Страница:
В Авеноре пасмурно. Из низко нависших облаков сыплет мелкий дождь. Последние отряды покидают город и под королевским знаменем Тайсана стройными колоннами отправляются на восток. Прощаясь у городских ворот, муж обнимает заплаканную госпожу Талиту, которая говорит ему:
— Убей этого злодея и поскорее возвращайся.
ГЛАВА XII
Элайра
Аритон вел «Таллиарт» всю ночь и к утру встал на якорь в тесной гавани Мериора. Чуть позже, когда мгла сменилась перламутрово-серой дымкой рассвета, шлюп увидели деревенские рыбаки, отправлявшиеся на утренний лов. Судно покачивалось на волнах возле одного из якорных шестов. С восходом солнца корабль заметили проснувшиеся дети Джинессы, и прозрачный воздух огласился радостными воплями. Распугав птиц, которым не слишком-то хотелось покидать уютную крышу деревенского маяка, Фелинда и Фиарк столкнули в воду свою лодку и спешно поплыли навстречу. Где-то через час дети вернулись. В носовой части лодки, надежно прикрепленное и бережно укутанное в солому, лежало изумительно красивое блюдо из фальгэрского хрусталя. Рядом покоился внушительный отрез голубого шелка для Джинессы. Вместе с подарками Аритон попросил двойняшек передать от него самый теплый привет их матери.Однако вдова, вместо того чтобы обрадоваться, смутилась, потом возмутилась и стала достаточно громко выражать свое недовольство. Хозяйка постоялого двора, видевшая, как дети несли подарки, бросила стирку и стала вразумлять упрямую Джинессу.
— Ты что расшумелась на пустом месте? Не нравятся подарки — так продай их; всё деньги в доме будут. Этот чужак хорошо знал, что тебе подарить. На-ка, подержи.
Грузная соседка сунула оторопевшей Джинессе мокрую простыню. Крупные пальцы ощупали и слегка помяли шелк.
— Скажу тебе одно: обидишь ты его, и сильно обидишь, если отошлешь подарки назад.
Вернувшись к себе хижину с фартуком, забрызганным мыльной пеной, и с растрепавшимися на ветру волосами, Джинесса хлопнула дверью и шумно толкнула задвижку. Не замечая (или не желая замечать), насколько к лицу ей этот переливчатый голубой шелк, как замечательно сочетается он с ее тонкой белой кожей, вдова спрятала отрез в сундук, где когда-то хранилось ее приданое. Фальгэрский хрусталь она тоже посчитала излишней роскошью для своего бедного жилища. «Все равно что бриллиантовая брошь на лохмотьях», — подумала женщина. Даже сейчас, в полумраке закрытых ставен, лучики света, падавшие на блюдо, вспыхивали маленькими радугами, столь непривычными среди простых глиняных мисок. Вздохнув, Джинесса поставила второй подарок Аритона на самый низ посудного шкафа.
Весть о возвращении «Таллиарта» распространилась по Мериору со скоростью лесного пожара. В хижину Элайры ее принесла молодая рыбачка, явившаяся за снадобьем для захворавшего малыша.
— Слыхала? Чужак-то вернулся. И чего ему у нас понадобилось? Не иначе как решил устроить у нас гавань для контрабандных судов.
Женщина не торопилась уходить. Расплатившись за лекарство, она сунула сверток себе за пазуху, поправила шаль на плечах и доверительным тоном продолжала:
— Ты, поди, знаешь, что у нас тут большой парусник останавливался? Так вот: в трюмах у него было полным-полно золота и разных других сокровищ. Мне потом жена башмачника говорила, что этот корабль уплыл на запад. Нашли где-то в песках Санпашира укромное местечко и все это добро зарыли.
Элайра по-прежнему молчала, и тогда рыбачка попробовала другую наживку.
— Жаль, ты не видела капитаншу с того корабля. Ее и женщиной-то назвать язык не повернется. Похоже, они с чужаком в сговоре. Неудивительно: одного поля ягоды. Побывали в переделках. Что у того, что у другой руки в шрамах. Джинесса еще пожалеет, что свела с ним дружбу. Я б на ее месте держалась от него подальше.
— А я думаю, Джинессе нечего опасаться, — сухо ответила Элайра.
Свет, льющийся из мансардного окна, делал ее раскиданные по плечам волосы темно-русыми. Монета, которую принесла рыбачка, отправилась в глиняный горшок, служивший Элайре хранилищем денег.
Послушница Кориатанского ордена — а ныне еще и мериорская знахарка — молча встала перед молодой мамашей. Светло-янтарные глаза Элайры были прозрачными, но странным образом непроницаемыми. Она внимательно глядела на посетительницу, не говоря ни слова. Рыбачка поежилась. Взгляд знахарки неприятно будоражил, а столь нарочитое молчание пугало. Сбивчиво поблагодарив за снадобье, рыбачка поспешила уйти.
Боль обручем сдавила Элайре голову. Знахарка заварила травяную смесь, всегда помогавшую ей в таких случаях. Но сейчас ей стало еще хуже. Значит, интуиция ее не подвела. Аритон Фаленский вернулся. Приказы Морриэль требовали следить за каждым его шагом, однако Элайра не стала дознаваться, что он делал в Инише. У нее вдруг появилось нелепое желание все бросить и, подобно двойняшкам Джинессы, стремглав помчаться на берег. Усилием воли Элайра его подавила.
Нет, поддаваться такому искушению никак нельзя — ей станет еще хуже. Она начнет искать повод, чтобы заглянуть к Джинессе и как бы невзначай спросить, не видела ли та Аритона. Может, вдова уже успела с ним поговорить и знает, каково ему было провести всю зиму в душных тавернах южного побережья.
Лучший способ прогнать беспокойные мысли — начать что-нибудь делать. Элайра силой усадила себя за стол, полный огрызков мела, нарезанных кусочков коричневой тесьмы и латунных полосок, которые предстояло превратить в талисманы для отпугивания ийятов. Работа не клеилась. Тогда девушка мысленно устыдила себя, сказав, что уже вовсю светит солнце, а она за все утро не сделала ни одного талисмана. Голова продолжала тупо ныть, и знахарка своими длинными пальцами стала растирать себе виски. Козьи колокольчики, что позвякивали под окнами, на песчаном пространстве двора, один за другим стихли: козы блаженно разлеглись в тени шиповника и замерли.
Взяв деревянную палочку с заостренным концом, Элайра быстро начертила на тонкой латуни письмена отвращающего заклинания… Итак, Аритон Фаленский вернулся в Мериор. Если он решит остаться, деревенская молва сообщит ей об этом.
Но замыслы Повелителя Теней превзошли все догадки мериорских кумушек. Под вечер в гавани вновь появился «Черный дракон». Не успело судно бросить якорь, как следом подошли три торговых парусника, груженные тельзенским корабельным лесом. Они привезли своих грузчиков, а также вместительные баркасы с командой матросов. На следующий день тесная мериорская гавань напоминала потревоженный муравейник. Между кораблями и берегом непрестанно сновали лодки. Весь привезенный лес перетаскивали за деревню и штабелями складывали в песчаном карьере. Деревенские старики покинули свой привычный насест на крыльце трактира и, с трудом переставляя негнущиеся ноги, поковыляли к берегу. Конечно, зрение у них было уже не то, что раньше, но даже самые подслеповатые безошибочно разглядели мореный дуб, смолистые еловые и кедровые доски, бук, а также редкое в здешних краях рожковое и тиковое дерево. Верхушки штабелей арочными башенками возвышались над дюнами.
Наконец все, что со временем должно было превратиться в переборки, палубы и мачты горделивых бригантин, до последнего бруска перевезли на берег.
Вместе со штабелями бревен и досок росли слухи и домыслы. Мериорцы спорили, ждать ли прихода новых кораблей или нет, и даже бились об заклад. Победители радостно галдели, когда из Южной Гавани прибыло еще одно судно с грузом инструментов.
Фелинде очень хотелось попасть на борт «Черного дракона», но Аритон был занят, а подплыть к кораблю самостоятельно она не решалась. Тогда настырная девчонка заявила матери, что хочет такую же красную рубаху, как у капитана Диркен. Получив и здесь отказ, Фелинда раскапризничалась, будто маленькая. Она плакала, кричала и топала ногами.
Еще через день в Мериор пришел новый корабль. Впрочем, местным жителям он был знаком, поскольку каждый год вставал где-нибудь на Скимладскои косе для починки такелажа, переборок и иного корабельного хозяйства. Однако в этом году корабль пришел непривычно рано и привез на своем борту корабельных дел мастера и семнадцать опытных ремесленников.
Итак, менее чем за двое суток в сонном Мериоре появились новые чужаки, намеревавшиеся строить большие корабли. А суда, доставившие их на место, подняли якоря. Гребцы в последний раз взмахнули веслами и втащили на палубы свои баркасы. Послышался скрип снастей и шелест поднимаемых парусов. Один за другим корабли покинули Мериор. Северные ветры наполняли деревню вкусными древесными запахами. С ними прилетали звуки пил, топоров, молотков и стамесок. Рабочие первым делом строили себе временные жилища.
Разумеется, мериорцам было далеко не все равно, что происходит рядом с их родной деревней. В битком набитом зале таверны стоял гул голосов. Рыбаки пили эль и спорили — теперь уже о будущем. Почему-то оно представлялось им довольно мрачным, однако толком никто ничего не знал. Устав перемалывать сплетни, послали за Аритоном и потребовали от него объяснений. Он явился без промедления и несколькими простыми фразами успокоил собравшихся. Аритон рассказал, что устраиваемая им верфь — временная. После постройки десяти бригантин он покинет Мериор, вернув нанятому им месту прежний вид.
В правдивости слов Аритона мериорцы почти не сомневались. Старый, скрюченный подагрой рыбак, который целыми днями просиживал на крыльце таверны, играя со сверстниками в кости, как-то заявил, посмеиваясь:
— Чего испугались? Конечно, он здесь не задержится. Ну кто ставит верфь на скимладских песках! Один хороший ураган с востока, и все рухнет. Нет, негодное здесь место для верфи. На глупца он не похож. Значит, и впрямь у нас не застрянет.
— Да и с Джинессой он по-честному обошелся, — подхватила поднимавшаяся на крыльцо трактирная подавальщица. — И вообще никого он не обманывает. А еще я слышала, он обещал, что за весь шум от его работы он починит наши лодки. Задаром, сказал, по-добрососедски.
Верфь стала частью деревенской жизни, и люди успокоились. Но не все, и в первую очередь — отцы хорошеньких девушек. Ремесленники, обосновавшиеся в наспех сколоченных хижинах, регулярно получали жалованье, но его было негде и не на что тратить. Единственная деревенская таверна пришлась им не по вкусу, а увеселительных заведений здесь и вовсе не существовало (к глубокому разочарованию Дакара). Как-то вечером рыбаки явились к Аритону и пожаловались на его ремесленников. Нужно было что-то решать, причем немедленно.
Тем же вечером, собрав своих людей, Аритон без обиняков заявил, что за непотребное поведение в деревне расстанется с любым из них и даже не станет выслушивать. Только кого удержишь одними запретами? Подумав, Повелитель Теней добавил, что работать теперь они будут поочередно. Он нанимает баркас, и все, кто свободен от работы, могут наведываться в Шаддорн и развлекаться в свое удовольствие.
Все то время, пока взбаламученная жизнь Мериора возвращалась на круги своя, Элайра почти не выходила из дома. Она помнила, зачем ее сюда прислали: используя все средства, сблизиться с принцем; если понадобится — соблазнить его. Через ясновидение она легко могла бы узнать, чем он сейчас занят, но не хотела этого делать. В деревне только и говорили о делах на верфи. Не прошло и недели, как там появился пильный сарай. За ним встали стены плотницкой мастерской и сушильни. Весенние ветры, дувшие с моря, несли громады грозовых облаков, но грозы гремели уже дальше, над поверхностью залива Серпа. Как ни странно, погода на самом полуострове оставалась сухой. Работать при такой жаре, да еще внутри стен, было просто невозможно, а потому Аритон велел поставить лишь навес от солнца. В послеполуденной духоте, под отдаленные раскаты грома постепенно вырастали очертания первого корабля — восьмидесятифутовой бригантины. С рассвета и дотемна над деревней стоял непрекращающийся перестук молотков. Остов корабля обрастал деревянной плотью.
Элайра вела себя совсем не так, как требовали предписания Морриэль. Главная колдунья намеревалась сделать ее приманкой для Фаленита и была бы рассержена, узнав, что послушница упорно не желает пускать в ход свои женские чары. Правда, Элайра не могла покинуть Мериор, но во всем остальном она подчинялась скорее своей упрямой гордости, чем ордену. Деревня была слишком маленькой, и послушнице не хотелось, чтобы и ее имя замелькало в пересудах. Если за эти два года, пока строятся корабли, Аритону Фаленскому удастся ни разу с нею не столкнуться, что ж, значит, и он не горит желанием ее видеть.
Элайра все так же вставала ранним утром и в прохладе своей хижины разжигала жаровню, чтобы готовить настои, отвары и иные снадобья. Ближе к вечеру она шла на берег собирать водоросли, которые добавляла во многие свои лекарства. Внешне эти знойные дни были почти одинаковы, но сказать, что присутствие Аритона ее совсем не волнует, Элайра не могла. Более того, чем сильнее она отгоняла мысли о нем, тем глубже они внедрялись в ее сознание. Похоже, что в крепостных стенах, которыми она окружила свой внутренний мир, появились бреши, а стража перестала ей подчиняться. Конечно, Элайра не потеряла голову и не утратила своей магической выучки. Однако самая глубинная, самая потаенная часть ее существа жаждала встречи с Аритоном.
К некоторым снадобьям, чтобы действовали сильнее, Элайра примешивала немного магической силы своего кристалла. Так поступали многие кориатанские врачевательницы. Но сейчас кристалл до предела обострил ей восприимчивость. Дошло до того, что она ощущала каждый шаг Аритона по пескам Скимладской косы.
Вот и сегодня Элайра с утра пребывала в раздраженно-подавленном состоянии. Ей ужасно не хотелось браться за приготовление снадобий. Она пересилила себя и стала решать, с чего начнет. Взгляд послушницы блуждал по пучкам золотарника, пижмы и очищенным от кожицы узким листьям алоэ. Все это требовалось для мази, помогающей при глубоких ранах. Потом, недовольно поморщившись, она взглянула на три банки с притертыми пробками, где хранились ее порядком истощившиеся запасы окопника, горечавки и мяты. Потребность в этих травах не уменьшалась: их отвар помогал при вздутии живота у маленьких детей. Локон бронзовых волос упал девушке на голое плечо, словно, кусочек меди, очищенный от ржавчины. Элайра сердито откинула локон назад и напомнила себе, что пора бы взяться за работу.
Мысленно отчитывая себя, мериорская знахарка решительно направилась к котлу, в котором готовила снадобья, плеснула туда воды из ведра и поставила на огонь. Дверь хижины была открыта, и вместе с ветром в жилище Элайры неслись трели пересмешников. Как всегда, с рыбного рынка явилось несколько котов с намерением потереться ей о ноги или просто разлечься на полу.
Коты клянчили еду, но Элайра подавила в себе поползновение встать и накормить их кусочками трески, оставшейся от завтрака, — дело важнее. По правилам Кориатанского ордена, укоренившимся в ней с детства, она привыкла делать все возможное для облегчения людских страданий. Чтобы сосредоточиться, Элайра стала напевать один из гимнов ордена и вдруг умолкла на полуслове. В хижине поубавилось света. По спине Элайры пробежал холодок. Должно быть, какое-нибудь облако закрыло солнце. Но странное ощущение между лопаток подсказывало ей другое. За окном кто-то стоял и смотрел на нее.
Элайру обожгло волной детской радости. Она бросила работу, закусила губы, дабы притушить улыбку, и только потом медленно обернулась.
У окна, словно бродяга, терпеливо ожидавший внимания хозяев, стоял Аритон Фаленский.
Воспитанный в традициях магов, он не осмеливался без приглашения войти в жилище другого мага, хотя сейчас сам был больше похож на плотника с верфи. На нем были выгоревшие штаны, доходившие почти до босых ступней, и расстегнутая рубаха с длинными рукавами. Он стоял сложив руки на груди, и ветер играл его блестящими черными волосами, разметывая их по плечам. Поза была самая непринужденная, и с ней как-то не вязались плотно сомкнутые губы и вполне ощутимая настороженность.
Элайра едва подавила в себе порыв заговорить первой. Нет, пусть он начинает. Она подождет.
Аритон отвел глаза и пальцем слегка постучал себе по локтю («У настоящих плотников пальцы короткие и мясистые», — подумала Элайра). Потом он улыбнулся и, нарушив затянувшееся молчание, сказал:
— Корабельный мастер теперь хорошо понимает, что мне нужно. Думаю, утром на верфи обойдутся и без меня. Вот я и решил заглянуть к тебе.
Котел над жаровней забурлил. Всем своим видом показывая, как она занята, Элайра поспешно укоротила цепь, подняв котел повыше, затем высыпала из банки мяту и взяла каменный нож, который предпочитала железному, когда крошила травы. Вместо деревянной доски она пользовалась куском чистого полотна.
— Ты вроде не похож на ушибленного. И живот не прихватило. Не слишком удачное время ты выбрал. Утром у меня всегда полно дел.
Аритон глядел поверх ее плеча. Опасаясь, как бы он не догадался, что она сегодня все утро пробездельничала, Элаира опередила его и хмуро бросила:
— Ты либо входи в дом, либо говори, что тебе надо. Я не собираюсь вылетать из окошка.
Аритон засмеялся, но не двинулся с места.
— Ты знаешь целебные травы и умеешь готовить из них разные лекарства. Я пришел спросить: не возьмешься ли ты научить меня этому искусству?
От неожиданной просьбы Элаира выронила нож, и тот со стуком упал на полотно. Его кончик царапнул по блестящей поверхности миски и отколупнул кусочек глазури.
— Зачем тебе? — буркнула Элайра и тут же пожалела, заметив, как Аритон невольно слегка вздрогнул.
Им владело отнюдь не любопытство. Еще в детстве, начав учиться магии, он усвоил, что все в мире строится на четком равновесии. Есть заклинания, и есть то, что помогает от них защититься. Любое применение силы, сколь бы малой она ни была, непременно имеет противодействующую силу, которая ее уравновешивает. Проклятие Деш-Тира вело его и Лизаэра к войне. Аритон не стал бы строить корабли, если бы не надеялся избежать сражений и кровопролития. Но может случиться всякое, как уже случилось на берегах Талькворина. Но тогда он мог помочь раненым силой магии. Теперь же, лишенный этой возможности, он искал иные способы врачевания.
— Эт милосердный! — спохватилась Элайра. — Прости и не обращай внимания на мои слова. У меня всегда язык бежит впереди мыслей. Как мне с детства твердили в ордене, необдуманные слова — главный недостаток в моем воспитании.
Настороженность не до конца покинула Аритона, но он с явным удовольствием отметил, что Элайра смотрит ему в глаза.
— Мне не верится, что у тебя есть недостатки. Элайра усмехнулась.
— Верь или не верь, а они есть. Знал бы ты, сколько розог сломали мои воспитательницы, стараясь меня исправить. Потом бросили, заявив, что у меня упрямый и отвратительный ум.
— Это надо понимать как отказ?
В его голосе Элайра уловила какую-то странную интонацию, зацепившую ее любопытство. Пожалуй, она отдала бы свой кристалл, только бы узнать, в чем тут дело.
Однако сейчас чувства говорили в ней сильнее, нежели интуиция. Элайра счистила с пальцев остатки травы. Рядом булькал и фыркал котел со снадобьем, и бурление варева очень напоминало то, что творилось в ее душе. Прекрасно сознавая, кто перед ней и что может означать для нее его приход, Элайра постаралась унять свое отчаяние. Конечно, если бы она отказалась, Аритон не стал бы настаивать и немедленно ушел. Но ведь Морриэль велела завладеть вниманием Повелителя Теней. Завладеть любой ценой.
— Ну что ж, я бы могла рассказать тебе о свойствах трав и о том, как их надо готовить, — не без колебаний сказала Элайра.
Аритон тут же пришел ей на выручку.
— Я понимаю, есть вещи, которые ты не имеешь права рассказывать.
Ну как еще сохранить тайные знания ордена, которые она поклялась оберегать? Однако Аритон не сказал об этом вслух. Он получил более основательную выучку, нежели Элайра, и при необходимости мог добраться до необходимых знаний, не вынуждая послушницу нарушать клятвы ордена. К тому же многие растения, помимо целебных, обладали еще и магическими свойствами.
— Даже без кориатанских заклинаний рецепты твоих снадобий все равно окажутся лучше, чем у какой-нибудь деревенской знахарки.
Элайра продолжала колебаться. Аритон и не догадывался, что дело тут вовсе не в травах. Он не подозревал, какой ключ сам же вложил ей в руки. Ее сердце жаждало общения с ним. И в то же время, откликаясь на просьбу Аритона, Элаира помогала исполнить замысел Морриэль — подчинить Фаленита воле ордена.
Тонкие пальцы Аритона замерли, обхватив локти. Глаза следили за Элайрой — два прозрачных пруда, способных мгновенно превращаться в бушующее море.
Молчание затянулось и стало тягостным для обоих.
— Эт, яви же свою милость и скажи любезной знахарке, что ей нечего меня бояться!
Нет, он не лукавил. Преодолев нерешительность, Элайра махнула ему рукой.
— Давай входи и пугай меня дальше. Чем больше неразберихи, тем лучше.
Однако морщинка между бровей свидетельствовала об обратном.
— А ты не боишься попортить руки, когда придется выкапывать корни?
— Надеюсь, это занятие мне даже понравится.
Аритон переступил порог. Элайре требовалось одно мгновение, чтобы заглянуть в его сущность, но в дело вмешались солнечные лучи, окружив его сияющей дымкой.
Фаленит внимательно разглядывал ее жилище. Элайра внутренне усмехалась: на самом деле обстановка в хижине мало что могла рассказать о ней и ее характере.
Жилище нынешней мериорской знахарки состояло из двух смежных комнаток. В первой имелся небольшой чердак, служивший ей кладовкой. Туда вела узкая лестница. На крючках, вбитых в потолочные балки, сушились травы и коренья, собранный за зимние месяцы. Свет через узкие мансардные окна падал на глиняные талисманы, которые отпугивали ийятов и одновременно предохраняли от плесени. Позади ее простого дощатого стола к стенке были прибиты оленьи рога, заменявшие вешалку. Доски в Мериоре ценились на вес золота, и даже их обрезки шли на сиденья для лодок, а потому полок в жилище Элайры не было. Банки с готовыми снадобьями стояли в плетеных корзинках, выстроившихся вдоль стены. Каждая банка была снабжена наклейкой из тонкого пергамента, содержащей название лекарства и охранительные письмена. Их Элайра наносила особыми чернилами, сделанными из растертого в порошок камня. Тут же помещался очаг, выложенный кирпичом. На его подставке блестели стеклянные колбы и змеевики. Из большой банки торчало не менее двух десятков деревянных ложек. Остальное пространство занимала старенькая кухонная утварь.
Столь же безликой, ничего не говорящей об особенностях хозяйки была и одежда Элайры, сшитая из серой саржи и батиста. Скромный наряд дополняла темно-красная льняная кайма на подоле.
Элайра терпеть не могла сережек; единственным ее украшением был витой серебряный браслет, потускневший от небрежного обращения. Кусочек кварца на тонкой цепочке являлся не украшением, а знаком принадлежности к ордену и подспорьем в работе. Руки и босые ноги Элайры потемнели от загара и покрылись множеством ссадин и царапин, неизбежных при сборе целебных трав.
Элайра кожей ощущала, что Аритон сейчас внимательно разглядывает ее. Встав, она добавила в готовящееся снадобье окопник и бросила щепотку чабреца. Аритон осторожно, по-кошачьи, расхаживал взад-вперед по ее тесной комнатке. Шаги его были почти бесшумными, а руки не касались ни одного предмета. Послушнице стало невыносимо молчать, и она заговорила:
— Ты ведь умеешь столярничать? Для начала сделай себе стул. А то стоя за столом работать трудно. И почему ты беспрестанно ходишь? Давняя пиратская привычка? Неужели Халирон это терпел?
Аритон остановился возле куска тонкого пергамента, на котором сохли нежные лепестки каких-то цветов. Вопрос его изрядно удивил. Он повернулся к Элайре и спросил:
— И все же ты возьмешься обучать такого растяпу, как я?
— Не знаю, — созналась девушка.
В отличие от Джинессы она прекрасно знала о способности Аритона подмечать мельчайшие особенности характера других людей, хотя для них его поступки оставались непонятными или воспринимались превратно. И потому она добавила:
— Можешь считать, что я решила попробовать. Эта неожиданная колкость рассмешила Аритона.
— Спасибо за честность. Знаешь, за две недели я устал толковать с ремесленниками. Они льстиво поддакивают, а потом делают по-своему. Хоть займусь приятным делом.
— Приятные дела долго не длятся, — с усмешкой возразила Элайра. — Быть может, твоим рабочим кажется, что ты сидишь у них на хребте. А люди не любят захребетников. Так в детстве мне говорил один старый вор. Кориатанские наставницы появились позже, а первые уроки жизни я получила от него. Тогда он представлялся мне мудрецом. Во всяком случае, у него хватило ума не закончить свои дни на виселице.
Элайра осторожно взяла тряпку и пересыпала раскрошенные травы в котел.
— Я хотела сегодня днем пойти за травами. Если ты не собираешься стоять здесь и стеречь котел, давай потом встретимся и сходим вместе. Как нам всегда говорили, целебные травы нужно изучать там, где они растут.
В ответ Аритон непринужденно улыбнулся.
— Считай, что ты меня заколдовала и я принял твои условия.
Поклонившись, он вышел из хижины.