Демилль Нельсон. В никуда

   Сьюзан молчала, и я подумал, что ее вывело из себя, обескуражило и поразило мое ослепляющее прозрение. Но вот она заговорила:
   – Похоже на правду. Вы сообразительный малый.
   – Зарабатываю этим на жизнь. То есть не советами покинутым возлюбленными дамам – просто мне приходится ежедневно анализировать всякую ахинею. И я не переношу, когда мне вешают на уши лапшу и пытаются самооправдаться. Каждый знает, что он делает и почему он это делает. Так что либо держите все при себе, либо говорите как есть.
   Сьюзан кивнула:
   – Я знала, что вы скажете то, что думаете.
   – Но меня интересует другое. Что вы намереваетесь делать дальше? Если собираетесь остаться здесь, на это должны быть веские причины. То же самое, если надумаете возвращаться домой. Я о вас беспокоюсь, госпожа Уэбер, как о тех ребятах, которых знал и которые потеряли желание ехать на родину.
   – А как насчет тех, кто всю жизнь прослужил в армии?
   – Имеете в виду меня?
   – Естественно, вас.
   – Вот видите. Значит, я тем более знаю, о чем говорю.
   – Почему вы возвратились во Вьетнам?
   – Мне сказали, что это очень важно. Что я нужен. А мне было скучно.
   – И что же в этом важного?
   – Не представляю. Но придет время, все расскажу – когда меня здесь не будет: встретимся в Нью-Йорке, в Вашингтоне или в Массачусетсе, посидим, выпьем, и я поведаю вам, что мне удалось обнаружить.
   – Пусть будет Вашингтон, – отозвалась Сьюзан. – За вами экскурсия по городу. Но прежде вам надо отсюда выбраться.
   – Два раза удавалось.
   – Хорошо. Вы готовы? Пошли?
   – Подождите. Прежде скажите, как вы узнали, что я работаю на армию?
   – Кто-то сказал... кажется, Билл.
   – Ему не было никакой нужды об этом знать.
   – Значит, кто-то из консульства. Какая разница?
   Я не ответил.
   Сьюзан посмотрела на меня в упор.
   – Если честно, то не Билл попросил меня оказать услугу консульству. Ко мне обратились непосредственно. Консульский церэушник. Коротко рассказал мне о вас – в основном биографию. И ничего о задании. Я о нем ничего не знаю. Только несколько деталей о вас. Церэушник сказал, что вы работали в Управлении уголовных расследований сухопутных войск. И сейчас занимаетесь убийством, а не разведкой.
   – Кто этот церэушник?
   – Вы же понимаете, – улыбнулась Сьюзан, – я не могу вам этого сказать. Он дал мне ваше фото, и я сразу приступила к работе.
   – Когда это произошло? – спросил я.
   – Примерно за четыре дня до вашего приезда.
   Когда меня посылали сюда в первый раз, то хотя бы уведомили за два месяца и предоставили месячный отпуск. А потом рекомендовали составить завещание.
   Я поднялся.
   – Завтрак включен в стоимость номера?
   – Если здесь не дают мыла, то с какой стати им включать в стоимость номера завтрак?
   – Логичное наблюдение. – Я позвал официантку и расплатился: завтрак обошелся мне в два бакса.
   Мы вышли на прибрежное шоссе. Там стояло не менее двух дюжин велорикш, и все разом набросились на нас. Сьюзан выбрала двоих, у одного из них не было руки. Мы уселись, и она сказала:
   – Чодам.
   Безрукий вез Сьюзан, и я попросил спросить, не ветеран ли он. Сьюзан перевела. Сначала он удивился, что она говорит по-вьетнамски, а потом удивился, что кому-то есть дело, воевал он или нет. Но все-таки ответил, что он ветеран.
   Мы ехали рядом, и Сьюзан мне переводила:
   – Он воевал здесь, в Нячанге, и попал в плен, когда коммунисты захватили город. Весь его полк привели на стадион и держали несколько дней без еды и воды. Он был ранен в руку, стала развиваться гангрена... – Сьюзан прервалась. – И тогда товарищи ампутировали ему руку без всякой анестезии.
   Я посмотрел на рикшу, и наши глаза встретились.
   – Он так ослаб, – продолжала Сьюзан, – что его даже не послали на перевоспитание. Поэтому он сумел остаться в Нячанге с семьей и в итоге поправился.
   Вот таков вьетнамский вариант истории со счастливым концом, подумал я. Пора прекратить ездить на рикшах или по крайней мере не спрашивать этих призраков об их военной службе.
   – Скажите ему, что я горд, что воевал бок о бок с южновьетнамской армией, – попросил я.
   Сьюзан перевела, и рикша снял единственную руку с ручки руля и приветственно помахал в воздухе.
   Мой водитель тоже что-то начал говорить Сьюзан. Она слушала и переводила:
   – Он был матросом в бухте Камрань и на лодке ускользнул от коммунистов. Но лодку потерял, и домой, в свою деревню в окрестностях Нячанга, ему пришлось добираться пешком. По дороге попал в плен и четыре года провел в исправительном лагере.
   – Скажите ему, – попросил я, – что Америка помнит своих вьетнамских союзников. – Это было абсолютной чушью, но зато хорошо звучало.
   Мы ехали под лазурным небом по живописной дороге, вдыхая ароматы моря. И вперед нас влекли человеческие обломки проигранного дела.
   Наконец мы оказались в тупике у огороженного рынка, слезли с велосипедов, и я дал каждому рикше по пятерке, от чего они пришли в полный восторг. Такими темпами не пройдет и недели, как я разорюсь. Но меня всегда трогали душещипательные истории. И к тому же я ощутил неведомое раньше легкое чувство вины оставшегося в живых.
   Мы прошлись по рынку, и я купил завернутый в туалетную бумагу кусок мыла загадочного происхождения и бутылку американского шампуня, хотя не сомневался, что эту марку прекратили выпускать еще в 68-м году. Сьюзан подарила мне сделанные из автомобильных покрышек сандалии Хо Ши Мина, а я ей – майку с надписью: "Нячанг – чудесное место на море. Расскажите об этом своим близким".
   Интересно, кто тут пишет такие вещи?
   Еще она купила две шелковые блузки.
   – Здесь дешевле, чем в Сайгоне. В этом районе все плантации шелкопряда и фабрики. Надо ездить сюда за покупками.
   – Покупать фабрики?
   Сьюзан рассмеялась.
   Мы ходили около часа мимо открытых прилавков. Она приобрела ароматную свечу, бутылку рисового вина и дешевую виниловую сумку для всякой ерунды. Женщины обожают покупки.
   Потом мы завернули в цветочный ряд, и она купила связанные бечевкой цветущие новогодние веточки.
   – В вашу комнату. Чак мунг нам мой.
   Мы взяли рикш на обратный путь, проверили, нет ли сообщений, и пошли в мой номер. Там Сьюзан прикрепила веточки к раме москитной сетки.
   – Это принесет вам удачу и будет отгонять злых духов.
   – Я люблю злых духов.
   Она улыбнулась, и несколько мгновений мы стояли и смотрели друг на друга.
   – Хотите на море?
   – Конечно, – ответил я.
   Сьюзан достала из сумки шампунь и мыло и отдала мне.
   – Постучу, как только буду готова. – Она немного помедлила и ушла.
   А я обрядился в купальные трусы, спортивную рубашку и свои новомодные сандалии Хо Ши Мина. А потом положил в пластиковый пакет портмоне, паспорт, визу и авиабилеты. Правда, шевельнулось сомнение: не удерет ли портье со всем этим в Америку?
   Потом я сел на стул и стал наблюдать, как по стене ползала ящерка. И пока смотрел на нее и ждал Сьюзан, решил пошевелить мозгами.
   Сьюзан Уэбер. Не исключено, что она была именно той, кем себя называла, – бежавшей из Штатов деловой женщиной. Но по некоторым признакам я мог судить, что у нее имелась другая профессия. Там, где доступ нашим спецслужбам ограничен, а интересы велики и постоянно растут, широко распространена практика привлечения друзей из бизнеса и американских общин. Их обычно просят выполнить какое-нибудь небольшое поручение Дяди Сэма.
   Таких контор по крайней мере три: Управление разведки и исследований Государственного департамента, военная разведка и ЦРУ.
   И еще, конечно, американо-азиатская шарага, где все как будто законно, но где вовсю трудятся бойцы незримого фронта ЦРУ.
   Второй вопрос: действительно ли Сьюзан Уэбер так увлеклась Полом Бреннером? В жизни можно подделать все, что угодно, – женщины изображают оргазм, а мужчины вообще отношения. Но если я только вовсе не разучился понимать людей, Сьюзан в самом деле испытывала ко мне теплые чувства. Такое происходит не впервые. Именно поэтому спецслужбы не очень доверяют людям и в восторге от своих спутников-шпионов.
   В любом случае Сьюзан Уэбер и Пол Бреннер на пороге близости, что совершенно не предусмотрено первоначальным сценарием и непременно приведет к катастрофе.

* * *

   Раздался стук в дверь, и я ответил:
   – Открыто.
   Она вошла, и я встал.
   Сьюзан была в майке, которую я купил ей на рынке: расскажите близким... Майка доходила ей до колен. На ногах сандалии, в руке – новая сумка.
   Она посмотрела на меня и улыбнулась:
   – Замечательная у вас обувь. – Достала пластиковую бутылочку с белым порошком и подала мне. – Борная кислота. Посыпьте постель и вещи.
   – Зачем? Молитва о ниспослании дождя?
   – Нет. Отпугивает насекомых, особенно тараканов.
   Я поставил пузырек на тумбочку, и мы вышли из номера. И пока спускались по лестнице, я спросил:
   – Здесь, в пакете, у меня самое ценное. Можно доверить гостинице?
   – Безусловно. Я обо всем позабочусь. – Она переговорила с портье. Но оказалось, что нам необходимо все описать: и деньги, и документы.
   – Не возражаете, если я загляну в ваш паспорт? – поинтересовался я.
   Сьюзан замялась, но все-таки согласилась:
   – Смотрите. Только фотография ужасная.
   Ничего ужасного в ее фотографии не оказалось. Но я заметил, что паспорт был выдан Главным паспортным управлением чуть больше трех лет назад, что совпадало с ее приездом во Вьетнам. Я посмотрел на снимок: в ту пору она носила волосы короче, а в выражении лица сквозило нечто печальное и невинное, хотя не исключено, что после ее рассказов у меня разыгралось воображение. Но в любом случае стоявшая рядом женщина выглядела куда спокойнее и увереннее, чем та, что была на фотографии.
   Я перелистал странички – там стояло три въездных штампа: два нью-йоркских и один вашингтонский. Это не совсем совпадало с ее словами, что она ни разу не была в Вашингтоне. Хотя не исключено, что там она просто делала пересадку, например, на бостонский рейс.
   Печать на визе отличалась от моей: моя была туристической, а ее – деловой. Год назад ее продляли. Я представил Сьюзан в отделе С министерства общественной безопасности. После двух лет в стране она наверняка задала там жару.
   Она побывала в Бангкоке, Сиднее, Гонконге и Токио – то ли туризм, то ли деловые поездки. В общем, ничего примечательного, кроме вашингтонского штампа.
   Я положил ее паспорт на конторку, и портье выдал написанную от руки квитанцию, которую нам пришлось подписать, после чего Сьюзан ссудила ему доллар.
   Пляж оказалась почти пустым. Мы взяли два шезлонга, и на нас немедленно набросилась сотня детей, предлагая все, что только может понадобится в этой жизни. Мы купили два матрасика, полотенца, два чищеных ананаса на палочках и две бутылки колы. Сьюзан бросила донг и шуганула детей прочь.
   Я снял спортивную рубашку, Сьюзан стянула майку и оказалась в открытом купальнике телесного цвета. У нее было чувственное, приятного оттенка загорелое тело.
   Она заметила, что я ее разглядываю – откровенно пялюсь, – и я перевел взгляд на море.
   – Красивая бухта.
   Мы сидели в шезлонгах и ели ананасы на палочках. А как только закончили, к нам подскочили продавцы всякой снеди, напитков, географических карт, шелкографии, вьетконговских флагов, пляжных шляп и вещей, назначение которых мне так и не удалось определить. Я купил карту Нячанга.
   Потом мы спустились к морю. Сумку Сьюзан оставила в шезлонге и сказала, что это совершенно безопасно. Мы шли, пока вода не оказалась нам по шею. На глубине сверкнула тропическая рыба.
   – Помню, здесь по всему побережью было полно больших медуз, – сказал я. – Португальские убийцы.
   – То же самое в Вунгтау. Нужен глаз да глаз – такие могут парализовать.
   – Мы бросали в воду контузионные гранаты. Медуз глушило, и они вместе с рыбой всплывали на поверхность. Дети собирали их, а осьминогов ели прямо живыми. Тогда мы гоготали, а теперь готовы заплатить двадцать долларов за сырую рыбу в ресторанах суши.
   – Контузионные гранаты? – задумчиво повторила Сьюзан.
   – Не осколочные. Такие бросают в бункеры и в тоннели, одним словом, в закрытое пространство, и они вызывают контузию. Кто-то придумал ловить с их помощью рыбу. Каждая стоила Дяде Сэму двадцать баксов. Но таковы были преимущества нашей работы – с помощью взрывчатых веществ мы имели возможность кормить людей.
   – А если потом требовались гранаты?
   – Заказывали еще. У нас никогда не было недостатка в боеприпасах. Нам не хватало воли.
   Мы плавали. Сьюзан, как и я, оказалась великолепной пловчихой. Мы пробыли в воде не меньше часа и чувствовали себя отлично. А как только вернулись в свои шезлонги, снова появились продавцы. Они надоедали до смерти, но ничего не крали, потому что за час и без того овладевали всеми вашими деньгами.
   К нам приблизились несколько юных дам с бутылочками масла и полотенцами.
   – Вам не делали массаж с самого "Рекса", – съехидничала Сьюзан. – Позвольте за вас заплатить.
   – Спасибо.
   Массаж нам устроили прямо на берегу, я вновь ощутил себя Джеймсом Бондом.
   Потом мы лежали в шезлонгах. Сьюзан надела темные очки и читала деловой журнал, а я смотрел на море и на небо.
   И решил, что когда-нибудь надо приехать сюда не по приказу правительства. Может быть, и Синтия соберется со мной – мы возьмем месячный отпуск и объездим всю страну. Но для этого надо выбраться отсюда так, чтобы не стать персоной нон грата, и выбраться самостоятельно, а не в ящике.
   Я посмотрел на Сьюзан. Она хоть и читала, но сразу почувствовала мой взгляд и подняла глаза.
   – Правда, здесь хорошо?
   – Замечательно.
   – Вы довольны, что я поехала вами?
   – Вполне.
   – Хотите, останусь еще на несколько дней?
   – Если вы завтра вернетесь в Сайгон, то сумеете уладить свои отношения с Биллом, – ответил я.
   – Кто это такой?
   – Позвольте задать вам личный вопрос: зачем вы с ним связались, если такого низкого о нем мнения?
   – Хороший вопрос. – Сьюзан отложила журнал. – Дело в том, что выбор в Сайгоне очень невелик: большинство мужчин женаты, а остальные затрахались до полоумия с вьетнамками. Билл по крайней мере был мне верен: никаких проституток, никаких любовниц, никаких наркотиков, никаких вредных привычек, кроме меня.
   Вспоминая нашу короткую встречу с Биллом Стенли, я подумал, что он совсем не похож на бойскаута. В этом Билле Стенли было нечто большее – следовало об этом помнить и не забывать.
   В шесть часов мы собрались уходить.
   В отеле забрали у портье наши вещи и договорились встретиться в семь на веранде.
   Я принял холодный душ и вымылся апельсиновым мылом, а потом голым немного вздремнул. Без пятнадцати семь проснулся, оделся и вышел на веранду.
   Сьюзан подошла через несколько минут. Она была в короткой черной юбке и одной из своих новых блузок – красной.
   – Вам идет, – похвалил я, вставая.
   – Спасибо, сэр, – откликнулась она. – А вы загорели и выглядите отдохнувшим.
   – Так я же в увольнительной, – усмехнулся я.
   – Я рада, что эта увольнительная – часть вашей командировки во Вьетнам, – проговорила она и добавила: – Я буду за вас волноваться.
   Я промолчал.
   – Мне надо в Ханой по делам, – продолжала Сьюзан. – Давайте там встретимся. "Метрополь", через субботу. Так?
   – А это-то откуда вы знаете?
   – Подсмотрела в ваших бумагах, пока вы рассматривали мой паспорт.
   – Забудьте все, что вы там видели.
   – Уже забыла, кроме одного: "Метрополь", через субботу.
   – Я там задержусь всего на один вечер.
   – И хорошо. Я хочу быть там, когда вы туда приедете.
   Эта женщина умела находить нужные слова и начинала меня пронимать.
   – "Метрополь", Ханой, через субботу, – ответил я.
   – Буду.
   Мы выпили несколько бутылок пива, пока не стемнело, а потом сели на велорикш, поехали в город и нашли ресторанчик с садиком. Нас встретила симпатичная хозяйка в ао зай и показала столик. Воздух был свеж, тянуло ароматом цветов, а сигаретный дым относил приятный ветерок.
   Мы заказали рыбу, поскольку это было единственное блюдо в меню, и стали говорить о том о сем. Сьюзан вспомнила полковника Манга, а я рассказал, как втолковывал ему о новой эре американо-вьетнамских отношений. Она посерьезнела.
   – В прошлый раз наше посольство в этой стране было в Сайгоне. Но тридцатого апреля семьдесят пятого года посол вышел на крышу, чтобы увезти домой американский флаг. А генерал Мин остался, чтобы сдать коммунистам Южный Вьетнам. Теперь у нас новый посол – на этот раз в Ханое, а в Сайгоне консульский персонал, включая экономических советников, – они ищут хорошее здание и готовы открыть лавочку, когда Ханой даст "добро". Вьетнам снова становится для нас важной страной, и никто не желает, чтобы наши отношения провалились Тут и нефть, и полезные ископаемые. Я организую переговоры о миллионных инвестициях. Я не знаю, зачем вы здесь и кто вас послал, но ведите дела аккуратнее.
   Я пристально посмотрел на Сьюзан Уэбер. У нее была отличная хватка в геополитике – лучше, чем можно было предположить.
   – Я знаю, кто меня послал, – ответил я, – хотя не уверен зачем. Поверьте: это не так уж важно. Но я не способен повлиять на то, что уже свершилось.
   – Не скажите, – отозвалась Сьюзан. – В Ханое и в Вашингтоне много людей, которые не желают, чтобы у нас были хорошие отношения. Есть из вашего поколения: ветераны и политики с той и с другой стороны. Они не способны ни забыть, ни простить. И многие из них сейчас у власти.
   – Вы знаете нечто такое, чего не знаю я?
   Она подняла на меня глаза.
   – Нет, только чувствую. Здесь вершилась наша история, но эта история нас ничему не научила.
   – Вы не правы – кое-чему научила. Но это не гарантирует от новых ошибок.
   Сьюзан прекратила разговор, и я не настаивал. Мне показалось, что ее тревоги – это тревоги делового человека. Но было во всем этом нечто иное. Если бы речь шла только о бизнесе и нераскрытом убийстве, наш посол уже вел бы переговоры с Ханоем и просил оказать помощь в розысках свидетеля давнего преступления. А коли этого нет, значит, дело подразумевает что-то другое и Вашингтон не собирается сообщать об этом Ханою. Не сказали даже мне.
   После обеда мы прогулялись на пляж, а потом вернулись в гостиницу. И больше не говорили о Вьетнаме.
   Я проводил Сьюзан до ее номера и вошел внутрь: никаких сообщений на полу и никаких явных сигналов от госпожи Уэбер.
   – Мне понравился сегодняшний день, – проговорил я.
   – Мне тоже, – ответила она. – Думаю, что завтрашний будет не хуже.
   Мы договорились встретиться за завтраком в восемь.
   – Не забудьте о борной кислоте и бойлере, – на прощание сказала она.
   В номере я посыпал борной кислотой постель и багаж и решил, что первоклассный отель мог бы додуматься до этого сам.
   От солнца и моря я валился с ног и сразу заснул, как только голова коснулась подушки. Последней мыслью был снежный шарик: я не заметил его на прикроватной тумбочке Сьюзан.

Глава 18

   На этот раз я вышел на веранду первым, выбрал столик и заказал кофейник.
   Погода в Нячанге снова выдалась хорошей.
   Сьюзан появилась в очередных брюках – зеленых – и белом пуловере с воротом-лодочкой. Оказывается, ее рюкзак был объемнее, чем казался на первый взгляд.
   Я встал и пододвинул ей стул.
   – Доброе утро.
   – Доброе утро. – Она налила себе кофе. – Вы мне снились.
   Я не ответил.
   – Будто мы в "Метрополе" в Ханое. Я там останавливалась и могу представить, как он выглядит. Все было очень реально. – Сьюзан рассмеялась. – Мы выпили по коктейлю, пообедали и танцевали в ресторане.
   – Можно будет попробовать, – ответил я.
   Подошла официантка, и мы заказали завтрак № 2 – фо.
   – Я могу превратить это место в по крайней мере двухзвездочный отель для американских военнослужащих, которые некогда ездили сюда в отпуск, – заявила Сьюзан. – Представляете: "Грандиозная побывка – вечер стариканов в цельнометаллическом ресторане!" А Люси сделаю распорядительницей. Что вы на это скажете?
   Я не ответил.
   – Извините, я проявила бестактность, – смутилась Сьюзан. – Что бы вы ни совершили, чтобы заработать отпуск и приехать сюда, это была отнюдь не забава.
   – Все давно забыто, – ответил я. Но на самом деле я ничего не забыл. И теперь добавил: – Бой в долине Ашау. Вам надо как-нибудь туда съездить.
   – Обязательно. Но я предпочла бы послушать вас.
   Я снова промолчал.
   Принесли фо, и я стал цедить жижу кофейной ложкой. А Сьюзан пила прямо из мисочки.
   – А что это все же такое? – спросил я ее.
   – Национальное блюдо: лапша, овощи и приправленный имбирем и перцем бульон. Богатые добавляют кусочки сырой курятины или свинины. Горячий бульон вываривает мясо и овощи. Если сомневаетесь в санитарии, заказывайте фо: вода должна быть очень горячей, чтобы мясо дошло, так что все будет стерилизовано.
   – Отличная наколка.
   – Слушайте, я сама готовлю превосходный фо. Как-нибудь надо вас угостить.
   – Было бы здорово, – отозвался я. – А я бы сделал чили.
   – Обожаю чили. Очень без него скучаю.
   Мы выпили еще по чашке кофе.
   – А где снежный шарик? – спросил я. – Его не было на вашей тумбочке.
   Сьюзан замялась.
   – Не обратила внимания. Проверю, когда вернусь в номер.
   – Вы его не убирали?
   – Нет... Горничным, как правило, можно доверять – надо только положить на кровать несколько донгов.
   – Ну ладно, какие на сегодня планы?
   – Я попросила портье заказать нам катер – поедем осматривать острова. То, что надо для нашего последнего дня. Захватите плавки.
   Я расплатился за завтрак – все те же два доллара.
   Мы поднялись по лестнице, и уже на пороге своего номера я обернулся к Сьюзан.
   – Так не забудьте проверить шарик.
   В номере я надел купальные трусы под свои последние брюки цвета хаки, а вместо кроссовок решил пойти в хошиминах. Я уже собирался уходить, когда заметил на тумбочке шарик со Стеной.
   А эта штуковина умеет удирать.
   Сьюзан ждала меня в вестибюле с сумкой в руке.
   – Я не нашла шарик, – сообщила она.
   – Ничего. Все в порядке – он в моей комнате.
   – Как он туда попал?
   – Наверное, горничная перепутала. Ну пошли.
   На улице нас ожидало такси.
   – Канг Нячанг, – сказала Сьюзан водителю.
   Шофер тронул машину, и мы покатили на юг.
   Сьюзан повернулась ко мне.
   – Это невозможно.
   – Что?
   – Как этот шарик очутился в вашей комнате?
   – От умеет возвращаться. – Пока мы ехали, я рассказал ей историю снежного шарика: как он попал ко мне в аэропорту Даллеса, как побывал в кабинете полковника Манга и в конце концов очутился в моем номере в "Рексе".
   Сьюзан долго молчала.
   – Не могу поверить. Кто-то заходил в мою комнату.
   – Почему не можете? Забыли, что вы не в Леноксе? Здесь полицейское государство. Неужели не заметили? Если у вас телефон, он обязательно прослушивается. А в комнате столько "жучков", что не спасет никакая борная.
   – Но при чем тут шарик?
   – Полагаю, это полковник Манг играет в психологические игры. Надо сбивать нас с толку, чтобы мы не думали о таких пустяках, как прослушка в номере. Вот он и развлекается.
   – Но это какой-то садизм.
   – Видимо, в министерстве общественной безопасности на этой неделе мало работы.
   Дорога шла по самому побережью, которое изгибалось в форме полумесяца. Мы проехали "Моряцкий клуб" и через несколько километров увидели новый курортный уголок: здесь вольготно раскинулись отделанные красной плиткой виллы. Вывеска гласила: "Ана Мандара". Казалось, словно все это приплыло прямо с Гавайев.
   В страну потекло множество денег: и не только в Сайгон, но и в глубинку. Я видел это из окна поезда и заметил в Нячанге.
   Неподалеку от порта на сочно-зеленых холмах прямо над водой стояло несколько красивых старинных домов.
   – Смотрите-ка, – показал я Сьюзан.
   Она задала вопрос водителю и перевела:
   – Это виллы Бао Дай – построены последним императором Вьетнама и названы в честь его скромной персоны. Служили ему летней резиденцией. Затем использовались южновьетнамскими президентами Дьемом и Тьеу. Таксист говорит, что там можно снять комнату. Но поскольку на этих виллах часто отдыхают партийные боссы, иностранцев не всегда пускают.
   – Партия так партия – могу сыграть партийку и с боссами.
   – Вижу, вас сегодня мучает рана в голове.
   Мы ехали к южной оконечности бухты, где виднелся большой приземистый холм. У его подножия приютилась живописная деревня, а по другую сторону шоссе в Южно-Китайское море выдавался причал, у которого пришвартовались лодки.
   У входа на причал я расплатился с водителем, и мы вылезли из машины. Судя по всему, большинство суденышек служили для развлечений, если не относиться к развлечениям слишком придирчиво. Но были и рыбацкие посудины – темно-синего цвета, с красными полосами. Я заметил, что в Нячанге все рыболовные лодки имели одинаковую цветовую гамму – то ли традиция, то ли не было другой краски.
   На причале к нам бросились человек двадцать – все предлагали свои услуги и готовы были отвезти куда угодно. А как насчет реки Потомак?
   Но Сьюзан был нужен один, определенный моряк.
   – Капитан By! – окликнула она.
   Поразительно, но на этом причале все оказались капитанами By. Наконец нам удалось найти нужного, и он проводил нас к своей лодке – не увеселительной, а настоящей рыбацкой, сине-красному катеру.