и судно понеслось вперед, вспенивая воду. Трюмы были доверху забиты грузом, медью, серебром, сушеной треской и гамбургским пивом, но это никак не повлияло на его быстроходность. Нос судна с легкостью взрезал серую поверхность моря, стремительно отсчитывая милю за милей. Казалось, темные облака, подгоняемые северным ветром, едва не ложатся на белоснежные паруса. Капли уныло моросящего дождя, стоило им только упасть на палубу, тут же исчезали в недрах волновавшегося моря. Парившие над поверхностью воды чайки сопровождали свой полет резкими криками и следовали за судном, которое огибало Фризские острова. Но когда корабль миновал последний остров из этой длинной цепочки, марсели беспомощно захлопали, потеряв ветер. Рулевой развернул судно, а команда бросилась поднимать новые паруса. Весь этот шум способно было выдержать только привычное к крикам матросов и боцмана ухо истинного моряка. Прошло еще некоторое время, и Нидерланды остались позади, а судно устремилось в Северное море. Чайки, отчаявшись получить вознаграждение за свое неусыпное бодрствование, остались кормиться в прибрежной полосе.
Холодный, влажный ветер пробирал до костей, и Илис, поежившись, поглубже натянула капюшон своего шерстяного плаща. Она предпочла не распаковывать дорогие платья и подбитый мехом плащ, поэтому сейчас на ней была простая, но теплая и удобная одежда. Девушка похвалила себя за предусмотрительность: ведь и платье, и плащ уже успели пропитаться влагой, а ее лицо было мокрым от мелких капелек. Она стояла, облокотившись на леер, и смотрела вдаль. Англия находилась где-то там, за этой призрачной линией, где небо опускается в море, но девушка не испытывала радости оттого, что возвращается домой. Ее сердце осталось в Германии. Она не знала, жив ли Максим, и когда ее одолевали воспоминания о недавних событиях, перед глазами возникала страшная и мучительная картина: ее возлюбленный супруг лежит бездыханный у ног этого мерзкого животного Хиллиарда. Если бы она дала волю своему беспокойству и прекратила отчаянную борьбу с угнездившимся в душе страхом, ее сознание было бы порабощено этими эмоциями — эмоциями, способными довести ее до умопомешательства. Но благодаря сильной воле и решимости, граничившей с упрямством, ей удавалось сохранить ясность мыслей, и она не уставала напоминать себе о том, что ее муж обладает удивительной отвагой и способностью превращать любое поражение в победу.
Чтобы спрятаться от тумана, Илис перебралась на ют, где стояли Николас и рулевой, обеспокоенно смотревшие на нактоуз. Она старалась держаться от них подальше и не мешать. Николас заметил ее присутствие совершенно случайно, когда проверял курс судна. Он кивнул ей и вновь обратился к рулевому. Его голос звучал приглушенно, но в нем чувствовалась уверенность, и рулевой внимательно слушал указания своего капитана.
Никто бы не посмел утверждать, что Николас неумен или обладает плохими манерами, подумала Илис, переводя взгляд на море. Было совершенно очевидно, что команда, как и она сама, уважала его. Несмотря на то что временами Николас держался с ней отчужденно, с первого дня, с того момента, как они отплыли из Гамбурга, он был чрезвычайно добр и заботлив. Ей очень повезло, что она познакомилась с ним, потому что он более чем в три раза увеличил ее средства. Но главное заключалось в том, что ей посчастливилось встретить столь интересного человека, обладающего исключительной широтой души.
Николас проявил любезность и опять уступил ей свою каюту, и они не упускали возможности насладиться изысканными блюдами, приготовленными герром Дитрихом, и побеседовать на интересные для обоих темы, избегая, однако, любого упоминания о том, что произошло. Иногда Илис замечала, что Николас наблюдает за ней, и ее удивляло выражение его лица, словно он разделял ее боль и тревогу за Максима. Но временами девушке казалось, что он борется с ограничениями, установленными им еще в их первое путешествие. Она принадлежала другому; он не собирался вмешиваться или проявлять свои чувства. Однако в его отношении к ней, основанном на восхищении и уважении, настолько сильных, что он был бы рад видеть ее своей женой, проскальзывало желание, вернее, стремление установить между ними нечто вроде перемирия, чтобы они могли очистить свою дружбу от пепла прошлого.
— Segelschiff! Viertel Steuerbord![60]
Этот крик раздался откуда-то сверху, и Илис, подняв голову, увидела, что вахтенный, сидевший в «вороньем гнезде», указывает на узкую полоску горизонта. На ее фоне были видны белые точки, и хотя девушка не поняла, что сказал вахтенный, она догадалась, какое значение имеют эти крохотные пятнышки. Это паруса корабля!
Николас выхватил у своего помощника подзорную трубу и направил ее в ту сторону, куда указывал вахтенный. Прошло довольно много времени, прежде чем он опустил ее, но теперь на его лице появилось озабоченное выражение. Что-то скомандовав по-немецки, он опять прижал трубу к глазу.
— Английское судно, — бросил он через плечо Илис. — Плывет из Нидерландов.
— Это… это корабль Дрейка?
Илис, знавшая, что ждет Николаса при встрече с Дрейком, страшилась задать этот вопрос. Капитан сам признал, что не так богат, как Хиллиард, поэтому потеря груза и судна была бы для него страшным ударом.
Николас не скрывал своей тревоги.
— Этот неуловимый дьявол! Знать бы, где он сейчас! С тех пор как Елизавета фновь разрешила ему плавать, он занимался тем, что грабил Испанию. Он летает словно на крыльях: прошлым летом между баскскими портами, а ф этом году — между островами Зеленого Мыса и Карибским морем. Сантьяго! Порт-оф-Спейн! Картахена! Фсе пали под его натиском! Он превратит Филиппа ф нищего! И фсех тех, кто имеет глупость идти с ним на сделку! Это будет горькой иронией судьбы, если мы столкнемся с ним!
— Но он наверняка отпустит вас, если узнает, что вы везете английскую подданную.
— Дрейк голоден! Он начнет задавать вопросы.
Николас отошел и принялся отдавать команды. Матросы бросились поднимать новые паруса. Капитан понимал, как важно выжать из судна максимальную скорость. С мачты опять что-то прокричали, и все как один повернули головы влево, где увидели еще один парусник. Пока внимание команды было занято первым кораблем, второй уже успел подойти на довольно близкое расстояние, поэтому можно было разглядеть мельчайшие детали его корпуса. Внезапно в носовой части судна появилась струйка дыма, которую тут же отнесло ветром. В следующее мгновение в нескольких милях от корабля Николаса возник водяной столб. Значение этого послания ни у кого не вызвало сомнения. Ложись в дрейф! Николасу не оставалось ничего иного, как приспустить паруса и развернуть судно, — ведь у него не было пушек, чтобы отразить атаку обоих противников.
Спустя некоторое время к кораблю подошли английские галеоны. Их высокие мачты с множеством парусов производили угрожающее впечатление. Больший из них приблизился вплотную, и с него перекинули абордажные крючья. Ганзейский капитан, сжав челюсти, наблюдал, как абордажная команда перебирается на его палубу.
Холодный, влажный ветер пробирал до костей, и Илис, поежившись, поглубже натянула капюшон своего шерстяного плаща. Она предпочла не распаковывать дорогие платья и подбитый мехом плащ, поэтому сейчас на ней была простая, но теплая и удобная одежда. Девушка похвалила себя за предусмотрительность: ведь и платье, и плащ уже успели пропитаться влагой, а ее лицо было мокрым от мелких капелек. Она стояла, облокотившись на леер, и смотрела вдаль. Англия находилась где-то там, за этой призрачной линией, где небо опускается в море, но девушка не испытывала радости оттого, что возвращается домой. Ее сердце осталось в Германии. Она не знала, жив ли Максим, и когда ее одолевали воспоминания о недавних событиях, перед глазами возникала страшная и мучительная картина: ее возлюбленный супруг лежит бездыханный у ног этого мерзкого животного Хиллиарда. Если бы она дала волю своему беспокойству и прекратила отчаянную борьбу с угнездившимся в душе страхом, ее сознание было бы порабощено этими эмоциями — эмоциями, способными довести ее до умопомешательства. Но благодаря сильной воле и решимости, граничившей с упрямством, ей удавалось сохранить ясность мыслей, и она не уставала напоминать себе о том, что ее муж обладает удивительной отвагой и способностью превращать любое поражение в победу.
Чтобы спрятаться от тумана, Илис перебралась на ют, где стояли Николас и рулевой, обеспокоенно смотревшие на нактоуз. Она старалась держаться от них подальше и не мешать. Николас заметил ее присутствие совершенно случайно, когда проверял курс судна. Он кивнул ей и вновь обратился к рулевому. Его голос звучал приглушенно, но в нем чувствовалась уверенность, и рулевой внимательно слушал указания своего капитана.
Никто бы не посмел утверждать, что Николас неумен или обладает плохими манерами, подумала Илис, переводя взгляд на море. Было совершенно очевидно, что команда, как и она сама, уважала его. Несмотря на то что временами Николас держался с ней отчужденно, с первого дня, с того момента, как они отплыли из Гамбурга, он был чрезвычайно добр и заботлив. Ей очень повезло, что она познакомилась с ним, потому что он более чем в три раза увеличил ее средства. Но главное заключалось в том, что ей посчастливилось встретить столь интересного человека, обладающего исключительной широтой души.
Николас проявил любезность и опять уступил ей свою каюту, и они не упускали возможности насладиться изысканными блюдами, приготовленными герром Дитрихом, и побеседовать на интересные для обоих темы, избегая, однако, любого упоминания о том, что произошло. Иногда Илис замечала, что Николас наблюдает за ней, и ее удивляло выражение его лица, словно он разделял ее боль и тревогу за Максима. Но временами девушке казалось, что он борется с ограничениями, установленными им еще в их первое путешествие. Она принадлежала другому; он не собирался вмешиваться или проявлять свои чувства. Однако в его отношении к ней, основанном на восхищении и уважении, настолько сильных, что он был бы рад видеть ее своей женой, проскальзывало желание, вернее, стремление установить между ними нечто вроде перемирия, чтобы они могли очистить свою дружбу от пепла прошлого.
— Segelschiff! Viertel Steuerbord![60]
Этот крик раздался откуда-то сверху, и Илис, подняв голову, увидела, что вахтенный, сидевший в «вороньем гнезде», указывает на узкую полоску горизонта. На ее фоне были видны белые точки, и хотя девушка не поняла, что сказал вахтенный, она догадалась, какое значение имеют эти крохотные пятнышки. Это паруса корабля!
Николас выхватил у своего помощника подзорную трубу и направил ее в ту сторону, куда указывал вахтенный. Прошло довольно много времени, прежде чем он опустил ее, но теперь на его лице появилось озабоченное выражение. Что-то скомандовав по-немецки, он опять прижал трубу к глазу.
— Английское судно, — бросил он через плечо Илис. — Плывет из Нидерландов.
— Это… это корабль Дрейка?
Илис, знавшая, что ждет Николаса при встрече с Дрейком, страшилась задать этот вопрос. Капитан сам признал, что не так богат, как Хиллиард, поэтому потеря груза и судна была бы для него страшным ударом.
Николас не скрывал своей тревоги.
— Этот неуловимый дьявол! Знать бы, где он сейчас! С тех пор как Елизавета фновь разрешила ему плавать, он занимался тем, что грабил Испанию. Он летает словно на крыльях: прошлым летом между баскскими портами, а ф этом году — между островами Зеленого Мыса и Карибским морем. Сантьяго! Порт-оф-Спейн! Картахена! Фсе пали под его натиском! Он превратит Филиппа ф нищего! И фсех тех, кто имеет глупость идти с ним на сделку! Это будет горькой иронией судьбы, если мы столкнемся с ним!
— Но он наверняка отпустит вас, если узнает, что вы везете английскую подданную.
— Дрейк голоден! Он начнет задавать вопросы.
Николас отошел и принялся отдавать команды. Матросы бросились поднимать новые паруса. Капитан понимал, как важно выжать из судна максимальную скорость. С мачты опять что-то прокричали, и все как один повернули головы влево, где увидели еще один парусник. Пока внимание команды было занято первым кораблем, второй уже успел подойти на довольно близкое расстояние, поэтому можно было разглядеть мельчайшие детали его корпуса. Внезапно в носовой части судна появилась струйка дыма, которую тут же отнесло ветром. В следующее мгновение в нескольких милях от корабля Николаса возник водяной столб. Значение этого послания ни у кого не вызвало сомнения. Ложись в дрейф! Николасу не оставалось ничего иного, как приспустить паруса и развернуть судно, — ведь у него не было пушек, чтобы отразить атаку обоих противников.
Спустя некоторое время к кораблю подошли английские галеоны. Их высокие мачты с множеством парусов производили угрожающее впечатление. Больший из них приблизился вплотную, и с него перекинули абордажные крючья. Ганзейский капитан, сжав челюсти, наблюдал, как абордажная команда перебирается на его палубу.