Страница:
Судья улыбнулся. Его улыбка, блеснувшая в тусклом пламени свечи, напоминала оскал пирующей акулы.
— Занесите слова его светлости в протокол.
Он мельком взглянул на Халирона, потом обменялся понимающими взглядами с членом городского совета.
— Господин мэр предложил поистине мудрое решение: ведь срок каторжных работ обвиняемого кончается примерно в то же время.
Халирону он негромко и вкрадчиво сказал:
— Ты вправе отклонить предложение его светлости. Тогда твой попутчик останется в городской тюрьме Джелота до скончания дней или пока не найдет способ выплатить штраф.
Жилистая рука писца поднесла к пламени свечи восковницу, и вскоре запах горячего воска заглушил аромат роз и сморщенных лимонных корок, а также острый запах пота остальных обвиняемых которым сейчас предстояло распластаться перед подиумом. Помощники стряпчих достали острые ножи и заново очинили перья. Член городского совета поочередно приложил городскую печать к четырем листам пергамента. На округлых кусочках воска остывали четыре грозных джелотских льва со змеей в пасти.
— Слушание по данному делу окончено, — возвестил главный судья.
Возница подался вперед, чтобы перечислить свои убытки. Гвардейцы все так же равнодушно подняли закованного в цепи и кандалы Дакара и повели. От его вчерашней беззаботности не осталось и следа. Дакар постоянно спотыкался, и солдатам приходилось натягивать цепь, чтобы он не упал. Он ни разу не посмел оглянуться назад. Впрочем, Халирона и Медлира в зале уже не было. Они поднимались по щербатым ступеням крутой лесенки, торопясь покинуть подземелье правосудия и выбраться на дневной свет.
Чердачная комнатенка была грязной и открытой всем ветрам. Дуло сквозь ветхие плитки крыши. Острые струйки холодного ветра пробивались через прохудившиеся ставни. Возле Медлира стоял кувшин успевшего остыть вина с пряностями, и на его потертых и не слишком чистых стенках длинные пальцы ученика менестреля отбивали ритм какого-то танца.
— Ты намерен сыграть роль милосердного Эта, чтобы наш увалень отделался легким испугом? — спросил он Халирона.
— Считай, что я ее уже сыграл.
Четыреста шестьдесят полновесных серебряных монет из накоплений Халирона пошли на заказ новых лепных украшений и оплату работы колесного мастера. Старый менестрель сидел на койке, закутанный в одеяла и подстилки, снятые с повозки. Смены постельного белья на этом задрипанном постоялом дворе не было. Хозяин клялся, что прачка немедленно выстирает имеющееся, однако вряд ли в его заведении вообще имелась прачка. Халирон не был настроен размышлять. Он лениво ковырял ногтем сажу на досках своего ложа.
— Ты должен выполнить свои обязательства перед Асандиром, — помолчав, добавил Халирон.
Медлир сердито вскинул подбородок.
— Ничего я не должен.
Колеблющийся тусклый свет сальной плошки лишь подчеркивал его раздражение.
— Маги Содружества согласятся со мной. Тебе нужно в Шанд. Только еще не хватало, чтобы ты ломал свои замыслы, исправляя последствия забав Безумного Пророка.
Халирон усмехнулся, обнажая редко посаженные передние зубы.
— Мне все равно, в каком месте учить тебя. Шанд никуда не денется.
— Если только эти полгода в Джелоте не погубят нас обоих.
Медлир не умел долго сердиться. Он встал, чтобы подкинуть поленьев в затухающий очаг. В каменной нише мерцали и удушливо дымили угли. Невзирая на сквозняки, тяга в очаге была прескверная. Глядя, как огонь обрадованно лижет дрова, ученик менестреля вздохнул.
— Обязательства перед Содружеством заботили меня прежде, пока я не согласился стать твоим учеником. Сейчас мне важнее, чтобы на твои плечи не ложился ненужный груз.
— Ты для меня больше, нежели ученик.
Яркое пламя осветило Халирона, придав бронзовый оттенок его испещренному морщинами лицу. Отсветы огня золотили его скулы, обветренные десятками лет странствий.
— И в то же время никто не причинял мне столько беспокойства, сколько ты. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда Безумный Пророк раскроет обман.
Полуобернувшись, Медлир пожал плечами.
— Сначала ему надо отбыть каторгу, а там и иных забот хватит.
Прозрачные, как небо, глаза старика заметили и сведенные плечи Медлира, и сосредоточенный, полный отчаяния взгляд, устремленный в черные плитки пола. Медлир словно хотел пробиться сквозь закопченную поверхность плиток и их каменистые слои, чтобы увидеть искрящийся танец первичных сил, лежащих в основе бытия. Когда-то он умел это делать. Халирон был свидетелем битвы в Страккском лесу. Не ради своекорыстия или любопытства его ученик злоупотребил тогда магическими силами. Он защищал бойцов из деширских кланов, поклявшихся ему в верности. Но это стоило ему утраты магического зрения. Медлир перешел черту допустимого, и магические силы нанесли ответный удар. С тех пор его душа оставалась слепой и немой.
Растирая заложенную грудь, старый менестрель мягко и ласково сказал:
— Будь терпелив. Твое магическое зрение к тебе вернется. Заграждая один путь, природа обязательно предлагает другой. Возможно, твои музыкальные дарования откроют новую дверь для магии.
Человек, называющий себя Медлиром, сел и прикрыл лицо руками. Тесемки, скреплявшие его манжеты, раскачивались, слегка ударяя его по коленям. Так он просидел достаточно долго, потом совладал с собой, встал, подошел к учителю и с невыразимой болью сказал:
— Иногда я улавливаю отзвуки прежней силы. Они подобны эху, вклинивающемуся между нотами. Но это только отзвуки.
Горечь и отчаяние в его голосе свидетельствовали, что он так и не смирился с переменой. Силы, которые он когда-то научился воспринимать в виде чистого духовного света, не выражались звуками либо проявлялись с неприемлемым для него искажением.
Улыбка Халирона одновременно выражала сочувствие и твердость.
— Так познай магию звуков. Эти полгода в Джелоте могут оказаться для тебя очень плодотворным временем.
Ученик менестреля ответил коротким вздохом и принялся разворачивать лиранту. Выставив ногу, он ловко подцепил единственный в комнатенке стул и придвинул к себе. Ломаные распорки мало волновали Медлира, равно как и изъеденное крысами сиденье.
— Сыграй-ка мне балладу о водах Тэрлина, — попросил Халирон. — Следи за тем, чтобы не комкать ноты в третьем такте и не растягивать те, которые предшествуют припеву.
Медлир подвернул рукава, дабы не мешали настраивать лиранту. Сейчас он мог не опасаться, что в сполохах пламени очага проступит шрам, тянущийся кривой бороздой от правой ладони к локтю. Он склонил голову к струнам. Его волосы теперь были совсем не мягкими и не пепельно-каштановыми, какими они казались Дакару, а иссиня-черными и блестящими, словно кусочки угля.
Настроив инструмент, Медлир поднял глаза, приготовившись петь. И глаза его уже не были оливково-карими. Их изумрудную зелень и неповторимое выражение он унаследовал от предков своей королевской династии.
За передвижением кавалькады следят отряды дозорных, которые передают весть по всему Ратану и дальше, пока она не достигает бойцов, скрывающихся в глухих лощинах и терпеливо ожидающих того дня, когда принцу Аритону понадобится их сила…
У городской стены Джелота, исхлестанной ударами студеных морских ветров, что дуют с востока, ученик магистра Халирона, принц-изгнанник, прозванный Повелителем Теней, отправляет послание, адресованное Сетвиру — магу Содружества и хранителю Альтейнской башни. Послание это написано не чернилами на пергаменте, а кровью на кусочке сланца и затем высушено над огнем. Размахнувшись, писавший швыряет его в высокую пенистую приливную волну…
ГЛАВА III
Он не оставил привычки к щегольским нарядам — привычки столь же естественной для богатого итарранца, как дышать или плести интриги. И все же характер Дигана изменился. Пять летних кампаний против остатков лесных кланов не прошли даром. Он убедился, что лобовая атака далеко не всегда приносит успех. Но иногда самообладание изменяло Дигану, и ему было не скрыть свое раздражение за внешним безразличием или разговорами о пустяках. Вчерашний спор по-прежнему будоражил его, и Диган бросал сердитые взгляды в сторону светловолосого принца, ехавшего слева.
Дорожный наряд Лизаэра Илессидского состоял из голубого замшевого камзола и непромокаемого плаща. Льняные пряди выбивались из-под бархатной шляпы, отороченной золотым шитьем. Руки были обтянуты изящными перчатками. Лизаэр привычным движением поправил поводья и вдруг широко улыбнулся. Глядя вперед, словно они ехали только вдвоем и у них за спиной не скрипели и не визжали тележные колеса, не свистели хлысты и не переругивались ленивые возчики, принц спросил:
— Продолжаешь злиться? Что ж, злость хотя бы помогает не мерзнуть.
Лошадь под Диганом дернулась и загарцевала. Он не сразу понял причину, а когда догадался, ему стало еще тошнее: ведь это он ударил шпорами ни в чем не повинное животное.
— До сих пор не могу поверить, что ты тащишь мою сестру неведомо куда.
Лизаэр обернулся к нему. Прозрачные, как горный ледник, глаза мельком взглянули на Дигана.
— Думай над своими словами. Иначе я решу, что ты считаешь меня бездушным обольстителем Талиты, которому наплевать на безопасность своей невесты. Не давай мне повода разочароваться в тебе, Диган.
Диган с трудом поборол желание перекинуть поводья в одну руку, а другой с размаху (и с отчаяния тоже) ударить этого самоуверенного королевского потомка.
— Эт милосердный, ну почему ты так упрям и никого не желаешь слушать?
Дигану не хотелось в который раз перечислять Лизаэру очевидные факты… Управители городов Тайсанского королевства не видели ужасов, сотворенных магией Повелителя Теней. И бойня в Страккском лесу для них — всего лишь страшная история, услышанная далеко не из первых уст. Лизаэр уповает на сохранившиеся обрывки старинных летописей, уцелевшие в пожарищах бунтов и мятежей. Но что это ему даст? Если какие-то гильдии и отдельные образованные сановники знают, что те, кого они зовут варварами и кто грабит их караваны, некогда правили в тайсанских городах, мэр Эрданы явно не обременяет себя знаниями. Достаточно почитать едкие и язвительные ответы его стряпчих Лизаэру, чтобы понять всю щекотливость положения Илессида. Да, он является единственным законным претендентом на королевский трон, и вот по этой-то причине ни один город Тайсана не захочет вернуться к королевскому правлению.
Не в силах больше сдерживаться, Диган выплеснул принцу накипевшее в душе:
— Ну как ты не понимаешь, что тебя схватят и обвинят в намерении свергнуть существующую власть? А в Изаэре наемники просто швырнут тебя на растерзание своим псам. Каких еще чудищ Ситэра напустить на тебя, чтобы ты начал соображать? Пойми, упрямец: признать законность твоих притязаний для них все равно что признать власть кланов! Ты для них — это угроза новых бунтов. Жаль только, что двум сотням лучших итарранских гвардейцев придется глупо погибнуть, спасая тебя от стаи разъяренных двуногих собак.
— В таком случае, — невозмутимо отозвался Лизаэр, — я заблаговременно отправлю гвардейцев домой, в Итарру. Я не стану дожидаться кровопролития и сделаю это прежде, чем у меня возникнут хотя бы малейшие трения с местными властями.
По-прежнему глядя вдаль, Лизаэр с каким-то безумным простодушием добавил:
— Диган, друг мой, дело, которое я начал, сильнее меня и важнее любых тайеанских беспорядков. Повелитель Теней не исчез. Он где-то затаился и готовит новые злодеяния. Пока мы сидим за стенами Итарры и занимаемся летней охотой на варваров, нам не выманить Аритона из его логова.
Дигану не оставалось иного, как стиснуть зубы, поворотить своего скакуна и легким галопом удалиться для проверки боевого порядка войск. Отчаяние сделало его немым.
Больше всего Дигану сейчас хотелось, чтобы у него в руках оказалось копье, а поблизости — живая мишень, требующая уничтожения. Он не противился намерению Лизаэра покончить с Аритоном Фаленским; в этом Диган всецело поддерживал принца. Единственным предметом разногласий была Талита — сестра Дигана и невеста Лизаэра. Как он мог пойти на такое чудовищное безрассудство, взяв ее в этот поход, который еще неизвестно чем кончится? И почему она с такой легкостью согласилась?
Кавалькада Лизаэра неспешно двигалась на запад. Очень уж неспешно, что вызывало недовольство бывалых солдат. По их мнению, такая скорость больше годилась для передвижения немощного старца, но никак не боеспособной армии. Особое недовольство высказывали бывшие наемники, привыкшие сутками не вылезать из седла. Праздность губительно сказывалась на них: солдаты тупели от игры в кости, становясь все более раздражительными. Они постоянно донимали командиров, и те для поддержания боевого духа распорядились наконец разбить под открытым небом лагерь и устроить изматывающие учения. Жители городов и селений, встречавшихся вдоль Маторнской дороги, принимали войско Лизаэра с исключительным радушием. Прежде им часто доставалось от варваров из Хальвитского леса, грабивших торговые караваны. Благодаря усилиям итарранских наемников на дороге стало значительно спокойнее. Диган уже привык к торжественным приемам, за которыми следовала неизменная утренняя расплата, когда у всех вокруг раскалывались головы и болели животы.
А кавалькада принца Лизаэра становилась все длиннее и внушительнее. К ней добавлялись новые телеги с подарками. Еще бы: Принц Запада направлялся в земли своих предков, дабы найти союзников в борьбе против Повелителя Теней. И потому глава каждого ратанского города, каждая гильдия старались снискать его расположение. Пусть сами они и слышать не хотели о восстановлении королевской власти, но благосклонность Лизаэра была им более чем необходима. Они почему-то верили, что его сила способна и на расстоянии защитить от вторжения мага-злодея.
Диган сидел в шатре, не спасавшем от ветра, и угрюмо поглядывал на листы пергамента с реестром грузов, куда предстояло добавить новые записи. Это стало чуть ли не ежедневной процедурой. Из Нармса они получили пять телег с коврами и разноцветными шелковыми тканями. Из другого прибрежного города — Морвина — тюки с шерстью, которую удалось выгодно обменять на знаменитый фальгэрский хрусталь. Среди даров числились латунные светильники, бочки редких вин и настоек. Один богатый крестьянин преподнес нескольких породистых поросят для будущего поголовья.
Слушая поросячий визг, Диган поморщился и вздрогнул. Он всегда морщился, когда слышал непристойные шутки жульничающих маркитантов и грубую брань обманываемых ими солдат. Что бы ни было у Лизаэра на уме, а военный лагерь — не место для его благородной сестры.
Из-за обилия грузовых телег нечего было и думать о пересечении Инстрельского залива по воде. Поэтому кавалькада тащилась по берегу, огибая залив. Здесь же, на берегу, их застала последняя из зимних бурь с пронизывающим ледяным ветром. Под его завывание миновали Восточно-Брансианский перевал, отделявший истерзанные стихиями вершины Сторленских гор от густо поросших дроком холмов, которые к северу становились круче и незаметно переходили в отроги гор Тальдейнских.
Вопреки дурным предчувствиям Дигана и составленному во враждебном тоне предостережению мэра Эрданы, которое привез его гонец, ранней весной кавалькада пересекла границу Тайсана. В древности здесь правили верховные короли династии Илессидов.
Городов в этой части королевства не было, а потому ночевать приходилось на окрестных пастбищах или на сеновалах. Деревенские жители не проявляли к королевскому потомку и его разросшейся свите никакой враждебности. Румяные крестьянки охотно продавали чужакам дрова, молоко и первую зелень. Диган никак не мог смириться с тем, что Лизаэр не делал никакой тайны из своих замыслов; едва ли не каждый пастух узнавал, кто они, куда и зачем направляются. Впервые за пять столетий здесь видели громадное знамя, окаймленное внизу золотистой бахромой. На ярко-голубом фоне мерцала золотая двенадцатиконечная звезда. Люди стекались толпами, дабы поглазеть на диковинный стяг. Крестьянам не было дела до настроений городских властей и их ретивых гильдий. Главное — командиры принца честно платили за все, значит, их господину можно верить. Деревенские мальчишки с замиранием сердца следили за марширующими гвардейцами в блестящих шлемах и таких же блестящих кольчугах, с острыми боевыми мечами в руках. Парни постарше не довольствовались мечтаниями. Они являлись в лагерь в дырявых сапогах и поношенной одежде, выразительно пахнущей навозом, и просились взять их с собой.
Лизаэр Илессидский не отказывал никому.
— Зачем оставлять их здесь? В своих семьях они не столько лишняя пара рабочих рук, сколько лишний рот.
Разговор происходил близ Дишента, в простой крестьянской хижине. Не обращая внимания на грязь и убожество, принц сидел у очага и колол орешки для госпожи Талиты. В дымных углах стрекотали невидимые сверчки. К единственной комнате примыкал хлев, и оттуда, через щели в досках, на невиданных гостей во все глаза смотрели ребятишки (мать заперла их в хлев, чтобы не путались под ногами). За стенами хижины перемигивались огни многочисленных костров. Возле них, наслаждаясь теплым весенним вечером, устраивались на ночлег солдаты. Дозорные несли свой караул, а их смена зубоскалила у огня и играла в кости. За живой изгородью овечьего загона новобранцы копали ямы под отхожие места. Офицеры покрикивали на них. Прислушиваясь к недовольным голосам своих командиров, Лизаэр с улыбкой сказал:
— Не всем быть солдатами. Крестьяне нам тоже нужны. Когда мы начнем восстанавливать Авенор, каждый, кто окажется непригодным для ратного ремесла, получит надел земли и пусть себе крестьянствует.
— Если мы вообще доберемся до Авенора, — ехидно проворчал Диган.
За все время пути он не услышал от своей изнеженной сестры ни одной жалобы. Сам же Диган пребывал в вечном раздражении. Вдобавок от пыли, поднимаемой колесами телег, копытами лошадей и сапогами солдат, у него нестерпимо чесались воспаленные глаза. После возвращения солнца весны стали более сухими. Если бы не обилие комаров и мошек, нынешний вечер вполне бы сошел за летний. Однако погода тоже не радовала Дигана.
— При такой скорости нашего перемещения, боюсь, нам придется пустить нармские ковры на шатры. Даже если мы и окажемся в Авеноре, вряд ли до зимних морозов нам удастся построить хотя бы арсенал, чтобы оружие не ржавело.
— В таком случае зиму ты проведешь вместе с Талитой в Эрдане, — ответил Лизаэр и лучезарно улыбнулся, зная, как больно его слова могут уколоть Дигана.
На принце не было ни его камзола, ни рубашки. Когда он вызвался помочь хозяйке таскать на коромысле ведра из маслобойни, крестьянка оглядела его наряд и покачала головой. Лизаэр, привыкший располагать к себе людей, покорно снял с себя дорогую одежду. Помощь его не была минутным развлечением скучающего аристократа; никто не смел упрекнуть его за расплесканное молоко. Сам Лизаэр ухитрился не забрызгаться и не запачкаться. Сейчас, голый по пояс, в своих облагающих замшевых штанах, расшитых мелким жемчугом, он выглядел ничуть не менее величественно, чем в полном королевском облачении. Нагнувшись, он достал из стоящего у ног мешочка очередной орешек.
В другом конце комнаты старшая хозяйская дочь сбивала масло, поедая глазами прекрасного принца. Время от времени девушка бросала колючие завистливые взгляды на рыжеволосую красавицу, по-кошачьи свернувшуюся возле его ног.
— Или возвращайся в Итарру, к своему верховному управителю, — предложил Лизаэр, раскусывая орешек и доставая ядро. Он намеренно дразнил Дигана, зная, что нервы у брата Талиты и так похожи на туго закрученную пружину. — Как только мы доберемся до поворота на Камрис, я выполню свое обещание и отправлю итарранских гвардейцев домой.
— Ты что, шутишь?
От резкого взмаха руки Дигана мешочек и орехи покатились по очажному половику прямо на янтарные угли.
— Ты взял на себя обязательство возродить город и…
— И что?
Лизаэр потянулся и поцеловал Талиту в щеку. Рыжеволосая красавица ушла, не дожидаясь, пока в закипавшем споре упомянут Повелителя Теней. Упреки Дигана ничуть не трогали принца.
— Мы в Тайсане. Мои предки правили здесь не один век.
— Потому-то мэр Эрданы и издал предписание схватить тебя и четвертовать!
Дигану, облаченному в бархат, было жарко, но он предпочитал потеть, нежели раздеться до пояса. Он видел, как деревенская девчонка глазеет на принца, и понимал, что она тут же сравнит его с Лизаэром. И сравнение будет не в его пользу.
— Безумцы из его окружения вышлют солдат, чтобы тебя растерзали еще на подступах к городу. Или ты думаешь, что городской правитель позволит тебе беспрепятственно проехать через Эрдану?
Лизаэр наградил Дигана осуждающим взглядом.
— Все эти люди — мои подданные, Диган. Не знаю, каким образом, но я должен миновать Эрдану и отправиться дальше. Возможно, солдатам и впрямь придется зимовать в шатрах, сделанных из ковров, и делать из тончайшего шелка заслоны от ветра. Но спешка мне претит. Я не намерен промчаться по своей земле галопом, не разобравшись в ее нуждах.
— Отправляйся в Ситэр вместе со своими королевскими принципами! Легче найти общий язык с каким-нибудь недоумком, чем с тобой!
Диган встал и направился к двери. Его шаги не сопровождались звоном шпор; этому мешали рассыпанные орехи. Ему хотелось поскорее остаться наедине с собой, чтобы дать выход накопившейся злости.
Кавалькада со скоростью улитки ползла в направлении Дишента. Дорога все так же вилась вдоль берега Инстрельского залива и была сильно изъезжена караванами дровосеков. Хотя снег давно сошел, борозды от саней глубоко врезались в землю.
На работных дворах Дишента сушили березовые бревна, отчего над домами вился черноватый дым костров, сложенных из сучьев и щепок. Гвардейцам Лизаэра приходилось ночевать между вязанок коры, приготовленной для дубилен, или под своими же телегами, стоящими среди штабелей необработанных досок. Ремесленники отнюдь не были в восторге от появления принца и откровенно плевали вслед его свите. Лизаэра это ничуть не трогало. Он нанес визиты в собрания гильдий и к городским властям. Золото сделало свое дело: офицеров принца разместили в сараях, где хранились ценные породы древесины. Изысканные манеры принца принесли ему благосклонность жен городских сановников.
Диган, как и его командиры, провел бессонную ночь, ожидая возможных стычек между горожанами и пришельцами. Однако глубоко укоренившаяся в этом городе ненависть к королевской династии, правившей Тайсаном, не перехлестнула границы словесных оскорблений.
Вскоре после аудиенции у властей Дишента Лизаэр повел свою кавалькаду дальше. Он горделиво ехал впереди, довольный произведенным впечатлением.
Диган не разделял его ликования. Поравнявшись с Лизаэром, он некоторое время ехал молча, потом сказал:
— Дишент тебе не Изаэр и не Эрдана, где несколько дорогих подарков могут вскружить головы.
Город с его лесопильнями и островерхими мельницами остался далеко позади. Впереди лежали многие лиги пути по низменным равнинам. Округлые, поросшие кустарником холмы скрывали развалины строений Второй эпохи, а по выщербленным древним аркам вился дикий виноград. Места эти пользовались дурной славой. По ночам, когда в низинах клубился туман, его сопровождали сотни светящихся точек, похожих на болотные огни. Здесь, если верить слухам, свободно разгуливали души давным-давно исчезнувших паравианцев. Любой горожанин старался как можно быстрее проехать этот отрезок дороги.
— Занесите слова его светлости в протокол.
Он мельком взглянул на Халирона, потом обменялся понимающими взглядами с членом городского совета.
— Господин мэр предложил поистине мудрое решение: ведь срок каторжных работ обвиняемого кончается примерно в то же время.
Халирону он негромко и вкрадчиво сказал:
— Ты вправе отклонить предложение его светлости. Тогда твой попутчик останется в городской тюрьме Джелота до скончания дней или пока не найдет способ выплатить штраф.
Жилистая рука писца поднесла к пламени свечи восковницу, и вскоре запах горячего воска заглушил аромат роз и сморщенных лимонных корок, а также острый запах пота остальных обвиняемых которым сейчас предстояло распластаться перед подиумом. Помощники стряпчих достали острые ножи и заново очинили перья. Член городского совета поочередно приложил городскую печать к четырем листам пергамента. На округлых кусочках воска остывали четыре грозных джелотских льва со змеей в пасти.
— Слушание по данному делу окончено, — возвестил главный судья.
Возница подался вперед, чтобы перечислить свои убытки. Гвардейцы все так же равнодушно подняли закованного в цепи и кандалы Дакара и повели. От его вчерашней беззаботности не осталось и следа. Дакар постоянно спотыкался, и солдатам приходилось натягивать цепь, чтобы он не упал. Он ни разу не посмел оглянуться назад. Впрочем, Халирона и Медлира в зале уже не было. Они поднимались по щербатым ступеням крутой лесенки, торопясь покинуть подземелье правосудия и выбраться на дневной свет.
Чердачная комнатенка была грязной и открытой всем ветрам. Дуло сквозь ветхие плитки крыши. Острые струйки холодного ветра пробивались через прохудившиеся ставни. Возле Медлира стоял кувшин успевшего остыть вина с пряностями, и на его потертых и не слишком чистых стенках длинные пальцы ученика менестреля отбивали ритм какого-то танца.
— Ты намерен сыграть роль милосердного Эта, чтобы наш увалень отделался легким испугом? — спросил он Халирона.
— Считай, что я ее уже сыграл.
Четыреста шестьдесят полновесных серебряных монет из накоплений Халирона пошли на заказ новых лепных украшений и оплату работы колесного мастера. Старый менестрель сидел на койке, закутанный в одеяла и подстилки, снятые с повозки. Смены постельного белья на этом задрипанном постоялом дворе не было. Хозяин клялся, что прачка немедленно выстирает имеющееся, однако вряд ли в его заведении вообще имелась прачка. Халирон не был настроен размышлять. Он лениво ковырял ногтем сажу на досках своего ложа.
— Ты должен выполнить свои обязательства перед Асандиром, — помолчав, добавил Халирон.
Медлир сердито вскинул подбородок.
— Ничего я не должен.
Колеблющийся тусклый свет сальной плошки лишь подчеркивал его раздражение.
— Маги Содружества согласятся со мной. Тебе нужно в Шанд. Только еще не хватало, чтобы ты ломал свои замыслы, исправляя последствия забав Безумного Пророка.
Халирон усмехнулся, обнажая редко посаженные передние зубы.
— Мне все равно, в каком месте учить тебя. Шанд никуда не денется.
— Если только эти полгода в Джелоте не погубят нас обоих.
Медлир не умел долго сердиться. Он встал, чтобы подкинуть поленьев в затухающий очаг. В каменной нише мерцали и удушливо дымили угли. Невзирая на сквозняки, тяга в очаге была прескверная. Глядя, как огонь обрадованно лижет дрова, ученик менестреля вздохнул.
— Обязательства перед Содружеством заботили меня прежде, пока я не согласился стать твоим учеником. Сейчас мне важнее, чтобы на твои плечи не ложился ненужный груз.
— Ты для меня больше, нежели ученик.
Яркое пламя осветило Халирона, придав бронзовый оттенок его испещренному морщинами лицу. Отсветы огня золотили его скулы, обветренные десятками лет странствий.
— И в то же время никто не причинял мне столько беспокойства, сколько ты. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда Безумный Пророк раскроет обман.
Полуобернувшись, Медлир пожал плечами.
— Сначала ему надо отбыть каторгу, а там и иных забот хватит.
Прозрачные, как небо, глаза старика заметили и сведенные плечи Медлира, и сосредоточенный, полный отчаяния взгляд, устремленный в черные плитки пола. Медлир словно хотел пробиться сквозь закопченную поверхность плиток и их каменистые слои, чтобы увидеть искрящийся танец первичных сил, лежащих в основе бытия. Когда-то он умел это делать. Халирон был свидетелем битвы в Страккском лесу. Не ради своекорыстия или любопытства его ученик злоупотребил тогда магическими силами. Он защищал бойцов из деширских кланов, поклявшихся ему в верности. Но это стоило ему утраты магического зрения. Медлир перешел черту допустимого, и магические силы нанесли ответный удар. С тех пор его душа оставалась слепой и немой.
Растирая заложенную грудь, старый менестрель мягко и ласково сказал:
— Будь терпелив. Твое магическое зрение к тебе вернется. Заграждая один путь, природа обязательно предлагает другой. Возможно, твои музыкальные дарования откроют новую дверь для магии.
Человек, называющий себя Медлиром, сел и прикрыл лицо руками. Тесемки, скреплявшие его манжеты, раскачивались, слегка ударяя его по коленям. Так он просидел достаточно долго, потом совладал с собой, встал, подошел к учителю и с невыразимой болью сказал:
— Иногда я улавливаю отзвуки прежней силы. Они подобны эху, вклинивающемуся между нотами. Но это только отзвуки.
Горечь и отчаяние в его голосе свидетельствовали, что он так и не смирился с переменой. Силы, которые он когда-то научился воспринимать в виде чистого духовного света, не выражались звуками либо проявлялись с неприемлемым для него искажением.
Улыбка Халирона одновременно выражала сочувствие и твердость.
— Так познай магию звуков. Эти полгода в Джелоте могут оказаться для тебя очень плодотворным временем.
Ученик менестреля ответил коротким вздохом и принялся разворачивать лиранту. Выставив ногу, он ловко подцепил единственный в комнатенке стул и придвинул к себе. Ломаные распорки мало волновали Медлира, равно как и изъеденное крысами сиденье.
— Сыграй-ка мне балладу о водах Тэрлина, — попросил Халирон. — Следи за тем, чтобы не комкать ноты в третьем такте и не растягивать те, которые предшествуют припеву.
Медлир подвернул рукава, дабы не мешали настраивать лиранту. Сейчас он мог не опасаться, что в сполохах пламени очага проступит шрам, тянущийся кривой бороздой от правой ладони к локтю. Он склонил голову к струнам. Его волосы теперь были совсем не мягкими и не пепельно-каштановыми, какими они казались Дакару, а иссиня-черными и блестящими, словно кусочки угля.
Настроив инструмент, Медлир поднял глаза, приготовившись петь. И глаза его уже не были оливково-карими. Их изумрудную зелень и неповторимое выражение он унаследовал от предков своей королевской династии.
Звенья одной цепи
Торопясь, пока на Маторнском перевале от весенних ветров не начал таять снег, Лизаэр Илессидский, он же Принц Запада, выступает во главе внушительной кавалькады, направляющейся к развалинам Авенора. Его прекрасная невеста едет вместе с ним, находясь под надежной защитой отборных итарранских гвардейцев и бывших наемников, поступивших на службу к принцу Лизаэру. Сотня тяжелых телег везет деньги, собранные для возрождения Авенора, а также шпалеры, сундуки, предметы роскошного убранства и драгоценности, составляющие приданое его невесты…За передвижением кавалькады следят отряды дозорных, которые передают весть по всему Ратану и дальше, пока она не достигает бойцов, скрывающихся в глухих лощинах и терпеливо ожидающих того дня, когда принцу Аритону понадобится их сила…
У городской стены Джелота, исхлестанной ударами студеных морских ветров, что дуют с востока, ученик магистра Халирона, принц-изгнанник, прозванный Повелителем Теней, отправляет послание, адресованное Сетвиру — магу Содружества и хранителю Альтейнской башни. Послание это написано не чернилами на пергаменте, а кровью на кусочке сланца и затем высушено над огнем. Размахнувшись, писавший швыряет его в высокую пенистую приливную волну…
ГЛАВА III
Своеволие Маноллы
Нельзя сказать, чтобы главнокомандующий итарранской гвардией Диган так уж горел желанием отправиться вместе с Лизаэром возрождать Авенор. Его участь решилась неожиданно для него самого, когда верховный управитель Итарры заявил, что отпускает своего опытного военачальника. По сути дела, Дигана просто передали Лизаэру. Воспротивиться этому означало бы подорвать свою репутацию; как-никак Диган был военным человеком, а верховный управитель всегда мог объявить собственное решение приказом, и поди докажи, что оно было принято под влиянием имперских эмоций и выпитого вина. И потому господин Диган, отпрыск знатного семейства и теперь уже бывший главнокомандующий, восседал на своем лощеном гнедом коне и глядел на реющий лес знамен. Он ехал в голове неповоротливой громады, двигавшейся на Авенор. Ветер свирепствовал, будто в разгар зимы, и его порывы, несущиеся с высоких склонов Маторнских гор, были колючими и обжигающими. Не менее колючими были и глаза Дигана.Он не оставил привычки к щегольским нарядам — привычки столь же естественной для богатого итарранца, как дышать или плести интриги. И все же характер Дигана изменился. Пять летних кампаний против остатков лесных кланов не прошли даром. Он убедился, что лобовая атака далеко не всегда приносит успех. Но иногда самообладание изменяло Дигану, и ему было не скрыть свое раздражение за внешним безразличием или разговорами о пустяках. Вчерашний спор по-прежнему будоражил его, и Диган бросал сердитые взгляды в сторону светловолосого принца, ехавшего слева.
Дорожный наряд Лизаэра Илессидского состоял из голубого замшевого камзола и непромокаемого плаща. Льняные пряди выбивались из-под бархатной шляпы, отороченной золотым шитьем. Руки были обтянуты изящными перчатками. Лизаэр привычным движением поправил поводья и вдруг широко улыбнулся. Глядя вперед, словно они ехали только вдвоем и у них за спиной не скрипели и не визжали тележные колеса, не свистели хлысты и не переругивались ленивые возчики, принц спросил:
— Продолжаешь злиться? Что ж, злость хотя бы помогает не мерзнуть.
Лошадь под Диганом дернулась и загарцевала. Он не сразу понял причину, а когда догадался, ему стало еще тошнее: ведь это он ударил шпорами ни в чем не повинное животное.
— До сих пор не могу поверить, что ты тащишь мою сестру неведомо куда.
Лизаэр обернулся к нему. Прозрачные, как горный ледник, глаза мельком взглянули на Дигана.
— Думай над своими словами. Иначе я решу, что ты считаешь меня бездушным обольстителем Талиты, которому наплевать на безопасность своей невесты. Не давай мне повода разочароваться в тебе, Диган.
Диган с трудом поборол желание перекинуть поводья в одну руку, а другой с размаху (и с отчаяния тоже) ударить этого самоуверенного королевского потомка.
— Эт милосердный, ну почему ты так упрям и никого не желаешь слушать?
Дигану не хотелось в который раз перечислять Лизаэру очевидные факты… Управители городов Тайсанского королевства не видели ужасов, сотворенных магией Повелителя Теней. И бойня в Страккском лесу для них — всего лишь страшная история, услышанная далеко не из первых уст. Лизаэр уповает на сохранившиеся обрывки старинных летописей, уцелевшие в пожарищах бунтов и мятежей. Но что это ему даст? Если какие-то гильдии и отдельные образованные сановники знают, что те, кого они зовут варварами и кто грабит их караваны, некогда правили в тайсанских городах, мэр Эрданы явно не обременяет себя знаниями. Достаточно почитать едкие и язвительные ответы его стряпчих Лизаэру, чтобы понять всю щекотливость положения Илессида. Да, он является единственным законным претендентом на королевский трон, и вот по этой-то причине ни один город Тайсана не захочет вернуться к королевскому правлению.
Не в силах больше сдерживаться, Диган выплеснул принцу накипевшее в душе:
— Ну как ты не понимаешь, что тебя схватят и обвинят в намерении свергнуть существующую власть? А в Изаэре наемники просто швырнут тебя на растерзание своим псам. Каких еще чудищ Ситэра напустить на тебя, чтобы ты начал соображать? Пойми, упрямец: признать законность твоих притязаний для них все равно что признать власть кланов! Ты для них — это угроза новых бунтов. Жаль только, что двум сотням лучших итарранских гвардейцев придется глупо погибнуть, спасая тебя от стаи разъяренных двуногих собак.
— В таком случае, — невозмутимо отозвался Лизаэр, — я заблаговременно отправлю гвардейцев домой, в Итарру. Я не стану дожидаться кровопролития и сделаю это прежде, чем у меня возникнут хотя бы малейшие трения с местными властями.
По-прежнему глядя вдаль, Лизаэр с каким-то безумным простодушием добавил:
— Диган, друг мой, дело, которое я начал, сильнее меня и важнее любых тайеанских беспорядков. Повелитель Теней не исчез. Он где-то затаился и готовит новые злодеяния. Пока мы сидим за стенами Итарры и занимаемся летней охотой на варваров, нам не выманить Аритона из его логова.
Дигану не оставалось иного, как стиснуть зубы, поворотить своего скакуна и легким галопом удалиться для проверки боевого порядка войск. Отчаяние сделало его немым.
Больше всего Дигану сейчас хотелось, чтобы у него в руках оказалось копье, а поблизости — живая мишень, требующая уничтожения. Он не противился намерению Лизаэра покончить с Аритоном Фаленским; в этом Диган всецело поддерживал принца. Единственным предметом разногласий была Талита — сестра Дигана и невеста Лизаэра. Как он мог пойти на такое чудовищное безрассудство, взяв ее в этот поход, который еще неизвестно чем кончится? И почему она с такой легкостью согласилась?
Кавалькада Лизаэра неспешно двигалась на запад. Очень уж неспешно, что вызывало недовольство бывалых солдат. По их мнению, такая скорость больше годилась для передвижения немощного старца, но никак не боеспособной армии. Особое недовольство высказывали бывшие наемники, привыкшие сутками не вылезать из седла. Праздность губительно сказывалась на них: солдаты тупели от игры в кости, становясь все более раздражительными. Они постоянно донимали командиров, и те для поддержания боевого духа распорядились наконец разбить под открытым небом лагерь и устроить изматывающие учения. Жители городов и селений, встречавшихся вдоль Маторнской дороги, принимали войско Лизаэра с исключительным радушием. Прежде им часто доставалось от варваров из Хальвитского леса, грабивших торговые караваны. Благодаря усилиям итарранских наемников на дороге стало значительно спокойнее. Диган уже привык к торжественным приемам, за которыми следовала неизменная утренняя расплата, когда у всех вокруг раскалывались головы и болели животы.
А кавалькада принца Лизаэра становилась все длиннее и внушительнее. К ней добавлялись новые телеги с подарками. Еще бы: Принц Запада направлялся в земли своих предков, дабы найти союзников в борьбе против Повелителя Теней. И потому глава каждого ратанского города, каждая гильдия старались снискать его расположение. Пусть сами они и слышать не хотели о восстановлении королевской власти, но благосклонность Лизаэра была им более чем необходима. Они почему-то верили, что его сила способна и на расстоянии защитить от вторжения мага-злодея.
Диган сидел в шатре, не спасавшем от ветра, и угрюмо поглядывал на листы пергамента с реестром грузов, куда предстояло добавить новые записи. Это стало чуть ли не ежедневной процедурой. Из Нармса они получили пять телег с коврами и разноцветными шелковыми тканями. Из другого прибрежного города — Морвина — тюки с шерстью, которую удалось выгодно обменять на знаменитый фальгэрский хрусталь. Среди даров числились латунные светильники, бочки редких вин и настоек. Один богатый крестьянин преподнес нескольких породистых поросят для будущего поголовья.
Слушая поросячий визг, Диган поморщился и вздрогнул. Он всегда морщился, когда слышал непристойные шутки жульничающих маркитантов и грубую брань обманываемых ими солдат. Что бы ни было у Лизаэра на уме, а военный лагерь — не место для его благородной сестры.
Из-за обилия грузовых телег нечего было и думать о пересечении Инстрельского залива по воде. Поэтому кавалькада тащилась по берегу, огибая залив. Здесь же, на берегу, их застала последняя из зимних бурь с пронизывающим ледяным ветром. Под его завывание миновали Восточно-Брансианский перевал, отделявший истерзанные стихиями вершины Сторленских гор от густо поросших дроком холмов, которые к северу становились круче и незаметно переходили в отроги гор Тальдейнских.
Вопреки дурным предчувствиям Дигана и составленному во враждебном тоне предостережению мэра Эрданы, которое привез его гонец, ранней весной кавалькада пересекла границу Тайсана. В древности здесь правили верховные короли династии Илессидов.
Городов в этой части королевства не было, а потому ночевать приходилось на окрестных пастбищах или на сеновалах. Деревенские жители не проявляли к королевскому потомку и его разросшейся свите никакой враждебности. Румяные крестьянки охотно продавали чужакам дрова, молоко и первую зелень. Диган никак не мог смириться с тем, что Лизаэр не делал никакой тайны из своих замыслов; едва ли не каждый пастух узнавал, кто они, куда и зачем направляются. Впервые за пять столетий здесь видели громадное знамя, окаймленное внизу золотистой бахромой. На ярко-голубом фоне мерцала золотая двенадцатиконечная звезда. Люди стекались толпами, дабы поглазеть на диковинный стяг. Крестьянам не было дела до настроений городских властей и их ретивых гильдий. Главное — командиры принца честно платили за все, значит, их господину можно верить. Деревенские мальчишки с замиранием сердца следили за марширующими гвардейцами в блестящих шлемах и таких же блестящих кольчугах, с острыми боевыми мечами в руках. Парни постарше не довольствовались мечтаниями. Они являлись в лагерь в дырявых сапогах и поношенной одежде, выразительно пахнущей навозом, и просились взять их с собой.
Лизаэр Илессидский не отказывал никому.
— Зачем оставлять их здесь? В своих семьях они не столько лишняя пара рабочих рук, сколько лишний рот.
Разговор происходил близ Дишента, в простой крестьянской хижине. Не обращая внимания на грязь и убожество, принц сидел у очага и колол орешки для госпожи Талиты. В дымных углах стрекотали невидимые сверчки. К единственной комнате примыкал хлев, и оттуда, через щели в досках, на невиданных гостей во все глаза смотрели ребятишки (мать заперла их в хлев, чтобы не путались под ногами). За стенами хижины перемигивались огни многочисленных костров. Возле них, наслаждаясь теплым весенним вечером, устраивались на ночлег солдаты. Дозорные несли свой караул, а их смена зубоскалила у огня и играла в кости. За живой изгородью овечьего загона новобранцы копали ямы под отхожие места. Офицеры покрикивали на них. Прислушиваясь к недовольным голосам своих командиров, Лизаэр с улыбкой сказал:
— Не всем быть солдатами. Крестьяне нам тоже нужны. Когда мы начнем восстанавливать Авенор, каждый, кто окажется непригодным для ратного ремесла, получит надел земли и пусть себе крестьянствует.
— Если мы вообще доберемся до Авенора, — ехидно проворчал Диган.
За все время пути он не услышал от своей изнеженной сестры ни одной жалобы. Сам же Диган пребывал в вечном раздражении. Вдобавок от пыли, поднимаемой колесами телег, копытами лошадей и сапогами солдат, у него нестерпимо чесались воспаленные глаза. После возвращения солнца весны стали более сухими. Если бы не обилие комаров и мошек, нынешний вечер вполне бы сошел за летний. Однако погода тоже не радовала Дигана.
— При такой скорости нашего перемещения, боюсь, нам придется пустить нармские ковры на шатры. Даже если мы и окажемся в Авеноре, вряд ли до зимних морозов нам удастся построить хотя бы арсенал, чтобы оружие не ржавело.
— В таком случае зиму ты проведешь вместе с Талитой в Эрдане, — ответил Лизаэр и лучезарно улыбнулся, зная, как больно его слова могут уколоть Дигана.
На принце не было ни его камзола, ни рубашки. Когда он вызвался помочь хозяйке таскать на коромысле ведра из маслобойни, крестьянка оглядела его наряд и покачала головой. Лизаэр, привыкший располагать к себе людей, покорно снял с себя дорогую одежду. Помощь его не была минутным развлечением скучающего аристократа; никто не смел упрекнуть его за расплесканное молоко. Сам Лизаэр ухитрился не забрызгаться и не запачкаться. Сейчас, голый по пояс, в своих облагающих замшевых штанах, расшитых мелким жемчугом, он выглядел ничуть не менее величественно, чем в полном королевском облачении. Нагнувшись, он достал из стоящего у ног мешочка очередной орешек.
В другом конце комнаты старшая хозяйская дочь сбивала масло, поедая глазами прекрасного принца. Время от времени девушка бросала колючие завистливые взгляды на рыжеволосую красавицу, по-кошачьи свернувшуюся возле его ног.
— Или возвращайся в Итарру, к своему верховному управителю, — предложил Лизаэр, раскусывая орешек и доставая ядро. Он намеренно дразнил Дигана, зная, что нервы у брата Талиты и так похожи на туго закрученную пружину. — Как только мы доберемся до поворота на Камрис, я выполню свое обещание и отправлю итарранских гвардейцев домой.
— Ты что, шутишь?
От резкого взмаха руки Дигана мешочек и орехи покатились по очажному половику прямо на янтарные угли.
— Ты взял на себя обязательство возродить город и…
— И что?
Лизаэр потянулся и поцеловал Талиту в щеку. Рыжеволосая красавица ушла, не дожидаясь, пока в закипавшем споре упомянут Повелителя Теней. Упреки Дигана ничуть не трогали принца.
— Мы в Тайсане. Мои предки правили здесь не один век.
— Потому-то мэр Эрданы и издал предписание схватить тебя и четвертовать!
Дигану, облаченному в бархат, было жарко, но он предпочитал потеть, нежели раздеться до пояса. Он видел, как деревенская девчонка глазеет на принца, и понимал, что она тут же сравнит его с Лизаэром. И сравнение будет не в его пользу.
— Безумцы из его окружения вышлют солдат, чтобы тебя растерзали еще на подступах к городу. Или ты думаешь, что городской правитель позволит тебе беспрепятственно проехать через Эрдану?
Лизаэр наградил Дигана осуждающим взглядом.
— Все эти люди — мои подданные, Диган. Не знаю, каким образом, но я должен миновать Эрдану и отправиться дальше. Возможно, солдатам и впрямь придется зимовать в шатрах, сделанных из ковров, и делать из тончайшего шелка заслоны от ветра. Но спешка мне претит. Я не намерен промчаться по своей земле галопом, не разобравшись в ее нуждах.
— Отправляйся в Ситэр вместе со своими королевскими принципами! Легче найти общий язык с каким-нибудь недоумком, чем с тобой!
Диган встал и направился к двери. Его шаги не сопровождались звоном шпор; этому мешали рассыпанные орехи. Ему хотелось поскорее остаться наедине с собой, чтобы дать выход накопившейся злости.
Кавалькада со скоростью улитки ползла в направлении Дишента. Дорога все так же вилась вдоль берега Инстрельского залива и была сильно изъезжена караванами дровосеков. Хотя снег давно сошел, борозды от саней глубоко врезались в землю.
На работных дворах Дишента сушили березовые бревна, отчего над домами вился черноватый дым костров, сложенных из сучьев и щепок. Гвардейцам Лизаэра приходилось ночевать между вязанок коры, приготовленной для дубилен, или под своими же телегами, стоящими среди штабелей необработанных досок. Ремесленники отнюдь не были в восторге от появления принца и откровенно плевали вслед его свите. Лизаэра это ничуть не трогало. Он нанес визиты в собрания гильдий и к городским властям. Золото сделало свое дело: офицеров принца разместили в сараях, где хранились ценные породы древесины. Изысканные манеры принца принесли ему благосклонность жен городских сановников.
Диган, как и его командиры, провел бессонную ночь, ожидая возможных стычек между горожанами и пришельцами. Однако глубоко укоренившаяся в этом городе ненависть к королевской династии, правившей Тайсаном, не перехлестнула границы словесных оскорблений.
Вскоре после аудиенции у властей Дишента Лизаэр повел свою кавалькаду дальше. Он горделиво ехал впереди, довольный произведенным впечатлением.
Диган не разделял его ликования. Поравнявшись с Лизаэром, он некоторое время ехал молча, потом сказал:
— Дишент тебе не Изаэр и не Эрдана, где несколько дорогих подарков могут вскружить головы.
Город с его лесопильнями и островерхими мельницами остался далеко позади. Впереди лежали многие лиги пути по низменным равнинам. Округлые, поросшие кустарником холмы скрывали развалины строений Второй эпохи, а по выщербленным древним аркам вился дикий виноград. Места эти пользовались дурной славой. По ночам, когда в низинах клубился туман, его сопровождали сотни светящихся точек, похожих на болотные огни. Здесь, если верить слухам, свободно разгуливали души давным-давно исчезнувших паравианцев. Любой горожанин старался как можно быстрее проехать этот отрезок дороги.