Брет Гарта", его "могущественный природный ум", "необыкновенно благородную
душу". Рассказ "Мигглс" Чернышевский назвал "прелестным", отметил его
гуманность и перевел на русский язык. Русский революционный демократ видел и
слабые стороны творчества Гарта: однообразие ситуаций и характеров, языковую
небрежность.
В нашей стране Гарт издается с 1873 г. Неоднократно выходили собрания
его сочинений (1895, 1896, 1910, 1915, 1928, 1966).

В. Оленева

Гершсгаймер (Hergesheimer), Джозеф (15.11.1880, Филадельфия,
Пенсильвания - 25.IV.1954, Стоун-Харбор, Нью-Йорк) - прозаик. Окончил
квакерскую школу. Учился живописи в Пенсильванской академии изящных искусств
(Филадельфия). Быстро приобретя читательскую популярность в 10-е гг.,
писатель достиг зенита своей карьеры в последующее десятилетие, но довольно
скоро внимание к нему стало угасать, и в последние 15 лет жизни Гершсгаймер
перестает писать. Его наследие составляет более десятка романов, несколько
сборников новелл: "Счастливый конец" (The Happy End, 1919), "Золото и
железо" (Gold and Iron, 1918) и другие биографические, критические,
мемуарные работы, путевые очерки.
В основе сюжетов его произведений - романтика любви и приключений на
довольно экзотичном фоне. Коллизии разрешаются трагически. Героем обычно
завладевает "одна, но пламенная страсть", конфликт отражает либо борьбу духа
и плоти, либо печальную эволюцию, при которой цельность прошлого, былая
энергия, наивность молодости уступают место чувству безысходности и
нестабильности, однако герои Гершсгаймера так или иначе сохраняют присущую
им нравственную и душевную стойкость. Эти мотивы, укрепившиеся под влиянием
Дж. Конрада и романтиков, варьируются от романа к роману. Проза Гершсгаймера
сильна напряженным драматизмом, умелой сменой точек зрения, слабые стороны -
тяготение к внешним эффектам, приверженность к штампам массовой
беллетристики.
Среди известнейших его произведений - романы "Трое черных из рода
Пенни" (The Three Black Pennys, 1917, рус. пер. 1925), "Яванский пик" (The
Java Head, 1919, рус. пер. 1926), "Цитерея" (Cytherea, 1922, рус. пер.
"Кукла и женщина", 1925), "Яркая шаль" (Bright Shawl, 1922, рус. пер. 1926),
"Белисанда" (Balisand, 1924, рус. пер. 1926) и "Тампико" (Tampico, 1926,
рус. пер. 1927).
После "Тампико" проза Гершсгаймера постепенно блекнет, подчиняясь
сугубо романтической экзотике. Хотя на протяжении всего творческого пути
Гершсгаймер отстаивал независимость позиции художника по отношению к
общественному вкусу, он нередко стремился прежде всего к коммерческому
успеху.

А. Ващенко

Гинсберг (Ginsberg), Аллен (р. 3. VI. 1926, Ньюарк, Нью-Джерси) - поэт.
Сын поэта-лирика Луиса Гинсберга. В 1948 г. окончил Колумбийский
университет, где началась его дружба с Дж. Керуаком и У. Берроузом. Большую
роль в становлении поэта сыграло и его знакомство с У. К. Уильямсом. Конец
40-х - начало 50-х гг. для Гинсберга - период странствий по Америке, занятий
случайных и пестрых - от рецензирования книг для нью-йоркских издательств до
мытья посуды в ночных ресторанах. Созданные в эти годы стихи увидят свет
лишь позже в сборниках "Пустое зеркало" (Empty Mirror, 1960) и "Врата гнева"
(The Gates of Wrath, 1973). Основная тема ранней лирики Гинсберга - духовная
ущербность современного человека, пребывающего в состоянии войны с самим
собой. Это ведет к надлому, заболеванию духа, которое перерастает в
общенациональную эпидемию. "В массовом сознании Америки появилась трещина,
приоткрывшая громадную преисподнюю национального подсознания, где затаились
под спудом огромные резервы энергии, трудно сказать - животворной или
разрушительной".
Известность Гинсбергу принесла книга "Вопль и другие стихотворения"
(Howl and Other Poems, 1956), увидевшая свет благодаря Л. Ферлингетти и его
издательству. Она стала своеобразным манифестом битников и первым ярким
явлением т. н. "сан-францисского поэтического возрождения". Первых читателей
поэма поразила резкой необычностью формы и содержания, - в момент своего
появления на свет она вызвала скандал и стала даже предметом судебного
разбирательства. "Вопль" охарактеризован самим Гинсбергом как "огромная
печальная комедия из безумных фраз и бессмысленных образов". Первая из
четырех частей поэмы (78 строк) синтаксически составляет одно предложение,
причем строки - "уитменовские", безразмерно длинные - набегают друг на
друга, предполагая чтение "на одном дыхании" при предельном напряжении
нервов и голосовых связок. (Гинсберг, как и другие поэты-битники, часто
исполнял свои стихи вслух, в сопровождении джаза - в кафе, концертных залах,
картинных галереях, просто на улицах.) Поистине это был вопль человеческой
души, рвущийся наружу с той непосредственностью, на какую дают право только
страшная боль и отчаяние. "Подберите юбки, леди, мы направляемся прямо в
Ад!" - этой фразой заключалось предисловие к поэме, написанное У. К.
Уильямсом. Далее на читателя обрушивается каталог образов, неожиданных,
по-сюрреалистически бессвязных, взывающих к прямому сопереживанию. Мы и
впрямь оказываемся в преисподней битнического жизнеощущения, где настроения
ужаса и тоски, молитвенного экстаза и уныния, гнева и усталости лихорадочно
сменяют друг друга. Картинам зла, отчуждения поэт пытается противопоставить
благостное откровение всеобъемлющей и всеискупающей любви.
Сильная сторона дарования Гинсберга - способность с большой
эмоциональной силой и непосредственностью передать ощущение момента, дать
читателю на пробу "мясо" реальности "без символического соуса". Его
творчество рубежа 1950-1960-х гг. находит выражение в сборнике "Каддиш"
(Kaddish and Other Poems, 1961), "Сгустки реальности" (Reality Sandwiches,
1963). В это время популярность Гинсберга резко возрастает, он становится
одним из столпов "контркультуры". Поэт активно участвует и в антивоенном
движении. Он много путешествует по Америке, Азии, Австралии, Европе (был в
СССР в 1965 и 1985 гг.).
С годами все более ощутимую роль в его миросозерцании начинает играть
философия буддизма.
Творчество Гинсберга 60-х гг. подытоживается сборником "Падение
Америки" (The Fall of America, 1972, Нац. кн. пр.). Композиционный стержень
книги-путешествие поэта по Америке. Стихи вбирают в себя с жадной
неразборчивостью и пейзажи, и лица, и вывески, мелькающие за окном
автомобиля, и параллельный внутренний поток ассоциаций, воспоминаний,
размышлений. Сюда же вклиниваются радионовости, реклама, популярные песенки,
звучащие в эфире, образуя эффектные подчас словесные коллажи. Свои
"автостихи" Гинсберг диктовал на магнитофон и лишь позже переносил на бумагу
с максимально точной фиксацией пауз и ритма дыхания. Поэт убежден, что лишь
постольку, поскольку творчество стихийно, бессознательно, сопряжено с
физиологическими процессами, оно может служить противоядием всепроникающей
"роботизации сознания". Посредством новой техники Гинсберг стремился
передать читателю ощущение пророческого экстаза, радость открытия подлинного
бытия под наслоениями искусственных поделок. Однако поэтический замысел
оказался в итоге погребенным под лавиной избыточных натуралистических
деталей.
В стихах Гинсберга 70-х гг.- сборники "Душа дышит" (Mind Breathes,
1977), "Ода Плутонию" (Plutonian Ode, 1981)-сквозят горечь и самоирония
несостоявшегося пророка, усталое сознавание стареющим поэтом своей
человеческой слабости, небеспредельности творческих сил, но живо в них и
обостренное чувство ответственности за все, что творится в Америке и в мире,
готовность отозваться на чужую беду и боль - качества, делающие Гинсберга,
при всей противоречивости и спорности его исканий, одной из наиболее
представительных фигур в послевоенной литературе США. Характерные
уитменовские интонации обнаруживают себя, например, в стихотворении "Работа
по дому": поэт планирует грандиозную "стирку" и "чистку" земного шара -
предстоит промыть и подсинить Средиземное море и заляпанный нефтью
Мексиканский залив, стереть смог с полюсов и следы кислотных дождей с
Парфенона, вывести пятна крови и отравляющих веществ с Юго-Восточной Азии,
чтобы вернуть людям мир чистым, "оборудованным" для жилья и счастья.
В 1984 г., подводя итоги трех с лишним десятилетий творческого труда,
Гинсберг опубликовал собрание своих поэтических сочинений (Collected Poems,
1947-1980).

Т. Бенедиктова

Глазгоу (Glasgow), Эллен [Андерсон Голсон] (22.IV. 1873, Ричмонд,
Виргиния - 21.XI.1945, там же) - прозаик. Дочь управляющего металлургическим
заводом. Из-за слабого здоровья училась дома. Интересовалась учением Ч.
Дарвина, социологией, выступала за женское равноправие. Знакомство с
творчеством мастеров европейской (в т. ч. и русской) прозы помогло Глазгоу
преодолеть ограниченность, свойственную южным региональным писателям. "Я
решила писать о Юге не в сентиментальном духе, а правдиво, как о части
большого мира... Изображать не только "южные типы", а людей вообще,
затрагивая в их характерах универсальное, скрытое под оболочкой
регионального", - говорила писательница.
Дебютировала в 1897 г. анонимно изданным романом "Потомок" (The
Descendant). Порывая с традицией восприятия Юга как края благородных
аристократов и преданных черных слуг, стремится к показу всех классов и
социальных слоев, запечатлевает судьбы своего края на протяжении
десятилетий-с 1850-х по 1940-е гг. В романе "Глас народа" (The Voice of the
People, 1900) показывает возвышение сына издольщика Николаса Берра,
достигающего поста губернатора. Неподкупный Берр становится жертвой
"цивилизованных" плантаторов. Ее симпатии на стороне Берра. Растущую
социальную активность низов, "среднего класса" писательница рассматривает
как важную примету времени.
Значительное место уделяет Глазгоу переоценке южных моральных норм,
проблемам семьи, нравственности, ища истоки неблагополучия в состоянии
общества накануне Гражданской войны: "Поле битвы" (The Battle-Ground, 1902),
"Роман о простом человеке" (The Romance of a Plain Man, 1909), "Мельник из
ОлдЧерча" (The Miller of Old Church, 1911), "Жизнь и Габриэлла" (Life and
Gabriella, 1916). В этих романах появляются образы людей из народа,
сталкивающихся с социальным неравенством, нищетой в городе или на ферме. В
романе "Виргиния" (Virginia, 1913), рассказывая о жизненной катастрофе
женщины, предпочитавшей иллюзии действительности, развенчивает "уклончивый
идеализм" Юга, когда-то приведший к поражению в борьбе с Севером.
Изображая сельский Юг, рисует кризис общины, нелегкий труд издольщиков,
полемизирует с мифом о гармоническом единстве "людей земли". Одним из лучших
романов Глазгоу стала "Бесплодная земля" (Barren Ground, 1925, рус. пер.
"Доринда", 1928). Образ Доринды Оукли, ведущей борьбу за сохранение семейной
фермы, исполнен цельности, душевной силы.
Талант иронии, свойственный писательнице, глубина социального анализа с
особой силой проявились в сатирической трилогии: "Романтические комедианты"
(The Romantic Comedians, 1926), "Они уступили безумию" (They Stooped to
Folly, 1929), "Тепличная жизнь" (The Sheltered Life, 1932). Обращаясь к
временам рабства и Гражданской войны, Глазгоу стремится уйти от сложившихся
в южной школе стереотипов, прибегая к "взгляду издалека". Писательница
создает широкую панораму человеческих отношений, жизненных позиций, картину
неоднозначной "связи времен", опровергающую представления о социальной
монолитности Юга.
Раннее творчество Глазгоу вдохновлялось убеждением автора, что слишком
многое в "южном кодексе" проникнуто фальшью и жестокостью, противоречит
понятиям гуманизма, но романы 1920-1930 гг. показывают, что в оценке
буржуазного развития Юга она была далека от оптимизма: новые ценности
оказываются ничем не лучше прежних.
Подъем гражданской активности литераторов в годы "великой депрессии" не
затронул Глазгоу. Романистка даже утверждала, что мировая война и
экономический кризис "были не более чем случайностями в более значительной
драме-нравственного конфликта с судьбой". Однако ее романы "Железная порода"
(Vein of Iron, 1935), "В этой нашей жизни" (In This Our Life, 1941, Пулитц.
пр.) не позволяют согласиться со столь категоричным утверждением.
Преломленные через призму моральных проблем, бурные драмы эпохи обладают в
ее поздних романах ощутимой социальной конкретностью. Писательницу волнует
бездуховность человека буржуазного общества, торжество беспринципности и
цинизма, которые сопутствуют людям "железной породы". Этой опасности она
противопоставляет верность "немногим подлинным добродетелям, называемым
правдой, справедливостью, смелостью, преданностью, состраданием", которые
отнюдь не считает "только южными" добродетелями, хотя удручающие явления
настоящего порой вызывали у нее ностальгические воспоминания о прошлом
Америки, "не знавшем" такого "грубого материализма".
В последнем романе - "По ту сторону поражения" (Beyond Defeat, опубл.
1966) - Глазгоу сохраняет веру в человека, в его право на счастье.
Повествование завершается отчаянным криком героини: "Я хочу за что-то
держаться! Я хочу чего-то достойного!"
Глазгоу была одним из организаторов конференции писателей-южан в
Шарлоттсвилле в 1931 г. Приветствуя подъем литературы края, Глазгоу вместе с
тем не смогла принять такие произведения, как "Святилище" У. Фолкнера или
"Табачная дорога" Э. Колдуэлла. Усматривая у них пристрастие к
"героям-монстрам", она отказывала этим писателям в реализме.

В. Яценко

Голд (Gold), Майкл - псевд; наст, имя Ирвинг Гранич [Granich]
(12.IV.1893, Нью-Йорк-14.V. 1967, Сан-Франциско, Калифорния)- публицист,
прозаик, поэт. Родился в семье владельца мелкого предприятия,
эмигрировавшего из Румынии в 1880-е гг. Подростком работал в отелях, потом
конторщиком, шофером, плотником, фабричным рабочим, корректором в газете. В
1914 г. в журнале "Мэссиз" появилось его первое стихотворение. Избегая
призыва в армию, на два года уехал в Мексику (1918). Вернулся в США в разгар
Палмеровских полицейских налетов, вступил в недавно созданную
Коммунистическую партию США и активно включился в борьбу за новую,
революционную литературу, опубликовав статью "Навстречу пролетарской
литературе" (1920). Затем Голд работал в "Мэссиз", а после запрещения
журнала стал одним из редакторов "Либерейтора". В 1922 г. переехал в
Калифорнию, где занимался журналистикой и начал работу над
автобиографической повестью "Еврейская беднота" (Jews Without Money, 1930,
рус. пер. 1931).
Выдержавшая в США 20 изданий и переведенная на 15 языков, повесть
покоряет простотой, искренностью, самобытностью стиля. Жизнь беднейших
кварталов Нью-Йорка показана глазами подростка. Из калейдоскопа сцен,
зарисовок, лирических отступлений возникает панорама повседневной пестрой,
трудной жизни большого города.
После поездки в СССР в 1925 г., находясь под сильным впечатлением от
постановок Вс. Мейерхольда, Голд два года посвятил попыткам создать в США
"радикальный театр", сам написал для него две пьесы. В 1926 г. участвовал в
создании журнала "Нью мэссиз", а в 1930 - в первой Международной конференции
писателей в Харькове. К этому времени вышел сборник "120 миллионов" (720
Million, 1929). Наряду с очерками и рассказами о людях трудовой Америки, о
рабочем классе, в недрах которого зарождается боевой дух и революционное
самосознание, в сборнике напечатаны известные поэмы "Необычайные похороны в
Брэддоке" (Strange Funeral in Braddock), "Америка" (America) и "120
миллионов".
С 1933 г. Голд переключился в основном на публицистику: Долгие годы он
вел колонку "Изменим мир" в "Дейли уоркер".
Голд принимал участие в работе Международного конгресса писателей в
защиту культуры в Париже (1935). "Всякий, кто предан культуре, - сказал он
на Конгрессе, - должен признать, что только рабочий класс способен ее
сохранить и развить. В этом - урок русской революции..."
Конец 40-х и начало 50-х гг. Голд прожил во Франции. Вернулся в США в
разгар "холодной войны" и маккартизма, много ездил по стране с лекциями, с
1957 г. поселился в Сан-Франциско, сотрудничал в "Пиплз уорлд".
Голд участвовал в выработке основ нового, социально значимого и
преобразующего действительность искусства, но на многих его работах лежит
печать вульгаризаторства и догматизма, свойственных марксистской эстетике
тех лет. Сектантской нетерпимостью отмечена книга "Полые люди" (The Hollow
Men, 1941), где Голд осуждал Ш. Андерсона, Э. Хемингуэя и др.
Голд - автор книги "Жизнь Джона Брауна" (The Life of John Brown, 1960).
В архивах Голда обнаружено немало незавершенных пьес и романов, осталась
недописанной и автобиография.
Поэмы и стихи Голда неоднократно публиковались в СССР.

Е. Романова

Готорн (Hawthorne), Натаниел (4.VII. 1804, Сейлем, Массачусетс -
18.V.1864, Плимут, Нью-Гэмпшир) - прозаик, потомок старинного пуританского
рода, сыгравшего заметную роль в истории Новой Англии. Творческое наследие
Готорна составляют несколько сборников рассказов: "Дважды рассказанные
рассказы" (Twice-Told Tales, 1837, 1842), "Мхи старой усадьбы" (Mosses from
an Old Manse, 1846), "Снегурочка и другие дважды рассказанные рассказы" (The
Snow-Image and Other Twice-Told Tales, 1851); книги для детей: "Дедушкино
кресло" (Grandfather's Chair, 1841), "Знаменитые старики" (Famous Old
People, 1841), "Дерево свободы" (Liberty Tree, 1841), "Биографические
рассказы для детей" (Biographical Stories for Children, 1842), "Книга чудес"
(A Wonder Book, 1852), "Тэнглвудские рассказы" (Tanglewood Tales, 1853);
четыре романа: "Алая буква" (The Scarlet Letter, 1850, рус. пер. 1856,
1957), "Дом о семи фронтонах" (The House of the Seven Gables, 1851, рус.
пер. 1852, 1975), "Блитдейл" (The Blithedale Romance, 1852), рус. пер 1912;
"Счастливый дол", 1982). "Мраморный фавн" (The Marble Fawn, 1860, рус. пер.
"Переворот", 1860) - и книга очерков об Англии "Наша старая родина" (Our Old
Home, 1863). За пределами этого перечня остались первый, неудачный роман
"Фэншо" (Fanshaw, 1828), составленный им для С. Гудрича сборник "Всеобщая
история Питера Парли" (Peter Parley's Universal History, 1837) и четыре
неоконченных романа, над которыми Готорн работал в последние годы жизни.
Готорн родился и прожил всю свою жизнь в Массачусетсе. Лишь на склоне
лет, уже написав все свои прославленные романы и рассказы, он провел четыре
года в Англии (в качестве американского консула в Ливерпуле) и два года в
Италии. Новая Англия была его родиной, домом, миром его художественных
произведений. Массачусетские хроники, легенды и предания были той стихией, в
русле которой работало творческое воображение писателя. Как и многие
романтики, Готорн питал повышенный интерес к прошлому своей родины,
получивший отражение уже в ранних рассказах.
Исторические интересы Готорна были тесно привязаны к его эпохе.
Писатель испытывал неудовлетворенность современным состоянием общества. В
поисках корней общественного зла он, как и все романтические гуманисты Новой
Англии, обращался к человеческой личности, к ее духовному миру, к "тайнам
человеческого сердца". Готорн подхватил популярную в его время идею о
губительной власти прошлого над настоящим, но понятие прошлого в его
произведениях легко утрачивало черты исторической конкретности, приобретало
легендарные очертания, становилось почвой для морально-философских
обобщений. Так Готорн ушел от классического типа исторического
повествования, созданного В. Скоттом и Дж. Ф. Купером. Прошлое становилось у
него символическим эквивалентом истории, далеким источником современного
сознания, непостижимо соединившего в неразъемном единстве Добро и Зло.
Исторический материал, коим владел писатель, был ограничен. Прошлое в
его художественной системе - это пуританское прошлое Новой Англии. Готорн
восхищался мужеством, стойкостью, духом независимости и свободолюбия,
которые были свойственны пуританам, но фанатизм, жестокость, нетерпимость
вызывали в нем отвращение.
Писатель всегда был поглощен проблемами добра, зла, совести, морального
совершенствования, то есть именно теми вопросами, которые составляли ядро
духовного мира новоанглийских пуритан и были предметом постоянного
размышления и анализа, хотя рассматривал он их, конечно, на уровне
американского нравственного сознания XIX в. Существенное значение имел здесь
и эстетический момент. Готорн, неоднократно утверждавший, что романтическое
повествование должно развиваться на грани реальности и фантастики,
возможного и невероятного, находил в пуританском прошлом "те удивительные
времена, когда грезы мечтателей и видения безумцев переплетались с
действительностью и становились явью".
Наряду с В. Ирвингом и Э. По Готорн принадлежит к числу
основоположников американской новеллы. В пору возникновения этот жанр не
обладал еще жесткими структурными принципами. Некоторые новеллы Готорна
выдержаны в духе эссе, другие опираются на старинные предания и легенды,
третьи близки к притче, четвертые представляют собой зарисовку, "набросок",
"скетч". Однако все они объединены общностью проблематики, откровенной
назидательностью, сходностью повествовательной манеры и, конечно, единством
авторского взгляда на мир. Наблюдение, описание, размышление в рассказах
Готорна всегда важнее, чем сюжетное развитие.
Специфика новелл Готорна определяется не только индивидуальными
особенностями его художественного мышления, но в большой степени -
традициями духовного развития Новой Англии, постоянным стремлением
новоанглийской культуры к нравственно-философскому истолкованию
действительности.
Романы Готорна во многих отношениях близки к его новеллам. В них мало
персонажей и почти отсутствует действие. Главные события, определяющие
судьбу героев, выведены за пределы повествования. Характеры почти лишены
внутренней динамики. Генри Джеймс имел основание сказать, что они "скорее
фигуры, чем характеры, они все более портреты, нежели личности".
Существенно, однако, что "портреты" эти лишь в малой степени рисуют
внешность персонажа. Они скорее изображения "души". В них - истоки
психологической прозы, получившей развитие во второй половине XIX в., и в
этом плане Джеймс был прямым учеником и наследником Готорна.
Близость к рассказам обнаруживается и в композиционной структуре
романов. Они эпизодичны, фрагментарны, многие главы образуют
самостоятельные, завершенные произведения, иные являются вставными
новеллами. При этом писателю удается сохранить единство целого, выстроить
оригинальное здание из разнообразных и разнотипных "блоков".
Готорн начал писать романы сравнительно поздно. Он обратился к романной
форме, ибо нуждался в большем пространстве для углубленного исследования
социально-нравственных проблем, волновавших его современников. Ему нужен был
простор для подробных описаний, размышлений, комментариев, авторских
отступлений, для неспешной беседы с читателем, но он не просто включился в
традицию романтического романа, уже существовавшую к этому времени в
Америке. В рамках этой традиции он создал новый тип романного повествования,
не имеющий эквивалента в предшествующем литературном опыте Америки, да и в
европейской прозе первой половины XIX в.
Все творчество Готорна обладает редкой в истории литературы
монолитностью, верностью теме и избранной позиции. Духовное бытие Америки,
ее нравы и доминирующие моральные принципы рисовались ему как проекция той
внутренней реальности, которую мы именуем личностным сознанием. В полном
соответствии с идеями романтического гуманизма Готорн видел в индивидуальном
сознании источник общественного зла и одновременно инструмент его
преодоления. Душа человеческая представлялась ему глубокой извилистой
пещерой, наполненной вперемежку злыми и добрыми помыслами, и только в самой
глубине ее можно обнаружить побеги чистого добра - истинной природы
человека, которой редко удается выйти на поверхность. Преобразование
действительности должно было, по мысли писателя, начаться с "очищения
сердец". Позиция Готорна была довольно близка к трансцендентальным идеям
"революции" индивидуального сознания, пропагандировавшейся Г. Д. Торо и Р.
У. Эмерсоном. Однако в ряде существенных моментов взгляды Готорна не
укладывались в рамки трансцендентализма. Он отказывался принять тезис о
божественности человеческого сознания и отвергал идею полной автономии
личности. "Среди кажущейся хаотичности нашего таинственного мира, - писал
он, - отдельная личность так крепко связана со всей общественной системой, а
все системы между собой и с окружающим миром, что, отступив в сторону хотя
бы на мгновение, человек подвергает себя страшному риску навсегда потерять
свое место в жизни" ("Уэйкфилд"). Связи эти представлялись писателю
многообразными, охватывающими многие сферы человеческой деятельности, но
первое место среди них занимали связи в сфере духовного бытия человека,
возникающие на грани преобразования индивидуальной нравственности в
общественную мораль. Изучение их составляет другой важнейший аспект
проблематики рассказов и романов Готорна.
Готорн не строил иллюзий относительно нравственной природы человека.
Человечество виделось ему как великое братство во грехе. Он надеялся на
грядущее "очищение сердец", на то, что "братья во грехе" помогут друг другу,
но уверенности у него не было. Не случайно в его произведениях постоянно
возникает мотив фатальности человеческой судьбы, а в подтексте - мысль о
наличии некой высшей силы, над которой человек не властен.