Вурц Дженни. Корабли Мериора

   — Если господину командиру угодно лицезреть принца Лизаэра Илессидского, он перед вами. Надеюсь, после ласкового прикосновения ваших молодцов зрение еще не изменило мне.
   Командир карфаэльских лучников оторопело заморгал, глядя на грязного оборванца, которого только что приказал связать.
   — Ты… вы? — промямлил он. — Вы — Принц Запада? В ответ в глазах нового пленника сверкнули две синие молнии.
   — Передайте своему мэру, — с истинно королевской надменностью сказал Лизаэр, — что у него есть полное право воевать с кланами, которые грабят торговые караваны. Разбойники — кем бы они ни были — заслуживают смерти. Вполне законно брать пленных, судить их за преступления и, если виновны, — казнить. Но я не потерплю, чтобы мне присылали пленных как живую добычу. В какую эпоху мы живем?
   Карфаэльский командир перекинул ногу через заднюю луку седла и спешился.
   — Ваше высочество, простите меня за допущенную оплошность.
   Не дожидаясь, пока у него заберут поводья, командир пробормотал еще несколько слов извинения и вынул кинжал.
   — Позвольте как можно скорее обрезать ваши путы.
   — Погодите.
   С редкостным самообладанием и выдержкой (безумный оборванец был бы на такое не способен) принц дополнил свои слова:
   — Вначале освободите пленных. Меня не удивляет, что вы подошли к существующим в Авеноре законам со своими привычными мерками. Так знайте: эти мерки нам не годятся. Рабы мне не нужны. У пленных есть выбор: остаться в Авеноре и примкнуть к моему делу или отправляться на все четыре стороны.
   — Какое неслыханное оскорбление! Карфаэльский командир зацепил кинжалом ближайшую веревку и яростно дернул.
   — Эти люди — пленники нашего мэра! Они преступники!
   Веревка потянула за собой Лизаэра, и он едва устоял на ногах. Однако выражение его лица ничуть не изменилось.
   — Перед Авенором эти люди ни в чем не провинились. Отступитесь от них, командир. Мне, а не вам решать их судьбу. В противном случае оспорьте мою власть над Авенором и мою клятву сражаться с Повелителем Теней до победного конца. Ударьте меня кинжалом в сердце, и все пойдет как прежде.
   Бред сумасшедшего? Однако в синих глазах принца не было ни капельки безумия. Только стальная, непреклонная решимость.
   Карфаэлец колебался. Выпяченная челюсть и напряженные мышцы показывали, что он был готов нанести такой удар, но хорошо понимал, чем рискует. Глаза пленных следили за ним; раненые, изможденные — они все равно насмехались над командиром. Спиною он чуял надвигавшуюся угрозу, но не понимал, что она собой представляет. Неожиданно цепь карфаэльских лучников предательски дрогнула и подалась в стороны. На них и на все еще связанных пленных надвигались копьеносцы, столь восхитившие командира своими упражнениями на плацу. Стойкие, решительные, но излишне вспыльчивые, они наверняка затеяли бы сражение с карфаэльцами, если бы не присутствие главнокомандующего авенорской армией. Темноволосый Диган восседал на гнедом жеребце, поблескивая драгоценными камнями своего мундира.
   — Вам не остается иного, как исполнить повеление его высочества, — властно произнес главнокомандующий.
   Обнаженное лезвие длинного меча выразительно блестело на солнце. Карие глаза Дигана сердито смотрели на загнанного в угол командира.
   — Если вам угодно оспорить это решение, вы получите аудиенцию у принца после того, как он отдохнет и приведет себя в надлежащий вид.
 
   Карфальэльский командир знал ратное ремесло. Не имея протекции, он начинал с солдата, и каждое звание, включая и нынешнее, было им честно заработано. Он не приобрел щегольского лоска штабных офицеров и не преуспел по части дипломатии. Даже сейчас, будучи посланником мэра, он предпочел бы решить спор силой оружия, а не цветистых фраз. Ему было бы куда привычнее умыться в ручье и отоспаться в походном шатре или под открытом небом. Заботливое отношение к нему подданных Лизаэра вконец ошеломило вояку. Командира отвели в шатер, где его уже ждал чан с горячей водой. Слуги принца заботливо смывали с карфаэльца пот, дорожную пыль и грязь, стараясь не задеть старых шрамов. Затем его досуха вытерли и нарядили в роскошный бархатный камзол с кружевами. Отправляясь в Авенор, командир и представить не мог, что испытает на себе королевское гостеприимство.
   Очень скоро ему стало жарко под бархатным панцирем его временных одеяний. Командир настолько привык к оружию, что остро чувствовал свою незащищенность. Правда, природный ум подсказывал ему, что лучше не противиться хозяину Авенора, дабы окончательно не уронить свое достоинство. Допущенная им оплошность была случайной. Принц тоже хорош: выбежал невесть откуда, сам полуодетый, замызганный. Так что пусть не придирается к карфаэльцам, которые до этого и в глаза его не видели.
   Командир бывал во дворце карфаэльского мэра и привык к роскошному убранству. Зато он впервые удостоился аудиенции у наследного принца. Не обладая богатой памятью, он решил напрячь все свое внимание и обязательно запомнить наиболее впечатляющие моменты, чтобы потом рассказать жене и малолетним детям.
   Королевский дворец Авенора пока не поднялся выше фундамента. Стен не было, а крышей служило небо, то подернутое знойной дымкой, то усыпанное звездами. Как ни убеждал себя командир, что ему нечего опасаться, раздражение и подавленность не исчезали. Слуги проводили его к месту аудиенции — простой хижине с обшитой гонтом крышей. Обычно здесь собирались высшие офицеры армии Авенора, чтобы поговорить о насущных делах. Здесь же хранилась городская казна. На дощатом полу не было даже ковра, не было и привычного подиума, на который обычно ставят столы для именитых гостей. Единственный стол не имел ни точеных ножек, ни внушительных размеров. Обычный походный стол, правда устланный безупречно белой полотняной скатертью. Хрустальные графины и бокалы придавали ему сходство с бриллиантом, вдруг попавшим в жалкую лачугу воришки.
   Помимо Лизаэра, за столом сидел лишь его главнокомандующий Диган, одетый с тем небрежным щегольством, какое свойственно городской знати. При появлении карфа-эльского командира принц отодвинул кресло и встал.
   — Командир, примите мои королевские извинения.
   Полы его темно-синего камзола стремительно распахнулись, и свет лампы заиграл на золотых галунах, вспыхнул радугой перламутровых пуговиц и зажег голубые звезды сапфиров. Светлые волосы принца, теперь безупречно чистые, были стянуты золотым обручем. Камзол на нем был простого покроя, без накладных, искусственно расширенных плеч. Илессид не нуждался в короне — его лицо, совершенством пропорций напоминавшее лик статуи, само говорило о благородном и высоком происхождении.
   Карфаэльскому командиру еще не приходилось бывать в обществе столь утонченных особ. Он испытывал явное замешательство. Память услужливо подбросила ему картину упражнений на плацу. Командиру было мучительно признаваться себе в том, что в выучке его лучники уступали авенорцам. Он сжал зубы.
   Лизаэр скромно улыбнулся.
   — Сегодня мне наглядно показали явные недостатки в моем воспитании. Поверьте, это пошло мне только на пользу. Произошла досадная оплошность, и не более того. Увы, дворец пока не имеет даже стен, и нам негде принимать посланников и официальных гостей. Надеюсь, что наше гостеприимство скрасит непритязательность этой хижины. Прошу вас, садитесь и чувствуйте себя как дома. У нас есть неплохие вина и вполне сносная пища.
   Слуга, появившийся из затененного пространства, принес кресло с кожаным сиденьем. Командир сел и услышал характерный скрип конского волоса под кожаной обивкой. Это почему-то вновь повергло его в замешательство.
   — Ваше высочество, я и представить не мог, что все так получится, — вырвалось у него. — Ни у кого и в мыслях не было оскорбить вас, пригнав пленных варваров. Господин мэр искренне хотел вам помочь.
   — Не волнуйтесь: вы только исполнили приказ. Лизаэр обхватил подлокотники кресла, дожидаясь, пока слуга нальет всем вина из хрустального графина.
   — Однако, господин командир, вы должны понимать: я далеко не идеалист и не забываю о реальной действительности. Не торопитесь считать мои сегодняшние действия благородным жестом. Люди, которых вы видели, верны мне и поддерживают мое дело. Пленные варвары, да еще закованные в цепи, — это змея, затаившаяся в доме. Они — послушное орудие для любого врага, посягнувшего на Авенор. Горстка обозленных, мечтающих о мести варваров легко подорвет моральный дух нескольких сотен моих соратников. Я не могу допустить рассадник бунта у себя в городе и не собираюсь рисковать безопасностью моих последователей.
   Бокал принца почти до краев наполнился красным вином. Лизаэр сжал его в унизанных перстнями пальцах.
   — Поймите, вы и его светлость не меня оскорбили. В моем лице оскорбление нанесено королевской власти, ее цельности и единству. Оскорблены принципы, которые я поклялся свято соблюдать, что бы ни случилось.
   Под лучиками красного света сапфиры на его пальцах приобрели удивительную окраску. Лицо принца выражало искреннюю просьбу, даже мольбу.
   — Этих людей нужно было убивать в сражении или казнить по законам карфаэльского правосудия. Здесь они вольны противиться нашим порядкам либо пересмотреть свои хищнические принципы и примкнуть к нам.
   — Достойная мысль.
   Командир поднял бокал и сделал несколько глотков. Ему было несколько не по себе, зато у него появились доводы для спора.
   — Но что будет с пленными? Правитель Карфаэля признал ваши права на Авенор. Он отнесся к вам как к союзнику. Эти пленные — не городские воришки, которые грабят дома и лавки. Они разбойничали на дорогах, потрошили караваны и убивали честных торговцев. Отпуская их на волю, вы наносите его светлости удар в спину.
   Диган порывисто с ним согласился.
   — Лизаэр, я вполне могу представить, какие чувства испытает правитель, узнав об освобождении пленных.
   Сквозь полуоткрытые створки незатейливого окна на свет летели мотыльки. Целый рой их кружился вокруг лампы, чтобы в следующее мгновение опалить крылышки, рухнуть по спирали вниз и умереть. Белая скатерть покрылась искалеченными тельцами мотыльков. Одни лежали неподвижно, другие еще бились, разбрасывая пыльцу. Лизаэр поглядел на них и горестно вздохнул. Казалось, он скорбел по мотылькам, как по погибшим людям. В таком состоянии его видели редко.
   — У вашего господина есть все основания гневаться на меня. Но еще тогда, требуя, чтобы связали и меня, я знал, как отвратительно все это кончится.
   Небритое лицо карфаэльского командира выражало полное недоумение. Принц сжал в руке бокал, поднес к губам и сделал несколько больших глотков, словно эту острую горечь можно было заглушить вином.
   — Варвары, которых я приказал освободить, едва держались на ногах. Многие из них ранены. Увы, никто не захотел строить новый Авенор. Что ж, я предлагал им выбор, они его отвергли. Но куда им бежать? И еще вопрос: далеко ли они убегут? С наступлением темноты по их следам наемники пустили ищеек. До Западного леса им не добраться. Сомневаюсь, что кто-то из них останется в живых.
   — А вдруг кому-то повезет? — вмешался Диган. — Лошадники с лугов Пасвира охотно приютят собратьев.
   — И до Пасвира тоже далеко. — Лизаэр взмахнул рукой, стряхивая с рукава умирающего мотылька. — Но даже если кто-то и останется в живых, я не буду в проигрыше. Они обязательно расскажут о своем освобождении. Да и для наших солдат это было полезным уроком. Пусть не забывают, что в Авеноре действует королевское правосудие. Всякий, кто вздумает разбойничать на дорогах и грабить торговцев, получит по заслугам.
   Лизаэр уперся подбородком в ладони. Чувствовалось, в душе он был взбудоражен. Но синие глаза, отражавшие свет лампы, оставались холодными и сосредоточенными.
   — Диган, то, о чем мы сейчас говорили, — лишь одна нить, из которых ткется новый Авенор. Пора начать думать о будущем. Когда наша армия выступит на войну против Повелителя Теней, это станет ее главной задачей. Мы не можем нести двойную ношу и отвлекать часть сил на охрану дружественных земель. Повторяю: я не в восторге от существования кланов. Многие из них действительно превратились в разбойничьи шайки. Но если мы будем раздувать старую, не нами затеянную вражду, мы никогда не избавимся от клановой нечисти.
   Эти слова очень понравились карфаэльскому командиру. Почувствовав себя непринужденнее, он громко рассмеялся.
   — Мудрая тактика. Вот только бы еще заставить каждого варвара знать свое место. Но никак не пойму: зачем вам понадобились карфаэльские лучники? Я видел, как ваши стреляют по мишеням. Меткие, умелые стрелки. Зачем было звать наших?
   Лизаэр вдруг согнал с лица всякую серьезность и по-мальчишески заразительно рассмеялся.
   — Представляете, есть приказы, которые мои солдаты отказываются выполнять.
   Диган болезненно поморщился, залпом осушил бокал, затем махнул слуге, чтобы налил еще.
   — Нет, вино не поможет, — пробормотал он. — Мне требуется ясная голова.
   Характерный блеск в глазах главнокомандующего выдавал его истинное состояние. Диган уже достаточно выпил и мог не рассчитывать на ясность в голове. С типично итар-ранской язвительностью он сказал карфаэльцу:
   — Его высочество не желает пороть солдат, имеющих веские основания не выполнить его приказ.
   — Диган! — прервал его Лизаэр. — Не будем об этом. Вопрос решен, и я не намерен отказываться от задуманного.
   Командир лучников вспомнил, с какой прытью авенорские копьеносцы налетели сегодня на его молодцов, и даже поперхнулся вином.
   — А в чем дело? — спросил он.
   — Этот разговор мы отложим до завтра.
   Лицо принца вновь стало задумчивым. Лизаэр подал знак пажам, которые дожидались с подносами в руках. От тарелок на подносах поднимался пар.
   — А теперь окажите мне милость — уберегите меня от гнева моего повара. Если мы не поглотим приготовленное им мясо со всеми соусами и подливами, он явится сюда и искромсает нас своими тесаками. Вы бы видели этого человека, командир. Говорит мало, предпочитает действовать. Если мы не воздадим должное его кушаньям, боюсь, он уложит нас быстрее всяких лучников.
 
   Ночью грузному карфаэльскому командиру снилось ожесточенное сражение, разыгравшееся между авенорскими копьеносцами и пехотинцами. Он проснулся с восходом, весь в холодном поту. Сев на скомканной постели, командир вновь стал терзаться вопросом: зачем Лизаэру Илессидскому понадобился отряд лучников, явно проигрывающих его собственным? Что ждет их в укромной долине, куда они вскоре должны будут двинуться?
   Солнце еще не успело развеять пелену утреннего тумана. Командирские брови и щетина на подбородке стали влажными. Кольчуга давила на плечи и только мешала убивать назойливых комаров, противно звеневших в застывшем воздухе. Настроение у командира было далеко не радужным.
   Судя по воспаленным глазам и всклокоченным волосам, Диган также пребывал не в лучшем состоянии. Чувствовалось, что после изысканных вин Лизаэра и у него раскалывается голова. Едва ли не каждый шаг его гнедого жеребца и позвякивание поводьев заставляли итарранца морщиться. Всем своим видом он показывал, что не одобряет затеи принца, в которую тот намеревался втянуть карфаэльских лучников.
   — И сколько нам еще стоять тут без дела? — без особой почтительности спросил командир.
   «От такой сырости недолго и оружию заржаветь», — сердито подумал он.
   Диган повернул к нему голову. Позолоченное забрало шлема отразило его хмурую, циничную усмешку.
   — Недолго. Вот только туман рассеется. Тогда вы дадите сигнал своим лучникам. Светлые волосы — более чем заметная цель.
   — Я должен приказать им… стрелять в его высочество? Эт милосердный!
   Он стиснул кулаки. Натянувшиеся поводья заставили его лошадь метнуться в сторону. Командир даже побледнел от ярости. Пытаясь удержать лошадь, он сказал:
   — Значит, слухи оказались не напрасными? Принц Запада решил испытать силу своего дара света? А если испытание обернется его гибелью? Вы представляете последствия? Появись сам Даркарон с черным копьем и на колеснице — нас это не спасет. Начнется бойня. Ваши вымуштрованные солдаты решат, будто мы намеренно погубили принца, и перебьют нас, точно ворон на огороде.
   — Его высочество уверен, что никакой трагедии не произойдет. — Диган зевнул, всем своим видом показывая, до чего ему наскучила затея Лизаэра. — Принц упражнялся несколько месяцев. По его словам, он мастерски владеет своим даром. Уверяет, что спалит древки стрел гораздо раньше, чем они до него долетят.
   — Но зачем это? — вскричал потрясенный карфаэлец. — Зачем ему понадобилось рисковать своей королевской особой?
   — Я так и не сумел отговорить его от этой затеи, — с досадой ответил Диган. — Мои солдаты отказались выполнить приказ. Если и ваши лучники откажутся, его высочество грозился отправиться в Хеншир — причем без всякой охраны — и предложить тамошнему гарнизону выступить против него. Мэр Хеншира не упустит возможности развязать войну против Авенора и наверняка бросит против Лизаэра пехоту в тяжелом облачении. Принц же не рискнет причинить вред ни одному солдату — он упорно считает хенширцев союзниками. Что тогда останется нам? Хлопать комаров и ждать трагической развязки?
   Из тумана донеслись трели дрозда. Обнажились кусты можжевельника, и пировавший под ними зайчишка тревожно навострил уши. Неяркое солнце наполнило долину приятным теплом. Диган поправил свой роскошный, украшенный рельефным орнаментом шлем, смахнув влагу с оперения. Он больше не мог сдерживать то, что грызло его изнутри. Со свойственной ему надменностью (когда-то эта надменность безотказно подбивала итарранских щеголей на всевозможные сумасбродства) Диган сказал:
   — Есть вещи, которых его высочество просто не понимает. Вчера он выставил вас полным идиотом. Командир, вы такой же горожанин, как и я. Так неужели вы не осмелитесь использовать шкуру его высочества в качестве мишени? Или его манеры во время вчерашней аудиенции настолько зачаровали вас, что вы готовы по самые яйца сделаться приверженцем королевской власти?
   Карфаэлец негромко хохотнул.
   — Вообще-то награды за отпрысков королевских династий еще не отменены.
   Он натянул поводья, готовый отправиться к лучникам.
   — А почему бы не превратить это в развлечение? Ставлю восемьдесят королевских монет против того, что принц получит желаемое и будет валяться мертвым в луже крови.
   — Идет, — с безрассудством светского дуэлянта согласился Диган. Однако он не повернулся к командиру, словно боясь, что лицо его выдаст. — Если вы выиграете, это будет плата за мое успокоение. Признаюсь честно: у меня уже который день сердце не на месте, и я взрываюсь по каждому пустяку.
   Карфаэльский командир помолчал. Он не знал тонкостей этикета, но в истинных настроениях людей разбираться умел.
   — Вы любите этого человека. И сильно любите. Не знаю только за что.
   — Поезжайте к своим солдатам, командир, — отрезал Диган, по-прежнему не желая поворачиваться к офицеру лицом. — Обаяние Лизаэра таково, что противостоять ему невозможно. Каждый вечер я перед сном благодарю Эта, не наделившего таким же обаянием Повелителя Теней.
   Солнце становилось все ярче. Последние струйки тумана клубились над холмами, пятнистыми от куп деревьев. Раздираемый изнутри мучительной душевной болью, Диган замер. Он слышал топот копыт — командир отправился к своим лучникам. Вскоре до него донеслись слова приказов, отдаваемых карфаэльским сержантам. В этих местах не было даже эха… Наконец на дальнем холме появился Лизаэр.
   Главнокомандующий авенорской армией обмотал вокруг локтя поводья и уткнулся лицом в перчатки.
   В воздухе запели стрелы. Диган хорошо помнил этот звук: такое же зловещее пение он слышал на берегах Талькворина, изуродованных водной стихией, которая унесла жизни многих сотен итарранских солдат.
   Усилием воли отогнав ужасы прошлого и ужас этого утра, Диган обратился в слух. Стрелы должны были достичь холма. Но где треск головок, вонзающихся в древесные стволы? Где хруст ветвей, шелест срезанных листьев? Где, наконец, леденящий душу звук стрелы, ударившей в человеческое тело? Где крик? Ничего. Ничего, кроме жаркого дыхания ветра, опалившего ему лицо.
   Несколько минут было тихо. Лучники разогнали всех птиц. Затем ушей Дигана достиг восторженный, изумленный рев карфаэльского командира:
   — Эт милосердный! Чудо! Настоящее чудо!
   Диган все еще не решался отнять взмокшую кожу перчаток от своих воспаленных глаз. Вслед за криками карфаэльца раздался веселый смех Лизаэра:
   — Никакого чуда, мой дорогой командир. Но теперь наконец-то я смогу дать достойный ответ варварам из кланов Маноллы. Когда нам потребуется пересечь Орланский перевал, чтобы атаковать Повелителя Теней, я смогу защитить своих солдат от ее засад.
   У Дигана пропали все силы, он обмяк и едва держался в седле. Жеребец опустил шею и принялся общипывать листву на кустах. Диган понимал, что нужно слезть с коня, поднять поводья, успевшие соскользнуть с холки и образовать петлю на золоченом недоуздке.
   Когда карфаэльский командир вернулся, Диган стоял в траве. Итарранский цинизм позволил ему сохранить хотя бы внешнее спокойствие, и глаза его были сухими. Диган взглянул на восхищенного карфаэльца. Скорее всего, рукотворный свет опалил и его.
   Настоящим огнем, опалившим его сердце, был сам Лизаэр.
   Шелестя складками шелкового мундира, Диган глядел на командира и испытывал не свойственное ему смирение. Он знал: иным способом проверить, насколько возросла сила Лизаэрова дара, было невозможно. Но у него самого не хватило бы духу отдать приказ стрелять в принца. Наконец стеснение в груди ослабло, и Диган заговорил.
   — Вы проспорили мне восемьдесят монет, командир. — Главнокомандующий улыбнулся. Сейчас он испытывал сладостное состояние, словно после бурного соития с женщиной. Впрочем, нет. Никакая женщина не могла бы доставить ему такое наслаждение. — Его высочество остался цел и невредим. Извольте заплатить долг.
   — Вы это видели? — воскликнул командир, чей восторг многократно превосходил досаду от потери каких-то восьмидесяти монет. — Его высочество воздвиг световую преграду. Лучники выпустили по нему не менее тысячи стрел, но ни одна из них не пробила этой преграды. Они все сгорели. Лизаэр Илессидский непобедим, и его армия — тоже!
 

Настоятельная необходимость

   Когда-то здесь был брод через реку Севернир. Дорога, пересекавшая ее, уходила на север, в Итарру, а река текла на юго-запад. Вскоре после вторжения Деш-Тира и бунта против верховных королей реку насильственно заставили течь на восток, к Эльтаирскому заливу. Каменистое русло поросло травами и кустарниками. Спустя пятьсот лет уже не верилось, что в прежние времена здесь журчала речная вода. Теперь эти звуки сменились стрекотанием кузнечиков.
   Налет бойцов клана на торговый караван был почти бесшумным. Когда они связали последнего пленника и вогнали ему в рот кляп, уже сгустились сумерки. В узком ущелье, с обеих сторон зажатом отрогами Скайшельских гор, стало тихо. Но тишина была обманчивой.
   Волы, тянувшие повозки, лежали там, где их оставили взятые в плен погонщики. Горло каждого животного было перерезано быстрым, мастерским ударом. Днем к воловьим тушам слетелись бы полчища мух, жадных до свежей крови. Темнота отсрочила это пиршество. Повозки с товарами оставались в целости и сохранности, ибо налет совершали не ради грабежа.
   Каол, командир горстки бойцов, уцелевших после битвы в Страккском лесу, стоял, упираясь ногой в камень. Его мутило от запаха свежей крови, хотя он и старался не подавать виду. Тряпки, чтобы вытереть кинжал, под рукой не оказалось. Каол вытирал лезвие о войлок седельной сумки, принадлежавшей гонцу, который ехал вместе с караваном. Седого командира мало утешало, что никто из пленных не пострадал, а смерть приняли только животные. В кланах придерживались старых воззрений и считали любое напрасное убийство оскорблением Эта-Создателя.
   Но в то же время Каол по собственному опыту знал: излишняя жалостливость и неумение расправиться с врагом — это не те качества характера, которыми можно гордиться. Мягкотелые гибнут первыми. Особенно сейчас, когда итарранская лига наемников с удвоенным усердием принялась искоренять кланы. Головорезов воодушевляли успехи Лиза-эра и его новых союзников. Принц не забывал своих итарранских друзей и регулярно отправлял к ним гонцов с посланиями. Именно это и заставляло бойцов клана останавливать каждый караван, если с ним ехал гонец.
   Справа послышались осторожные шаги. Это мог быть только Джирет. Никто из бойцов не рискнул бы подкрасться к нему, зная, что Каол бьет без промаха.
   — Ну как, нашел послание?
   Каол повернул кинжал и стал вытирать другую сторону лезвия.
   — Если гонец молчит, придется мне немножко сдавить ему глотку. Начнет задыхаться, глядишь, поразговорчивее станет.
   Рослый, невозмутимый, словно мраморная глыба, Джирет Рыжебородый предусмотрительно отодвинулся от Каолова кинжала.
   — В этом нет надобности.
   Каол еще раз взглянул на сумку с вышитым львом, затем выпрямился и с подозрением в голосе сказал:
   — Понимаю. Ты уже прочел все, что надо.
   Он отшвырнул перепачканную кровью сумку подальше.