Я заставил Кама заплатить за бензин. Вынул из сумки карту Нячанга и свой путеводитель. Затем мы все снова сели в машину, но я на этот раз – на переднее сиденье.
   Мы ехали на север, и карта мне подсказывала, что направление верное – в сторону моста Хамбонг. Этот мост соединял несколько островков, которые располагались в устье реки Нячанг. Солнце клонилось к холмам на западе, и море из синего стало золотистым. Через полчаса должно было стемнеть.
   Дорога шла на север и оставалась вполне приличной. Я посмотрел направо и узнал местность.
   – Это здесь великан надрался, упал и оставил на скале отпечаток ладони.
   – Рада, что обратил внимание, – отозвалась Сьюзан. – А вон там, на следующей горе, превратилась в камень его возлюбленная. Грустно. Я хочу сказать, грустно уезжать из Нячанга. Я здесь провела лучшую неделю с тех пор, как приехала во Вьетнам.
   Я оглянулся, и мы встретились с ней глазами.
   – Спасибо за мою побывку.
   Через пятнадцать минут мы доехали до перекрестка и свернули на шоссе № 1, которое через шестьсот километров прямиком приводило в Хюэ. Так называемая магистраль имела по одному ряду в каждую сторону, но время от времени для обгонов расширялась до трех. Машин было мало, но зато полно запряженных быками повозок и велосипедистов. Мистер Кам вел "ниссан" не хуже остальных на этой дороге, но на приз за безопасную езду явно не тянул.
   Шоссе бежало вдоль побережья, и впереди показалась еще одна выступающая в море каменная гряда. Слева тянулись деревни и рисовые поля. А за ними горы, за которые успело закатиться солнце. Приближалось время суток, которое мы в армии называли ОМС – остаточные морские сумерки. Света хватало на то, чтобы окопаться на ночь.
   Впервые с 72-го года я оказался во Вьетнаме затемно за городом, и должен сказать, это мне совсем не понравилось. Ночь принадлежала красным и их сыночку, мистеру Каму.
   Но зато этот самый Кам знать не знал, что в сумке у Сьюзан лежал старый, но, как я надеялся, смазанный "кольт" сорок пятого калибра, который можно было приставить к его башке.
   С тех пор как село солнце, я больше не злился на Сьюзан за то, что она связалась с оружием. Напротив, рассчитывал, что оно в порядке и заряжено. Сам я умел разбирать и собирать этот пистолет меньше чем за пятнадцать секунд. И еще успеть вставить обойму, дослать патрон в патронник и снять "кольт" с предохранителя. Но мне не хотелось заниматься побитием своего рекорда.
   Совершенно стемнело. Движение на дороге стихло. Встречались только грузовики – ехали с зажженными фарами, впустую жгли бензин. Мы миновали маленький городок – судя по карте, Нинхоа. Море справа скрыла горная гряда, а впереди разворачивалась лента пустой дороги. Мелькнули огоньки в окнах крестьянских хижин. С полей уводили буйволов. Время ужина. И, наверное, время засад.
   – Хочу писать, – сказал я по-английски мистеру Каму. – Отлить. Сделать нуок.
   – Нуок? – Он посмотрел на меня.
   Сьюзан перевела, и шофер свернул на обочину.
   Я потянулся, выключил зажигание, вынул ключи, вышел из машины и закрыл свою дверцу. Обошел автомобиль, снял с антенны оранжевую ленту, открыл водительскую дверь и слегка подтолкнул Кама.
   – Подвинься.
   Он явно не обрадовался, но перелез на правое сиденье. Видимо, хотел драпануть, но не успел – я взял с места и, быстро переключая передачи, понесся по шоссе № 1 со скоростью сто километров в час. "Ниссан" бежал хорошо. Но с двумя белыми, одним вьетнамцем и запасом бензина ему немного не хватало мощности.
   Мистер Кам явно был лишним, но я не хотел, чтобы он рванул в полицейский участок. И поэтому решил его похитить.
   – Скажи ему, что он выглядит усталым, – попросил я Сьюзан. – Пусть отдохнет, поспит, а пока поведу я.
   Выглядел он как угодно, только не устало. Нервничал, что-то говорил Сьюзан.
   – Считает, что у тебя будут большие неприятности, если полиция застукает тебя за рулем, – перевела она.
   – И у него тоже, – хмыкнул я.
   "Ниссан" разогнался до ста двадцати километров в час. Пустая дорога позволяла. Но колесо то и дело попадало в рытвины, и я почти терял управление. Пружины и амортизаторы были не в лучшем состоянии. А о проколах я старался не думать – полагался на запаску. А вот на что совсем не полагался, так это на свое членство в ААА[58].
   Через десять минут в зеркале заднего вида появились фары машины. Нас догонял маленький открытый джип.
   – У нас компания, – сообщил я.
   Сьюзан обернулась и посмотрела в заднее окно.
   – Не исключено, что полиция. Там два человека.
   Я еще сильнее притопил педаль газа. Дорога шла меж рисовых полей – прямая как стрела, никаких поворотов. И я гнал по самой середине, надеясь, что вдали от обочин покрытие лучше. Автомобиль сзади не отставал, но и не догонял.
   Мистер Кам посмотрел в боковое зеркало, но ничего не сказал.
   – У здешней полиции есть радио? – спросил я у Сьюзан.
   – Иногда бывает, – ответила она.
   Кам ей что-то сказал, и она перевела:
   – Он считает, что за нами гонится полицейская машина и предлагает остановиться.
   – Если это полицейская машина, почему у нее нет маячков и сирены? – буркнул я.
   – Здесь у полиции нет ни маячков, ни сирены, – объяснила Сьюзан.
   – Знаю. Пошутил.
   – Не смешно. Мы можем от них оторваться?
   – Пытаюсь.
   Я выжал из "ниссана" максимум – сто шестьдесят километров в час, – хотя и понимал, что, если попаду в большую яму, разорвет покрышку или машина потеряет управление. А может быть, и то и другое. С полицейскими могло случиться то же самое, но они на удивление увлеклись погоней, и я догадался, что на уме у них что-то иное, а не только двухдолларовая штрафная квитанция. А если нас подставил Пройдоха, копы уже вычислили, что за рулем не мистер Кам.
   "Ниссан" держал скорость, но это было нечто вроде игры в кости – кто первый нарвется на приличную рытвину.
   Впереди шел тяжелый грузовик; я приближался к нему так, будто он стоял на месте. Вильнул на встречную полосу и увидел, что по ней приближался другой грузовик. Обогнал и в последнюю секунду перед столкновением ушел в свой ряд. Минутой позже фары джипа опять появились за спиной. Он немного подотстал.
   Кам нервничал все сильнее, и Сьюзан повторяла ему "им ланг", что, как я помнил, значило то ли "успокойся", то ли "заткнись".
   Машина позади неслась в сотне метров – кажется, чуть приблизилась с тех пор, как я смотрел в зеркало в прошлый раз.
   – Чем вооружены полицейские? – спросил я Сьюзан. – Винтовками или только пистолетами?
   – И тем и другим.
   – Они стреляют по удирающим машинам?
   – Надо думать.
   – Давай лучше думать, что они хотят ограбить, а не сжечь со всем содержимым почтовую карету.
   – Логично.
   – Поэтому приготовься выкинуть то, что лежит у тебя в сумке. Мы ведь не хотим предстать перед расстрельным взводом.
   – Я держу это в руке. Скажи когда.
   – Можно сейчас. А то еще улетим, и они найдут его при нас.
   Она не ответила.
   – Сьюзан?
   – Давай подождем.
   – Хорошо, давай подождем.
   Я старался представить карту, и, если правильно помнил, через несколько минут впереди нас ожидал очередной маленький городок. Если в этом районе есть другие полицейские, то они должны быть именно там.
   Кам притих – так ведут себя люди, которые смирились со своей судьбой. Но мне показалось, что он шевелил губами – молился. Я не думал, что на такой скорости он способен совершить глупость: схватиться за руль или попытаться выпрыгнуть из машины. Но тем не менее попросил Сьюзан:
   – Скажи ему, как только нам встретится город, я его выпущу.
   Сьюзан перевела, и он как будто поверил. Не знаю почему, но поверил.
   А я то и дело попадал в ямы, и нас нещадно трясло.
   Впереди в свете фар показалась маленькая машина. Она стояла посреди шоссе, а рядом женщина махала руками – просила помощи. Ловушка, решил я. Именно здесь копы предполагают облегчить наши карманы. Но они меня еще не поймали. И за рулем не мистер Кам, а я.
   – Я остановить. Требуется помощь. Я остановить! – закричал он заученной английской фразой.
   – Это не ты, а я веду машину, – ответил я. – И я не остановлюсь.
   Чтобы лучше оценить расстояние до левого кювета и надежнее объехать неисправную машину, я выехал на левую сторону и пролетел мимо женщины. При этом я все время старался смотреть не только вперед, но и назад. И заметил, как фары вильнули в сторону – джип чуть не слетел с дороги, но выровнялся и снова погнался за нами.
   Сьюзан все время смотрела в заднее окно.
   – Извини, – пробормотал я.
   – Не беспокойся, – ответила она. – Поезжай спокойно.
   – А тот парень – неплохой водитель.
   – Знаешь, как ослепить вьетнамского шофера? – спросила она.
   – Нет. Как?
   – Поставить перед ним ветровое стекло.
   Я улыбнулся.
   Но то, что произошло дальше, показалось мне совсем не смешным. Я услышал нечто вроде выхлопа, но через полсекунды узнал глухой лай "АК-47". Кровь похолодела в моих жилах.
   – Ты слышала? – спросил я у Сьюзан.
   – Видела дульную вспышку, – ответила она.
   Я вжал педаль газа в пол еще немного, но автомобиль и так выдавал все, на что был способен.
   – Выбрасывай пистолет! Мы останавливаемся! – крикнул я.
   – Нет! Поезжай дальше! Останавливаться поздно!
   Я летел вперед и снова услышал выстрел. Но целились ли они в нас или просто хотели привлечь внимание? В любом случае, если джип трясло так же, как и нас, попасть на таком расстоянии – теперь уже две сотни метров – было совсем не просто. Я свернул на встречную полосу, чтобы стрелку пришлось встать и вести огонь поверх ветрового стекла. Но и полицейская машина вильнула за нами. И я вернулся в свой ряд.
   Снова хлопок – на этот раз стреляли трассером: пуля прочертила зеленую дорожку выше и правее. Господи! С 72-го года не видел зеленого трассера! Сердце на мгновение замерло. Мы пользовались красными, они – зелеными. Перед моими глазами заплясали красно-зеленые искорки.
   Я взял себя в руки и из одного кошмара попал в другой – реальный.
   Кам сидел и всхлипывал – пусть себе, но что хуже – колотил кулаками по приборной панели. Потом ему придет на ум стучать по моей голове. Я узнал признаки небольшой истерики. Снял правую руку с руля и ударил его тыльной стороной ладони по щеке. Это, кажется, помогло. Кам закрыл лицо руками и расплакался.
   А меня посетила дикая мысль: что, если все это ошибка и совпадение? Полиция только хотела проверить документы, посреди дороги стояла действительно сломанная машина, а мистер Кам был кристально чист душой. Вот уж будет ему что рассказать за новогодним столом.
   Мы пролетели через оседлавшую шоссе № 1 небольшую деревеньку. Мимо ехали крестьяне на велосипедах, на дороге играли дети – новая опасность в придачу к рытвинам и палящим полицейским. Все зависело от удачи – кто из нас первый совершит роковую ошибку. Я перебросил путеводитель и карту на заднее сиденье и крикнул Сьюзан:
   – Посмотри, когда будет следующий город?
   Она щелкнула зажигалкой и ответила:
   – Тут есть какой-то населенный пункт Вангиа. Это то?
   – Да. Он скоро?
   – Не знаю. Где мы теперь?
   – Примерно в тридцати километрах от Ненхоа.
   – Значит, Вангиа совсем скоро.
   Я в самом деле увидел впереди огни.
   – По городу нельзя ехать с такой скоростью, – продолжала Сьюзан. – Там грузовики, машины, люди...
   Я и сам это понимал. Надо было срочно что-то предпринимать.
   Прямо перед нами появился грузовик. Его стоп-сигналы горели – он притормаживал перед городом. Я выскочил на встречную полосу, обогнал тяжелую машину и, вернувшись в свой ряд, ударил по тормозам и тут же обнаружил, что они не снабжены системой антиблокировки. "Ниссан" завилял, и я с трудом овладел управлением. Потом вырубил фары и ехал в пяти метрах перед грузовиком, прячась от полицейской машины.
   Где джип? Наверняка в нескольких секундах от нас. Слева сверкнули фары, и с нами поравнялся желтый внедорожник. На долю секунды я встретился глазами с человеком на пассажирском сиденье, державшим "АК-47". Он навел на меня оружие. Но в это время я повернул руль в сторону джипа. Сильно бить не пришлось: водитель внедорожника высматривал меня впереди и не ожидал ничего подобного. Желтый джип вынесло на мягкую обочину. В боковое зеркало я увидел, как он угодил в кювет и перевернулся. Раздался негромкий хруст, вспыхнуло пламя, и грянул взрыв.
   Я придавил акселератор и вернулся в свой ряд. А грузовик остановился у разбитой машины. Я снова включил фары и, нажав на тормоз, снизил скорость до шестидесяти километров в час – мы въезжали в Вангиа.
   В машине воцарилась такая тишина, что я слышал собственное дыхание. Мистер Кам скрючился на полу в позе зародыша. Я посмотрел в зеркало заднего вида – Сьюзан глядела прямо перед собой.
   Я держал скорость сорок километров в час и ехал по главной улице, в которую превратилось шоссе № 1. Фонарей не было, но дорогу освещали окна одноэтажных домиков. Слева промелькнул салон караоке, перед которым собралась целая толпа подростков Повсюду стояли мотоциклы и велосипеды. Люди переходили мостовую.
   – Вот видишь, – сказал я Сьюзан, – надо было обязательно снизить скорость.
   Она в изнеможении откинулась на спинку.
   Справа, у полицейского участка, припарковался желтый джип, рядом ходили несколько человек в форме. Если те, что гнались за нами, сообщили этим по радио, тут и конец нашему путешествию. Хорошо, если дело обойдется расстрельным взводом.
   Приближаясь к участку, я буквально затаил дыхание. На дороге, кроме нашей, не было ни одной машины – куда ездить в таком маленьком городишке? Вполне хватало велосипеда. Так что темно-синий "ниссан" мозолил копам глаза. Я сжался за рулем, прикидываясь, будто во мне пять футов роста, а правой рукой прикрыл лицо, словно скребся, покусанный вшами. Мистер Кам шевельнулся; я оторвал руку от лица, схватил его за волосы и пихнул вниз.
   – Им ланг! – приказал я, хотя он и не пытался ничего сказать. Но я не мог вспомнить, как по-вьетнамски "не двигаться!".
   Мы поравнялись с полицейским участком. Я скособочился и, не сводя с копов глаз, упихивал под панель Кама. Помнил, что нельзя трогать голову вьетнамца, но он так скрючился, что мне не удавалось ухватить его за яйца.
   Полицейские подняли глаза на темно-синий "ниссан", я чуть не вырвал Каму всю шевелюру и, от греха подальше, взял его за шею.
   Полицейский участок остался позади. Теперь я смотрел в правое боковое зеркало: копы пялились на машину, но на меня не смотрели. Я ехал по главной улице на первой передаче. И в этот момент предо мной возник подросток на велосипеде. На секунду мы встретились с ним глазами.
   – Льен хо! Льен хо! – закричал он, что, как я недавно выяснил, означало "советский" или вообще иностранец, то есть я.
   Время рвать когти. Я увеличил скорость, и вскоре мы оставили городок позади и опять оказались на темном шоссе. Я быстро переключал передачи, и через несколько минут "ниссан" летел со скоростью сто километров в час. Я не сводил глаз с зеркала заднего вида: сообщил паренек полицейским про "льен хо" или нет? Но фар позади не видел.
   Впервые за десять минут я как следует вздохнул и спросил Сьюзан:
   – Как насчет того, чтобы немного нуок?
   Она уже открыла бутылку с водой и передала мне. Я глотнул и, постучав Кама по голове, предложил ему. Мне показалось, что вьетнамец совершенно обезводился. Но Кам пить не пожелал, я отдал бутылку обратно Сьюзан, и та надолго припала к горлышку. А когда перевела дыхание, сказала:
   – Я все еще дрожу, и мне надо выйти.
   Я свернул на обочину, и мы все трое заслуженно отлили. Мистер Кам попытался было бежать, но не очень решительно, и я быстро запихнул его в машину.
   Потом проверил покрышки и осмотрел машину: нет ли дырок от пуль. Дырок не было: стреляли то ли не в нас, то ли из-за тряски не могли как следует прицелиться. Впрочем, это было не важно.
   Водительская дверь получила царапины, переднее крыло оказалось помятым, но по большому счету я всего лишь "поцеловал" джип. Мы снова тронулись. Я набрал сотню и держал эту скорость.
   – Мне очень жаль, – повернулся я к Сьюзан.
   – Нечего переживать, – ответила она. – Мы бежали от бандитов. Ты прекрасно справился. Ты и дома так водишь?
   – Окончил курсы экстремального вождения ФБР и успешно сдал экзамен.
   Она промолчала и закурила. А потом предложила сигарету Каму, который теперь нормально устроился на сиденье. Тот взял, Сьюзан щелкнула зажигалкой, а я удивился, как им удалось зажечь сигарету: у нее тряслись руки, а у вьетнамца дрожали губы.
   Справа снова появилось море. В воде отражалась узенькая кромка умирающего месяца – света хватало только для того, чтобы ночь не казалась абсолютно черной. Я обогнал едущий на север грузовик, но навстречу машин не попадалось. Такая пустынная дорога хороша для быстрой езды, но ни для чего иного. То и дело встречались выбоины. Я старался их объезжать, но случалось, не замечал, и тогда "ниссан" сотрясал резкий удар.
   – Как ты считаешь, нас кто-нибудь ищет? – спросила Сьюзан.
   – Тех, кто искал, уже нет в живых, – ответил я.
   Она промолчала.
   – Может быть, Пройдоха ищет мистера Кама.
   Сьюзан подумала и сказала:
   – Та дамочка в беде его уже проинформировала, что мы удираем от копов. Так что он считает: нас либо ухлопали, либо мы едем дальше в Хюэ.
   – А почему он не позвонит в полицию?
   – Потому что полицейские запросят что-нибудь около тысячи за розыски машины и еще столько же, если найдут. Сейчас Пройдоха надеется на лучшее. А по-настоящему встревожится, если не получит сведений от Кама к утру. Не думай, что здешние полицейские – услужливые ребята в синем и величают вас исключительно "сэр", когда вы зовете их на помощь. Это самые большие бандиты в стране.
   – Понятно.
   Она переговорила о чем-то с вьетнамцем, который после сигареты немного пришел в себя.
   – Он отрицает, что нас хотели ограбить. Жалуется, что мы очень недоверчивы. И хочет выйти.
   – Скажи, что он должен вести машину из аэропорта Фубай, иначе мистер Тук его убьет.
   Сьюзан перевела, а я разобрал всего одно слово: "гьет" – убийство. Удивительно, почему я запоминаю только плохие слова?
   – Скажи еще: будет хорошо себя вести, завтра сядет за стол со своими родными.
   Сьюзан и Кам перебросились несколькими фразами.
   – Не думаю, что он собирается обратиться в полицию. Это сулит ему одни неприятности.
   – Хорошо, – отозвался я. – Мне бы очень не хотелось его убивать.
   – Ты серьезно?
   – Вполне.
   Сьюзан откинулась на спинку и снова закурила.
   – Теперь мне понятно, почему послали тебя.
   – Меня никто не посылал. Я сам вызвался.
   Мистер Кам внимательно прислушивался, наверное, старался понять, не собираемся ли мы его укокошить. И чтобы его успокоить, я потрепал его по плечу и сказал:
   – Хин лой, – что-то вроде "Извини, парень".
   – Что, вспоминается вьетнамский? – спросила Сьюзан.
   – Вроде того. Хин лой. Мы говорили "хин лой", когда пускали кого-то в расход. Мол, извини, приятель. Сам понимаешь.
   Сьюзан притихла – решала, не едет ли она в одной машине с психопатом. И я думал о том же.
   – Ничего. Выброс адреналина в кровь. Со мной все будет в порядке.
   Она опять промолчала. Мне показалось, немного испугалась меня. Да я и сам себя испугался.
   – Сама навязалась, – заметил я ей.
   – Знаю. И нисколько не жалуюсь.
   Я протянул ей через плечо руку, и она сжала мне пальцы.
   Плоская равнина сузилась до полоски между горами слева и морем справа. Движение на дороге совсем прекратилось, и я держал постоянно сто километров в час.
   – Хочешь, поведу? – спросила Сьюзан.
   – Нет.
   Она начала массировать мне шею и плечи.
   – Ты как?
   – Прекрасно. Тут впереди есть местечко Бонгсон. Ищи значок Торговой палаты. Я там служил несколько месяцев.
   – Сейчас посмотрю на карте. Почему ты мне не рассказываешь, как заработал увольнительную в Нячанг?
   – Что там рассказывать?.. Вот доедем до этой самой долины Ашау, и я тебе покажу, где все произошло.
   – Согласна. – Она помассировала мне виски. – Помнишь, в "Рексе" я сказала, как полезно говорить о таких вещах?
   – Посмотрим, что ты запоешь, когда все узнаешь.
   Сьюзан немного помолчала.
   – Не исключено, что в этот раз, уехав из Вьетнама, ты оставишь здесь свою войну навсегда.
   – Думаю, поэтому я и здесь, – ответил я.

Глава 22

   Дальше на север нам попался прибрежный курорт Вунгро с несколькими пансионами и небольшой гостиницей с открытым кафе. Если бы не мистер Кам, мы бы остановились и выпили кофе или чего-нибудь покрепче – я в этом очень нуждался.
   За Вунгро дорога отвернула от берега и стала снова пустынной – за окном тянулись темные пространства рисовых полей и каналов да время от времени мелькала редкая крестьянская хижина.
   Кам молчал. Он, видимо, понял: если бы его намеревались убить, то давно бы это сделали. Такое прозрение одних успокаивает, а другим приходит в голову мысль, что можно попытаться бежать.
   Я продолжал поглядывать в зеркальце – не появятся ли позади фары. Это означало бы крупную неприятность.
   – Главная дорога страны – и ни одной машины, – заметил я Сьюзан.
   – В провинции редко ездят по ночам, – ответила она. – Разве что случайный автобус. А днем шоссе прилично загружено. Вряд ли разгонишься быстрее тридцати миль в час. Мне говорили, – добавила она, – что полиция прекращает патрулирование шоссе примерно через час после наступления темноты.
   – Повезло.
   – Не очень. Армейские патрули разъезжают по шоссе всю ночь. Копы останавливают в городах. А военные кого угодно на дороге.
   – Какой следующий большой город?
   Сьюзан сверилась с картой.
   – Здесь есть местечко под названием Кинхон. Но шоссе проходит западнее – так что нам нет необходимости въезжать в сам город.
   – Бывший американский госпитальный центр, – заметил я.
   – Ты его помнишь?
   – Да. Там занимались проблемами, с которыми не могли справиться на госпитальных судах. Лечили также вьетнамцев – военных и гражданских. А за городом был лепрозорий.
   – О... я слышала об этом месте. Лепрозорий существует до сих пор.
   – У нас был санитар, который настолько перегорел в боях, что вызвался работать в этом лепрозории. А мы после этого шутили: когда дела будут совсем швах, мы все туда подадимся. – Сьюзан не рассмеялась. – Тебе бы там пожить, – добавил я и спросил: – Он далеко?
   – Мне кажется, впереди, в нескольких километрах.
   – Ты читаешь карту или с ней трахаешься?
   – Слова озабоченного.
   – Хин лой.
   Сьюзан ущипнула меня за плечо. Мистер Кам вытаращил на нее глаза.
   – Вот видишь, жена мистера Кама никогда не щиплется, – сказал я. – Надо будет жениться на вьетнамке.
   – Они такие послушные – наскучат так, что свихнешься.
   – Вот и хорошо.
   – Я рада, что ты приободрился, – улыбнулась Сьюзан.
   – Меня немного тревожит водитель того грузовика.
   – Но он не знает, что мы иностранцы. Наверняка подумал, что свои же удирают от полицейских. А больше ничего не видел.
   – Будем надеяться.
   Мы проехали поворот на Кинхон. На перекрестке стояло несколько строений, в том числе бензозаправочная станция. Но она оказалась закрытой.
   – Как ты считаешь, хоть одна бензозаправка сегодня работает? – спросил я у Сьюзан.
   – С какой стати?
   – И то верно. Но, боюсь, на одном баке мы до Хюэ не дотянем. Даже с канистрами.
   – Выключи фары – экономь бензин. Мистер Кам тебе бы то же посоветовал.
   Я посмотрел на указатель и прикинул в уме. Получалось, что на том, что оставалось в баке, мы могли проехать двести или двести пятьдесят километров, смотря по тому, сколько литров умещалось в баке и каков расход. Десять литров в канистре увеличивали запас хода еще на пятьдесят – шестьдесят километров.
   – Спроси-ка мистера Кама, где он ночью покупает бензин, – попросил я Сьюзан. Она перевела ответ:
   – Он не знает. Он никогда не заезжал так далеко на север. И редко водит машину ночью.
   Я рассмеялся.
   – Где же он собирался заправляться?
   – Он явно не собирался везти нас в Хюэ, – ответила Сьюзан.
   – Это понятно. Вот так ему и скажи.
   Сьюзан сказала. Вьетнамец опять оробел. А она повернулась ко мне:
   – Помнится, ночные заправки есть в Дананге.
   – А до Дананга далеко?
   Она заглянула в карту.
   – Около трехсот километров.
   Я посмотрел на указатель.
   – Надеюсь, дорога под гору. Иначе никак не дотянем. Может, выкинуть из машины косоглазого?
   – Он нам нужен, чтобы качать бензин. И о чем мы только думали, Пол?
   – Я думал, что у этой машины бак больше, а расход меньше. Если дойдет до крайности, остановимся, подождем дня и найдем работающую заправку.
   Впереди, над плоским горизонтом, возникло марево света.
   – Это что, Бонгсон?
   – Должно быть, – отозвалась она.
   Я снизил скорость и огляделся. Пустынный пейзаж показался мне знакомым.
   – Вот здесь я видел слона, – сказал я скорее себе, чем Сьюзан.
   – Какого слона?
   Несколько секунд я молчал.
   – Это такое выражение. Так говорят те, кто первый раз видел сражение: "Я видел слона". – Я посмотрел по сторонам шоссе: именно здесь я впервые видел настоящий бой – утром в ноябре 67-го, на следующий день после Дня благодарения[59].