Страница:
— Покажи ей, — обратившись к Лиренде, велела Морриэль.
Кивком головы Лиренда выставила испуганного пажа за дверь. Презрительно сжав губы и всем своим видом показывая, что только воля старшей заставляет ее делать это, она медленно пошла к жаровне. Там, где скользила ее тень, серебристые охранительные символы ковра сразу же тускнели, словно одним своим присутствием Лиренда их гасила. Подойдя к жаровне, Первая колдунья опустилась на колени.
Если родственной стихией Элайры была вода, Лиренде для пробуждения магических сил требовался огонь. Выполняя приказание Морриэль, она закрыла глаза и погрузилась в легкое забытье.
Вероятная преемница старухи, Лиренда была весьма опытной колдуньей. Элайра сразу же ощутила поток чужой силы, наполнившей ее изнутри. Собственная взбудораженность только мешала ей, и послушница, как могла, пыталась с ней справиться. Очень скоро золотисто-красное сияние углей в жаровне сделалось бледно-голубым и холодным. В изменившемся пламени вначале едва заметно, затем все отчетливее стал появляться узор светящихся нитей. Постепенно он приобрел законченные очертания. Сознание Лиренды показывало Элайре особенности этого узора: дар ясновидения, беспощадная ирония, сильная воля и сострадание. У Элайры зашлось сердце. Узор нитей безошибочно указывал ей на Аритона Фаленского. То была картина его жизненных сил, развернутая во всей полноте Содружеством Семи.
Элайра шумно глотнула воздух. Перед ней раскрылись потаенные уголки личности Аритона. Увиденное пугало. Дар ясновидца и способность к состраданию, властность и восприимчивость, сила и чувство вины — все это переплеталось самым невообразимым образом. Страх Морриэль не был напрасным. Проклятие Деш-Тира только усугубляло противоречия личности Аритона, грозя довести его внутренними терзаниями до полного безумия.
При всей своей силе Фаленит обладал скрытой склонностью к разрушению. Кориатанский орден никогда не смирится с подобной угрозой, и Главная колдунья наверняка постарается нанести упреждающий удар, пока скрытая склонность не переросла в открытую. Все эти годы Элайра жила с уверенностью, что самообладание Повелителя Теней сильнее побуждений, нашептываемых Деш-Тиром. Выходит, ее уверенность не имела под собой никакой основы и была лишь капризом затронутых чувств? Значит, с упрямством влюбленной девчонки она не желала видеть того, что сразу увидели ее мудрые и прозорливые наставницы?
— Пощади его, Даркарон! — Элайра отчаянно моргала, борясь с подступавшими слезами. — Человеку жизни не хватит, чтобы выдержать такое. Или я ошибаюсь? Может, вон тот изгиб в узоре нитей и узел рядом с ним и есть знаки его долголетия?
— Ты правильно прочитала узор, — сказала Морриэль. Она прищелкнула корявыми пальцами, подавая Лиренде сигнал выходить из забытья. — Эта новость застала нас врасплох, хотя в ней нет ничего удивительного. Лизаэр и Аритон попали на Этеру через портал, находящийся в Красной пустыне. По пути они, конечно же, набрели на фонтан Пяти Веков, выпили из него воды, и магия Давина добавила к их естественному сроку жизни еще по пятьсот лет.
— Вы позвали меня, чтобы сообщить об этом? — спросила Элайра.
Угли вновь начали краснеть, и пугающий узор нитей растаял. Послушница облегченно вздохнула. Рукавом она быстро отерла со щек слезы и потому не видела, как Лиренда вышла из забытья. Лицо Первой колдуньи завистливо скривилось, а взгляд, брошенный Элайре в спину, был полон кипящего яда.
Сквозь полуприкрытые веки Морриэль видела, как ее преемница поспешно загоняет вглубь прорвавшиеся чувства. Но сейчас старухе было не до Лиренды.
— Нет, послушница Элайра, тебя позвали для служения. Теперь мы знаем, что вражда, посеянная Деш-Тиром, может продолжаться не один век. Я предлагаю тебе: отдай свой камень, чтобы мы наделили его силами, продлевающими жизнь. Мы не намерены принуждать тебя. Подумай хорошенько. Пережить своих сверстниц — это далеко не всегда счастливая и завидная участь.
Внешне Лиренда держалась с холодной отстраненностью. О глубочайшем ее презрении говорили лишь сжатые кулаки, которые она прятала под складками рукавов. Продление жизни — награда, которую надо заслужить. А старуха предлагает это девчонке, у которой нет ни настоящего почтения к старшим, ни уважения к устоям ордена!
Элайра — вечная бунтарка и сорвиголова — молча вглядывалась в живую мумию, закутанную в теплые одежды, на которых льдинками поблескивали бриллиантовые украшения. Морриэль было больше тысячи лет. За века ее суставы истончились и стали хрупкими, как яичная скорлупа. Да и само тело превратилось не более чем в оболочку, сотканную из тонких жил и поддерживаемую лишь силой охранительных заклинаний. Маги Содружества Семи тоже продлевали себе жизнь, но их заклинания были могущественнее и находились в полном созвучии с природными законами. Кориатанки этого не умели; они продлевали жизнь, наделяя дополнительной силой личный камень той, кому даровали эту привилегию.
— Поначалу ты будешь испытывать боль, — продолжала Морриэль, — но недолго, пока тело не достигнет первичного равновесия с заклинаниями, продлевающими жизнь. Через полгода естественное старение тела будет повернуто вспять на целых семьсот лет. Поскольку вода в фонтане Давина прибавила принцам только пятьсот лет, тебе не понадобится доживать до тягот повторного продления своей жизни.
Элайра не замечала, как солнечные лучи высвечивают на стенах мозаику символов, оставленных братством служителей Эта. Вряд ли она слышала громкое верещание куницы, устроившей себе нору где-то под крышей. Послушница стояла, скрестив на груди руки. Предостережение Морриэль и неприязнь Лиренды, скрытая под маской безразличия, — все это отступило на задний план перед нахлынувшим на нее воспоминанием.
Шесть лет назад, на песчаной косе близ Нармса, в вечерних сумерках у нее произошла тайная встреча с Трайтом, магом Содружества. «Меня послали к тебе, — сказал он ей тогда, — ибо ясновидение показало Хранителю Альтейна, что только ты сумела тонко и глубоко разобраться в личности Аритона. Но если твой Повелитель Теней предаст тебя или ты предашь его, это повлечет немало бед».
Нужно было решаться. Понимая это, Элайра с каким-то скорбным спокойствием, без дрожи в голосе, ответила:
— Я принимаю ваше предложение, Главная колдунья. Зашелестел шелк. Морриэль наклонила голову, и в воздухе пахнуло лавандой.
— Быть посему. Подай мне свой камень.
Главная колдунья с видимым усилием подняла с колен костлявую руку.
Элайра сняла прозрачный кварцевый кулон, похожий на замерзшую слезинку. Жизнь научила эту худощавую, легконогую девчонку искусно притворяться, но сейчас Элайра была такой, какая есть. Она с ошеломляющим мужеством подала старухе кулон. Глаза их встретились. Главная колдунья и молодая послушница без слов поняли друг друга. Элайра добровольно обрекала себя на судьбу, грозящую ей гибелью.
Элайра с вызовом улыбнулась.
— Я даже рада такой перемене в своей жизни.
— Ну и глупо, — резко ответила Морриэль. — Ты не бесталанная девчонка, но мудрости Эт тебе не дал.
Старуха спрятала кулон Элайры в складках одежды и требовательно спросила:
— Как по-твоему, где сейчас может находиться Повелитель Теней?
Застигнутая врасплох, послушница быстро взяла себя в руки и задала свой вопрос: — А где сейчас Лизаэр?
Лиренда дернулась, как взнузданная лошадь: каким тоном эта девчонка позволяет себе разговаривать с Главной колдуньей!
Однако Морриэль сочла вопрос вполне уместным.
— Тайсанский принц направляется в Эрдану, чтобы заявить о своих правах на Авенор.
Спокойствие Элайры дало трещину. Во время той памятной встречи Трайт заверил девушку, что ее покорность воле Главной колдуньи не повредит Аритону. Вопреки своему желанию, но подчиняясь обетам Кориатанского ордена, плотно опутавшим ее жизнь, Элайра ответила:
— В таком случае Аритона нужно искать где-то на восточном побережье. Думаю, он постарается держаться как можно дальше от Авенора.
— Здравое суждение. В день летнего солнцестояния мы воспользуемся силой седьмой ветви и устроим новый сеанс ясновидения. Тогда и проверим, насколько ты была права.
Утомленная разговором, Морриэль слегка шевельнула пальцем, показывая Элайре, что та может идти.
— Ты тоже ступай, — бросила Главная колдунья Лиренде, приготовившейся возразить, что девчонка не заслуживает такой великой милости.
Старуха расправила мантию на острых коленках. Недостатки в характере Первой колдуньи становились все заметнее.
— Я хочу поразмышлять. Распорядись, чтобы сюда никто не входил.
Лиренда поклонилась и быстро вышла. От невидимых воздушных потоков ярко вспыхнули угли в жаровне.
Главная колдунья осталась наедине с собой и своими думами. Морриэль сердито поджала бесцветные губы. У нес не было времени ждать, пока появится другая, более достойная преемница. Да, у Первой колдуньи есть недостатки, которые она должна изжить, однако нельзя отрицать ее блестящих способностей. Эта гордячка ни за что не признается, а ведь она наравне с Элайрой поддалась искушению. Правда, искушение слишком велико и ему трудно не поддаться. Морриэль отличалась цепкой памятью, и сейчас перед ее мысленным взором во всех подробностях предстал узор жизненных линий Аритона Фаленского.
От этого человека исходила пугающая сила.
Если бы не старость с ее недугами и мечтами о том, чтобы смерть освободила тебя от опостылевшей жизни… наверное, и она, подпав под его обаяние, потеряла бы голову и ревела, как Элайра.
Но вместо этого хрупкие старушечьи пальцы сомкнулись над магическим камнем, отданным ей послушницей. В глазах Морриэль отразился мрак холодной северной ночи, и она прошептала:
— Будь же ты проклят, потомок Фаленитов!
Если одним своим появлением Аритон сумел завладеть сердцем взбалмошной Элайры, если ему удалось поколебать выдержанную и уравновешенную Первую колдунью, которую она готовила себе на смену… что ж, он сполна заплатит за все. Ощущая холодный огонь, пожирающий ее суставы, Морриэль принесла мысленную клятву уничтожить Фаленита.
А если ее ставка на Лиренду оказалась ошибочной и та при всех своих способностях не выдержит ритуальных испытаний и погибнет? Придется опять начинать сначала, искать подходящую кандидатуру и возиться с нею. В таком случае сама она будет вынуждена еще на сто лет продлить свое опостылевшее существование.
Когда-то она любила заглядывать в будущее. «С возрастом избавляешься и от этой глупости тоже», — подумала Морриэль.
Когда солнце в южных краях начинает припекать все жарче, Круг Старших покидает Фортмарк, повинуясь распоряжению Главной колдуньи Морриэль, которая едет вместе с ними в своем паланкине, тщательно укутанная одеялами. Все помыслы кориатанок устремлены к грядущему дню летнего солнцестояния, когда они соберутся для ясновидения и вновь попытаются отыскать неуловимого Повелителя Теней…
Явившись во внутреннюю цитадель Алестрона, Асандир ведет беседу с раздраженным сановником, повторяющим, что герцог и его братья заняты устройством помолвки. Хотя при осмотре подземелий тайные литейные мастерские не обнаружены, так же как и трактат по изготовлению дымного пороха, вельможа всячески увиливает от ответа, когда Асандир пытается узнать, почему стены арсенала покрыты магическими знаками, преграждающими доступ…
ГЛАВА V
— Вроде мы не давали тебе денег на благовония, — подмигнув, сказал ему Медлир.
Дакар недовольно поморщился; выданных ему денег не хватило даже на кружку эля. Он стряхнул со низенькой скамеечки все, что там лежало, и грузно плюхнулся на нее сам. Сознавая, что его свобода во многом куплена на средства Халирона, Дакар заставил себя дать пристойный ответ:
— Чмокнул тут по дороге одну милашку.
— Вот оно что, — усмехнулся Медлир, не переставая играть. — И как, разжился новыми сплетнями?
Дакар сосредоточенно возился с манжетами рубахи, пытаясь вытащить их из рукавов своего оранжево-зеленого камзола, купленного почти за бесценок у торговца поношенной одеждой.
— У жены председателя городского совета новая интрижка. Счастливчик рано обрадовался. Говорят, она меняет любовников чуть ли не каждый месяц. — Тесемки на рукавах камзола не желали поддаваться, и Дакар, оставив это занятие, продолжал: — Да, вот еще что. Слыхал про толстозадую Хавриту — хозяйку модного портновского заведения? Никуда носу не кажет. Заработала синяк под глазом: поцапалась с одной старой грымзой. У той свое заведение на Портняжной улице. Каждая утверждала, что ее швеям не продохнуть от работы, поскольку только у нее можно заказать по-настоящему модный наряд. Слово за слово, потом и до кулаков дошло. Как Хаврита теперь будет встречать заказчиц? У них ведь день летнего солнцестояния — чуть ли не главный праздник.
Дверь снова открылась, но уже не с таким грохотом. Дакар умолк. С прогулки по городским лавкам вернулся Халирон, зажимая под мышкой какой-то сверток.
Медлир возобновил упражнения.
— Представляешь, всем просто не терпится услышать тебя на празднике у правителя, — обратился к магистру Дакар. — Знатные горожанки чуть ли не в драку лезут — только бы получить приглашение.
— Бедняжки. Так и задушить друг друга недолго кружевами да жемчужными ожерельями, — проворчал старик, равнодушный к городским сплетням.
Халирон постоял, слушая игру Медлира, и одобрительно кивнул головой. Даже его взыскательный слух был удовлетворен. Месяцы, проведенные в их жалком пристанище, не пропали даром. Медлир существенно отточил свое мастерство. Вслушиваясь в незаметный переход с седьмых долей на пятые, старый менестрель ощутил дрожь во всем теле. Халирон и раньше подозревал, что ученик окажется талантливее его. Но только сейчас, слушая, как под пальцами Медлира обыкновенное упражнение превращается во вдохновенную лирическую балладу, старик понимал, что так оно и есть. Халирон не испытывал никакой зависти к своему преемнику. Только тихую радость. Он достаточно побыл непревзойденным менестрелем Этеры и сейчас хотел лишь одного: вернуться к давно покинутой семье — жене и дочери.
До дня летнего солнцестояния оставалась ровно неделя. И — свобода. Наконец-то можно будет покинуть опостылевший Джелот и возобновить прерванное путешествие в Шанд.
— Ты никак принес колбасу? — спросил Дакар, возвращая старика к мирским заботам. — Самое время перекусить. Может, вы с Медлиром и насыщаетесь струнными переливами, но я еще не научился питаться звуками.
Халирон молча направился к столу. Так же молча он переложил на другое место несколько латунных свистков-камертонов, мотки серебряной проволоки и маленькие зажимы, используемые для растяжки струн лиранты. Вслед за ними настал черед свитков и ветхих листов весьма редкой теперь рисовой бумаги. На свитках и листах, купленных Медлиром у какого-то старьевщика, были записаны разные варианты старинных баллад. Наконец, отодвинув шило и чернильницу, Халирон положил на стол сверток с едой. Стол сколотил из обрезков досок Медлир. Прежний стол без конца опрокидывался, и однажды, устав собирать черепки посуды, ученик отложил лиранту, разломал этого уродца на дрова и взялся за молоток. Крышка нового стола больше напоминала кусок корабельной палубы, но зато с нее ничего не падало. Она выдержала даже Дакара, первым навалившегеся на еду.
Халирон уселся на свою любимую низенькую скамеечку и, глядя куда-то в сторону, сказал:
— Сейчас я убедился, что ты больше не нуждаешься в моих наставлениях.
Медлир доиграл последний аккорд и приглушил струны лиранты.
— А мне они пока еще нужны. И потом… осталась одна баллада, которой ты меня не научил.
— Ты догадался? — Халирон привычным движением разминал суставы пальцев. — Жаль, конечно, что джелотский мэр не заставит тебя исполнить ее вместо меня.
Старик поежился. Близилось лето, но с залива по-прежнему дули холодные ветры, принося в город соленую влагу. Здешний климат был губителен для Халирона, хотя магистр стоически переносил ломоту в суставах и жаловался очень редко.
— Что нового в казармах? — спросил он, зная, что Медлир часто ходит туда упражняться в стрельбе из лука.
Медлир бережно заворачивал драгоценную лиранту в мягкую ткань.
— Солдатам опять не выдали жалованье. Похоже, назревает крупный скандал.
— «Он честным быть бы очень рад, но по натуре казнокрад», — пропел Халирон строчку из баллады. — Никак городской казначей снова растратил денежки вояк?
— Если бы только их. — Медлир поставил лиранту в угол и с усмешкой продолжал: — Говорят, он продал парные рубиновые браслеты свояченицы, чтобы заплатить местной ведунье и с ее помощью скрыть кое-какие свои делишки. В частности, перемещение изрядной части податей, собранных на городские нужды, в сундуки увеселительного заведения «Пчелки и мотыльки».
— Которое, помимо всего прочего, торгует молоденькими мальчиками? Оно никогда не бедствовало.
Халирон вовремя повернулся, иначе последний ломоть хлеба тоже отправился бы к Дакару в брюхо.
— Мне на улице встретился один из слуг мэра. Рассказал про его супругу. Эта мегера собралась всех ошеломить и за несколько дней до празднества объявит, что устраивает маскарад. Всем, у кого не окажется масок, доступ будет закрыт.
Медлир слегка толкнул в бок жующего Дакара.
— Слыхал? Почему бы тебе не шепнуть об этом на ухо своей милашке? То-то будет смеху, когда городские шлюхи успеют заказать себе маски раньше знатных горожанок и тем придется дожидаться своей очереди!
— Тогда Хаврита явно обзаведется вторым синяком, — возвестил Безумный Пророк, дорвавшийся до колбасы.
Медлир присоединился к трапезе, вынужденный довольствоваться тем, что Халирон прикрыл локтем и сумел спасти от Дакара. То ли ученик менестреля и в самом деле питался звуками, то ли не слишком хотел есть, но он даже не обиделся на их прожорливого спутника, а стал перекидываться с Халироном добродушными шутками. Вслушиваясь в речь Медлира, Дакар подметил странную особенность: она всегда была одинаково правильной, без малейшего оттенка какого-либо местного говора. Разумеется, каждый талантливый менестрель умел менять интонацию голоса и даже произношение, тем не менее у любого порой прорывались словечки или интонации тех мест, откуда он родом. Чаще всего это случалось, когда человек находился в знакомой компании и увлекался разговором. Дакар знал, как говорят в разных уголках Этеры, и надеялся, что рано или поздно скрытный Медлир, сам того не желая, вьщаст место своего происхождения. Однако даже сейчас речь Медлира сохраняла все ту же правильность, и это почему-то настораживало Дакара. Тревожило его и другое. Вот уже год, как Асандир отправил его на поиски Повелителя Теней. Неужели в Альтейнской башне не знают, что он до сих пор не выполнил повеления? Неужели нашествие ийятов на Джелот прошло незамеченным для магов Содружества? Не в правилах Асандира забывать о своих повелениях. Тогда почему все эти месяцы он молчит?
Будь Дакар сейчас пьян, у него не возникло бы даже мысли связать одно событие с другим. Но в его трезвую голову такая мысль забрела, отчего Безумного Пророка даже прошиб холодный пот. Противнее всего, если Аритон Фаленский скрывается где-нибудь в Шанде, и Асандир, зная это, просто ждет когда Дакар туда доберется.
До объявленного маскарада оставалось всего пять дней. Приготовления в резиденции мэра и в городе становились все более лихорадочными. Неожиданно у хозяйки будущего празднества возникла фантазия дополнительно украсить зал позолоченными колоннами. Бормоча сквозь зубы ругательства, штукатуры и их подмастерья месили в лоханях гипс, торопясь исполнить прихоть госпожи. А на стремянках уже сидели позолотчики, дожидаясь своей очереди. Кондитеры, зная, что их товар разойдется подчистую, работали без отдыха, заполняя складские помещения пряниками и леденцами. У южных городских ворот скапливались вереницы повозок. Те из них, что везли цветы и душистые травы, по особому распоряжению правителя пропускались в первую очередь. Посыльные сбились с ног, разнося приглашения. Правда, они не жаловались, ибо по пути им удавалось сорвать несколько поцелуев у смазливых служанок, отправленных хозяйками за очередной порцией галантереи или украшений. Тяжелее всего приходилось портным и швеям. Они работали, не разгибая спины, днем и ночью. Стремясь перещеголять друг друга, богатые заказчицы без конца что-то меняли в фасоне почти готовых нарядов и еще требовали поторапливаться.
Старшая дочь мэра, взбудораженная ожиданием, гасила свои волнения сластями, отчего раздалась в талии, и бальное платье, сшитое для маскарада, делало ее похожей на бочку. Хаврита, обладавшая чутьем хищницы, мгновенно узнала про эту беду, бросилась к мэру в дом и пообещала зареванной девице, что сошьет ей еще более восхитительный наряд.
— Соперницы Хавриты просто зубами скрежещут, — сообщил Дакар, вернувшийся с Портняжной улицы, где у него было свидание со швеей. — На этот раз обошлось без синяков.
Дакар и Медлир регулярно приносили Халирону последние городские новости: один от своих милашек, другой — из гвардейских казарм. Самого старика не тянуло на улицы. Он коротал время наедине с лирантой и своими мыслями. Накануне празднества покой Халирона нарушили двое лакеев, явившихся от мэра и принесших старому менестрелю наряд для выступления.
Этих лакеев Медлир встретил на лестнице; они промчались мимо, едва не сбив его с ног. Войдя на чердак, он застал учителя бормочущим строки одной весьма язвительной баллады. Лицо Халирона было багровым. Медлир испугался: так разгневать магистра могло только что-то из ряда вон выходящее.
Когда приступ ярости прошел и багрянец лица сменился бледностью, Медлир взял старика за руки и осторожно усадил на кровать.
— Ты хотя бы можешь рассказать, что здесь произошло?
Халирон вновь вскочил и начал расхаживать по комнате. Развязанные тесемки воротника при каждом шаге вздрагивали. Он то и дело прикладывал ладони к вискам, топорща волосы, потом, подойдя к единственному окошку, выходящему на грязный задний двор, ткнул пальцем вниз.
— Никогда не думал, что придется играть для человека, который не перестает наносить мне оскорбления!
Видя горящие яростью глаза своего учителя, Медлир встал и загородил дверной проем.
— Нет, какова наглость! Представляешь, этот индюк еще будет указывать мне, как я должен одеться, чтобы потрафить его глупой и тщеславной жене!
Резко обернувшись, Халирон лягнул низкую койку. Облако пыли, поднявшееся из ее недр, заставило старика попятиться и несколько раз громко чихнуть. Как ни странно, после этого он утихомирился. Халирон оглядел свои узловатые руки, сжатые в кулаки, и вдруг захохотал.
— Дейлион милосердный! Ты можешь вообразить меня в розовых облегающих штанах? А в камзоле с бледно-зелеными буфами на плечах?
Медлир подавил улыбку.
— Мне не хватает воображения. А маску господин мэр тоже соизволил прислать?
— Конечно. Баранью голову. Ну, как тебе?
Халирон рухнул на койку, безжизненно разметав по одеялу руки и ноги. Непревзойденный менестрель Этеры был похож сейчас на выпотрошенную тряпичную куклу.
— Я, наверное, сойду с ума от радости, когда мы уберемся прочь из этого города.
Перемена темы не ослабила бдительности Медлира. Притиснув каблуком дверь, он спросил:
— Ты не сказал, какую одежду прислали для меня.
— И не скажу, — встрепенулся Халирон и с металлом в голосе добавил: — Хотя бы ты окажешься в стороне от этого бесстыдства.
— А вот здесь я с тобой не согласен.
Мягкий, шутливый тон, так раздражавший Дакара, исчез. У двери стоял не певец, а воин, готовый сражаться насмерть. Встряхнув правым рукавом, Медлир зубами ослабил туго завязанную манжету.
— Я пойду вместе с тобой. Не пытайся меня убедить, что я тебе не понадоблюсь.
Их глаза встретились. Халирон мысленно перенесся на шесть лет назад, вспомнив лесистую долину и слова клятвы, приносимой принцем. Старику пришлось идти на попятную: переупрямить потомка Торбанда было невозможно.
Кивком головы Лиренда выставила испуганного пажа за дверь. Презрительно сжав губы и всем своим видом показывая, что только воля старшей заставляет ее делать это, она медленно пошла к жаровне. Там, где скользила ее тень, серебристые охранительные символы ковра сразу же тускнели, словно одним своим присутствием Лиренда их гасила. Подойдя к жаровне, Первая колдунья опустилась на колени.
Если родственной стихией Элайры была вода, Лиренде для пробуждения магических сил требовался огонь. Выполняя приказание Морриэль, она закрыла глаза и погрузилась в легкое забытье.
Вероятная преемница старухи, Лиренда была весьма опытной колдуньей. Элайра сразу же ощутила поток чужой силы, наполнившей ее изнутри. Собственная взбудораженность только мешала ей, и послушница, как могла, пыталась с ней справиться. Очень скоро золотисто-красное сияние углей в жаровне сделалось бледно-голубым и холодным. В изменившемся пламени вначале едва заметно, затем все отчетливее стал появляться узор светящихся нитей. Постепенно он приобрел законченные очертания. Сознание Лиренды показывало Элайре особенности этого узора: дар ясновидения, беспощадная ирония, сильная воля и сострадание. У Элайры зашлось сердце. Узор нитей безошибочно указывал ей на Аритона Фаленского. То была картина его жизненных сил, развернутая во всей полноте Содружеством Семи.
Элайра шумно глотнула воздух. Перед ней раскрылись потаенные уголки личности Аритона. Увиденное пугало. Дар ясновидца и способность к состраданию, властность и восприимчивость, сила и чувство вины — все это переплеталось самым невообразимым образом. Страх Морриэль не был напрасным. Проклятие Деш-Тира только усугубляло противоречия личности Аритона, грозя довести его внутренними терзаниями до полного безумия.
При всей своей силе Фаленит обладал скрытой склонностью к разрушению. Кориатанский орден никогда не смирится с подобной угрозой, и Главная колдунья наверняка постарается нанести упреждающий удар, пока скрытая склонность не переросла в открытую. Все эти годы Элайра жила с уверенностью, что самообладание Повелителя Теней сильнее побуждений, нашептываемых Деш-Тиром. Выходит, ее уверенность не имела под собой никакой основы и была лишь капризом затронутых чувств? Значит, с упрямством влюбленной девчонки она не желала видеть того, что сразу увидели ее мудрые и прозорливые наставницы?
— Пощади его, Даркарон! — Элайра отчаянно моргала, борясь с подступавшими слезами. — Человеку жизни не хватит, чтобы выдержать такое. Или я ошибаюсь? Может, вон тот изгиб в узоре нитей и узел рядом с ним и есть знаки его долголетия?
— Ты правильно прочитала узор, — сказала Морриэль. Она прищелкнула корявыми пальцами, подавая Лиренде сигнал выходить из забытья. — Эта новость застала нас врасплох, хотя в ней нет ничего удивительного. Лизаэр и Аритон попали на Этеру через портал, находящийся в Красной пустыне. По пути они, конечно же, набрели на фонтан Пяти Веков, выпили из него воды, и магия Давина добавила к их естественному сроку жизни еще по пятьсот лет.
— Вы позвали меня, чтобы сообщить об этом? — спросила Элайра.
Угли вновь начали краснеть, и пугающий узор нитей растаял. Послушница облегченно вздохнула. Рукавом она быстро отерла со щек слезы и потому не видела, как Лиренда вышла из забытья. Лицо Первой колдуньи завистливо скривилось, а взгляд, брошенный Элайре в спину, был полон кипящего яда.
Сквозь полуприкрытые веки Морриэль видела, как ее преемница поспешно загоняет вглубь прорвавшиеся чувства. Но сейчас старухе было не до Лиренды.
— Нет, послушница Элайра, тебя позвали для служения. Теперь мы знаем, что вражда, посеянная Деш-Тиром, может продолжаться не один век. Я предлагаю тебе: отдай свой камень, чтобы мы наделили его силами, продлевающими жизнь. Мы не намерены принуждать тебя. Подумай хорошенько. Пережить своих сверстниц — это далеко не всегда счастливая и завидная участь.
Внешне Лиренда держалась с холодной отстраненностью. О глубочайшем ее презрении говорили лишь сжатые кулаки, которые она прятала под складками рукавов. Продление жизни — награда, которую надо заслужить. А старуха предлагает это девчонке, у которой нет ни настоящего почтения к старшим, ни уважения к устоям ордена!
Элайра — вечная бунтарка и сорвиголова — молча вглядывалась в живую мумию, закутанную в теплые одежды, на которых льдинками поблескивали бриллиантовые украшения. Морриэль было больше тысячи лет. За века ее суставы истончились и стали хрупкими, как яичная скорлупа. Да и само тело превратилось не более чем в оболочку, сотканную из тонких жил и поддерживаемую лишь силой охранительных заклинаний. Маги Содружества Семи тоже продлевали себе жизнь, но их заклинания были могущественнее и находились в полном созвучии с природными законами. Кориатанки этого не умели; они продлевали жизнь, наделяя дополнительной силой личный камень той, кому даровали эту привилегию.
— Поначалу ты будешь испытывать боль, — продолжала Морриэль, — но недолго, пока тело не достигнет первичного равновесия с заклинаниями, продлевающими жизнь. Через полгода естественное старение тела будет повернуто вспять на целых семьсот лет. Поскольку вода в фонтане Давина прибавила принцам только пятьсот лет, тебе не понадобится доживать до тягот повторного продления своей жизни.
Элайра не замечала, как солнечные лучи высвечивают на стенах мозаику символов, оставленных братством служителей Эта. Вряд ли она слышала громкое верещание куницы, устроившей себе нору где-то под крышей. Послушница стояла, скрестив на груди руки. Предостережение Морриэль и неприязнь Лиренды, скрытая под маской безразличия, — все это отступило на задний план перед нахлынувшим на нее воспоминанием.
Шесть лет назад, на песчаной косе близ Нармса, в вечерних сумерках у нее произошла тайная встреча с Трайтом, магом Содружества. «Меня послали к тебе, — сказал он ей тогда, — ибо ясновидение показало Хранителю Альтейна, что только ты сумела тонко и глубоко разобраться в личности Аритона. Но если твой Повелитель Теней предаст тебя или ты предашь его, это повлечет немало бед».
Нужно было решаться. Понимая это, Элайра с каким-то скорбным спокойствием, без дрожи в голосе, ответила:
— Я принимаю ваше предложение, Главная колдунья. Зашелестел шелк. Морриэль наклонила голову, и в воздухе пахнуло лавандой.
— Быть посему. Подай мне свой камень.
Главная колдунья с видимым усилием подняла с колен костлявую руку.
Элайра сняла прозрачный кварцевый кулон, похожий на замерзшую слезинку. Жизнь научила эту худощавую, легконогую девчонку искусно притворяться, но сейчас Элайра была такой, какая есть. Она с ошеломляющим мужеством подала старухе кулон. Глаза их встретились. Главная колдунья и молодая послушница без слов поняли друг друга. Элайра добровольно обрекала себя на судьбу, грозящую ей гибелью.
Элайра с вызовом улыбнулась.
— Я даже рада такой перемене в своей жизни.
— Ну и глупо, — резко ответила Морриэль. — Ты не бесталанная девчонка, но мудрости Эт тебе не дал.
Старуха спрятала кулон Элайры в складках одежды и требовательно спросила:
— Как по-твоему, где сейчас может находиться Повелитель Теней?
Застигнутая врасплох, послушница быстро взяла себя в руки и задала свой вопрос: — А где сейчас Лизаэр?
Лиренда дернулась, как взнузданная лошадь: каким тоном эта девчонка позволяет себе разговаривать с Главной колдуньей!
Однако Морриэль сочла вопрос вполне уместным.
— Тайсанский принц направляется в Эрдану, чтобы заявить о своих правах на Авенор.
Спокойствие Элайры дало трещину. Во время той памятной встречи Трайт заверил девушку, что ее покорность воле Главной колдуньи не повредит Аритону. Вопреки своему желанию, но подчиняясь обетам Кориатанского ордена, плотно опутавшим ее жизнь, Элайра ответила:
— В таком случае Аритона нужно искать где-то на восточном побережье. Думаю, он постарается держаться как можно дальше от Авенора.
— Здравое суждение. В день летнего солнцестояния мы воспользуемся силой седьмой ветви и устроим новый сеанс ясновидения. Тогда и проверим, насколько ты была права.
Утомленная разговором, Морриэль слегка шевельнула пальцем, показывая Элайре, что та может идти.
— Ты тоже ступай, — бросила Главная колдунья Лиренде, приготовившейся возразить, что девчонка не заслуживает такой великой милости.
Старуха расправила мантию на острых коленках. Недостатки в характере Первой колдуньи становились все заметнее.
— Я хочу поразмышлять. Распорядись, чтобы сюда никто не входил.
Лиренда поклонилась и быстро вышла. От невидимых воздушных потоков ярко вспыхнули угли в жаровне.
Главная колдунья осталась наедине с собой и своими думами. Морриэль сердито поджала бесцветные губы. У нес не было времени ждать, пока появится другая, более достойная преемница. Да, у Первой колдуньи есть недостатки, которые она должна изжить, однако нельзя отрицать ее блестящих способностей. Эта гордячка ни за что не признается, а ведь она наравне с Элайрой поддалась искушению. Правда, искушение слишком велико и ему трудно не поддаться. Морриэль отличалась цепкой памятью, и сейчас перед ее мысленным взором во всех подробностях предстал узор жизненных линий Аритона Фаленского.
От этого человека исходила пугающая сила.
Если бы не старость с ее недугами и мечтами о том, чтобы смерть освободила тебя от опостылевшей жизни… наверное, и она, подпав под его обаяние, потеряла бы голову и ревела, как Элайра.
Но вместо этого хрупкие старушечьи пальцы сомкнулись над магическим камнем, отданным ей послушницей. В глазах Морриэль отразился мрак холодной северной ночи, и она прошептала:
— Будь же ты проклят, потомок Фаленитов!
Если одним своим появлением Аритон сумел завладеть сердцем взбалмошной Элайры, если ему удалось поколебать выдержанную и уравновешенную Первую колдунью, которую она готовила себе на смену… что ж, он сполна заплатит за все. Ощущая холодный огонь, пожирающий ее суставы, Морриэль принесла мысленную клятву уничтожить Фаленита.
А если ее ставка на Лиренду оказалась ошибочной и та при всех своих способностях не выдержит ритуальных испытаний и погибнет? Придется опять начинать сначала, искать подходящую кандидатуру и возиться с нею. В таком случае сама она будет вынуждена еще на сто лет продлить свое опостылевшее существование.
Когда-то она любила заглядывать в будущее. «С возрастом избавляешься и от этой глупости тоже», — подумала Морриэль.
Вести
Под шелест густой и сочной весенней листвы в Эрдану вступает возглавляемая Лизаэром Илессидским странная процессия, и глава города, вопреки давнишней неприязни к потомкам королевских династий, оказывает ему радушный прием. Все, кроме Дигана, немало удивлены, узнав, что наемники, лишившиеся оружия и не получающие жалованья, в течение трех недель безропотно сопровождали принца и их верность ему осталась непоколебимой…Когда солнце в южных краях начинает припекать все жарче, Круг Старших покидает Фортмарк, повинуясь распоряжению Главной колдуньи Морриэль, которая едет вместе с ними в своем паланкине, тщательно укутанная одеялами. Все помыслы кориатанок устремлены к грядущему дню летнего солнцестояния, когда они соберутся для ясновидения и вновь попытаются отыскать неуловимого Повелителя Теней…
Явившись во внутреннюю цитадель Алестрона, Асандир ведет беседу с раздраженным сановником, повторяющим, что герцог и его братья заняты устройством помолвки. Хотя при осмотре подземелий тайные литейные мастерские не обнаружены, так же как и трактат по изготовлению дымного пороха, вельможа всячески увиливает от ответа, когда Асандир пытается узнать, почему стены арсенала покрыты магическими знаками, преграждающими доступ…
ГЛАВА V
Джелотский маскарад
Дверь в чердачную комнатенку, в которой жили Халирон и его ученик, распахнулась с таким грохотом, что взвыли петли и заскрипел косяк. Но даже эти неприятные звуки не заглушили переливов лиранты. Каскад аккордов был безупречным. Продолжая упражняться, Медлир взглянул на Дакара, только что бурно возвестившего о своем возвращении из джелотских бань. Нос Безумного Пророка напоминал сочное красное яблоко, одежда была полурасстегнута, на уши лезла влажная бахрома волос, а от бороды исходил пряный аромат розового масла.— Вроде мы не давали тебе денег на благовония, — подмигнув, сказал ему Медлир.
Дакар недовольно поморщился; выданных ему денег не хватило даже на кружку эля. Он стряхнул со низенькой скамеечки все, что там лежало, и грузно плюхнулся на нее сам. Сознавая, что его свобода во многом куплена на средства Халирона, Дакар заставил себя дать пристойный ответ:
— Чмокнул тут по дороге одну милашку.
— Вот оно что, — усмехнулся Медлир, не переставая играть. — И как, разжился новыми сплетнями?
Дакар сосредоточенно возился с манжетами рубахи, пытаясь вытащить их из рукавов своего оранжево-зеленого камзола, купленного почти за бесценок у торговца поношенной одеждой.
— У жены председателя городского совета новая интрижка. Счастливчик рано обрадовался. Говорят, она меняет любовников чуть ли не каждый месяц. — Тесемки на рукавах камзола не желали поддаваться, и Дакар, оставив это занятие, продолжал: — Да, вот еще что. Слыхал про толстозадую Хавриту — хозяйку модного портновского заведения? Никуда носу не кажет. Заработала синяк под глазом: поцапалась с одной старой грымзой. У той свое заведение на Портняжной улице. Каждая утверждала, что ее швеям не продохнуть от работы, поскольку только у нее можно заказать по-настоящему модный наряд. Слово за слово, потом и до кулаков дошло. Как Хаврита теперь будет встречать заказчиц? У них ведь день летнего солнцестояния — чуть ли не главный праздник.
Дверь снова открылась, но уже не с таким грохотом. Дакар умолк. С прогулки по городским лавкам вернулся Халирон, зажимая под мышкой какой-то сверток.
Медлир возобновил упражнения.
— Представляешь, всем просто не терпится услышать тебя на празднике у правителя, — обратился к магистру Дакар. — Знатные горожанки чуть ли не в драку лезут — только бы получить приглашение.
— Бедняжки. Так и задушить друг друга недолго кружевами да жемчужными ожерельями, — проворчал старик, равнодушный к городским сплетням.
Халирон постоял, слушая игру Медлира, и одобрительно кивнул головой. Даже его взыскательный слух был удовлетворен. Месяцы, проведенные в их жалком пристанище, не пропали даром. Медлир существенно отточил свое мастерство. Вслушиваясь в незаметный переход с седьмых долей на пятые, старый менестрель ощутил дрожь во всем теле. Халирон и раньше подозревал, что ученик окажется талантливее его. Но только сейчас, слушая, как под пальцами Медлира обыкновенное упражнение превращается во вдохновенную лирическую балладу, старик понимал, что так оно и есть. Халирон не испытывал никакой зависти к своему преемнику. Только тихую радость. Он достаточно побыл непревзойденным менестрелем Этеры и сейчас хотел лишь одного: вернуться к давно покинутой семье — жене и дочери.
До дня летнего солнцестояния оставалась ровно неделя. И — свобода. Наконец-то можно будет покинуть опостылевший Джелот и возобновить прерванное путешествие в Шанд.
— Ты никак принес колбасу? — спросил Дакар, возвращая старика к мирским заботам. — Самое время перекусить. Может, вы с Медлиром и насыщаетесь струнными переливами, но я еще не научился питаться звуками.
Халирон молча направился к столу. Так же молча он переложил на другое место несколько латунных свистков-камертонов, мотки серебряной проволоки и маленькие зажимы, используемые для растяжки струн лиранты. Вслед за ними настал черед свитков и ветхих листов весьма редкой теперь рисовой бумаги. На свитках и листах, купленных Медлиром у какого-то старьевщика, были записаны разные варианты старинных баллад. Наконец, отодвинув шило и чернильницу, Халирон положил на стол сверток с едой. Стол сколотил из обрезков досок Медлир. Прежний стол без конца опрокидывался, и однажды, устав собирать черепки посуды, ученик отложил лиранту, разломал этого уродца на дрова и взялся за молоток. Крышка нового стола больше напоминала кусок корабельной палубы, но зато с нее ничего не падало. Она выдержала даже Дакара, первым навалившегеся на еду.
Халирон уселся на свою любимую низенькую скамеечку и, глядя куда-то в сторону, сказал:
— Сейчас я убедился, что ты больше не нуждаешься в моих наставлениях.
Медлир доиграл последний аккорд и приглушил струны лиранты.
— А мне они пока еще нужны. И потом… осталась одна баллада, которой ты меня не научил.
— Ты догадался? — Халирон привычным движением разминал суставы пальцев. — Жаль, конечно, что джелотский мэр не заставит тебя исполнить ее вместо меня.
Старик поежился. Близилось лето, но с залива по-прежнему дули холодные ветры, принося в город соленую влагу. Здешний климат был губителен для Халирона, хотя магистр стоически переносил ломоту в суставах и жаловался очень редко.
— Что нового в казармах? — спросил он, зная, что Медлир часто ходит туда упражняться в стрельбе из лука.
Медлир бережно заворачивал драгоценную лиранту в мягкую ткань.
— Солдатам опять не выдали жалованье. Похоже, назревает крупный скандал.
— «Он честным быть бы очень рад, но по натуре казнокрад», — пропел Халирон строчку из баллады. — Никак городской казначей снова растратил денежки вояк?
— Если бы только их. — Медлир поставил лиранту в угол и с усмешкой продолжал: — Говорят, он продал парные рубиновые браслеты свояченицы, чтобы заплатить местной ведунье и с ее помощью скрыть кое-какие свои делишки. В частности, перемещение изрядной части податей, собранных на городские нужды, в сундуки увеселительного заведения «Пчелки и мотыльки».
— Которое, помимо всего прочего, торгует молоденькими мальчиками? Оно никогда не бедствовало.
Халирон вовремя повернулся, иначе последний ломоть хлеба тоже отправился бы к Дакару в брюхо.
— Мне на улице встретился один из слуг мэра. Рассказал про его супругу. Эта мегера собралась всех ошеломить и за несколько дней до празднества объявит, что устраивает маскарад. Всем, у кого не окажется масок, доступ будет закрыт.
Медлир слегка толкнул в бок жующего Дакара.
— Слыхал? Почему бы тебе не шепнуть об этом на ухо своей милашке? То-то будет смеху, когда городские шлюхи успеют заказать себе маски раньше знатных горожанок и тем придется дожидаться своей очереди!
— Тогда Хаврита явно обзаведется вторым синяком, — возвестил Безумный Пророк, дорвавшийся до колбасы.
Медлир присоединился к трапезе, вынужденный довольствоваться тем, что Халирон прикрыл локтем и сумел спасти от Дакара. То ли ученик менестреля и в самом деле питался звуками, то ли не слишком хотел есть, но он даже не обиделся на их прожорливого спутника, а стал перекидываться с Халироном добродушными шутками. Вслушиваясь в речь Медлира, Дакар подметил странную особенность: она всегда была одинаково правильной, без малейшего оттенка какого-либо местного говора. Разумеется, каждый талантливый менестрель умел менять интонацию голоса и даже произношение, тем не менее у любого порой прорывались словечки или интонации тех мест, откуда он родом. Чаще всего это случалось, когда человек находился в знакомой компании и увлекался разговором. Дакар знал, как говорят в разных уголках Этеры, и надеялся, что рано или поздно скрытный Медлир, сам того не желая, вьщаст место своего происхождения. Однако даже сейчас речь Медлира сохраняла все ту же правильность, и это почему-то настораживало Дакара. Тревожило его и другое. Вот уже год, как Асандир отправил его на поиски Повелителя Теней. Неужели в Альтейнской башне не знают, что он до сих пор не выполнил повеления? Неужели нашествие ийятов на Джелот прошло незамеченным для магов Содружества? Не в правилах Асандира забывать о своих повелениях. Тогда почему все эти месяцы он молчит?
Будь Дакар сейчас пьян, у него не возникло бы даже мысли связать одно событие с другим. Но в его трезвую голову такая мысль забрела, отчего Безумного Пророка даже прошиб холодный пот. Противнее всего, если Аритон Фаленский скрывается где-нибудь в Шанде, и Асандир, зная это, просто ждет когда Дакар туда доберется.
До объявленного маскарада оставалось всего пять дней. Приготовления в резиденции мэра и в городе становились все более лихорадочными. Неожиданно у хозяйки будущего празднества возникла фантазия дополнительно украсить зал позолоченными колоннами. Бормоча сквозь зубы ругательства, штукатуры и их подмастерья месили в лоханях гипс, торопясь исполнить прихоть госпожи. А на стремянках уже сидели позолотчики, дожидаясь своей очереди. Кондитеры, зная, что их товар разойдется подчистую, работали без отдыха, заполняя складские помещения пряниками и леденцами. У южных городских ворот скапливались вереницы повозок. Те из них, что везли цветы и душистые травы, по особому распоряжению правителя пропускались в первую очередь. Посыльные сбились с ног, разнося приглашения. Правда, они не жаловались, ибо по пути им удавалось сорвать несколько поцелуев у смазливых служанок, отправленных хозяйками за очередной порцией галантереи или украшений. Тяжелее всего приходилось портным и швеям. Они работали, не разгибая спины, днем и ночью. Стремясь перещеголять друг друга, богатые заказчицы без конца что-то меняли в фасоне почти готовых нарядов и еще требовали поторапливаться.
Старшая дочь мэра, взбудораженная ожиданием, гасила свои волнения сластями, отчего раздалась в талии, и бальное платье, сшитое для маскарада, делало ее похожей на бочку. Хаврита, обладавшая чутьем хищницы, мгновенно узнала про эту беду, бросилась к мэру в дом и пообещала зареванной девице, что сошьет ей еще более восхитительный наряд.
— Соперницы Хавриты просто зубами скрежещут, — сообщил Дакар, вернувшийся с Портняжной улицы, где у него было свидание со швеей. — На этот раз обошлось без синяков.
Дакар и Медлир регулярно приносили Халирону последние городские новости: один от своих милашек, другой — из гвардейских казарм. Самого старика не тянуло на улицы. Он коротал время наедине с лирантой и своими мыслями. Накануне празднества покой Халирона нарушили двое лакеев, явившихся от мэра и принесших старому менестрелю наряд для выступления.
Этих лакеев Медлир встретил на лестнице; они промчались мимо, едва не сбив его с ног. Войдя на чердак, он застал учителя бормочущим строки одной весьма язвительной баллады. Лицо Халирона было багровым. Медлир испугался: так разгневать магистра могло только что-то из ряда вон выходящее.
Когда приступ ярости прошел и багрянец лица сменился бледностью, Медлир взял старика за руки и осторожно усадил на кровать.
— Ты хотя бы можешь рассказать, что здесь произошло?
Халирон вновь вскочил и начал расхаживать по комнате. Развязанные тесемки воротника при каждом шаге вздрагивали. Он то и дело прикладывал ладони к вискам, топорща волосы, потом, подойдя к единственному окошку, выходящему на грязный задний двор, ткнул пальцем вниз.
— Никогда не думал, что придется играть для человека, который не перестает наносить мне оскорбления!
Видя горящие яростью глаза своего учителя, Медлир встал и загородил дверной проем.
— Нет, какова наглость! Представляешь, этот индюк еще будет указывать мне, как я должен одеться, чтобы потрафить его глупой и тщеславной жене!
Резко обернувшись, Халирон лягнул низкую койку. Облако пыли, поднявшееся из ее недр, заставило старика попятиться и несколько раз громко чихнуть. Как ни странно, после этого он утихомирился. Халирон оглядел свои узловатые руки, сжатые в кулаки, и вдруг захохотал.
— Дейлион милосердный! Ты можешь вообразить меня в розовых облегающих штанах? А в камзоле с бледно-зелеными буфами на плечах?
Медлир подавил улыбку.
— Мне не хватает воображения. А маску господин мэр тоже соизволил прислать?
— Конечно. Баранью голову. Ну, как тебе?
Халирон рухнул на койку, безжизненно разметав по одеялу руки и ноги. Непревзойденный менестрель Этеры был похож сейчас на выпотрошенную тряпичную куклу.
— Я, наверное, сойду с ума от радости, когда мы уберемся прочь из этого города.
Перемена темы не ослабила бдительности Медлира. Притиснув каблуком дверь, он спросил:
— Ты не сказал, какую одежду прислали для меня.
— И не скажу, — встрепенулся Халирон и с металлом в голосе добавил: — Хотя бы ты окажешься в стороне от этого бесстыдства.
— А вот здесь я с тобой не согласен.
Мягкий, шутливый тон, так раздражавший Дакара, исчез. У двери стоял не певец, а воин, готовый сражаться насмерть. Встряхнув правым рукавом, Медлир зубами ослабил туго завязанную манжету.
— Я пойду вместе с тобой. Не пытайся меня убедить, что я тебе не понадоблюсь.
Их глаза встретились. Халирон мысленно перенесся на шесть лет назад, вспомнив лесистую долину и слова клятвы, приносимой принцем. Старику пришлось идти на попятную: переупрямить потомка Торбанда было невозможно.