Страница:
— Не знаю, откуда тебе удается черпать терпение. Диган порывисто встал, открыл шкаф и достал бутылку вина. Его вдруг потянуло хотя бы вином приглушить свое отчаяние. Он наполнил бокалы.
— Я понимаю только, что наша сеть должна быть как можно шире и прочнее. Тогда даже Фаленит с его хитростями и уловками не выскользнет из нее.
Лизаэр взял протянутый бокал. В глазах принца отражалось жаркое пламя свечей; оно же придавало вину кроваво-красный цвет. Лицо Лизаэра вновь стало суровым. Он поднес бокал к губам и сделал несколько глотков.
— Не сомневайся, Диган, так оно и будет. А теперь давай выпьем за это.
Палубу ладного брига с подветренной стороны захлестывают пенные брызги. Лавируя между белыми шапками отмелей, которыми изобилует Эльтаирское устье, веселый капитан выводит свое судно в океан. Бриг безуспешно пытаются догнать три галеры, полные вооруженных солдат, получивших приказ захватить его вместе с командой и контрабандным товаром в трюме…
В летний полдень, стоя на парапете западной городской стены Эрданы, Талита провожает своего возлюбленного, уходящего вместе с отборным гвардейским отрядом к развалинам Авенора. Она не проливает слез, а в тихой ярости сжимает губы, вращая на пальце кольцо с бриллиантом, которое Лизаэр подарил ей в знак своей любви. Талита сознает, что настоятельное желание принца не подвергать ее опасности на самом деле сулит ей череду долгих и унылых дней…
ГЛАВА VI
Расспросы гостей городского главы лишь породили новый всплеск ожесточенных споров. Попутно досталось владельцам торговых лавок, чьи заведения пощадила пробудившаяся шестая ветвь. Местные чиновники, раздраженные неудачами, почему-то решили, что Медлир скрывается именно там, и направили туда солдат. Учинив настоящий ногром, переломав, перебив и перепортив кучу товаров, солдаты с чувством выполненного долга доложили: злоумышленник не обнаружен.
Время шло, а главный виновник так и не был пойман. Вместе с ним исчез его престарелый учитель. Исчез и Дакар, прикованный к столбу цепями.
Ближе к полудню догадались заглянуть на почтовый двор вблизи городских ворот и растолкать храпевшего конюха. У того с перепоя раскалывалась голова, он вытаскивал из спутанных волос клочки сена и сердито косился на командира стражников, явившегося в конюшню. Наконец, сообразив, что от него хотят, детина зевнул, нахмурил брови и пробормотал:
— Повозка? Запряженная пони? Да, была тут такая. За ней потом какой-то черноволосый парень приходил… Когда? Ну, к ночи совсем. Точно. И с ним еще один был, такой упитанный.
— Черноволосый? — заорал секретарь городского совета, потрясая многочисленными лентами своего официального камзола.
Он повернулся и раздраженно взмахнул шляпой, требуя, чтобы зеваки освободили ему проход к конюху. Те и не думали расступаться. Тогда он с достоинством человека, которому необходимо исполнить свои обязанности, вбуравился в толпу, будто крот в землю, и пробился сквозь глазеющих горожан и взбудораженных солдат.
— Черноволосый? — еще раз переспросил секретарь. — Как понимать твои слова?
Конюх прокашлялся и шумно сплюнул на булыжники мостовой. Потом презрительно сощурился, словно перед ним стоял законченный идиот.
— Как понимать? Черные волосы, так и понимать. Слава Эту, я не слепой.
— Ты уверен? — не унимался секретарь. — Было темно, и ты мог перепутать. Вдруг ты ошибся? У него были каштановые волосы.
— Даркарон вас побери, я что, похож на идиота?
Конюх изобразил рукой весьма неприличный жест.
— Да у него волосы были черны как сажа. Зеленоглазый, острый на язык. Чувствовалось, он — штучка непростая и в руках себя держать умеет, когда надо. Лишнего не сболтнул. Я раза два спросил, куда они поедут. Так он бочком, бочком — и увильнул. Не ответил мне.
— Этот чародей, наверное, уже давно уехал из Джелота, — крикнул секретарю ломовой извозчик, восседавший на мешках с пшеницей.. — Как вы не додумались еще утром послать солдат в погоню?
Однако никто из караульных, дежуривших ночью у городских ворот, не видел, чтобы беглец покидал город. Командира джелотской стражи даже пот прошиб. Чувствуя, что все шишки могут свалить на него, он попытался сразу же спихнуть возможное обвинение. Перекрывая разноголосицу зевак, командир заявил, что беглецы, скорее всего, уплыли на лодке. Туманная дымка, висевшая над морем, была для его версии как нельзя кстати.
Суета перекинулась на гавань. Владельцам лодок и небольших рыболовных судов приказали спешно поднять якоря и отправиться прочесывать морское пространство, не пропустив ни одной окрестной бухточки. Всех строптивых и недовольных окружили кольцом конных стражников и погнали расчищать прибрежную дорогу.
А разыскиваемая повсюду повозка с тремя беглецами находилась не так уж далеко от Джелота. Сейчас она стояла в зарослях орешника, надежно спрятанная от глаз джелотских головорезов. Глава города посулил им щедрое вознаграждение, и те сразу же ринулись на поиски.
Сквозь густые ветки орешника пробивались солнечные лучики и веснушками рассыпались по лицу Дакара. Настроение у Безумного Пророка было прескверным. Он сидел на козлах, обмотав поводья вокруг колен. Недовольство требовало выхода, и Дакар вовсю проклинал судьбу, заставившую их спешно бежать из Джелота, когда ему хотелось сначала расквитаться со всеми и за все.
— Тебе нужна холодная вода? — угрюмо пробурчал он. — В овраге, чуть пониже, найдешь ручей. Вода ледяная.
Наследный принц, к которому были обращены слова раздраженного Дакара, стал вылезать из тесной повозки. Потные волосы слиплись на лице, и окружающий мир Аритон разглядывал сквозь их частокол. Ощущая разбитость во всем теле, он кое-как сполз на землю по доскам опущенного заднего борта. Злорадно ухмыляясь, Безумный Пророк наблюдал за его неуверенной походкой. Аритон двигался так, словно его ранили в живот. «Что, худо? — думал Дакар. — Это ты еще не сполна получил. А что прикажешь делать несчастным людям, которые из-за твоей гнусной магии едва не лишились рассудка? Кто-то, наверное, и на самом деле лишился. А кому-то теперь до конца жизни будут сниться кошмары».
Самое паршивое, что этот «джелотский трюк» как нельзя больше соответствовал планам Асандира. Итак, Аритон найден. Оставалось лишь окружить его отеческой заботой и сдувать пылинки. Дакар что есть силы хватил кулаком по собственному колену.
— Ублюдок, — процедил он вслед медленно бредущему Фалениту.
— До чего же банально, — донеслось из недр повозки, где лежал укутанный несколькими одеялами Халирон. — Если уж ты решился оскорблять Аритона, придумай что-нибудь новенькое. Сколько раз можно повторять то, что человек давно знает и без тебя?
— Ты очнулся?
Позабыв про Аритона, Дакар обернулся назад. Магистр Халирон, первый и непревзойденный менестрель Этеры, лежал, открыв один глаз. Вид у старика был плачевный. Кожа на лице приобрела болезненно-серый оттенок; скула и висок, принявшие удар командирского кулака, посинели почти до черноты. После этого удара Халирон то ненадолго приходил в сознание, то снова проваливался в забытье. Мышцы на пострадавшей стороне утратили подвижность, и правый глаз не открывался. Левый, открытый тоже не без усилия, был темным, с неестественно расширенным зрачком. Все это не предвещало ничего хорошего. Дакару стало еще тошнее. Другой мишени, кроме Аритона, не было, и Безумный Пророк снова выстрелил по ней своим отчаянием.
— Ты еще его и защищаешь? Халирон, неужели тебе отшибли мозги? А что касается вчерашнего вечера, так ты дважды глупец. Зачем ты позволил ему увезти себя из города? Поддался на уговоры? Но ведь ты умеешь быть твердым, когда надо.
Губы старого менестреля тронула улыбка. Изуродованное лицо сделало ее кривой.
— Лучше мириться с тяготами пути, чем быть мертвым. А мы наверняка были бы сейчас мертвы, если бы попытались спрятаться в Джелоте. Все трое. Можешь не сомневаться. И потом, знаешь, мне как-то не по нраву привычка тамошнего мэра заживо сжигать колдунов и их пособников. А вязанки хвороста, чтобы лучше горели, обильно поливают маслом.
Дрожащие пальцы старика теребили одеяло, проеденное молью в нескольких местах.
— Я ведь слышал игру Аритона, — с какой-то мрачной торжественностью продолжал Халирон. — Всю, до конца. Не важно, что меня вынесли из зала. Его музыка вырывалась за пределы сознания. Он — великий музыкант, и даже ты не можешь этого отрицать.
— Еще бы! Ведь мне отвели самое почетное место в зале и не поднесли ни бокала, чтобы вино не притупило слух, — бросил в ответ Дакар.
Глаза Безумного Пророка злобно блеснули. Он отвернулся и стал разглядывать узор листьев, подцвеченных солнцем.
— Конечно, что тебе до моих бед.
Дакар готовился прибавить несколько выразительных эпитетов, но появление на дороге еще одного отряда всадников с копьями заставило его благоразумно промолчать.
— Однако, как вижу, ты не горишь желанием вернуться в Джелот и расквитаться со своими обидчиками, — сухо произнес старик.
Дакар ответил сердитым молчанием, которое продолжалось, пока не вернулся главный виновник всех его бед. В дрожащих руках Аритон держал свою блузу, прополосканную в холодной воде ручья. Похоже, он намеревался превратить мокрую блузу в подобие компресса для Халирона. Так оно и есть. Аритон привалился к стенке повозки и словно вспоминал, как это делается. Когда ему все-таки удалось свернуть блузу и приложить к синякам на лице старика, Халирон невольно вздрогнул от холодного прикосновения.
— Хорошо же мы отблагодарили тебя за вызволение из Джелота, — почти шепотом произнес магистр.
Аритон слышал его слова, но Фалениту опять понадобилось некоторое время, чтобы понять их смысл. Он сам выглядел немногим лучше Халирона. Спешное бегство из Джелота забрало у него последние силы. Пергаментно-бледное лицо обрамляли липкие, грязные волосы. Холодная вода смыла потную корку с лица, но погрузиться в ручей целиком он не решился.
— А-а, вот ты о чем, — наконец сказал Аритон, выдавливая из себя улыбку. — Здесь ты не совсем прав. Дакар, например, проявил потрясающее великодушие. Он шесть раз предлагал освободить нас от своего общества, и я принял все шесть предложений.
— Дальше Таридора вам меня терпеть не придется, — огрызнулся Дакар. Он едва сдерживался. — Обещаю: как только мы туда доберемся, я сдержу слово.
С учтивостью, присущей ему в образе Медлира, Повелитель Теней кивнул:
— В таком случае, надеюсь, ты не откажешься помочь мне напоить пони.
Не переставая улыбаться, Аритон вытащил из сундучка с хозяйственной утварью кожаное ведро и метко бросил его прямо в брюхо Дакару.
Безумный Пророк все же сумел поймать ведро, но чуть не упал. Оно ощутимо ударило его по кишкам. Дакар шумно выдохнул и потом несколько секунд затягивал в себя воздух, попутно стараясь удержаться на ногах. Забыв про него, Повелитель Теней вновь повернулся к Халирону и заботливо спросил:
— Как ты? Стало хоть немного лучше?
Халирон закрыл единственный зрячий глаз. Старика по-прежнему била дрожь, кожа на щеках обвисла складками, как мокрая ткань; глубоко запавшие глазницы делали лицо похожим на череп.
— Признаюсь, моим костям не понравилось, как с ними обошлись вчера.
Аритон проглотил комок слюны. Сострадание наотмашь ударило его, забирая последние крохи сил. Упершись в стиснутые за спиной кулаки, он застыл. Время двигалось еле-еле. Шумела вода в ручье, пересвистывались дрозды. Проскакал и скрылся за поворотом дороги очередной отряд копьеносцев. По другую сторону, внизу, Дакар с проклятиями пробирался к ручью, застревая в зарослях орляка и спотыкаясь о камни.
— Аритон, — вдруг позвал его Халирон. Старик говорил громко, но с трудом. Неужели еще вчера у этого человека был ясный, звучный голос? — Возьми мою лиранту. Что-то случилось с моей левой рукой. Она потеряла чувствительность, и пальцы отказываются шевелиться. Вчера я спел последнюю песню. Отныне звание магистра переходит к тебе.
Аритон разжал пальцы и вновь их стиснул. Внешне он оставался неподвижным; протест его был внутренним. Возразить своему учителю он не решился, а потому ответил просто и без увиливаний:
— Сочту за честь.
Халирон облегченно вздохнул и как-то сразу обмяк.
— Мне нравится твоя прямота.
На морщинистых щеках появилась слабая улыбка.
— Я не ошибся в тебе: ты обязательно станешь великим менестрелем. Ты непременно превзойдешь меня силой таланта. Быть может, ты вернешь людям гармонию паравианского мира, которую по всей Этере вытеснили распри, войны и прочие беды нашего времени.
— Это все прекрасные мечты, — перебил его Аритон. У него вдруг сжалось сердце, и он отвернулся. Стало тихо. Только пони, которого не распрягали, тряс гривой и помахивал хвостом, отгоняя назойливых мух.
— Нет, это не мечты.
Халирон с трудом высунул из-под одеяла руку и коснулся руки своего преемника. Рука старого менестреля была слабой и совсем холодной.
— Наступит время, и паравианцы обязательно вернутся на Этеру. Содружество не теряет надежды.
Болезненная улыбка на его губах стала чуть шире.
— Я хочу увидеть, как в Инише восходит солнце. Летом оно встает прямо над речным устьем. Я обязан дожить до этого времени.
Единственный зрячий глаз ненадолго заблестел. Халирон криво усмехнулся.
— Я по горло сыт Дакаром.
Рука старого менестреля безжизненно опустилась на одеяло, словно это справедливое признание вытянуло из Халирона остатки сил. Веко над зрячим глазом снова закрылось.
— В общем-то, ради освобождения Дакара я был совсем не против поиграть на вчерашнем пиршестве и даже стерпеть выходки этого мерзавца-мэра. Правда, я не думал, что мой конец будет таким. Но сейчас мне все равно. Главное — вернуться домой. Перед смертью я обязательно хочу помириться с семьей.
Аритон встрепенулся и, стараясь сохранить хоть крохи самообладания, поправил неудобное ложе старика.
— Тебе сейчас нужен покой. Если сможешь, поспи. Как только мы отъедем подальше от Джелота, я найду тебе и кров, и лекаря.
Но прошел день. Сумерки покрыли окрестные лесистые холмы и дорогу, а повозка с Халироном проехала не более трех лиг. В течение дня путникам еще дважды приходилось прятаться от рыскавших по дороге головорезов. Завесы рукотворных теней, создаваемые Аритоном, уводили их по ложному следу. Однако наемные убийцы были упрямы и не желали возвращаться в Джелот с пустыми руками. Разбившись цепочками, двуногие ищейки принялись обшаривать придорожные кусты и ближайшие к дороге подозрительные участки леса. Скорее всего, у них были припасены факелы, чтобы продолжить поиски в темноте.
Вскоре после заката небо покрылось облаками. В воздухе повисла дождевая морось. Дакар молчал и только сердито сопел. Он отпустил поводья, позволив пони самостоятельно вышагивать по быстро раскисающей дороге. Крашеные спицы колес быстро стали свинцово-серыми от грязи. На пути то и дело попадались лужи, и тогда к летящим из-под колес глинистым комочкам добавлялись водяные брызги. Закутанный во все, что имелось в повозке, Халирон лежал, не шевелясь.
Аритон сидел у заднего борта, прижав колени к подбородку. Эта поза отчасти спасала его от изматывающих судорог. Телесные последствия своего вчерашнего выступления он выдерживал стойко, не позволяя себе ни малейшего стона. Магической выучки Дакара хватало, чтобы понять, как тяжко сейчас Аритону, однако он не испытывал к наглому обманщику ни капли жалости. Аритон тоже понимал желание Безумного Пророка сполна насладиться местью. Поэтому он стискивал зубы и не собирался просить о помощи.
Ни состояние дороги, ни тем более состояние Халирона не располагали к дальнейшему путешествию. Наверное, это понимал даже Дакар, оглядываясь в поисках места для ночлега. Без костра им никак не обойтись; значит, придется найти уголок поукромнее, чтобы пламя не увидели с дороги. Но и слишком далеко забираться тоже нельзя — мало ли какие опасности подстерегают в лесу.
Вечер был сырой, но не холодный. Начало лета украсило обочины дороги крестовником, викой и пушистыми травами. После нескольких месяцев вынужденной жизни внутри городских стен Аритон наслаждался влажным и пряным запахом полевых цветов, перемежаемым терпким ароматом хвои. Ветер, дувший с востока, пах морской солью. Лишившись магического зрения, Аритон научился улавливать признаки времен года. Вместе со скрипом колес повозки он слышал пение земли. Издалека доносились тревожные голоса ланей; им грозила неведомая опасность. Рассекая воздух, хлопали крылья ночных ястребов, стремглав несущихся куда-то. Чтобы не мешало обычное зрение, Аритон закрыл глаза и воспринимал окружающий мир одними ушами. Он умел слышать линию горизонта, а за легким гулом облаков, в вышине, звучала невыразимо гармоничная музыка звездных сфер.
Идиллию звуков заглушило громкое ругательство Дакара. Безумный Пророк выпрямился во весь рост и дернул поводья. Кожаные ремни с шуршанием заскользили по кольцам упряжи. Пони замотал мокрой головой, и повозка резко встала. Остановка вывела Аритона из задумчивости. Как и пони, он вскинул голову, озираясь по сторонам.
Поначалу он решил, что они нарвались на рыщущих в темноте солдат. Однако вокруг не чавкали по грязи конские копыта. И сзади, и спереди пустая дорога уходила в густые серые сумерки. Даже издали не было слышно возбужденных голосов наемников. Все та же сетка мелкого дождя да хриплое кваканье древесных лягушек. Ветер лениво шевелил набрякшие листья, стряхивая с них теплые капли. Вполне обычная картина для дождливого летнего вечера. Но почему же тогда пони стоит с поднятой головой, а из всклокоченной гривы торчат его навостренные уши?
— Чтоб меня сожрали ийяты вместе с моими дерьмовыми мозгами! — бормотал Дакар. — А чего еще можно было ждать после вчерашнего?
Безумный Пророк остервенело обмотал поводья вокруг ладони, следом обругав и их. Аритон моргнул, смахивая воду с ресниц. Впереди, среди тусклого блеска луж, чернела фигура всадника, застывшего посреди дороги. Когда он здесь появился и давно ли — этого Фаленит не знал, но в том, что всадник дожидается именно их, а не кого-то другого, сомнений не было. Пони довольно дружелюбно заржал, куснул все еще натянутые поводья и ударил передними копытами, подняв фонтан серебристых брызг.
Черный всадник не шевельнулся. Не шевельнулся и конь, словно он был призрачным видением. Впрочем, Дакар наверняка предпочел бы сейчас встретиться с призраком, вместо того чтобы слушать чеканные слова знакомого голоса:
— Поезжай за мной. Неподалеку есть пещера. Я разжег там костер. С дороги он совершенно незаметен.
Асандир!
Аритон с облегчением снова закрыл глаза. Трясущийся Дакар прикусил язык и ослабил поводья. Возможно, сейчас он не только предпочел бы встретиться с призраком, но даже не отказался бы вернуться во вчерашний день.
Асандир поехал впереди, держа путь к холму, выступ которого скрывал вход в пещеру. Изнутри тянуло прелыми листьями. По весне пещеру затопляло талыми водами, которые потом застаивались в ложбинках каменного пола, устланных прошлогодней листвой. Склон и поставленная у входа повозка защищали внутреннее пространство от натиска ветров. Проем в потолке служил естественной трубой. Под ним Асандир развел из березовых дров небольшой костер. Халирона уложили поближе к теплу. Разгружать повозку досталось Дакару. Он безропотно принялся за работу, однако лицо его оставалось хмурым (по правде говоря, хмуриться и раздражаться он начал еще в Джелоте). Сомкнутые губы скорбно изгибались вниз, будто их туго стянули ниткой. Асандира ничуть не волновало душевное состояние ученика, и после разгрузки маг бесцеремонно отправил Безумного Пророка задать корм черному коню и пони.
Сам Асандир поспешно сбросил плащ и опустился на колени возле Халирона. Осторожно раздвинув седые кудри менестреля, он стал разглядывать рану. Аритону маг сказал:
— Я знаю, что ты перенес, но прошу меня простить. Твои беды подождут.
Аритон тоже примостился возле Халирона, только с другой стороны. Он вновь прижал колени к подбородку и опустил на них голову. Не открывая глаз, он ответил магу:
— Я что, не помог бы вам сейчас, если бы было чем?
За дерзкими словами скрывалась глубокая душевная рана. Асандир молча посмотрел на него, затем продолжил начатое. Отсветы пламени играли на его лице, высвечивая бесконечные узоры морщин. Вечер окутал пещеру тьмой и туманом. Над костром неистовствовали мотыльки, привлеченные огнем и теплыми воздушными потоками. На одежду Асандира упали первые жертвы этого смертельного танца: у одного мотылька огонь опалил половину голубых крылышек, у другого — бледно-сиреневых. Их танец продолжался еще несколько секунд. Потом оба тельца замерли, оставив загадочные письмена, начертанные собственной пыльцой.
В темноте верещал пересмешник. Дакар вполне мог отнести издевательские трели птицы на свой счет. Безумный Пророк возился с пони, не желавшим стоять спокойно. Разбухшие сыромятные ремни, которые скрепляли упряжь, никак не желали поддаваться толстым пальцам Дакара, порождая новые всплески сердитого бормотания. Тем временем Асандир закончил осматривать раны старого менестреля. Одну ладонь маг приложил к его изуродованному виску, другую, с растопыренными пальцами, опустил на лоб, имевший цвет переспелой сливы. Слова Аритона требовали ответа. Не сводя глаз со старика, Асандир сказал:
— Мне думается, тогда, в Страккском лесу, уже в конце побоища, ты высвободил громадные магические силы, с которыми не справился. Они не убили тебя самого, но покалечили твое магическое восприятие.
В костре громко треснуло полено, взметнув россыпи искр. Морщины на лице Асандира исчезли. Красно-оранжевые сполохи, осветившие мага, придали ему облик сверхсущества, наделенного властью и силой прощать и наказывать. Спустя несколько секунд пламя успокоилось, и черты лица Асандира вновь смягчились. Сейчас он выглядел таким же стариком, как Халирон, человеком, который немало повидал и изрядно устал от груза лет. Единственная разница: знаменитому менестрелю было восемьдесят семь лет, а Асандиру — больше десяти тысяч.
— Надо же так. Вроде бы простое заклинание против арбалетных залпов, однако ты каким-то образом злоупотребил великими магическими силами. О последствиях можешь не говорить. А вот подробности… Может, расскажешь?
Аритон не то вздохнул, не то застонал, после чего поднял на мага глаза. Лицо Фаленита было совсем белым.
— Эти воспоминания измучили меня. Я запретил себе о них думать, но они возвращаются кошмарными снами. Тогда у меня просто не было другого выбора. Я должен был уберечь Джирета от гибели. Ни о чем другом я в тот момент не думал.
— Чувство вины, — бесстрастно подытожил Асандир. — Это укоренилось в тебе. Принц, ты ощущаешь себя виновным?
Вопрос мага ужалил Аритона, как жалит поднятая ветром струя раскаленного песка пустыни. Наследный принц сжался в комок.
— Одному Даркарону это известно! — выдохнул он.
— Так похорони свою вину вместе с погибшими в Страккском лесу и перестань терзаться!
Суровый упрек Асандира совершенно не вязался с тем, что делали сейчас его руки. На груди Халирона маг начертал невидимый знак, затем осторожно скользнул рукой под слои выцветших одеял, чтобы проверить старику пульс. Понимая, что в любую минуту может вернуться Дакар, маг добавил:
— У тебя есть власть только над настоящим. Помнишь, твой дед по материнской линии частенько повторял тебе эти слова?
— Нет у меня сейчас никакой власти! — вырвалось у Аритона. — Дайте мне еще раз сразиться с Лизаэром, и я его убью. Конечно, он не теряет времени даром. Собирает армию, муштрует ее, чтобы вновь пойти против меня. Может, это лучше, что я лишился своих магических способностей? Проклятие Деш-Тира разборчивостью не отличается. В борьбе против брата я мог злоупотребить ими и уничтожить всех, кто встанет на пути.
— Я понимаю только, что наша сеть должна быть как можно шире и прочнее. Тогда даже Фаленит с его хитростями и уловками не выскользнет из нее.
Лизаэр взял протянутый бокал. В глазах принца отражалось жаркое пламя свечей; оно же придавало вину кроваво-красный цвет. Лицо Лизаэра вновь стало суровым. Он поднес бокал к губам и сделал несколько глотков.
— Не сомневайся, Диган, так оно и будет. А теперь давай выпьем за это.
Дороги сухопутные и морские
Асандир, направлявшийся к Рокфальским горам, где глубоко под землей содержится в заточении Деш-Тир, вынужден отложить это путешествие. В предрассветном сумраке он поворачивает своего черного коня к давно заброшенному южному перевалу через Скайшельские горы, дабы потом спуститься к дороге, вьющейся вдоль побережья Эльтаир-ского залива…Палубу ладного брига с подветренной стороны захлестывают пенные брызги. Лавируя между белыми шапками отмелей, которыми изобилует Эльтаирское устье, веселый капитан выводит свое судно в океан. Бриг безуспешно пытаются догнать три галеры, полные вооруженных солдат, получивших приказ захватить его вместе с командой и контрабандным товаром в трюме…
В летний полдень, стоя на парапете западной городской стены Эрданы, Талита провожает своего возлюбленного, уходящего вместе с отборным гвардейским отрядом к развалинам Авенора. Она не проливает слез, а в тихой ярости сжимает губы, вращая на пальце кольцо с бриллиантом, которое Лизаэр подарил ей в знак своей любви. Талита сознает, что настоятельное желание принца не подвергать ее опасности на самом деле сулит ей череду долгих и унылых дней…
ГЛАВА VI
Час настал
Вслед за волной чудовищных разрушений по Джелоту прокатилась волна повсеместных обысков. Вооруженные солдаты врывались в дома, их кованые сапоги грохотали по деревянным и каменным лестницам. Солдатские кулаки молотили во все новые и новые двери, начисто отшибая у владельцев всякий сон (впрочем, заснуть в ту ночь удавалось лишь маленьким детям да редким взрослым счастливцам). Иногда, не дождавшись, пока им откроют, вояки просто выбивали дверь и топали в темень подвалов и чердаков, освещая себе пространство смрадными факелами и отчаянно кляня дерзких беглецов. Впрочем, их усердие пропадало даром, ибо все решительно расходились во мнениях насчет облика сбежавших. Солдаты недоуменно спрашивали, как выглядят те, кого они должны искать, но командиры не могли дать им вразумительного ответа, поскольку не знали сами. Попытки выяснить это друг у друга привели лишь к спорам до хрипоты и яростному потрясанию кулаками. К утру все поняли, что поиски зашли в тупик. Если верить описаниям, у Халирона был не один ученик, а целая армия подопечных. Среди горе-воинов не находилось даже двоих, кто мог бы нарисовать схожий словесный портрет беглеца, своим колдовством уничтожившего половину Джелота.Расспросы гостей городского главы лишь породили новый всплеск ожесточенных споров. Попутно досталось владельцам торговых лавок, чьи заведения пощадила пробудившаяся шестая ветвь. Местные чиновники, раздраженные неудачами, почему-то решили, что Медлир скрывается именно там, и направили туда солдат. Учинив настоящий ногром, переломав, перебив и перепортив кучу товаров, солдаты с чувством выполненного долга доложили: злоумышленник не обнаружен.
Время шло, а главный виновник так и не был пойман. Вместе с ним исчез его престарелый учитель. Исчез и Дакар, прикованный к столбу цепями.
Ближе к полудню догадались заглянуть на почтовый двор вблизи городских ворот и растолкать храпевшего конюха. У того с перепоя раскалывалась голова, он вытаскивал из спутанных волос клочки сена и сердито косился на командира стражников, явившегося в конюшню. Наконец, сообразив, что от него хотят, детина зевнул, нахмурил брови и пробормотал:
— Повозка? Запряженная пони? Да, была тут такая. За ней потом какой-то черноволосый парень приходил… Когда? Ну, к ночи совсем. Точно. И с ним еще один был, такой упитанный.
— Черноволосый? — заорал секретарь городского совета, потрясая многочисленными лентами своего официального камзола.
Он повернулся и раздраженно взмахнул шляпой, требуя, чтобы зеваки освободили ему проход к конюху. Те и не думали расступаться. Тогда он с достоинством человека, которому необходимо исполнить свои обязанности, вбуравился в толпу, будто крот в землю, и пробился сквозь глазеющих горожан и взбудораженных солдат.
— Черноволосый? — еще раз переспросил секретарь. — Как понимать твои слова?
Конюх прокашлялся и шумно сплюнул на булыжники мостовой. Потом презрительно сощурился, словно перед ним стоял законченный идиот.
— Как понимать? Черные волосы, так и понимать. Слава Эту, я не слепой.
— Ты уверен? — не унимался секретарь. — Было темно, и ты мог перепутать. Вдруг ты ошибся? У него были каштановые волосы.
— Даркарон вас побери, я что, похож на идиота?
Конюх изобразил рукой весьма неприличный жест.
— Да у него волосы были черны как сажа. Зеленоглазый, острый на язык. Чувствовалось, он — штучка непростая и в руках себя держать умеет, когда надо. Лишнего не сболтнул. Я раза два спросил, куда они поедут. Так он бочком, бочком — и увильнул. Не ответил мне.
— Этот чародей, наверное, уже давно уехал из Джелота, — крикнул секретарю ломовой извозчик, восседавший на мешках с пшеницей.. — Как вы не додумались еще утром послать солдат в погоню?
Однако никто из караульных, дежуривших ночью у городских ворот, не видел, чтобы беглец покидал город. Командира джелотской стражи даже пот прошиб. Чувствуя, что все шишки могут свалить на него, он попытался сразу же спихнуть возможное обвинение. Перекрывая разноголосицу зевак, командир заявил, что беглецы, скорее всего, уплыли на лодке. Туманная дымка, висевшая над морем, была для его версии как нельзя кстати.
Суета перекинулась на гавань. Владельцам лодок и небольших рыболовных судов приказали спешно поднять якоря и отправиться прочесывать морское пространство, не пропустив ни одной окрестной бухточки. Всех строптивых и недовольных окружили кольцом конных стражников и погнали расчищать прибрежную дорогу.
А разыскиваемая повсюду повозка с тремя беглецами находилась не так уж далеко от Джелота. Сейчас она стояла в зарослях орешника, надежно спрятанная от глаз джелотских головорезов. Глава города посулил им щедрое вознаграждение, и те сразу же ринулись на поиски.
Сквозь густые ветки орешника пробивались солнечные лучики и веснушками рассыпались по лицу Дакара. Настроение у Безумного Пророка было прескверным. Он сидел на козлах, обмотав поводья вокруг колен. Недовольство требовало выхода, и Дакар вовсю проклинал судьбу, заставившую их спешно бежать из Джелота, когда ему хотелось сначала расквитаться со всеми и за все.
— Тебе нужна холодная вода? — угрюмо пробурчал он. — В овраге, чуть пониже, найдешь ручей. Вода ледяная.
Наследный принц, к которому были обращены слова раздраженного Дакара, стал вылезать из тесной повозки. Потные волосы слиплись на лице, и окружающий мир Аритон разглядывал сквозь их частокол. Ощущая разбитость во всем теле, он кое-как сполз на землю по доскам опущенного заднего борта. Злорадно ухмыляясь, Безумный Пророк наблюдал за его неуверенной походкой. Аритон двигался так, словно его ранили в живот. «Что, худо? — думал Дакар. — Это ты еще не сполна получил. А что прикажешь делать несчастным людям, которые из-за твоей гнусной магии едва не лишились рассудка? Кто-то, наверное, и на самом деле лишился. А кому-то теперь до конца жизни будут сниться кошмары».
Самое паршивое, что этот «джелотский трюк» как нельзя больше соответствовал планам Асандира. Итак, Аритон найден. Оставалось лишь окружить его отеческой заботой и сдувать пылинки. Дакар что есть силы хватил кулаком по собственному колену.
— Ублюдок, — процедил он вслед медленно бредущему Фалениту.
— До чего же банально, — донеслось из недр повозки, где лежал укутанный несколькими одеялами Халирон. — Если уж ты решился оскорблять Аритона, придумай что-нибудь новенькое. Сколько раз можно повторять то, что человек давно знает и без тебя?
— Ты очнулся?
Позабыв про Аритона, Дакар обернулся назад. Магистр Халирон, первый и непревзойденный менестрель Этеры, лежал, открыв один глаз. Вид у старика был плачевный. Кожа на лице приобрела болезненно-серый оттенок; скула и висок, принявшие удар командирского кулака, посинели почти до черноты. После этого удара Халирон то ненадолго приходил в сознание, то снова проваливался в забытье. Мышцы на пострадавшей стороне утратили подвижность, и правый глаз не открывался. Левый, открытый тоже не без усилия, был темным, с неестественно расширенным зрачком. Все это не предвещало ничего хорошего. Дакару стало еще тошнее. Другой мишени, кроме Аритона, не было, и Безумный Пророк снова выстрелил по ней своим отчаянием.
— Ты еще его и защищаешь? Халирон, неужели тебе отшибли мозги? А что касается вчерашнего вечера, так ты дважды глупец. Зачем ты позволил ему увезти себя из города? Поддался на уговоры? Но ведь ты умеешь быть твердым, когда надо.
Губы старого менестреля тронула улыбка. Изуродованное лицо сделало ее кривой.
— Лучше мириться с тяготами пути, чем быть мертвым. А мы наверняка были бы сейчас мертвы, если бы попытались спрятаться в Джелоте. Все трое. Можешь не сомневаться. И потом, знаешь, мне как-то не по нраву привычка тамошнего мэра заживо сжигать колдунов и их пособников. А вязанки хвороста, чтобы лучше горели, обильно поливают маслом.
Дрожащие пальцы старика теребили одеяло, проеденное молью в нескольких местах.
— Я ведь слышал игру Аритона, — с какой-то мрачной торжественностью продолжал Халирон. — Всю, до конца. Не важно, что меня вынесли из зала. Его музыка вырывалась за пределы сознания. Он — великий музыкант, и даже ты не можешь этого отрицать.
— Еще бы! Ведь мне отвели самое почетное место в зале и не поднесли ни бокала, чтобы вино не притупило слух, — бросил в ответ Дакар.
Глаза Безумного Пророка злобно блеснули. Он отвернулся и стал разглядывать узор листьев, подцвеченных солнцем.
— Конечно, что тебе до моих бед.
Дакар готовился прибавить несколько выразительных эпитетов, но появление на дороге еще одного отряда всадников с копьями заставило его благоразумно промолчать.
— Однако, как вижу, ты не горишь желанием вернуться в Джелот и расквитаться со своими обидчиками, — сухо произнес старик.
Дакар ответил сердитым молчанием, которое продолжалось, пока не вернулся главный виновник всех его бед. В дрожащих руках Аритон держал свою блузу, прополосканную в холодной воде ручья. Похоже, он намеревался превратить мокрую блузу в подобие компресса для Халирона. Так оно и есть. Аритон привалился к стенке повозки и словно вспоминал, как это делается. Когда ему все-таки удалось свернуть блузу и приложить к синякам на лице старика, Халирон невольно вздрогнул от холодного прикосновения.
— Хорошо же мы отблагодарили тебя за вызволение из Джелота, — почти шепотом произнес магистр.
Аритон слышал его слова, но Фалениту опять понадобилось некоторое время, чтобы понять их смысл. Он сам выглядел немногим лучше Халирона. Спешное бегство из Джелота забрало у него последние силы. Пергаментно-бледное лицо обрамляли липкие, грязные волосы. Холодная вода смыла потную корку с лица, но погрузиться в ручей целиком он не решился.
— А-а, вот ты о чем, — наконец сказал Аритон, выдавливая из себя улыбку. — Здесь ты не совсем прав. Дакар, например, проявил потрясающее великодушие. Он шесть раз предлагал освободить нас от своего общества, и я принял все шесть предложений.
— Дальше Таридора вам меня терпеть не придется, — огрызнулся Дакар. Он едва сдерживался. — Обещаю: как только мы туда доберемся, я сдержу слово.
С учтивостью, присущей ему в образе Медлира, Повелитель Теней кивнул:
— В таком случае, надеюсь, ты не откажешься помочь мне напоить пони.
Не переставая улыбаться, Аритон вытащил из сундучка с хозяйственной утварью кожаное ведро и метко бросил его прямо в брюхо Дакару.
Безумный Пророк все же сумел поймать ведро, но чуть не упал. Оно ощутимо ударило его по кишкам. Дакар шумно выдохнул и потом несколько секунд затягивал в себя воздух, попутно стараясь удержаться на ногах. Забыв про него, Повелитель Теней вновь повернулся к Халирону и заботливо спросил:
— Как ты? Стало хоть немного лучше?
Халирон закрыл единственный зрячий глаз. Старика по-прежнему била дрожь, кожа на щеках обвисла складками, как мокрая ткань; глубоко запавшие глазницы делали лицо похожим на череп.
— Признаюсь, моим костям не понравилось, как с ними обошлись вчера.
Аритон проглотил комок слюны. Сострадание наотмашь ударило его, забирая последние крохи сил. Упершись в стиснутые за спиной кулаки, он застыл. Время двигалось еле-еле. Шумела вода в ручье, пересвистывались дрозды. Проскакал и скрылся за поворотом дороги очередной отряд копьеносцев. По другую сторону, внизу, Дакар с проклятиями пробирался к ручью, застревая в зарослях орляка и спотыкаясь о камни.
— Аритон, — вдруг позвал его Халирон. Старик говорил громко, но с трудом. Неужели еще вчера у этого человека был ясный, звучный голос? — Возьми мою лиранту. Что-то случилось с моей левой рукой. Она потеряла чувствительность, и пальцы отказываются шевелиться. Вчера я спел последнюю песню. Отныне звание магистра переходит к тебе.
Аритон разжал пальцы и вновь их стиснул. Внешне он оставался неподвижным; протест его был внутренним. Возразить своему учителю он не решился, а потому ответил просто и без увиливаний:
— Сочту за честь.
Халирон облегченно вздохнул и как-то сразу обмяк.
— Мне нравится твоя прямота.
На морщинистых щеках появилась слабая улыбка.
— Я не ошибся в тебе: ты обязательно станешь великим менестрелем. Ты непременно превзойдешь меня силой таланта. Быть может, ты вернешь людям гармонию паравианского мира, которую по всей Этере вытеснили распри, войны и прочие беды нашего времени.
— Это все прекрасные мечты, — перебил его Аритон. У него вдруг сжалось сердце, и он отвернулся. Стало тихо. Только пони, которого не распрягали, тряс гривой и помахивал хвостом, отгоняя назойливых мух.
— Нет, это не мечты.
Халирон с трудом высунул из-под одеяла руку и коснулся руки своего преемника. Рука старого менестреля была слабой и совсем холодной.
— Наступит время, и паравианцы обязательно вернутся на Этеру. Содружество не теряет надежды.
Болезненная улыбка на его губах стала чуть шире.
— Я хочу увидеть, как в Инише восходит солнце. Летом оно встает прямо над речным устьем. Я обязан дожить до этого времени.
Единственный зрячий глаз ненадолго заблестел. Халирон криво усмехнулся.
— Я по горло сыт Дакаром.
Рука старого менестреля безжизненно опустилась на одеяло, словно это справедливое признание вытянуло из Халирона остатки сил. Веко над зрячим глазом снова закрылось.
— В общем-то, ради освобождения Дакара я был совсем не против поиграть на вчерашнем пиршестве и даже стерпеть выходки этого мерзавца-мэра. Правда, я не думал, что мой конец будет таким. Но сейчас мне все равно. Главное — вернуться домой. Перед смертью я обязательно хочу помириться с семьей.
Аритон встрепенулся и, стараясь сохранить хоть крохи самообладания, поправил неудобное ложе старика.
— Тебе сейчас нужен покой. Если сможешь, поспи. Как только мы отъедем подальше от Джелота, я найду тебе и кров, и лекаря.
Но прошел день. Сумерки покрыли окрестные лесистые холмы и дорогу, а повозка с Халироном проехала не более трех лиг. В течение дня путникам еще дважды приходилось прятаться от рыскавших по дороге головорезов. Завесы рукотворных теней, создаваемые Аритоном, уводили их по ложному следу. Однако наемные убийцы были упрямы и не желали возвращаться в Джелот с пустыми руками. Разбившись цепочками, двуногие ищейки принялись обшаривать придорожные кусты и ближайшие к дороге подозрительные участки леса. Скорее всего, у них были припасены факелы, чтобы продолжить поиски в темноте.
Вскоре после заката небо покрылось облаками. В воздухе повисла дождевая морось. Дакар молчал и только сердито сопел. Он отпустил поводья, позволив пони самостоятельно вышагивать по быстро раскисающей дороге. Крашеные спицы колес быстро стали свинцово-серыми от грязи. На пути то и дело попадались лужи, и тогда к летящим из-под колес глинистым комочкам добавлялись водяные брызги. Закутанный во все, что имелось в повозке, Халирон лежал, не шевелясь.
Аритон сидел у заднего борта, прижав колени к подбородку. Эта поза отчасти спасала его от изматывающих судорог. Телесные последствия своего вчерашнего выступления он выдерживал стойко, не позволяя себе ни малейшего стона. Магической выучки Дакара хватало, чтобы понять, как тяжко сейчас Аритону, однако он не испытывал к наглому обманщику ни капли жалости. Аритон тоже понимал желание Безумного Пророка сполна насладиться местью. Поэтому он стискивал зубы и не собирался просить о помощи.
Ни состояние дороги, ни тем более состояние Халирона не располагали к дальнейшему путешествию. Наверное, это понимал даже Дакар, оглядываясь в поисках места для ночлега. Без костра им никак не обойтись; значит, придется найти уголок поукромнее, чтобы пламя не увидели с дороги. Но и слишком далеко забираться тоже нельзя — мало ли какие опасности подстерегают в лесу.
Вечер был сырой, но не холодный. Начало лета украсило обочины дороги крестовником, викой и пушистыми травами. После нескольких месяцев вынужденной жизни внутри городских стен Аритон наслаждался влажным и пряным запахом полевых цветов, перемежаемым терпким ароматом хвои. Ветер, дувший с востока, пах морской солью. Лишившись магического зрения, Аритон научился улавливать признаки времен года. Вместе со скрипом колес повозки он слышал пение земли. Издалека доносились тревожные голоса ланей; им грозила неведомая опасность. Рассекая воздух, хлопали крылья ночных ястребов, стремглав несущихся куда-то. Чтобы не мешало обычное зрение, Аритон закрыл глаза и воспринимал окружающий мир одними ушами. Он умел слышать линию горизонта, а за легким гулом облаков, в вышине, звучала невыразимо гармоничная музыка звездных сфер.
Идиллию звуков заглушило громкое ругательство Дакара. Безумный Пророк выпрямился во весь рост и дернул поводья. Кожаные ремни с шуршанием заскользили по кольцам упряжи. Пони замотал мокрой головой, и повозка резко встала. Остановка вывела Аритона из задумчивости. Как и пони, он вскинул голову, озираясь по сторонам.
Поначалу он решил, что они нарвались на рыщущих в темноте солдат. Однако вокруг не чавкали по грязи конские копыта. И сзади, и спереди пустая дорога уходила в густые серые сумерки. Даже издали не было слышно возбужденных голосов наемников. Все та же сетка мелкого дождя да хриплое кваканье древесных лягушек. Ветер лениво шевелил набрякшие листья, стряхивая с них теплые капли. Вполне обычная картина для дождливого летнего вечера. Но почему же тогда пони стоит с поднятой головой, а из всклокоченной гривы торчат его навостренные уши?
— Чтоб меня сожрали ийяты вместе с моими дерьмовыми мозгами! — бормотал Дакар. — А чего еще можно было ждать после вчерашнего?
Безумный Пророк остервенело обмотал поводья вокруг ладони, следом обругав и их. Аритон моргнул, смахивая воду с ресниц. Впереди, среди тусклого блеска луж, чернела фигура всадника, застывшего посреди дороги. Когда он здесь появился и давно ли — этого Фаленит не знал, но в том, что всадник дожидается именно их, а не кого-то другого, сомнений не было. Пони довольно дружелюбно заржал, куснул все еще натянутые поводья и ударил передними копытами, подняв фонтан серебристых брызг.
Черный всадник не шевельнулся. Не шевельнулся и конь, словно он был призрачным видением. Впрочем, Дакар наверняка предпочел бы сейчас встретиться с призраком, вместо того чтобы слушать чеканные слова знакомого голоса:
— Поезжай за мной. Неподалеку есть пещера. Я разжег там костер. С дороги он совершенно незаметен.
Асандир!
Аритон с облегчением снова закрыл глаза. Трясущийся Дакар прикусил язык и ослабил поводья. Возможно, сейчас он не только предпочел бы встретиться с призраком, но даже не отказался бы вернуться во вчерашний день.
Асандир поехал впереди, держа путь к холму, выступ которого скрывал вход в пещеру. Изнутри тянуло прелыми листьями. По весне пещеру затопляло талыми водами, которые потом застаивались в ложбинках каменного пола, устланных прошлогодней листвой. Склон и поставленная у входа повозка защищали внутреннее пространство от натиска ветров. Проем в потолке служил естественной трубой. Под ним Асандир развел из березовых дров небольшой костер. Халирона уложили поближе к теплу. Разгружать повозку досталось Дакару. Он безропотно принялся за работу, однако лицо его оставалось хмурым (по правде говоря, хмуриться и раздражаться он начал еще в Джелоте). Сомкнутые губы скорбно изгибались вниз, будто их туго стянули ниткой. Асандира ничуть не волновало душевное состояние ученика, и после разгрузки маг бесцеремонно отправил Безумного Пророка задать корм черному коню и пони.
Сам Асандир поспешно сбросил плащ и опустился на колени возле Халирона. Осторожно раздвинув седые кудри менестреля, он стал разглядывать рану. Аритону маг сказал:
— Я знаю, что ты перенес, но прошу меня простить. Твои беды подождут.
Аритон тоже примостился возле Халирона, только с другой стороны. Он вновь прижал колени к подбородку и опустил на них голову. Не открывая глаз, он ответил магу:
— Я что, не помог бы вам сейчас, если бы было чем?
За дерзкими словами скрывалась глубокая душевная рана. Асандир молча посмотрел на него, затем продолжил начатое. Отсветы пламени играли на его лице, высвечивая бесконечные узоры морщин. Вечер окутал пещеру тьмой и туманом. Над костром неистовствовали мотыльки, привлеченные огнем и теплыми воздушными потоками. На одежду Асандира упали первые жертвы этого смертельного танца: у одного мотылька огонь опалил половину голубых крылышек, у другого — бледно-сиреневых. Их танец продолжался еще несколько секунд. Потом оба тельца замерли, оставив загадочные письмена, начертанные собственной пыльцой.
В темноте верещал пересмешник. Дакар вполне мог отнести издевательские трели птицы на свой счет. Безумный Пророк возился с пони, не желавшим стоять спокойно. Разбухшие сыромятные ремни, которые скрепляли упряжь, никак не желали поддаваться толстым пальцам Дакара, порождая новые всплески сердитого бормотания. Тем временем Асандир закончил осматривать раны старого менестреля. Одну ладонь маг приложил к его изуродованному виску, другую, с растопыренными пальцами, опустил на лоб, имевший цвет переспелой сливы. Слова Аритона требовали ответа. Не сводя глаз со старика, Асандир сказал:
— Мне думается, тогда, в Страккском лесу, уже в конце побоища, ты высвободил громадные магические силы, с которыми не справился. Они не убили тебя самого, но покалечили твое магическое восприятие.
В костре громко треснуло полено, взметнув россыпи искр. Морщины на лице Асандира исчезли. Красно-оранжевые сполохи, осветившие мага, придали ему облик сверхсущества, наделенного властью и силой прощать и наказывать. Спустя несколько секунд пламя успокоилось, и черты лица Асандира вновь смягчились. Сейчас он выглядел таким же стариком, как Халирон, человеком, который немало повидал и изрядно устал от груза лет. Единственная разница: знаменитому менестрелю было восемьдесят семь лет, а Асандиру — больше десяти тысяч.
— Надо же так. Вроде бы простое заклинание против арбалетных залпов, однако ты каким-то образом злоупотребил великими магическими силами. О последствиях можешь не говорить. А вот подробности… Может, расскажешь?
Аритон не то вздохнул, не то застонал, после чего поднял на мага глаза. Лицо Фаленита было совсем белым.
— Эти воспоминания измучили меня. Я запретил себе о них думать, но они возвращаются кошмарными снами. Тогда у меня просто не было другого выбора. Я должен был уберечь Джирета от гибели. Ни о чем другом я в тот момент не думал.
— Чувство вины, — бесстрастно подытожил Асандир. — Это укоренилось в тебе. Принц, ты ощущаешь себя виновным?
Вопрос мага ужалил Аритона, как жалит поднятая ветром струя раскаленного песка пустыни. Наследный принц сжался в комок.
— Одному Даркарону это известно! — выдохнул он.
— Так похорони свою вину вместе с погибшими в Страккском лесу и перестань терзаться!
Суровый упрек Асандира совершенно не вязался с тем, что делали сейчас его руки. На груди Халирона маг начертал невидимый знак, затем осторожно скользнул рукой под слои выцветших одеял, чтобы проверить старику пульс. Понимая, что в любую минуту может вернуться Дакар, маг добавил:
— У тебя есть власть только над настоящим. Помнишь, твой дед по материнской линии частенько повторял тебе эти слова?
— Нет у меня сейчас никакой власти! — вырвалось у Аритона. — Дайте мне еще раз сразиться с Лизаэром, и я его убью. Конечно, он не теряет времени даром. Собирает армию, муштрует ее, чтобы вновь пойти против меня. Может, это лучше, что я лишился своих магических способностей? Проклятие Деш-Тира разборчивостью не отличается. В борьбе против брата я мог злоупотребить ими и уничтожить всех, кто встанет на пути.