Страница:
– Я должен объясниться с тобой. – Трорнт подошел и сел рядом на кровать.
– Да. Отец объяснил, что я полюбила тебя по собственной воле, а не из-за приворотных чар. Но мне больно. Понимаешь, я ведь знаю, что справедливости во мне с игольное ушко не наберется, потому что я все понимаю не умом, а сердцем. И после того, что сказал Фобиус, я вдруг поняла, что как раз сердцу-то и не могу верить. Вот где ужас!
Карл поник.
– …Я одного не понимаю, зачем тебе было привораживать меня? Ты, такой красивый, сильный, и вдруг…
– Дурак потому что, всю жизнь сам себе не верю. Когда проклятый в первый раз встречается с кем-то, должен оповещать о своем позоре. А когда я увидел тебя, я забыл обо всем. Джулия, от тебя словно повеяло свободой. Вот я и решил чувство это силой удержать.
– Свободу силком? – усмехнулась королева. – А почему же тогда после не воспользовался? – Она приподнялась на постели. – Я же сама на тебе висла?
– Стыдно было. А изменить уже ничего не мог. Ведь я считал, что колдовство сработало, а значит, ты не сама полюбила меня, то есть я не заслужил этого… Понимаешь… – Он помотал головой. – Трудно мне.
– Тебя дома ждала Мариэтта? Я видела, она красива. Очень красива, а я была и остаюсь грубой воительницей. – Джулия попросила жестом воды.
– Не говори так, ты самая… Никто меня не ждал. – Он обхватил руками голову, теперь его черные волосы лились в несколько ручьев между крепкими пальцами. – Я не умею говорить… душа рвется! Понимай как знаешь, но ты единственная. То есть не в смысле первая, конечно, у Танталеса есть строка «Единственная – это та с которой ты достигаешь единства, единения». Я люблю тебя! И нашу крошку! Но, я все вытерплю, все, что ты прикажешь, сделаю. Джулия!
Она дотронулась до его волос.
– Не надо так, Карл. Адам правильно сказал, все колдуют, весь Элатас в агонии трясется над кофейной гущей, чадит кадилами. Это еще не боль, она кивнула на туго забинтованную руку, – это насмешка. Боль тут. – Королева коснулась груди и побледнела, будто и вправду задела кровоточащую рану. Я сама обе руки на плаху положу, лишь бы только больше в тебе не усомниться!
Они сидели какое-то время молча, как люди, которым уже не нужны слова, для того чтобы понять, что творится в сердцах друг друга.
В тронном зале вновь загорелась тревожным зеленым пламенем семиконечная звезда, ее свет проникал во все самые отдаленные уголки замка, пробираясь все дальше и дальше.
– Знаешь что, – шепнула наконец Джулия, внезапно нарушив тишину, – я приму от тебя все как должное, потому что я тебя люблю и всегда буду любить.
Карл хотел что-то ответить, но она прикрыла ладонью его губы.
57. Час Феникса
58. Мистерия Феникса
– Да. Отец объяснил, что я полюбила тебя по собственной воле, а не из-за приворотных чар. Но мне больно. Понимаешь, я ведь знаю, что справедливости во мне с игольное ушко не наберется, потому что я все понимаю не умом, а сердцем. И после того, что сказал Фобиус, я вдруг поняла, что как раз сердцу-то и не могу верить. Вот где ужас!
Карл поник.
– …Я одного не понимаю, зачем тебе было привораживать меня? Ты, такой красивый, сильный, и вдруг…
– Дурак потому что, всю жизнь сам себе не верю. Когда проклятый в первый раз встречается с кем-то, должен оповещать о своем позоре. А когда я увидел тебя, я забыл обо всем. Джулия, от тебя словно повеяло свободой. Вот я и решил чувство это силой удержать.
– Свободу силком? – усмехнулась королева. – А почему же тогда после не воспользовался? – Она приподнялась на постели. – Я же сама на тебе висла?
– Стыдно было. А изменить уже ничего не мог. Ведь я считал, что колдовство сработало, а значит, ты не сама полюбила меня, то есть я не заслужил этого… Понимаешь… – Он помотал головой. – Трудно мне.
– Тебя дома ждала Мариэтта? Я видела, она красива. Очень красива, а я была и остаюсь грубой воительницей. – Джулия попросила жестом воды.
– Не говори так, ты самая… Никто меня не ждал. – Он обхватил руками голову, теперь его черные волосы лились в несколько ручьев между крепкими пальцами. – Я не умею говорить… душа рвется! Понимай как знаешь, но ты единственная. То есть не в смысле первая, конечно, у Танталеса есть строка «Единственная – это та с которой ты достигаешь единства, единения». Я люблю тебя! И нашу крошку! Но, я все вытерплю, все, что ты прикажешь, сделаю. Джулия!
Она дотронулась до его волос.
– Не надо так, Карл. Адам правильно сказал, все колдуют, весь Элатас в агонии трясется над кофейной гущей, чадит кадилами. Это еще не боль, она кивнула на туго забинтованную руку, – это насмешка. Боль тут. – Королева коснулась груди и побледнела, будто и вправду задела кровоточащую рану. Я сама обе руки на плаху положу, лишь бы только больше в тебе не усомниться!
Они сидели какое-то время молча, как люди, которым уже не нужны слова, для того чтобы понять, что творится в сердцах друг друга.
В тронном зале вновь загорелась тревожным зеленым пламенем семиконечная звезда, ее свет проникал во все самые отдаленные уголки замка, пробираясь все дальше и дальше.
– Знаешь что, – шепнула наконец Джулия, внезапно нарушив тишину, – я приму от тебя все как должное, потому что я тебя люблю и всегда буду любить.
Карл хотел что-то ответить, но она прикрыла ладонью его губы.
57. Час Феникса
День, в который, по мнению Хранителей, должна была состояться «Мистерия Феникса», казалось, был избран самой природой, таким солнечным и теплым показался он посвященным. Джулия с тоской смотрела на осиротевшие гнезда драконов, утративших сразу все свое очарование и торчащих теперь нелепыми грибами трутовиками. Королева отвернулась, подставляя лицо ветру, и тут же заметила отца, ожидавшего ее у стены. Джулия вздохнула и пошла за магом в тронный зал, где уже собрались и тревожно ожидали шестеро посвященных, никто из них не знал, что потребуется делать и как следует себя вести. Карл захватил с собой дополнительные кинжалы и молнии, хотя никто в точности не мог сказать, понадобятся ли они вообще. Морей и Адам с недоверием взирали на Адского принца, который, почувствовав слабину, вел себя вызывающе и даже нахально. Ангелика казалась бледнее обычного. Словом, все без исключения молились на Джулию, не без основания считая ее главным действующим лицом.
Прошлой ночью она и муж дали имя своей дочери. Будущую королеву Элатаса назвали Едвигой, в честь матери Карла. По мне, так имя как имя, не надо, во всяком случае, беспокоиться, какой она вырастет. (В том смысле, что назови дочь Дианой, а потом трясись над ней, пока она маленькая, вдруг какая-нибудь мегера получится.)
Прощание было недолгим. Больше всего смущало, что отец, так много знающий о Фениксе, не может последовать за нами. Но мало этого, он еще и объявил всем и каждому, мол, держитесь Карлеса, он там уже был и маг не последний. Как будто у меня без этого хлопот мало. Морей попрощался со своими малышами еще утром, велев на всякий случай и вовсе унести их подальше от замка.
Между ним и мамой явно что-то происходит. Во всей этой суматохе никто и не поминает, что Ангелика на самом деле имеет больше прав на престолонаследие, чем Джулия. Но если сейчас ничего не получится, вряд ли эта тема будет когда-нибудь еще актуальна.
И вот час настал. Пульсирующая звезда вдруг вся вытянулась, словно расправляя затекшие члены, зеленые лучи ее поползли к каждому из нас, остановившись у самых ног.
– Будьте осторожны, там могут быть ловушки, – предупредил напоследок отец.
Стены беззвучно задрожали и пошли волнами, к горлу подступила тошнота, то тут, то там вспыхивало и гасло синее пламя, так, словно «вход» никак не мог найти себе место. И наконец звезда закружилась, увлекая за собой голубые всполохи. Я неотрывно глядел в бушующий водоворот, пока звезда не начала уходить все глубже и глубже, с каждым поворотом погружаясь в мясо каменного пола, все вокруг завертелось, и наша семерка полетела вниз по стене водоворота, увлекаемые все дальше и дальше.
Когда я очнулся, Адам Трорнт был уже на ногах и оглядывался по сторонам, не желая пока беспокоить Ангелику. Справа от меня завозился Карл. Но этот сразу же начал поднимать Джулию, Морей тряс головой точно с похмелья. Хуже всего пришлось Герману. У него изо рта и носа текла кровь, вперемешку с огненными струйками. Ангелика обхватила ладонями его виски, останавливая припадок.
– Мы добрались? – слабым голосом осведомился брат, едва только принцесса остановила кровь. – Ни один дракон не может пересечь границу «Святого острова»! А я смог. – Он победно улыбнулся, глаза его, однако, при этом абсолютно ничего не выражали.
– Я боюсь, он не сможет идти сам, – предостерегла Ангелика.
– Ничего. Я понесу его, – предложил Морей.
– Как тогда? – Герка задыхался. – И на что я столько времени учился владению мечом, чтобы в самый важный момент превратиться в беспомощную развалину?!
– Для нас важно уже твое присутствие, – подошла к брату Джулия. – Потому что твою часть миссии за тебя никто не сможет выполнить.
– Не сомневайся во мне, королева. Я сумею поставить решающую точку. И силы ко мне скоро вернутся, как у моего отца вновь вырос глаз, который выбил ему твой отец.
Джулия закусила губу и отошла в сторону, вероятнее всего, величая про себя Повелителя драконов жирной ящерицей.
Перед нами возвышалась уродливая черная гора, словно протыкающая собой небеса. На первый взгляд казалось, что эта кривая пародия на Вавилонскую башню вся обросла гигантскими плоскими улитками, но вблизи становилось очевидно, что эти темные скользкие лепешки – не что иное, как почерневшие от времени пни гигантских деревьев. По этим ступенькам, может быть, и удобно ходить, но только если в теле как минимум пять метров росла. Нам же предстояло перебираться с одного кругляша на другой, кое-где, возможно, подтягиваясь на руках. Я представил их грязными и склизкими.
– Должно быть, нам туда. – Карл поглядел наверх.
– Интересно, адский змееныш способен отрастить себе крылышки, подобно папочке, и взмыть в один миг наверх? – осведомился Морей.
Герман только зашипел в ответ, его губы покрыла кровавая пена.
– Ну-ну, будет вам, нашли время, когда ссориться. – Адам обнял за плечи моего брата, помогая ему подниматься. Я встал с другой стороны, и все вместе мы полезли наверх, Ангелика завязала волосы в крепкий узел, чтобы они не лезли в лицо, когда она первый раз поскользнулась и вымазалась о мокрое склизкое дерево, я видел, что она только вздохнула и продолжила путь. Карл шел рядом с моей сестрой, готовый в любой момент прийти на помощь, прикрыв ее собой, или еще что-нибудь в том же роде. Сама она двигалась с пластичностью кошки. Хотя действовать ей приходилось пока только одной рукой. Техника, которой обычно пользовался Брас, догадался я. Удивительно, что вокруг столько говорят о том, что сестра обучала Браса, а о том, что бывало и наоборот, ни слова. Я с трудом удержал Германа, когда он, закашлявшись, в очередной раз повалился назад.
– Что с тобой? – Я встряхнул брата, прижав его к липкой, грязной стене. Ангелика уже ползла к нам, держась за какую-то ветку, торчащую прямо из пня.
– Драконья кровь. – Он задыхался, вены на лбу и висках действительно вспухли и были неестественно горячи на ощупь. – Драконам не место на Святом острове! Я прошел, потому что я полукровка.
Я испытывал острую жалость и чувство полнейшей своей беспомощности. Герман – такой, какой он есть, и кровь у него такая, какая дана. Ну все же непонятно, почему он – избранный? Кому нужны его страдания?
– Я боюсь, что принц не дойдет, – шепнула мне на ухе Ангелика, но брат расслышал.
– Дойду. Одного жалко: дойти-то я, конечно, дойду, а вот толку от меня там будет мало, боюсь, меч сейчас уже не подниму.
– Может, не понадобится. – Желая ободрить брата, я вынул из-за пояса подаренный мамой кинжал и подал его Герману: – Возьми, это вроде полегче.
– Полегче, – медленно произнес он и посмотрел на меня, с тем же самым жутким выражением, которое появилось у него еще в детстве, после появления в нашем мире Морея.
Я сглотнул и отполз в сторону. Появилось какое-то беспокойство, но я не поддался ему.
За весь подъем мы не менее семи раз делали передышки, небо тем временем стало черным, кое-где сверкали белые и голубые молнии, словно мир рвался на части. Джулия хотела покончить с восхождением за один день. Не рискуя ночевать на скользкой и неровной поверхности этой башни, горы, или как там ее на самом деле.
Герман с трудом сдерживал рвущиеся наружу стоны. Каждая клеточка его тела молила о пощаде, благородный золотой дракон сжался внутри принца, всем своим существом страшась и не желая присутствовать в этом злобном для него мире. Казалось, что одна только сила воли удерживает клетки полукровки, не давая им взорваться красочным фейерверком, разнеся все вокруг.
«У Адского принца и терпение должно быть адским», – твердил про себя Герман. «Больно, больно, больно!!!» Мозг, казалось, отказывался воспринимать что-либо кроме этой изнуряющей тело и душу пытки. Он сел, прижимаясь спиной к скользкому камню, обтер ладони о куртку, отчего они, правда, не стали ни суше, ни чище. Потом, к немалому удивлению присутствующих, лукаво улыбнувшись, он сделал жест фокусника и достал из-за пазухи изящную шкатулочку, всю покрытую блестящими змейками и бабочками. Красивым, рассчитанным на эффект движением Герман убрал назад волосы, слегка запрокинув при этом голову. Словно подставлял лицо ласковым солнечным лучам и, добившись всеобщего внимания, нажал на спрятанную пружинку. Раздался щелчок, узорчатая крышка открылась, и все увидели, что шкатулочка заполнена золотом. Адский принц довольно вздохнул, и в его правой руке оказалась тоненькая кисточка.
Не знаю, почему, но мы все вдруг замерли и уставились на него как на какое-то чудо, а он медлил, увеличивая тем самым полученный эффект.
Наконец Герман поднял свою тонкую кисточку, как дирижер поднимает палочку, казалось, что вот-вот неизвестно откуда польется прекрасная музыка.
Сверкнувшая рядом молния отразилась в зеркальце на задней стенке шкатулки. Мне хотелось кричать, требовать, чтобы брат поскорее продолжал свое представление, подталкивая факира к желанной развязке, и одновременно я желал, чтобы оно длилось вечно. Нахлынувшее напряжение охватило все тело, каждый нерв, и, когда я уже не мог сдерживаться, Герман так же медленно погрузил кисточку в шкатулку и вынул ее уже золотой. При виде этого несложного действа Ангелика чуть не лишилась сознания. Обмякнув в объятиях Адама, она часто вздыхала, отчего ее красивая грудь поднималась и опускалась. Морей просто сел, выпучив глаза, Адский принц криво усмехнулся, оценивая из-под густых ресниц силу своего воздействия, и, наконец, двумя верными, как сама смерть, движениями нанес на верхние веки две длинные золотые полосы с завитками на концах. После чего взглянул на нас совсем другим человеком.
Золото и грязь создавали немыслимое и одновременно классическое сочетание. Туим досадливо сплюнул.
– И эту вертлявую, дохлую гадость я тащил в Элатас через магические врата?! Своих мало!
– Фи. Морей дуралей. Противный, – прогнусавил братик и подрисовал себе бороду и усы.
Джулия прыснула и подобралась поближе к кудеснику, но ее опередила Ангелика. Внимание принцессы было всецело поглощено золотоносной шкатулочкой, она опустилась рядом с Германом на колени и подставила свое лицо. Адам взялся за оружие, а принц макнул еще раз кисть и нарисовал прекрасные цветы, словно сползающие с век до бровей, переплетаясь тонкими стеблями и раскрывая свои нежные лепестки. Ангелика закрыла глаза, ее тело трепетало. Художник закончил работу. Мы все не могли оторвать взгляда от преображенной девушки, но своей очереди уже ждала Джулия. Герман на мгновение замер, решая, что будет рисовать, и вдруг покрыл брови королевы золотой краской, в центре ее высокого лба засияла семиконечная звезда, а щеки заблестели, словно неся на себе продолжение чудесных лучей. Отдышавшись, Герман зачерпнул изящными пальцами еще золота и одним властным, сильным движением покрыл волосы и косы, как мне показалось, даже слегка дернув за них.
Произведенный эффект превышал все виденное ранее. Адский принц раскланялся, Джулия благодарно обняла его, но брат вдруг съежился весь и застонал, словно превозмогая страшную боль. В недоумении и страхе она отступила.
– Феникс убивает дракона, что сидит во мне, – простонал Герман. Лицо его сделалось серым, губы пылали. Он безжизненно запустил пальцы в полупустую шкатулку и густо намазал свое лицо золотом. – Для мистерии Фениксу более пригодится Адский принц, нежели младший братик, красотка. – Он бросил шкатулку вниз и даже не посмотрел, как она падает. – В путь?
– Хочешь ты того или нет, а только под любым обличием ты был и остаешься моим братом. – Она поползла вперед, перебираясь через гигантские черные пни.
Я решил не отходить от Герки, что-то подсказывало мне, что мы скоро вновь расстанемся. Несколько раз я замечал, как Ангелика смотрит на моего брата и, обречено вздыхая, отводит полные слез глаза.
– Не печалься о нем, принцесса, ну кто он тебе? Шут гороховый, даром что принц, – шепнул Адам.
– Вот-вот, – поддержал его Морей, – это сейчас он мальчишка, а что дальше будет? Кто пойдет за него и что он, кроме дурацких фокусов да, может быть, денег отца невесте своей предложить сможет? Ведь ни кожи, ни рожи и ветер в голове, змееныш, выкормыш…
Я хотел было вмешаться, но Герман остановил меня. – Пустое, брат. Он прав, Морей дуралей – сильный воин, истинный князь, за ним как за каменной стеной. А что могу я? Рассмешить, сказку рассказать, сон волшебный послать, приворожить… Что я без своей силы?.. Он ест хлеб и мясо. А я весь век могу кушать сласти, и горечи солдатского пойла мне не понадобится, потому что вся горечь и боль – они во мне. Я читал твои сказки. Плохой, Карлес, ты придумщик. Горицвет все за правду ратует, а кому нужна она – эта правда? Людям сказка нужна, сладкий сон. Ты напиши о принцессе, но только чтобы она непременно была бы красавицей и умницей, о воине – и чтобы сильнее и добрее его во всем мире не сыскать, о драконе… Пусть они играют свои роли и, меняясь ими, создают свой мир, но такой, в который я поверю и захочу все оставить – только им и жить…
Он поскользнулся и повис у меня на руке. Вот кинжал – что это, орудие убийства или защиты. Но убери резьбу и камни, разве он хуже станет исполнять свою службу? Хуже, Карлес, потому что мастер, который его создавал, хотел, чтобы он глаз радовал.
Пока братик говорил, мы достигли самого верха, болели ноги, то ли еще будет завтра. Прямо перед нами возвышался небольшой Храм, двери в который были закрыты, но, когда к ним приблизилась великая взломщица – моя сестра, они со скрипом распахнулись, сразу раскусив, с кем имеют дело. И возможно, не желая связываться.
Круглая зала со множеством окошек, казалось, была пропитана молниями, до черного зеркального пола было страшно дотронуться.
– Пришли. – Карл положил руку на плечо Джулии.
– Но я ничего не чувствую? – Она удивленно посмотрела на нас. – Я не слышу приближение Феникса! Я не превращаюсь!
– Может, этого не потребуется. – Морей заговорил с ней мягким, чуть ли не отеческим голосом. – Может, нужно, только наше присутствие, а там… – Он кивнул в глубь залы, где возвышался каменный алтарь. – Там все поймут.
– Но я думала, что это испытание для всех нас, – неуверенно предположила сестра; казалось, что она смертельно боится пройти по этому полу и придумывает разные предлоги.
– …Не хотите же вы сказать, что спасение мира зависело от того, заберемся ли мы на эту колокольню? Нет, тут что-то не так!
– Может, они начнутся прямо сейчас? – Ангелика посмотрела на своего рыцаря долгим, нежным взглядом. – Адам Трорнт, если мы останемся в живых, я приму твое предложение. – Она ступила на черное зеркало и подала руку Джулии. – Собраться всем вместе, очутиться на «Святом острове» и подняться сюда – уже серьезное испытание и не каждому по плечу.
Королева покорно вздохнула и подошла к алтарю. Я чувствовал, как все ее существо противилось происходящему, казалось, она говорила: «Ну ущипните же кто-нибудь меня! Разве не понятно, что я сплю!»
Мы обступили алтарь. Я подумал, что, возможно, стоит постороннему дотронуться до его черной, отполированной временем поверхности – и он тут же разорвется на куски, унося вместе с собой прямо в жадный зев бездны наш хрупкий и легкий мир. Мир – воскресный золотой воздушный шарик в руках моей сестры. Такие же или почти такие же мысли посещали и моих спутников. Но я как летописец старался их не столько услышать, сколько придумать.
С того самого дня, как я впервые узнал о существовании весов добра и зла, я не переставал задаваться вопросом – какие они из себя – чаши в руках слепой богини? Хрустальные туфельки Золушки? Игольное ушко – как единственный верный путь в рай? Распустившаяся ветка в руках Иосифа? Что будет мерилом правды? И вот теперь – детектор лжи в виде черного алтаря?
Джулия посмотрела на всех нас, подбадривая, а может, прощаясь, и положила руку на камень.
«А знает ли она, с какой нужно стороны?» – запоздало испугался я, вспомнив улитку Кэрролла.
В зале стало свежее, и из-под алтаря начал пробиваться солнечный свет. Один за другим мы присоединялись к беззвучной молитве Феникса. Алтарь зашатался, как стол на спиритическом сеансе, и вдруг с грохотом провалился вниз, увлекая за собой несколько мерзких пней и булыжников. Где-то там у нас под ногами вставало новорожденное солнышко, еще крошечное, неоперенное, с веками без ресничек, оно поднималось медленно, удивленно, словно должно было запомнить все подробности этого дня, до мельчайших черточек. Мы гладили его, радуясь как безумные.
– Значит, у нас получилось и мистерия Феникса состоялась?! – Герман казался счастливым и вместе с тем печальным.
Не знаю, сколько прошло времени, солнце вскарабкалось-таки своими по-детски кривыми ножками на небо. Но боюсь, пока что по нему еще нельзя сказать, который час. Судя по всему, тренировочки его еще ждут не слабые.
Я подошел к окну и увидел Нарвскую крепость, с ее вечно перекошенной стеной. От волнения я не знал, что и сказать. У соседнего окна, задумчиво опершись о стену, стояла Ангелика.
– Это мой мир! – гордо сообщил я ей и удивленно попятился, в окно на принцессу глядел маленький дворик с двумя подводами с сеном и башня, на которой, свесив золотые перепончатые крылья, сидел старый дракон.
– Нет. Это мой дом. Ты ошибся, Карлес. – Она осталась стоять, а я подскочил к третьему окну, за ним была ночь, и вереница огоньков отправлялась в свое обычное путешествие. Восточнее княжество…
Спускаясь вниз, каждый думал о своем. Джулия и Герман задержались наверху, похоже, зал был единственным местом, где братик чувствовал себя получше, а им еще так много оставалось друг другу сказать. Быть может, все еще решится миром и войны с драконами удастся избежать. Хорошо бы…
Деревянные ступени уже не были склизкими и черными, они словно светились солнцем и чистотой, в их кольцах читались судьбы веков, от ударов каблуками они звенели на разные голоса и пахли елью или пихтой.
Неожиданно Ангелика прервала поток моих мыслей.
– Ты ведь уже второй раз попал на «Святой остров», значит, теперь ты здесь уже свой?! А я знаю, как остаться на нем и в первое посещение! Нужно только, когда тебе предлагают сказать желание, пожелать остаться здесь навсегда. А тут всегда так?.. И шпиль этот?.. Или только в «Час Феникса»?
Я оглянулся и чуть не полетел вниз. Какой же я дурак! Целый день лазил по старым пням и даже не подумал, что на «Святом острове» вообще не рубят деревьев! Тем более таких старых и в таком количестве? Даже дома Эльсинеля, где я жил, целая стена – это огромное, старое дерево продолжающее расти и цвести! Все мираж, ловушка, о которой говорил отец. Я остановился и заорал остальным, что никакой «Мистерии» не произошло и как раз сейчас, может быть, наш мир летит в бездну!
Мы ушли уже довольно-таки далеко, Джулия и Герман не слышали моего вопля, меж тем иллюзия начала таять. Я увидел сестру, появившуюся в дверном проеме. За нею следовал Адский принц.
«Они еще не знают, что мы обманулись, что на самом деле ничего не произошло и все только…». Мир обмана не доносил обличений.
Карл призывно замахал руками, умоляя супругу как можно скорее спуститься к нам, и сам полез ей навстречу. Джулия запрокинула голову, как птица перед полетом, мне показалось, что она сейчас прыгнет и полетит, все ее тело дышало в этот момент радостью и свободой, как тогда в горах…
– Нет, Джулия! Нет? – закричал я, это обман, это…
Сестра покачнулась, словно вдруг сила и уверенность оставили ее. Было довольно далеко, но мне показалось, что на лице ее написано неподдельное удивление, она повернулась к брату, и солнце блеснуло на рукоятке кинжала, торчащего из ее спины.
– Это иллюзия! – завопил Карл. – Не верь!
И тут же в воздухе проступили очертания двух огромных чаш весов. Они крутились и вибрировали с нарастающей скоростью.
Герман толкнул Джулию, и та полетела, перекувыркиваясь в воздухе, прямо на одну из чаш. В последний момент мы увидели взвившееся над нею пламя. Чаша «добра» со своей ношей стремительно полетела вниз, меж тем вторая посудина столь же быстро поднималась вверх.
Вот она, как черная гора, пронеслась мимо, готовая снести все на своем пути. Поднимающийся откуда-то снизу белый огонь доставал уже до наших ног, не раня и не обжигая их. И тут мы услышали крик. Чаша «Зла», поравнявшись с Германом, зацепила его плащ и теперь возносила своего Адского принца, может быть, в его последний полет.
Прошлой ночью она и муж дали имя своей дочери. Будущую королеву Элатаса назвали Едвигой, в честь матери Карла. По мне, так имя как имя, не надо, во всяком случае, беспокоиться, какой она вырастет. (В том смысле, что назови дочь Дианой, а потом трясись над ней, пока она маленькая, вдруг какая-нибудь мегера получится.)
Прощание было недолгим. Больше всего смущало, что отец, так много знающий о Фениксе, не может последовать за нами. Но мало этого, он еще и объявил всем и каждому, мол, держитесь Карлеса, он там уже был и маг не последний. Как будто у меня без этого хлопот мало. Морей попрощался со своими малышами еще утром, велев на всякий случай и вовсе унести их подальше от замка.
Между ним и мамой явно что-то происходит. Во всей этой суматохе никто и не поминает, что Ангелика на самом деле имеет больше прав на престолонаследие, чем Джулия. Но если сейчас ничего не получится, вряд ли эта тема будет когда-нибудь еще актуальна.
И вот час настал. Пульсирующая звезда вдруг вся вытянулась, словно расправляя затекшие члены, зеленые лучи ее поползли к каждому из нас, остановившись у самых ног.
– Будьте осторожны, там могут быть ловушки, – предупредил напоследок отец.
Стены беззвучно задрожали и пошли волнами, к горлу подступила тошнота, то тут, то там вспыхивало и гасло синее пламя, так, словно «вход» никак не мог найти себе место. И наконец звезда закружилась, увлекая за собой голубые всполохи. Я неотрывно глядел в бушующий водоворот, пока звезда не начала уходить все глубже и глубже, с каждым поворотом погружаясь в мясо каменного пола, все вокруг завертелось, и наша семерка полетела вниз по стене водоворота, увлекаемые все дальше и дальше.
Когда я очнулся, Адам Трорнт был уже на ногах и оглядывался по сторонам, не желая пока беспокоить Ангелику. Справа от меня завозился Карл. Но этот сразу же начал поднимать Джулию, Морей тряс головой точно с похмелья. Хуже всего пришлось Герману. У него изо рта и носа текла кровь, вперемешку с огненными струйками. Ангелика обхватила ладонями его виски, останавливая припадок.
– Мы добрались? – слабым голосом осведомился брат, едва только принцесса остановила кровь. – Ни один дракон не может пересечь границу «Святого острова»! А я смог. – Он победно улыбнулся, глаза его, однако, при этом абсолютно ничего не выражали.
– Я боюсь, он не сможет идти сам, – предостерегла Ангелика.
– Ничего. Я понесу его, – предложил Морей.
– Как тогда? – Герка задыхался. – И на что я столько времени учился владению мечом, чтобы в самый важный момент превратиться в беспомощную развалину?!
– Для нас важно уже твое присутствие, – подошла к брату Джулия. – Потому что твою часть миссии за тебя никто не сможет выполнить.
– Не сомневайся во мне, королева. Я сумею поставить решающую точку. И силы ко мне скоро вернутся, как у моего отца вновь вырос глаз, который выбил ему твой отец.
Джулия закусила губу и отошла в сторону, вероятнее всего, величая про себя Повелителя драконов жирной ящерицей.
Перед нами возвышалась уродливая черная гора, словно протыкающая собой небеса. На первый взгляд казалось, что эта кривая пародия на Вавилонскую башню вся обросла гигантскими плоскими улитками, но вблизи становилось очевидно, что эти темные скользкие лепешки – не что иное, как почерневшие от времени пни гигантских деревьев. По этим ступенькам, может быть, и удобно ходить, но только если в теле как минимум пять метров росла. Нам же предстояло перебираться с одного кругляша на другой, кое-где, возможно, подтягиваясь на руках. Я представил их грязными и склизкими.
– Должно быть, нам туда. – Карл поглядел наверх.
– Интересно, адский змееныш способен отрастить себе крылышки, подобно папочке, и взмыть в один миг наверх? – осведомился Морей.
Герман только зашипел в ответ, его губы покрыла кровавая пена.
– Ну-ну, будет вам, нашли время, когда ссориться. – Адам обнял за плечи моего брата, помогая ему подниматься. Я встал с другой стороны, и все вместе мы полезли наверх, Ангелика завязала волосы в крепкий узел, чтобы они не лезли в лицо, когда она первый раз поскользнулась и вымазалась о мокрое склизкое дерево, я видел, что она только вздохнула и продолжила путь. Карл шел рядом с моей сестрой, готовый в любой момент прийти на помощь, прикрыв ее собой, или еще что-нибудь в том же роде. Сама она двигалась с пластичностью кошки. Хотя действовать ей приходилось пока только одной рукой. Техника, которой обычно пользовался Брас, догадался я. Удивительно, что вокруг столько говорят о том, что сестра обучала Браса, а о том, что бывало и наоборот, ни слова. Я с трудом удержал Германа, когда он, закашлявшись, в очередной раз повалился назад.
– Что с тобой? – Я встряхнул брата, прижав его к липкой, грязной стене. Ангелика уже ползла к нам, держась за какую-то ветку, торчащую прямо из пня.
– Драконья кровь. – Он задыхался, вены на лбу и висках действительно вспухли и были неестественно горячи на ощупь. – Драконам не место на Святом острове! Я прошел, потому что я полукровка.
Я испытывал острую жалость и чувство полнейшей своей беспомощности. Герман – такой, какой он есть, и кровь у него такая, какая дана. Ну все же непонятно, почему он – избранный? Кому нужны его страдания?
– Я боюсь, что принц не дойдет, – шепнула мне на ухе Ангелика, но брат расслышал.
– Дойду. Одного жалко: дойти-то я, конечно, дойду, а вот толку от меня там будет мало, боюсь, меч сейчас уже не подниму.
– Может, не понадобится. – Желая ободрить брата, я вынул из-за пояса подаренный мамой кинжал и подал его Герману: – Возьми, это вроде полегче.
– Полегче, – медленно произнес он и посмотрел на меня, с тем же самым жутким выражением, которое появилось у него еще в детстве, после появления в нашем мире Морея.
Я сглотнул и отполз в сторону. Появилось какое-то беспокойство, но я не поддался ему.
За весь подъем мы не менее семи раз делали передышки, небо тем временем стало черным, кое-где сверкали белые и голубые молнии, словно мир рвался на части. Джулия хотела покончить с восхождением за один день. Не рискуя ночевать на скользкой и неровной поверхности этой башни, горы, или как там ее на самом деле.
Герман с трудом сдерживал рвущиеся наружу стоны. Каждая клеточка его тела молила о пощаде, благородный золотой дракон сжался внутри принца, всем своим существом страшась и не желая присутствовать в этом злобном для него мире. Казалось, что одна только сила воли удерживает клетки полукровки, не давая им взорваться красочным фейерверком, разнеся все вокруг.
«У Адского принца и терпение должно быть адским», – твердил про себя Герман. «Больно, больно, больно!!!» Мозг, казалось, отказывался воспринимать что-либо кроме этой изнуряющей тело и душу пытки. Он сел, прижимаясь спиной к скользкому камню, обтер ладони о куртку, отчего они, правда, не стали ни суше, ни чище. Потом, к немалому удивлению присутствующих, лукаво улыбнувшись, он сделал жест фокусника и достал из-за пазухи изящную шкатулочку, всю покрытую блестящими змейками и бабочками. Красивым, рассчитанным на эффект движением Герман убрал назад волосы, слегка запрокинув при этом голову. Словно подставлял лицо ласковым солнечным лучам и, добившись всеобщего внимания, нажал на спрятанную пружинку. Раздался щелчок, узорчатая крышка открылась, и все увидели, что шкатулочка заполнена золотом. Адский принц довольно вздохнул, и в его правой руке оказалась тоненькая кисточка.
Не знаю, почему, но мы все вдруг замерли и уставились на него как на какое-то чудо, а он медлил, увеличивая тем самым полученный эффект.
Наконец Герман поднял свою тонкую кисточку, как дирижер поднимает палочку, казалось, что вот-вот неизвестно откуда польется прекрасная музыка.
Сверкнувшая рядом молния отразилась в зеркальце на задней стенке шкатулки. Мне хотелось кричать, требовать, чтобы брат поскорее продолжал свое представление, подталкивая факира к желанной развязке, и одновременно я желал, чтобы оно длилось вечно. Нахлынувшее напряжение охватило все тело, каждый нерв, и, когда я уже не мог сдерживаться, Герман так же медленно погрузил кисточку в шкатулку и вынул ее уже золотой. При виде этого несложного действа Ангелика чуть не лишилась сознания. Обмякнув в объятиях Адама, она часто вздыхала, отчего ее красивая грудь поднималась и опускалась. Морей просто сел, выпучив глаза, Адский принц криво усмехнулся, оценивая из-под густых ресниц силу своего воздействия, и, наконец, двумя верными, как сама смерть, движениями нанес на верхние веки две длинные золотые полосы с завитками на концах. После чего взглянул на нас совсем другим человеком.
Золото и грязь создавали немыслимое и одновременно классическое сочетание. Туим досадливо сплюнул.
– И эту вертлявую, дохлую гадость я тащил в Элатас через магические врата?! Своих мало!
– Фи. Морей дуралей. Противный, – прогнусавил братик и подрисовал себе бороду и усы.
Джулия прыснула и подобралась поближе к кудеснику, но ее опередила Ангелика. Внимание принцессы было всецело поглощено золотоносной шкатулочкой, она опустилась рядом с Германом на колени и подставила свое лицо. Адам взялся за оружие, а принц макнул еще раз кисть и нарисовал прекрасные цветы, словно сползающие с век до бровей, переплетаясь тонкими стеблями и раскрывая свои нежные лепестки. Ангелика закрыла глаза, ее тело трепетало. Художник закончил работу. Мы все не могли оторвать взгляда от преображенной девушки, но своей очереди уже ждала Джулия. Герман на мгновение замер, решая, что будет рисовать, и вдруг покрыл брови королевы золотой краской, в центре ее высокого лба засияла семиконечная звезда, а щеки заблестели, словно неся на себе продолжение чудесных лучей. Отдышавшись, Герман зачерпнул изящными пальцами еще золота и одним властным, сильным движением покрыл волосы и косы, как мне показалось, даже слегка дернув за них.
Произведенный эффект превышал все виденное ранее. Адский принц раскланялся, Джулия благодарно обняла его, но брат вдруг съежился весь и застонал, словно превозмогая страшную боль. В недоумении и страхе она отступила.
– Феникс убивает дракона, что сидит во мне, – простонал Герман. Лицо его сделалось серым, губы пылали. Он безжизненно запустил пальцы в полупустую шкатулку и густо намазал свое лицо золотом. – Для мистерии Фениксу более пригодится Адский принц, нежели младший братик, красотка. – Он бросил шкатулку вниз и даже не посмотрел, как она падает. – В путь?
– Хочешь ты того или нет, а только под любым обличием ты был и остаешься моим братом. – Она поползла вперед, перебираясь через гигантские черные пни.
Я решил не отходить от Герки, что-то подсказывало мне, что мы скоро вновь расстанемся. Несколько раз я замечал, как Ангелика смотрит на моего брата и, обречено вздыхая, отводит полные слез глаза.
– Не печалься о нем, принцесса, ну кто он тебе? Шут гороховый, даром что принц, – шепнул Адам.
– Вот-вот, – поддержал его Морей, – это сейчас он мальчишка, а что дальше будет? Кто пойдет за него и что он, кроме дурацких фокусов да, может быть, денег отца невесте своей предложить сможет? Ведь ни кожи, ни рожи и ветер в голове, змееныш, выкормыш…
Я хотел было вмешаться, но Герман остановил меня. – Пустое, брат. Он прав, Морей дуралей – сильный воин, истинный князь, за ним как за каменной стеной. А что могу я? Рассмешить, сказку рассказать, сон волшебный послать, приворожить… Что я без своей силы?.. Он ест хлеб и мясо. А я весь век могу кушать сласти, и горечи солдатского пойла мне не понадобится, потому что вся горечь и боль – они во мне. Я читал твои сказки. Плохой, Карлес, ты придумщик. Горицвет все за правду ратует, а кому нужна она – эта правда? Людям сказка нужна, сладкий сон. Ты напиши о принцессе, но только чтобы она непременно была бы красавицей и умницей, о воине – и чтобы сильнее и добрее его во всем мире не сыскать, о драконе… Пусть они играют свои роли и, меняясь ими, создают свой мир, но такой, в который я поверю и захочу все оставить – только им и жить…
Он поскользнулся и повис у меня на руке. Вот кинжал – что это, орудие убийства или защиты. Но убери резьбу и камни, разве он хуже станет исполнять свою службу? Хуже, Карлес, потому что мастер, который его создавал, хотел, чтобы он глаз радовал.
Пока братик говорил, мы достигли самого верха, болели ноги, то ли еще будет завтра. Прямо перед нами возвышался небольшой Храм, двери в который были закрыты, но, когда к ним приблизилась великая взломщица – моя сестра, они со скрипом распахнулись, сразу раскусив, с кем имеют дело. И возможно, не желая связываться.
Круглая зала со множеством окошек, казалось, была пропитана молниями, до черного зеркального пола было страшно дотронуться.
– Пришли. – Карл положил руку на плечо Джулии.
– Но я ничего не чувствую? – Она удивленно посмотрела на нас. – Я не слышу приближение Феникса! Я не превращаюсь!
– Может, этого не потребуется. – Морей заговорил с ней мягким, чуть ли не отеческим голосом. – Может, нужно, только наше присутствие, а там… – Он кивнул в глубь залы, где возвышался каменный алтарь. – Там все поймут.
– Но я думала, что это испытание для всех нас, – неуверенно предположила сестра; казалось, что она смертельно боится пройти по этому полу и придумывает разные предлоги.
– …Не хотите же вы сказать, что спасение мира зависело от того, заберемся ли мы на эту колокольню? Нет, тут что-то не так!
– Может, они начнутся прямо сейчас? – Ангелика посмотрела на своего рыцаря долгим, нежным взглядом. – Адам Трорнт, если мы останемся в живых, я приму твое предложение. – Она ступила на черное зеркало и подала руку Джулии. – Собраться всем вместе, очутиться на «Святом острове» и подняться сюда – уже серьезное испытание и не каждому по плечу.
Королева покорно вздохнула и подошла к алтарю. Я чувствовал, как все ее существо противилось происходящему, казалось, она говорила: «Ну ущипните же кто-нибудь меня! Разве не понятно, что я сплю!»
Мы обступили алтарь. Я подумал, что, возможно, стоит постороннему дотронуться до его черной, отполированной временем поверхности – и он тут же разорвется на куски, унося вместе с собой прямо в жадный зев бездны наш хрупкий и легкий мир. Мир – воскресный золотой воздушный шарик в руках моей сестры. Такие же или почти такие же мысли посещали и моих спутников. Но я как летописец старался их не столько услышать, сколько придумать.
С того самого дня, как я впервые узнал о существовании весов добра и зла, я не переставал задаваться вопросом – какие они из себя – чаши в руках слепой богини? Хрустальные туфельки Золушки? Игольное ушко – как единственный верный путь в рай? Распустившаяся ветка в руках Иосифа? Что будет мерилом правды? И вот теперь – детектор лжи в виде черного алтаря?
Джулия посмотрела на всех нас, подбадривая, а может, прощаясь, и положила руку на камень.
«А знает ли она, с какой нужно стороны?» – запоздало испугался я, вспомнив улитку Кэрролла.
В зале стало свежее, и из-под алтаря начал пробиваться солнечный свет. Один за другим мы присоединялись к беззвучной молитве Феникса. Алтарь зашатался, как стол на спиритическом сеансе, и вдруг с грохотом провалился вниз, увлекая за собой несколько мерзких пней и булыжников. Где-то там у нас под ногами вставало новорожденное солнышко, еще крошечное, неоперенное, с веками без ресничек, оно поднималось медленно, удивленно, словно должно было запомнить все подробности этого дня, до мельчайших черточек. Мы гладили его, радуясь как безумные.
– Значит, у нас получилось и мистерия Феникса состоялась?! – Герман казался счастливым и вместе с тем печальным.
Не знаю, сколько прошло времени, солнце вскарабкалось-таки своими по-детски кривыми ножками на небо. Но боюсь, пока что по нему еще нельзя сказать, который час. Судя по всему, тренировочки его еще ждут не слабые.
Я подошел к окну и увидел Нарвскую крепость, с ее вечно перекошенной стеной. От волнения я не знал, что и сказать. У соседнего окна, задумчиво опершись о стену, стояла Ангелика.
– Это мой мир! – гордо сообщил я ей и удивленно попятился, в окно на принцессу глядел маленький дворик с двумя подводами с сеном и башня, на которой, свесив золотые перепончатые крылья, сидел старый дракон.
– Нет. Это мой дом. Ты ошибся, Карлес. – Она осталась стоять, а я подскочил к третьему окну, за ним была ночь, и вереница огоньков отправлялась в свое обычное путешествие. Восточнее княжество…
Спускаясь вниз, каждый думал о своем. Джулия и Герман задержались наверху, похоже, зал был единственным местом, где братик чувствовал себя получше, а им еще так много оставалось друг другу сказать. Быть может, все еще решится миром и войны с драконами удастся избежать. Хорошо бы…
Деревянные ступени уже не были склизкими и черными, они словно светились солнцем и чистотой, в их кольцах читались судьбы веков, от ударов каблуками они звенели на разные голоса и пахли елью или пихтой.
Неожиданно Ангелика прервала поток моих мыслей.
– Ты ведь уже второй раз попал на «Святой остров», значит, теперь ты здесь уже свой?! А я знаю, как остаться на нем и в первое посещение! Нужно только, когда тебе предлагают сказать желание, пожелать остаться здесь навсегда. А тут всегда так?.. И шпиль этот?.. Или только в «Час Феникса»?
Я оглянулся и чуть не полетел вниз. Какой же я дурак! Целый день лазил по старым пням и даже не подумал, что на «Святом острове» вообще не рубят деревьев! Тем более таких старых и в таком количестве? Даже дома Эльсинеля, где я жил, целая стена – это огромное, старое дерево продолжающее расти и цвести! Все мираж, ловушка, о которой говорил отец. Я остановился и заорал остальным, что никакой «Мистерии» не произошло и как раз сейчас, может быть, наш мир летит в бездну!
Мы ушли уже довольно-таки далеко, Джулия и Герман не слышали моего вопля, меж тем иллюзия начала таять. Я увидел сестру, появившуюся в дверном проеме. За нею следовал Адский принц.
«Они еще не знают, что мы обманулись, что на самом деле ничего не произошло и все только…». Мир обмана не доносил обличений.
Карл призывно замахал руками, умоляя супругу как можно скорее спуститься к нам, и сам полез ей навстречу. Джулия запрокинула голову, как птица перед полетом, мне показалось, что она сейчас прыгнет и полетит, все ее тело дышало в этот момент радостью и свободой, как тогда в горах…
– Нет, Джулия! Нет? – закричал я, это обман, это…
Сестра покачнулась, словно вдруг сила и уверенность оставили ее. Было довольно далеко, но мне показалось, что на лице ее написано неподдельное удивление, она повернулась к брату, и солнце блеснуло на рукоятке кинжала, торчащего из ее спины.
– Это иллюзия! – завопил Карл. – Не верь!
И тут же в воздухе проступили очертания двух огромных чаш весов. Они крутились и вибрировали с нарастающей скоростью.
Герман толкнул Джулию, и та полетела, перекувыркиваясь в воздухе, прямо на одну из чаш. В последний момент мы увидели взвившееся над нею пламя. Чаша «добра» со своей ношей стремительно полетела вниз, меж тем вторая посудина столь же быстро поднималась вверх.
Вот она, как черная гора, пронеслась мимо, готовая снести все на своем пути. Поднимающийся откуда-то снизу белый огонь доставал уже до наших ног, не раня и не обжигая их. И тут мы услышали крик. Чаша «Зла», поравнявшись с Германом, зацепила его плащ и теперь возносила своего Адского принца, может быть, в его последний полет.
58. Мистерия Феникса
Карл очнулся совсем один на зеленом лугу с множеством чудесных полевых цветов и первым делом вспомнил о Джулии и о том, что ее уже нет. Рядом с ним на белом полотенце стояли кувшинчики с медом и молоком, яблоки и свежий еще теплый хлеб лежали тут же.
– Рад приветствовать на «Святом острове» благородного и знаменитого Карла Трорнта, одного из посвященных спасителей мира. – За его спиной стоял белобородый старик в широких золотых одеждах. – Я должен сообщить тебе, что каждый, кому удается пересечь барьер нашего мира, минуя все ловушки, имеет право на одно желание, мы готовы щедро одарить тебя. Подумай. – Старичок приложил палец к губам. – Я не предлагаю решать сразу, подумай. Я знаю, что в Элатасе у тебя осталась дочь – будущая правительница, а регентом назначен Эльлинсинг, – это ошибка, которую необходимо исправить. Ты должен сам воспитывать своего ребенка.
Карл приподнялся на локтях.
«А ведь он прав! Джулия не подумала, называя князя регентом и наместником, почему это я должен отдавать чужому человеку дитя нашей любви?!»
– Да. – Старец читал его мысли. – Трорнты настолько славный и древний род, что вполне могли бы быть и сами королями! Добавь к этому посвящение и участие в спасении мира… Да тебе, рыцарь, нет равных! Говори желание, и я его в точности исполню.
Рыцарь набрал в легкие побольше воздуха. «Надо сказать, что Джулия ошиблась», – настраивал он себя.
– Джулия… – сказал вслух Карл и вдруг заплакал.
– Ну что ты, что ты, сынок. – Эльсинель погладил его по руке. – Твоя любимая умерла…
– Я не хочу, не хочу, чтобы она умирала! – Слезы мешали ему говорить. – Я хочу, чтобы она жила! Вот мое единственное желание! Понятно вам?!
Ангелика шла по лесу, привычно перепрыгивая через ручейки, стояла весна, и аромат белых цветов кружил голову. Она опустилась на колени, желая не сорвать, а всего лишь понюхать нежные соцветия, как вдруг прямо из-под земли перед ней вырос старичок с белой бородой.
– Здравствуй, прекрасная и благородная принцесса Ангелика, дочь короля Стора, подлинная и единственная наследница Элатаса.
– Рад приветствовать на «Святом острове» благородного и знаменитого Карла Трорнта, одного из посвященных спасителей мира. – За его спиной стоял белобородый старик в широких золотых одеждах. – Я должен сообщить тебе, что каждый, кому удается пересечь барьер нашего мира, минуя все ловушки, имеет право на одно желание, мы готовы щедро одарить тебя. Подумай. – Старичок приложил палец к губам. – Я не предлагаю решать сразу, подумай. Я знаю, что в Элатасе у тебя осталась дочь – будущая правительница, а регентом назначен Эльлинсинг, – это ошибка, которую необходимо исправить. Ты должен сам воспитывать своего ребенка.
Карл приподнялся на локтях.
«А ведь он прав! Джулия не подумала, называя князя регентом и наместником, почему это я должен отдавать чужому человеку дитя нашей любви?!»
– Да. – Старец читал его мысли. – Трорнты настолько славный и древний род, что вполне могли бы быть и сами королями! Добавь к этому посвящение и участие в спасении мира… Да тебе, рыцарь, нет равных! Говори желание, и я его в точности исполню.
Рыцарь набрал в легкие побольше воздуха. «Надо сказать, что Джулия ошиблась», – настраивал он себя.
– Джулия… – сказал вслух Карл и вдруг заплакал.
– Ну что ты, что ты, сынок. – Эльсинель погладил его по руке. – Твоя любимая умерла…
– Я не хочу, не хочу, чтобы она умирала! – Слезы мешали ему говорить. – Я хочу, чтобы она жила! Вот мое единственное желание! Понятно вам?!
Ангелика шла по лесу, привычно перепрыгивая через ручейки, стояла весна, и аромат белых цветов кружил голову. Она опустилась на колени, желая не сорвать, а всего лишь понюхать нежные соцветия, как вдруг прямо из-под земли перед ней вырос старичок с белой бородой.
– Здравствуй, прекрасная и благородная принцесса Ангелика, дочь короля Стора, подлинная и единственная наследница Элатаса.