Страница:
Но это предположение я отверг напрочь. Карл считает, что Терри испугался Морея. Но сам Терри ничего не может сказать. А что, если он сбежал от кого-то другого? От оборотня, охранявшего его еще до этого в плену, или где он там был, а Морея и вовсе не заметил? Тогда, поговорив с ним, я несомненно не сберегу свою племянницу, которую даже не знал, передо мной в черной чаше мелькали картинки прошлого, а я искал, искал, искал…
Наконец у меня закончилось всякое терпение, и я согласился подменить Терри.
– Надо, чтобы ты отъехал подальше, тогда чары Храма перестали действовать – внушал мне жрец. Но я уже и сам заранее отчаялся в этой затее.
– …Все. Прощай, Карлес… – донеслось до меня, и тут же холодный ветер с мелкими каплями вцепился в лицо, я схватился за гриву коня, стараясь не вылететь из седла, и тут же, о ужас, выпустил из рук тугой сверток. Девочка полетела под копыта коня…
У меня закружилась голова, и я провалился в черную бездну, туда, где место всех предателей и убийц вроде меня!
– Очнись, Карлес, очнись. – Кто-то тряс меня за плечи.
«Нет, только не это. Я не хочу смотреть в глаза Джулии и Карлу. Лучше смерть!»
– Карлес! – Эльсинель поднял меня одним рывком и побрызгал в лицо.
Я открыл глаза – коричневые капли на полу казались кровью ребенка.
– …Очнись, Карлес, ты здесь. Я вытянул тебя обратно.
– Зачем, я же убил ее…
– Никого ты не убивал. Я отменил все. Попробуй еще разик, только не забудь, что у тебя в руках ребенок.
– Нет… – Я испытывал настоящий ужас.
– Но твой друг! Попробуй, ты же не простишь себе, если ничем не поможешь.
Я выпил воды и, к собственному удивлению, вдруг согласился. И тут же ветер ударил мне в лицо, я сжал в руках младенца, так что девочка запищала. Все шло как надо, я услышал звуки погони и обернулся. И тут же капюшон упал на лицо. Я попробовал сорвать проклятую тряпку и чуть не свалился с лошади. Схватился за холку, из последних сил держа другой рукой ребенка и для верности надавливая сверху грудью. Конь мой летел вперед, предоставленный самому себе. Меня мотало то вправо, то влево. Я снова попытался открыть лицо, но тут же почувствовал, как что-то словно подрубило мне горло. Проклятый капюшон налип на глаза…
– Карлес, Карлес! – В этот раз я не так долго приходил в себя. – Теперь непременно получится! – успокаивал меня жрец, капая несколько капель снадобья в прозрачный, голубоватый кубок. Отчего-то болело горло.
– Следующего раза не будет, – подытожил я.
– Ну перестань. Сейчас попьем, поедим, отдохнем. А потом и придумаем, только теперь нужно, чтобы наверняка. А то близость твоей сестры почище любого Храма разрушает магию.
Я снова глядел в черную чашу, перетасовывая череду событий. Вот Джулия со свитой вылетают в Южное княжество, вот начались роды, вот Карл, отец, Фобиус и Морей (ему-то что надо) спускаются в «Тайный замок», Феникс, пробуждение Адама и Ангелики… Стоп. Картинки, словно закрепленные на растянутой резинке, полетели обратно.
– Ангелика?! Та самая, о которой писал Ливень Тот?! Я знаю, что делать! – Мой план был на удивление прост и лишен всякой романтики. Я встречу Джулию и Карла у Храма Огня. Далее сообщаю ей местонахождения принцессы-целительницы. Потом мы кладем Терри на телегу и со всей прытью мчимся в замок рыцаря Лада. Много я этим нарушу? Ну разве что самую малость? Рискую? Тоже нет. Одно «но» – что, если Ангелика за столько лет утратила дар и не оживит моего друга? Но больше, скорее всего, и придумать-то ничего нельзя.
Потом я нашел еще несколько вариантов, но в тот момент я ни о чем другом и думать не хотел.
– Я горжусь, что познакомился с тобой, Карлес, – сказал на прощание Эльсинель. – Мне кажется, что в этот раз все получится. – Он замялся, теребя кору дерева. – Теперь я должен сказать тебе то, что принято говорить всем, кто однажды пересекает пределы «Святого острова»: когда человек делает это впервые, его ждет подарок, который может быть большим, как целый мир, и маленьким, как ракушка. Твой выбор не велик, но поверь мне – он достоин самого лучшего к нему отношения. Однажды к нам попал Ливень Тот. Он пришел в восторг от острова, но вскоре запросился обратно, желая только одного – поведать о своем открытии людям. Мы одарили его замечательным талантом. Но он ничем не выдал нас. «Открытием» Ливень называл ту святую простоту, с которой сделано все в нашем мире. Когда этот некрасивый, нескладный юноша бродил по острову, я показывал ему только что распустившиеся цветы аметистов, но он, казалось, ничего не видел и не слышал. Меня обидело подобное отношение. И лишь спустя годы я понял, насколько этот человек был одержим поиском своего цветка. Он не унес из нашей сокровищницы ни одного камня, но стал обладателем поистине чуда.
– Ливень Тот! О, неужели?!
– Да. Были и другие… Когда маг вступает на землю острова во второй раз, о, это тайна тайны – он становится одним из нас. Это означает, что боги «Святого острова» не отличают его от своих детей. А третий раз – случилось это лишь однажды – это корона «Святого острова»! Я говорю тебе до свидания, Карлес. – Жрец обнял меня, как обнимают сына. – Потому что ты непременно скоро вернешься. И еще. Это тебе мой подарок, тебе и твоей сестре – «Мистерия Феникса» может произойти только на «Святом острове», только здесь и нигде больше.
Мне не хотелось расставаться с мудрым стариком, но врата уже сияли знакомым синем огнем.
– Я вернусь, господин Эльсинель. Честное слово, вернусь… И может быть, тогда останусь здесь навсегда.
46. История Элатаса – дубль два
47. Когда пробуждаются красавицы
48. Замок, где поселилась скука
Наконец у меня закончилось всякое терпение, и я согласился подменить Терри.
– Надо, чтобы ты отъехал подальше, тогда чары Храма перестали действовать – внушал мне жрец. Но я уже и сам заранее отчаялся в этой затее.
– …Все. Прощай, Карлес… – донеслось до меня, и тут же холодный ветер с мелкими каплями вцепился в лицо, я схватился за гриву коня, стараясь не вылететь из седла, и тут же, о ужас, выпустил из рук тугой сверток. Девочка полетела под копыта коня…
У меня закружилась голова, и я провалился в черную бездну, туда, где место всех предателей и убийц вроде меня!
– Очнись, Карлес, очнись. – Кто-то тряс меня за плечи.
«Нет, только не это. Я не хочу смотреть в глаза Джулии и Карлу. Лучше смерть!»
– Карлес! – Эльсинель поднял меня одним рывком и побрызгал в лицо.
Я открыл глаза – коричневые капли на полу казались кровью ребенка.
– …Очнись, Карлес, ты здесь. Я вытянул тебя обратно.
– Зачем, я же убил ее…
– Никого ты не убивал. Я отменил все. Попробуй еще разик, только не забудь, что у тебя в руках ребенок.
– Нет… – Я испытывал настоящий ужас.
– Но твой друг! Попробуй, ты же не простишь себе, если ничем не поможешь.
Я выпил воды и, к собственному удивлению, вдруг согласился. И тут же ветер ударил мне в лицо, я сжал в руках младенца, так что девочка запищала. Все шло как надо, я услышал звуки погони и обернулся. И тут же капюшон упал на лицо. Я попробовал сорвать проклятую тряпку и чуть не свалился с лошади. Схватился за холку, из последних сил держа другой рукой ребенка и для верности надавливая сверху грудью. Конь мой летел вперед, предоставленный самому себе. Меня мотало то вправо, то влево. Я снова попытался открыть лицо, но тут же почувствовал, как что-то словно подрубило мне горло. Проклятый капюшон налип на глаза…
– Карлес, Карлес! – В этот раз я не так долго приходил в себя. – Теперь непременно получится! – успокаивал меня жрец, капая несколько капель снадобья в прозрачный, голубоватый кубок. Отчего-то болело горло.
– Следующего раза не будет, – подытожил я.
– Ну перестань. Сейчас попьем, поедим, отдохнем. А потом и придумаем, только теперь нужно, чтобы наверняка. А то близость твоей сестры почище любого Храма разрушает магию.
Я снова глядел в черную чашу, перетасовывая череду событий. Вот Джулия со свитой вылетают в Южное княжество, вот начались роды, вот Карл, отец, Фобиус и Морей (ему-то что надо) спускаются в «Тайный замок», Феникс, пробуждение Адама и Ангелики… Стоп. Картинки, словно закрепленные на растянутой резинке, полетели обратно.
– Ангелика?! Та самая, о которой писал Ливень Тот?! Я знаю, что делать! – Мой план был на удивление прост и лишен всякой романтики. Я встречу Джулию и Карла у Храма Огня. Далее сообщаю ей местонахождения принцессы-целительницы. Потом мы кладем Терри на телегу и со всей прытью мчимся в замок рыцаря Лада. Много я этим нарушу? Ну разве что самую малость? Рискую? Тоже нет. Одно «но» – что, если Ангелика за столько лет утратила дар и не оживит моего друга? Но больше, скорее всего, и придумать-то ничего нельзя.
Потом я нашел еще несколько вариантов, но в тот момент я ни о чем другом и думать не хотел.
– Я горжусь, что познакомился с тобой, Карлес, – сказал на прощание Эльсинель. – Мне кажется, что в этот раз все получится. – Он замялся, теребя кору дерева. – Теперь я должен сказать тебе то, что принято говорить всем, кто однажды пересекает пределы «Святого острова»: когда человек делает это впервые, его ждет подарок, который может быть большим, как целый мир, и маленьким, как ракушка. Твой выбор не велик, но поверь мне – он достоин самого лучшего к нему отношения. Однажды к нам попал Ливень Тот. Он пришел в восторг от острова, но вскоре запросился обратно, желая только одного – поведать о своем открытии людям. Мы одарили его замечательным талантом. Но он ничем не выдал нас. «Открытием» Ливень называл ту святую простоту, с которой сделано все в нашем мире. Когда этот некрасивый, нескладный юноша бродил по острову, я показывал ему только что распустившиеся цветы аметистов, но он, казалось, ничего не видел и не слышал. Меня обидело подобное отношение. И лишь спустя годы я понял, насколько этот человек был одержим поиском своего цветка. Он не унес из нашей сокровищницы ни одного камня, но стал обладателем поистине чуда.
– Ливень Тот! О, неужели?!
– Да. Были и другие… Когда маг вступает на землю острова во второй раз, о, это тайна тайны – он становится одним из нас. Это означает, что боги «Святого острова» не отличают его от своих детей. А третий раз – случилось это лишь однажды – это корона «Святого острова»! Я говорю тебе до свидания, Карлес. – Жрец обнял меня, как обнимают сына. – Потому что ты непременно скоро вернешься. И еще. Это тебе мой подарок, тебе и твоей сестре – «Мистерия Феникса» может произойти только на «Святом острове», только здесь и нигде больше.
Мне не хотелось расставаться с мудрым стариком, но врата уже сияли знакомым синем огнем.
– Я вернусь, господин Эльсинель. Честное слово, вернусь… И может быть, тогда останусь здесь навсегда.
46. История Элатаса – дубль два
Было уже довольно-таки темно, когда Джулия со всей своей свитой и мертвым Терри достигла Храма Огня. Королева казалась помешанной, Карл обнял ее за плечи, и так рядом они ехали, касаясь ногами стремян друг друга. Девочка мирно спала на руках у отца. После того как воительница потеряла надежду найти недисциплинированный десяток Сильинесли и охраняемых им особ на дороге, где их оставили, муж вел ее через темноту, как безвольную куклу. Аскольд, отдавшись последним мыслям оруженосца и надеясь пробраться в них еще поглубже, раскачивался в седле, норовя вывалиться из него. Двое воинов не сговариваясь подъехали к нему с обеих сторон и теперь придерживали неконтролирующего свои движения мага. Третий переложил на круп своего коня тело юноши.
Добравшись до стен Храма, воительница вдруг ощутила всю лежащую на ней ответственность. Ведь теперь надо было войти не просто в Храм, где она совсем недавно рожала и где безбоязненно оставила свою крошечную дочку. Теперь это место было не менее опасно, чем другие, – потому что отсюда была похищена ее малышка. Пусть даже другом. Все равно – факт остается фактом.
Пока она так размышляла, в просвете арки показалась черная фигура с факелом, которым она делала отряду какие-то знаки. Человек сбросил с лица капюшон, и Джулия ахнула, узнав в незнакомце любимого брата.
– Постойте. Все вопросы потом. – Я боялся потерять драгоценное время, к тому же меня пугало, что в предыдущих появлениях не было так темно. – Терри надо спасать!
– Но откуда? – начал было Карл. Я торопливо остановил его и выкрикнул наугад имя Морея. Из свиты выехал рослый воин.
– Туим Морей. Твои дети и принцесса Анна, а также все люди, оставленные вами на дороге, – живы и невредимы. Сейчас они находятся в гостях в замке Горо, принадлежащем рыцарю Ладу. Немедленно возьми воинов и тело моего друга и отправляйся туда. Ангелика должна попробовать воскресить его, как делала это в прежние времена. Я еду с тобой.
Джулия подала знак повиноваться. Передохни в Храме, там безопасно, – обратился я к сестре.
– Коня принцу! – выкрикнул Карл и, не дождавшись заторможенных воинов, слез на землю, предоставляя своего красавца.
– Дай хоть посмотреть на нее. – Я потянулся к своей запеленатой племяннице. Он бережно поднес к свету дочку. Джулия уже выпрыгнула из седла и прижалась к моей груди.
– Ну когда же мы поедем в самом деле?! – неистовствовал Туим. Я вскочил на коня, но не удержался и, нагнувшись к своей сестре и зятю, прошептал: – «Мистерия Феникса» должна произойти на «Святом острове». Встретимся в Танаталатесе…
Мой конь последовал за воином, везущим Терри. Я махнул на прощание и полетел вперед.
Добравшись до стен Храма, воительница вдруг ощутила всю лежащую на ней ответственность. Ведь теперь надо было войти не просто в Храм, где она совсем недавно рожала и где безбоязненно оставила свою крошечную дочку. Теперь это место было не менее опасно, чем другие, – потому что отсюда была похищена ее малышка. Пусть даже другом. Все равно – факт остается фактом.
Пока она так размышляла, в просвете арки показалась черная фигура с факелом, которым она делала отряду какие-то знаки. Человек сбросил с лица капюшон, и Джулия ахнула, узнав в незнакомце любимого брата.
– Постойте. Все вопросы потом. – Я боялся потерять драгоценное время, к тому же меня пугало, что в предыдущих появлениях не было так темно. – Терри надо спасать!
– Но откуда? – начал было Карл. Я торопливо остановил его и выкрикнул наугад имя Морея. Из свиты выехал рослый воин.
– Туим Морей. Твои дети и принцесса Анна, а также все люди, оставленные вами на дороге, – живы и невредимы. Сейчас они находятся в гостях в замке Горо, принадлежащем рыцарю Ладу. Немедленно возьми воинов и тело моего друга и отправляйся туда. Ангелика должна попробовать воскресить его, как делала это в прежние времена. Я еду с тобой.
Джулия подала знак повиноваться. Передохни в Храме, там безопасно, – обратился я к сестре.
– Коня принцу! – выкрикнул Карл и, не дождавшись заторможенных воинов, слез на землю, предоставляя своего красавца.
– Дай хоть посмотреть на нее. – Я потянулся к своей запеленатой племяннице. Он бережно поднес к свету дочку. Джулия уже выпрыгнула из седла и прижалась к моей груди.
– Ну когда же мы поедем в самом деле?! – неистовствовал Туим. Я вскочил на коня, но не удержался и, нагнувшись к своей сестре и зятю, прошептал: – «Мистерия Феникса» должна произойти на «Святом острове». Встретимся в Танаталатесе…
Мой конь последовал за воином, везущим Терри. Я махнул на прощание и полетел вперед.
47. Когда пробуждаются красавицы
Замок Горо стоял невдалеке от довольно-таки крупной деревни Лад, названной так по имени здешнего хозяина, проезжая через которую мы увидели алое зарево к югу от нас.
– Маро, – сказала старушка крестьянка в опрятном платье и теплой телогрейке, которую она накинула на себя второпях, выскакивая на улицу, отчего вся она была застегнута сикось-накось. Старик у забора снял шляпу, его примеру последовали другие мужчины, высыпавшие поглазеть на красивое зрелище из ближайшего кабака.
– Что это значит? – спросил я наугад, и мне ответили сразу несколько голосов.
– Адский принц резвится.
– Его адское высочество изволит баловаться.
– Бузит, проклятый. Скоро правее загорится… На что спорим, что правее?
И точно, как по заказу, вспыхнул еще один костерок поменьше.
– Ланцы…
– И часто тут такое? – Зрелище останавливало внимание. И вправду, не каждый же день видишь, как палят соседей.
– Случается, а как же. Проклятый недоносок, – вставила словцо пышная крестьянка, – скоро беженцы, погорельцы с Маро и с Ланцы побредут. Вот слез-то…
– Сам золотой, а волосы у него из серебра. Молод и ужасен, – загнусавила бабка.
– Сама ты ужасна! Карга старая, а принц красив, пригож, даром что золотой, – парировала девица.
– Полно. Поехали! – торопил Морей. За то время, что мы добирались до чугунных ворот, вспыхнули еще две деревни.
С удивлением я заметил, что последние представления уже утратили для меня свою новизну и привлекательность. Поэтому я опустил голову и вошел вслед за своими людьми во внутренний дворик замка. Теперь я мог думать только об одном – удастся ли Ангелике спасти Терри.
Оказавшись в замке, я ощутил себя вдруг стрелой, летящей прямо к цели. Я знал, что рано или поздно встречу здесь маму, но молил, чтобы это произошло попозже, когда все будет уже далеко позади.
Принцесса оказалась приятной блондинкой. Я уже видел ее в черной чаше Эльсинеля, но в жизни она оказалась еще лучше. Ее старинное платье необыкновенно шло к ней. Но не стоит забывать, зачем я здесь. Поэтому я напустил на себя непроницаемый видок и, наскоро представившись, изложил суть дела. Такая неучтивость с моей стороны могла бы, пожалуй, оскорбить и более современную особу вроде моей сестренки, но что делать? Всего одно сердечное слово, и я разрыдался бы как ребенок. Губы мои дрожали и… думаю, что девушка, а она была добрая и необыкновенно милая и чувствительная, – все поняла и, не спрашивая с меня невозможного, приказала принести Терри, что мы сразу и сделали.
Пожилая ключница, вызвавшаяся помогать целительнице, увела меня как маленького за руку, беседуя со мной при этом голосом доброй сказочницы.
Через некоторое время, вернувшись в компании с юркой шустрой старушкой, ключница поставила передо мной на обшарпанную старенькую табуретку кружку коровьего молока.
– Все с вашим другом будет как надо. А как не надо – не будет, – странным образом утешила меня хлопочущая служанка, лишь только ее подруга вышла из комнаты. – Ведь это божественная Ангелика! В легенде сказано, что она и мертвых оживляла. А уж ваш-то друг, как есть мертвяк, воистину, по-другому и не скажешь.
Я попытался отвязаться от ведьмы и найти маму.
– …Она тут людям раны заживляла, руки, ноги приращивала. Насмотрелась чудес, помирать можно. Пока на том свете за меня новости никто не растрезвонил! – трещала она.
– Вы на этом свете еще, наверное, не всем рассказали, – подталкивал я шумовой аттракцион к двери.
– Возьмем, к примеру, нашего кузнеца, так драконы принца ему поллица сожгли. Или сам ненароком спьяну глазу на жаровню, прах его так разэдак! Свалился. Так она, чудесница, его писаным красавцем сделала, а был, надо сказать, урод уродом…
«Умри и поговори об этом с кем-нибудь из своих прадедов», – внушал я.
– …урод уродом, даже я, на что стара, а на такого не польстилась бы.
«На тебя, можно подумать, польстится кто-нибудь, держи карман шире».
– Одну только девочку-ангелочка белокурого, что сама же привезла, поднять не может. А та спит, как принцесса из сказки, и ждет своего принца.
– Девочка?
– Ну да, как сказоч…
«Нет слов, как мне уже надоела эта чертовка!»
– …За пару монет могу сводить полюбоваться, как со Святого острова! Тут таких и не сыщешь. Кто не придет, я первым делом веду на красоту такую полюбоваться.
Денег у меня не было, но я пообещал заплатить, и трещотка, делать нечего, повела меня за собой.
Длинный коридор казался бесконечным. Хорошо было бы побродить тут в одиночестве, выглядывая через бойницы и разведывая лестницы и тайные лазы. Я вздохнул, но неожиданно коридор закончился, словно переродившись теперь в небольшую залу. Посреди которой на укрытом золотой парчой столе, под большим одеялом со свисающими по краям тяжелыми кистями, как на погребальном покрове, лежала девушка. Лицо ее было открыто – значит, жива. Я подошел поближе.
– Боже! Лаура! – Я чуть не сшиб с ног говорилку.
Вот и она – сон наяву, я смотрел, боясь, прикоснувшись, спугнуть видение. Она была в точности как в тот день в крепости, даже кофточка… Лаура! Я погладил светлые, почти что белые волосы.
– Никак признали, господин?
Я заслонил девушку собой, не желая, чтобы еще кто-то видел ее. Она лежала, такая красивая, нежная и вместе с тем неподвижная. Я склонился к самым ее губам, вслушиваясь в дыхание.
– Милая моя Лаура. – Ее волосы пахли, как ни у кого на свете больше не пахнут волосы, – травой и цветами, я коснулся щекой лилейной щечки девушки, сердце отчаянно билось. Приблизился губами к ее нежным, холодным губам, передавая им свое тепло.
Вдруг длинные ресницы вздрогнули, я отскочил, и тут же моя принцесса открыла глаза и посмотрела на меня.
– Ой, вы кто? – спросила она, садясь и отодвигаясь к опасному краю стола.
– Чудо! Чудо! – заголосила вздорная баба, но и не подумала исчезнуть.
– Это же я – Карлес. – Голос прозвучал неестественно грубо. Я глотнул слюны. – Ну посмотри же на меня.
– Не-ет… – Она не верила. Да, я бы тоже не поверил.
– Помнишь крепость, краеведческий лагерь? Я, Павел, Андрес, Светка, Хельга нашли не указанную на плане дверь?
– Это Карлес нашел…
– Правильно. Потом мы все очнулись в другом мире… – Звучит по-идиотски, попробую дальше. – А ты проснулась только сейчас, через семь лет.
– Семь лет? – Она начала ощупывать свое лицо.
– Да, семь лет. – Я боялся потерять с таким трудом обретенную нить. – Посмотри на меня, я Карлес, только через семь лет. – Я прикрыл рукой нижнюю часть лица с несколькими щетининами.
– Карлес? У меня что, была анестезия, нет, амнезия? Летаргический сон?
– Вроде. – Я боялся дотронуться до нее и снова напугать. – Ты была заколдована. А теперь все уже будет хорошо. Ты только верь мне, ладно? Моя мама тоже здесь. – Последняя фраза точно уж, ни к селу, ни к городу. Я смутился, и Лаура сама потянулась ко мне.
– Я не очень страшная стала? – задала она вопрос всех женщин. – Мне нужно зеркало. Я хочу посмотреть, как я выгляжу.
– Прекрасно!
Она улыбнулась. А я, я был словно на «Острове желаний»!
– Маро, – сказала старушка крестьянка в опрятном платье и теплой телогрейке, которую она накинула на себя второпях, выскакивая на улицу, отчего вся она была застегнута сикось-накось. Старик у забора снял шляпу, его примеру последовали другие мужчины, высыпавшие поглазеть на красивое зрелище из ближайшего кабака.
– Что это значит? – спросил я наугад, и мне ответили сразу несколько голосов.
– Адский принц резвится.
– Его адское высочество изволит баловаться.
– Бузит, проклятый. Скоро правее загорится… На что спорим, что правее?
И точно, как по заказу, вспыхнул еще один костерок поменьше.
– Ланцы…
– И часто тут такое? – Зрелище останавливало внимание. И вправду, не каждый же день видишь, как палят соседей.
– Случается, а как же. Проклятый недоносок, – вставила словцо пышная крестьянка, – скоро беженцы, погорельцы с Маро и с Ланцы побредут. Вот слез-то…
– Сам золотой, а волосы у него из серебра. Молод и ужасен, – загнусавила бабка.
– Сама ты ужасна! Карга старая, а принц красив, пригож, даром что золотой, – парировала девица.
– Полно. Поехали! – торопил Морей. За то время, что мы добирались до чугунных ворот, вспыхнули еще две деревни.
С удивлением я заметил, что последние представления уже утратили для меня свою новизну и привлекательность. Поэтому я опустил голову и вошел вслед за своими людьми во внутренний дворик замка. Теперь я мог думать только об одном – удастся ли Ангелике спасти Терри.
Оказавшись в замке, я ощутил себя вдруг стрелой, летящей прямо к цели. Я знал, что рано или поздно встречу здесь маму, но молил, чтобы это произошло попозже, когда все будет уже далеко позади.
Принцесса оказалась приятной блондинкой. Я уже видел ее в черной чаше Эльсинеля, но в жизни она оказалась еще лучше. Ее старинное платье необыкновенно шло к ней. Но не стоит забывать, зачем я здесь. Поэтому я напустил на себя непроницаемый видок и, наскоро представившись, изложил суть дела. Такая неучтивость с моей стороны могла бы, пожалуй, оскорбить и более современную особу вроде моей сестренки, но что делать? Всего одно сердечное слово, и я разрыдался бы как ребенок. Губы мои дрожали и… думаю, что девушка, а она была добрая и необыкновенно милая и чувствительная, – все поняла и, не спрашивая с меня невозможного, приказала принести Терри, что мы сразу и сделали.
Пожилая ключница, вызвавшаяся помогать целительнице, увела меня как маленького за руку, беседуя со мной при этом голосом доброй сказочницы.
Через некоторое время, вернувшись в компании с юркой шустрой старушкой, ключница поставила передо мной на обшарпанную старенькую табуретку кружку коровьего молока.
– Все с вашим другом будет как надо. А как не надо – не будет, – странным образом утешила меня хлопочущая служанка, лишь только ее подруга вышла из комнаты. – Ведь это божественная Ангелика! В легенде сказано, что она и мертвых оживляла. А уж ваш-то друг, как есть мертвяк, воистину, по-другому и не скажешь.
Я попытался отвязаться от ведьмы и найти маму.
– …Она тут людям раны заживляла, руки, ноги приращивала. Насмотрелась чудес, помирать можно. Пока на том свете за меня новости никто не растрезвонил! – трещала она.
– Вы на этом свете еще, наверное, не всем рассказали, – подталкивал я шумовой аттракцион к двери.
– Возьмем, к примеру, нашего кузнеца, так драконы принца ему поллица сожгли. Или сам ненароком спьяну глазу на жаровню, прах его так разэдак! Свалился. Так она, чудесница, его писаным красавцем сделала, а был, надо сказать, урод уродом…
«Умри и поговори об этом с кем-нибудь из своих прадедов», – внушал я.
– …урод уродом, даже я, на что стара, а на такого не польстилась бы.
«На тебя, можно подумать, польстится кто-нибудь, держи карман шире».
– Одну только девочку-ангелочка белокурого, что сама же привезла, поднять не может. А та спит, как принцесса из сказки, и ждет своего принца.
– Девочка?
– Ну да, как сказоч…
«Нет слов, как мне уже надоела эта чертовка!»
– …За пару монет могу сводить полюбоваться, как со Святого острова! Тут таких и не сыщешь. Кто не придет, я первым делом веду на красоту такую полюбоваться.
Денег у меня не было, но я пообещал заплатить, и трещотка, делать нечего, повела меня за собой.
Длинный коридор казался бесконечным. Хорошо было бы побродить тут в одиночестве, выглядывая через бойницы и разведывая лестницы и тайные лазы. Я вздохнул, но неожиданно коридор закончился, словно переродившись теперь в небольшую залу. Посреди которой на укрытом золотой парчой столе, под большим одеялом со свисающими по краям тяжелыми кистями, как на погребальном покрове, лежала девушка. Лицо ее было открыто – значит, жива. Я подошел поближе.
– Боже! Лаура! – Я чуть не сшиб с ног говорилку.
Вот и она – сон наяву, я смотрел, боясь, прикоснувшись, спугнуть видение. Она была в точности как в тот день в крепости, даже кофточка… Лаура! Я погладил светлые, почти что белые волосы.
– Никак признали, господин?
Я заслонил девушку собой, не желая, чтобы еще кто-то видел ее. Она лежала, такая красивая, нежная и вместе с тем неподвижная. Я склонился к самым ее губам, вслушиваясь в дыхание.
– Милая моя Лаура. – Ее волосы пахли, как ни у кого на свете больше не пахнут волосы, – травой и цветами, я коснулся щекой лилейной щечки девушки, сердце отчаянно билось. Приблизился губами к ее нежным, холодным губам, передавая им свое тепло.
Вдруг длинные ресницы вздрогнули, я отскочил, и тут же моя принцесса открыла глаза и посмотрела на меня.
– Ой, вы кто? – спросила она, садясь и отодвигаясь к опасному краю стола.
– Чудо! Чудо! – заголосила вздорная баба, но и не подумала исчезнуть.
– Это же я – Карлес. – Голос прозвучал неестественно грубо. Я глотнул слюны. – Ну посмотри же на меня.
– Не-ет… – Она не верила. Да, я бы тоже не поверил.
– Помнишь крепость, краеведческий лагерь? Я, Павел, Андрес, Светка, Хельга нашли не указанную на плане дверь?
– Это Карлес нашел…
– Правильно. Потом мы все очнулись в другом мире… – Звучит по-идиотски, попробую дальше. – А ты проснулась только сейчас, через семь лет.
– Семь лет? – Она начала ощупывать свое лицо.
– Да, семь лет. – Я боялся потерять с таким трудом обретенную нить. – Посмотри на меня, я Карлес, только через семь лет. – Я прикрыл рукой нижнюю часть лица с несколькими щетининами.
– Карлес? У меня что, была анестезия, нет, амнезия? Летаргический сон?
– Вроде. – Я боялся дотронуться до нее и снова напугать. – Ты была заколдована. А теперь все уже будет хорошо. Ты только верь мне, ладно? Моя мама тоже здесь. – Последняя фраза точно уж, ни к селу, ни к городу. Я смутился, и Лаура сама потянулась ко мне.
– Я не очень страшная стала? – задала она вопрос всех женщин. – Мне нужно зеркало. Я хочу посмотреть, как я выгляжу.
– Прекрасно!
Она улыбнулась. А я, я был словно на «Острове желаний»!
48. Замок, где поселилась скука
В зале, обвитом черно-золотыми лентами, на алом ложе с чашей, полной горячего вина, возлежал Адский принц, рядом с ним сидели и лежали девять юношей, которых Повелитель лицемерно называл друзьями принца. На самом деле Герман не утруждал себя даже запоминанием их имен. И хотя все они принадлежали к наизнатнейшим гнездам, Адский принц знал, что они не ровня ему, удерживая их при себе лишь затем, чтобы их отцов не покидали честолюбивые планы: выхлопотать для возлюбленных чад своих тепленькое местечко под крылышком будущего властителя. За одно только это драконы могли пачками лететь на верную смерть. Меж тем Герман скучал, молодые драконы еще сильнее напоминали ему о своей наполовину человечьей природе, и тогда он ненавидел всё и вся. Обувь опять набрякла кровью, и в носках начало чавкать. Принц подал знак всем убираться прочь, оставив при себе верного Яро, прах разберет, откуда только взялся в замке Повелителя такой страшенный и свирепый черный дракон. Герман растянулся на ложе и сунул слуге правую ногу. Тот с величайшими предосторожностями стянул замшевый сапожок и, выставив по-змеиному раздвоенный язык, начал облизывать окровавленную стопу.
«Когда-нибудь этот урод так напитается моей кровью, что станет мной, а я им, склоню свою гордость у вонючих лап глупого раба и…»
В дверь вошла красивая драконица, принц знал, что среди дам принято покупать ночи дежурства подле молодых сановников. Эта была не исключением.
– Повелитель желает вас видеть, Адский принц. И не только Повелитель, – добавила она низким, привораживающим голосом, уставившись на голые ноги Германа.
– Передай, чтобы сам пришел, если ему так желается.
Яро осклабился, и принц, дождавшись когда за воительницей закроется дверь, подал рабу вторую ногу.
«Любопытно, чем больше я лью человеческой крови, тем больше вытекает ее из меня. Может, я и вправду превращаюсь в обыкновенного дракона? Хотя нет. В моем теле постоянно нарождается новая кровь, чтобы выливаться потом, собираясь в ручьи, потоки, реки… Целые реки крови, вперемешку с чистым пламенем».
В дверь постучали, принц лениво потянулся, приподнимаясь на подушках. В комнату вошел паж, пропуская вперед себя гонца. Увидев Германа, тот опустился на одно колено, протянув свиток, перевязанный золотой цепью. Яро услужливо принял послание и положил его на протянутую руку хозяина. Тот некоторое время читал и наконец бросил взгляд на ловившего каждое его дыхание слугу. Тут же изо рта урода вылетело быстрое пламя, в одно мгновение охватившее тело посланца. Герман привстал, желая разглядеть казнь до последней детали. Через минуту все было уже кончено, и Яро, шутовски раскланявшись, принялся натягивать на ноги своего принца новые сапоги.
«Зачем все это?» Герману хотелось кричать.
Дверь распахнулась, на пороге стоял сам Повелитель. При виде которого слуга попытался заползти под алое покрывало, но Эдуард зыркнул на него так, что несчастный кубарем вылетел из комнаты, наткнувшись с разгона на дверь и полностью сорвав ее с петель. Принц улыбнулся и указал отцу на кресло в глубине полупустой комната.
– Ты отказываешься повиноваться приказам, да еще и позоришь меня перед слугами! – гневно бросил Повелитель и уселся рядом с сыном. – Это еще что такое? – Он ткнул носком сапога кучку пепла на полу.
– Ах, это… – Принц по-кошачьи потянулся, широко зевнув и показав собеседнику розовое горло. – Дурные вести.
Эдуард поднял валявшееся рядом и, видимо, безынтересное для юноши послание.
– Твой десятник сообщает об уничтожении еще двух крепостей? И это ты считаешь дурными известиями?!
– Да, в самом деле? Наверное, я посмотрел не на ту строчку или отвлекся на свои мысли. Сегодня жарко. Зачем ты держишь в приемной сразу столько горячих воинов? Или это твои, отец, дамы? Берегись, после них на твоей коже могут остаться ожоги. – Он свесил голову с постели, наблюдая, как звенит и пульсирует кровь в висках.
– Не говори глупостей, Тебе же известно, что это наши самые преданные подданные, а с ними всегда жарко…
– Жарко, душно и нестерпимо воняет! – Молодой человек потянулся за кувшином с вином
– Учителя хвалят тебя на все лады.
– Вот как? – Скучающая мина не исчезла, а, кажется, стала еще более непроницаемой. – А тебе не приходит в голову, что они попросту боятся рассердить тебя? Или потерять часть милостей, которыми ты с драконьей щедростью осыпаешь всех и каждого?
– Думаю, нет. Да я и сам не раз видел тебя в деле. – Тон сына вызывал раздражение; всякий раз, когда Адский принц оставался хоть на один день в замке, повелитель чувствовал такой дискомфорт, что время от времени его переполняло желание сгореть в собственном пламени или запереть себя в самый мерзкий и глубокий карцер на двадцать пять часов, и каюк. (Двадцать часов в небольшом, полностью закрытом помещении – смерть для любого даже самого сильного дракона.) Это действовала магия Германа. Идея принца уничтожить собственного отца жила в нем давно. Поначалу Эдд даже усматривал в этом здоровую жизнеутверждающую основу, но по мере того, как мальчишка рос и набирался опыта, эта забава перестала радовать Повелителя драконов. И все чаще и чаще он начинал замечать, что ему уже сложно выпутываться из всех сложных ситуаций, распознавать хитроумные ловушки и отвечать на смелые атаки сына. Вот и сейчас, поддавшись гневу и не желая, чтобы весть о непослушании наследника расползалась по покоям замка, Эдуард был вынужден убить драконицу, дочь ближайшего соратника, который теперь, может быть, будет мстить. Повелитель поглядел на сына. Красивый молодой человек с тонкими чертами лица, густые седые волосы были зачесаны назад.
Красив, можно сказать, женоподобен. Можно было бы, если, конечно, отбросить этот хищный взгляд, вместе с выражением жестокости. Красивые, изящные пальцы имели продолжение в длинных, слишком длинных ногтях. Обычно закрашенных в черный цвет, чтобы скрывать следы крови. Сегодня они были серебряные и блестели, как жала.
– Это еще что за гадость? – Эдд кивнул в сторону хищных ногтей.
– Лак. А тебе что, не нравится? Жаль, я думал, что надо. Недавно залетел в Аласводский княжеский замок и…
– Сжег его. – Повелитель уже привык, что о своих подвигах Герман не распространялся, по правде сказать даже не сообщал в обязательной для всех офицеров сводке, словно не придавал этому значения.
– Побродил. Испытал, признаюсь, массу удовольствия. Выпил, казалось, все, что было в зоне моей досягаемости, прихватил кое-что из этих штучек. – Герман перегнулся и вытащил из-под алого покрывала шкатулочку с различными духами и притираниями.
– Гадость. Мало этого – гадость другого мира. – Повелитель сплюнул. – Это тоже от Эльлинсинга?
– Фи. Как грубо. – Адский принц побрызгал на себя духами, отчего сделался еще невыносимее.
– Ну конечно – князь – друг принца Кира! Вот тот и шляется туда-обратно за лаком для ногтей или тенями для век. А наши мудрецы еще ищут в этих походах в другие миры какой-то особый смысл. Но тебе совсем не нужно быть похожим на Эльлинсинга или вообще на кого-то из людей.
– А на кого я должен быть, по-твоему, похож? Если сам говоришь, что я уникален?
– Да. В тебе две крови, и ты нужен престолу именно таким. – Сказав это, Эдд был не совсем уверен в том, что кому-нибудь может быть по сердцу бессмысленная жестокость его сына. Вообще-то драконы воспитываются на почитании старейшин и родителей. Но эта добродетель, впрочем как и другие, благополучно миновала его отпрыска.
– Ну раз уж я такая паинька, может, я заслужил, наконец, игрушку? – Герман посмотрел на отца невиннейшим взглядом молодого дьявола, отчего Повелителя драконов передернуло.
– Что ты имеешь в виду?
«Сейчас он таким же девственным голоском объявит, что хочет поиграть с моей головой!»
– Я хочу девочку.
– Что?
– Ну девочку, невестушку. Драконы рано взрослеют, а мне уже тринадцать.
Эдуард почувствовал некое замешательство, пронзительные голубые глаза сына сверлили ему душу.
– Честно говоря, я ничего против не имею… Просто я хотел, чтобы это случилось позже, как минимум в четырнадцать… – Отец знал, что ни о какой первой ночи его сына уже нельзя говорить, во всяком случае в будущем времени, и Герман понимал, что ему обо всем известно. Зная, и продолжая прожигать Повелителя глазами.
– …Я думал, – Эдд терял самообладание. – Я думал провести ритуал… купание в крови, золотой пыли, прахе, пепле…
– Полно, полно. Что за глупости, в крови я и так купаюсь по несколько раз в день, во время боя окрашиваю лицо в золотой цвет. Это не суть. Вопрос в том, кто будет она?!
– Вокруг тебя полно дам, готовых убить, сжечь, растерзать ради одной ночи с тобой!
– О нет! – Принц с притворным испугом упал на ложе, сотрясаясь от беззвучного смеха. – Прости, отец, но у меня слишком нежная кожа для того, чтобы спать со шлюхами драконицами. Благодарю покорно.
– Что же ты имеешь в виду? – С того дня как Герман начал проливать человеческую кровь, для него уже не было никаких табу, но, ставя себя таким образом в позицию исключительности, он не брезговал уже и драконьей.
– Я считаю, что я сын двух народов, родился в мире Кармалон, живу здесь, а создан, скорее всего, для чего-то совершенно третьего. Так вот мне и нужна особенная невеста.
– Что ты имеешь в виду, не свою ли сестру-Феникса?! – С точки зрения драконов кровосмешение считалось страшнейшим из грехов. – Я хотел предложить тебе убить ее, а не спать с ней!
– Убить?.. – Юноша снова занялся своими ногтями. – А кому от этого будет больнее?
«Больнее – это единственное, что ему приносит радость».
– …Если Трорнту, так он меня не интересует, а моя племянница еще слишком молода, чтобы что-либо понять и оценить. – Он вынул веер и начал обмахиваться, попеременно любуясь то одним, то другим сверкающим ногтем. – Как здесь жарко…
«Когда-нибудь этот урод так напитается моей кровью, что станет мной, а я им, склоню свою гордость у вонючих лап глупого раба и…»
В дверь вошла красивая драконица, принц знал, что среди дам принято покупать ночи дежурства подле молодых сановников. Эта была не исключением.
– Повелитель желает вас видеть, Адский принц. И не только Повелитель, – добавила она низким, привораживающим голосом, уставившись на голые ноги Германа.
– Передай, чтобы сам пришел, если ему так желается.
Яро осклабился, и принц, дождавшись когда за воительницей закроется дверь, подал рабу вторую ногу.
«Любопытно, чем больше я лью человеческой крови, тем больше вытекает ее из меня. Может, я и вправду превращаюсь в обыкновенного дракона? Хотя нет. В моем теле постоянно нарождается новая кровь, чтобы выливаться потом, собираясь в ручьи, потоки, реки… Целые реки крови, вперемешку с чистым пламенем».
В дверь постучали, принц лениво потянулся, приподнимаясь на подушках. В комнату вошел паж, пропуская вперед себя гонца. Увидев Германа, тот опустился на одно колено, протянув свиток, перевязанный золотой цепью. Яро услужливо принял послание и положил его на протянутую руку хозяина. Тот некоторое время читал и наконец бросил взгляд на ловившего каждое его дыхание слугу. Тут же изо рта урода вылетело быстрое пламя, в одно мгновение охватившее тело посланца. Герман привстал, желая разглядеть казнь до последней детали. Через минуту все было уже кончено, и Яро, шутовски раскланявшись, принялся натягивать на ноги своего принца новые сапоги.
«Зачем все это?» Герману хотелось кричать.
Дверь распахнулась, на пороге стоял сам Повелитель. При виде которого слуга попытался заползти под алое покрывало, но Эдуард зыркнул на него так, что несчастный кубарем вылетел из комнаты, наткнувшись с разгона на дверь и полностью сорвав ее с петель. Принц улыбнулся и указал отцу на кресло в глубине полупустой комната.
– Ты отказываешься повиноваться приказам, да еще и позоришь меня перед слугами! – гневно бросил Повелитель и уселся рядом с сыном. – Это еще что такое? – Он ткнул носком сапога кучку пепла на полу.
– Ах, это… – Принц по-кошачьи потянулся, широко зевнув и показав собеседнику розовое горло. – Дурные вести.
Эдуард поднял валявшееся рядом и, видимо, безынтересное для юноши послание.
– Твой десятник сообщает об уничтожении еще двух крепостей? И это ты считаешь дурными известиями?!
– Да, в самом деле? Наверное, я посмотрел не на ту строчку или отвлекся на свои мысли. Сегодня жарко. Зачем ты держишь в приемной сразу столько горячих воинов? Или это твои, отец, дамы? Берегись, после них на твоей коже могут остаться ожоги. – Он свесил голову с постели, наблюдая, как звенит и пульсирует кровь в висках.
– Не говори глупостей, Тебе же известно, что это наши самые преданные подданные, а с ними всегда жарко…
– Жарко, душно и нестерпимо воняет! – Молодой человек потянулся за кувшином с вином
– Учителя хвалят тебя на все лады.
– Вот как? – Скучающая мина не исчезла, а, кажется, стала еще более непроницаемой. – А тебе не приходит в голову, что они попросту боятся рассердить тебя? Или потерять часть милостей, которыми ты с драконьей щедростью осыпаешь всех и каждого?
– Думаю, нет. Да я и сам не раз видел тебя в деле. – Тон сына вызывал раздражение; всякий раз, когда Адский принц оставался хоть на один день в замке, повелитель чувствовал такой дискомфорт, что время от времени его переполняло желание сгореть в собственном пламени или запереть себя в самый мерзкий и глубокий карцер на двадцать пять часов, и каюк. (Двадцать часов в небольшом, полностью закрытом помещении – смерть для любого даже самого сильного дракона.) Это действовала магия Германа. Идея принца уничтожить собственного отца жила в нем давно. Поначалу Эдд даже усматривал в этом здоровую жизнеутверждающую основу, но по мере того, как мальчишка рос и набирался опыта, эта забава перестала радовать Повелителя драконов. И все чаще и чаще он начинал замечать, что ему уже сложно выпутываться из всех сложных ситуаций, распознавать хитроумные ловушки и отвечать на смелые атаки сына. Вот и сейчас, поддавшись гневу и не желая, чтобы весть о непослушании наследника расползалась по покоям замка, Эдуард был вынужден убить драконицу, дочь ближайшего соратника, который теперь, может быть, будет мстить. Повелитель поглядел на сына. Красивый молодой человек с тонкими чертами лица, густые седые волосы были зачесаны назад.
Красив, можно сказать, женоподобен. Можно было бы, если, конечно, отбросить этот хищный взгляд, вместе с выражением жестокости. Красивые, изящные пальцы имели продолжение в длинных, слишком длинных ногтях. Обычно закрашенных в черный цвет, чтобы скрывать следы крови. Сегодня они были серебряные и блестели, как жала.
– Это еще что за гадость? – Эдд кивнул в сторону хищных ногтей.
– Лак. А тебе что, не нравится? Жаль, я думал, что надо. Недавно залетел в Аласводский княжеский замок и…
– Сжег его. – Повелитель уже привык, что о своих подвигах Герман не распространялся, по правде сказать даже не сообщал в обязательной для всех офицеров сводке, словно не придавал этому значения.
– Побродил. Испытал, признаюсь, массу удовольствия. Выпил, казалось, все, что было в зоне моей досягаемости, прихватил кое-что из этих штучек. – Герман перегнулся и вытащил из-под алого покрывала шкатулочку с различными духами и притираниями.
– Гадость. Мало этого – гадость другого мира. – Повелитель сплюнул. – Это тоже от Эльлинсинга?
– Фи. Как грубо. – Адский принц побрызгал на себя духами, отчего сделался еще невыносимее.
– Ну конечно – князь – друг принца Кира! Вот тот и шляется туда-обратно за лаком для ногтей или тенями для век. А наши мудрецы еще ищут в этих походах в другие миры какой-то особый смысл. Но тебе совсем не нужно быть похожим на Эльлинсинга или вообще на кого-то из людей.
– А на кого я должен быть, по-твоему, похож? Если сам говоришь, что я уникален?
– Да. В тебе две крови, и ты нужен престолу именно таким. – Сказав это, Эдд был не совсем уверен в том, что кому-нибудь может быть по сердцу бессмысленная жестокость его сына. Вообще-то драконы воспитываются на почитании старейшин и родителей. Но эта добродетель, впрочем как и другие, благополучно миновала его отпрыска.
– Ну раз уж я такая паинька, может, я заслужил, наконец, игрушку? – Герман посмотрел на отца невиннейшим взглядом молодого дьявола, отчего Повелителя драконов передернуло.
– Что ты имеешь в виду?
«Сейчас он таким же девственным голоском объявит, что хочет поиграть с моей головой!»
– Я хочу девочку.
– Что?
– Ну девочку, невестушку. Драконы рано взрослеют, а мне уже тринадцать.
Эдуард почувствовал некое замешательство, пронзительные голубые глаза сына сверлили ему душу.
– Честно говоря, я ничего против не имею… Просто я хотел, чтобы это случилось позже, как минимум в четырнадцать… – Отец знал, что ни о какой первой ночи его сына уже нельзя говорить, во всяком случае в будущем времени, и Герман понимал, что ему обо всем известно. Зная, и продолжая прожигать Повелителя глазами.
– …Я думал, – Эдд терял самообладание. – Я думал провести ритуал… купание в крови, золотой пыли, прахе, пепле…
– Полно, полно. Что за глупости, в крови я и так купаюсь по несколько раз в день, во время боя окрашиваю лицо в золотой цвет. Это не суть. Вопрос в том, кто будет она?!
– Вокруг тебя полно дам, готовых убить, сжечь, растерзать ради одной ночи с тобой!
– О нет! – Принц с притворным испугом упал на ложе, сотрясаясь от беззвучного смеха. – Прости, отец, но у меня слишком нежная кожа для того, чтобы спать со шлюхами драконицами. Благодарю покорно.
– Что же ты имеешь в виду? – С того дня как Герман начал проливать человеческую кровь, для него уже не было никаких табу, но, ставя себя таким образом в позицию исключительности, он не брезговал уже и драконьей.
– Я считаю, что я сын двух народов, родился в мире Кармалон, живу здесь, а создан, скорее всего, для чего-то совершенно третьего. Так вот мне и нужна особенная невеста.
– Что ты имеешь в виду, не свою ли сестру-Феникса?! – С точки зрения драконов кровосмешение считалось страшнейшим из грехов. – Я хотел предложить тебе убить ее, а не спать с ней!
– Убить?.. – Юноша снова занялся своими ногтями. – А кому от этого будет больнее?
«Больнее – это единственное, что ему приносит радость».
– …Если Трорнту, так он меня не интересует, а моя племянница еще слишком молода, чтобы что-либо понять и оценить. – Он вынул веер и начал обмахиваться, попеременно любуясь то одним, то другим сверкающим ногтем. – Как здесь жарко…