Мы посмотрели друг другу в глаза.
   – А "Бэнк оф Америка" знает об этом?
   – Он не работает в банке. Ты прилетел в выходные и не имел возможности разобраться. Но я же приводила тебя в свой кабинет.
   – Приводила. Так вы с ним связаны?
   – Вот это правда. То есть было правдой.
   – Ты довольна?
   – Нет, если ты на меня сердишься.
   – Почему я должен на тебя сердиться?
   – Потому что я тебе кое-что наврала.
   – А сейчас?
   – Сказала все, что знаю. Теперь меня выгонят.
   – Для тебя это только к лучшему. Скажи, для чего меня сюда прислали?
   – Без понятия.
   – А Билл знает?
   – Что-то должен знать.
   – Но с тобой не поделился?
   – Нет.
   – А зачем тебе потребовалось встречаться со мной в Ханое?
   – Я не вполне уверена. Мне сказали, что в Ханое тебе может понадобиться с кем-нибудь поговорить, но только не из посольских. Сказали, что, вернувшись с задания, ты... можешь мучиться от того, что узнал. Я должна была сообщать в посольство о твоих настроениях и мыслях, – добавила она.
   – И ты пропустила мимо ушей фразочку о моих возможных мучениях?
   – Решила: чем меньше я знаю, тем будет лучше.
   – Откуда ты взяла пистолет?
   – Из сейфа компании. Это правда.
   – Ты хоть понимаешь, что половина из того, что ты говорила мне на прошлой неделе, – ложь, полуложь и лажа?
   Сьюзан кивнула.
   – Так почему я должен верить тому, что ты говоришь сейчас?
   – Я больше не стану тебе врать.
   – Поверь, мне это все равно.
   – Не говори так. Я просто выполняла свою работу. А потом влюбилась в тебя. Такое случается сплошь и рядом.
   – В самом деле?
   – Я имела в виду не со мной, а с другими людьми. Я ненавидела себя за то, что тебе лгала. Но ты ведь обо всем догадался. Ты такой умный.
   – Не подлизывайся.
   – Ты на меня сердишься?
   – Ты еще спрашиваешь.
   – Ты меня любишь?
   – Нет.
   – Пол, посмотри на меня.
   Я поднял на нее глаза. Она улыбнулась, но как-то очень грустно.
   – Будет очень несправедливо, если между нами встанет вашингтонский бог. Если мы расстанемся, то оба превратимся в камень.
   Сьюзан упомянула Вашингтон – она хотела сказать, что нами обоими манипулировали и нам обоим говорили неправду.
   – Конечно, я тебя люблю, – успокоил я ее.
   Она улыбнулась.
   – Скажи, какой оргазм ты подделала? – спросил я.
   – Догадайся сам. Обещаю, больше этого не повторится.
   Мы заказали еще по одной и молча сидели и думали о том, что друг другу сказали.
   – Ты сегодня не получал никаких сообщений? – спросила меня через некоторое время Сьюзан.
   – Нет.
   – Почему они хотят, чтобы ты меня бросил?
   – Не знаю. А ты как думаешь?
   – Наверное, им не нравится то, что происходит между нами. Не хотят, чтобы мы обменивались информацией. Я продолжаю на них работать, но они мне больше не доверяют. И ты тоже.
   Я сделал вид, что не слышал последней фразы.
   – Не исключено, – предположил я, – что на личностном уровне твой приятель Билл подталкивает Вашингтон, чтобы Вашингтон заставил меня бросить тебя.
   – Я в этом уверена. Он возымел на тебя огромнейший зуб.
   – Должен быть благодарен, что я избавил его от такой головной боли.
   – Как невежливо.
   Я не ответил.
   – А ты получала сообщения?
   – Да. Они, естественно, знают, что я здесь. Билл приказывает мне вернуться в Сайгон. Деловой слог – пишет, что меня накажут и выгонят, если в понедельник я не объявлюсь на работе. В аэропорту Фубай меня ждет билет до Сайгона.
   – Ты должна слушаться.
   – Должна. Но не буду. Хочу поехать с тобой в Куангчи.
   – Великолепно. Я заказал внедорожник с шофером на восемь часов. Поедем в долину Ашау, Кесанг и Куангчи. Попросил, чтобы прислали мистера Кама.
   – Кам давно дома, – рассмеялась Сьюзан. – Молится перед домашним алтарем, чтобы Бог стер нас из его памяти.
   – Надеюсь.
   – Пол!
   – Да?
   – Могу я дать тебе совет?
   – Бесплатно?
   – Абсолютно. И от чистого сердца. Не езди куда тебя посылают. Возвращайся со мной в Сайгон.
   – Почему?
   – Потому что это опасно. Ты сам знаешь. Я не должна это говорить. Говорю от себя лично.
   – Спасибо, – кивнул я. – Но может быть, тебе сообщали, что я очень упрямый и не поддаюсь никаким убеждениям?
   – Ничего об этом не слышала. Но уверена: ты считаешь свое задание проверкой личного мужества. А может быть, у тебя имеются и иные причины идти до конца. Но пойми, речь не идет о долге, чести или стране, если когда-нибудь так вопрос и стоял. Ты доказал мне свое мужество. Я напишу подробный отчет о том, что произошло на шоссе номер один, и обо всем остальном. Ты должен прервать миссию. Давай завтра съездим в Куангчи, в Кесанг и долину Ашау. А затем вернемся в Сайгон, огребем по полной и... ты улетишь домой.
   – А ты?
   Сьюзан пожала плечами.
   Я раздумывал над этим заманчивым предложением не более доли секунды и ответил:
   – Я доделаю работу. И больше об этом ни слова.
   – Можно мне с тобой?
   Я посмотрел на нее.
   – Если ты считаешь, что мы попали в переплет на шоссе номер один, представляешь, что будет там?
   – Мне все равно. Надеюсь, ты уже понял, что я не из трусих.
   Я промолчал.
   – Со мной твои шансы на успех повышаются па пятьсот процентов, – заявила она.
   – А есть возможность удвоить мой капитал?
   – Безусловно. Нет ни одного аргумента против того, чтобы я поехала с тобой.
   – Это шутка? Я ценю, что ты ради моего общества готова рисковать свободой и, не исключено, головой, но...
   – Я не желаю всю следующую неделю трястись от страха за тебя.
   – Сьюзан, я не хочу показаться шовинистом, но есть случаи, когда мужчина...
   – Прекрати нести чепуху.
   – Ну хорошо. А как насчет этого: я помню фотографии в твоем кабинете и иногда представляю тебя маленькой дочуркой мистера и миссис Уэбер. Так и вижу тебя в кругу родных, хотя и не знаком с ними. Что я им скажу и что скажу себе самому, если из-за меня с тобой что-нибудь приключится?
   – Очень добрые мысли. Трогательно с твоей стороны. Но видишь ли, если чему-то суждено случиться, это произойдет с нами обоими. У нас будут соседние камеры, соседние койки в больнице или одинаковые, пригодные для воздушной транспортировки гробы. Тебе никому ничего не придется объяснять – и моим родителям тоже.
   Я посмотрел на часы.
   – Есть хочется.
   – Не получишь обеда, пока не ответишь "да".
   Я поднялся.
   – Пошли.
   Сьюзан тоже встала.
   – Ладно, обедай. Я ведь знала, что тебя надо просить в постели. В постели я от тебя добьюсь чего угодно.
   Мы вышли на улицу. Накрапывал дождь. Мы взяли такси и поехали за реку в Цитадель, где Сьюзан заказала обед.
   Ресторан представлял собой шестнадцатистенный павильон, построенный на сваях посреди пруда с лотосами.
   Мы сели у перил, смотрели, как дождь взбивал воду, и слушали крики лягушек-волов. Приятное место с замечательной атмосферой. Цветные фонарики, свечи на столах. Очень романтично. Мы больше не говорили о делах. Ели, вспоминали дом, друзей и родных, но планов не строили.
   Там, в коктейль-ресторане, я что-то сказал о любви. И теперь пытался вспомнить, что именно. А может, и не сказал, только согласился.
   Сьюзан смотрела на дождь и на пруд, а я разглядывал ее профиль.
   Мне надо было на нее злиться, но я не мог. Не следовало верить ни одному ее слову, а я верил. Физически она была безупречна, а интеллектуально – достойный противник. Если бы я готовил на нее характеристику как на офицера, то написал бы: смела, умна, находчива, решительна и преданна. Преданность поделенная, но тем не менее преданность.
   Но любил ли я ее?
   Мне казалось, что любил. Но то, что произошло здесь, могло не произойти в другой обстановке. И не исключено, что нашу любовь нельзя перенести в другую обстановку. И к тому же существовала Синтия.
   Сьюзан повернулась и, заметив, что я на нее смотрю, улыбнулась:
   – О чем ты думаешь?
   – О тебе.
   – А я о тебе. Пытаюсь придумать счастливый конец.
   Я промолчал.
   – А ты можешь представить себе счастливый конец?
   – Будем над этим работать.
   Мы взглянули друг другу в глаза и, наверное, одновременно подумали, что шансов на счастливый конец у нас маловато.

Глава 30

   Утром в понедельник мы со Сьюзан сидели а вестибюле гостиницы и ждали, когда подъедет машина с шофером. Мы были в джинсах, рубашках с длинными рукавами и кроссовках. Сьюзан захватила с собой сумку и набила всякой всячиной в дорогу.
   В вестибюле толпилось множество туристов: кто ждал автобус, кто машину, кто своего гида. Хюэ оказался туристической Меккой, притягательным городком между Ханоем и Сайгоном и, как выяснилось, удачным местом встречи с моим связным.
   – Как ты собираешься завтра добираться до пункта своего назначения? – спросила Сьюзан.
   – Поговорим об этом позднее, – ответил я.
   – Это означает, что ты не отказываешься от моей помощи?
   – Не исключено.
   – Тогда вот тебе первый совет: не нанимай машину с шофером из "Видотура". С тем же успехом можно взять себе в водители самого полковника Манга.
   – Спасибо. Я это уже усвоил.
   Мы вышли из гостиницы. День снова выдался сумрачным – прохладным и сырым, но без дождя.
   – Ты меня вывернул вчера наизнанку, – заметила Сьюзан.
   – Очень захотелось.
   – Да я не об этом. А о нашем разговоре в коктейль-ресторане.
   – С этим я немножко опоздал.
   По подъездной дорожке к гостинице подрулил открытый белый "РАВ-4". Шофер подошел к швейцару, и тот указал ему на нас. Когда он приблизился, Сьюзан заговорила с ним по-вьетнамски. Некоторое время они обсуждали цену – любимая тема Сьюзан в разговорах с вьетнамцами.
   Водителю было лет сорок. Я поймал себя на том, что постоянно прикидываю возраст здешних жителей и подсчитываю, участвовали ли они в войне. Когда закончилась война, шоферу было лет пятнадцать. Так что он мог носить оружие в одном из местных отрядов самообороны Южного Вьетнама, где состояли в основном подростки и старики, или драться за вьетконговнев, в рядах которых было много ребят и девчонок его возраста.
   Сьюзан познакомила нас. Шофера звали мистер Лок. Он не проявил особого дружелюбия и не протянул мне руки. Я уже заметил, что вьетнамцы, общаясь с иностранцами, либо старались ловчить, либо вели себя изысканно-вежливо. Человек с Запада означал для них деньги, но среднестатистический Нгусн оставался вежливым, пока его не выводили из себя. Мистер Лок был не похож на водителя наемной машины – он больше напоминал типов с непроницаемыми лицами из министерства общественной безопасности в Сайгоне. И играл роль шофера не лучше, чем полковник Манг – копа иммиграционной службы.
   – Мистер Лок хочет знать, куда мы направляемся, чтобы сообщить в свою компанию, – перевела мне Сьюзан.
   Я обратился прямо к Локу:
   – Ашау, Кесанг, Куангчи.
   Он едва кивнул и пошел в гостиницу.
   – Я заказал машину через гостиницу, – сказал я Сьюзан. – А гостиница рекомендует услуги "Видотура". Попроси этого шута показать удостоверение.
   Сьюзан понимающе хмыкнула и, когда водитель появился, задала вопрос. Но шофер только покачал головой.
   – Говорит, что забыл удостоверение дома, – сообщила мне она. – Врет. Вьетнамцы, у которых есть удостоверения, так ими гордятся, что скорее забудут сигареты.
   – О'кей. Значит, мы под колпаком. Спроси, есть у него дорожная карта?
   Не говоря ни слова, шофер достал из чехла на переднем сиденье карту и подал мне. Я развернул ее на капоте. И, поскольку Лок не отходил ни на шаг, сказал:
   – Долина Ашау лежит к западу от Хюэ. Дорога доходит только до середины. Здесь, почти у самой лаосской границы, расположено местечко Алуой. В шестьдесят восьмом я здесь участвовал в вертолетной атаке. Дальше пунктирная линия – это часть тропы Хо Ши Мина. Спроси мистера Лока, можно здесь проехать в Кесанг?
   Сьюзан спросила, хотя Лок скорее всего и без того понял мой вопрос.
   – Дорога по большей части очень грязная. Но если дождя не будет, проехать можно.
   – Отлично. Узнай у него, может ли он говорить по-английски, и попроси перестать притворяться.
   – Мне кажется, ответ будет негативным.
   – Ладно. После долины Ашау мы повернем на семьдесят километров к северу от Кесанга. Там в начале апреля шестьдесят восьмого я тоже атаковал с вертолета. После высадки мы направились на восток, обратно к побережью, по шоссе номер девять и прибыли в Куангчи, где располагался мой прежний базовый лагерь, в котором я находился в январе и феврале во время новогоднего наступления. Таким образом, мы путешествуем во времени в обратном хронологическом направлении. И поступаем так, потому что я не хочу оказаться в долине Ашау затемно.
   Сьюзан кивнула.
   – Это примерно двести километров. Нам останется повернуть на юг, проехать еще примерно восемьдесят – и мы опять в Ашау. – Я свернул карту и бросил на переднее сиденье.
   Сьюзан закурила и посмотрела на меня.
   – Ты мог себе представить, что когда-нибудь приедешь вот так?
   Я отошел от машины, подальше от мистера Лока.
   – Сначала, конечно, нет. В семьдесят втором, когда я второй раз покидал страну, война еще не кончилась. Потом коммунисты затянули гайки и американцев сюда не звали. Но в конце восьмидесятых положение стало меняться: пошли послабления, я старел и начал подумывать наведаться во Вьетнам. Ветераны ездили сюда, и почти никто не пожалел.
   – Ну вот ты и здесь.
   – Но не по своей воле.
   – Как и в первые два раза.
   – Если честно, во второй раз я поехал добровольно.
   – Зачем?
   – Многое совпало: продвижение по службе – к тому времени я стал военным полицейским, а не пехотинцем с передовой; возникли кое-какие проблемы дома, и жена написала от моего имени в Пентагон, что мне не терпится во Вьетнам.
   – Шутишь? – рассмеялась Сьюзан и посерьезнела. – Так ты сбежал во Вьетнам от брака?
   – Точно, – отозвался я. – Трусливо улизнул. – Помолчал и добавил: – Дело было еще в моем брате Бенни. Власти проводили негласную политику: один мужчина из семьи в зоне боевых действий. К счастью, война заканчивалась и до него очередь не дошла – он попал в Германию. Но я не хочу об этом говорить – не желаю показаться благороднее, чем есть на самом деле.
   Сьюзан положила мне руку на плечо.
   – Это очень мужественно и очень благородно.
   Я не обратил внимания на ее слова.
   – Паршивец слал мне фото, где он сидел в пивных залах с юными фрейлейн на коленях. А мать, которая никогда не отличалась сообразительностью, твердила, что его послали в Германию, потому что он целый год занимался немецким в школе. А Пол учил французский и поэтому попал во Вьетнам. Ей кто-то сказал, что здесь говорят по-французски, и она искренне считала, что Вьетнам где-то недалеко от Парижа.
   Сьюзан рассмеялась.
   – Ну что, готов? Покатили?
   – Покатили.
   Она потушила сигарету, и мы забрались на заднее сиденье машины.
   – Твои родители живы? – спросила она.
   – Живы.
   – Я хотела бы с ними познакомиться.
   – Я дам тебе их адрес.
   – А Бенни?
   – По-прежнему ведет сладкую жизнь. У меня есть еще один брат, Дэйви. Он все еще в Южном Бостоне.
   – Я хотела бы познакомиться с ними со всеми.
   Я попытался представить, как Уэберы из Ленокса сходятся за пивом с Бреннерами из Южного Бостона, но у меня не получилось вразумительной картины.
   Мистер Лок сел за руль, и мы тронулись в путь.
   Машина ехала по тенистой дороге вдоль реки, мимо гостиниц и ресторанов, мимо Cercle Sportif и Музея Хо Ши Мина. И через несколько минут выбралась из маленького городка и покатила на юг по слегка всхолмленной местности.
   Там и тут попадались захоронения императоров – обнесенные стенами строения, вокруг которых были разбиты небольшие парки. Сьюзан делала снимки из окна.
   Большинство туристов едут именно сюда – поглазеть на императорские могилы. Но у меня была иная цель.
   – Тебе не следовало связываться со мной, – повернулся я к Сьюзан. – Здесь есть куда более интересные места, чем поля боев.
   – Все достопримечательности я облазила в прошлый раз. И теперь хочу посмотреть то, что видел ты.
   Сам я отнюдь не был уверен, что мне хотелось осматривать то, что я видел.
   Дорога миновала некрополь и повернула на запад. Шла новогодняя неделя, и движение было небольшим. В деревнях играли дети, целые семьи сидели на улице под деревьями, ели и мирно разговаривали.
   Я взял карту с сиденья – атлас автомобильных дорог не очень хорошего качества. Те карты, которыми мне приходилось пользоваться раньше, были куда детальнее. Военные карты частично позаимствовали у французов и, чтобы они противостояли климату, запечатали в пластик. Наши базы, лагеря и аэродромы мы наносили гримерным карандашом, а военная разведка обеспечивала сведениями о дислокации противника. Не знаю, откуда они брали данные, но столкновения всегда происходили там, где ни вьетконговцев, ни северовьетнамской армии, судя по их данным, не было.
   Я посмотрел вперед – мы приближались к реке Перфум. На карте не значилось никаких мостов. И в жизни приятного чуда тоже не произошло.
   Лок завел машину на паром, который вмещал два автомобиля.
   Паромщик что-то сказал Сьюзан.
   – Придется платить за две машины, – перевела она, – иначе проторчим здесь до вечера. Два доллара.
   Я отдал паромщику два доллара. Мы вышли из машины на палубу, и Сьюзан снимала виды реки.
   – Узнай у мистера Лока, – попросил я ее, – можно его сфотографировать?
   Шофер ответил, что он не хочет. Я посмотрел на противоположный берег.
   – Американские инженерные части наводили через реки понтонные мосты. Но красные не выносили их вида. Они начиняли взрывчаткой бамбуковые плоты. Потом, когда по понтону проходила колонна, какой-нибудь косоглазый греб к мосту и при этом прикидывался, что он Том Сойер и Гек Финн. Но в последний момент заводил таймер, прыгал в реку и брел под водой с тростниковой трубочкой в зубах. Однако, как правило, мы издалека засекали плотоводца и успевали взорвать его вместе с кораблем до того, как он добирался до моста.
   Сьюзан промолчала.
   – Поэтому мы все любили понтонные дежурства. Это была самая интересная игра, в которую нам приходилось играть. – Я посмотрел на Сьюзан. Она усиленно обдумывала услышанное. – Тебе бы понравилось.
   – Пол, – начала она, – а теперь, когда ты вырос и повзрослел, тебе не кажется, что это выходило за рамки... нормального человеческого поведения?
   – Тогда казалось нормальным. Все, что мы делали, говорили и думали, соответствовало ситуации. А то, что ты называешь нормальным человеческим поведением, тогда казалось абсурдным. Сидеть целый день на мосту и стараться ухлопать комми гораздо лучше, чем нести дежурство в джунглях. Это естественно. Ты не согласна?
   – Думаю, что я способна это понять.
   – Хотя, оглядываясь назад, готов согласиться, что это было немного странно, – признался я.
   Мы причалили к противоположному берегу и снова забрались в машину. Лок сел за руль, и мы продолжили путь на запад – к холмам и маячившим вдалеке горам.
   Скорость не превышала пятидесяти километров в час. Такими темпами мы доберемся до долины Ашау только через час, и то если дорога не станет хуже.
   Даже здесь, на всхолмленной местности, вьетнамцы умудрялись выращивать рис, перегородив поля дамбами и построив водяные колеса. Казалось, что провинция процветала. Во всяком случае, жила лучше, чем я помнил.
   Нам попался городок Бинхбьен – последний населенный пункт на дороге. Дальше простиралось то, что в былые времена мы называли индейской территорией. Шоссе пошло на подъем, и вскоре мы оказались среди покрытых красными суглинками и низкорослыми кустарниками холмов.
   – Нам приходилось окапываться каждый вечер, – сказал я. – Мы выбирали самый крутой склон с наилучшим сектором обстрела. Маленькой саперной лопаткой этот суглинок приходилось скоблить часами. Получалась мелкая лунка для спанья. Но если ночью на нас нападали, она служила огневой точкой. Ямка напоминала неглубокую могилу. И иногда превращалась в настоящую могилу. Мы ставили по периметру лагеря осветительные патроны и кинжальные мины. Эти мины подрывались ручным электрогенератором, который был связан проводом с детонатором, и, как гигантское ружье, выстреливали на сотни футов вперед сотни шариков. Эффективное оборонительное оружие – если бы не оно, многие из нас не смогли бы заснуть весь свой год во Вьетнаме.
   Сьюзан кивнула.
   Дорога стала петлять между склонами, и растительность поредела. Шоссе пересекал горный ручеек, и я легко себе представил, что в сезон дождей он разливался так, что делал этот путь непроходимым.
   – Это единственная дорога в долину Ашау, – сказал я Сьюзан. – Но американцы никогда по ней не ездили – опасались засад. Мы летали на вертолетах и перебрасывали все, что надо, по воздуху.
   Даже терновник почти исчез – мы забирались все выше. Похолодало, на склоны наползали облака, с земли поднимался туман. Мистер Лок оказался хорошим водителем и неплохо справлялся со своим делом. Вот уже двадцать километров мы не встречали ни машины, ни человека.
   – Никогда так далеко не забиралась в глубинку, – призналась Сьюзан. – Надо сказать, здесь довольно жутко.
   – Как на другой планете. Совершенно не похоже на прибрежные районы. Здесь обитают горцы.
   – Кто они такие?
   – Различные племена, но вслед за французами мы их всех называем Montagnards.
   – Теперь надо говорить "этнические меньшинства" или "туземцы". Так политкорректно.
   – Они горцы. Это значит – обитатели гор. Им традиционно нравятся американцы, и они ненавидят этнических вьетов – любых: и северных и южных. Мы вооружали их до зубов, но вся штука состояла в том, чтобы заставить их убивать только северян и вьетконговцев, а не наших союзников из южновьетнамской армии. Мне кажется, их девиз был: "Хороший вьетнамец – мертвый вьетнамец". Ты когда-нибудь слышала о FULRO?
   Шофер обернулся, и мы встретились с ним глазами. Теперь этот идиот напишет в отчете, что я приехал возглавить подрывную деятельность горских племен.
   – Видела фотографии в музее... – начала Сьюзан.
   – И я тоже.
   Она задумалась.
   – Сколько здесь живу, ни разу не видела горца.
   – Даже в "Ку-баре"?
   Она проигнорировала мой сарказм.
   – Они... они ведут себя дружелюбно?
   – Раньше вели. Надо сказать, если с ними общается не вьетнамец, они довольно приятные люди. Не лучше ли тебе причесаться как-нибудь иначе?
   Я заметил, что мистер Лок смотрит на нас в зеркальце заднего вида. Он явно понимал, о чем мы болтали. И ему не понравился разговор о FULRO, горцах и их ненависти к вьетнамцам.
   Мы достигли пика перевала и начали спуск. Дорога оставалась такой же узкой и, петляя, временами исчезала в тумане и дымке. И мы не видели раскинувшуюся впереди долину Ашау.
   – Смотри, Пол. – Сьюзан показала на приютившуюся на обрыве построенную на сваях бревенчатую хижину под соломенной крышей. – Это дом горца?
   – Похоже.
   Когда мы приблизились метров на сто к этому вигваму, из него вышла троица – мужчины с длинными волосами и в накидках, которые были больше похожи на цветные одеяла. У двоих в руках были "АК-47", а у третьего – американская "М-16". Мое сердце екнуло, и судя по всему, сердце мистера Лока тоже, потому что он резко ударил по тормозам.
   Шофер смотрел на вооруженных людей в пятидесяти метрах от нас и что-то говорил Сьюзан.
   – Он считает, что это бако или бахи, – перевела она. – Им не разрешено носить оружие. Но они охотятся с автоматами, и правительство ничего не может с этим поделать.
   Это была хорошая новость. Мне понравилась мысль, что этих вооруженных людей не способно контролировать правительство. Только бы они не забыли, что им симпатичны американцы.
   Горцы смотрели на нас сверху вниз, но не двигались. И я решил показать им, что только шофер вьетнамец. Я встал на сиденье, помахал рукой и крикнул:
   – Привет! Я вернулся!
   Горцы переглянулись и посмотрели на меня.
   – Я из Вашингтона! – продолжал я. – Приехал вам помочь!
   – Хочешь, чтобы нас перестреляли? – испугалась Сьюзан.
   – Они нас любят.
   Горцы взмахнули оружием. Я повернулся к водителю и сказал по-английски:
   – Все хорошо. Они разрешают нам ехать. – И опустился на сиденье.
   Лок включил передачу.
   – Бесподобно, – прошептала Сьюзан. – Надо было их снять.
   – Если бы ты попыталась их сфотографировать, они бы оторвали тебе голову и запихнули в объектив, – ответил я.
   – Не идиотничай.
   – А хочешь, я тебе расскажу, что они делали с северовьетнамскими солдатами? Сдирали с живых кожу. Резали на куски острыми как бритвы ножами и скармливали своим собакам. Каждый раз, когда горцы ловили пленного, их собаки бесились от предвкушения угощения. Большинство солдат предпочитали наложить на себя руки, чем попасться горцам.
   – Господи...
   – Я никогда не видел самого действия, но видел последствия. И ничего – не свихнулся.
   Сьюзан промолчала.
   А мистер Лок обернулся, и в его взгляде не было ничего доброго.
   – Веди, веди, – сказал я ему по-английски.
   Дорога сделалась шире и более пологой. Туман поднялся, и перед нами открылась долина Ашау. Там и сям на земле белели клочья дымки, сверху напоминавшие островки снега.