Ассиди Орлова. Судья Шерман

И это было понятно, поскольку на этом ярусе находился капитан, штурман и все
думающие службы. Им чистый воздух был просто необходим.
      Завернув за угол, Смайли едва не столкнулся с самим капитаном
Вольтером.
      Вольтер, против обыкновения, выглядел немного растерянным.
      -- У нас ЧП, сэр. Самоубийство... -- произнес он и выпучил глаза,
ожидая реакции Смайли.
      Капитану казалось, что уж этому, подолгу службы проницательному,
человеку не следовало ничего объяснять. Даже наоборот, это он должен был
внести какую-то ясность.
      -- Кто покончил с собой? -- не подавая виду, что сам ничего не
понимает, спросил Смайли.
      -- Старший штурман Берни Израильчук.
      -- Что еще? -- снова спросил Смайли, видя, что Вольтер держит в себе
еще какую-то страшную тайну.
      Капитан Вольтер огляделся, проверяя, нет ли кого в коридоре, и шепотом
произнес:
      -- Он оставил записку, сэр. Вот эту... -- И трясущиеся руки Вольтера
подали Смайли сложенный вчетверо лист бумаги.
      Тот осторожно его развернул, словно боялся, что оттуда выскочит блоха,
и пробежался глазами по корявым строчкам. О содержании записки Смайли уже
догадывался и, читая, лишь пытался определить стилистику письма. В том, что
почерк был подделан, он не сомневался.
      -- Что ж, отлично, -- сказал он и спрятал письмо в карман. -- Идемте
осматривать место трагедии.
      -- Но сама записка, сэр! -- произнес Вольтер трагическим шепотом. --
Разве она, -- тут он снова огляделся, -- разве она не наводит на мысли?
      -- Давайте договоримся так, капитан. Ваше дело следить за тем, чтобы на
судне был порядок, а с этим происшествием я разберусь сам... Ну,
естественно, с некоторой вашей помощью. Договорились?..
      -- Конечно, сэр. Вы руководите всей операции, и любой ваш приказ...
      -- Вот и отлично, -- перебил его Смайли. -- Ведите меня на место
Насколько я понял, это произошло в его каюте?

89

      Каюта старшего штурмана Израильчка выглядела так, как выглядело
множество жилищ флотских офицеров.
      Обычная штатная кровать, два стула, стол с кожаной обтяжкой, на
обратной стороне шкафа несколько фотографий голых красоток, профессионально
Доработанных карандашом.
      -- Он любил рисовать, этот ваш Израильчук? спросил Смайли и посмотрел
на залитое кровью лицо старшего штурмана.
      Его тело лежало как раз посередине каюты, из чего следовало, что он
стрелялся стоя. Насколько Смайли разбирался в таких делах, стреляться люди
предпочитали сидя. Некоторые лежа. Это, конечно, забавно, но по признаниям
самубийц-неудачников они опасались сильно удариться во время падения. А лежа
стреляться комфортнее -- это понятно.
      -- Кто, кроме вас, капитан, и вашего помощника лейтенанта Халкиди,
знает об этом происшествии? -- спросил Смайли, посмотрев на стоявшего тут же
высокого лейтенанта.
      -- Кроме Халкиди, я не говорил никому, -- сказал Вольтер.
      -- А я рассказал вахтенному Борцу, -- признался лейтенант и залился
румянцем.
      -- И про записку тоже упомянули? -- тихо спросил
      Смайли.
      -- Но... Но я не знал, сэр... -- Казалось, лейтенант вот-вот
расплачется. -- Я не знал, что это секретно.
      -- А это вовсе и не секретно, -- заверил его Смайли, чем вызвал
удивление и Халкиди, и капитана
      Вольтера.
      -- Да, никакого секрета из этого делать не стоит. Ну был предатель,
который выдал нас врагу и, написав покаянную записку, застрелился. Это очень
скверно... Очень... Тем не менее, это не секрет.
      -- Что же нам теперь делать, в этих обстоятельствах?
      -- Во-первых, я должен поговорить с врачом. Как его?
      -- Штольц, сэр! Франкфурт Штольц! -- нарушая субординацию, выкрикнул
лейтенант. Он был прощен, и радость распирала его так, что хотелось
совершить какой-нибудь служебный подвиг.
      -- Позовите сюда Штольца, мне нужно с ним поговорить. А снаружи -- в
коридоре -- выставьте охрану из двух человек. Все, больше я вас не
задерживаю, господа.
      Когда офицеры вышли, Смайли остался один на один с трупом старшего
штурмана. Впрочем, трупов Смайли не боялся, поскольку слишком часто имел с
ними дело. Сейчас на Туссено, на южном побережье, его работу выполнял
заместитель, и Смайли беспокоился, все ли там ладно. Бить людей без толку не
следовало. В промежутках между сеансами должен быть кто-то, кто сумеет
рассмотреть в замутненных взорах истязаемых искру правды или раскаяния.
Смайли это удавалось, а вот его заместителю не всегда.
      -- Эх, Берни, Берни, -- пробормотал Смайли, садясь возле трупа на
корточки, -- Поможешь ли ты нам найти твоего убийцу? А?
      Труп ничего не ответил, уставив в пол стылые глаза.
      В дверь постучали.
      -- Входите! -- приказал Смайли.
      -- Разрешите, сэр?
      В каюту вошел доктор Штольц, в этом можно было не сомневаться. Несмотря
на флотский мундир, от этого человека несло всякой дрянью, которой обычно
пахнет в медицинских кабинетах. Брюки Штольца выглядели помятыми, а китель
сидел мешковато. И все в нем говорило о его приверженности научному атеизму,
даже волосы, обильно росшие на оттопыренных ушах.
      -- Привет, док. -- Смайли поднялся с корточек и, улыбнувшись, протянул
Штольцу руку.
      Доктор ответил на рукопожатие, подав такую большую ладонь, какие
встречаются только у кузнецов и проктологов.
      -- Я хочу, чтобы вы мне помогли.
      -- Да, сэр. Меня предупредили, чтобы я беспрекословно...
      -- Тогда к делу, -- не дав Штольцу договорить, произнес Смайли и,
кивнув на труп, спросил: -- Знакомый вам человек?
      -- Хм, еще бы. -- Штольц вздохнул. -- Остался мне должен четыреста
тридцать семь кредитов и шесть сантимов...
      -- М-да, это, конечно, проблема, -- прокомментировал Смайли, заложив
руки за спину и покачиваясь на каблуках. -- Осмотрите его, мне нужно ваше
авторитетное заключение.
      -- Да, конечно.
      Шгольц сделал несколько беспорядочных шагов, будто не знал, с какой
стороны подойти к телу. Наконец он выбрал оптимальный маршрут и,
наклонившись над трупом, начал осмотр.
      В руке доктора появилась какая-то тестирующая железка, и он со знанием
дела тыкал ею в остывающее тело.
      Наконец Штольц разогнулся и торжественно произнес, словно читая текст
клятвы:
      -- Этот человек мертв уже по крайней мере полтора часа.
      -- Приятно это слышать, док. А что, нет никакой надежды, что он
очнется?
      -- Это едва ли возможно, сэр. Говорю вам, как профессионал.
      -- А непрофессионал может предположить что-то подобное? -- совершенно
серьезно спросил Смайли доктора.
      -- Непрофессионал может предположить все, что угодно, сэр.
      -- Хорошо, мистер Штольц, в таком случае нам с вами придется ему в этом
помочь.

90

      Самым большим из занятых людьми Смайли помещений была каюта, в которой
жили Пэлтиер и Гектор. Помимо их кроватей и тумбочек в каюте находился
довольно большой стол, за которым обычно и устраивались совещания.
      Вот и сейчас Смайли сидел во главе стола, а рядом с ним, в качестве
приглашенного специалиста, восседал доктор Штольц. Он монотонно излагал свои
соображения по поводу времени и способа смерти, которую избрал для себя
Берни Израильчук.
      Джеф, Рони, Пэлтиер и Гектор делали вид, что им это интересно, хотя на
самом деле ожидали, когда шеф начнет общий разбор сложившейся ситуации.
      Смайли уже имел разговор по кодированной линии с неким "полковником
Сигурдом", который выразил недовольство по поводу фактического провала всей
операции. И теперь, когда практически из ниоткуда появился этот Израильчук,
требовалось найти хотя бы одну нить, которая тянулась от него к ЕСО. В
противном случае выполнение всех последующих операций тоже могло оказаться
под вопросом. Именно поэтому все сотрудники Смайли и ждали подробного
обсуждения.
      Наконец, когда доктор Штольц уже иссякал, описывая характер ранения
головы самоубийцы, в каюту без стука вломился матрос и заорал не своим
голосом:
      -- Доктор! Штурман очнулся!
      -- Что?! -- не поверил доктор.
      -- Штурман очнулся! Чего-то хрипит, говорить хочет! -- продолжал
надрываться матрос.
      -- Нужно немедленно бежать, доктор! -- воскликнул Смайли и, перевернув
стул, рванулся к выходу. Уже в дверях он остановился и крикнул через плечо:
-- Всем оставаться здесь! Ждите меня! -- И побежал за матросом, увлекая за
собой обалдевшего доктора.
      -- Что такое?! -- кричал на бегу Штольц. -- Этого не может быть!
      -- Не отставайте, доктор! -- подгонял его Смайли, который давно не
бегал так быстро, тем более по судовым переходам.
      Преодолев пару крутых лестниц, он здорово запарился, однако роль
требовалось держать, и он крепился, обливаясь потом в душной атмосфере
недофильтрованного воздуха.
      Оказавшись на нужном ярусе, Смайли велел доктору бежать дальше, а сам
втиснулся в пожарную нишу.
      Вскоре топот затих далеко в конце галереи, и стало относительно тихо.
Лишь только рядом гудел пучок магистралей, качая энергию, воздух и прочие
необходимые на корабле вещи. И еще сердце -- оно билось так громко, что
мешало сосредоточиться на звуках, доносившихся из коридора.
      "Давненько я так не бегал, давненько", -- сдерживая рвущееся дыхание,
размышлял Смайли. Он думал о всяких пустяках только затем, чтобы немного
себя успокоить. Да, конечно, способ дурацкий, но, если хочешь получить
результат быстро и по горячим следам, дурацкая методика самая лучшая.
      Наконец в коридоре послышались торопливые шаги. Смайли втянул живот и
сильнее вжался в стенку ниши. Он опасался, что его заметят, однако не
заметили.
      Человек скорым шагом проскочил мимо -- так быстро, что Смайли не успел
ничего рассмотреть. Боясь опоздать, он выскочил в коридор и крикнул,
моментально опознав знакомую фигуру:
      -- Рони!
      Человек вздрогнул, будто его ударили плетью, и по инерции сделал еще
несколько шагов. Затем медленно повернулся с застывшей на лице ледяной
ухмылкой:
      -- А... что вы здесь делаете, сэр?
      -- Шнурок развязался, Рони, вот я и отстал. А ты здесь чего делаешь? Я
же сказал -- ждать меня на месте...
      -- В туалет приспичило, -- говорил Рони уже по инерции.
      Он понимал, что попался, и никак не мог сообразить, что же теперь
делать. Оставался самый простой, хотя и не лучший способ. Рука Рони
скользнула в карман, но Смайли оказался быстрее.
      Возможно, бегал он не так уж хорошо, но стрелял
      достаточно быстро.
      Раздался выстрел, и Рони, схватившись за живот, повалился на пол. Он
громко хрипел и пучил глаза, однако Смайли смотрел на этот спектакль
совершенно равнодушно.
      -- Не нужно излишне драматизировать, Рони. Рана не смертельная, уж я --
то это знаю.
      В этот момент в коридоре появился доктор Штольц.
      -- Что за шутки, мистер Смайли?! -- закричал он еще издали. -- Этот
штурман мертвее мертвого. Какой вам прок в этом вранье?
      Наконец доктор заметил, что на полу лежит окровавленный человек, а сам
Смайли держит в руке маленький пистолет.
      -- Вот для вас возможность, док, заняться своим делом. Эта сволочь
должна выжить во что бы то ни стало. Его время еще не пришло...
      -- Но... -- казалось, Штольц потерял дар речи. -- Но ведь это один из
ваших людей, сэр!
      -- Ваши -- наши. Кто их разберет. Эй, Жорнель, -- кажется, так тебя
зовут?
      -- Да, сэр, -- ответил матрос, который играл роль очевидца пробуждения
трупа.
      -- Ты отлично сыграл, а теперь позови сюда капитана и еще кого-нибудь,
чтобы перенести раненого в санчасть.
      -- Да, сэр. Конечно!

91

      Потеряв после столкновения еще троих человек, группа лейтенанта Лефлера
быстро уходила на север.
      Бойцы прорывались сквозь густые заросли, рубили ножами толстые лианы, а
их остановки на отдых были короткими и очень тревожными.
      И это было объяснимо. Джунгли оказались настолько густыми и
труднопроходимыми, что подобраться для внезапного нападения можно было с
любой стороны.
      Отчасти спасали лесные обитатели, которые реагировали на любой
незнакомый шум и выдавали каждого, чья поступь была слишком тяжелой.
      Идти впереди приходилось по очереди и меняться через каждые полчаса.
Первый рубил лианы и ветки, а это отнимало много сил. К тому же еще жара.
Под тенью густых крон, где двигались десантники, было довольно прохладно,
если бы они могли оставаться на месте. Однако постоянное движение в
комплекте облегченной брони, с оружием, пайками и водой разогревало тело, и
невыносимая духота отнимала последние силы.
      Прошли очередные полчаса, и шедший впереди Эль-Риас уступил место
майору Шелдону.
      Шелдон был легко ранен в левую руку, но очередь пропускать отказывался
и умело работал своим тесаком, освобождая путь для отряда.
      Майор остался единственным из тех четверых, кто должен был прикрывать
Рино. Заряды игольчатой шрапнели достались именно им, а в наплечнике майора
еще торчали три иглы, которые крепко держались в нем зазубренными жалами.
Еще несколько удалось выдернуть из шлема, после чего там остались небольшие
отверстия.
      Время от времени Рино посматривал на бланш-карту крошечный экран
которой был пристегнут к его запястью. Судя по всему, его команда двигалась
в верном направлении, и к исходу этого дня, а может быть, к обеду следующего
они должны были выйти к реке.
      Где же еще искать людей, как не у реки?
      Через два часа пути отряд подошел к довольно высокому холму, который
поднимался прямо посреди джунглей. Оставив всех людей внизу, Рино поднялся
до половины склона, а затем спустился вниз.
      -- Предлагаю всем забраться туда и устроить долгий привал, -- сказал
он. -- Там, выше, идут хвойные деревья и вообще сухо -- можно проветрить
бельевые подкладки, иначе скоро мы натрем все тело до крови.
      -- А если на хвосте кто-то есть? -- спросил Годар, отгоняя от открытого
забрала фиолетовую муху.
      -- Оттуда все очень хорошо видно, и, если кто-то будет за нами идти, мы
увидим его издали -- птицы помогут.
      Объяснения Рино показались разумными, и все с ним согласились. Отряд
начал подъем, и вскоре им удалось добраться до самой вершины.
      Пушистых кустарников и вязкого мха здесь не было, и приходилось ходить
по короткой, словно подстриженной травке. Как и предполагал Рино, наблюдать
с вершины было удобно, поскольку макушки самых высоких деревьев были ниже
вершины.
      Лефлер поднял бинокль и посмотрел туда, откуда они начали свой поход.
Сквозь колышущуюся синеватую дымку проступали только силуэты скальных
столбов. Гор он не увидел, до них было слишком далеко.
      Затем Рино перешел на другую сторону холма и стал исследовать путь,
который им еще предстояло пройти. Рядом с ним встал Годар, который тоже
смотрел в свой бинокль.
      -- Видишь, где обрывается лес? -- спросил Рино, не отрываясь от
наблюдения.
      -- Как будто вижу, сэр.
      -- Там должна быть река.
      -- Я надеюсь на это, сэр.
      Рино вздохнул и, сняв шлем, взлохматил промокшие от пота волосы.
      -- Уф, хоть подышать здесь воздухом! Ты чего не идешь сушиться?
      -- Сейчас пойду.
      -- Другие вон уже кирасы сбросили -- отдыхают.
      -- А мне лежать необязательно, сэр, -- сказал Годар. -- Я могу отдыхать
стоя -- как лошадь.
      -- А лошади что, совсем не спят? -- удивился Рино.
      -- Спят, но ложиться им необязательно.
      -- Откуда ты знаешь про лошадей?
      -- Да как-то так получилось, что всегда ими интересовался. Еще с
детства.
      -- Ну ладно, пойдем посидим, а то ведь я не лошадь.

92

      Привалившись спинами к стволам деревьев, бойцы отдыхали. Миетта даже
ухитрился уснуть, а неразлучные Ростоцкий и Эль-Риас бодрствовали, время от
времени посматривая в бинокль в ту сторону, откуда они бежали.
      Все, кроме подошедших Рино и Годара, были уже в хлопковых подкладках
цвета хаки, которые выглядели как доспехи, только были выполнены из
легковпитывающей ткани.
      Под теплым солнцем темные, пропотевшие пятна исчезали прямо на глазах,
и исподнее обмундирование становилось светлее.
      Рино тоже начал раздеваться и испытал несравненное удовольствие, когда
легкий ветерок стал подсушивать его белье. Присев к ближайшему дереву, он
прикрыл глаза, и утомленное постоянным напряжением внимание тотчас отдало
пальму первенства сонному воображению.
      Поплавав в туманных мирах среди бессвязных образов и дав своему мозгу
немного отдохнуть, Рино вновь вернулся к реальности. Он открыл глаза и
посмотрел в сторону Ростоцкого и Эль-Риаса.
      -- Все спокойно там? -- спросил он.
      -- Все тихо, сэр, -- отозвался Ростоцкий, но на всякий случай снова
поднял бинокль.
      -- Никакого шевеления нет -- птицы спокойны, -- доложил он через
полминуты.
      "Это хорошо", -- подумал Рино и перевел взгляд на свои брошенные на
траву доспехи. Расстегнутая кираса, накладки, наплечники, шлем и ботинки --
все это выглядело как выеденный панцирь какой-нибудь креветки или краба.
      Лефлеру приходилось видеть такое на море. Это от человека оставался
страшный скелет, а от краба несколько смешных коробочек -- и все.
      "А от нас остается и то и другое -- страшный скелет и смешные
коробочки".
      Рино вздохнул и пошевелил пальцами -- ноги были практически сухими.
Здорово, что попался этот холм, поскольку просушиться там, внизу, было бы
нереально.
      У соседнего дерева сидел майор Шелдон. Вооружившись ножом, он пытался
выдрать из наплечника три оставшиеся стрелы.
      -- Зачем вы это делаете, майор? -- спросил Лефлер.
      Шелдон на минуту оставил свое занятие и посмотрел на Рино.
      -- Хочу убрать эту дрянь, сэр.
      -- Они вам что -- мешают?
      -- Очень. У меня такое ощущение, будто они меня пометили. Как скотину
какую-то, понимаете?
      -- Теперь понимаю, -- кивнул Лефлер.
      -- Э-эх, -- подал голос Миетта. Он проснулся после короткого сна и
сладко потянулся. -- Петер, ты ни за что не поверишь, что мне сейчас
снилось, -- сказал он, обращаясь к Годару.
      -- Рассказы про баб не принимаются, -- ответил тот.
      -- Так в том-то и дело, что никаких баб. Только родной полицейский
участок и скрипучий стол, который я делил с Бобо Мартинесом.
      -- Бобо был хорошим человеком? -- спросил майор.
      -- В общем неплохим, только он донес на меня в ЕСО.
      -- То есть хороший, но по-своему, -- заметил Годар.
      -- Да, -- согласился Миетта, -- что-то в этом роде. Рино посмотрел на
часы. Полчаса из времени, отпущенного на отдых, уже прошло.
      -- Эй, а я что-то слышу, -- насторожился Миетта.
      -- Птицы?! -- вскочил на ноги Рино.
      -- Нет, -- ответил Ростоцкий, -- это с востока. Похоже на вертолет!
      -- Быстрее одеваться! -- скомандовал Лефлер и стал лихорадочно
нацеплять на себя доспехи. Эта операция шлифовалась на учебной базе до
рвоты, зато теперь упаковать себя в броню можно было за одну минуту.
      Щелкнув последним замком на кирасе, Рино нахлобучил шлем и ободрал при
этом нос. Затем подхватил автомат побежал к росшим неподалеку редким
кустикам, куда уже бежали и все остальные.
      А рокот вертолета все приближался, и вскоре стало слышно, как на
высокой ноте звенит его несущий винт.
      -- Это разведка, -- сказал Годар, который занял самую удобную позицию и
рассматривал приближавшуюся машину в бинокль. -- Телекамеры, антенны и все
такое. Однако два пулемета тоже есть.
      -- И кассета реактивных снарядов под брюхом, -- добавил майор Шелдон.
      -- Неужели они рассмотрели нас, когда мы здесь грелись? -- удивился
Миетта.
      -- Едва ли, -- возразил Рино, -- скорее всего просто вычислили.
      Между тем вертолет сбавил скорость и стал облетать холм. Почему-то Рино
показалось, что внимание поисковой машины приковано к основанию холма.
      Сделав круг, вертолет снизился до макушек деревьев и безошибочно пошел
над тропой, по которой двигались десантники.
      -- Валить его нужно, -- произнес Эль-Риас, глядя в бинокль на
удалявшийся вертолет.
      -- Как же его валить, если он уже далеко, -- возразил Миетта.
      -- Он вернется, -- убежденно сказал Эль-Риас.
      -- Я тоже думаю, что вернется, -- согласился Лефлер. -- Но когда он
пойдет обратно, вдоль нашей тропы, то упрется в холм и ему станет ясно, что
мы где-то здесь.
      -- А он, может, уже догадался и передал своим, -- предположил Миетта.
      -- Может, и передал, -- вмешался майор Шелдон, из наплечника которого
все еще торчали три стрелы. -- А может, и нет.
      -- Все, идет обратно! -- сообщил Эль-Риас. -- Ну что, командир?
      -- Приготовьтесь, но стрелять только по команде и в основание винта!
      Все сразу засуетились, одобрительно сопя и выбирая наилучшие позиции.
      Щелкнули передернутые затворы и воцарилась напряженная тишина. Бойцы
припали к прицелам и с едва сдерживаемым волнением смотрели на все
увеличивающуюся точку вертолета, который, как зверь, выходил на засаду
охотников.
      Сейчас он двигался прямо на центр холма. И его вращающиеся лопасти
образовывали полупрозрачный диск, похожий на тарелку из дымчатою стекла.
      В какой-то момент у Лефлера появилась мысль, что пилоты знают о
местонахождении группы и вот-вот последует залп реактивными снарядами. А
потом по уцелевшим будут бить из пулеметов. Однако он понимал, что это
волнение. Кусты, в которых они прятались, были на холме не единственными.
      Между тем вертолет был уже совсем близко, однако еще не на той
дистанции, с которой ему бы повредили автоматные пули. Рино ждал момента,
когда машина ляжет на бок, чтобы выполнить поворот, и вот тогда...
      А "разведчик", как на заказ, стал сбрасывать скорость и в конце концов
подошел так близко, что Лефлеру показалось, будто он видит каждую заклепку
на корпусе и чувствует запах перегретых выхлопов.
      Вот машина качнулась и стала ложиться на бок, чтобы облететь холм.
      -- Огонь! -- не своим голосом заорал Рино, и шесть стволов одновременно
зашлись дробным грохотом, спеша растратить весь запас смертоносного груза.
      Пули били в обшивку и отскакивали, оставляя вмятины, а если везло,
дырявили корпус и впивались в двигатель, нанося машине тяжелые увечья.
      Поняв, в какой попали переплет, пилоты дали полный газ, однако было уже
поздно. Из выхлопных труб стали вырываться языки пламени и жирный,
раскрашенный черной копотью дым.
      Машина начала падать. Вскоре она коснулась брюхом верхушек деревьев, и
лопасти, словно ножи, стали с треском сечь зеленые ветки. Наткнувшись на
прочные стволы, винты разлетелись вдребезги, а корпус вертолета, пробивая
ярус за ярусом, достиг наконец основания джунглей. Рев его подбитого
двигателя умолк, и было слышно, как изливающиеся с листьев капли влаги
барабанили по искореженной машине.
      -- Надо к нему спуститься, -- сказал Лефлер, -- может, найдем для себя
что-то полезное.

93

      Пробираться к вертолету пришлось через сплошной заслон из тонких лиан
ядовито-зеленого цвета. Ножи легко рассекали их ломкие стебли, роняя на
землю яркие соцветия.
      Отчасти Лефлеру было даже жаль, что приходилось рубить такую красоту.
Осыпавшиеся цветы имели чудесный аромат, немного дурманивший и напоминавший
запах меда.
      -- Вон он, я его вижу, -- сказал Миетта и нетерпеливо заработал ножом.
      Теперь лианы переплетались с кустами, которые были очень прочны, и
требовалось ударить ножом несколько раз, чтобы перерубить прутик в сантиметр
толщиной.
      Миетта до того разгорячился, что скинул перчатки, и тут же вскрикнул,
напоровшись на колючку.
      -- Что с тобой? -- спросил его Годар.
      -- Укололся.
      -- Надень перчатки и не снимай. Здесь полно змей.
      Словно в подтверждение его слов, с ближайшей ветки свесилась небольшая
и очень тонкая змея. Она была такого же ярко-зеленого цвета, что и
окружавшая ее листва, поэтому была почти незаметна.
      -- Вот, смотри. -- Годар протянул палец, и змея тотчас атаковала,
ударив острыми зубками в перчатку.
      Наконец десантники пробились через густые заросли к своему охотничьему
трофею. Он лежал на боку и уже не дымился, залитый водой с потревоженных им
ветвей. Следящие антенны были полностью раздавлены, а стволы пулеметов
оказались согнутыми в дугу. Оборванные лианы и листва покрывали его
закопченную поверхность, и машина больше не казалась опасной.
      Тем не менее, соблюдая осторожность и с автоматами наперевес, Рино с